Текст книги "Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс"

А теперь, пожалуйста, забудьте это все: с угрозой парку сражались не фолк-исполнители, битники или защитники архитектуры, а матери – матери, для чьих детей парк был игровой площадкой, свободным пространством в многолюдном городе. Когда брат Джейн Джим с семьей переехал в центр из южного Джерси, кузены тут же отправились всей толпой на Вашингтон-сквер, находящийся в десяти-пятнадцати минутах от дома. Там было красиво, всегда полно людей и безопасно.

Но в начале 1950-х годов над ним нависла угроза.

«С тревогой и почти недоверием, – писала Джейн мэру Роберту Ф. Вагнеру-младшему и президенту боро Манхэттен Хьюлану Джеку, – я слушала о планах провести автомагистраль через Вашингтон-сквер»[440]440
  Flint, p. 65.


[Закрыть]. Она рассказала им, как они с Бобом восстановили свой дом из руин[441]441
  Matter, p. 65; см. также: «На заднем дворе была свалка, и Боб должен был укрепить фундамент… Мы выполняли большую часть работы сами. Мы все делали по мере того, как могли себе позволить. Это отличается от городского обновления, когда делается все сразу» (Sunday Milwaukee Journal, July 8, 1962).


[Закрыть], вырастили в городе троих детей, сделали все, чтобы улучшить город; а эти ужасные планы могли все разрушить.

Было 1 июня 1955 года. Она присоединилась к борьбе в самом разгаре; кампания по спасению парка Вашингтон-сквер продолжалась не первый год и продлится еще несколько лет. Джейн была всего лишь пехотинцем. Но она шла на войну за городскую территорию не в последний раз; в следующий раз она будет генералом.

В начале 1955 года Джейн встретила Уильяма Керка[442]442
  Интервью с Джуди Керк Фитцсиммонс, Ойгеном Скляром, Дэвидом Гурином; «Metro North: Death of a Slum», WNBC-TV эфир от 25 февраля 1967 г., просмотрен в Paley Center for Media, New York City; некролог, New York Times, October 24, 2001; Union Settlement Papers, ColumbiaRare.


[Закрыть], который провел ей другую экскурсию по другому городу и изменил ее жизнь.

Последние шесть лет Керк работал в Union Settlement в нью-йоркском Восточном Гарлеме. С 1890-х годов организация предоставляла здесь социальные и медицинские услуги; Берт Ланкастер со 106-й Восточной улицы, будущий актер, был одним из ее бенефициаров. Само слово settlement[443]443
  Поселение. – Прим. пер.


[Закрыть] отсылает к XIX веку, когда образованные выходцы из викторианской Англии селились (settled) в трущобы, чтобы жить и работать среди бедных.

Керк, который официально значился руководителем организации, а на самом деле выполнял обязанности исполнительного директора, приехал из Ньюкасла в Пенсильвании, промышленного города в 50 милях к северу от Питтсбурга. Когда Джейн с ним познакомилась, он был неуклюжим крупным темноволосым человеком, на семь лет старше ее. Его можно было принять по ошибке за портового грузчика или профсоюзного работника, если не считать того, что он говорил с акцентом более аристократическим, чем нью-йоркский. Он закончил Амхерстский колледж в 1931 году, посещал Виргинскую семинарию, был рукоположен епископальным священником в 1935 году. Но, будучи настоятелем церкви в Сент-Луисе, он понял, что социальная сторона работы значит для него больше, чем сугубо духовная, и в 1949 году переехал в Нью-Йорк, чтобы возглавить Union Settlement.

