Текст книги "Сто одна причина моей ненависти"

Да, слабенькие антиулики получились. Для тех, кто оправдать Серегу захочет – нормальные, а для снятия обвинения слабенькие.

Что ж получается: Людмила теперь должна преступника вычислить?

Она не специалист. Это во‐первых. А во‐вторых, нету у нее для этого достаточных возможностей – ни информации во всей полноте, ни доступа к свидетелям. Миколину просто пошлют с ее вопросами куда подальше и будут правы. Она сама, к примеру, так и поступила бы.

А ведь ей неизвестны самые ключевые моменты происшедшего. Например, какой токсин применили, чтобы свести счеты с консьержкой. Не ядохимикат же, в самом деле, который Николай Никитович отказался отсыпать бабе Вале?

Славный старик. Хоть и зануда. Кошечку вон приютил такую… неортодоксальную. Она ведь и злобная к тому же. Все руки ему располосовала когтями.

Располосовала. Когтями. Занятно.

Где лучше всего прятать дерево? В лесу.

Бред.

Почему, собственно?

Кто навел оперов на мысль, что у Портнова была причина… э… нанести некий вред потерпевшей?

Кто скрыл от следствия, что сам с ней конфликтовал серьезно? Так баба Валя сказала, а она – КГБ.

Царапины, опять же. И походка.

Да. Калугин прихрамывал, причем на обе ноги. Это Людмила отметила, когда заходила к нему попросить ящик для рассады. Может, и не хромота это в прямом смысле слова, а особенности пожилого организма, но факт остается фактом.

Блин. Вот именно.

Чай со стариком больше не пить. А то он и тебя, детчка, травануть может.

Как быть, как быть?.. Что в подобном случае делали выдающиеся сыщики?

Элементарно, Ватсон! Сыщики провоцировали преступника, а потом брали его за жабры, предварительно заручившись поддержкой людей из Скотленд-Ярда.

Придется звонить Катюхе, чтобы та попросила дочку или дочкину сестричку принять участие в шоу, и без этого не обойтись.

Но поначалу Люда должна придумать, как и чем она будет провоцировать убийцу, и это страшно. Без шуток – страшно.

Ну, а чем провоцировать…

Она уже придумала. Люда расскажет ему о своем расследовании и тем самым подтолкнет к действию. Только торопиться не надо, Миколетта. С Катериной сначала свяжись.

Хорошо бы Анисью с Клашей поскорее в добрые руки пристроить. В смысле – папане-кулаку в деревню вернуть. Спасибо им большое, что отвлекли ее от жуткого дела – а ведь только вчера она собиралась совершить во всех смыслах непоправимое, – но сейчас они будут ее связывать. И без сантиментов. А в Смоленск они непременно смотаются. Но попозже.

Именно так Люда и поступит: созвонится с крепким крестьянином Карасевым, заставит приехать в Москву и забрать дочку и внучку. Воспитательную беседу с ним проведет, чтобы не вздумал Анисью третировать, а, напротив – окутал теплом и заботой.

Как же, дождешься от такого. Хотя там, по рассказам Анисьи, еще мачеха имеется вполне адекватная. Можно будет ее поддержкой заручиться, даже нужно. А опосля… тьфу ты… А после всего этого позвонить Катерине. И не позже чем в понедельник. Лучше, конечно, завтра, но нужно строить реальные планы, а не мечтать. Потому как если завтра все-таки получится квартиранток сбагрить, это уже будет большая удача.

Взглянув на табло смартфона, Людмила подумала, что за пломбиром, пожалуй, идти поздновато. Но они могут втроем отправиться к ближайшему магазину – в качестве Клашиной прогулки – и накупить себе всяческой вкусноты. Без соблюдения данного условия трудно будет уговорить Анисью позвонить родичам в Карасевку.

– Все мечтаешь? Домой не пора идти уборку делать? – весело каркнул над ухом старушечий голос, и Люда вздрогнула. Что-то нервы совсем расшатались.

Баба Валя продолжила, пристраиваясь рядом:

– Я говорю, не зажилась у тебя подружка-то. Оно и к лучшему, нечего привечать всяких непутевых. Ты, главное, заначки проверь, а то, может, пропало что. А я успела творожку-то хапнуть. Спасибо тебе, Людмилка, вовремя подсказала. Творог хороший, девятипроцентный, и срок годности большой.

