Текст книги "Сто одна причина моей ненависти"

Кстати, а и вправду – с какой это стати топ-администратор стоматологической клиники кинулась ей помогать?

Ну так спроси. По-человечески спроси, а не поддевай ребенка. Она, Светка эта, чуть старше Анисьи твоей, а ты ее поддеваешь, гангрена.

Светлана чуть заметно усмехнулась. Людка этого видеть не могла, но ясно почувствовала. Мадам Галактионова – Людмила вспомнила ее фамилию наконец – усмехнулась беззлобно и, кажется, немного грустно. И от того, как именно Светлана усмехнулась, в Людкину голову закралось на собственный счет сомнение, а хорошо ли она на самом деле разбирается в людях.

– Скажу по секрету, я здорово устала от своей «кожуры».

– Извини, не поняла, – осторожно переспросила Людмила, удивившись тону собеседницы и голосу, который сделался почти угрюмым и оттого каким-то даже скрипучим.

– Вы полагаете, когда я остаюсь в комнате одна, то веду себя так же? Я вообще-то молчаливый человек. Местами – невеселый. А как только оказываюсь в компании хоть с кем-то, моментально включается «ля-ля-ля», бодра, весела, оживленна… Шустра и глупа. Будто обязана так себя вести. И кто меня к этому обязал, вот спроси я сама себя, не отвечу.

Людмила, поколебавшись, произнесла:

– Я знаю, о чем ты. Это защита.

– Какая же это защита, если она не защищает? – рассмеялась Светлана. Весело так рассмеялась, даже задорно.

– Ошибаешься, – строго ответила Люда. – Вывод некорректен, потому что ты допустила подмену понятий. Тебе зачем защита нужна? Чтобы никто не смог увидеть, что у тебя внутри. Никто и не видит. Однако специфика твоего панциря такова, что провоцирует окружающих неумно острить на твой счет. Уколы в самолюбие – это такой побочный эффект, их терпеть нужно либо способ защиты менять. Кстати, «панцирь» звучит куда лучше, чем «кожура». А «доспехи» – еще красивше. И если уж я на твой имидж повелась – а я, поверь, людей в жизни повидала немало, – значит, маскировка у тебя что надо. Расскажешь, как ты мужу спасла жизнь? А то я тебя перебила.

– А… Про это… Да ничего, в общем, особенного. Я заподозрила, что на него покушение готовится, а он не верил. Тогда я к Викусе обратилась за помощью. Она как раз сидела без работы временно, а работа ее была телохранителем. Вот. Собственно, это Вика все раскрутила. Ну, и не без моей помощи, конечно.

Последнюю фразу Светка произнесла с уже ставшей привычной для Людмилы интонацией бахвальства. Светка снова в «кожуре»? Не факт, потому что самодовольством каждый грешит, дай только повод – хоть в кожуре будучи, хоть и без оной.

– Ничего себе, – удивилась Людмила, но дополнительных вопросов задавать не стала. Светлана ее отвлекла ненадолго от беспокойных мыслей, но больше отвлекаться она не хотела. Даже радость от примирения с сестрой размылась, заглушенная тревогой за судьбу девчонок, еще вчера бывших для Миколиной чужими.

– Наверное, считаешь, что я похвастаться решила?

– Ты решила похвастаться?

– Мне захотелось объяснить, зачем я к твоему квесту присоединилась. Напросилась практически. Вы ведь, наверное, задаете себе такой вопрос, Людмила Валерьевна? И в голову всякая чепуха лезет?

Людка, хмыкнув, проговорила:

– Мне даже страшно с вами в одной машине ехать, Светлана Сергеевна. Из-за вашей пугающей проницательности. Да, задавала себе и вам собиралась.

– Мы договаривались на «ты». И что, уже не собираетесь?

– Вопрос задать? Уже не собираюсь. Вы на него ответили. То есть – ты, извини, вырвалось. Ты скрытая авантюристка. И натура твоя авантюрная в латентном состоянии до сих пор пребывала. А тут я возникла с задачкой, похожей на криминальную. Авантюризм твой почуял, что здесь он сможет размяться. А то скучно ему, болезному, взаперти сидеть, измаялся весь, пока носительница административные вопросы решала.

