Текст книги "Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс"

В том же году, когда Джейн там обосновалась, профессор Вэр закончила свое исследование Гринвич-Виллидж, который оказался гораздо шире и богаче приписываемых ему стереотипов, наподобие того, что это «латинский квартал Нью-Йорка, населенный „длинноволосыми мужчинами и коротко стриженными женщинами“[215]215
  Ware, p. 3.


[Закрыть], художниками и притворяющимися ими». Как и другие районы города, он был достаточно большим. С населением в 50 000 человек, он протянулся от Бродвея до Хадсон-ривер, от 14-й улицы до Хьюстон-стрит или немного южнее, и включал в себя множество разных кварталов. Жители Виллидж работали на складах и маленьких фабриках на западной стороне, говорили по-итальянски в обширной южной части Виллидж, когда-то главным образом ирландской. Они учились и учили в Нью-Йоркском университете. Это были владельцы магазинов, бармены, врачи, клерки и офисные работники, и да, еще художники и богема. Обитатели Виллидж посещали католические и государственные школы. Протестанты молились в не менее чем восьми церквях. Кажется, что нетрудно написать историю Гринвич-Виллидж, рассказать о росте района за все это время, волнах мигрантов, о литературной богеме, которая к 1930-м годам уже считала его своим домом, описывать его влияние на американскую политическую и культурную жизнь, но все же вы потерпите неудачу, упустите что-то существенное. Потому что именно бесконечное разнообразие Виллидж, а не его богемность, политический энтузиазм, фасады XIX века или какую-то другую общую черту Джейн будет ценить и провозгласит его достоинством.

Многих, кто впервые прибыл издалека, Нью-Йорк мог испугать. Переехав сюда (в Бруклине, или, может быть, позже, на Мортон-стрит) Джейн и Бетти развлекались придуманной ими игрой. Она называлась «Сообщение»[216]216
  Смерть и жизнь, с. 145.


[Закрыть] и состояла вот в чем: они воображали двоих резко отличающихся друг от друга людей, «скажем, охотника за головами на Соломоновых островах и сапожника в Рок-Айленде, штат Иллинойс», – приводит пример Джейн. Затем каждая пыталась представить себе, что один должен передать другому устное сообщение: охотник за головами мог бы поговорить с вождем своей деревни, тот – с торговцем, приехавшим за копрой, тот – с офицером с проплывавшего мимо австралийского патрульного судна… и так далее до сапожника из Рок-Айленда. Выигрывала та, кому удавалось придумать самую короткую и правдоподобную цепочку. Некоторое время это их развлекало, но в какой-то момент они обнаружили, что слишком часто полагаются как на посредника на Элеонору Рузвельт; «у нее были необычные, невероятные знакомства». Вспоминая эту игру, Джейн, кажется, понимала, как она повлияла на их собственную жизнь на новом месте. «Мне кажется, – писала она, – с ее помощью мы неосознанно старались освоиться в огромном, пугающем мире, куда мы попали из нашего кокона».

Однако по прошествии нескольких лет Джейн и Бетти стали опытными ньюйоркцами – этот огромный пугающий мир стал их домом. Иногда Джейн забиралась на крышу дома и просто смотрела вниз на улицу, даже на проезжающие мимо мусоровозы. «Я думала, какое это сложное, великое место, и все эти мелочи заставляют его работать»[217]217
  Matter, p. 15.


[Закрыть].

В октябре 1936 года Джейн, которой было всего двадцать, получила новую работу в Адской кухне[218]218
  Адская кухня (Hell’s Kitchen) – неофициальное название района Клинтон. Располагается на Манхэттене между 34-й и 59-й улицами, Восьмой авеню и рекой Гудзон. Район печально известен как один из криминальных центров города с середины XIX и до конца ХХ века. – Прим. ред.


[Закрыть] – районе, ужасная репутация которого восходит к Гражданской войне; теперь в нем располагались склады, гаражи и фабрики. Одной из них была кондитерская фабрика братьев Шарф[219]219
  Заявление на федеральное трудоустройство, 27 ноября 1943 г., StL.


[Закрыть] на 51-й улице к западу от Десятой авеню, недалеко от пирсов Гудзона. Джейн могла бы наблюдать за работой производственной линии, где шоколадные конфеты наполняли разными начинками; однако она работала в офисе за 22 доллара в неделю: писала под диктовку, разрабатывала формы и графики, писала рекламные буклеты и отвечала на письма недовольных потребителей: Нет, это, должно быть, какая-то ошибка. В нашем шоколаде просто не может быть фрагмента стальной проволоки, печатала она, в то время как ее босс сидел рядом, щелкая пружинкой, которую покупатель прислал в качестве доказательства[220]220
  Интервью с Бургин Джекобс.


[Закрыть]. Но в мае 1937 года она ушла и с этой работы, после ограбления, которое, как она подозревала, было подстроено самой компанией, чтобы как-то вывести ее из-под удара Великой депрессии.

Однажды субботним утром осенью или в начале зимы 1936 года, когда Джейн была у родителей в Скрантоне, отец усадил ее рядом и рассказал о собственных невзгодах из-за Великой депрессии[221]221
  Впереди Средневековье, с. 83.