Вот это новость, вот это поворот. Кстати, кому Люда про непутевую рассказывала? Витюше-компьютерщику. Значит, уже успел он с бабой Валей на этот счет проконнектиться. На должном уровне у них тут инфообмен налажен, даже боязно.

Как же ее по отчеству? Забыла. Не знала.

– Ой, а я забыла, как вас по отчеству величать, вы уж извините!

– Тимофеевна, – важно ответила пенсионерка и вопросительно на Люду посмотрела: чего, мол, дальше.

– А вы, Валентина Тимофеевна, почему говорите, что не задержалась у меня подружка? Она сейчас дома меня ждет, я обещала прийти к тому времени, когда дочка ее проснется.

– Ускакала твоя подружка, пока ты по соседям шлындрала. Я собственными глазами видела, как она вон там на уголку в машину залазила. На заднее сиденье забиралась с дитем в охапке. И вид имела радостный. Ну а тебе что за дело? Скучать, что ли, будешь? Баба с возу – кобыле легче.

– Это вы правы, Валентина Тимофеевна, в самую точку попали, – задумчиво проговорила Людмила, поднимаясь с места. – Пойду заначки проверю. Мало ли что…

– А адрес-то этой профурсетки у тебя имеется? Или в полицию сразу заявишь? – прокричала ей вслед баба Валя. – Если чего, то я свидетелем буду, не сумлевайся!

«Каким еще свидетелем?» – с досадой думала Людмила, поднимаясь к себе на второй этаж.

Значит, нашли родичи Анисью сами, без Людмилиной помощи. Отчего же ты киснешь, детчка? Или рассчитывала по итогам на благодарственные прощальные слова и заверения в вечной признательности? Ведь сама же хотела поскорее девчонок отправить в их провинцию на ПМЖ, мешать они тебе, видите ли, будут, а теперь снова недовольна?

Дверь квартиры была захлопнута на защелку, и то спасибо. В спешке и волнении Анисья об этом могла и забыть. В прихожей никакого беспорядка, в комнате и на кухне – тоже. Людмила с раздражающей грустью взглянула на опустевшую самодельную колыбельку, притороченную тросом к стене у окна. На столе лежала записка. В записке – ожидаемые слова благодарности, а также заверения, что Анисья никогда ее, Людмилу Валерьевну то есть, не забудет. Никогда и ни за что. Но дождаться ее прихода не имеет возможности, посему все пишет на бумаге. И адрес приписан снизу. И даже почтовый индекс. Вот так.

Что там у нас в холодильнике? Жаль, что нету пломбира. Порция мороженого Людмиле сейчас не помешала бы. С клубничным джемом сверху или шоколадной крошкой. Чисто чтобы стресс снять.

Какой такой стресс, вы спросите? Ну не от того же стресс, что Анисья свалила. За Анисью надо радоваться, а червя, который неожиданно принялся усердно глодать Людку изнутри, следует загасить чем-нибудь вкусным. И за книжку скорее. Про Серегу Портнова и его дела можно подумать попозже, через полчасика, а пока, на ближайшие эти самые полчаса – чай, булка с джемом и «Морские рассказы» Конецкого – вполне подходящее чтиво. Точнее – наиболее подходящее из того, что Люда высмотрела на книжной полке у родителей.

Кстати, каким образом Анисьиным родичам удалось с жиличкой связаться? Мобильника у нее нет, аккаунты Витя снес. Занятно.

Людмила прошла в комнату, запустила компьютер. Пожалела, что из упрямства не обзавелась планшетом – к данному гаджету она относилась с пренебрежением, как к игрушке для подростков-геймеров.

Однако включать компьютер не потребовалось. По монитору плавали радужные пузыри «хранителя экрана», и при нажатии «эни кей» открылся интерфейс почтового ящика в разделе «входящие». Не забыть при встрече пришибить Ступина. Хотя – все к лучшему.