– Носительница? – вознегодовала Светлана и гневно посмотрела на пассажирку. – Я хозяйка!

– Носительница, – уверенным тоном повторила Людмила. – Порабощенная и пребывающая в зависимости носительница. Была бы ему госпожа, не рванула бы по первому его зову, а ты рванула.

Светка молча крутанула руль, выведя «Лексус» на крайнюю правую полосу, и остановила машину у бордюра. Прямо под знаком «Остановка запрещена». Развернулась к притихшей Людмиле и ровным голосом спросила:

– Тебе никто не говорил, что у тебя скверный характер?

– Нет, – без особой уверенности проговорила Люда, прикидывая, сможет ли она в кратчайшие сроки, вот прямо здесь, у выезда на Кольцевую, раздобыть транспорт, чтобы продолжить погоню.

– Вокруг тебя подхалимы, – констатировала Галкина начальница и сняла машину с ручника. Потом добавила после небольшой паузы: – Все мы чьи-то носители. Кто пивного пьянства, кто никотина, кто… недержания словесного. Не принимайте на свой счет. Это я о себе, естественно.

– Про авантюризм я сказала в качестве комплимента! – с некоторым вызовом проговорила Людмила, надеясь, что выкрутилась, хоть и с опозданием.

– Да? Серьезно? А красавец-то наш, похоже, по МКАДу двинет. По внутренней стороне. Нагоним.

Они проехали по Кольцу до следующей развязки, покрутились по эстакадам и свернули в область. Водитель «Фиата» никаких мер по стряхиванию хвоста не предпринимал, и данное обстоятельство сыщиц успокаивало, давая надежду на хороший конечный результат.

А потом Слепнев свернул с шоссе – хоть местного значения, но все же асфальтированной двухполоски – и потянул их за собой на раздолбанную грунтовку, ведущую, на первый взгляд, в никуда. Его «Фиат» то и дело подпрыгивал, нещадно колотя днищем по засохшим буграм глины, образующим застарелую колею, но парню, видимо, на это было плевать, он торопился.

– Все страньше и страньше, – прокомментировала ситуацию Светлана, останавливая кроссовер на обочине шоссе. – Придется отпустить нашего героя вперед, иначе он точно нас заметит. По карте здесь садоводчество, мы легко обнаружим его тачку, когда он свернет к какому-нибудь дому.

– А если не обнаружим? – разволновалась Людмила.

– Если не обнаружим, то, значит, он проехал поселок насквозь, и мы двинемся следом. Здесь только одна улица, можешь взглянуть, – Светлана махнула рукой в сторону навигатора. – Курнем покуда?

– Покури. Я пас.

– Расслабься. Я бросила недавно. Но тянет все еще, зараза, вот я семечками и замещаю. Или карамелькой. Но семечками мне больше нравится. Только они не чищенные должны быть и жаренные с солью. И называется у меня все это «покурить» – в качестве самоподтрунивания и для подкрепления волевого настроя. Меня такому способу Нюся научила, домработница наша. Нюся, она такая, настоящее золото, почти член семьи. Да какой там – почти! Член семьи и есть, и даже лучше. Потому что не осуждает, хоть и беспокоится. А семечки она сама для меня жарит, так что угощайся, таких в супермаркете не купишь.

Людмила сунула руку внутрь протянутого Светкой крафтового пакета, в котором с аппетитным шуршанием перетекали от края к краю жаренные незнакомой Нюсей семечки, подхватила пригоршенку, вопросительно закрутила головой, ища, куда девать шелуху.

Светка сказала: «Никто же не обидится, если мы в травку плеваться будем?» и приоткрыла водительскую дверь.

Людмила добавила: «Шелуха не пластик, а экологически чистый отход, почти сухая листва», – и открыла заднюю левую.

Они принялись лузгать семечки, сплевывая шелуху на травку. Мимо проезжали редкие грузовики, обдавая борта «Лексуса» пылью – тоже экологически чистой. В отличие от них, дребезжащий трактор «Беларусь» густо пыхнул по ним синим едким выхлопом, набирая скорость, и это было чистое хулиганство. Вредничал пролетарий сельского труда, в отместку двум городским барышням вредничал. Или заигрывал, чтобы привлечь к своей персоне внимание. Когда учился в школе, был двоечником и хулиганом и с той же целью дергал чистюль и отличниц за косички.

