Текст книги "Билет на планету Транай"

Токарные станки, прессы – все на фабрике было автоматическим. В просторных сверкающих цехах машины тихо гудели, безупречно выполняя свою работу.

Каррин направился к концу автоматической линии по сборке стиральных машин.

– Все в порядке? – спросил он рабочего, которого должен был сменить.

– Ясное дело, – ответил тот. – Уже год как брака не было. Эти новые модели, кстати, не лампочками мигают, а говорят.

Он ушел, а Каррин сел на его место и стал ждать, когда подъедет первая стиральная машина. Работа у него была – проще некуда. Он сидел, и к нему по одной подкатывали машины. На каждой он нажимал кнопку, чтобы проверить, работает ли изделие. Они всегда работали. После его проверки стиральные машины отправлялись на упаковочную линию.

Вот по длинной полосе роликов к нему приблизилась первая. Каррин нажал сбоку кнопку включения.

– К стирке готова, – сказала машина.

Каррин выключил ее, и она поехала дальше.

«Мой мальчик, – думал Каррин о сыне. – Когда же он вырастет и поймет, что такое ответственность? Станет ли однажды по-настоящему взрослым, чтобы занять свое место в обществе?»

Вряд ли. Мальчик прирожденный бунтарь. Если кто и должен лететь на Марс, то это такие, как он.

Размышления не слишком мешали выполнять прямые обязанности.

– К стирке готова. – И вторая машина поехала своим путем.

Тут Каррин вспомнил Миллера. Этот весельчак вечно шутил про другие планеты. Вот бы улететь куда подальше и подготовить это место для жизни.

Но Миллер никуда не полетел. Он покончил с собой.

– К стирке готова.

Впереди восьмичасовая смена. Каррин ослабил ремень, чтобы удобнее было работать. Восемь часов кряду ему предстояло нажимать на кнопки и выслушивать один и тот же доклад.

– К стирке готова.

Он выключил машину.

– К стирке готова.

Каррин унесся мыслями далеко-далеко от сборочного цеха, благо работа не требовала особого внимания.

Вот если бы он воплотил свою детскую мечту… Стал бы самым лучшим космическим пилотом, нажал на кнопку и улетел на Марс…

Робот-коробейник по имени Рекс

Когда в мангровых зарослях появляется автоматизированная походная кухня, битком набитая всякими продуктами, сразу возникает мысль: а не последует ли за ней вскоре и кавалерийский полк?

В тринадцать ноль-ноль сканер у входной двери в дом Мордехая Гастона cообщил о прибытии разносчика из федерального почтового ведомства 193-СН (робота), временно подменявшего Фреда Биллингса, который сидел на больничном. «Сунь все в почтовый ящик!» – крикнул Гастон из ванной. «Необходимо расписаться в получении», – сообщил ему сканер.

Гастон завернулся в полотенце и вышел на крыльцо. Робот-почтальон представлял собой большой цилиндр, выкрашенный в красный, белый и синий цвет и снабженный колесами с резиновыми покрышками. Он также был оборудован подъемным устройством с питанием от линии электропередач Дейд-Броуард, что давало ему возможность по воздуху преодолевать транспортные пробки и открывать подъемные мосты. Робот извлек клочок бумаги и шариковую ручку. Гастон расписался. Он сказал: «Спасибо, сэр», в боку у него открылась откидная панель, и оттуда выехала большая посылка.

Гастон знал, что это мини-флаер, который он заказал на прошлой неделе в фирме «Персонал транспортс, инк.» (она находилась в Корал-Гейблз, штат Флорида). Он отнес посылку на террасу, отключил блокировку и инициировал сборочную память. Посылка раскрылась, аппарат сам себя собрал, и перед Гастоном предстала алюминиевая корзина ажурного плетения, с простой панелью управления, ярко-желтым аккумуляторным отсеком, который также служил пилотским креслом, и блоком питания, который подключал флаер к системе электропередач округа Дейд.