[Закрыть]. Семь лет назад он переехал в прекрасный новый кабинет в Доме медицинских наук. Потом рынок рухнул. Многим пациентам теперь просто нечем платить. Что касается аренды офиса, зарплаты мисс Элдридж, его медсестры, подписки на медицинские журналы и всего остального – требуется 48 долларов в день, только чтобы покрыть расходы. Обычно после обеда он возвращался в кабинет, задерживаясь до девяти. Он принимал и в воскресенье вечером. Он боролся.

И эта тяжкая борьба, на фоне ослабленного детскими болезнями здоровья, включая приступ аппендицита («Там такой бардак», – скажет он[222]222
  Интервью с Джимом Джекобсом.


[Закрыть]), взяла свое. Прошло чуть больше года после этого непростого разговора с Джейн, когда доктор Батцнер умер от непроходимости кишечника в возрасте пятидесяти девяти лет. За неделю до этого он жаловался на плохое самочувствие и сходил к врачу. Его положили в больницу, сделали операцию. Казалось, что ему лучше, но вскоре он угас. «Мисс Элдридж, есть кто-нибудь еще?»[223]223
  Joe Polakoff, «About a Man’s Man», Scranton Tribune, 1937.


[Закрыть] – шептал он перед смертью медсестре, помощнице, проработавшей с ним четырнадцать лет. Все его дети были рядом, когда он лежал в кислородной палатке «с четырьмя маленькими окошками», как гласило скрантонское новостное сообщение[224]224
  «Dr. J. D. Butzner Dies in Hospital», Scranton Tribune, December 23, 1937.


[Закрыть]. «Не надо грустных лиц, – говорил он им. – Если я поправлюсь, они не нужны. Если нет, то грустные лица мне не помогут».

Он умер за два дня до Рождества 1937 года. Завещание, которое он написал через несколько месяцев после свадьбы в 1909 году, предстояло открыть в начале следующего года[225]225
  Lackawanna County, PA, Register of Wills, January 6, 1938.


[Закрыть]. Его состояние было скромным. Он оставил все Бесси – медицинское оборудование, оцененное в 300 долларов, пятилетний Додж-седан и около 1000 долларов наличными; дом уже был записан на Бесси. Существенные выплаты по страховке смягчили финансовое бремя, оставив Джейн, ее братьев и сестер и овдовевшую мать предаваться скорби по скоропостижной утрате.

В те несколько месяцев, что прошли между разговором по душам с отцом и его смертью, вскоре после ухода с кондитерской фабрики Джейн получила работу на 25 долларов в неделю в офисе у поставщика стали, Питера А. Фрасса[226]226
  Заявление на федеральное трудоустройство, 8 сентября 1949 г., Приложение F, StL; в записи Peter A. Frasse & Co., 1818–1977, в Историческом обществе Нью-Йорка нет ссылки на Джейн Батцнер.


[Закрыть], находившемся в Нижнем Манхэттене в пятнадцати минутах ходьбы от ее дома. Сначала это была больше запись под диктовку и печать на машинке. Однажды она взяла письмо, набросанное скорописью, напечатала на машинке, получила подпись, запечатала в конверт и, выйдя с работы, уже чуть было не бросила его в почтовый ящик, но что-то остановило ее руку: тридцать восемь кудряшек стали[227]227
  Интервью с Джимом Джекобсом.


[Закрыть]. Вот что там было напечатано, но что бы это значило? Потом ее осенило: со старым нью-йоркским акцентом ее босса катушки стали звучали как кудряшки. На следующее утро в офисе она перепечатала его, получила подпись и отправила по адресу.

Через несколько месяцев Джейн, кажется, стояла на пороге настоящего успеха в старой нью-йоркской компании, корни которой уходили в 1816 год. В памятной книге, которую Фрасс издал к столетию организации, были указаны директора и управляющие за все годы, страница за страницей – конечно, ни одной женщины. Но не появилась ли теперь в стеклянном потолке маленькая трещина? Джейн впечатлила по меньшей мере одного из сотрудников Фрасса как «очень смышленая личность, [которая] может делать работу за трех девочек»[228]228
  FBI, Jane Butzner Jacobs, File no. 123–252, July 20, 1948, p. 6.


[Закрыть], «человек, с которым можно поговорить на любую тему». Ее повысили до только что созданной должности за 28 долларов в неделю, которую Джейн назовет «„устраняющий непорядок“ секретарь»[229]229
  Заявление на федеральное трудоустройство, 8 сентября 1949 года, приложение F, StL. «Младший эксперт по эффективности» – это моя ирония, а не ее статус.


[Закрыть]. Ее задачей было «разобраться с любым отделом, который тормозил работу, и помочь придумать способы ее ускорить».