Солнце двигалось к горизонту, но это были еще не сумерки, а их краткий предвестник. На боковое ответвление никто не сворачивал, грунтовка была пуста. «Пора двигать дальше», – сказала Светлана, аккуратно помещая пакет с остатками «курева» в серебристо-кольчужную торбочку, служащую ей ридикюлем. Они не спеша двинули.

Грунтовка шла через заброшенное поле, больше похожее на пустырь. Или не поле это было, а некогда пышный цветочный луг, попорченный выпасом коровьего стада и теперь ни к чему не пригодный. Поле упиралось в реденькую стену деревьев, похоже – лесополоса или старый фруктовый сад, а уже за посадками начинался поселок, выдававший свое присутствие разномастными крышами домов, вытянувших редкие шеи мансард над кронами яблоневых деревьев.

На въезде в поселок их встретил растрескавшийся в нескольких местах фанерный щит с надписью масляной краской по трафарету: «Садоводческое товарищество «Альбатрос», приколоченный к бревну телеграфного столба, с которого свисали провода, утонувшие полукольцами в дорожной пыли. Урча мотором, «Лексус» миновал остатки шлагбаума и медленно поехал по безлюдной улице. Ни собак, ни кошек, ни даже ворон и голубей по заборам. Только саранча трещит в отдалении, но от этих симпатичных звуков кладбищенская атмосфера не становилась менее гнетущей.

Почему и зачем привезли сюда Анисью с Клашей, если, конечно, они все еще здесь? Или Анисьина мачеха решила не выезжать с дачи, лишь бы сносу воспротивиться? Глупо, раскатают бульдозером все равно, а, как там ее, Бэтти, что ли, выгонят из халабуды пинками, не позволив даже собрать нехитрый скарб. И, кстати, зачем Бэттичке дачка, если супружник у ей – крестьянин из села Карасевка, а значит, семейная пара наслаждается жизнью прям на природе?

Придумали тоже – Тэд, Бэтти… Начитались англосаксов в подростковом возрасте, а из него не вышли. Инфантилизм – нехорошее отклонение, между прочим. Симптомы недуга не всегда видны, а вот поступки, им продиктованные, могут быть абсолютно дикими. Нужно быть готовой к любым выходкам.

– Вон он, – ухватив Светку за плечо, проговорила Людмила надтреснутым голосом и указала в пространство за покосившимся штакетником одного из коттеджей, вернее, типового садового домика.

В поселке в основном такие и были – скромные, еще доперестроечные, наверное. И уныло-заброшенные. Похоже, что виной сему запустению явилась свеженькая линия электропередачи, опорные фермы которой нахально потеснили дачные задворки.

Светка резко затормозила, сдала назад и, миновав ворота, от которых осталась одна, из обязательных двух, створка, да и та провисла на верхней петле, поставила машину на ручник. Спросила:

– Каков твой план? Я потому интересуюсь, что главной себя тут не считаю. Со своим авантюризмом за компанию.

Пропустив мимо ушей немудреную колкость, Людмила ответила, пожав плечами:

– Иду, стучу в дверь, мне открывают, я говорю, что хочу увидеть Анисью.

– А по какой причине тебе нужно ее увидеть? – придирчивым тоном вопросила Светлана, будто была репетитором нерадивого студента, которому предстояло пересдать экзамен, заваленный дважды.

– Анисья уехала, захватив с собой мою вещь. Слингом называется. Кстати, это так и есть. Я за слингом и приехала.

– Слабоватый повод. Они сунут тебе этот самый слинг в руки и захлопнут перед носом дверь.

– Ничего подобного! Сначала они должны за ним сходить. Я внутрь и проникну.

– Чушь. Тебя не впустят. Будешь ждать своей вещи снаружи.

– Значит, по-твоему, ничего не надо предпринимать? – с нервным возмущением спросила Людмила.

– Значит, надо готовиться к разным вариантам. Идешь, получаешь от ворот поворот, не удивляешься, забираешься ко мне в машину, и мы думаем, как поступить дальше.

– Зачем же в таком случае вообще туда ходить, стучать и предупреждать о нашем появлении? – продолжала закипать Людка.