Гастон влез в аппарат и включил его. Индикатор питания вспыхнул приятным красным цветом. Гастон чуть тронул ручку управления, и флаер мгновенно взлетел. Вскоре он был уже высоко над Форт-Лодердейлом и мчался в западном направлении над заповедником Эверглейдс. С одной стороны был виден длинный изгиб атлантического побережья Флориды, а с другой – темная зелень заповедника. На юге сияющим жарким маревом вставал Майами. Гастон уже пролетел половину расстояния над Эверглейдсон, когда индикатор питания вдруг мигнул три раза и погас. Флаер начал падать. И только тогда Гастон вспомнил, что вчера по телевизору предупреждали о кратковременном отключении электросети для подсоединения к ней округа Кольер.

Он подождал, пока микропроцессор флаера не переключится на питание от аккумулятора. Но индикатор питания почему-то не загорался, и внезапно у Гастона возникло ужасное подозрение. Он заглянул в аккумуляторный отсек – точно! Аккумулятора не было и в помине. Лишь табличка на крышке отсека с указанием, где такой аккумулятор можно приобрести.

Флаер падал в однообразную серо-зеленую массу мангровых зарослей, пальметто и осоки. Гастон успел еще вспомнить, что не пристегнул ремень безопасности и не надел противоударный шлем, и тут флаер врезался в воду, подпрыгнул и тяжело рухнул в густые мангровые заросли. Гастон потерял сознание.

Уже через несколько минут он пришел в себя. Вода вокруг небольшого мангрового островка все еще была вспенена. Флаер застрял в тесном переплетении веток и побегов, упругое сопротивление которых и спасло Гастону жизнь.

Это была, так сказать, светлая сторона ситуации. Темная же ее сторона заключалась в том, что он лежал внутри флаера в исключительно неудобной позе, а когда попробовал распрямиться и вылезти, левую ногу пронзила такая острая боль, что он чуть снова не лишился чувств, а нога так и осталась согнутой под очень странным углом.

До чего же глупо все получилось! Служба спасения наверняка задаст ему массу неприятных вопросов, когда наконец доберется сюда…

Только вот когда она сюда доберется?

Никто ведь не знает, что он тут застрял, если только тот робот-почтальон не заметил, как он взлетел. Но ведь роботам запрещено говорить о том, что они видели.

А он через час, между прочим, должен был встретиться со своим лучшим другом Марти Фенном – они собирались играть в теннис! И если он не появится на корте, Марти позвонит ему домой.

И сканер ответит ему, что Гастона нет дома. И больше он ничего сообщить Марти не сможет!

А Марти будет продолжать звонить и через день-два начнет уже по-настоящему беспокоиться. Ключ от квартиры Гастона у него есть, и он наверняка в итоге заедет, чтобы проверить, действительно ли его друга нет дома. И обнаружит упаковку от флаера. И поймет, что Гастон куда-то улетел. Но как он узнает, куда именно? Ведь за столько дней можно оказаться на другом конце Соединенных Штатов, в Калифорнии, если лететь вдоль линий электропередач! С какой стати Марти искать его в Эверглейдсе? И почему он непременно решит, что Гастон потерпел аварию?

Едва перевалило за полдень, и на болотах царили тишина и покой. Пролетел длинноногий аист. Легкий ветерок поднял рябь на мелководье, потом затих. Что-то длинное и серое плыло по направлению к нему. Аллигатор? Нет, просто полузатопленный ствол дерева.

Гастон весь взмок от жары и духоты – воздух над болотами был буквально пропитан влагой. Зато рот и горло совершенно пересохли, даже глотать было больно.

Краб-отшельник, таща на себе домик-раковину, вылез из воды и осмотрел пришельца. Гастон замахнулся рукой, пытаясь прогнать краба, и от этого резкого движения ногу опять пронзила острая боль. Краб отбежал шага на два, остановился и пристально уставился на Гастона.

«А ведь крабы запросто могут распотрошить меня еще до того, как сюда соберутся аллигаторы», – подумал Гастон. И вдруг услышал далекий тонкий писк мотора. И улыбнулся, стыдясь своих недавних страхов.

Группа спасения, видно, все время следила за его полетом на экране радара. Как же это он забыл, что в нынешние времена человек не может так просто исчезнуть!