Впрочем, на этом карьера Джейн Батцнер как Младшего Эксперта по Эффективности и окончилась. В сентябре 1938 года она уволилась. Больше чем через пять лет после окончания своих не самых удачных занятий в Центральной школе, примерно в то время, когда некоторые ее одноклассники закончили колледж, Джейн вернулась к учебе, поступив на отделение непрерывного образования Колумбийского университета. В последний раз, когда она была за партой, в школе Пауэлла, она узнала, что крошечная завитушка меняет «искренне ваш» на «ваш искренне». Теперь она изучала экономическую географию, психологию, геологию, зоологию и конституционное право, наслаждаясь каждой минутой учебы.

Глава 5
Морнингсайд-Хайтс

Кем бы она могла стать, если не писателем?[230]230
  Майкл Ондатже – Джейн Джекобс, 26 сентября 1994 г., и недатированный ответ, Burns, 6:5.


[Закрыть]

Был 1994 год, Джейн шел восьмой десяток, и издатели канадского журнала Brick, желая отметить свой пятидесятый выпуск, попросили авторов, которыми восхищались, ответить на этот вопрос. Джейн ответила незамедлительно. Рассказав историю о «пудингстоуне», о которой мы упоминали выше, она описала и другие геологические радости в своей жизни: скрантонский антрацит, тротуары из сланцевой плитки, известняк, украшавший наружную стену местной библиотеки, мраморные полы внутри. «Вся история, спрессованная в них», – писала она, превращается в «замечательную песню» с рифмами из геологических периодов: «Кайнозой – мезозой… Палеоцен – эоцен…» Короче, она могла стать геологом.

А может, продолжи она обучение, она поступила бы в 1938 году в Колумбийский университет на палеонтолога. «Когда я, наконец, переросла мои обиды на школу и пошла на занятия в университет – как здорово, что они мне нравились! – то сначала я увлеклась геологией, что затем привело к палеонтологии, что затем привело к зоологии, что затем привело к химии и эмбриологии».

Курс по геологии проходил во вторник и пятницу по вечерам по адресу: улица Скермерхорн, 401, в кампусе Колумбийского университета на Морнингсайд-Хайтс, куда надо было долго ехать на метро на север от Вест-Виллидж[231]231
  Информация об этом и других курсах Джейн в Колумбийском университете взята из: Bulletin of University Extension, 1938–1939.


[Закрыть]. Предметом, разумеется, были горные породы, их происхождение и структура, как они меняются под воздействием ледников, извержений вулканов и землетрясений. Классные часы этого и второго курса, на который Джейн пошла в следующем семестре, дополняли полевые исследования в субботу вечером. Одно из них прошло на Кротон-Пойнт, полуострове на реке Гудзон к северу от Нью-Йорка. Там, на участке берега шагов в пятнадцать длиной, она увидела геологическую аномалию под названием «глиняные собачки»[232]232
  Смерть и жизнь, с. 455.


[Закрыть]. Это природные скульптуры, твердые почти как камень. Джейн запомнила необычайное разнообразие их форм, от «нежно изогнутых и удивительных в своей простоте до фантастически-вычурно-восточных».

В отличие от всего, что она изучала в средней школе, ее занятия по геологии вдруг пошли; она получила высший балл за оба курса. Практически это была история возвращения Джейн к учебе. Официально она не была студенткой Колумбийского университета, входящего в Лигу плюща, основанного в 1754 году и конкурировавшего с Гарвардом и Принстоном, а находилась в системе дополнительного образования, или общеобразовательной подготовки[233]233
  Jane Butzner, выписка из диплома, Columbia University School of General Studies.


[Закрыть]. Джейн изучила каталог курсов и выбрала все, что хотела. Потому что она могла, и это прямо в нем утверждалось, черным по белому: «Все курсы открыты для мужчин и для женщин. Взрослые слушатели могут выбрать любые лекции и семинары». Джейн, конечно, это понравилось.

По большей части занятия проходили в послеобеденные и вечерние часы, на них учились тысячи ньюйоркцев. Джейн могла посещать университетскую библиотеку в Саут-холл, открытую по будням до 10 часов вечера. Вероятно, она покупала книги в университетском книжном магазине на углу Бродвея и 116-й улицы, рядом со входом в метро. Учащийся, записавшийся на курсы, которые «стоили» более восьми кредитов, должен был пройти консультацию в деканате; Джейн взяла 15 кредитов в первом семестре и прошла их за два года. На следующий год она пошла на курс «История правовых институтов» (кажется, он единственный доставил ей неприятности), курс по антропологии под названием «Доисторическая Европа»; взяла экономику, зоологию, еще географию и, вероятно, весьма дотошное погружение в химию с лекциями по вечерам вторника и пятницы, после которых шел час семинара и три часа лабораторных работ. Джейн получила А+.

На самом деле это был не первый раз, когда Джейн вернулась в учебную аудиторию после переезда из Скрантона. В академический 1935/36 год, пока она искала работу и писала для Vogue, она ходила на занятия в Нью-Йоркский университет[234]234
  «Information Required to Complete Application», ответ на вопрос «Ходили ли вы когда-нибудь на курсы по английскому языку или журналистике?», 5 января 1950 г., StL.