Теперь, шесть лет спустя, Керк увидел, как район зашатался под действием новой разрушительной силы, появление которую никто не мог предвидеть. Когда он впервые приехал в офис Union Settlement на 104-й Западной улице, обе стороны улицы выглядели одинаково, на каждой выстроились в плотный ряд хорошо знакомые стены многоквартирных домов с магазинами на первом этаже, и тут протекала насыщенная жизнь. Но теперь, в середине 1950-х годов, южная сторона улицы исчезла, многоквартирные дома снесли, их заменили ряды высотных башен, каскадом спускающихся к югу – прямоугольники двенадцати– или четырнадцатиэтажных домов, каждый стоял посреди озелененных полос извилистых дорожек и парковок. Они были построены, чтобы принести жителям пользу. Но Керк пришел к выводу, что эти большие жилые комплексы приносили меньше пользы, чем вреда. У него не было на руках цифр, сколько-нибудь веских доказательств, которыми будут напичканы более поздние исследования, а может, и слов не было, чтобы просто это описать. Но он знал, что владельцы магазинов исчезали из района; дружба, казалось, больше не приветствовалась, школы и церкви слабели, общественный порядок разрушался. Его дочь, Джуди Керк Фицсиммонс, вспоминает, что когда она была совсем юной, он был человеком с миссией, и все, о чем он мог говорить – большие проекты. Он мог прийти домой вечером в их квартиру на Риверсайд-драйв, сесть за ужин, «и каждый вечер начинался этот разговор» о том, какие проекты принимали для Восточного Гарлема.

Восточный Гарлем, стоит отметить, не был тем самым Гарлемом, средоточием афроамериканской жизни и культуры, располагавшимся между Колумбийским университетом на западе и путями Нью-Йоркской железной дороги вдоль Парк-авеню на востоке. Восточный Гарлем лежит на другой стороне путей, рядом с Ист-Ривер, располагаясь к северу от 96-й улицы. В середине 1950-х годов он состоял почти на треть из черных, на треть из пуэрториканцев и на треть из белых. Белые были по большей части итальянцами; до 1930-х годов Восточный Гарлем был самой большой Маленькой Италией в Америке. Только в этой части Верхнего Манхэттена жило 180 000 человек – намного больше, чем во всем Скрантоне Джейн. Испанский был языком многих улиц, магазинов и домохозяйств – разговорный язык мигрантов из Пуэрто-Рико (зависимой от США территории со времен испано-американской войны). И он был бедным, не местами, как Виллидж, а целиком – большими территориями, включавшими десятки кварталов, застроенных многоквартирными домами[444]444
  Посетите, например, Музей многоквартирных домов в Нью-Йорке, в Нижнем Ист-Сайде.


[Закрыть]. Многие из них были построены по старому закону для больших волн мигрантов в конце XIX века – переполненные квартиры, часто по четыре на этаже, боковые комнаты, куда свет и воздух проникал только через грязный воздуховод, общий туалет в коридоре на несколько семей. Не далее как в 1939 году[445]445
  «Italian Harlem: America’s Largest and Most Italian Little Italy», http://www.vitomarcantonio.com.


[Закрыть] в самой плотно заселенной тогда итальянской части Восточного Гарлема четыре из пяти домов не имели центрального отопления, две трети были лишены ванны или душа, более чем в половине домов не было отдельных туалетов. Что, на самом деле, считать трущобой? Чем бы это ни было, в Восточном Гарлеме таковых было много. Преступность процветала. Люди все время въезжали и выезжали. Ни один банк, как пишет один из обозревателей о районе, не давал ни доллара на ипотеку в Восточном Гарлеме еще с 1940 года[446]446
  Lurie, «Community Action in East Harlem», p. 247.


[Закрыть].

Конечно, все знали об этом, и после Второй мировой войны предпринимались попытки решить проблемы с жильем в районе. В те времена, когда в метро можно было пройти за пятнадцать центов, 300 миллионов долларов ушло на новое жилье с 1940-х годов, это около 3 миллиардов по сегодняшним расценкам. Все началось еще даже до 1941 года, с домов на Ист-Ривер, а потом после войны с лихорадочной скоростью кварталы старых многоквартирных домов сносили, а на их месте вырастали новые одиннадцати-, четырнадцати– и семнадцатиэтажные корпуса. Тогда они заняли пятую часть Восточного Гарлема[447]447
  См.: Projects, part IV.


