Текст книги "Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс"

Но журнал утопили не сразу. В начале 1952 года он все еще исправно исполняет свою миссию «представить перед советскими людьми все лучшее в американской цивилизации»; поднимались темы, призванные показать Америку в лучшем свете по сравнению с русскими, даже палитра цветов тщательно взвешивалась, чтобы наверняка достучаться до советских читателей: слишком светлые голубые небеса «слепили глаза обитателям серо-коричневого русского пейзажа»[407]407
  Например, Тоуб Бруннер – Марион Сандерс и Джону Джекобсу, 30 января 1952 г., RG 59, P 316, Box 1, CollPark.


[Закрыть]. Но в итоге Нокс был прав, журнал сдался позже, в 1952 году, и остатки его производства перевели в Вашингтон, где в 1956 году он будет возрожден под другим названием.

Переезд в Вашингтон, конечно, не входил в планы Джейн, плотно обосновавшейся в Нью-Йорке, с двумя детьми и ремонтом дома на Гудзон-стрит. Поэтому 2 мая 1952 года она уволилась. Она достигла уже 13-го разряда, что довольно высоко в системе гражданской службы США, она зарабатывала 8360 долларов в год – около 90 000 или 100 000 долларов по сегодняшним меркам. В докладе директору ФБР Дж. Эдгару Гуверу о деле Джейн 20 июня 1952 года Хайрам Бингем, на тот момент председатель Комиссии по проверке лояльности, просто поставил галочку: «Уволена или иным образом отстранена от федеральной службы до принятия решения о лояльности»[408]408
  Хайрам Бингем – Дж. Эдгару Гуверу, 20 июня 1952 г., 123–393, ФБР.


[Закрыть].

Джейн писала, что после ухода из «Америки» два журнала предложили ей работу[409]409
  Matter, p. 4.


[Закрыть]. Одним был Natural History, журнал Американского музея естествознания, история которого начинается в 1900 году; предметом его внимания являлся весь мир природы. Но он тоже базировался в Вашингтоне, поэтому она отказалась. Другим кандидатом был Architectural Forum, издание холдинга Time Life, ежемесячно пробивавшее локтями свой путь к вниманию американских архитекторов с помощью толстенных 250-страничных выпусков, заполненных историями о будущих зданиях, обзорами состояния архитектуры с большим количеством текстов, но с еще большим количеством фотографий и чертежей и, конечно, с рекламой нержавеющей стали и монолитного бетона, алюминиевых навесных стен и раздвижных дверей. «Америка» использовала множество иллюстраций из Forum для своих статей; Джейн сама брала их у его редакторов. Боб читал журнал. Джейн восхищалась им. Она хорошо ему подходила, несколько ее амбициозных статей об архитектуре и жилищном строительстве в «Америке» подкрепляли ее резюме. Похоже, и платить будут больше. Она прошла стажировку и к сентябрю уже значилась в выходных данных журнала как «сотрудник», одна из примерно дюжины штатных авторов. С самого начала у нее сложилось хорошее мнение о новом работодателе. Forum недавно лишился двух редакторов, темой одного были больницы и школы, другого – частные дома. «Они спросили меня – вместо того чтобы автоматически меня на что-то поставить – что меня больше интересует. Я сказала: больницы и школы, и они сказали – отлично»[410]410
  Дж. Дж. – Роберте Брандес Гратц, 20 марта 1979 г., архив Гратц.


[Закрыть]. С самого начала у них возникло взаимное уважение.

Но теперь Джейн пришлось учить новый язык: вспоминая первые дни в Forum, она потом расскажет, как по вечерам, когда дети были в постели, Боб учил ее читать чертежи[411]411
  Matter, p. 4. См. также Люсиль Пройс, цитирующую Дж. Дж.: «Днем я работала. А вечером, когда дети были уже в кровати, муж давал мне уроки чтения чертежей, поэтому я знала достаточно, чтобы писать статьи» (Lucile Preuss, Sunday Milwaukee Journal, July 8, 1962).


[Закрыть]. Звучит мило и довольно незамысловато, но ясно, что только звучит. Иерархия масштабов чертежей, полных символов, штриховок, измерений, пунктирных линий, – это международный язык архитектуры. С их помощью вы представляете замысел отдельных зданий или целых кварталов – то есть продаете их – и потом снабжаете детальными инструкциями, как их надо строить. Они варьировались от легких для чтения поэтажных планов до замысловатых исполнений оконных проемов или сложных стыков между полом и стенами; планы застройки, вертикальная проекция, поперечное сечение; изометрические проекции и двухточечные перспективы, где ведущие линии сходились далеко в точках исчезновения. У каждого – собственная цель, собственные условные обозначения. Легкость в обращении с ними обычно приходила только с годами обучения и архитектурной практики. Если вы писали о новом здании в Forum, это не означало, что оно построено и вы можете осмотреть его сверху донизу; это означало, что оно не построено, вы посмотрели его чертежи и должны его себе представить. «Сначала я была совершенно озадачена, – напишет Джейн, – мне требовалось понять смысл огромных, неудобоваримых рулонов рабочих чертежей и планов. Муж пришел мне на помощь, и каждый вечер месяцами» – месяцами – «он давал мне уроки чтения чертежей, показывая, на что надо обращать внимание как на необычное». Он подарил ей новый взгляд.