– Ты сможешь что-нибудь узнать. И это нам пригодится.

– Что, например?

– Что-нибудь.

Бред какой-то.

А с другой стороны – что ты можешь предложить более умного? Вот то-то…

Недовольно сопя, Людмила выбралась из кроссовера, потопала по земле, восстанавливая кровообращение в конечностях, посгибала поочередно ноги в коленях, разминая суставы, сжала и снова разжала кисти рук, затем потрясла ими, отведя расслабленно в стороны, словно готовилась к спаррингу по джиу-джитсу, и наконец хлопнула дверцей, закрывая ее.

Тэдди загнал «Фиат» в тесное пространство между домом и дощатым забором, пропахав неуважительно грядки с пожелтевшими стрелками лука, который сражался за выживание с обильной порослью пастушьей сумки и крапивы. Если бы Люда не высматривала, то и не обнаружила бы транспорт Слепнева, и было непонятно, с умыслом он так заныкался или это получилось у него стихийно.

По дорожке, засыпанной гравием, она подошла к типовому дачному строению из бруса с потемневшим от дождей крыльцом.

Входная дверь оказалась что надо – настоящая броня, абсолютная защита от вандалов. А чтобы взломщики не питали иллюзий, домовладельцы сочли ненужным декорировать нержавеющую створку шпоном или кожзамом. Окна пластиковые, забраны решеткой, и не примитивной, клетчато-полосатой, а в загогулинах вензелей. Под навесом возле сарая ожидал своей очереди сайдинг светло-песочного цвета, уложенный аккуратным штабелем и явно заготовленный для облицовки фасада. Если коттедж и произвел поначалу впечатление ветхого, то оно было ошибочным. Возражения Анисьиной мачехи против сноса такой чудной дачки стали понятны: средств в строение вложено было немало, а воспользоваться благами в полной мере не удалось, потому что не успелось.

Поднявшись по ступенькам, Людмила пересекла веранду и, не обнаружив кнопки звонка, несколько раз стукнула костяшками пальцев в дверь. Звуки получились короткие и тусклые, но их услышали: она отметила колыхание занавески в ближнем окне.

По ту сторону завозились с замками, и Людка внутренне присобралась, готовясь к разговору.

Но ничего не произошло. Дверь, которая должна была распахнуться, не распахнулась. Ни на длину цепочки. Ни на сантиметр. И даже звуки за ней утихли.

Потому что не отпирали дверь вовсе! Ее запирали! А Миколина – идиотка. Первостатейная. Что тебе стоило, овца безмозглая, нажать тихонько на рукоятку и потянуть на себя?!

Она забарабанила в дверь снова, отчаянно и свирепо, а когда устала лупить по металлу кулаками, принялась пинать его ногой.

Это возымело действие. Оконная створка приоткрылась, и в просвете между рамой и проемом возникла раздраженная физиономия Тэда. Стало слышно, как Клаша плачет. И из глубины чей-то голос резкий, не Анисьин. А слов не разобрать.

– Чего надо? – пролаял Анисьин как бы дядька. – Проваливай отсюда, пока не накостылял.

И куда с него весь рафинад подевался, с мальчика нашего мажористого? Тебе бы, голубь, не с беззащитными девушками общаться, а с бабой Валей Свешниковой, почетной пенсионеркой и ветераном заводского труда. Баба Валя научила бы тебя, яхонтовый, вежливому с дамой обхождению.

Ухмыльнувшись про себя, Людка гаркнула, дивясь, с какой легкостью и быстротой вжилась в выплывший образ:

– Жиличку мою позови! Покалякать надо.

– Чего?! – нагло переспросил ее Тэдди. – Обойдешься. Проваливай.

Проводив довольным взглядом спину надоедливой санитарки, которую он только что так славно отвадил, Слепнев собрался, прикрыв окошко, вернуться к начатым делам, но не успел. Победная мина с его физиономии сползла, глаза тревожно забегали: «санитарка» возвращалась, держа в руке обломок кирпича. Хороший обломок крепкого силикатного кирпича. И когда она встала напротив окна, из-за створки которого с ней так неуважительно разговаривал Тэд, он с испугом отшатнулся, захлопнув наглухо раму.

