Текст книги "Наследница Кодекса Люцифера"

16

– Квартирмейстер Кёнигсмарка продумал почти все, – прошептал Самуэль на ухо Александре. – Он приказал охранять даже крошечную дверцу в городской стене, которая ведет к прудам для разведения рыбы.

Взгляд Александры метался от одного человека к другому: Агнесс, писарь, крестьянин, Самуэль и человек с круглым лицом, которого, как она успела узнать, звали Альфред Альфредссон. Он отвесил им с Агнесс изысканный поклон, когда они встретились в развалившемся доме напротив казармы Самуэля. Агнесс подняла бровь, однако ничего не сказала. Она также не спросила, как Александра нашла Самуэля и почему он решил помочь им ускользнуть из города. Александра смутно подозревала, что Агнесс своим шестым чувством сразу догадалась, какие отношения связывают Александру и Самуэля.

– Я не вижу стражей, – заметила Александра и вгляделась в темноту.

Маленькая дверца частично пряталась под толстыми усиками плюща и винограда, которые висели с внутренней стороны стены. Более заброшенного места и не придумаешь.

Самуэль немного помедлил.

– Идем, – приказал он.

Он мчался по переулку, прижимаясь к черным от копоти стенам домов, пока не добрался до лишь слегка поврежденной хижины, которая находилась всего в нескольких десятках шагов от охраняемой дверцы. Прижав палец к губам, он провел их вокруг хижины, и Александра, к своему удивлению, увидела, что из окна в задней стене льется свет. Окно представляло собой прямоугольную дыру, занавешенную изнутри куском материи. Самуэль осторожно отодвинул тряпку. Затем кивком головы подозвал Александру.

Ей открылся вид на помещение, служившее кухней, гостиной и спальней одновременно. Кухонный уголок был просто выемкой в стене, где слабо тлели несколько поленьев; над очагом висел маленький котелок. В помещении было не продохнуть из-за дыма и вони тел людей, которые плохо питаются и никогда не моются. Александра прикрыла глаза, так как их начало резать. Казалось, что комната с такой атмосферой совершенно не пригодна для жизни, однако там шевелились две фигуры. Одна из них оказалась мужчиной в обычной разношерстной солдатской одежде, он сидел на соломенном тюфяке и шумно хлебал что-то из миски. Другая была женщиной, которая помешивала варево в котле. Пока Александра смотрела, солдат встал, прогромыхал тяжелыми сапогами к женщине и протянул ей миску. Она наполнила ее тем, что зачерпнула из котла. Солдат засмеялся, притянул ее свободной рукой к себе и поцеловал в губы. Женщина обняла его. Его свободная рука принялась мять ее юбку, пока не задрала ее над задом, после чего исчезла под юбкой и начала ворочаться там. Женщина хихикнула и игриво оттолкнула его. Он снова засмеялся, схватил ее руку и поднес к своей промежности. Широко улыбнувшись, она сжала там, а он закрыл глаза и что-то довольно проворчал, вновь поцеловал ее, долго и страстно, и опять сел, занявшись содержимым миски. Женщина отвернулась, и Александра на секунду увидела ее лицо.

Оно было искажено ненавистью и отвращением.

– Внимание, – сказал Самуэль.

Он издал звук, похожий на мяуканье полумертвой от голода кошки.

– Эта дрянь опять здесь? – услышала Александра голос мужчины в комнате.

– Я прогоню ее, – ответила женщина.

Мгновение спустя тряпка отодвинулась, и в окно полетел камень. Самуэль снова мяукнул, как мяукает кошка, возмущаясь неподобающим поведением жалкой человеческой расы. Голова женщины появилась в окне. Сердце Александры замерло, когда женщина посмотрела прямо на них с Самуэлем.

– Попала? – спросил ее солдат.

– Не знаю. Но думаю, она удрала. – На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Самуэль кивнул ей. Она кивнула в ответ и исчезла в окне. – Я ее не вижу.

– Только попробуй подать ее на стол, когда она отдаст концы.

– А как ты думаешь, что ты сейчас ешь? – спросила женщина.

– Что?! – вскричал солдат.

Женщина рассмеялась. После короткой паузы мужчина присоединился к ней.