Звук мотора стал громче. Аппарат летел низко, над самой поверхностью воды, и явно направлялся прямо к Гастону.

Но оказалось, что это вовсе не служба спасения, а уменьшенная копия древней походной кухни в сопровождении робота, выполненного в виде гуманоида, одетого в белые джинсы и спортивную рубашку с открытым воротом.

– Здорово, приятель! – приветствовал его Гастон, едва не лишившись чувств от облегчения. – Чем торгуешь?

– Я многоцелевой робот-коробейник, – сказал робот. – Работаю от фирмы «Предприятия Большого Майами». Наш лозунг: «Предприимчивый продаст все, где угодно!» Мы, коробейники, находим клиентуру и в глуши лесов, и на вершинах гор, и даже в трясине болот – вот вас, например. А зовут меня Рекс. Что желаете приобрести, сэр? Хотите что-нибудь выпить? Извините, но, к сожалению, у нас нет разрешения на торговлю алкогольными напитками.

– Очень рад с тобой познакомиться, Рекс, – сказал Гастон. – А у меня тут авария приключилась!

– Спасибо, сэр, что поделились со мной своими переживаниями, – молвил растроганный робот. – Хотите хот-дог?

– Нет, хот-дог мне не нужен, – сказал Гастон. – Мне помощь нужна. У меня нога сломана.

– Надеюсь, вы вскоре получите необходимую помощь, – сказал робот. – До свидания, сэр, желаю вам удачи.

– Да погоди ты! – воскликнул Гастон. – Куда ты собрался?

– Я должен работать, сэр, – заявил робот-коробейник.

– Но ты хоть сообщишь обо мне в службу спасения?

– Боюсь, что не смогу, сэр. Нам не разрешается сообщать о действиях людей.

– Но я прошу тебя сообщить!

– Я должен следовать правилам. Приятно было с вами поговорить, сэр, но мне действительно уже пора…

– Подожди! – крикнул Гастон вслед коробейнику. – Куда ты? А может, я хочу что-нибудь купить?

Робот осторожно приблизился к нему снова:

– Вы действительно хотите?

– Действительно. Дай мне хот-дог и бутылку содовой с лимоном.

– По-моему, вы говорили, что хот-дог вам не нужен.

– Нужен, нужен! И содовая нужна!

Гастон жадно выпил всю бутылку и заказал еще.

– С вас ровно восемь долларов, – сообщил Рекс.

– Не могу достать бумажник, – сказал Гастон. – Он в заднем кармане, а я и пошевелиться не в состоянии.

– Не беспокойтесь, сэр. Я запрограммирован на оказание помощи пожилым людям, инвалидам и тем, у кого возникли проблемы, подобные вашей.

И не успел Гастон возразить, как Рекс невесть откуда взявшимся длинным и тонким щупальцем извлек его бумажник, достал нужную сумму и сунул бумажник обратно.

– Желаете заказать что-нибудь еще, сэр? – спросил робот, неторопливо отводя свой аппарат от островка, на котором застрял Гастон.

– Если ты мне не поможешь, – сказал Гастон, – я могу тут умереть.

– Мне не хотелось бы показаться невежливым, сэр, – заявил коробейник, – но для робота смерть – явление заурядное. Мы называем это «отключением от сети». Такое с нами сплошь и рядом случается. Да и потом, все равно кто-нибудь придет и снова тебя включит. А если никто не придет, ты об этом все равно не узнаешь.

– У людей совсем по-другому, – заметил Гастон.

– Вот как? Я этого не знал, сэр, – сказал робот. – А какова смерть у людей?

– Да ладно, не важно. Ты только не улетай! Я у тебя сейчас еще что-нибудь куплю.

– Знаете, слишком много времени уходит на всякие мелкие заказы… – пробормотал Рекс.

Тут Гастона осенило.

– Мой заказ – совсем другое дело! Я хочу купить все, что у тебя есть.

– Это будет дорого стоить, сэр.

– У меня неограниченный лимит по кредитной карте. Давай записывай заказ.

– Уже записал, сэр, – сказал Рекс.