[Закрыть] в нескольких кварталах от дома, чтобы учиться писать статьи для журналов, готовить тематические и редакционные материалы. Но об этих занятиях она никогда особенно не упоминала: они, вероятно, не внесли сколько-нибудь значимого вклада, сравнимого с интеллектуальной важностью курсов в Колумбийском университете, которые явно оставили след в ее последующих размышлениях. Обучение Джейн занимало все время и было напряженным. Но теперь, когда ей стало интересно, она была старательной ученицей.

Весной 1940 года Джейн записалась на зоологию позвоночных, еще один большой курс, как и химия, с серьезной лабораторной составляющей. Факультетское руководство для лабораторных работ[235]235
  Она называлась Laboratory Directions in Elementary Vertebrate Zoology. Ее нам показал Джим Джекобс.


[Закрыть] состояло из материалов, демонстрирующих студентам, как проводить препарирование. На одной из страниц был напечатан сложный чертеж, показывающий «уриногенитальную систему пластинчатожаберных», таксономической категории, включающей акул. Студенты должны были отметить каждую анатомическую деталь – матку, мочеполовой сосочек, спинную аорту и так далее. Джейн сделала все очень четко и аккуратно – должно быть, это не было для нее трудным и скучным. Следующим этапом анатомического исследования была кошка. На обороте одной страницы Джейн сделала детальные зарисовки костей кошачьей задней лапы во всех взаимосвязанных деталях: большой вертел, малый вертел, коленная чашечка, все до самого верха, до вертлужной впадины и подвздошной кости…

Когда Джейн чем-то интересуется, она действительно этим интересуется. Однажды, примерно в это время, как гласит семейная легенда Джекобсов и Батцнеров, Джейн и Бетти зашли в Музей естественной истории, где увидели на экспозиции скелет кошки. Под влиянием практического курса зоологии, который она то ли уже закончила, то ли еще нет, Джейн решила, что ей тоже нужен скелет. Поэтому сестры – это одна из версий истории, скрытой в туманном прошлом[236]236
  Эту историю практически слово в слово рассказывали три члена семьи.


[Закрыть] – поймали бродячую кошку, доехали на городском автобусе до реки, утопили ее, принесли домой, сняли шкуру и запихнули в большой горшок на кухне, так что от тушки осталась кучка костей и кровавая лужа. Потом Джейн разобрала кости, соединила их вместе проволокой, склеила там, где понадобилось, и установила скелет в деревянный ящик, который она будет хранить много лет. Снятие шкуры само по себе, вероятно, не вызвало страха, поскольку в лабораторном журнале, где приводился кролик в качестве образца, было подробно описано, как это сделать: «Кожу нужно разрезать ножницами примерно посередине. Два человека могут быстро стянуть шкуру через голову и хвост, отрезав ее у основания ушей и морды, хвоста и анального отверстия… Вся операция… займет не больше трех-четырех минут».

Таковы были успехи Джейн в зоологии позвоночных.

А вот успехи Джейн в американском конституционном праве…

Этот двухсемеcтровый курс, который она проходила во время осеннего и весеннего семестров в первый год обучения, читал утром по вторникам и четвергам преподаватель юридического факультета, Нил Т. Доулинг[237]237
  Серия статей о Доулинге в Columbia Law Review 58, no. 5 (May 1958), p. 589–612, by Herbert Wechsler, Stanley Reed, William T. Bossett, Thomas I. Parkinson, Frederic P. Lee; Louis Luskey, «In Memoriam Neil T. Dowling», Columbia Law Review 69, no. 3 (March 1969), p. 351–352. См. также Columbia University Bulletin of Information, 1938–1939, для получения информации о курсах права, которые слушала Джейн.


[Закрыть], высокий, импозантный пятидесятитрехлетний выходец из Алабамы со склонностью к сократическому методу. Много лет спустя его провожали на пенсию словами, что он обладал настоящим даром выражать «внутреннее величие достижений человечества, представленных Конституцией», что он всегда стремился у учащихся «создавать чувство вовлечения в захватывающее расследование».

С Джейн Батцнер, кажется, ему повезло.

Джейн не была юристом и никогда не ставила перед собой цели им стать. Доулинг использовал на лекциях собственный талмуд «Дела по вопросам конституционного права», в котором приводились дебаты о властных полномочиях правительства до принятия Конституции США. Что мотивировало ее пойти на этот курс и почему ей разрешили, неясно – обычно это был спецкурс по выбору для второкурсников, изучающих право: в любом случае ей не хватало для него квалификации.

На каком-то этапе, возможно, для курсовой, Джейн начала копаться в старых статьях, передовицах и выступлениях, цитирующих предложения, представленные на Филадельфийском конвенте в 1787 году. Вскоре она перешла к записям о ходе самого конвента, сделанным Джеймсом Мэдисоном и другими в те знаменательные дни. Она обнаружила целый арсенал предложений, которые не вошли в Конституцию, – одни были отвергнуты как неразумные или ошибочные, другие просто не прошли голосование.