Первая статья Джейн для Forum, о совмещенной с роддомом больнице в Лиме (Перу), вышла в июне 1952 года, когда она только-только покинула «Америку» и ее еще не взяли в штат; это было тестовое задание. Хотя Джейн утверждала, что «покрытый газоном двор и многочисленные патио располагают к отдыху и весьма гостеприимны»[412]412
  «Big Double Hospital», Architectural Forum (June 1952), p. 138–145. (В том же самом выпуске Forum воспел Левер-Хаус, модернистскую икону: «Левер-Хаус на Парк-авеню – это горизонтальная полоса нержавеющей стали и зеленого стекла, опирающаяся на ряды стройных колонн, металлическая оболочка которых обладает чудным мерцающим блеском».)


[Закрыть], она никогда их не видела, никогда не была в Лиме, основывала свой рассказ на интервью с архитекторами и на планах, чертежах и моделях. Но этого было достаточно, чтобы написать, что перемещение по комплексу «так же удобно и обманчиво просто, как сканворд». Или что в Перу рождение детей рассматривается «как замечательное событие в мире здоровья, которое не имеет ничего общего с болезнью и должно быть строго отдельно от размещения больных».

В последующие месяцы она подготовила ряд статей по заданию и без такового. Она написала длинную статью об архитекторе больниц Исадоре Розенфильде[413]413
  Исадор Розенфильд (Isadore Rosenfield, 1893–1980) – американский архитектор русского происхождения, главный архитектор департамента общественных работ Нью-Йорка с 1940 по 1945 год, специалист по архитектуре медицинских учреждений и автор ряда книг по данной тематике. – Прим. ред,


[Закрыть], а в марте 1953 года – статью о торговых центрах: о кондиционировании воздуха, якорных магазинах, созданных для притяжения посетителей, чему могли у них поучиться даунтауны – и все ее материалы наполнены энергией и энтузиазмом. Позже в том же году она написала статью о новом явлении – самообслуживании, не только в супермаркетах, но и в магазинах одежды, парфюмерии или строительных материалов, и что магазины требуется переоборудовать новыми светильниками, стеллажами и системами полок. «Самостоятельный выбор», как все еще называлось самообслуживание, «ускоряет процессы для спешащего покупателя и таким образом увеличивает товарооборот. Он позволяет неторопливому посетителю с удовольствием не торопиться. Он дает продавцу шанс сосредоточиться на покупателях электроинструментов или детских колясок вместо тех, кто пришел за отверткой за 25 центов или дюжиной подгузников»[414]414
  «Self-Selection», Architectural Forum (November 1953), p. 156–168. После выхода статьи American Druggist послал кого-то взять у нее интервью: Burns, 4:1.


[Закрыть].

(Первоначальная тема Джейн, больницы, в итоге станет архитектурной специализацией ее мужа. Он говорит, что с помощью ее статей увидел, «что больницы представляют проектировочные проблемы настолько высокой сложности, что архитектор может запросто посвятить им всю свою карьеру»[415]415
  Robert Fulford, «„Lives Lived“: Robert Hyde Jacobs», Globe and Mail, September 24, 1996.


[Закрыть], этим он и занялся. В 1953 году он работал с Йосефом «Мунио» Нойфельдом[416]416
  Йосеф «Мунио» Нойфельд (Joseph Munio Neufeld, 1898–1980) – израильский архитектор русского происхождения, работал в Берлине, Москве, Нью-Йорке. – Прим. ред.


[Закрыть] над университетской больницей Хадасса в Иерусалиме, первой из почти что двух дюжин больниц в его долгой карьере.)

Поскольку Джейн подыскивала темы для будущих статей, рекомендовала, какие здания и какие архитекторы заслуживали внимания журналистов, к ней, кажется, почти с самого начала в редакции отнеслись серьезно. 25 августа 1953 года, меньше чем через год после того, как она присоединилась к Forum, его давний редактор Дуглас Хаскелл написал своему начальнику, издателю Перри Прентису, о том, что он представлял главным издательским проектом для журнала. На задворках Британской Колумбии производитель алюминия, канадская компания Alcoa, строит новый город. В нем будет, кроме завода, сорок тысяч жителей. Китимат – вот его название. Смелый проект гигантских масштабов, заслуживающий соответствующего внимания в Forum: «Как ни крути, это совершенно продуманный город», – писал Хаскелл, и он заслуживает, наверно, пятидесяти страниц журнала[417]417
  Доклад, Дуглас Хаскелл – Перри Прентису, 25 августа 1953 г., HaskellPap, 38:11.