Анисья получила такое доброе, трогательное письмо, что Люда, ознакомившись с содержанием, чуть не прослезилась. Отправителем значилась некая Бэтти, надо полагать – та самая адекватная супруга кулачины Карасева. Из контекста стало понятно, что ей невдомек, куда Анисья пропала из своей квартиры – Бэтти заезжала, будучи в Москве с оказией, – и отчего Анисьин телефон постоянно вне зоны действия сети. И что лишь сегодня днем Бэтти догадалась написать ей на электронку. И еще – что хочет с ней встретиться, поскольку она беспокоится, и отец тоже, хоть виду и не подает.

Анисья ответила ей, что в настоящее время нашла приют у хорошей знакомой в районе Карельского бульвара, и тут же получила ответ: «Так это же замечательно! Я как раз проезжаю мимо, спускайся, буду ждать на углу Клязьминской и Проектируемого». Сообщение отправлено со смартфона.

Ну что ж, Миколина, твоя миссия завершена, можешь заняться другими неотложными делами. А Анисья… она тебе позвонит как-нибудь. Или напишет на электронку. И без сантиментов.

Жалко, что так и не решилась Людмила подгузник Клаше поменять. Хоть один-единственный разик. Попросить Анисью об этом было неловко, и сама просьба была бы странной, Анисья же к Людмиле за этим не обращалась. Тоже, видимо, было неловко, а может, не хотела, чтобы чужой человек к ее деточке прикасался.

У Клашки был изумительный кнопочный носик, совсем как настоящий, но только крошечный, и нежный розовый ротик, который она складывала сковородничком, когда собиралась дать реву. С такого близкого расстояния Людмиле видеть младенцев не приходилось, все издалека, из глубин колясок. А они, как оказалось, вкрадчивые весьма существа, так и хочется взять на руки и к груди прижать. И не отпускать. Ты идиотка.

Заметив приближение вялой хандры, Людмила решительно извлекла с полки зачитанный томик Конецкого и заспешила к холодильнику.

Ящик для рассады она вернет пенсионеру-ботанику завтра или в понедельник. Калугин не прост, набиться к нему в гости, не имея для этого бесспорный предлог, будет рискованно. И нужно заранее продумать ход разговора с предполагаемым убийцей, спрогнозировать его дальнейшие действия, придумать, как и чем себя обезопасить, если он решит подмешать гостье яду в чай или минералку.

Наверное, достаточно будет быстренько перелить отравленный напиток в принесенную с собой баночку из-под варенья и тут же дать деру, прежде чем преступник не сообразит в чем дело и не применит иной способ навсегда заткнуть активно неравнодушную к чужим проблемам Миколетту. Активно неравнодушную и глупую Миколетту.

Так и поступим. Чем проще алгоритм, тем надежнее. Однако требуется сначала позвонить Катерине, чтобы та попросила Вику или Марианну о поддержке – хоть действием, хоть советом. Из этого следует, что акцию нужно запланировать на конкретный день, пускай поддержка приедет и сторожит под дверью Никитовича, прислушиваясь к шумам. Или пусть засечет время и выломает дверь, когда контрольный срок истечет. Для этой цели вполне подойдет лось-Портнов, проживающий в квартире напротив.

При мысли, что спасать от преступных действий Калугина ее будет и Серега тоже, на душе стало тепло. Сложившийся план она оценила на твердую четверку и постановила до времени к этой проблеме не возвращаться, а дать отдых мозгам и нервам, как и собиралась.

Файв-о-клок получился не то чтобы на ах, но вполне сносный. Наевшись хлеба с вареньем, напившись чаю, Людмила неожиданно для себя задремала, сидя в кресле с перевернутой вниз страницами книгой «Морских рассказов» на коленях. Все-таки отвыкла она от неспешной основательности писателей соцреализма.

Ее разбудил звонок в дверь. Она выпрямилась, поморгала глазами, соображая, где она и что с ней, отложила книжку в сторону и, путаясь в шлепанцах, заторопилась в прихожую. Она не удивится, если это снова Ступин.

Плохая привычка – открывать дверь, не посмотрев в глазок.