Например, в Конституции говорится, что законодательная власть принадлежит Сенату и Палате представителей. Но Джейн узнала, что Уильям Патерсон[238]238
  Уильям Патерсон (William Paterson, 1745–1806) – американский правовед, один из создателей Конституции США, генеральный прокурор Нью-Джерси (1776–1783). На Филадельфийском конвенте отстаивал права малых штатов. Нью-Джерсийский проект Конституции, который он предлагал, включал однопалатный парламент, в котором каждый штат имеет один голос независимо от населения; серьезные ограничения центральной исполнительной власти; высокий уровень суверенитета отдельных штатов. – Прим. ред.


[Закрыть] из Нью-Джерси считал, что одной палаты будет достаточно[239]239
  Chaff, p. 5.


[Закрыть], и Бенджамин Франклин разделял это мнение. А вот Руфус Кинг[240]240
  Руфус Кинг (Rufus King, 1755–1827) – американский государственный деятель, один из первых борцов против рабства и сторонник сильного федерального правительства на Филадельфийском конвенте. – Прим. ред.


[Закрыть] из Массачусетса полагал, что должно быть три палаты – «вторая, чтобы проверять первую и формироваться пропорционально населению, а третья – чтобы представлять штаты и иметь равное избирательное право»[241]241
  Chaff, p. 7.


[Закрыть]. В Конституции говорится, что Конгресс может отменить президентское вето двумя третями голосов. Но кое-кто в 1787 году спорил, что три четверти будет лучше для стабильности, ведь «угроза общественным интересам из-за нестабильности законов – это то, от чего больше всего необходимо защититься»[242]242
  Ibid., p. 57.


[Закрыть].

И здесь история Джейн принимает невероятный поворот: каким-то образом во всех этих отклоненных предложениях, среди этих идей, ушедших в никуда, толковых или не очень альтернативах тому, что сегодня мы принимаем за конституционную истину, Джейн Батцнер нашла материал для своей первой книги. Джейн была первокурсницей колледжа, только-только окончившей среднюю школу. Она была новичком в конституционном праве. За два десятилетия до того, как «Смерть и жизнь больших американских городов» сделает ее знаменитой, Columbia University Press в 1941 году издаст под именем Джейн Батцнер книгу «Черновики Конституции – Отклоненные предложения Конституционного конвента 1787 года».

Легко заметить уже в самой идее книги намеки на своеволие, лежащее в основе ее антиавторитарных настроений; вероятно, она и сама осознавала это. «Кажется бессмысленным, – писала она в предисловии, – обращать внимание на различные мнения и проекты, которые были отвергнуты»[243]243
  Chaff, p. 1.


[Закрыть]. Но нет, поясняла она, те ошибочные, бесполезные или неправильно понятые аргументы не нуждаются в оправданиях. Некоторые из них довольно оригинальны. Ее поражали выдержка и решимость, с которыми сторонники этих идей стремились к общей цели: «правительство стремилось к счастью человека, каждого человека». Нисколько не преуменьшая достижения авторов Конституции, говорила она, «отклоненные предложения» оказывают честь американскому эксперименту.

В предисловии Джейн выразила надежду, что ее книга заставит задуматься о том, как другая Конституция могла привести к другой Америке – если, используя ее пример, в ней провозглашалось бы, что Сенат действует постояннно, а не проводит сессии и что он, а не президент, контролирует международные дела. Ее книга была в духе того, что сегодня назовут «альтернативной историей», серьезного научного изучения того, что могло произойти, если бы события повернулись по-другому – если бы, скажем, генерал Ли победил в Геттисберге[244]244
  Битва при Геттисберге – переломное сражение в Гражданской войне в США. Состоялось 1–3 июля 1863 года в округе Адамс штата Пенсильвания и окончилось победой северян. Армией проигравших конфедератов командовал генерал Роберт Ли. – Прим. ред.


[Закрыть].

Она выражала надежду, что ее книга также понравится «тем, кто читает ради лучшей возможной цели – развлечения»[245]245
  Chaff, preface.


[Закрыть]. И в «Черновиках Конституции» было своего рода развлечение – в причудливой дерзости ее основной идеи; в явной дикости некоторых предложений, которые Джейн почтила своим вниманием; в том, как творцы Конституции США искали свой путь к Единственно Истинной Конституции. И еще в Приложении C к ее книге – местами злобные «Характерные зарисовки» делегата Уильяма Пирса[246]246
  Уильям Пирс-младший (William Pierce, Jr., 1753–1789) – американский политик и бизнесмен, участник Войны за независимость США; на Филадельфийском конвенте присутствовал в качестве делегата от Джорджии. – Прим. ред.


[Закрыть], касающиеся его коллег по собранию: «Важности-то на себя напустит, – писал Пирс, например, о делавэрце Джоне Дикинсоне[247]247
  Джон Дикинсон (John Dickinson, 1732–1808) – американский политический деятель, адвокат, конгрессмен, публицист, автор сыгравших значительную роль в подготовке американской революции серии «Писем пенсильванского фермера». – Прим. ред.


[Закрыть],– а что ни скажет – все какая-то нелепица»[248]248
  Chaff, p. 160.


[Закрыть].

