Текст книги "Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма"

Лагерь № 15, думаю, очень хорошо приметен. Кроме флагштока и черного флага мы нагромоздили ящики из-под сухарей – пустые и полные. Они будут служить рефлекторами. Жестяные коробки из-под чая прикрепили к саням, поставленным стоймя в снегу.

Над тем местом, где зарыт склад, поставили гурий,[54]54
  Гурий – опознавательный знак, сложенный из камней или снежных кирпичей.


[Закрыть] большой и солидный, вышиной в 6 футов. Кроме того, оставили снежные валы, воздвигнутые для защиты лошадей. Вообще это сооружение должно быть видно за несколько миль.

Я забыл упомянуть, что 15-го числа, оглянувшись назад, мы увидели такой же гурий, поставленный в лагере на расстоянии 12,5 мили позади нас. Это был мираж.

Можно теперь уже предвидеть, что для некоторых наших товарищей весенние путешествия будут тяжелым испытанием. Нос у Отса вечно под угрозой отмораживания; Мирзу один палец на ноге доставляет много мучений, а хуже этого ничего быть не может при подъеме на горы. Я сильно озабочен мыслью, как-то я опять выдержу подъем на вершину глетчера; мороз заставляет задуматься. Думаю, что справлюсь, но нужно быть готовым ко всему.

Глава VI
Приключения и опасности

Суббота, 18 февраля. Лагерь № 12. На север 22 мили 1996 ярдов. Возвращаясь от лагеря № 15, шагах в 50 на восток от склада, я рассыпал немного овса, чтобы при следующем посещении проверить действие ветра и снега.

Когда мы покинули лагерь, минимальный термометр показывал -16° [-27 °C]. Надо сообщить Симпсону.

Лошади пошли бодро. Гран вел мою лошадь с привязанным сзади Скучным Уилли; Отс свою с привязанной сзади лошадью Черри-Гаррарда; Боуэрс, по обыкновению, шел впереди с легкими санями.[55]55
  От лагеря № 15, или, как назвали его исследователи, лагерь Одной тонны, Скотт, Уилсон, Мирз и Черри-Гаррард отправились назад на собаках до Безопасного лагеря (№ 3). Найдя там все в порядке, Скотт оставил Уилсона и Мирза с собаками, сам же с Черри-Гаррардом возвратился в Угловой лагерь, захватив еще припасов для склада, в надежде встретить Боуэрса с арьергардом.


[Закрыть]

Мы выступили на полчаса позже них, но скоро обогнали обоз, подобрав по пути оброненный ими мешок с овсом. Через 10 =/4 мили мы остановились для второго завтрака. Только что позавтракали, как, к нашему удивлению, бодрым шагом явился и обоз. Я рад, что лошади идут так бойко. Они будут делать по 10–12 миль в день без остановок для кормежки. Думаю, что им нетрудно увеличить это расстояние.

Для собак путь очень труден. Нам частенько приходилось то одному, то другому соскакивать и бежать у саней. Однако прошли 23 мили; три перехода сделано. Корма осталась еще на четыре дня. Никаких затруднений не предвидится.

Лагерь мы разбиваем в поздние часы суток, когда температура сильно падает и снег метет по земле. Условия на Барьере становятся очень суровыми, надо будет получше устроить лошадей.

Воскресенье, 19 февраля. Выступили в 10 ч вечера. Лагерь разбили в 6 ч 30 м. Прошли около 26 миль. Собаки бежали очень хорошо, поверхность льда, после первых 5–6 миль пути, улучшилась. У лагеря № 11 мы напали на след квартирмейстера Эванса. Он, по-видимому, значительно продвинулся вперед. Лагерь № 10 был сильно занесен снегом. Испытанная нами слабая пурга в этих местах, наверно, свирепствовала. Нужно будет поискать завтра каких-нибудь признаков задержки Эванса.

Старые следы здесь видны отчетливее.