– Ты мне за это заплатишь! – заявил он.

– Могу прямо сейчас, – ответила женщина неожиданно охрипшим голосом.

Александра слышала, как по полу прогремели сапоги, затем раздались приглушенные звуки, похожие на те, которые производят два человека, когда они обнимаются и одновременно пытаются раздеть друг друга. Вскоре после этого звуки стали тише, а мужчина начал стонать.

Самуэль присел на корточки и прислонился спиной к стене. Александра чувствовала замешательство и смущение, но ей удалось ответить на его взгляд. Внутри хижины мужчина невнятно произнес: «Вставай, ты!», и тишину нарушил стон женщины, а затем – ритмичные звуки совокупления. Женщина снова застонала. Грохот сапог дал им понять, что оба занимались этим стоя. Да и куда там можно было лечь, кроме как на соломенный тюфяк? Александра отвела глаза.

– Он, – прошептал Самуэль, – бедный негодяй, которого сменяют каждые несколько дней и о котором интендант регулярно забывает, когда речь заходит о пайке. Он завшивлен, голоден, наполовину замерз и лишь от отчаяния и одиночества похотлив, как целая семинария.

– Он принуждает ее, заставляет делать…

– Она, – продолжал Самуэль, – бывшая проститутка из бани, которая нашла приют в этой покинутой хижине. В ней, наверное, побывала половина достойных уважения граждан Вунзиделя, когда он еще был процветающим городом, но сейчас ни одна из групп выживших, теснящихся по закоулкам, не желает принять ее к себе.

– Ты хорошо ориентируешься в ситуации.

Толчки в хижине стали громче. Александра услышала шлепки ладони по обнаженным ягодицам и тяжелое, прерывистое дыхание солдата. Тем временем до ее слуха донесся и глухой голос женщины.

– Кончай! Кончай! И это все, что ты мне дашь? Кончай!

– Нас не так надежно охраняют, как кажется. Днем мы даже немного гуляем. – Александра видела, как Самуэль безрадостно улыбается в темноте.

Тряпку на окне отдернули в сторону, и в проеме снова появилось лицо женщины. На щеках у нее алели лихорадочные пятна. Она оперлась руками на оконную раму, и верхняя часть ее туловища ритмично задвигалась взад-вперед в такт толчкам сзади. Ее глаза были большими и блестящими, и она смотрела прямо на Самуэля. Внезапно из окна что-то выпало, и Самуэль молниеносно протянул руку и схватил предмет. Женщина опять исчезла. Возня в комнате продолжилась, не прерываясь ни на секунду. Самуэль разжал пальцы. На ладони лежал старый массивный ключ.

– Пора исчезать, – заявил он.

– Почему она это делает? – спросила Александра, когда они крались назад, к убежищу остальных.

– Что? Совокупляется с врагом?

– Нет, помогает тебе.

– Ни мои люди, ни я сам никогда не причиняли ей зла.

– Но вы пленники.

– Проклятые этой земли помогают друг другу, да? Как долго ты живешь на свете, ангел мой?

Она накрыла рукой его ладонь.

– Ты помогаешь нам.

– Я не просто так это делаю.

– А потому, что считаешь, что ты и твои люди вместе с нами могут получить шанс найти где-нибудь убежище.

Он ухмыльнулся.

– Потому, что надеюсь получить от тебя еще один поцелуй в знак огромной благодарности.

Когда они добрались до убежища, Самуэль показал ключ своему бывшему вахмистру. Альфред взял его и посмотрел на него, как умирающий от жажды, которому кто-то внезапно сунул в руку ключ от винного погреба.

– Du är det bäst, kapten,[33]33
  Вы лучше всех, капитан (швед.)


[Закрыть] – пробормотал он.

– Поторопитесь, – приказал Самуэль. – После всей этой возни он довольно долго проспит, но когда-нибудь он проснется и начнет следить за порядком. До тех пор ключ нужно вернуть. Он бедный негодяй, но уж точно не дурак.

– Ротмистр, – заметила Агнесс, – мне кажется, что вы отличный парень как для шведа.

– Я больше не офицер, – возразил Самуэль.

– Офицер – это не звание, офицер – это справедливое сердце.