Это был не Витюша, а незнакомый мачо. В памяти тут же всплыл разговор с Инной Яковлевной, которая так и сказала про одного нежданного визитера: мачо. Она тогда добавила: «Хотя какой он мачо, если «траур» под ногтями». Жаль, что Люда не выяснила, какого тот был колера. Данный брутальный дылда был блондин с интересной трехдневной щетиной на щеках. Щетина была черная, значит, блондин крашеный. Или не значит? И что у него с ногтями? Так, на всякий случай?

Мачо вежливо поздоровался, назвав Люду Людмилой Валерьевной, и попросился войти. Люда спросила, чего ему надо, и войти не позволила. Тот мягко улыбнулся и сказал, что у него поручение от молодой дамы, которая со вчерашнего дня пользовалась Людмилиным гостеприимством. Людмила спросила, а что случилось с этой дамой, и посторонилась, пропуская блондина в прихожую. Его мягкая улыбка, совсем как у незабвенного Чеслава, начала Людмилу раздражать, однако бдительность парадоксальным образом притупила.

– Документики, будьте любезны, – с опозданием потребовала Люда, ничуть не заботясь о впечатлении, которое у визитера останется от ее манер.

Раньше спрашивать надо было, тетеха.

– Водительское удостоверение подойдет? – как ни в чем не бывало поинтересовался блондин, вытягивая из бумажника автомобильные права.

Судя по документу, перед ней стоял некто Федор Игоревич Слепнев, и данная информация для Людмилы ровным счетом ничего не означала. Тем более что документ мог быть и поддельным. Но хоть что-то должна была Люда сделать, чтобы обезопасить себя от мошенника? А этот улыбчивый тип вполне мог им оказаться.

– Итак, – проговорила она твердым голосом, возвращая блондину его водительские права. – Что за дело привело вас ко мне, милейший?

Ее понесло, это факт. Этакая разновидность едкого троллинга – не каждый поймет, но кто уловит, тому мало не покажется.

– Пройти позволите? – примирительно улыбнулся блондин, указывая куда-то в глубь квартиры.

– Уже вошли. Излагайте.

Визитер сложил губы в куриную гузку, пожевал ими, глядя на Люду изучающе, повел бровями и, наконец, признался, что ему нужен паспорт Анисьи Карасевой, который та, поспешно покидая сие временное пристанище, забыла захватить с собой.

– А отчего же она сама, Анисья эта ваша, не явилась за паспортом, коли решила, что он остался тут? И почему я должна вам доверять чужой документ, если, опять же, обнаружу его в своей квартире?

Визитер вздохнул, опустил голову, покрутил ею, потом поднял на Люду лицо, в чертах которого читалась неподдельная скорбь, и тихим голосом проговорил:

– Анисье срочно нужна медицинская помощь. Мы с сестрой привезли ее к нам в дом, но совершенно неожиданно с ней случился нервный припадок. Анисья принялась кричать, разрыдалась, начала рваться куда-то уехать, и удержать ее в доме весьма затруднительно. Сейчас она вместе с Бэтти, но я очень беспокоюсь за них обоих. Обеих, я хотел сказать. А паспорта при ней мы не нашли, поэтому я в срочном порядке отправился к вам, поскольку, по логике вещей, больше ему быть негде.

– А что с Клавдией? – спросила Людмила, и сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия.

По лицу мачо блеклой тенью прошлась какая-то слабовыраженная эмоция и тут же исчезла. Какая? Люда не поняла, слишком быстро блондин убрал ее с рафинированного лица. Огорчение? Досада? Сочувствие?

– С ребенком все в порядке, – поспешил заверить ее визитер. – Конечно же, мы приютим младенца, пока мамочка будет находиться на излечении. Ну так как с паспортом, Людмила Валерьевна? Он должен быть где-то здесь.

Стараясь не косить глазом вверх – на ремешок Анисьиной сумочки, который свешивался со шляпной полки, – Людмила ответила:

– Я поищу. Кем вы приходитесь Анисье?

– Если с натяжкой – я ей дядька. Моя сестра, Бэтти, замужем за Анисьиным отцом.

Понятно. Дядька, значит. Возрастом немногим старше Анисьи. Интересно, Бэттичка, мачеха Анисьина, ему сестра младшая или старшая? Но дело не в этом. А в том дело, что не нравился Людмиле этот хлыщ, активно не нравился, и вся история, рассказанная им, пахнет тухлецой, и это плохо.