[Закрыть]. Один из архитекторов, вовлеченных в проект, сам хотел написать о нем. Но Хаскелл представлял множество переплетающихся аспектов темы – архитектурных, географических, экономических, человеческих – как серьезный вызов. И когда он оглядел штат журнала, то решил, пишет он Прентису: «кажется, единственный обозреватель, которому мы можем дать это задание, это Джейн Джекобс. Она одна способна совместить человеческое тепло с погружением в детали».

Ничего не получилось; статья уменьшилась до двадцати страниц, вышла где-то год спустя, и Джейн не удалось ее написать. Но все же удивительно, как скоро и насколько всецело Джейн завоевала доверие Хаскелла. Возможно, подпитываясь от этого, Джейн все более свободно выражала свое мнение, порой в жестких формулировках, о многих зданиях и проектах, которые становились предметом ее материалов. О построенной из готовых блоков школе она писала Хаскеллу в 1955 году: «Я ненавижу всем сердцем внешний вид и общую атмосферу этой школы. Она выглядит так, как будто на ней сэкономили, никакущей, невеселой, ни к чему не стремящейся. Есть что-то жалкое и печальное в ее неловких попытках предложить кое-какие удобства»[418]418
  Доклад, Дж. Дж. – Дугласу Хаскеллу, 4 октября 1955 г., HaskellPap, 14:6.


[Закрыть]. О торговом центре в Йонкерсе, штат Нью-Йорк, она ему написала, что это «невероятно плохой пример планирования торгового центра», а следующие три страницы плотного текста с одиночными пробелами потратила на объяснения, почему: два универмага расположены слишком далеко друг от друга, а дизайн только подчеркивает это неприветливое расстояние. «Монотонная череда треугольных клумб (на уродливой мостовой, покрытой битумом) без каких-либо вариаций, без чего-то, за что может зацепиться глаз». Только хорошее расположение торгового центра и многочисленное местное население могли принести ему успех, чего не скажешь о его дизайне[419]419
  Доклад, Дж. Дж. – Дугласу Хаскеллу, 27 апреля 1954 г., HaskellPap, 6:4.


[Закрыть].

Риторика Джейн всегда сопровождалась фактами и наблюдениями. В «Америке» она практически всегда проходила аттестацию на отлично. Несмотря на все крайности ее характера, своей внутренней необходимостью и решимостью выразить нечто она вызывала доверие.

Она делала хорошую работу.

Но не кажется ли, что этой простой и размытой характеристики явно не достаточно?

К началу 1955 года Джейн было тридцать восемь лет. Она жила в счастливом браке, была матерью двоих детей, беременной третьим. У нее был собственный дом. Она встала на ноги, достигла многого из того, что хотела, когда ехала в Нью-Йорк; стала хорошо оплачиваемым автором. У нее были знания, опыт, предприимчивость и талант, необходимые, чтобы сделать то, что она стремилась сделать в большом мире. Но она еще этого не добилась: не стала одним из тех художников, мыслителей и молодых гениев – по большей части мужчин, живущих в мужском мире и пользующихся привилегиями для мужчин, которые к тридцати восьми годам уже оставили свой след. Ее история разворачивалась не спеша.

Если почитать ее статьи в «Америке» или в первые годы в Forum, там не найдется ни малейшего намека на темы, просочившиеся в «Смерть и жизнь больших американских городов» – кроме собственно интереса к самому предмету: городам. Где же нетерпимость к существующей архитектурной практике и практике планирования? Где неприятие статус-кво? Этого нигде не найдешь. По крайней мере, на страницах Forum, где, как и прежде в «Америке» она выражает общепринятое мнение. Она ни на кого не нападает, принимает то, что есть, поддерживает новые пригородные торговые центры. Она принимает послевоенный мир таким, какой он есть, не придираясь и не жалуясь.

Потом она признается, что в каком-то смысле она не справилась с работой в Forum – слишком много слушала планировщиков и архитекторов, слишком охотно соглашаясь с тем, что они говорили; не спрашивала, не упущено ли что-то в их симпатичных изображениях и чудных моделях, а может, они ошибочны или просто неправильны[420]420
  Джейн говорит то же самое в письме Грейди Клей, март 1959 г.: LaurenceDiss, p. 195.


[Закрыть]. И пока она этого не видела, она была неправа.