На короткое время воцарилась тишина, и Агнесс тихонько улыбалась. Альфред Альфредссон, который, совершенно очевидно, понимал немецкую речь гораздо лучше, чем хотел показать, криво улыбнулся. Самуэль встретился взглядом с Агнесс.

– Вы замужем? – спросил он. – Если нет, я немедленно сделаю вам предложение.

– Ах, мой мальчик, – ответила Агнесс, и ее улыбка стала шире. – Я давно уже влюблена в такого же парня, как ты.

– Ему можно позавидовать.

– Может, пойдем уже? – спросила Александра и, к своему удивлению, поняла, что в ее голосе звучит ревность. – Или нам оставить вас наедине?

Самуэль повернулся к ней.

– Ничто не бывает напрасным, помнишь? – спросил он, а затем привлек ее к себе и поцеловал. Отпустив ее, он склонился перед Агнесс в поклоне. – Простите, мадам.

Агнесс закатила глаза. Альфред Альфредссон побежал по улице и слился с тенями у подножия стены. Несколько мгновений спустя он снова вышел из тени и кивнул им. Они поспешили к уже наполовину открытой дверце. Альфред поднял большой палец вверх и кивнул головой. Агнесс, писарь и крестьянин выскользнули на волю. Александра пошла за ними, но остановилась у стены.

– Чего ты ждешь? – спросил Самуэль.

– Тебя и твоих людей! – Она посмотрела ему в глаза и поняла то, о чем должна была догадаться гораздо раньше. – Вы не пойдете с нами.

Самуэль покачал головой.

– Что ожидает вас здесь – кроме смерти?

– Во Франции, как я слышал, казнь изобличенного убийцы короля продолжается несколько часов. В Швеции она продолжается шестнадцать лет и осуществляется в штрафных батальонах и смертельно опасных заданиях, за выполнение которых никто не говорит и слова благодарности. Но придет день, когда мы выплатим свой долг. Если мы останемся здесь и выполним задание, то однажды сможем восстановить свою честь. Если же мы сбежим, то навечно окажемся объявленными вне закона.

Александра посмотрела на Самуэля так, как будто увидела его впервые.

– Значит, призраки тоже цепляются за надежду, да? – хрипло спросила она.

– Все за нее цепляются, – ответил Самуэль и исчез, а дверца тихо закрылась.

Воздушный поцелуй Альфреда Альфредссона все еще висел в воздухе.

Александра выпрямилась. Она почувствовала на себе взгляд матери, но не ответила на него.

– У нас впереди длинная дорога, – заявила она и пошла по широкому полю, на котором лежали тускло поблескивающие, замерзшие зеркала прудов для разведения рыбы. – Давайте оставим несколько миль между собой и этим городом-кладбищем.

17

Священник Кристиан Хербург возглавлял приход в местечке Фалькенау, что в двух-трех милях к северу от Эгера. Близость к большому городу (Эгер находился меньше чем в дне пешего перехода) усложняла жизнь духовному пастырю городка. Умные и трудолюбивые жители старались как можно скорее исчезнуть за городскими стенами, чтобы обрести свободу, счастье или хотя бы другую работу, а не мучиться на полях с весны и до зимы, а зимой мерзнуть и голодать. Взятие Эгера шведским генералом Врангелем прошлым летом только усугубило ситуацию. Жители города под шведским господством и под впечатлением от тяжеловооруженного гарнизона, оставленного Врангелем, вспомнили, что их сердца, собственно, всегда бились по-протестантски. Того, кто переходил в другую веру, ожидали распростертые объятия; того, кто записывался в солдаты на службе Швеции, – тоже. Кто закатывал рукава и помогал устранять следы тяжелого обстрела, мучился не меньше, чем раньше на пашне, но теперь его, в виде исключения, окружающие считали героем. Священник Хербург никогда бы не догадался, сколько будущих протестантов, солдат и героев обитало в городке. Теперь они все ушли, а здесь остались одни глупцы, примирившиеся с судьбой, и те, кто понимал: присущая им злоба в городе превратит их в изгоев, в деревне же – в уважаемых, внушающих страх личностей.