[Закрыть]. Это были не только дома Джорджа Вашингтона через 104-ю улицу от Union Settlement. Это были дома Джеймса Уэлдона Джонсона, охватывающие шесть кварталов между 3-й и Парк-авеню: более 1300 квартир. Дома Карвера вдоль Мэдисон-авеню, 1246 квартир. Дома Лексингтона, дома Тафта, дома Стивена Фостера… «Снести старое, – призывал в речи 1944 года нью-йоркский мэр Фьорелло Ла Гуардиа, уроженец Восточного Гарлема. – Построить новое. Покончим с прогнившими, дряхлыми крысиными норами. Покончим с лачугами. Покончим с болезнями. Покончим с преступностью… Впустим солнце. Впустим небо». И у них были дома с чистыми, относительно просторными квартирами на полвека новее многоквартирных домов, которые они заменили. Это были «прочные гигантские муниципальные здания», напишет один социальный работник, которые обещают «долгожданные и горячо любимые солнечный свет, свежий воздух и современный водопровод».

И все же, с крыльца Билла Керка на 104-й Восточной улице казалось, что с этой прекрасной картиной что-то не так. Он решил показать своему другу Филу Уиллу, что он видит в Восточном Гарлеме[448]448
  Некролог, Chicago Tribune, October 24, 1979; R. Randall Vosbeck, A Legacy of Leadership: The Presidents of the American Institute of Architects (Washington, D.C.: American Institute of Architects, 2008), p. 98–100. В 1961 году Уильям Керк заключил брак с дочерью Уилла Элизабет.


[Закрыть]. Уилл был известным чикагским архитектором, который через несколько лет станет президентом Американского института архитекторов. Специализацией его фирмы, Perkins & Will, были школы, но имя он себе сделал раньше, в Racine Courts, разработав типовое малоэтажное муниципальное жилье для Чикаго. Они познакомились через жен, лучших подруг по колледжу, и за двадцать лет стали близкими друзьями. И вот теперь Керк привел Уилла в Восточный Гарлем. «Он хотел, чтобы тот увидел, как люди работали, увидел структуру сообщества», – вспоминает дочь Керка; посмотреть, что новая застройка – новый вид застройки, на самом деле – с этим сделал. После этого Уилл предложил обратиться к Дугу Хаскеллу в Architectural Forum, с которым был знаком еще с 1940-х годов[449]449
  Керк – Хаскеллу, 19 ноября 1954 г., HaskellPap. См. также Уильям Керк – Чедберну Джилпатрику, 11 августа 1959 г., RF 1.2, 200 R, Rockefeller, 390:3381.


[Закрыть].

Несложно себе представить, что Хаскелл никогда не ступал на землю Восточного Гарлема, хотя он находился всего в трех милях по «хребту» Манхэттена от Рокфеллер-центра. В любом случае его почтовый ящик был обычно забит письмами от известных архитекторов, таких как Вальтер Гропиус и Фрэнк Ллойд Райт; письмо Керка не получило ответа. В марте он снова написал Хаскеллу[450]450
  Керк – Хаскеллу, 17 марта 1955 г., HaskellPap.


[Закрыть]. На этот раз, не желая ждать ответа, который может никогда не прийти, он предупредил о своем намерении позвонить в офис Хаскелла в следующий понедельник и договориться о встрече.

Неясно, встретился ли Керк в итоге с Хаскеллом или с одним из его подчиненных. Так или иначе, Керк уже скоро сидел в Рокфеллер-центре, раскладывая карты города, рассуждая о Восточном Гарлеме[451]451
  Books and Authors Luncheon; отсюда взято многое о Джейн и ее общении с Биллом Керком – вероятно, самый живой и полный из нескольких рассказов Джейн за все время. См. также: Alexander and Weadick, p. 15.


