Текст книги "Сто одна причина моей ненависти"

– Все отутюжено, Люда. Я умею утюжить брюки и китель.

«Тихо, тихо, тихо, успокойся! – истерично зашлась мысль. – Он еще приедет! Всего через год приедет, и вы наговоритесь, насидитесь рядом на скамеечке!»

– Посторонились бы. Встали тут враскоряку… – хлестнул по нервам раздраженный женский голос.

Людмила шарахнулась, Портнов слегка отодвинулся, придержав подругу за локоток. Оба оглянулись на окрик. По щербатому асфальту перемещалась, надвигаясь, Свешникова баба Валя, впряженная в скрипучую сумку-тележку. Тележка слушалась плохо, ибо была перегружена. Из зева клетчатой сумки высовывались влажные округлости капустных кочанов, сетчатые мешки с морковью и свеклой. Баба Валя намеревалась знатно потрудиться, занявшись заготовкой провианта в зиму.

– Вам помочь? – вежливо, но ненастойчиво поинтересовался Портнов, когда пенсионерка поравнялась с ними.

– Раньше предлагать надо было, от магазина, – неприязненно проговорила баба Валя. – Сергей, ты, что ли?

– Он самый, – не стал спорить Сергей. – Возле магазина нас не было.

– Сама знаю. Замоталась, как собака, вот и злюсь. Здравствуй, Людмила.

Людмила кивнула и отвернулась. В состоянии тошнотворной невесомости, которое ее накрыло, общаться ни с кем не хотелось.

– Сергей, ты как, не передумал с квартирой-то? А то меня уже спрашивали из третьего корпуса. Съезжаться хотят, но чтоб в этом же районе. Твоя «трешка» им очень кстати придется. Дать тебе номерок их? Ох, ёлы, кажись, дома бумажку забыла. Ты мне позвони попозже чуток, я продиктую.

И ушла, поскрипывая колесиками.

Серега молчал.

Людмила тоже. Окаменела.

– Решил бабушкину квартиру продать? – тоненько, сквозь предательский спазм в горле, спросила она, боясь разрыдаться от горя.

– Ну а зачем мне эта квартира? – бодро-весело ответил вопросом на вопрос Сергей. – В аренду сдавать смысла нет. Потому что следить за квартирантами нужно, иначе одни стены останутся. С инспекциями сюда к вам не наездишься. Лучше я поближе жилплощадь куплю. У нас на эти деньги можно особняк приобрести трехэтажный. Грамотное решение, а, Миколетта? Одобряешь?

Не говорить же этой дуре, что он не желает больше ее видеть.

Мечтал хотя бы постоять рядом, несколькими словами переброситься – ну что ж, мечта осуществилась, даже с излишком. Хватит. На этом все.

Сколько же годов подряд он приезжал в этот двор, дом, в старую бабушкину квартиру, которая ему так дорога, в надежде увидеть мельком Миколетту, и не встречал ее. Наконец оно случилось, и Портнов понял – хватит.

Хватит. Все, что положится выше этой меры, причинит боль. Он не мазохист. И не влюбленный слюнтяй, утративший волю и остатки разума. Он обрубит нить, и станет легче.

А Людмила пусть будет счастлива со своим банкиром, или кто он там на самом деле, не важно. Пусть будет счастлива. Если их судьбы так сложились, то хотя бы она пусть будет счастлива.

– Ну, по домам? – спросил он и посмотрел вопросительно.

Спокойно так посмотрел, прямо, как будто не болело в груди.

– Куда?! – выкрикнула Людмила яростно и отчаянно. – Куда ты собрался?!

Портнов непонимающе на нее уставился.

За спиной, на детской площадке, люди напряглись, головами закрутили, она это почувствовала. Кто-то выглянул в окно. Плевать.