Делая вид, что старается напрячь память и вспомнить, где же он может заваляться, этот самый паспорт, Люда думала совсем о другом. Не хочет она отдавать «дядюшке» Анисьину сумку со всем ее содержимым, и с паспортом в первую очередь.

– Откуда вам известен мой адрес? – задала она появившийся внезапно вопрос.

– Адрес? Нет, адрес мне не был известен. Но Анисья подробно рассказала нам, как к вам пройти, этого было достаточно. Теперь-то уж я знаю, что квартира ваша под номером двадцать один, а до того были просто ориентиры: поверни направо, пройди налево, ну, вы понимаете.

– В принципе – да, все понятно. Я вспомнила, где лежит ее документ. Я отвезла его к себе на работу и убрала в сейф.

– Когда вы успели?! – поразился Анисьин родственник. – Да и зачем?

– А почему вас это удивляет? Девочку я видела в первый раз, решила подстраховаться на случай, если из квартиры какая-либо ценная вещь пропадет. Вы думаете, в пятиэтажках мало ценных вещей?

– Отнюдь, – спохватился Федор Игоревич. – На вашем месте я поступил бы аналогично. Просто я подумал, что по времени вы были ограничены…

– И откуда же у вас данная уверенность?

– Да нет, ну что вы, Людмила Валерьевна, никакой уверенности у меня на этот счет нет, я слово неточное подобрал всего лишь. А хотел сказать…

Он замялся, соображая, что же все-таки он хотел сказать, но Людмиле его объяснения были ни к чему. Ее мысли были заняты вопросом, как ей следует поступить в предложенной для нее ситуации. Кем предложенной? Ее вселенной, кем же еще.

Очевидно, что родственники для Анисьи все же лучше, чем случайная знакомая, хоть даже та ее и вытащила с моста, и угол предоставила по доброте душевной. Логично? Да, вполне. Но и родственники разные бывают.

Неплохо бы убедиться, насколько Анисью прихватила немощь нервно-психическая. Какой бы золотой и бриллиантовой ни была мачеха, а Клаше будет лучше с родной мамкой, а не с приемной бабушкой.

Вот и ответ образовался. Нужно навязаться господину Слепневу в попутчицы и выяснить, как там в реальности обстоят дела. Навязывать свое общество Люда умеет. Не случайно в выставочном бизнесе преуспела. Итак, приступим.

– Федор Игоревич, – обратилась к блондину Люда, и тот вытаращился на нее с недовольством и произнес, улыбнувшись одними губами: «Можно просто Тэд».

– Да, конечно, Тэд, – не стала спорить Люда, – кратко – оно всегда лучше. Так вот, Тэд. Думаю, мне следует прежде осмотреть салон в моей машине. Анисья могла обронить паспорт там. Времени это много не займет, а наше время сэкономит.

– Позвольте, Людмила Валерьевна, вы же говорите, что он у вас в служебном сейфе хранится! Что-то запутали вы меня совсем.

– Ай, не обращайте внимания, – махнула рукой Люда. – Я и сама запуталась. Память, знаете ли, начала сдавать, возраст преклонный, ничего не поделаешь. То ли в сейф убрала, то ли собиралась, а потом передумала. Так мы как, пойдем смотреть мою машинку?

Блондин не сразу отреагировал на предложение, давая возможность мозгам усвоить информацию про возраст и удивляясь попутно успехам пластической хирургии и провалам науки неврологии. Потом все же ответил:

– Да-да, конечно. Особенно если это нам время сэкономит. А вы позволите мне посмотреть салон? Никогда не катался в «Фольксвагене» такой модели. Это же классика, практически олдтаймер. Кстати, много бензину жрет? Извиняюсь, хотел сказать «расходует»?

И он конфузливо улыбнулся. Еще бы – допустил моветон. В разговоре с пожилой дамой слово «жрет» произнес. Но он извинился.

Людмила насторожилась. Сначала просто – насторожилась. Но вслед за этим противно-скользкий холодный червь заполз под ложечку и принялся там, извиваясь, ворочаться. А потом пневматический молот в два пуда, не меньше, обвернутый в старое ватное одеяло, пыльное и комкастое, шарахнул ее по темечку. Так шарахнул, что она окаменела.