[Закрыть]: это, без тени сомнения отмечал он, самый большой получатель щедрот государственного жилья в Нью-Йорке и, возможно, во всей стране. Федералы рушат кварталы трущоб и заменяют их высотками. Старые трущобы были плохими, но новые проекты тоже плохие, только по-другому. Редакторы Forum должны понять, что…

Что ж, редактор Forum, очевидно, не мог принять все, что волновало Керка в связи с проблемами трущоб, которые совсем не совпадали с ориентированной на элиту редакционной повесткой журнала. Так что, возможно, чувствуя себя пойманным в ловушку, он рад был поймать взгляд Джейн за дверью и кивнуть ей, чтобы она вошла. Никого в Forum ничто не поразило так, как ее – встреча с Эдом Бэконом; ее тревожило то, с чем все остальные беспечно соглашались. Но теперь этот мистер Керк, казалось, был обеспокоен теми же самыми вопросами: эти замечательные новые проекты, представляемые как последнее слово в сфере недорогого жилья, столь прекрасно выглядевшего на чертежах, выражавшего модернистские общественные и архитектурные идеалы, может быть, вовсе и не были так хороши… Миссис Джекобс, сказал Керк ей прежде, чем уйти из офиса Forum в тот день, почему бы вам не поехать в Восточный Гарлем, и я вам там все покажу?

Керк поселился в Восточном Гарлеме в 1949 году[452]452
  См.: Gerald Meyer, «Italian Harlem: America’s Largest and Most Italian Little Italy», http://www.vitomarcantonio.com; Lurie, «Community Action in East Harlem»; The WPA Guide, p. 265–270; фотографии этого времени Жилищного управления Нью-Йорка, La Guardia and Wagner Archives.


[Закрыть], до того как построили большую часть новых кварталов; его память хранила картины полетов воздушных змеев, запускаемых с крыш старых многоквартирных домов. Игры в стикбол[453]453
  Дворовая версия бейсбола. – Прим. ред.


[Закрыть] между мальчишками из соперничающих кварталов. Ряды трех– и четырехэтажных таунхаусов с чудесными пряничными украшениями, широкие ступени их крылец подымались к окнам фасадов. Фермерские рынки, товары под тентами, опускавшимися над тротуарами. Двери многоквартирных домов оставались открытыми, чтобы жарким летним вечером ловить ветерок. И везде, на каждой улице – как будто это прихожая их переполненных квартир – люди. Люди, идущие по широким тротуарам. Развешивающие одежду для сушки на стальных решетках пожарных лестниц. Выходящие на тротуар из своих магазинов – взглянуть на небо и проверить, какая сегодня погода. Джейн расскажет:

Не представляю, как он находил время, чтобы показать мне район, но он находил. Когда бы у меня ни находилось несколько свободных часов, я звонила ему и он шел со мной гулять… Вроде у него не было никакого плана, что мне показывать. Все это казалось в каком-то смысле совершенно бесцельным. Мы просто гуляли[454]454
  Books and Authors Luncheon.


[Закрыть].

Люди, знавшие Билла Керка, помнили его широкий круг друзей, знакомых, связей. «Все его знали, – рассказывает Ойген Скляр, его преемник в Union Settlement. – И он всех знал… Он интересовался всеми местными жителями, лавочниками, тем, что творилось на улице». Его явно религиозная сторона редко проявлялась – хотя Скляр помнил большую разноцветную табличку над столом Керка в Union Settlement: ПРИДИТЕ – И РАССУДИМ. Он был сердечным, улыбчивым, «хорошим слушателем… Люди восхищались им и доверяли ему».

Керк был публичной фигурой. «Мы могли остановиться в любой момент или кто-то его останавливал, – расскажет Джейн об их совместных прогулках. – Я могла подслушать разговор. Мы останавливались у магазинов»[455]455
  Ibidem.