Если нужно точно определить момент, когда все начало меняться, когда Джейн Джекобс стала по-новому смотреть на улицы и города, здания, заводы и архитектурные теории, о которых она писала, то произойдет это, вероятно, в начале 1955 года в Филадельфии.

Часть II
В большом мире
1954–1968

Глава 9
Разочарование

Филадельфия, писала Джейн в июле 1955 года в материале о городской реконструкции, была, возможно, единственным американским городом, по-настоящему столкнувшимся с разительными контрастами урбанистической жизни. Она увидела там «атмосферу надежды» в стремлении самих граждан «процветать в большом и малом». Она поразилась реальным масштабам мер, которые предпринимали власти, в городе, раскинувшемся на десять тысяч акров и включающем более дюжины районов. Она писала о садах, утопающих в цветах; о центре распределения продовольствия, который уничтожит лачуги бомжей и горящие свалки; о «разумных и практичных приемах» архитектора Луиса Кана по улучшению бедного района под названием Милл-Крик. Она хвалила «принятие нового», что в Филадельфии «каким-то чудом не означает обычного отказа от старого».

Время от времени Джейн цитировала директора комиссии по городскому планированию, уже легендарного Эдмунда Бэкона, который вскоре попадет на обложку Time за свои успехи в программах городской реконструкции[421]421
  См., напр.: Klemek, «Bacon’s Rebellion»; Izzy Kornblatt, «Planning Philadelphia (review of Gregory L. Heller, Ed Bacon „Planning, Politics, and the Building of Modern Philadelphia“», Swarthmore Phoenix, January 20, 2014; Amateau, «Jane Jacobs, Urban Legend»; Inga Saffron, «An Appreciation: Flaws and All, Edmund N. Bacon Molded a Modern Philadelphia», Philadelphia Inquirer, October 16, 2005; James Reichley, «Philadelphia Does It: The Battle for Penn Center», Harper’s (February 1957), HaskellPap, 36:10.


[Закрыть]. Сорокапятилетний Бэкон, уроженец Филадельфии, происходящий из весьма консервативной семьи издателей, был выпускником Корнелльской школы архитектуры. На наследство дедушки он поехал путешествовать по миру, оказался в Пекине, получил стипендию на изучение городского планирования в Мичиганском университете, работал планировщиком во Флинте. В 1949 году он вернулся в Филадельфию, протолкнул свои идеи через местную бюрократию, решил убрать развалины городского промышленного прошлого и предложить городу новый сверкающий модернистский вид; до того в городе почти двадцать лет не строились новые офисные здания. Бэкона можно смело считать планировщиком не только Филадельфии, но и самой Америки.

Но он нравился не всем. «Высокомерный всезнайка, напыщенный и лживый», – прямо скажет познакомившийся с ним позднее архитектор Алан Литлвуд из Торонто[422]422
  Интервью с Аланом Литлвудом.


[Закрыть]. Врагам Бэкона статья в Harper’s говорила: «он взлетел слишком быстро, успех пришел к нему слишком рано… в Скулкилле, Школе изобразительных искусств в Пенсильвании его прозвали „лорд Бэкон“, недолюбливая за высокомерие, манерность и имидж импресарио». И все же многие признавали, что «он сделал больше, чем любой другой городской планировщик в Соединенных Штатах». И конечно, именно Бэкон – худой, аскетично одевающийся, целеустремленный – забил Джейн голову видами будущего Филадельфии и снабжал набросками, планами, фотографиями и картами, которые она мастерски складывала в последовательный материал, расхваливая изменения города.

Не вполне ясно, как часто Джейн ездила в Филадельфию, да и вообще ездила ли, чтобы собрать материалы для своей статьи[423]423
  Вероятность того, что Джейн не видела проекты для Филадельфии до того, как написала о них в Forum, подкрепляется тремя источниками. Первый: заметка редактора от 24 июня 1962 года, цитируемая в статье о Джейн в Philadelphia Sunday Bulletin Magazine: «Мои первые сомнения, что городское обновление находится на верном пути, появились в результате сравнения набросков департамента городского планирования, объяснения на словах, как все должно быть в Филадельфии, и полученных результатов». Второй: выдержке из письма Грейди Клей, процитированной в конце предыдущей главы (март 1959, LaurenceDiss, p. 195) предшествует: «Тогда я стала видеть, как были построены некоторые из этих зданий». И наконец, в изложении панельной дискуссии 1962 года в Музее современного искусства в Нью-Йорке, Фриганд и Лэпхем обобщают комментарии Джейн Джекобс: «Бэкон показал ей наброски идей и проектов, и она написала статьи, восхваляющие их работу. Когда она посетила потом завершенные проекты, то почувствовала, что ее обманули – что прекрасно выглядело на бумаге, оказалось ужасным в реальности».