Лошади и собаки получают пайки, которые в обыкновенное время считались бы вполне достаточными, и все-таки они отчаянно голодают. И те и другие едят собственные испражнения. Когда дело идет о лошадях, это еще не так ужасно, так как в испражнениях, должно быть, остается немало непереваренного зерна. С собаками же это – самая тяжелая сторона работы. Остальное скорее забавно. Удивительно, как они по целым часам бегут своей неизменной мерной рысцой, точно в ногах у них стальные пружины. Кажется, будто собаки не знают усталости. Это видно из того, как в конце утомительного перехода малейшая неожиданность встречается ими со всей свежестью непочатых сил. Осман восстановлен в почетной должности вожака. Любопытно, как часто меняются они, за исключением пожилого Старика, неизменно пребывающего на своем посту.

Мы все стали опытными путешественниками, научились удивительно быстро разбивать лагерь. Миг! – и палатка поставлена, печка в полном ходу. Черри-Гаррард у нас поваром. Он отлично справляется с этими обязанностями, живо подучившись также всем тонкостям ухода за собой и своим снаряжением.

Как много значит такой уход, стало особенно заметно после того, как Черри водворился в нашей палатке с обледенелой обувью. У Уилсона и у меня почти всегда наготове для перемены сухие носки и меховые сапоги. Это только одна из множества мелочей, показывающих, как много зависит от опытности и внимания. Каждая минута, потраченная на то, чтобы держать свои вещи сухими и чистыми от снега, оплачивается сторицею.

Понедельник, 20 февраля. Пройдено 29 миль; отличный переход по твердой, чисто выметенной ветром поверхности. Первые 17 миль шли при низкой температуре, было очень холодно. Вдруг ветер переменился, и температура так поднялась, что ко времени остановки стало совсем тепло, казалось даже жарко. Собаки устали, но отнюдь не выбились из сил. Всю вторую половину перехода они бежали бодрой рысцой с удивительно равномерным ритмом. Я часто слезал с саней и бежал по нескольку миль, поэтому, думаю, сегодня хорошо высплюсь. Квартирмейстер Эдгар Эванс в лагере № 8 оставил тюк сена, не захватив и другой тюк, который должен был взять из склада. Это доказывает, что его лошади в хорошем состоянии. Надеюсь послезавтра найти их в целости и невредимости.

На этом переходе мы любовались чудными световыми эффектами на южной части неба, при низко стоящем солнце. Над нашими головами, на серовато-синем фоне, плыли ярко-розовые облака. Вдали, как сквозь дымку, местами блестели освещенные солнцем горы.

Здесь крайне трудно предсказать, что случится завтра. Иногда южное небо смотрит мрачно и грозно, а через полчаса уже все изменилось. Земля то видна, то опять скрывается, смотря по тому, поднимется или опустится завеса тумана. Можно подумать, что погода кем-то фабрикуется, а не является последствием тех или других условий. Все это очень интересно.

Вторник, 21 февраля. Новый лагерь, милях в 12 от Безопасного. Пройдено 15,5 мили. Выступили, по обыкновению, около 10 ч вечера. Сначала было светло, но скоро стемнело и стало трудно различать поверхность дороги. Собаки, по-видимому, утомились. Часа через полтора после нашего выступления мы пришли к ледяной гряде, очертания которой лишь смутно различались. Вдруг Уилсон крикнул: «Держитесь за сани», и я заметил, как его нога уходит в трещину. Я подскочил к саням, но трещины не увидел. Пять минут спустя, в то время как обе упряжки бежали рядом, средние собаки нашей упряжки вдруг исчезли. В ту же секунду вся упряжка, пара за парой, барахтаясь изо всех сил и стараясь вылезть на твердый лед, стала проваливаться. Передний, Осман, напряг всю свою богатырскую силу и удержался. Удивительно было смотреть на него. Сани остановились, и мы отскочили в сторону.

В следующую минуту положение выяснилось. Оказывается, мы шли вдоль моста из смерзшегося снега, перекинутого через трещину. Сани на нем остановились, собаки же повисли над бездной между санями и Османом. Почему мы с санями не провалились за ним – совершенно непонятно. Я уверен, что лишние несколько граммов веса увлекли бы и нас.

Выяснив свое положение, мы оттащили сани от моста, якорем прицепили их ко льду и затем заглянули в глубь трещины. Собаки жалобно выли, повиснув в самых невозможных положениях, очевидно, страшно напуганные. Две из них выскочили из сбруи и смутно виднелись много ниже, на другом снежном мосту. Под действием тяжести повиснувших собак веревка с обоих концов цепи глубоко впилась в снег у трещины, и ее не было возможности сдвинуть с места.