По сравнению с тем, что она напишет позже, «Черновики Конституции» можно посчитать работой незначительной; это была просто «компиляция», как скромничала Джейн. Но не совсем; она отражала ее натуру. Она была противоречивой. Серьезной (она называла эту книгу «компендиум идей»). Достойной читательского удовольствия. В начале весны 1940 года Джейн, по всей видимости, закончила работать над текстом и предложила его в Columbia University Press. В мае заместитель директора издательства, Чарльз Дж. Проффитт, написал профессору Доулингу, тогда находившемуся в творческом отпуске в Университете Виргинии, с просьбой поделиться своим мнением. Доулинг написал, что это «хорошо сделанная работа очень старательного студента»[249]249
  Ноэл Т. Доулинг – Чарльзу Дж. Проффитту, 3 июня 1940 г., Columbia University Press Papers, ColumbiaRare.


[Закрыть] и что рукопись может быть полезна ученым. Правда, не многим ученым: приходилось признать, что книга рассчитана на «самый ограниченный рынок распространения, если это вообще можно назвать рынком».

15 июля Джейн узнала, что ее рукопись одобрили к публикации, но «финансы» представляли собой проблему. Требовалось около 350 долларов, помимо собственных ресурсов издательства, чтобы запустить рукопись в работу. Знает ли она «о каком-нибудь источнике, из которого можно получить эту сумму?»[250]250
  Генри Х. Уиггинс – Джейн Батцнер, 15 июля 1940 г., Columbia University Press Papers, ColumbiaRare.


[Закрыть] Если да, то они будут рады заключить с ней договор и запланируют выход книги на следующий год.

Через три дня Джейн позвонила Генри Х. Уиггинсу, сотруднику Columbia Press, написавшему ей об этой небольшой загвоздке, и засыпала его вопросами о том, где ее книгу будут продавать, почем, и так далее. Она призналась, как написал в докладной Уиггинс, «что у нее есть некоторые трудности с деньгами, но она все обдумает и даст нам знать»[251]251
  H. H. W., Memo for the File, July 24, 1940, Columbia University Press Papers, ColumbiaRare.


[Закрыть].

Три с половиной сотни долларов – семимесячная арендная плата для Джейн и ее сестры; или ее трехмесячный заработок в период трудоустройства. Считайте, сегодня это не меньше 5000 долларов. Откуда она могла взять такую сумму? Да и могла ли?

Смерть отца повлекла за собой выплату внушительного пособия по страхованию жизни, которое поддерживало миссис Батцнер на протяжении всей жизни, и, вероятно, ослабило финансовые тяготы для семьи[252]252
  Интервью с Джимом Джекобсом. Он также предполагает, что Джейн могла получить финансовую помощь от Хемфилла, который был в то время в романтических отношениях с Бетти. В предисловии к «Черновикам» Джейн выражает признательность «энтузиазму и мудрости Роберта Х. Хемфилла».


[Закрыть]. Вскоре после его смерти Джейн перестала работать и поступила в Колумбийский университет. В следующем январе миссис Батцнер прислала ей чек, чтобы помочь с поездкой в Филадельфию; определенно, Джейн не лишилась финансовой поддержки[253]253
  Джейн – своей матери, внизу карандашом подписано: от Джейн Батцнер – Р. Ф. Прайсу, Dorrance & Co., 18 января 1939 г., Columbia University Press Papers, ColumbiaRare.


[Закрыть]. Теперь, когда перед ней возникла столь заманчивая возможность, она, конечно, обратилась к помощи семьи еще раз. Также она могла обратиться к своему первому работодателю в Нью-Йорке, Роберту Хемфиллу, который стал ее другом, а еще больше – другом Бетти, и его часто видели в квартире на Мортон-стрит до самой его смерти в следующем году, в возрасте 64 лет. В любом случае, 22 июля Джейн написала Уиггинсу, что нашла деньги.

Книга вышла в свет в январе 1941 года тиражом около 1100 экземпляров, по 2,25 доллара каждая. Первые экземпляры поступили к ней как раз вовремя, чтобы раздать их семье на Рождество. «Я рада выходу книги, – писала Джейн Проффитту 2 января, – и меня очень впечатляют те забота и вкус, с которыми издательство во всех отношениях подошло к ней»[254]254
  Джейн Батцнер – Чарльзу Дж. Проффитту, 2 января 1941 года, Columbia University Press Papers, ColumbiaRare.


[Закрыть]. Ей нравится шрифт. Ей нравится обложка. Даже восьмистраничный указатель книги «наполняет меня трепетом».

Книга была издана важным университетским издательством, четвертым старейшим издательством в Соединенных Штатах, где вышли работы двух президентов США. Она поступила в библиотеки. Рецензии на нее вышли тут и там, ее цитировали в литературе. Ее стоит прочесть и сегодня – может быть, особенно сегодня, когда бесконечные межпартийные распри подрывают силу нации и нашу уверенность в себе. Джейн писала о Гамильтоне, Франклине, Эдмунде Рэндольфе[255]255
  Эдмунд Рэндольф (Edmund Randolph, 1753–1813) – американский политик, адвокат, первый генпрокурор США, один из авторов виргинского проекта Конституции. – Прим. ред.