[Закрыть]. Некоторое дистанцирование от города ощущается в ее десятистраничной статье с подзаголовком «Отчет о прогрессе», похожей скорее на превью. Раньше она сетовала на то, что городские пустыни в американских городах «выросли и все еще продолжают расти, эти ужасные бесконечные кварталы, бесконечные мили серости и беспорядка»[424]424
  Jane Jacobs, «Philadelphia’s Redevelopment», Architectural Forum (July 1955).


[Закрыть]. Но здесь она чуть не переходит грань поэзии, когда пишет обо всем том «труде, что вложен в этот хаос», о скрытой под поверхностью энергии, свернутой в городские ритмы, которые говорят «столько же о силе и упрямстве жизни, как листья в весеннем лесу». Последние страницы с изображениями новых Индепенденс-молла, Пенн-центра и Милл-центра показывают, «что происходит» в Филадельфии, что «будет происходить» и что «возводится», проекты «в процессе строительства» и «близкие к завершению». Но совсем не много настоящего, того, что на самом деле творится в городе.

На каком-то этапе, конечно, Джейн съездила в Филадельфию. Там она сходила с Бэконом на экскурсию и он показал ей то, чем больше всего гордился[425]425
  Фрагмент подготовлен на основе многих рассказов Джейн об этом случае, включая: Saunders; Dillon, p. 41; Wachtel, p. 47–48; Alexander and Weadick, p. 15; Matter, p. 126; Frigand and Lapham; Books and Authors Luncheon.


[Закрыть]. Он, конечно, набил руку на таких шоу, в какой-то момент представив Джейн своего рода фокус «до и после» городской реконструкции. Сначала они прошли по разоренной улице в черном районе, до которого Бэкон еще не добрался. Там было полно людей, которые рассыпались по тротуару, сидели на ступенях, бегали по делам, высовывались из окон. Это была улица «до». Она заканчивалась улицей «после», результатом реализации концепции Бэкона – снесенная бульдозером, отвратительная каша старого города была сметена, ее заменил прекрасный проект, новый и прелестный. Джейн, уговаривал Бэкон, остановитесь здесь, посмотрите на эту улицу, посмотрите, что мы здесь сделали.

Она остановилась. И, конечно, могла оценить вид, который предложил ей Бэкон: Да, это очень мило. Но чего-то не хватает: людей. Особенно на таком контрасте с первой улицей, которую Джейн запомнила живой и веселой. Что она увидела здесь, среди нового и восстановленного жилья? Одного маленького мальчика – она запомнит его на всю жизнь – пинающего шину. Лишь только он один на пустынной улице.

Эд, сказала она, здесь никого нет. Почему так? Где люди? Почему здесь никого нет?

По рассказу Джейн, Бэкон не объяснил ей: Да, но… Он не сказал: Что ж, через несколько лет, когда район созреет, мы увидим… Он не представил ей никаких объяснений. Джейн показалось, что ее вопрос его просто не заинтересовал, что взбесило ее до чертиков. Она была озадачена, а он нет, и это само по себе заслуживало внимания. Более того, эти две улицы, казалось, дали Джейн какой-то противоположный Бэкону урок, или ценность, или идею, – совершено иное разграничение того, что в городе имеет значение, а что нет, другой способ видения. Для Бэкона новая улица воплощала все лучшее в новом мире, что сделали планировщики вроде него. Для Джейн точка зрения Бэкона была узко эстетической, скорее вопросом того, как нечто выглядит; для нее же новая улица представляла собой не совсем победу над старым, а может быть, и вовсе не победу, а поражение, насмешку над планами и проектами Бэкона, как и над обещанным ими блестящим будущим. «Он и его подчиненные не только не знали, как сделать интересную или удобную для людей улицу, – скажет она, – они даже не замечали таких вещей и не интересовались ими». Позднее исследователи обнаружат, что у Бэкона и Джекобс были некоторые общие взгляды. Но сейчас они стояли на одном и том же месте, смотрели на одни и те же улицы и видели их по-разному.

Возможно, Филадельфия Бэкона была слишком не похожа на ту, о которой Джейн слышала от своих родителей, где они встретились и завели роман; или Филадельфию, которую она видела сама в 1930-е годы, когда навещала свою сестру Бетти в школе[426]426
  Philadelphia Sunday Bulletin Magazine, June 24, 1962.


[Закрыть], или во время визита из Нью-Йорка, когда работала на Iron Age в 1940-е годы; или на какой-то чисто платонический образ города, который возник у нее после двадцати лет жизни в Нью-Йорке. Какова бы ни была причина, то, насколько азартно и часто она позже упоминала случай с Бэконом, означает отнюдь не абстрактные разногласия в ценностях. Джейн рассердилась – рассердилась на то, что ее, кажется, обманули.