Уилсон и Черри-Гаррард, заметив случившееся, поспешили к нам на помощь. Сначала казалось, что почти нет надежды спасти наших бедных собак. К счастью, прежде чем пуститься в путь, я удостоверился, что нами захвачена с собой веревка; такие веревки применяются при подъеме на горы в Альпах.

Черри-Гаррард поспешно притащил этот крайне полезный предмет. В подобных неожиданных случаях сразу всего не сообразишь, и в первые минуты все суетились довольно бестолково. Мы ни на дюйм не могли сдвинуть ни главную постромку саней, ни упряжь Османа и душившую его веревку. Скоро, однако, мысли наши прояснились. Мы разгрузили сани, отнесли в безопасное место спальные мешки, палатку и печку. Осман удушливо храпел. Ясно было, что его необходимо скорее освободить. Я сорвал ремни с одного спального мешка, и ими, с помощью Мирза, удалось на несколько дюймов оттянуть веревку, освободить Османа и разрезать на нем хомут.

Затем, прикрепив веревку к главной постромке, мы общими усилиями принялись тащить собак. Одного пса достали и отвязали, но тем временем веревка так глубоко врезалась в край льда, что дальше вытянуть ее не было никакой возможности. Но теперь мы могли сделать то, чего следовало бы добиваться с самого начала, а именно – поставить сани поперек трещины и с них работать. Это нам удалось, хотя при этом пальцы у нас немели. Уилсон крепко держался за прицепленную якорем постромку; остальные работали у другого конца. Веревка, которой управлялся Осман, была очень тонкая и могла оборваться. Поэтому пришлось спустить Мирза на фут или два ниже, и он прикрепил спасательную веревку к концу постромки.

Работа пошла правильнее. Мы вытащили собак попарно на сани и одной за другой перерезали хомуты. Труднее всего было оттащить последних собак, потому что они находились под нависшим краем ледяной коры, притиснутые отягченной снегом веревкой. Наконец, задыхаясь, мы вытащили на твердый лед и последнюю собаку.

Из тринадцати животных одиннадцать были спасены. Я не бросал надежды спасти и последнюю пару. Спустили спасательную веревку, чтобы узнать, хватит ли ее до нижнего снежного моста, на котором, прижавшись, сидели несчастные псы. Длина веревки – 90 футов, по оставшемуся же концу видно было, что мост находился на глубине около 65 футов. Я сделал на ней петлю и велел спустить себя вниз. Мост оказался крепким. Я схватил обеих собак. Одну за другой их вытащили на поверхность. Тут я услышал крики, визг и вой. Оказывается, несколько спасенных собак побрели ко вторым саням, и там завязалась жестокая драка. Все бросились разнимать драчунов, но скоро вернулись и, не без труда, вытащили и меня.

Все хорошо, что хорошо кончается. Надо сознаться, что поистине счастливо кончился этот крайне серьезный эпизод. Мы ощутили потребность подкрепиться пищей и сделали привал, поздравляя друг друга с таким, граничащим с чудом избавлением от большой опасности. Если бы сани провалились, Мирз и я неизбежно сильно пострадали бы, если б не были убиты.

Собаки – удивительные животные. Они пережили ужасную встряску. Три из них получили более или менее серьезные внутренние повреждения. Многие, барахтаясь в надежде выбраться, висели на одном тонком ремне, стягивавшем брюхо. Одна собака, на которой хомут сидел посвободнее, ухитрилась уцепиться за оба края трещины и с отчаянным воем делала усилия, чтобы совсем перелезть. Две собаки, повисшие вместе, каждый раз, как положение им позволяло, дрались и грызлись между собой. Трещина на это время превратилась в сущий ад, и несчастным животным время должно было казаться вечностью.

В 3 ч 20 м мы окончили спасательную работу; случилось же несчастье во втором часу! Некоторые собаки висели, наверно, более часа.