[Закрыть] из Виргинии, у каждого были сомнения относительно Конституции, и все же они настоятельно призывали к ее ратификации, а в иных случаях действовали даже против собственных убеждений. Блага страны, по словам Джейн, «можно наилучшим образом достичь, согласовывая разногласия, достигая компромисса друг с другом»[256]256
  Chaff, p. 1.


[Закрыть].

Заманчиво рассматривать эту книгу двадцатичетырехлетней недоучки, постаравшейся внести свой вклад в решение проблем, существовавших с самого рождения американского государства, как на раннее свидетельство гения, и этот взгляд не будет неверным. Однако мы в равной степени можем смотреть на нее сквозь призму признательности, которую автор выражает в книге: она «не была бы написана без поощрения и поддержки членов моей семьи». Из того, что мы знаем о годах ее взросления, эти слова кажутся сердечными и совершенно искренними, и относятся далеко не только к 350 долларам. На экземпляре книги, который она подарила своему брату Джону, возможно, на то самое Рождество, она благодарила его за название книги и за «полезное наставление»[257]257
  На отметку о благодарности на экземпляре Chaff Джона Батцнера любезно указал Декер Батцнер.


[Закрыть]. Но посвящение в книге относится не к нему, не к матери, не к недавно умершему отцу, а скорее к чему-то большему, чем кто-либо из них по отдельности – «Монро-авеню, 1712», ее дому в Скрантоне, всему и всем, кто ее вырастил.

Незадолго до записи на первые занятия в Колумбийский университет в 1938 году Джейн с Бетти устроили себе что-то вроде настоящих каникул: совершили морское путешествие вдоль атлантического побережья до Новой Англии[258]258
  Ethics, p. 229.


[Закрыть]. Джейн влюбилась в Бостон, для экономики которого в то время был не самый удачный период. Они посетили и Кейп-Код, счастливо разминувшись с ураганом-убийцей, который пронесся над Новой Англией в следующие выходные.

В 1940 году они отправились в недельное путешествие на велосипедах в провинцию Квебек, где посетили, среди прочего, место паломничества: католическая церковь города Сент-Анн-де-Бопре превратилась в склад костылей, говорилось, что их оставляют чудесным образом исцеленные люди.

Когда в парке Флашинг-Медоус в течение шести месяцев 1939 и 1940 года проходила Нью-Йоркская Всемирная выставка[259]259
  Лозунг Нью-Йоркской Всемирной выставки 1939–1940 годов – «Заря нового дня». – Прим. ред.


[Закрыть], Джейн посетила ее знаковую экспозицию «Футурама»[260]260
  Футурама – проект дизайнера Нормана Геддеса для павильона General Motors на Нью-Йоркской Всемирной выставке 1939–1940 годов. Проект представлял собой восемнадцатиминутное путешествие в соединенных конвейером кабинках над предполагаемым через 20 лет пейзажем Америки, которая была пронизана насквозь сетью широкополосных высокоскоростных хайвеев. Площадь пейзажа достигала почти полгектара, он включал около миллиона моделей деревьев, полмиллиона зданий, около 50 тысяч автомобилей, 10 тысяч из которых двигались по четырнадцатиполосному междугороднему шоссе. – Прим. ред.


[Закрыть].

Здесь она села в один из маленьких вагончиков и перед ней, как и перед миллионами других посетителей, предстал образ будущего от General Motors – под ними простирался мир быстрого и легкого персонального перемещения по футуристическим суперхайвеям.

«Мне казалось, это так мило, – скажет она в интервью годы спустя. – Все равно что смотреть на игрушечную железную дорогу»[261]261
  Kunstler, II, p. 9.


[Закрыть].

«Вы могли тогда представить себе, что это обернется катастрофой в Далласе в 1985 году?»[262]262
  Имеется в виду авиакатастрофа рейса L-1011 авиалайнера Lockheed L-1011– 385–1 TriStar авиакомпании Delta Air Lines 2 августа 1985 года. При заходе на посадку самолет попал в сильный микропорыв и пронесся через автомагистраль, разбив один автомобиль, и затем врезался в водонапорную башню. В результате катастрофы погибло 134 человека, включая водителя автомобиля. – Прим. ред.


[Закрыть]

«Нет, – ответила она, – конечно, нет».

Перед началом занятий в Колумбийском университете Джейн получила весточку от тети Ханны, семидесятисемилетней сестры бабушки, с просьбой, которую она не могла обойти вниманием.

Уехав из Блумберга в конце прошлого столетия, Ханна отправилась учиться в Университет Чикаго, затем уехала учить индейцев на американском Западе, а потом в течение четырнадцати лет учила алеутов и другие коренные народы Аляски. Вернувшись в Пенсильванию, где она поведала публике о своих приключениях, она загорелась идеей их напечатать. Собрав у адресатов несколько своих писем, отправленных из глуши, она подготовила рукопись «Женщина прокладывает путь в Аляску»[263]263
  Джейн Батцнер – Флеминг Х. Ревелл Ко, 7 декабря 1939 г., Burns, 17.