[Закрыть], у социального жилья, домов без лифта. Керк указывал на местные достопримечательности. Он знал каждого. Но пока ей все было интересно, она не сразу увидела, что именно он показывает, если он вообще что-то показывал[456]456
  Дж. Дж. – Чедберну Джилпатрику, 1 июля 1958 г., Rockefeller.


[Закрыть]. «Это как большая корзина сухих листьев, подброшенных в воздух. Что вы там разберете?»[457]457
  Books and Authors Luncheon.


[Закрыть] И все же что-то в этом было, и она начала видеть: за кажущейся неразберихой на улицах Восточного Гарлема царил своего рода порядок, бесконечно замысловатый. Там, рядом со слишком очевидными социальными патологиями, за грохотом грузовиков, молодыми бандитами, за резким столкновением мира старых многоквартирных домов и новых проектов находились люди на любой вкус и цвет, на любой ступени подъема и упадка, все вместе. Джейн всем этим упивалась.

Как насчет нас с вами? Можем ли мы всем этим упиваться? Может, взглянув на Восточный Гарлем с Керком, мы остались бы равнодушными? Может быть, ему не удалось бы захватить наше воображение, как захватило Джейн? Может, слегка заинтересовало бы, да и только – мельком открытое окно в мир, обычно от нас закрытый, беглый взгляд на несметное разнообразие городской жизни, которое вскоре забудется. Этого нельзя сказать о Джейн: каким-то образом она была восприимчива к очарованию Восточного Гарлема, к его особенностям, странностям и к тому, как из всего этого получается живое место.

Когда спустя годы ее спросили, как она впервые заинтересовалась городами, она ответила, что все началось в четвертом классе в Скрантоне. Была пятница, вспоминала она. Ее однокласснице Элизабет школьная библиотекарша сказала, что поскольку та задержала у себя книги, то должна заплатить штраф в один пенни. О, ответила Элизабет: «Принесу, когда птичий глаз свистнет»[458]458
  Edwin J. Slipek Jr., «An Urban Planning Expert Shares Her View of Richmond», Style Weekly (Richmond, VA), January 1, 1980.


[Закрыть]. И необъяснимым образом библиотекарша приняла этот ответ совершенно невозмутимо, как полное и удовлетворительное объяснение – приняла его, как описывает Джейн, «с достоинством». Мама объяснила Джейн, что Птичьим Глазом называется ближайшая угольная шахта. Если в шесть часов утра вы услышите свисток, это означает, что работа на шахте есть и деньги будут. Это знала Элизабет. Это знала школьная библиотекарша. Это знала мама Джейн. И теперь это знала и сама Джейн – сеть знания укрепилась еще одним узлом. Случившееся заставило ее задуматься: а как в Скрантоне люди зарабатывают себе на жизнь? Ее отец лечил больных. Отец Элизабет спускался в шахту. Все работали. Вдруг «весь город стал для меня гораздо интереснее. Он стал сетью», соединенной странными мелочами, замысловатыми связями, структурами.

Родители Джейн – мама из маленького городка, папа с фермы – встретились и завязали романтические отношения в Филадельфии: им «нравилось жить в городе, – скажет она. – Они считали города гораздо лучшим местом для жизни, и рассказали нам, почему»[459]459
  Kunstler, II, 14.


[Закрыть]. В Нью-Йорке Джейн стоило просто выйти из метро на Шеридан-сквер и пройтись по прилегающим улицам, чтобы ей приглянулся Гринвич-Виллидж. Скорнячный район очаровал ее, как и другие торговые районы, о которых она писала в Vogue. Теперь, рядом с Биллом Керком, она начала видеть даже больше того, к чему приводило ее живое любопытство; Восточный Гарлем, который содержал в себе гораздо больше, чем показалось вначале, как-то переплетенный, связный, целый.