Я имел возможность основательно рассмотреть трещину. К востоку она поуже, а к западу слегка расширяется. В этом направлении я заметил любопытные изогнутые расщепления. Трещина продолжалась и ниже моста, на котором я стоял, но, думаю, нельзя было опуститься много ниже, не подвергаясь опасности быть защемленным. Снежный мост спас меня дважды. Возможно, имелось много шансов найти какую-нибудь спасительную преграду, но я отнюдь не считаю, чтобы на это можно было рассчитывать. Провалиться глубже, куда не хватило б горной спасательной веревки, было бы ужасно.

Тотчас после завтрака мы отправились дальше. Скоро попали в рыхлый снег и на ровную поверхность. Можно надеяться, что трещин больше не встретится. Мы с трудом плелись, потому что собаки очень измучены. Да и мы тоже порядочно умаялись. К счастью, погода нам благоприятствует, палатка, в которой я пишу, залита солнечным светом. Такого тихого, теплого дня еще не было с тех пор, как мы выступили в поход. Находимся всего в каких-нибудь 12 милях от Безопасного лагеря. Надеюсь завтра добраться туда без дальнейших приключений, но меня беспокоят некоторые собаки. Будет счастьем, если они все поправятся.

Сегодня мои товарищи оказались на высоте; Уилсон и Черри-Гаррард проявили сметливости и сноровки больше других.

Я начинаю думать, что нам не избежать зоны трещин, тянущихся от Блэффа до мыса Крозье. Свою надежду я возлагаю на то, что опасность простирается не далее как на милю или две и что самые трещины становятся более узкими по пути к Угловому лагерю. Если восьми лошадям удастся перебраться через них без несчастных случайностей, то не думаю, чтобы дальше грозила большая опасность. Во всех будущих походах, разумеется, мы должны твердо придерживаться этого курса.

Я начинаю беспокоиться о возвращающихся лошадях.

Сдается мне также, что мы мало кормим собак. За последние дни они потеряли больше сил, чем следовало бы. Животные и теперь голодны до изнеможения.

У Мирза чрезвычайно сухая кожа на ногах. В то время как мы обильно потеем и наша кожа остается розовой и мягкой, его кожа становится шершавой и как бы роговеет. Сегодня он нас очень насмешил, начав скрести свои ноги. Звук при этом был такой, будто строгали чурбан твердого дерева, а сама операция выглядела так, словно он пытался подстругать ноги, чтобы на них можно было натянуть меховые сапоги!

Суммарная таблица переходов, сделанных экспедицией по устройству складов

Склонение 152Е

Расстояние в географических милях

Среда, 22 февраля. Безопасный лагерь. Вышли в 10 ч. С собаками плохо. Они страшно голодны, исхудали как щепки и очень устали. Я уверен, что этого не должно бы быть, просто мы их мало кормим. В будущем году необходимо увеличить им паек и придумать для них какой-нибудь разумный режим. Одних сухарей мало. Мирз прекрасно знает свое дело, но недостаточно знаком со здешними условиями. Одно верно: никогда собаками не свезти тяжелых грузов, если на санях будут сидеть люди. Мы все должны научиться бежать у саней; русский обычай надо бросить. Мирз, кажется, собирался прокатиться к полюсу на собаках, но эта экспедиция на многое открыла ему глаза.[56]56
  Р. Скотт не верил в возможность достижения полюса на собаках, надеясь только на силы и выносливость, свои и спутников. В этом крылась одна из причин неудач экспедиции.


[Закрыть]

Мы прибыли в Безопасный лагерь в 4 ч 30 м утра. Квартирмейстера Эдгара Эванса и бывших с ним нашли в наилучшем здравии, но, увы, с одной только лошадью. Насколько я мог понять, лошадь Форда прошла всего четыре мили на обратном пути от лагеря № 11 (Блэфф); тут налетела пурга, и бедная лошадка, несмотря на самый старательный уход, не вынесла ее. Эванс говорит, что Форд часами возился с нею – прикармливал, водил, но, наконец, вернулся в палатку и донес, что лошадь упала. Пробовали поднять ее на ноги, но усилия оказались тщетными; она не могла стоять и вскоре издохла.