Вцепившись в его рукав, она заговорила торопливо, глотая слова, сознавая, что это полное безумие и она сама сейчас похожа на сумасшедшую:

– Сергей, у меня появилась идея. Я еду с тобой и нанимаюсь к вам домработницей. Или нянькой. Кто вам больше нужен? Могу кухаркой. Нет, так не пойдет, Аленка начнет думать о нас невесть что, зачем над человеком измываться… По-другому, решим по-другому… Я выйду замуж у вас там за какого-нибудь инвалида, точно, за инвалида. Помнишь, стихи мы вместе читали, кажется, Василия Федорова, там строчки такие: «Ревновать буду часто и злиться, как ревнуют и злятся калеки». Они, выходит, ревнивые, калеки эти. Поэт знал, что писал, ему можно верить… Я найду в вашей военчасти инвалида неженатого или даже вдовца, кочегара бывшего какого-нибудь, выйду за него замуж, мы в гости к вам приходить станем. Иногда приходить, очень редко, обещаю не надоедать! Тогда у Алены никаких мыслей на мой счет не будет, точно тебе говорю. Или вообще мы оба наймемся к вам в помощники. Да, именно так! Он садовник, я – кухарка, а денег нам не нужно будет платить, я его уговорю, я умею. Соглашайся, Портнов, отличный же вариант, стоящий!

Людку колотила мелкая дрожь, а глаза сияли радостным возбуждением. Какая же она находчивая, выход придумала, и не придерешься. Да и кому нужно придираться-то?!

А на периферии сознания здравый смысл долбил глухо и монотонно: «Ты сдурела. Чокнулась».

Сергей смотрел задумчиво и отвечать не торопился.

Вот это все – что? Истерика как следствие недавнего потрясения? Или прикалывается Миколетта по своему обыкновению, ждет, что он поверит в бред, а она поднимет его на смех? Вот прямо сейчас поднимет?

Если молча уйдешь, выставишь себя слабаком. Если примешь тираду всерьез, окажешься идиотом.

– А как же твой муж? Ты вынесла его за скобки, он может огорчиться. Не находишь? – с легкой иронией спросил Сергей, избрав третий вариант.

– Он будет доволен! – радостно уверила его Люда, решив, что если Портнов обсуждает нюансы, то предложение практически принято. – Я буду его обстирывать, обглаживать и еду готовить. Мы заранее договоримся, кто что получит от брака.

– Я твоего теперешнего мужа имею в виду.

– А, – махнула рукой Людмила, – забудь. Нет мужа. Как не было. Ушла от него в июне, а в августе расторгли брак. Только ты тут никому не рассказывай. Хотя теперь можно. Я из-за тебя это в секрете держала. Ну, что скажешь, классная идея?

– Почему из-за меня? – деревянным голосом спросил Сергей. Спросил и испугался ответа. И поспешно добавил: – Не важно, не утруждайся. Предложение заманчивое, но принять его не могу. Мне не нужна домработница. Тем более – нянька.

– Как же так… Алена сама справляется? Ей же трудно, наверное… – упавшим голосом проговорила Люда. – Ну, ладно. Как знаешь. Тогда по домам?

Ей срочно нужно попасть в квартиру. Закрыться на все замки. И шторы в комнате закрыть, и жалюзи на кухне. И поплакать. От души и на свободе, даже в голос. Боль пройдет. Рано или поздно. Или хотя бы ослабнет.

А стыд? Когда пройдет стыд? Так унизиться…

Сергей торопливо проговорил:

– Я понятия не имею, как и с чем справляется Алена. И знать не хочу. И не понимаю, почему ты все время мне про нее говоришь.

– Я думала, ты на Терентьевой женат, – бесцветным голосом произнесла Люда.

Кураж растаял, навалились слабость и сильнейшая апатия.

– Впрочем, какая разница. Все сказанное про Алену можешь отнести к своей жене, как бы ее ни звали. Мне пора. Дел по горло. А тебе – доброго пути, Серый. И счастливой семейной жизни. Извини, проводить не смогу, дел по горло. Кажется, это я уже говорила.

Сергей поймал ее ускользающую руку, стиснул в своей ладони. Его сердце стучало глухим молотом, отдавалось в висках. Сумбур в мыслях. «Не понимаю… Не понимаю… Это правда? Нельзя верить, нельзя…» К горлу подступил ком, рвущийся наружу, и его нужно было непременно удержать, а еще лучше – загнать обратно, чтобы взахлеб, как малолетнему, не разрыдаться радостью, облегчением, счастьем.

– Алена передумала выходить за меня. Я отказался служить в Московском округе по протекции ее папаши. Решил получить назначение на общих основаниях и от будущего тестя не зависеть. Со мной ехать ей не захотелось.

– Дура, – пожала плечами Людмила. – Да и я тоже. Выходит, ты нашел спутницу жизни в глубинке.