Керк очень нравился Джейн[460]460
  «Он не был односторонним человеком, только для Восточного Гарлема», – говорит Джим Джекобс.


[Закрыть]. Но, как говорит ее сын Джим, познакомившийся с Керком еще ребенком, не из-за чего-то нечеткого и неопределенного, не «как личность». Скорее, из уважения к тому, как он умел видеть и обретать смысл в мире. Он смотрел на Восточный Гарлем в его целостности, во всем, чем он являлся, «не как на нечто, что нужно исправить. Он видел его величие, его ценность там, где большинство людей видело только неразбериху». Нагромождение деталей и событий, поток идей, фрагменты разговоров, которые Джейн впитывала рядом с Керком, открыли ей глаза. «Он показывал мне другой способ взглянуть на город, его социальную сторону»[461]461
  Lucile Preuss, Sunday Milwaukee Journal, July 8, 1962.


[Закрыть], человеческие связи, невидимые в архитектурных чертежах.

Джейн, вероятно, в конце 1955 года или в начале следующего, 1956-го, скорее всего по наводке Керка, узнала об исследовании, которое в это время проводил Комитет по наблюдению и планированию малого бизнеса в Восточном Гарлеме[462]462
  «Fact Sheet, East Harlem Small Business Survey & Planning Committee», 16 января 1956 г., Union Settlement Papers, RB35/7, ColumbiaRare. См. также: «Shops a Problem in East Harlem», New York Times, May 8, 1955.


[Закрыть]. В отчете, выпущенном чуть позже, им хватило всего трех печатных страниц, чтобы указать на опустошение, которое новые жилищные проекты причиняют району. В самый низ первой страницы была помещена грубая, нарисованная от руки карта домов Франклина, проект на 1200 квартир, занимающий пять кварталов между 1-й и 3-й авеню, который уничтожил 169 предприятий. На второй странице содержался потрясающий список, отлично представивший данные в таблице, так чтобы раскрыть вам глаза – то есть пока вы не осознаете это и не поймете, что 169 предприятий не были даже упомянуты в качестве резидентов домов Франклина и соседних кварталов.

В верхней части страницы располагалось пять колонок, помеченных от I до V, для пяти кварталов сетки улиц Манхэттена, которые представляли собой старый район. Внизу страницы перечислялось 44 вида предприятий, от магазинов бытовой техники и детских колясок до обувных магазинов, магазинов игрушек и турагентств. Это была «таблица утраченного»: не так давно на улицах, ограничивающих первый квартал, стояли три фруктовых киоска; теперь там нет ни одного. Было три химчистки во втором квартале, две мясные лавки в третьем, пять бакалейщиков в четвертом, три парикмахера, косметический кабинет и мастерская по ремонту радио– и телеаппаратуры в пятом и четырнадцать кондитерских магазинов в целом на перепроектируемой территории, среди всего прочего. Все исчезло. То же случилось с тринадцатью мастерскими, двумя профсоюзами, тремя церквями, одним политическим клубом и восемью общественными.

В общей сложности в Восточном Гарлеме новые дома уничтожили более 1500 розничных магазинов, и на их месте не было построено буквально ни одного. Жаль бедных капиталистов? Может быть. Но если отвлечься от их проблем и вместо этого посмотреть на район, который они обслуживали, обнаружится не только гибель предпринимательской деятельности, но и ослабление социального клея – общество, как сказала Джейн, заменили на общежитие.

В начале 1956 года Хосе Луис Серт[463]463
  Хосе Луис Серт или Жозеп Льюис Серт-и-Лопес (Josep Lluis Sert i López, 1902–1983) – испанский архитектор, родился в Барселоне, работал в Париже с Ле Корбюзье, после Гражданской войны в Испании был вынужден эмигрировать в США, где в 1953 году стал деканом в Гарвардской высшей школе дизайна. – Прим. ред.