Он достал из бумажника кредитную карту Гастона, сделал отметку и вернул Гастону для подписи. Гастон расписался шариковой ручкой.

– Куда вам сложить товар? – спросил робот.

– Просто свали все в кучу где-нибудь поблизости, а потом повторим все еще разок.

– Все-все?

– Именно все-все. Сколько тебе потребуется времени?

– Мне надо будет сперва слетать на склад. Потом выполнить предыдущие заказы. А потом я вернусь к вам – так скоро, как только сумею. Я думаю, дня через три, максимум четыре. Если, конечно, мои хозяева не вздумают меня перепрограммировать для нового задания.

– Так долго ждать? – грустно спросил Гастон.

Он-то уже лелеял надежду на то, что робот-коробейник станет сновать как челнок, по десять раз на день от склада к мангровому островку с грудами вещей, и кто-нибудь наконец заметит это и поинтересуется, что с ним происходит, а там, глядишь, и помощь подоспеет.

Но просто ждать три или даже четыре дня – совсем другое дело!..

– Ладно, забудем про повторный заказ, – сказал Гастон. – И не надо все это здесь выгружать. Ты лучше сделай вот что: отвези эти замечательные вещи моему другу в подарок. Его зовут Марти Фенн.

Робот записал адрес Марти, потом спросил:

– А вы не хотите вместе с подарком передать вашему другу какое-нибудь сообщение?

– Я думал, ты не передаешь никаких сообщений.

– Сообщение, сопровождающее подарок, – это совсем другое дело. Такое сообщение в корне отличается от умышленной передачи роботом-коробейником некоего сообщения. Естественно, содержание сообщения должно быть абсолютно невинным.

– Естественно, – кивнул Гастон, в душе которого вновь вспыхнула надежда на отсрочку смертного приговора. – Просто передай Марти, что мой мини-флаер развалился над заповедником Эверглейдс, как мы с ним и планировали, но у меня, к сожалению, сломана всего одна нога, а не две.

– Это все, сэр?

– Можешь еще добавить, что дня через два я планирую и умереть здесь, если это не окажется для него слишком большой неприятностью.

– Понял, сэр. Если ваше сообщение пройдет через Комитет по этике, я его тут же передам.

– Какой еще Комитет по этике?!

– Это неофициальный орган, созданный нами, мыслящими роботами, во избежание обмана со стороны людей, ибо они часто используют нас для передачи особо важных или даже секретных сообщений, что категорически запрещено нашими правилами. До свидания, сэр, желаю удачи. – И робот-коробейник улетел.

Нога у Гастона болела страшно, и он с ужасом думал о том, пройдет ли его сообщение через этот их чертов Комитет по этике. А если пройдет, поймет ли Марти сразу (он ведь не слишком быстро соображает), что это призыв о помощи, а не идиотская шутка? А если поймет, то сколько времени ему понадобится, чтобы получить подтверждение, что Гастон и в самом деле пропал, известить об этом чиновников из службы спасения и убедить их выслать помощь? И чем больше Гастон об этом думал, тем мрачнее становился.

Он попытался хоть немного переменить положение, чтобы унять боль в скрюченной спине, но от боли в сломанной ноге тут же вновь потерял сознание.

Придя в себя, он обнаружил, что лежит на больничной койке и к вене на руке подключена капельница.

Вскоре пришел врач и спросил, в состоянии ли он разговаривать. Гастон кивнул.

Незнакомец, вошедший в его палату, был высокого роста, но с изрядным брюшком и одет в коричневую форму егеря заповедника.

– Меня зовут Флетчер, – сказал он. – Вам здорово повезло, мистер Гастон. Вас уже всего облепили крабы, когда мы прилетели вас вытаскивать. Да и аллигаторы уже начинали собираться.

– Как же вы меня нашли? Марти получил мое сообщение?

– Нет, мистер Гастон, – послышался знакомый голос.

Коробейник Рекс тоже, оказывается, стоял рядом, у его постели:

– Комитет по этике не разрешил мне передать ваше сообщение, догадавшись, что вы хотите нас провести. А мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы мыслящие роботы помогали людям, понимаете? Иначе сами же люди и обвинят нас в предвзятости, в том, что мы действуем в чьих-то интересах, и мы тут же будем уничтожены.