Они прошли еще миль десять, но пурга доконала и вторую лошадь – Блоссом. Она вся как-то съежилась и страшно исхудала. После этого перехода животное уже еле двигалось. Эванс рассказывает, что трогательно было глядеть на ее усилия: пройдет метров сто и станет, упершись передними ногами, носом ко льду. Дали ей отдохнуть, кормили, кутали в одеяла – ничто не помогло. Пришлось и Блоссом оставить на пути, ведущем к Южному полюсу.

Зато конь Джемс Пигг удивительно поправился. За ним, конечно, очень ухаживали, и теперь ему дается корма вволю при легкой работе. Почему бы ему и не поправиться? Потеря чувствительная, хотя погибшие лошади были старше всех и Отс больших надежд на них никогда не возлагал.

Аткинсон и Крин ушли, не оставив следа, хотя бы записку. Крином привезено порядочное количество фуража, и мы нашли зарытым запас тюленьего мяса.

После нескольких часов сна мы двинулись дальше по направлению к мысу Хижины.

Ночные переходы имеют много хорошего: одни чудные световые эффекты при наступлении ночи чего стоят!

Среда, 22 февраля, 10 ч вечера. Безопасный лагерь. Поднялись в 11 ч утра, проспав четыре часа.

Уилсон, Мирз, лейтенант Эванс, Черри-Гаррард и я отправились к мысу Хижины. Там нас ожидала загадка. Аткинсон с Крином очистили дом от снега, подготовили его для жилья, но сами куда-то ушли. На стене карандашом было написано, что в доме лежит мешок с почтой. Поиски мешка остались безрезультатны. Наконец мы догадались, что Аткинсон с Крином отправились в Безопасный лагерь нам навстречу как раз в то время, когда мы шли к мысу Хижины. (Потом мы видели след их саней.) Ничего не оставалось делать, как направиться опять к Безопасному лагерю. По прибытии туда мы встревожились, «увидя только две конусообразных палатки и не заметив третьей, куполообразной. И лишь когда нашли ее благополучно установленной, вздохнули с облегчением. Лед вокруг мыса Армитедж, очевидно, очень ослаб; около него такие огромные полыньи, каких я на этом месте никогда не видал».

Но все, что случилось в этот день, бледнеет перед удивительным содержанием почты, врученной мне Аткинсоном. В своем письме Кэмпбел сообщал обо всем, что он сделал, и о том, как нашел Амундсена, поселившегося в Китовой бухте. Это сообщение вызвало одну только мысль в моем уме, а именно: всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как намечено мною, – будто и не было вовсе этого сообщения; идти своим путем и трудиться по мере сил, не выказывая ни страха, ни смущения.

Не подлежит сомнению, что план Амундсена является серьезной угрозой нашему. Амундсен находится на 60 миль ближе к полюсу, чем мы. Никогда я не думал, чтоб он мог благополучно доставить на Барьер столько собак. Его план идти на собаках великолепен. Главное, он может выступить в путь в начале года, с лошадьми же это невозможно.

У Ледникового языка еще стоит лед – так поздно! Можно подумать, что в этом году он не вскроется вовсе. У мыса Армитедж лед так тонок, что я сильно сомневаюсь, безопасен ли он для лошадей.

Четверг, 23 февраля. День провели в приготовлениях; приводили в порядок сани и пр. для встречи Боуэрса в Угловом лагере. Сильно дуло и носило снег, вообще было скверно. Уилсон и Мирз убили трех тюленей на корм собакам.

Пятница, 24 февраля. Поднялись в 6 ч. Выступили в 9 ч. Я, Крин и Черри-Гаррард с одной палаткой и санями; лейтенант Э. Эванс, Аткинсон и Форд с другими санями и палаткой; Кэохэйн вел свою лошадь. До полудня мы шли на лыжах. Вторые сани не поспевали за нами. После полудня мы уже шли без лыж, что гораздо утомительнее. Физически сильным людям, как мы, можно на лыжах делать очень большие переходы.

Вторые сани отстали главным образом потому, что их тянули слабее, но в некоторой степени задержка происходила и из-за конструкции саней. У нас – десятифутовые сани, а у группы Эванса – двенадцатифутовые. Преимущество в данном случае на нашей стороне.