Воспоминания Джейн о первых годах в Forum намекают на все еще юношескую наивность, на которую она теперь смотрит с сожалением. Она рассказала, как съездила в Филадельфию

…и выяснила, что они задумали и что планируют сделать, и как это выглядит на чертежах, какие великие вещи произойдут… Я вернулась и написала статьи, полные энтузиазма, и впоследствии о других [городах], и все было отлично. Я дружила с планировщиками и строителями. Полагаю, мои читатели… что ж, я должна попросить у них прощения, кем бы они ни были[427]427
  Books and Authors Luncheon.


[Закрыть].

Потому что то, что она сейчас увидела в Филадельфии, означало, что новые проекты не выглядят так, как предполагалось, и, что еще важнее, не работают так, как предполагалось. Нет, если показатель – мальчик, пинающий шину на улице. Нет, если проекты, о которых ей рассказывали или даже о которых она сама писала, оказались тем, чем оказались: «Они не были приятными, не были милыми, и, очевидно, никогда не смогут работать как надо, – писала она журналисту из Луисвилля Грейди Клею[428]428
  Грейди Клей (Grady Clay, 1916–2013) – американский журналист, специализировавшийся по ландшафтной архитектуре и городскому планированию. Один из основоположников движения Нового урбанизма. – Прим. ред.


[Закрыть] в 1959 году. – Харрисон-плаза и Милл-Крик в Филадельфии стали для меня большим шоком».

«Чертежи архитекторов всегда казались мне такими соблазнительными»[429]429
  Matter, p. 126.


[Закрыть],– вспоминая, она только покачает головой. Да, чертежи обозначали толщину бетонных стен и прокладку вентиляционной системы. Но они также пускали пыль в глаза. Они представляли эстетические виды: как будут выглядеть здания, проекты и города. Они показывали в них людей, деревья и тротуары, образы прекрасной жизни – часто с высоты птичьего полета, который оставлял зрителя с чувством надежды и приглашал пройтись парадом по расстилающемуся перед ним городскому проспекту. И, конечно, это были работы архитекторов и планировщиков с хорошо воспитанным вкусом к дизайну, городской драматургии и образности. В Филадельфии Джейн обнаружила только, что эти виды не соответствуют городу, с которым она столкнулась, по крайней мере в том, что имело для нее значение.

Год или два в редакции журнала Forum до выхода статьи Джейн о Филадельфии могли показаться ей немного скучными; она писала, например, о том, как появление самообслуживания повлияло на архитектуру торговых центров. Она пыталась немного подрабатывать на стороне. Она пыталась заинтересовать Reader’s Digest несколькими отрывками американы[430]430
  См. переписку с Джоном С. Зинсером-младшим, Burns, 22:9.


[Закрыть], дошедшей до нее через Батцнеровскую сторону семьи. Она попробовала себя в научной фантастике[431]431
  Burns, 22:10.


[Закрыть], пересказывая историю Адама и Евы. Далеко не продвинулась.

Но из Филадельфии Джейн вернулась в редакцию Forum на взводе и начала рассказывать о своем разочаровании. Разочаровании, удивитесь вы, но в чем? На самом деле она пока не могла выразить его членораздельно или обоснованно. В Forum она впитала непреложные истины, которые вместе с архитекторами и планировщиками разделяли все остальные; и что бы ее теперь ни беспокоило, это было для нее чем-то новым, что она, вероятно, и сама еще толком не могла понять.

В феврале 1955 года, примерно в то время, когда статья Джейн о Филадельфии проходила путь через редакторов и иллюстраторов к публикации, Дуг Хаскелл написал своим сотрудникам, что «ввиду невероятного ускорения темпов городской реконструкции»[432]432
  Хаскелл – коллегам, 4 февраля 1955 г., HaskellPap, 58:3.


[Закрыть] Forum теперь планирует работать с городами страны более комплексно. На Филадельфию отводится десять страниц в июльском номере; это статья Джейн. Следующим будет Кливленд, и Джейн – разве она теперь не постоянный эксперт журнала по городам? – получает и его тоже.

В Кливленде есть многое, ради чего туда стоит ехать, писала она в вышедшей в августе статье, но его будущее, кажется, остановилось в городской черте; жители пригородов ничего не хотят с этим делать.

Постороннему трудно понять, почему Кливленд как организм, как идея не может увлечь воображение обитателей пригородов привычным для больших городов образом. Ведь у Кливленда есть индивидуальность и визуально он потрясающе хорош. Он не заслуживает ни того, чтобы считаться просто населенным пунктом, ни какого бы то ни было пренебрежения. По сути, Кливленд – все что угодно, кроме монотонности; вытянувшиеся вдоль реки промышленные предприятия, долины ручьев, глубоко разрезающие холмы. Мосты, рудопогрузчики и градирни, вкладывающие свою особую энергию в будни коммерческих и жилых районов. Возможно, промзона, разрезающая город, не такая уж «милая», но она делает вид на город, который открывается с окружного шоссе или верхних берегов реки, по-настоящему захватывающим, как обрушившаяся природная стихия[433]433
  «Cleveland: City with a Deadline», Architectural Forum (August 1955), автор не указан.