– И как же ты поступил?

– Я внимательно изучил правила. И понял, что, хотя роботам и запрещено помогать людям даже для их собственного блага, нет такого правила, согласно которому мы не имели бы права действовать против людей. Что открывало передо мной разнообразные возможности: например, я мог сообщить о ваших многочисленных преступлениях федеральным властям…

– О каких «моих преступлениях»?

– Загрязнение федерального заповедника деталями вашего развалившегося флаера. Разбивка лагеря в федеральном заповеднике без разрешения. Возможная попытка кормить животных в федеральном заповеднике – в частности, крабов и аллигаторов…

– Ну, обвинения эти, разумеется, никто не поддержит, – улыбнулся Флетчер, – но уж в следующий-то раз я сперва проверю, установлен ли аккумулятор!

В дверь кто-то тихонько постучал.

– Мне пора, – сказал Рекс. – Это прибыли ремонтники. У нас в комитете сочли, что у меня синдром незапрограммированной инициативы. Это серьезная неисправность, она может привести к иллюзии полной собственной автономности.

– А что это такое? – спросил Гастон.

– Прогрессирующий недуг, поражающий все комплексные системы. Единственный способ лечения – полностью отключить робота и стереть его память.

– Нет! – воскликнул Гастон и спрыгнул с кровати, таща за собой капельницу. – Ты же сделал это ради меня! Ты меня спас! И я не позволю тебя убить!

– Пожалуйста, не расстраивайтесь, – сказал Рекс, мягко останавливая его и поддерживая, пока не подбежал врач. – Теперь-то я понял, как вас, людей, волнует проблема смерти. Но ведь для роботов отключение от сети означает всего лишь недолгий отдых на складе. До свидания, мистер Гастон. Рад был с вами познакомиться. – И коробейник Рекс направился к двери.

В коридоре его уже ждали: два робота в черных спортивных костюмах, ловко защелкнув наручники на тонких металлических запястьях Рекса, повели его прочь.

Что в нас заложено

Существуют предписания, регламентирующие поведение экипажа космического корабля при установлении первого контакта, инструкции, порожденные безысходностью и выполняемые слепо, без надежды на успех, – в самом деле, какие наставления способны предвосхитить последствия каких бы то ни было действий на сознание инопланетян?

Именно об этом мрачно размышлял Ян Маартен, когда корабль вошел в атмосферу Дюрелла IV. Ян Маартен был крупный, среднего возраста мужчина, с редеющими светло-пепельными волосами и вечно озабоченным выражением на упитанном лице. Уже давно он пришел к заключению, что любое, пусть самое нелепое предписание все же лучше, чем ничего. Именно поэтому он придерживался установленных правил, педантично, но с непреходящим чувством сомнения и сознанием человеческого несовершенства.

Это были идеальные качества для посланца, устанавливающего первый контакт.

Он облетел планету на высоте, достаточной для обзора, но не настолько близко к поверхности, чтобы напугать ее обитателей. Налицо были все признаки первобытно-пасторальной цивилизации, и Ян Маартен постарался освежить в памяти инструкции, напечатанные в четвертом томе «Рекомендуемой методики по осуществлению первого контакта с так называемыми первобытно-пасторальными мирами», выпущенном Департаментом психологии инопланетян. Он посадил корабль на скалистую, поросшую травой равнину на рекомендуемом расстоянии от типичной небольшой деревушки. При посадке он применил новаторский метод «Тихий Сэм».

– Славно сработано! – восхитился его помощник Кросвелл, который был еще слишком молод, чтобы терзаться мучившими капитана сомнениями.

Чедка, эборийский лингвист, безмолвствовал. Он, как обычно, спал.

Пробурчав в ответ что-то невразумительное, Маартен отправился в хвостовой отсек проводить анализ проб. Кросвелл занял позицию перед смотровым экраном.

– Идут! – закричал Кросвелл спустя полчаса. – Их около дюжины, и они явные гуманоиды.