День выдался пренеприятный. Когда мы проснулись, все было покрыто инеем. Перед завтраком я вычистил свои лыжи, но они тотчас снова заиндевели. Утро занялось как будто ясное, слегка морозное, однако наша надежда на хорошую погоду не сбылась: стало сыро, пасмурно, температура приближалась к 0° [-17 °C]. Днем показались ненадолго Эребус и Террор. Теперь сильно несет снег, все признаки наступающей пурги. Отвратительная ночь!

Суббота, 25 февраля. Славный, ясный день. Дорога хорошая. Вчера прошли 9 миль с небольшим и столько же сегодня. Завтра утром должны добраться до Углового лагеря.

Поднявшись в Зч утра, увидели в направлении Уайтайленда короткую черную черту, проектировавшуюся на небосклоне. Мы удивились: неужели в этом районе может оказаться обнаженная скала, но потом заметили – черта движется. Прошли 1,5 мили в этом направлении и убедились, что это были Отс и Боуэрс с лошадьми. По-видимому, они шли очень быстро и не заметили нашего лагеря. Сегодня мы напали на их след. Боюсь, что у них осталось всего четыре лошади.

Нам приходится соразмерять продолжительность наших переходов с силами лошади Джемса Пигга, хотя люди могли бы пройти много больше. Двигаясь на лыжах, мы охотно везем на себе часть груза. Это необходимо всем для тренировки.

Воскресенье, 26 февраля. Шли к Угловому лагерю. Второй, главный отряд экспедиции нашел, что идти трудно, и снял лыжи. Джемс Пигг тоже был недоволен поверхностью. Нам пришлось сделать привал и позавтракать, пройдя всего З мили.

За исключением установки палатки, лагерная работа идет вяло. Придется всем внушить, что здесь мы для дела, а не для потехи. Это не пикник. До склада оставалось еще З мили. По всем признакам Боуэрс со своими спутниками тут делал остановку. Мы обрадовались, найдя снежные ограды для пяти лошадей. На этом месте мы оставили провизии на шесть недель, мешок овса и З/4 тюка сена. Затем Черри-Гаррард, Крин и я собрались домой, предоставив остальным исподволь вести измученную лошадь. Прошли 61/4 мили по прямой линии, напились чаю и сделали еще 8 миль. До Безопасного лагеря, должно быть, остается не больше 10 миль. Поставили палатку в 10 ч вечера. Стряпать было темно.

Понедельник, 27 февраля. Как проснулись, смотрим: сильнейшая пурга. Сидим пока безвыходно в палатке. Если выйти, в одну минуту занесет. Кое-как втащили кухонные принадлежности и хорошо поели. Страшно за лошадей: где-то Боуэрс, Отс и Гран с пятью лошадьми? Времени для возвращения было два дня, и они, быть может, где-нибудь укрыли лошадей.[57]57
  В эти два дня Боуэрс, Отс и Гран с пятью лошадьми благополучно достигли Безопасного лагеря.


[Закрыть] Наверно, пурга наступила неожиданно.

Признаюсь, я ее не ожидал. Ветер силой в 8–9 баллов рвал и тряс палатку; температура упала. Не везет нам.

Вторник, 28 февраля. Безопасный лагерь. Упаковались и в 6 ч пошли в Безопасный лагерь. Очень холодно и вообще дела плохи. Уилсону и Мирзу с самого нашего ухода сопутствовало одно ненастье, оно застигло и Боуэрса с Отсом. Пурга длилась два дня. Лошади живы, но в жалком состоянии. С востока дул резкий, холодный ветер. Нет никакого смысла дальше здесь ждать. Мы поспешно приготовились всей компанией двинуться к мысу Хижины. Укладка заняла много времени. Снегу выпала масса, и часть саней была занесена на 3–4 фута. Около 4 ч благополучно отправились вперед двое саней с собаками. Стали собираться в путь с лошадьми. Когда с них сняли одеяла, мы ужаснулись. Что наделала с ними пурга! Все лошади без исключения исхудали до последней степени. Особенно плачевно состояние Скучного Уилли.

Предполагалось лошадей отправить по следам собак. Наша маленькая компания должна была выступить последней и раньше лошадей выйти на морской лед. Меня очень тревожил переход по льду: я видел там много полыней.