«И чего ты достигла?» – мрачно спросила себя Людмила, не торопясь, впрочем, расставаться с кирпичом. Взвесила его в руке, отвела руку за спину, примеряясь и прицеливаясь, потопталась на месте, выискивая более выигрышную позицию. Вот если присесть слегка, напружинив ноги в коленях, и с разворота так по спирали… Снизу вверх… Или даже крутануться на пятках разочек, как метатели молота делают…

– Людмила Валерьевна! – окликнул ее из окна сладкий, словно патока, женский голос.

О! Схватилось.

– Ну? – недовольным тоном, не поворачивая головы, осведомилась Людмила, хотя посмотреть на Анисьину мачеху очень хотелось. Но успеется еще. А сейчас Людка занята. Позицию для обстрела готовит.

– Вы с Анисьичкой поговорить хотели, мне Тэд сказал. А нельзя, заснула только что девочка наша. Пусть поспит, не будем ее будить. Давайте мы так поступим: вы скажете, что ей хотите передать, и можете домой возвращаться, а мы уж передадим, не забудем. Кстати, а как вы оказались возле коттеджа нашего? На такси примчались? Следом за Тэдди ехали? Ох, малыш, невнимательный такой. Знала бы я заранее, что вы к нам заглянете…

Бэтти тарахтела без умолку. Она по жизни заполошная или таким способом пытается Людмилу в транс гипнотический ввести, как цыганки делают? Заморочить, задурить, да и отправить восвояси дурынду простодушную. Не выйдет. С толку Людмила несбиваемая и невнушаемая, хоть и «санитарка». Или именно поэтому? Поэтому. Не полагается санитарке вестись на многозадачность. У нее цель есть, ее она и выполняет.

– Угу. Вот так прям и поехала. Анисья твоя имущество мое прихватила, пущай вертает. А то я не постесняюсь… Я и в полицию на нее могу жалобу подать, – заявила Людмила скандальным тоном, выпрямляя спину и поворачиваясь на голос.

Вопрос о том, каким образом она сюда добралась, игнорировала как пустой и к ответу не обязательный, однако удивилась, что обитатели коттеджа не приметили Светкин кроссовер, который все-таки мотором гудел, подъезжая, и дверцей Людмила хлопнула, хоть и легонько. И вообще – вон он, за загородочкой примостился, крышей поблескивает. Из окна полуторного этажа точно виден быть должен. Видимо, заняты были родственнички чем-то важным, все внимание их поглощающим.

Рассмотреть Анисьину мачеху не получилось. Как-то так она встала неудачно по ту сторону приоткрытого окна, что, кроме отражения закатного неба в стекле, Людке видно ничего не было.

– А что за имущество, Людмила Валерьевна? Вроде не было при ней ничего лишнего, когда мы ее от вас увозили.

Увозили. Надо же. Людмила выразилась бы иначе в подобном случае. Сказала бы «забирали».

– Так хреновина, в которой младенцев таскают. Свингер, что ли, не упомню я.

– Свингер – это фасон полупальто! – возразила радостно Анисьина мачеха. – При чем тут младенцы? Вы что-то напутали. Вот видите, мы с вами и разобрались во всем, можете спокойно домой ехать.

– Да что ты меня все выпроваживаешь! Все выпроваживает и выпроваживает, гляньте на ее! Ну, не свингер. Слинг, может. Какая, к лешему, разница. Пущай возвращает, я говорю, а то вот прям щас метну каменюку, и проснется… ваша девочка.

– А, вот вы о чем… Действительно, был слинг при ней. Розовая такая тряпочка. Никаких проблем, сейчас я ваше имущество через окошко и передам. Минуточку одну подождите.

Пока по Светкиным прогнозам все получается – Миколина провела разведку.

Увы, с жиденьким результатом, не прибавляющим оптимизма: дачное строение – настоящая крепость, и нахрапом ее не возьмешь.

Да не нужно Людмиле никакого «нахрапа»! Ей всего-навсего нужно посмотреть на Анисью и с ней поговорить. Убедиться, что все у девчонок в порядке, и пожелать найденышу с детенышем всех благ. И отправиться домой, как настоятельно рекомендуют фанаты англосаксов Тэдди и Бэтти.