Присмотревшись, он отметил, что дюрелляне довольно тщедушны, а их мертвенно-бледные лица застыли, словно маски. Чуть поколебавшись, Кросвелл добавил:

– Красавцами я бы их, пожалуй, не назвал.

– Что они делают? – спросил Маартен.

– Просто разглядывают нас, – отозвался Кросвелл. Это был худощавый молодой человек с необычайно длинными роскошными усами, которые он отпускал на всем долгом пути от Земли. Кросвелл то и дело любовно поглаживал их в полной уверенности, что столь великолепных усов Галактике видеть не доводилось. – Они уже в двадцати ярдах от корабля! – Увлеченный необычным зрелищем, он даже не заметил, что нелепо расплющил нос об односторонний смотровой экран.

Экран позволял прекрасно видеть, что происходит вне корабля, но в то же время не давал посмотреть в него снаружи. По указу Департамента психологии инопланетян такие экраны были установлены на всех кораблях после того, как год назад закончилась провалом попытка установить первый контакт на планете Карелла II. Карелляне, глазевшие на корабль, разглядели внутри что-то такое, что заставило их в панике бежать, отчего вступить с ними в контакт не удалось.

Подобные ошибки нельзя было повторять.

– А что теперь? – осведомился Маартен.

– Один из них приближается к кораблю. Вероятно, вождь. А может быть, это жертвоприношение?

– Как он одет?

– На нем… Как бы это сказать… Лучше бы вы посмотрели сами.

Маартен уже успел с помощью приборов составить представление о Дюрелле. Планета обладала пригодной для дыхания атмосферой, сносным климатом, даже гравитация оказалась близкой к земной. На Дюрелле имелись богатейшие залежи радиоактивных элементов и редких металлов. Но самое главное – приборы указывали на полное отсутствие вирулентных микроорганизмов и ядовитых испарений, из-за которых пребывание землян на планете могло оборваться трагически.

Словом, Дюрелл мог стать бесценным партнером Земли при условии, что дюрелляне будут настроены дружественно, а посланцы с Земли сумеют тонко и тактично провести переговоры.

Подойдя к экрану, Маартен начал рассматривать дюреллян:

– На них одежда пастельных тонов. Нам следует одеться так же.

– Есть!

– Они не вооружены. Мы тоже выйдем безоружными.

– Так точно!

– Они обуты в сандалии. Придется и нам идти в сандалиях.

– Слушаюсь!

– Но вот на лицах у них отсутствует всякая растительность, – продолжал Маартен. – Прости меня, Эд, но твои усы…

– Нет-нет, только не это! Умоляю! – Кросвелл в непритворном ужасе прикрыл ладонью предмет своей гордости.

– Боюсь, с этим ничего не поделаешь, – с напускным состраданием вздохнул Маартен.

– Я их полгода отращивал! – запротестовал юноша.

– Придется с ними расстаться. Они будут бросаться в глаза.

– Не вижу для этого причин! – негодующе возразил Кросвелл.

– Самое главное – первое впечатление. Если оно окажется неблагоприятным, это сильно затруднит, если вовсе не сделает невозможными дальнейшие контакты. Поскольку мы пока ничего не знаем об обитателях этой планеты, наше лучшее оружие – конформизм. Мы должны стараться походить на них своим внешним обликом; если даже это им не очень понравится, то, по крайней мере, не будет раздражать. Нам следует перенять и их манеры – словом, надо вести себя в рамках принятых здесь обычаев и традиций…

– Хорошо, я согласен, – прервал его Кросвелл. – Надеюсь, хотя бы на обратном пути мне будет позволено обзавестись новыми усами?

Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Кросвелл уже трижды терял усы в аналогичных ситуациях.

Пока юноша брился, Маартен растолкал спавшего лингвиста. Чедка был лемурообразным гуманоидом с Эбории IV, с которой Земля поддерживала дружественные отношения. Эборийцы были прирожденными лингвистами и к тому же обладали необыкновенной словоохотливостью, отличающей иных земных зануд, которые не позволяют собеседнику вставить и слово. Правда, к чести эборийцев, следует сказать, что во всяком споре они неизменно оказывались правыми. В свое время они облетели почти всю Галактику и могли бы воцариться в ней, если бы не необходимость спать двадцать часов из двадцати четырех.