– Не смог, – коротко ответил Серый. – Ты мне всех спутниц отравила. Не смог. Вот так вот.

– Не ври! – взорвалась она горечью и обидой. – Не ври! Не верю! Ты вещи для кого закупал? Все эти короба с текстилем и бытовой техникой? Детские комбезы и одеяльца? Соратникам по оружию?!

– Дочь комполка за нашим старлеем. Я Оксанушку с малолетства знаю. Вот список она мне и накатала. С обеспечением у нас не очень.

Людмила молча, без улыбки смотрела на него. Проговорила тихо: «Оксанушка, выходит. Не солнышко… Извини, Серый, ноги не держат, мне надо посидеть». Ухватившись за его плечо, медленно опустилась на бордюрный камень, и Сергей присел рядом. Обнял ее обеими руками, прижал к себе. Она щекой прильнула к огромной Серегиной груди, прикрыв глаза, отгородившись от мира. И так они сидели молча, замерев, не дыша.

– Детей постыдились бы, совесть совсем уже потеряли, – раздался с периферии раздраженный голос пенсионерки Свешниковой, но они не услышали.

– Погодите, не прогоняйте их, пожалуйста, – услышали и не услышали они еще один голос, молодой и взволнованный. – Мне непременно и обязательно надо их нарисовать!

Галина Валерьевна нынче была не в духе. Вчера старшая дочь Настька схлопотала два балла за реферат по географии, над которым корпела два вечера подряд. Реферат был просто отменный, но дуреха предоставила черновик двоечнику Мишке Кузнецову, а тот даже не подумал как-то его изменить. Когда обнаружилась абсолютная идентичность работ, молоденькая географичка впаяла обоим по двойке. Очень при этом гордилась собой, мегерка.

Не то чтобы оценка за полугодие так уж была важна Настене, но дочка страдала от бессердечия учительницы и от наглого пофигизма одноклассника, а Галка страдала вместе с ней. К тому же Галина не удержала язык и отругала ребенка, когда надо было поддержать. Настюха разрыдалась в голос и обиделась на мать, а Галка не справилась с гордостью, чтобы извиниться и как-то ситуацию исправить, и оттого ее настроение с утра было совсем поганым.

Нужно будет по дороге домой купить девицам что-нибудь вкусненькое. Мороженца, например. И непременно с Настькой помириться.

Просить прощения у собственного ребенка трудно и противно, но пересилить себя необходимо. Иначе потеряет к тебе человечек доверие вместе с уважением. Да и сама впредь поумнее будешь после процедуры, верно, Галя?

Одни неприятности от твоего характера. Год с родной сестрой не общалась – это нормально?! Хорошо еще, что закончился этот позор, но, обрати внимание, Галина, сестра к тебе мириться пришла, а не ты к ней.

Людмилка пишет, что встречать Новый год они будут в Москве, со всеми, но в этом Галка не сомневалась. Вопрос только – где? У родителей встречать? Или в Сережкиной квартире? Или к Трофимовым все закатятся?

Приятные и легко разрешимые нюансы.

Сергей всегда был симпатичен Галине, но ей не нравилось, что он увез сестру в глухомань. Однако вскоре выяснилось, что сердилась Галина напрасно.

В отпуск Портнов приезжал не только отдохнуть, но и для переговоров насчет должности преподавателя в военной академии ракетных войск. Предложение он поначалу принял, в конце отпуска внезапно отказался и по этой причине потерял учебный год.

Сестра не объяснила, отчего такие метания случились у ее будущего мужа. К Сергею с такими вопросами Галина тем более не приставала. Мелочи, не имеющие такого значения, чтобы из-за них переживать.

А не мелочи – это то, что дослуживает майор Портнов в военной части до июля, получает под занавес подполковника и в этом звании вступает первого сентября на новую стезю.

Военная академия размещена под Москвой, то ли в Балашихе, то ли в Одинцове, Галина не запомнила. Не запомнила и предмет, которому будет учить курсантов Людмилин муж. Что-то очень серьезное, связанное с защитой от ракетного нападения из космоса.

А Людмила наконец дорвется до любимого дела, развернет новую выставку. Такая идиллия, даже верится с трудом.