– Людмила Валерьевна, – окликнул ее тот же медовый голос, на этот раз несколько озабоченный. – А зачем вам слинг так срочно понадобился?

– Я его в аренду сдавать буду, – нагло ответствовала Людмила, подходя вплотную к окну и задирая голову, чтобы все-таки рассмотреть собеседницу. – Да хоть бы и полы им мыть стану, тебе какая разница? Давай, просовывай.

Ваньку валять, изображая склочную и не сильно образованную особу, вроде бы было уже ни к чему, это как-то по инерции у нее получалось. Но, с другой стороны, зачем спешить, вдруг еще пригодится? Тем более, навряд ли для Бэттички имело большое значение, в какой манере общалась с ней до недавних пор неизвестная ей чудаковатая особа в тельняшке и вытертой до замши кожаной куртке, принявшаяся с ходу создавать проблемы.

Или Людмиле, наоборот, следовало перейти на академический тон? Чтобы у мачехи Анисьиной контакты от неожиданности перемкнуло, чтобы на фоне тупого непонимания она сделала что-то опрометчивое, ляпнула бы что-нибудь, их с Тэдом грязные дела обличающее, или даже распахнула бы перед Людкой настежь дверь, позволив войти.

Почему их дела грязные? А пахнут скверно.

Как бы так исхитриться и схватить Бэттичку за запястье, когда та будет просовывать слинг…

Что Людка станет делать потом? О, у нее есть отличный выбор. Мультитул с набором кусачек, бокорезов и отверток всегда при ней в заднем кармане джинсов. И хватка у Миколиной крепкая. Никакой братец Тэд не поможет сестрице высвободиться, если только конечность по локоть той не отрубит, а это вряд ли. Он вылезет из логова, чтобы отцепить от нее «санитарку» и заодно дать волю рукам, которые, надо полагать, давно у него чешутся. Кретин. С кем ты связался.

Хотя рано обзываться, и задаваться тоже рано. Пока все очень тревожно, Людмила.

– Понимаете, Людмила Валерьевна, слинг мы оставили в машине, – сетуя на недоразумение, озабоченно проговорила Бэтти и поспешно добавила: – Но Тэд знает, как вас найти, и завтра же вам его завезет. Кстати, мы вам и денег за постой должны. Анисьичка говорила, что не заплатила, так мы исправим это. Хорошо, что я вспомнила, это ведь не нюанс, для вас это важно… с вашими доходами. То есть, я хотела сказать, расходами. Косметолог, хирург, БАДы тоже дорого стоят, если лицензионные.

Вскинув голову и прищурившись, Людмила молча смотрела в зеркальное стекло, за которым угадывался силуэт мадам Карасевой. После минутной паузы проговорила, скривив неприязненно губы:

– Значит, так, уважаемая. Вы сейчас направляетесь к вашей тачке за слингом, а я в это время навещу Анисью. Соскучилась, представьте, по ней. А если вы не согласны, звоню в полицию и говорю, что вы удерживаете женщину с младенцем в заложниках.

Бэтти ответить не успела – встрял в разговор ее братик. Дернув оконную занавеску, которая, оказывается, мешала открыться створке настежь, отпихнул в сторону сестру и, приткнувшись физиономией к решетке, заорал с надрывом – злым, но веселым:

– Да хоть обзвонись, макака старая! Нету сети тут, никакой сети нету!

И заржал, кривляясь.

Людмила как-то сразу ему поверила.

Эти двое намерены совершить нечто страшное. Страшное и непоправимое. Если уже не совершили.

Она подняла голову вверх, посмотрела на свисающие с ближней высоковольтной мачты гроздья каких-то клюшек, правильное название которых она знала, но забыла, прислушалась к потрескиванию электричества в воздухе. Не цикады, нет, не цикады трещали, а сам воздух звучал, насыщенный растворенными в нем статическими разрядами.

Кураж куда-то пропал. Не проронив больше ни слова, она развернулась и почти побежала к «Лексусу», в котором должна была ее ждать и не высовываться Светка, не заглушая мотор.

Нужно что-то срочно предпринять, нужно отъехать подальше от этой линии электропередачи, по причине которой отсутствовала связь. Звонить в полицию, звонить в МЧС, спасать Анисью с Клашей. Если не поздно.