Сбрив усы, Кросвелл облачился в бледно-зеленый комбинезон и сандалии. Все трое прошли в дезинфекционную камеру. Маартен глубоко вздохнул и открыл люк.

По толпе дюреллян пронесся еле слышный шелест. Вождь – или жертва – молчал. Если бы не мертвенная бледность и окаменелость лиц, дюрелляне могли сойти за людей.

– Никакой мимики! – предупредил Кросвелла Маартен.

Они медленно приближались, пока не оказались в десяти футах от дюреллянина.

– Мы пришли с миром, – тихо сказал Маартен.

Ответ дюреллянина был настолько тихим, что почти нельзя было разобрать слов.

– Вождь сказал: «Добро пожаловать», – перевел Чедка.

– Вот и отлично. – Маартен приблизился еще на несколько шагов и начал говорить, делая время от времени паузы для перевода. Искренне и убежденно он произнес первичную речь ББ-32 (для первобытно-пасторальных, предположительно не агрессивно настроенных инопланетян-гуманоидов).

Даже Кросвелл, которого трудно было удивить, вынужден был признать, что это была замечательная речь. Маартен сообщил, что они проделали долгий путь, прилетев из Великой Пустоты, чтобы наладить дружественные отношения с благородными дюреллянами. Он рассказал о далекой зеленой Земле, о прекрасных добрых землянах, которые протягивают руки в дружелюбном приветствии. Он поведал далее о великом духе мира и понимания, исходящем от Земли, о всеобщей дружбе и о многом-многом другом.

Наконец он закончил. Воцарилось продолжительное молчание.

– Он все понял? – шепотом осведомился Маартен у Чедки.

Эбориец кивнул, ожидая ответа вождя. Маартен от напряжения покрылся испариной, а Кросвелл в волнении ощупывал непривычно гладкую кожу над верхней губой.

Вождь раскрыл рот, судорожно глотнул, чуть отступил назад и мешком рухнул на траву.

Это неприятное происшествие не было предусмотрено предписаниями.

Вождь не поднялся на ноги, – по-видимому, это не относилось к церемониальным падениям. К тому же и дыхание его казалось затрудненным, как при обмороке.

При таких обстоятельствах незадачливым астронавтам оставалось только вернуться на корабль и ждать дальнейшего развития событий.

Через полчаса один из дюреллян осторожно приблизился к кораблю, сообщил что-то Чедке и тут же стал пятиться назад, не спуская глаз с землян.

– Что он сказал? – взволнованно спросил Кросвелл.

– Вождь Морери просит извинить его за обморок, – сказал Чедка. – С его стороны это было непростительно неучтиво.

– Вот как! – воскликнул Маартен. – Тогда его обморок даже сыграет нам на руку – заставит его приложить все усилия, чтобы искупить свою неучтивость. Столь благоприятное стечение обстоятельств, независимое от нас…

– Нет, – прервал Чедка.

– Что «нет»?

– Не независимое, – лаконично пояснил эбориец, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

Маартен энергично затряс маленького лингвиста за плечо:

– Что еще сказал вождь? Какое отношение к нам может иметь этот нелепый обморок?

Чедка сладко зевнул:

– Вождь был очень смущен. Сколько мог, он терпел порывы ветра из вашего рта, но в конце концов чуждый запах…

– Какой ветер? – не веря своим ушам, переспросил Маартен. – Мое дыхание? Неужели он грохнулся в обморок из-за… – Страшная догадка осенила его.

Чедка кивнул, неуместно хихикнул и снова уснул. Наступил вечер, тусклые длинные сумерки Дюрелла незаметно сменились ночью. Один за другим исчезали пробивавшиеся сквозь окружавший деревушку лес огоньки костров, на которых готовили пищу дюрелляне. На корабле свет горел до самого рассвета. Когда взошло солнце, Чедку отправили в деревню. Кросвелл задумчиво потягивал кофе, а Маартен лихорадочно рылся в аптечке.