От этих благостных мыслей Галина повеселела и в мягком расположении духа принялась просматривать файл со списком сегодняшних пациентов. Из любопытства прошлась по спискам коллег. Зацепилась взглядом за фамилию «Галактионова», усмехнулась.

Из начальницы получится толк, но лишь со временем, а пока она берет себе самые простые случаи, умница.

Но сегодня…

Нет, ну сегодня Светка явно обнаглела. Рано ей такие операции проводить

Удаление верхней правой восьмерки, пломба с депульпацией на верхний правый клык и имплант на место верхнего левого – это и для опытного стоматолога сильный напряг, способный обернуться проблемой. А пациент к тому же желает все сделать одним разом, поскольку куда-то завтра улетает. И зовут смельчака…

Зовут его необычно.

Дела…

И как Галине следует поступить в сложившейся ситуации? Светка не справится, к бабке не ходи, а значит, зреет скандал. С другой стороны, высшим силам лучше знать, к какому врачу какого пациента направить, ничего случайного в жизни не бывает. Но карьеру Светлана загубит. Или выкрутится все же?

Рука потянулась к телефону. В ответ на суховато-официальное «алле» Галина проговорила:

– Светлана Сергеевна, Трофимова вас беспокоит.

– Слушаю, – бесцветно отозвалась Светлана.

Актриса.

– Я обратила внимание, что у вас сегодня сложный пациент. А у меня как раз окошко в двенадцать тридцать. Могу его забрать, – произнесла Галина, одновременно прикидывая, кому из коллег можно перепоручить своих трех. Как минимум трех. Или еще не поздно пациентов обзвонить и назначить другое время?

Галактионовой предлагать обмен нельзя, для Галактионовой у Галины озвучен перерыв.

В трубке хмыкнули.

– Галина Валерьевна, у вас нет окна. Или вы забыли, что я у вас главврачом и такие подробности знать обязана?

– Может, мне прийти и поприсутствовать? Подстраховать немного? – проявила настойчивость Галина.

Светлана зашептала в трубку возмущенно:

– Гал, ну как ты не поймешь? Если ты все время будешь подстраховывать, я не научусь самостоятельно работать. Пусть мне будет страшно немножко, но тогда я все делать буду тщательнее. Это поможет мне не допустить ошибок.

Галина тоже понизила голос:

– Свет, если ты напортачишь, он тебя засудит.

Конечно, она назвала начальницу Светкой, а Светка называла ее Галкой. Разве могло быть иначе, если они гуляли на одной свадьбе и наклюкались вместе брусничной наливкой после шампусика, и отплясывали барыню, и горланили «Ой, мороз, мороз»?

Но на работе, даже без посторонних, субординация блюлась обеими неукоснительно, и каждой из них такая игра нравилась.

– Как же он меня засудит, если я с него возьму расписку? – прошипела Светка.

– А ты не забудешь?

– Не забуду.

– Точно?

– Не занудничай, Галка.

– Он никак не подтвердил, что у него отсутствует аллергия на обезболивающие. Ты обратила внимание на этот факт?

– И чё?

– Ничё! – шепотом рявкнула Галина. – Чем анестезию проводить собираешься?

– Не нервничайте так сильно, Галина Валерьевна. Я собираюсь проводить анестезию ничем. Все риски будут сведены к минимуму.

Галина опешила. Она ослышалась? Начальница собралась удалять нерв из четвертого сверху без наркоза? И рвать зуб мудрости – тоже?

– Пациент тебя близко не подпустит, пока ты ему десну не обколешь.

– Я сказала, что не обколю десну? – делано удивилась Светлана. – Обколю, конечно. Дистиллированной водой. Сообщу, что это новейшее средство, которое не вызывает онемения щеки. Подпустит.

– А когда начнешь работать, потеряет сознание. Такие случаи бывали.

– У меня нашатырь есть, – отрезала начальница. – И эффект плацебо никто не отменял. У вас все, Галина Валерьевна?

– Все, – сердито произнесла Галка и услышала короткие гудки.

С другой стороны – к чему сердиться? Совесть ее была спокойна и незамутнена.

Галина честно старалась уберечь подлеца от неприятного сюрприза, заготовленного судьбой.

Хотя, сказать по правде, старалась Галина, конечно, для Светки.

А что касается наркоза…

Пусть господину Чеславу Домбровски сегодня будет немножко страшно. И немножко больно. Этот пустяк он заслужил.