[Закрыть].

Подготовила рукопись? «Точнее, пусть это и звучит немилосердно, – напишет позже Джейн, – она состряпала рукопись»[264]264
  Alaska, p. xiv.


[Закрыть]. Годы тети Ханны на Аляске были, несомненно, героическими, но рассказ ее не был последовательным. «Читать его было все равно, что смотреть в коробку с фрагментами пазла, – писала Джейн. – Каждый фрагмент был увлекателен, но все они были в невообразимом беспорядке». Когда Ханна впервые к ней обратилась, Джейн сказала: рукопись нуждается в редактуре. В связи с возрастом, однако, Ханна едва ли справится сама. Зато статьи Джейн публиковали в журналах. Джейн была профи. Не могла бы Джейн помочь ей?

Джейн попыталась. И Ханна получила машинописную версию. Джейн работала над новым черновиком и, как она напишет, в течение следующих двух лет отправила рукопись «нескольким читателям, которым она понравилась, и издателям, которым она не понравилась»[265]265
  Alaska, p. xv. История Ханны Брис и ее рукопись из Аляски снова рассматривается в главе 23.


[Закрыть]. Изнурительная и нудная переписка с филадельфийским издателем, Доррансом, ни к чему не привела, как и запрос в издательство Университета Вашингтона, как и все остальные попытки Джейн издать книгу Ханны. «Повествование в целом движется слишком медленно, а в описаниях редких событий не хватает драматизма», – ответил один издатель[266]266
  Элизабет М. Морроу – Джейн Батцнер, 16 апреля 1940 г., Burns, 17.


[Закрыть].

Это случилось 16 апреля 1940 года. Тетя Ханна умерла через несколько дней. Джейн убрала рукопись, чтобы не открывать ее следующие пятьдесят лет. «Мне не хватало навыков», чтобы сделать из нее хорошую книгу, напишет она, «и я знала это»[267]267
  Alaska, p. xv.


[Закрыть].

Весной 1940 года Джейн посещала занятия в Колумбийском университете уже два года и была на полпути к степени бакалавра. Она выбрала естественные науки и решила, что «страстно любит геологию и зоологию»[268]268
  Matter, p. 3.


[Закрыть]. Она посещала четыре курса по экономической географии – к которой можно отнести большинство ее последующих работ. «Впервые мне нравилась учеба и впервые я получала достойные отметки», в основном отличные.

Но этот поздний успех, скажет она с горькой усмешкой, «был почти моей погибелью»[269]269
  Ibid., p. 3.


[Закрыть]. Вероятно, женщина, записавшаяся на слишком большое число общеобразовательных предметов, привлекла пристальное внимание администрации Барнард-колледжа. Барнард был колледжем для женщин, располагавшимся по ту сторону Бродвея от главного кампуса Колумбийского университета, в чем-то связанным с университетом, но в чем-то и отделенным от него. До настоящего времени Джейн наслаждалась восхитительной интеллектуальной свободой. Но теперь ей пришел конец. Ее вызвали на встречу с руководителем Барнарда, которую она назовет «дракониха»[270]270
  Рассказ взят из Harvey, p. 37, и видеоинтервью Дж. Дж., взятое Люси Джекобс, 1992.


[Закрыть]. Ну, мисс Батцнер, какие курсы вы желаете посещать? О, так вам же не хватает базовой подготовки? И к тому же без должного уровня знания иностранного языка? Стало еще хуже. Взглянув на оценки Джейн в средней школе, дракониха всплеснула руками: как вообще можно было допустить Джейн в Барнард с такими оценками?

Джейн удалось посетить еще несколько курсов, прежде чем с Колумбийским университетом было покончено. Осенью 1940 года, незадолго до издания «Черновиков Конституции», она записалась на единственный курс по эмбриологии, а потом снова отправилась на поиски работы.

Она нашла ее в отраслевом еженедельнике о металлургии под названием «Железный век» (Iron Age). Его редакция находилась возле Центрального вокзала Нью-Йорка. «Они наняли меня, – любила говорить Джейн, – потому что я могла выговорить слово «молибден» (основной легирующий металл)[271]271
  Matter, p. 12.


[Закрыть]. Сначала, хотя за спиной у нее было два года в Колумбийском университете, Джейн снова получила должность секретаря. И за 25 долларов в неделю делала меньше, чем у Фрасса перед увольнением[272]272
  Заявление на федеральное трудоустройство, 8 сентября 1949 г., Приложение E, StL.


[Закрыть]. Но поскольку ее непосредственным начальством были ведущие редакторы журнала, через несколько месяцев на нее возложили новые обязанности. Раз в неделю она садилась на поезд в Филадельфию[273]273
  Заявление на федеральное трудоустройство, 26 октября 1946 г., StL.


[Закрыть] и отправлялась в конторы металлургических компаний и торговцев металлоломом, чтобы узнать новости о состоянии рынка. Или сидела на телефоне, собирая данные о тоннаже металла, выходящего из доменных печей Бетлехема или Балтимора. Со временем она начала редактировать и писать технические статьи сама.