Водительская и передняя пассажирская дверцы кроссовера были распахнуты, а Светка разминала ноги неподалеку от его правого борта, покачиваясь с пятки на носок и дрыгая поочередно ногами. Вид у нее был при этом страдальческий, а сиротливо лежащий на пассажирском сиденье пакетик с семечками говорил о том, что курить Галактионовой хотелось страшно, и семечки сию жажду не заглушали. Наверное, волновалась Светлана.

– Поехали, – нервно распорядилась Людмила, сгребая с сиденья пакетик.

Необходимость прятаться за подголовники кресел отпала, она сядет рядом с шофером.

– Куда? – отбирая у напарницы «курево», с ироничной укоризной поинтересовалась Светлана. – И зачем?

– По дороге расскажу. Поехали, спешить надо.

– И чего нового ты мне расскажешь? Думаешь, мне не было слышно твое выступление? Отчасти и видно. Кстати, молодец, грамотно импровизировала.

Людмила замерла на месте, пытаясь сообразить, что происходит. Светка отказывается ей помочь? Как можно не спешить, не волноваться, не пытаться предпринять срочных мер?! Это же очевидно, ясно как день, что нужно лететь на всех парах, чтобы привести сюда силовиков или хоть кого-то на них похожих.

Светлана вздохнула и сказала:

– Мы уедем, и они смоются. Разве не так?

– Тогда ты одна отправляйся, я здесь подежурю, – без прежней уверенности произнесла Людмила.

– Ты сама себя слышишь? Вижу, что услышала, – без тени улыбки проговорила Светка. – Кстати, даже если я тачкой ворота им перекрою, а ты за помощью побежишь, они все равно умотают. Огородами умотают. Или напрямки. Соседскую изгородь проломят – и с концами. Я, конечно, их и нагоню, и отследить сумею, и даже к обочине прижму, только что потом? У них теперь Анисьины документы, она их родственница. Скажут, что спешат в стационар занемогшую доставить, а какая-то сумасшедшая им мешать удумала. Меня еще и накажут за хулиганство – это в лучшем случае.

Людмила слушала, опустив голову. Потом устало села на пыльную траву, подобрав под себя ноги. И проговорила вяло:

– Тогда я просто посижу здесь. Или лучше прямо у них во дворике, на самом на виду. И пусть будет что будет.

– Да никакой это не их дворик, – с веселым раздражением высказалась Светка. – И коттедж тоже чужой. А может, ничейный уже. Разве стал бы хозяин буровить на тачке по своим грядкам и кустам? Он их холил и лелеял, душу вкладывал, а теперь безжалостно пропахал, вместо того чтобы аккуратно на площадке припарковаться вон на той?

– Он хам, Светлан, первостатейный хам. И своей души он в эти насаждения не вкладывал. А если его жена или мамаша вкладывали, наплевать ему на их переживания. Да и какая разница, чья дача? Что это в принципе меняет? – спросила Людмила, посмотрев на напарницу снизу вверх.

– Меняет вот что, – менторским тоном проговорила та. – Если дача чужая, то они точно гадость какую-то затеяли в отношении твоей жилички. Если бывшая своя, то…

– Я и так знаю, что затеяли гадость. Ты, Свет, вот что… Езжай уже, ты мне помогла, чем могла, а больше помочь ничем не можешь.

– У тебя истерика, – заявила Галкина начальница. – Это я тебе как врач говорю. С какой стати ты решила, что мы ничего не сможем сделать, кроме того, что только под дверью у этих упырей сидеть?

– А что, есть варианты?

– Естественно. Мы их выкурим. Они у нас как миленькие выползут наружу и еще лапы кверху поднимут. Ты колеса снимать умеешь?

– А чего уметь-то? Умею, конечно. И что дальше?

Светка азартно потерла ладони и произнесла:

– Значит, так, Миколина. Ты разуваешь их тачку – инструментом я тебя обеспечу, у Германа в багажнике всегда полный комплект, потом эти колеса мы подкатываем под окна дачки и поджигаем. Если не займутся сразу, бензинчику сверху плеснем. И все дела.