[Закрыть], каталонский архитектор, иммигрировавший в Соединенные Штаты в 1939 году, декан гарвардской Высшей школы дизайна, предложил провести в апреле в университете конференцию по городскому дизайну. Городской дизайн? Серт рассматривал его как «дисциплину», что-то среднее между работой архитектора, ландшафтного архитектора и городского планировщика, но шире, чем каждая из них в отдельности. Как говорит Андре Дуани, главный сторонник движения Нового урбанизма конца XX века, конференция Серта в Гарварде представляет собой «группу джентльменов среднего возраста, которые собрались в попытке смягчить последствия своего неблагоразумия в молодости»[464]464
  Krieger and Saunders, p. xviii.


[Закрыть] – приспешников уничтожающего город модернизма. «Гарвард должен возглавить работу над ошибками», – заключил Серт.

В число заметных фигур от сообществ планировщиков, архитекторов и дизайнеров, приглашенных на конференцию, вошел и редактор Architectural Forum. 21 января 1956 года Дуг Хаскелл написал Серту, что будет рад ее посетить[465]465
  Хаскелл – Серту, 21 января 1956 г., HaskellPap, 20:5.


[Закрыть].

Но через два месяца, когда позвонила помощница Серта, Жаклин Тервитт, он сказал ей, «что вышла неурядица»[466]466
  Хаскелл – Серту, 19 марта 1956 г., HaskellPap, 20:5.


[Закрыть]. Неурядица состояла в том, что «это единственное время, когда я могу поехать в Европу» в этом году. Поэтому в итоге он не сможет приехать, «а так с удовольствием бы». Но кто вместо него? «Если другая женщина [то есть кроме Тарвитт, которая и сама известный архитектор] не будет некстати, могу ли я предложить, чтобы меня заменила миссис Роберт Джекобс – Джейн Джекобс в наших выходных данных». Когда дело доходило до вопросов городской реконструкции, которые освещались в Forum, она была самой опытной.

Не ясно, сделал ли Хаскелл это предложение после того, как поговорил с Джейн, или до; до конференции оставалось еще три недели. Ясно то, что Джейн сначала отказалась ехать[467]467
  История взята преимущественно из: Kunstler, II, p. 13; Alexander and Weadick, p. 15.


[Закрыть].

Отказалась ехать, потому что не собирается вставать и произносить речей на публике – просто не хочет снова себя мучить. За несколько лет до этого она уже выступала с речью. Она записала ее, едва ли думая действительно ее произнести. Но когда настало время выходить, вспомнит она, «мои коленки дрожали, и голос дрожал, я была напугана и не могла с этим справиться, я просто опустила голову, пробормотала речь по бумажке и смогла только так».

Особенно пугало то, что это все свалилось на нее из ниоткуда. Никакого предчувствия не было, она не догадывалась о каких-либо спрятанных глубоко страхах, которые у нее могли быть, пока не пришло время на самом деле встать и сделать. На письме Джейн Джекобс выглядела уверенной в себе и авторитетной. Лично при нужном настрое в небольшой компании она охотно выражала свои взгляды, часто главенствовала в аудитории. Но выступить с докладом публично, перед целым залом людей? Сущий ужас. Она не умеет этого делать, не справится. После первого фиаско «я сказала себе, что больше никогда этого не сделаю… Ни за что не буду себя заставлять».

И все же сейчас выпускающий редактор Forum разговаривал с ней по телефону о том, что она должна сделать именно это. Что-нибудь о земельном фонде для городского обновления – такой могла быть ее тема.

«Я сказала нет».

«Что ж, – сказал выпускающий редактор, – ты обязана. Он полагается на тебя»[468]468
  Alexander and Weadick, p. 15.


[Закрыть]. «Он» был Дуг Хаскелл.

Она не ответила ничего. Телефон, кажется, умер.

«Тогда хорошо, я сделаю это, – сказала она наконец, – но тему я выберу сама». Земельный фонд? Ну нет. «Я буду говорить о том, что интересует меня».