Но, может быть, все объяснится просто? Надо спросить. Задать правильный вопрос, послушать ответ, осмыслить его и лишь после всего перечисленного делать выводы.

Стараясь произносить слова непринужденно, Людмила поинтересовалась:

– Как вы догадались, что я езжу на «Фольксвагене»? Вы экстрасенс, Тэд?

Блондин посмотрел на нее с брезгливым презрением, которое постарался скрыть, но не сумел. Старушенцию, как ни обновляй, она старушенцией останется.

– А вы как догадались, что я экстрасенс? Вы сами экстрасенс? – игривым тоном спросил он, но тут же поспешно исправился, затушевывая явную издевку: – Нет, конечно, Людмила Валерьевна. Какой из меня экстрасенс? Все данные о вас мы получили от Анисьи. Это она рассказала, на чем вы перемещаетесь по Москве. Вы, наверное, не в курсе, да и не обязаны, но ее бойфренд – автогонщик, вот от него Анисья и нахваталась. Как говорится – с кем поведешься… Ну и так далее.

Обхватив себя руками за плечи, словно ее знобило, задумчиво глядя на потрескавшуюся обивку входной двери – мимо собеседника, не хотела она больше на него смотреть, – Люда произнесла: «Мне нужно переодеться».

– Да-да, конечно, – с готовностью проговорил тот.

Людмила вскинула на него взгляд и повторила:

– Мне надо переодеться.

И добавила – специально для тугодумов:

– Вы можете подождать меня у подъезда.

– Да? – растерянно спросил он. – А здесь, в квартире, нельзя?

– Здесь, в квартире – нельзя, – отрезала Люда. – Или вы опасаетесь, что я сбегу от вас через чердак? Тогда ждите на лестничной клетке.

Блондин натянуто рассмеялся:

– Что вы, что вы, Людмила Валерьевна! Отчего такие предположения? Конечно, я подожду вас снаружи. Только – большая просьба: не затягивайте со сборами. Мы и так много времени потеряли.

Анисья не могла сказать этому хлыщу, что приютившая ее «добрая самаритянка» Миколина ездит на «Фольксвагене». Самое большее – Анисья могла предположить про «Шкоду». Или что у Люды «Лорен-Дитрих», если поверила в Людкин стеб.

Откуда в таком случае этот тип получил столь достоверные сведения?

Не догадываешься?

В том-то и дело, что Люда догадывалась.

Именно Федя Слепнев следил за всеми передвижениями Анисьи тем злополучным днем, когда «типа племянница» решила свести с жизнью счеты. Он видел все или очень много – и как Люда оттащила Анисью с Клашей от бетонного парапета, и как посадила к себе в машину, и как везла к себе в дом.

Именно он отправил Анисье очередную и уже финальную эсэмэску, после чего ее мобильник был выброшен Людмилой прямиком под колеса движущегося в соседней полосе автотранспорта.

И он пригласил ее на встречу в метро.

Возможно, что инцидент с инвалидной коляской, очень похожий на покушение, тоже он подстроил, хотя предполагать это можно лишь с большой натяжкой. Почему? Слишком жуткое предположение, вот почему. Доведение до самоубийства и собственно убийство имеют между собой большое различие.

А сейчас чего ему нужно? Зачем понадобился Анисьин паспорт? Она, по всему видно, и так у Слепнева в руках. У него ли одного? Мачеха Анисьина не причастна ли ко всей этой мерзости?

Чего бы ему ни было нужно, Анисья в беде, это факт. Процентов на девяносто девять и девять десятых в периоде. Нужно их с Клашкой спасать или убедиться, что спасать не нужно. При любом раскладе – требуется Анисью увидеть и с ней переговорить.

Еще Людмиле требуется поддержка. Подстраховка. Несмотря на то что Миколина привыкла с проблемами справляться в одиночку, подпитывая тем самым высокое о себе представление, сегодня она всем нутром чувствует, что помощь ей может пригодиться. Потому что тем же нутром ощущает опасность.

Подстраховка, помощь, поддержка… Но кто? Кто может ей помочь? А из тех, кто сможет, к кому ей обратиться?