[Закрыть].

Джейн дальше рассказывает о планах города на прибрежную полосу озера, продолжает новостями о шоссе и скоростном транспорте, а также о предполагаемой реконструкции Гарден-Вэлли, которая, писала она, «преобразует безлюдную индустриальную пустошь и огромный, крутой, пустынный овраг в жилой район», состоящий из низко– и среднедоходного жилья. Если у нее и были какие-либо сомнения по этому поводу – а она могла их иметь, поскольку Гарден-Вэлли был ужасной трущобой, – то пока их не заметно.

Поэтому, что бы ни творилось в изобретательной голове Джейн, это пока не приводило к абсолютному разрыву с прошлым. У нее была хорошая работа. Она писала. Все было прекрасно. Правда, не все: Филадельфия Бэкона оставалась раздражителем для ума, как песчинка в глазу, которую никак не смыть.

Если в середине 1950-х годов вы пришли бы к Джекобсам на обед в дом на Гудзон-стрит, первое, что вы увидели бы при входе, – это припаркованный прямо возле кухни велосипед с плетеной корзиной, подвешенной на руль. Приходя на работу по утрам в будни, в 9:30 или в 10, одетая в приличное офисное платье, иногда даже в жемчуга, Джейн перед этим две с половиной мили крутила педали по одной из широких авеню Манхэттена, ведущей с севера на юг, в редакцию Forum в Рокфеллеровском центре. В то время еще не было велосипедных дорожек, шлемов и десяти скоростей, не говоря уже о велосипедных сумках и фиксах; перемещение по среднему Манхэттену на велосипеде, особенно для средних лет матери троих детей, выглядело достаточно странно. О Джейн даже написали в ее журнале.

В 1956 году коллега по Forum Уильям Маккод посвятил неформальную колонку журнала «В скобках»[434]434
  William McQuade, «Get a Bike!», Architectural Forum (April 1956).


[Закрыть] некоей леди, «которая предпочла остаться безымянной», но на фотографии в седле восседала Джейн. В конце рабочего дня, писал Маккод, она забирала свой велосипед из «ряда кадиллаков» в ближайшем гараже. Потом она ехала «по Пятой авеню, на юг через многолюдный торговый район… [и] немыслимую давку швейного квартала, через опавшие лепестки и сломанные стебли в зоне оптовой торговли цветами и потом через порочный Гринвич-Виллидж, пока не приезжала к себе домой, на Гудзон-стрит». Журналистская забава Маккода перечисляла насмешки, которые бросали Джейн по пути. «Садись на лошадь», – много раз слышала она. Или: «Смотри, девчушка, убьешься». Позже, когда она снова села на велосипед после рождения дочери Мэри в январе 1955 года, кажется, ньюйоркцы стали относиться к ней теплее. «Хорошая идея», – иногда слышала она. Или «Тебе это полезно», или «Возьми меня с собой». Конечно, уличные критики никогда не уставали указывать: «Заднее колесо прокручивается».

Брак Джейн практически начался с велосипеда, с велосипедного медового месяца. После войны они с Бобом практиковали то, что она назовет «автостопом с рыбой»[435]435
  Jane Jacobs, «Hitch-Hiking with the Fish», машинопись с отметкой, датирующей ее 1954 годом, Burns, 22:8.


[Закрыть]: они садились вместе со своими велосипедами в поезд, сходили с него где-нибудь на доступном для велосипедной езды расстоянии от рыбацкого порта и, со своими поношенными сумками, просились на рыболовецкие лодки, курсирующие по водному пути Восточного побережья. Ни в одном атласе, ни в одной туристической карте не упоминалось то, что Джейн называла «запутанной сетью неофициального транспорта». Они не бронировали гостиницы, но всегда находили кого-то, кто пускал их переночевать. В маленьком городке на берегу залива Памлико в Северной Каролине это был владелец местного завода по упаковке креветок. В штате Мэн это была женщина, которая изготавливала сливочное масло на острове, и ее муж, добывавший омаров. Однажды, напишет Джейн, они пировали лобстерами «только что из моря прямо в котел на камбузе, и ели их на палубе, среди скал, когда на вечнозеленые острова Пенобскот-Бэй опускались сумерки цвета лаванды».