Топая ногами, пытаясь вернуть хоть какую-то чувствительность в наполовину отмороженные пальцы ног, он бранил себя за глупость. К чему было вмешиваться, узнав об этой истории? Сейчас он мог бы сидеть у камина, вытянув ноги к огню, и читать Библию, вместо того чтобы смотреть, как два старика со спутанными волосами пытаются раскопать замерзшую землю. Не то чтобы он сомневался в правильности своих действий, но «правильное» вовсе не означает «самое удобное», и уж тем более тогда, когда с неба валит снег, будто собираясь покрыть весь мир, а его собственные сапоги пропускают воду, как решето.

В конечном счете он все еще не мог оправиться от удивления, как быстро все происходит: он приехал в Эгер, чтобы проконсультироваться с тамошним магистром ордена розенкрейцеров, но последний послал его обратно домой с обещанием, что кто-то обязательно придет и позаботится об этом деле. На следующий же день прибыл всадник, назвавшийся комтуром ордена, и подробно опросил старого Генриха Мюллера (и очень вовремя: старый Генрих в тот же вечер сомкнул веки на смертном одре). Всадник помчался назад в Эгер, и теперь, едва ли четыре недели спустя, еще до Рождества, появились два пожилых господина в карете, попросили священника Хербурга отвести их к тому месту в лесу, которое назвал умирающий Генрих, и принялись копать.

– Господа, – стуча зубами, произнес Кристиан, – вполне достаточно перенести тела усопших на мое кладбище весной. Бедолаги лежат здесь уже шестнадцать лет, и два месяца, уж конечно, роли не играют.

Один из мужчин встал и, охнув, схватился руками за поясницу. Наконец он положил лопату на землю и подошел к Кристиану. Священнику, невысокому толстячку, пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Мужчина был высоким и худым, с задумчивым лицом.

– Вы уверены, что это здесь? Тут ничего нет!

– Генрих Мюллер говорил, что это именно то место. Я знаю окрестности, как свой пасторский дом.

– Расскажите мне еще раз, как вы получили эту информацию.

– Генрих Мюллер признался на смертном ложе, что…

– Еще раз: кем был Генрих Мюллер?

Кристиан вздохнул.

– Сначала – мельником Фалькенау. Но вы, конечно, знаете – в каждом поколении рождается человек, который слишком велик для своего окружения, или слишком силен, или слишком вспыльчив. Иногда эти люди покидают родину и употребляют свою вспыльчивость на то, чтобы достичь счастья в другом месте; или же остаются там, где родились – постоянно недовольные, постоянно злящиеся, постоянно преисполненные презрения ко всем остальным, однако не наделенные достаточным мужеством или разумом, чтобы уйти. Со временем они становятся взрослее, спокойнее, смиреннее, если хотите, находят женщину, заводят семью и превращаются в совершенно обычных членов общества. Но в молодости они всем были как кость в горле, и хоть они и успокоились, прегрешения тех времен все еще лежат на них тяжким бременем, и…

– …и Генрих Мюллер был таким человеком.

Кристиан кивнул.

– Очень нехорошим человеком. Если бы его отец не был мельником, парни обязательно собрались бы и подкараулили его в темном переулке. Но вы знаете, как обстоят дела с мельником: никогда не знаешь наверняка…

– …не состоит ли он в союзе с дьяволом, – закончил за него худой старик и широко улыбнулся.

– Все это, естественно, чистое суеверие, – махнул рукой Кристиан, который взял за правило креститься, когда мельник переходил ему дорогу.

– И Генрих Мюллер исправился.

– Несколько лет назад – когда унаследовал мельницу своего отца и сочетался браком. Осенью этого года он сломал ногу, пытаясь заменить мельничный жернов; рана воспалилась, и болезнь забрала его.

– Раскаявшийся грешник, который исповедовался в старом преступлении на ложе смерти.

Кристиан отвернулся.

– Не исповедовался, – возразил он. – Иначе я сохранил бы все в тайне. Нет, он попросил меня позаботиться о том, чтобы бедолаги, которых тогда убил он и его собутыльники, были погребены как полагается, и даже дал мне на это деньги.

– После чего вы связались с магистром ордена розенкрейцеров в Эгере, так как Генрих Мюллер рассказал вам, что это вовсе не было обычным убийством.