– А если у придурка ствол? Он не позволит даже подойти к машине, из окна пулять начнет.

– Где окно и где машина?.. Там же глухая стена. Да и нету у него оружия, иначе он давно бы тебе его продемонстрировал как аргумент. Короче, хватит болтать, пора действовать.

– А это не опасно для Клаши? Дым может вызвать приступ астмы или еще чего похлеще. Вообще отравиться ребенок может.

Вытягивая из багажника инструментальный ящик размером с небольшой сундук, Светка пропыхтела:

– Не о том думаешь, Людмила Валерьевна. Ей сейчас опасно с упырями находиться, как ты про них выразилась, и чем дольше, тем опаснее, так что не тупи, действуй.

Однако напарница с места не сдвинулась. Всматриваясь в глубь соседнего участка поверх забора из рабицы, местами от столбов отодранной, местами провисшей, она задумчиво проговорила:

– Идея хороша, но времени займет много. Нам торопиться надо.

– И что ты предлагаешь? Как будем торопиться? Сядем рядышком напротив их двери и будем буравить ее глазами?

– Смешно. Посмотри туда. Вон туда посмотри, – нетерпеливо повторила Людмила, вытянутой рукой указывая, куда Светке следует посмотреть.

– Блин, – восхищенно выдохнула та, рассмотрев, наконец, возле соседского крыльца стопку из нескольких автомобильных покрышек, выкрашенных в розовый цвет, и к стопке пристроенную торчащую кверху полукружием еще одну покрышку, тоже розовую. Вся композиция силилась изобразить корзину с цветами, потому что из нутра покрышечной стопки выглядывали гигантские ромашки в количестве трех штук. Венчики ромашек были когда-то белыми пластиковыми бутылками из-под кефира или молока, а стебли – кусками садового шланга. Все вместе выглядело если не креативно, то мило. И – что главное – весьма кстати.

– Рванули? – деловито спросила Светка.

– Ты остаешься, – вздохнув, отказалась от помощи Людмила. – Мне придется перетаскивать колеса одной. Главное, чтобы они не были прицементированы друг к дружке, а остальное – пустяки, катить не тащить.

– Полагаешь, упыри свалят, если мы пост оставим?

– Но ведь ты не можешь гарантировать обратное? Перчатки в ящике есть? Можно нитяные, можно резиновые. И гаечных ключей парочку размером побольше давай. Справлюсь.

Проводив Людку глазами, Светка вытащила из-под водительского сиденья полиэтиленовый пакет с кроссовками, переобулась, блаженно щурясь. Несколько раз ударила рукой по клаксону, раздался трубный рык. Солидно. Не «кукарача» какая-то писклявая.

Заметив, что в одном из окон коттеджа пришла в движение оконная занавеска, с довольным видом улыбнулась.

Успокаивающе помахала рукой встрепенувшейся Людмиле.

Зажав в кулаке зажигалку, вошла в ворота, остановилась напротив крыльца. Помахала рукой занавескам и принялась бродить по двору кругами, отыскивая щепочки, сухие ветки и обрывки бумаги, собираясь затем уложить растопку шалашиком. К чему терять время напрасно? Светка заранее затеет костер и будет его поддерживать, пока Людмила возится с резиной. И заодно вурдалакам, что укрылись за бронированной дверью, не даст сосредоточиться на задуманной гнусности. А то расслабятся, не ровен час, решат, что в округе остались одни, и начнут свое злодейство.

Кстати, а если они ничего и не затеяли? Вот будет прикол. Первоклассный прикол. Но Светкина интуиция говорила обратное, а если и превысят они с Миколиной степень самообороны… вернее, степень защиты беззащитных… или если им показалось ошибочно, что беззащитных Анисьи и Клаши… то Вика Демидова, то есть Вика-то теперь Попова, так вот Виктория их отмажет.

Стоп. Кажется, кое-что она упустила.

Могут вурдалаки, увидев ее приготовления, для них тревожные, хоть и непонятные, вылезти вот прямо сейчас из дома, толкая в спину Анисью с дитем, и, ринувшись к тачке, свинтить отсюда?

В этом случае что Галактионовой прикажете делать? Вдогонку мчаться, не дождавшись Людмилы? Непроходной вариант, это мы обсуждали.