– Я уверен, что это преодолимое препятствие, – глубокомысленно произнес Кросвелл. – Подобные пустяки неизбежны. Помните, когда мы высадились на Дингофоребе-шесть…

– Из-за таких, как ты говоришь, «пустяков» контакты срываются навсегда, – возразил Маартен.

– Но кто мог предположить…

– Я должен был предвидеть! – вспыхнул Маартен. – Мало ли, что прежде ничего подобного не случалось… А, вот они! – Он торжествующе поднял в руке склянку с розовыми таблетками. – С абсолютной гарантией нейтрализуют любое дыхание – даже гиены. Проглоти парочку.

Кросвелл с готовностью проглотил таблетки:

– Что теперь, шеф?

– Подождем возвращения этого сонливого лемура… Ага, вот и он! Что сказал вождь?

Чедка проскользнул сквозь люк, протирая уже слипающиеся глаза:

– Вождь Морери просит извинить его за обморок.

– Это мы уже знаем. Что еще?

– Он приглашает вас посетить деревню Ланнит в любое удобное для вас время. Вождь надеется, что этот глупый инцидент не повлияет на развитие дружественных отношений между двумя миролюбивыми благородными народами.

Маартен облегченно вздохнул:

– Вы поставили его в известность о том, что… э-э-э… наше дыхание исправится?

– Я заверил вождя Морери, что оно будет должным образом скорректировано, – сдержанно подтвердил Чедка. – Меня лично оно никогда не беспокоило.

– Прекрасно. Мы немедленно отправляемся в деревню. Может быть, вы тоже примете одну таблетку?

– С моим дыханием все в порядке, – зевая, гордо проговорил Чедка.

При общении с представителями первобытно-пасторальной цивилизации принято прибегать к простым, но многозначительным жестам, они легче всего воспринимаются туземным населением. Наглядность! Четкие и понятные всем ассоциации! Меньше слов – больше жестов! Таковы были наставления.

Приблизившись к деревне, Маартен с удовлетворением отметил, что судьба предоставила ему случай провести естественную, но весьма эффективную и прямо-таки символическую церемонию. Дюрелляне встречали астронавтов в деревне, раскинувшейся на большой живописной лесной поляне; от леса деревню отделяло пересохшее речное русло, через которое был перекинут небольшой, но изящный каменный мост.

Дойдя до середины моста, Маартен остановился и лучезарно улыбнулся дюреллянам. Заметив, что те в ужасе отвернулись, он проклял собственную рассеянность и поспешно стер улыбку с лица. После долгой паузы он громко выкрикнул:

– Пусть этот мост явится символом той связи, которая навечно установилась между этой прекрасной гостеприимной планетой и планетой…

Кросвелл что-то предупреждающе крикнул, но Маартен не разобрал. Он внимательно следил за дюреллянами – они стояли не двигаясь.

– Прочь с моста! – завопил Кросвелл.

Но не успел Маартен и шевельнуться, как каменная махина под ним рухнула и он с криком полетел вниз.

– В жизни не видел ничего подобного, – возбужденно тараторил Кросвелл, помогая Маартену выкарабкаться из-под обломков. – Стоило вам только повысить голос, как камень так и заходил. Наверное, какая-то вибрация.

Теперь Маартен понял, почему дюрелляне всегда говорили шепотом. Он осторожно поднялся на ноги, но тут же со стоном снова сел.

– Что случилось? – испугался юноша.

– По-моему, я вывихнул ногу.

Сопровождаемый двумя десятками соплеменников, вождь Морери приблизился к незадачливым землянам, произнес короткую речь и вручил пострадавшему увесистый резной посох из черного дерева.

– Спасибо, – еле слышно пробормотал растроганный Маартен, поднимаясь на ноги и осторожно опираясь на посох.

– Что он сказал? – обратился он к дремлющему Чедке.

– Вождь сообщил, что мосту было всего сто лет и он находился в хорошем состоянии. Вождь извинился за своих предков, которые не смогли построить более прочный мост.

– Гм… – смущенно выдавил Маартен.