– И так как он сказал, что несколько иезуитов были свидетелями преступления, и так как убийство связано со смертью на костре Анны Моргин… – Кристиан повесил голову. – Это был явно не день славы нашей местности.

– Убийство, связанное с процессом над ведьмами; иезуиты, которые покрывают убийство; казнь, слух о которой вышел за пределы данной местности и которую матери сегодня вспоминают для того, чтобы напугать своих строптивых дочерей… Вы поступили правильно, решив заручиться поддержкой рыцарей Креста.

– Чего я так и не понял, – вставил Кристиан, – так это вашей роли и роли вашего друга. Собственно, я думал, что прибудет делегация от епископа, а возможно, также кого-нибудь от Общества Иисуса.

– О, не расстраивайтесь, – заметил худой мужчина и подмигнул ему, – у нас есть связи с наивысшими церковными кругами.

Другой мужчина, не перестававший ожесточенно копать, внезапно замер и наклонился. Затем посмотрел в их сторону и крикнул:

– Я наконец-то кое-что нашел! Ты мне поможешь, Андрей, или ты свою работу на сегодня уже закончил?

– Работу я закончил еще десять лет назад, – ответил худой. – С тех пор как мы передали фирму твоим мальчикам. Ты еще помнишь, какой праздник мы тогда устроили?

– Нет, – ответил второй, стоя в неглубокой яме, которую он вырыл. – И если то, что гласит легенда фирмы об этом празднике, правда, то я очень рад. – Он улыбнулся, как человек, говорящий не всерьез.

Тощий мужчина, которого другой назвал Андреем, неторопливо подошел к яме. Кристиан, помедлив, последовал за ним.

За годы пастырской деятельности священник Кристиан близко познакомился со смертью. Одни овечки мирно засыпали в своих кроватях у него на глазах, пока он давал им отпущение грехов, других находили в лесу с приходом весны, после того как время и дикие звери уже потрудились над ними. Путники, заблудившиеся и замерзшие или убитые разбойниками; угольщики или отшельники, умершие от болезни или несчастного случая в своих одиноких хижинах; солдаты, рядами свешивающиеся с деревьев, чей полк прошел здесь, не замеченный жителями ближайшего села, и чьи офицеры нашли подходящее дерево, чтобы наказать за неповиновение, а также за кражу или убийство в своем отряде. Тем не менее он никогда еще не помогал выкапывать тело, которое уже положили в землю, и был поражен тем, какой незначительной выглядела кучка костей на ложе из наполовину замерзшей грязи, завернутая в лоскут грязной темной материи.

Мужчина, раскопавший тела, присел на корточки и руками убрал землю с костяного лица мертвеца. В противоположность напарнику, он был широкоплеч, коренаст и бородат. Волосы у него были седые, коротко постриженные и редкие, а у его друга – длинные и небрежно связанные на затылке, причем в них еще просматривались отдельные черные пряди.

– Думаешь, это он? – спросил длинноволосый – Андрей.

Второй мужчина потер кончик полуистлевшей материи между большим и указательным пальцами.

– Черная ряса, – пробормотал он и посмотрел Кристиану в глаза. – И у нас есть слова Генриха Мюллера о том, что отшельник был богатырем, который так сильно заикался, что его почти нельзя было понять.

Кристиан кивнул.

Мужчина в яме ласково похлопал мертвеца по лицу.

– Ну, здравствуй, брат Бука, – сказал он. – Неужели именно здесь тебе суждено было закончить свой путь, под дубинами убийц и солдат, так как ты пытался дать приют убежавшей от казни ведьме? Ты всегда защищал тех, кто действительно нуждался в твоей защите, не так ли? Аббата Мартина… своего друга Павла… и всех нас, тогда, во дворе монастыря Браунау. Если и есть на свете человек, полностью искупивший свои грехи, то это ты.

– Покойся с миром, – произнес мужчина по имени Андрей.

– Спасибо, друг мой. Я знаю, что ты всегда воспринимал его лишь как убийцу Иоланты.

– Я не знаю, Киприан. Иоланта умерла из-за брата Павла, не из-за него. А брата Павла я тоже давно уже простил.

Киприан снова потер хрупкую черную материю.

– Даже после стольких лет при виде этой рясы у меня все равно волосы встают дыбом. – Он отпустил кончик материи и вытер пальцы о брюки.