Но вернемся на Гудзон-стрит. Они рано посадили своих мальчиков на велосипеды. Нед вспоминает, что когда ему было три, а Джимми пять, родители возобновили воскресные велосипедные экскурсии по городу, которыми увлекались до рождения детей. Детей учили сидеть на задних сиденьях «с ногами в полотняных седельных сумках, а руками на талии велосипедиста»[436]436
  Нед Джекобс, описание велопрогулок Джейн в: «Cycle Cambie Corridor-Vancouver», May 2, 2010, онлайн-описание велопрогулок Джейн от 2010 года; Нед Джекобс – автору, 19 октября 2013 года.


[Закрыть]. Они ни разу не попали в аварию. Им всегда было весело.

В этот период Джейн зарабатывала около 10 000 долларов в год[437]437
  Дневник Чедберна Джилпатрика, 4 июня 1958 г., Rockefeller: «Ее нынешняя зарплата в Forum – 13 750 долларов». Но это было через два года после событий апреля 1956 года, которые, как мы увидим в 10-й главе, резко увеличат ее доход. В письме Джо Хейзена Р. Д. Пейну-младшему от 24 февраля 1961 года (HaskellPap, 2:1), мы узнаем, что секретарь в Forum зарабатывал в среднем менее 6000 долларов в год, референт – около 8300 долларов, обозреватель – около 11 750 долларов.


[Закрыть] – в два раза больше секретаря в Forum и, по всей видимости, больше, чем Боб, который, поработав какое-то время помощником архитектора в агентстве Нью-Йорка, только нашел свое призвание в проектировании больниц. На две зарплаты Джекобсы жили достаточно хорошо, но с двумя, а потом тремя детьми на руках и старым домом, требующим затрат, все было далеко не так радужно. Где-то в это время они взяли ипотеку; Джейн вспоминала, что платежи тянулись вечно.

Но в 1950-х и начале 1960-х годов им не хватало скорее времени, чем денег. Вскоре после рождения Джимми в 1948 году Джейн наняла женщину, чтобы позаботиться о нем, пока она на работе. Ее звали Гленни Ленир[438]438
  Интервью с Джимом Джекобсом, Кэрол Биер, Джейн Хендерсон, Бургин Джекобс. В «Смерти и жизни» Ленир выражается благодарность.


[Закрыть], она была афроамериканкой, приезжала каждый день на метро из Квинса и работала на семью Джекобс дюжину лет. Джейн делала что-нибудь по дому при необходимости, но никогда не любила повседневные бытовые дела. Джимми помнит, что, когда ему было пять или шесть, тетя Бетти, жившая на другом конце города в новом районе для среднего класса под названием Стайвесант-таун, уговаривала маму купить паровой утюг, чтобы гладить одежду, в которой та ходила на работу: мол, так будет гораздо рациональней. Но Джейн ничего рационального в этом не увидела – лучше просто отнести одежду в соседнюю химчистку. Она редко покупала продукты: гораздо чаще составляла список продуктов и звонила ближайшему бакалейщику: заказ приносили несколько часов спустя, а счет – раз в месяц.

Джейн прославится добрыми словами, которыми она в первой своей книге наградила владельцев соседних магазинов – как они приветливо обменивались кивками с мистером Лофаро, торговцем фруктами, как она могла оставить запасной ключ Джо Корначче, владельцу местного магазина кулинарии. Как отметил журналист New York Times после выхода книги, «преисполненный любви портрет неторопливой жизни в Гроверс-Корнерс Торнтона Уайлдера» в «Нашем городке», был «не романтичнее наполненной теплотой картины дня и ночи на Гудзон-стрит миссис Джекобс»[439]439
  Matter, p. 52.


[Закрыть]. К 1955 году она жила там уже семь лет, а в Виллидж – все двадцать: достаточно долго, чтобы чувствовать желание защищать его. Посторонним могло показаться, что непредсказуемые дороги Виллидж с многоквартирными домами над хозяйственными магазинами и грузовиками, вертящимися на многолюдных улицах, не так уж и нуждаются в защите. Но к этому времени Джейн сама сильно привязалась к Виллидж. Так что когда пошли слухи, что город хочет пустить автомагистраль через парк Вашингтон-сквер, она была среди тех, кто пытался этого не допустить.

Итак, парк Вашингтон-сквер – от Вейверли-Плейс до 4-й Западной улицы и от Макдугал до Юниверсити-Плейс, десять акров под сенью болотных дубов и желтых гледичий, со скамейками вдоль дорожек, белой мраморной Вашингтонской аркой, возвышающейся над всем этим – достался нам как культурный памятник 1950-х и 1960-х годов; его история ведет к элегантной эпохе «Вашингтонской площади» Генри Джеймса; и даже до того, как туда зачастили Боб Дилан и Аллен Гинзберг, это уже было туристическое место, куда слетались жители пригорода из Джерси и с Айленда, чтобы послушать фолк-исполнителей, поглядеть на игроков в шахматы и развеяться.