Опять вспомнился Портнов. Наверное, он не откажет, но не стоит ввязываться Сереге еще в одну историю. У него и без того проблемы. Катюха Позднякова. Ныне Демидова. И Катька тоже не откажет. Но она далеко, слишком далеко в своем коттеджном поселке. Галка-скакалка. С которой Людмила в ссоре. Мобильный номер которой Людмила напрочь стерла из списка в смартфоне, а собственная память ничем ей помочь не могла.

«Дожить до таких лет, – думала сердито Людмила, отыскивая среди контактов телефон Галкиной клиники, – и не иметь никого, к кому можно было бы обратиться в трудную минуту! Это о многом говорит, а, Миколетта?!»

В клинике трубку сняли, из нее полился мелодичный голос администратора медцентра, которая радостно довела до сведения Людмилы, что та позвонила в медицинский центр «Медплюс», что разговаривает с ней Наталья, которая будет счастлива позвонившей Людмиле помочь.

«Трофимова принимает?» – не поддержав ее образцово-показушной приветливости, буркнула Люда, чем барышню отнюдь не смутила. Видимо, нервная система данной Натальи надежно и давно прошла закалку каждодневным общением с богатым хамьем. Нисколько не снизив градус активной радости, она сообщила, что Галина Валерьевна принимает по записи, записаться к ней можно на конец следующей недели, но ничего страшного, поскольку сегодня Людмила может попасть на консультацию к…

Люда ее прервала, кляня себя за то самое пресловутое хамство, но временем она была сильно ограничена и нервничала, в отличие от непробиваемой Натальи, у которой к тому же не было Людкиных проблем. Людмила спросила коротко: «До которого часа?» «Что, извините? Уточните ваш вопрос, пожалуйста», – пропела администраторша, а Люда, отгоняя мысль, что та над ней просто-напросто издевается, вопрос пояснила: «Я хочу знать. До которого часа. Работает. Сегодня. Клиника. И врач Трофимова в частности!»

Сорвалась на последних словах. Позор.

«До девятнадцати. У вас все?» – несколько более холодно, чем позволительно при должности, на которой она состояла, проговорила администраторша и отключилась. Устала, наверное, за день.

Анисьину сумку Люда брать не стала. А вот паспорт, в ней обнаружившийся, взяла и переложила во внутренний карман кожанки. Так в кожанке с поддетой тельняшкой и пойдет. Ничего, не ослепнут они там в медцентре. А на хлыща Слепнева ей вообще плевать.

Она не сразу решилась прихватить с собой этот документ. Потом все же решилась. Может, все в порядке у девчонок, а у Миколиной паранойя разыгралась. Стыдоба будет, если явится Людмила к ним, а паспорта обещанного и нету.

На минуту она задумалась, а не нужно ли ей опасаться этого деревенского мажора, и решила – нет, не нужно. Не потому что он казался ей слабаком, тем более что любой мужик априори сильнее женщины, если та не вооружена чем-нибудь посерьезнее поварешки. Потому не нужно Людмиле его бояться, что не будет у Феди возможности как-то ей навредить. Не посадит она его в свое авто и в его тачку не сядет. К медцентру поедут двумя экипажами, и от медцентра тоже.

Но вот поможет ли ей Галка? В смысле – захочет ли?

Да что там рассуждать на пустом месте. Приедем, поговорим, узнаем.

А потом? Если откажет? Если на пятнадцать минут раньше с работы уйдет? Что делать будешь, Миколетта?

А разве есть выбор?

Если откажет или раньше уйдет, поедешь выручать Анисью одна. И будь что будет.

Молодой дядька Анисьи Карасевой маялся у подъезда под присмотром бабы Вали, конечно. Когда она пищу принимать успевает? Судя по габаритам – успевает.

Свешникова сидела на скамейке, вросшей в газон сбоку от дорожки, ведущей к дверям подъезда. Рядом с пенсионеркой располагалась верная сумка-тележка, прислоненная к краю скамьи. Баба Валя делала вид, что читает газету с рекламными объявлениями, и с негодованием посматривала на блондинистого мачо, сидевшего напротив со смартфоном в пятерне. Блондин нервно дрыгал ногой и затягивался вейпом, и какое-то из этих действий здорово соседку сердило – одно из них, а может, оба вместе. Она пока молчала, наливаясь желчью, но вскоре нарыв должен был прорваться, а между тем мачо ничего не замечал или, что скорее всего, ему было фиолетово. В перерывах между затяжками он нажимал на буковки виртуальной клавиатуры – видимо, с кем-то переписывался.