– И у меня, когда я вижу в ней Вацлава. А ведь он – мой собственный сын.

– Господа, – напомнил о себе Кристиан, – что будем делать дальше?

Но господа не обратили на него внимания. Киприан встал и покачал головой.

– Не перестаю удивляться, как хорошо связи дяди Мельхиора продолжают работать спустя целое поколение после его смерти. Но рыцари Креста ели у него с рук с тех самых пор, как он привлек на свою сторону тогдашнего великого магистра ордена, епископа Логелиуса.

– Гм-м-м, – проворчал Андрей. – Ну прекрасно, мы нашли тело брата Буки. Но остается вопрос: что он рассказал, прежде чем умереть? Я не доверяю иезуитам. Эти ребята хитрее, чем сам дьявол. Если это правда, и иезуиты, которые вели тогда процесс над ведьмами, оказались здесь с людьми из деревни и солдатами во время охоты на Анну Моргин, возможно, они выдавили из монаха вместе с последним вздохом все, что он знал о…

Киприан нарочито громко откашлялся.

– …обо всем этом, – обтекаемо закончил Андрей.

Кристиан переводил взгляд с одного на другого.

– Генрих Мюллер поклялся, что не врет…

– Не волнуйтесь, ваше преподобие. Никто не ставит ваши слова под сомнение.

– Не будете ли вы столь любезны открыть мне, каким образом вы связаны с этим делом?

– Позвольте мне кое-что рассказать вам, – заговорил Андрей. – Магистр ордена розенкрейцеров Эгера послал голубя к своему начальству в Прагу, как только узнал о том, что произошло здесь шестнадцать лет назад. Сообщение, которое нес этот голубь, было отправлено из владений ордена в Праге прямо к нам домой, в результате чего еще одно сообщение было послано в Ингольштадт, где мы оба случайно задержались. Если вы хотите возразить, что значительно проще было бы сразу послать одного почтового голубя отсюда в Ингольштадт, то я соглашусь с вами, но все произошло именно так. – Андрей любезно улыбнулся совершенно сбитому с толку Кристиану.

– Вы ведь посланцы королевских наместников в Праге, не так ли? – наконец осмелился спросить священник.

Киприан покачал головой.

– Мы просто заинтересованная сторона, не более того.

– Весьма заинтересованная сторона, – добавил Андрей.

– Ребенок, также погибший тогда, – его похоронили в той же самой яме?

Кристиан пожал плечами и оставил попытки понять, к чему клонят старые приятели.

– Думаю, да.

Киприан вылез из ямы и потянулся. Коренастый, в яме он казался коротышкой. И, как и в первый раз, когда тот вылез из кареты, так и сейчас Кристиан сильно удивился, увидев, что старик был выше его и лишь немного пониже своего худого друга. Киприан снова взял лопату, но на этот раз сунул ее в руки Кристиану.

– Вот, ваше преподобие. Сдается мне, вы замерзли. – Киприан расстегнул куртку. – Покопайте немного, и вам станет тепло. Вы еще молоды, а я старый пень и нуждаюсь в покое.

Андрей взял вторую лопату и хлопнул Кристиана по плечу.

– Давайте отдадим ему печальный долг. Возможно, скелет ребенка лежит под телом брата Буки. О чем задумался, Киприан?

– Я готовлю сообщение Вацлаву, чтобы мы могли сразу отослать его. Если голубь не замерз на этом проклятом холоде.

– Передай ему от меня привет, – попросил Андрей и спустился в яму, к наполовину освобожденному от земли скелету.

– Преподобный отче, тебе привет от господина твоего, батюшки, и если мы потерпим неудачу, то иезуиты знают, где…

На этот раз закашлялся Андрей.

– …все, – закончил Киприан и скривился. – Господи Боже, наступит ли этому когда-нибудь конец? Я слишком стар для этой чертовщины.

Через некоторое время Кристиан Хербург больше не чувствовал холода, и если бы ему не приходилось копать вокруг человеческого скелета, работа, возможно, даже доставляла бы ему удовольствие. Андрей копал с другой стороны, медленно и методично, время от времени останавливаясь и рассматривая голый череп.