Людмила вышла на улицу как раз в тот момент, когда баба Валя, нагнувшись к тележке, решительно впихивала в оттопыренный карман сумки просмотренную прессу, горя желанием выдать постороннему блондину все, что она думает о бесстыжей современной молодежи, и много прочего в этом же роде. Но не успела, а потом передумала.

Людмила остановилась напротив Феди и сказала: «Я готова». Федя встрепенулся, подскочил, сказал, рассовывая предметы по карманам: «Рад». Пенсионерка Свешникова после кратковременной оторопи ехидно поинтересовалась: «Это кто ж такой будет? Братик твой, что ль, а, Людк?» Люда, не повернув к ней головы, сказала: «Сыночек. Нагулянный по ранней молодости». Оставив старушку в неописуемой радости смаковать новость, развернулась и последовала к крошечной автостоянке возле бойлерной, где оставляла свой автомобиль. Тэд Слепнев пристроился рядом.

– Мы не похожи, – помолчав с минуту, выдал он нечто нелепое.

Людмила спросила иронично:

– А отчего вы так разволновались?

– Ничуть, – быстро ответил блондин.

– Я вспомнила совершенно точно, что Анисьин паспорт припрятала в несгораемом шкафу на работе. Нет нужды шарить по салону. Где вы оставили свой автомобиль?

Слепнев беспомощно закрутил головой.

– Я несколько запутался, извините. А зачем вам мой автомобиль?

Людмила тяжко вздохнула. Нет, ну какой из него злодей? Недоразумение, а не мужик. Хоть и с хипстерской бородкой.

– Мне ваш автомобиль ни к чему. Он вам самому понадобится – за моим следом ехать. К месту моей работы. Я первым номером, вы вторым. Так и доберемся. Если не возражаете.

– Э… Я вспомнил, что с другой стороны дома его оставил. Не подбросите?

Людмила, поразмышляв, проговорила:

– Залазьте. Но у меня не убрано.

Ей очень не хотелось сажать этого типа в свое авто, но и окончательно портить с ним отношения было неразумно. Все ж таки имелся шанс напроситься к ним с сестрицей в гости и проведать Анисью с Клашей, хоть призрачный, но имелся.

– А далеко нам ехать? – спросил блондин, устраиваясь на переднем пассажирском. – Ваша работа, она вообще где?

– Наша работа на проспекте Мира. Тут уж ничего не поделаешь, придется вам немножко покататься со мной. Вы звонили сестре? Узнавали, как Анисья себя чувствует? Я бы с ней поговорила.

– Вы с ней разве знакомы? – раздраженно спросил Слепнев.

– С Анисьей? Вы сомневаетесь?

– С сестрой, не с Анисьей!

Надо же, начал сердиться. С чего бы это…

– С вашей уважаемой сестрой мне разговаривать не о чем, Федор э… Игоревич. А вот с Анисьей я бы пообщалась. Вот это ваша тачка? Авто, извиняюсь.

Белый «фиатик», припаркованный впритирку к левому крылу заброшенного подземного сортира, действительно оказался транспортным средством Анисьиного родственника. Бюджетного класса машинка и не особенно ухоженная – с комьями грязи на протекторе и сильно запыленными бортами. Гибэдэдэшников на тебя нету, Федя.

Недовольно сопя, Тэд выбрался из «Фольксвагена», зашарил по карманам, выудил брелок сигнализации. Людмила ожидала, что раскочегаривать свое авто он будет долго и мучительно, но «фиатик» завелся сразу, чем здорово разочаровал ее злорадство, а здравый смысл порадовал.

Людмила захлопнула дверцу своей машины, радуясь, что теперь, с собой наедине, приведет в порядок мысли, но, оказавшись в привычном автомобильном уюте «жучка», почувствовала, что неожиданно и некстати ее накрыла нервозность.