– Откуда вы его знаете? – наконец спросил Кристиан.

Андрей посмотрел на него.

– Гм?

– Мертвеца. Откуда вы его знаете?

– Это длинная история, ваше преподобие.

– А у вас и… у Киприана… У вас есть и другие имена?

Андрей ухмыльнулся.

– На это вы можете держать пари, ваше преподобие.

– Ну… и?

– Что вы хотели узнать обо мне и… Киприане?

Кристиан недовольно проворчал:

– Что все это значит… Кто вы оба такие… кто такой на самом деле этот бедолага… Все-таки брат Бука… это же не имя.

– Так его звали, когда он был еще жив.

Кристиан попытался прочесть что-нибудь на лице тощего старика, стоявшего напротив него. На нем было больше тени, чем света, когда он пристально смотрел на череп мертвеца, в этом священник был уверен.

– Длинная история, ваше преподобие, – пробормотал Андрей. – Она начинается на краю света с бури, а где и как заканчивается, одному дьяволу известно.

– Это известно Господу Богу, – поправил его Кристиан.

Андрей посмотрел ему в глаза, затем покачал головой и улыбнулся безрадостной улыбкой. У Кристиана по спине пробежал холодок.

– Давайте копать дальше, – хрипло предложил он.

Сделав несколько ударов лопатой, он понял, что Андрей не помогает ему.

– Что случилось?

– Подойдите сюда, ваше преподобие.

Кристиан оказал ему такую любезность, сам удивляясь, каким окрыленным он почувствовал себя после нескольких минут физической работы.

– Вам ничего не бросается в глаза?

– Э… нет.

– Гм-м-м, – произнес Андрей.

Он без особых церемоний сунул лопату священнику в свободную руку и направился к карете. Кристиан растерянно посмотрел ему вслед, а затем переключил внимание на мертвеца. Тот покоился не особенно глубоко, так что земля под ним тоже замерзла – ужасно тяжело будет копать дальше, да и отделять его скелет от останков мальчика, как полагали оба старика, лежавших внизу. Ко всему прочему, там также находился толстый корень, который придется либо распилить, либо разрубить надвое, если они хотят попасть под скелет великана.

Андрей вернулся с Киприаном. Тот наклонился и пристально посмотрел куда-то в сторону сапог Кристиана.

– Я так и думал, – проворчал он.

– Что вы думали? – уточнил Кристиан.

– Ваше преподобие, план меняется. У нас больше нет времени на раскопки. Мы дадим вам достаточно денег, чтобы заплатить нескольким парням, которые и завершат начатое. Потом вы отправитесь в Эгер и передадите городскому совету наш горячий привет и просьбу позаботиться о безымянной могиле на вашем кладбище и оплатить расходы на погребение. Издержки им возместит фирма «Хлесль, Лангенфель, Августин и Влах» в Праге. Если вы назовете это имя, никто не станет задавать глупых вопросов. Ах да… – Киприан махнул рукой, когда Кристиан хотел перебить его, – пожалуйста, скажите нам, сколько стоит раз в год прочесть мессу для этого бедолаги – лучше всего на День святого Николая. Этот человек был великаном, но ребенком в душе, и если кто-то и позаботится о его душе, то лишь святой Николай.

– Но что все это… – заикаясь, произнес Кристиан, наконец получив возможность открыть рот. – Я думал, мы выкопаем и тело мальчика тоже…

– Для того чтобы скрыть убийство, свидетелями которого к тому же были иезуиты, как мне сразу показалось, тело брата Буки было закопано не очень глубоко. Этот перелесок находится немного в стороне, но хитрые ребята из Общества Иисуса никогда не идут на ненужный риск. Причина того, что могила такая неглубокая, – обилие корней. Тогда они просто не могли вырыть яму поглубже. Наткнувшись на корни, они сдались и положили Буку внутрь.

Киприан вылез из ямы и, проходя мимо Кристиана, хлопнул его по плечу.

– Идемте с нами к карете, мы дадим вам все деньги, которые взяли с собой. Вы помогли нам и не должны расплачиваться за это.

– Да, но…

Андрей мягко подтолкнул его к карете.

– Под телом Буки нет второго трупа, – пояснил он. – Мальчик тогда не… Он выжил.