Лошади тронулись в путь, но Уилли, шедший последним и без груза, сейчас же свалился. Мы старались поднять его. Он и сам делал усилия встать на ноги, но не мог.

Пришлось быстро менять распоряжения. Черри-Гаррард и Крин пошли дальше; Отс и Гран остались со мной. Мы делали отчаянные усилия, чтобы спасти бедняжку Уилли: подняли его еще раз на ноги, дали горячее овсяное пойло. Подождав час, Отс осторожно повел его. Мы тем временем нагрузили сани и, надев лыжи, повезли их. Саженях в ста от лагеря бедный Уилли свалился опять, и я убедился, что это – конец. Мы разбили лагерь, окружили Уилли снежным валом, делали все возможное, чтобы только поставить его на ноги. Но все старания оказались тщетными. Жалость брала смотреть на Уилли. Около полуночи мы уложили и подперли его, как могли удобнее, а сами легли спать.

Среда, 1 марта. Утро. Нашего бедного Уилли ночью не стало. Грустно, что почти довели его домой, и вдруг – такой конец! Ясно, эти пурги бедным животным не под силу. Шерсть у них плохая; но если бы даже она была самого первого сорта, то все же, попав в такую пургу, лошади быстро выбились бы из сил. Между тем нельзя допустить, чтобы они приходили в скверное состояние в самом начале работ экспедиции. Получается, что в будущем году необходимо будет выступить позднее.

Что же делать! Мы поступали по мере своего понимания и опыт купили дорогой ценой. Теперь надо приложить все старания к тому, чтобы спасти остальных лошадей. Мы будем счастливы, если доведем до мыса Эванса четверых или хотя бы трех. На Джимми Пигга надежда плоха; большая лошадь Боуэрса также сильно пострадала от ужасной пурги. Не запомню такой в феврале или марте. Температура -7° [-22 °C].

С л уч а й с Б о уэ р с о м Запишу происшествия ночи 1 марта, пока они свежи в моей памяти.

Четверг, 2 марта. Утро. Происшествия последних двух суток легко могут нарушить все наши планы, сорвать экспедицию. Одно утешение, что каким-то чудом дело обошлось без человеческих жертв. Вчера мы, Отс, Гран и я, рано поднялись и после печальной ночи смерти нашего Уилли отправились на лыжах к складу фуража. Он находился в полумиле от края Барьера, в юго-юго-восточном направлении от мыса Хижины.

Когда мы туда подходили, небо было мрачное, низко нависшее. Впереди виднелись огромные ломаные массы плавучих льдов. Сначала они показались мне оптическим обманом, какой часто бывает в здешних краях, но, подойдя близко к складу, я убедился, что море действительно было покрыто обломками барьерного льда. Я невольно подумал о лошадях и собаках. Что с ними? Самые мрачные опасения захватили меня.

Мы повернули вдоль края Барьера и вдруг наткнулись на небольшую трещину. Быстро промчались через нее. В четверти мили дальше убавили шаг. Впереди стали появляться еще трещины; мы по возможности ускорили шаг и не убавляли его до тех пор, пока не очутились на прямой линии между Безопасным лагерем и утесом Касл-Рок. Первой моей заботой было предупредить лейтенанта Эванса. Мы поставили палатку, и Гран пошел к складу с запиской, а мы с Отсом стали ломать голову над нашим безотрадным положением.

Если бы та или другая партия добралась до какого-нибудь безопасного места на Барьере или на мысе Хижины, то в Безопасный лагерь немедленно был бы отправлен связной. К этому времени он должен был бы уже прийти.

Прошло с полчаса, как вдруг у меня вырвалось восклицание: «Славу богу!» В отдалении показались две темные точки, в которых я признал людей. Я поспешил к ним навстречу. Это были Уилсон и Мирз с собаками. Они удивились, увидя меня, и выразили опасение, не уплыли ли лошади на льдинах. Оказывается, Уилсон и Мирз видели лошадей в подзорную трубу с вершины Наблюдательного холма и полагали, что я с ними. Это их обеспокоило, и они пошли нам на помощь, второпях не успев даже позавтракать. Мы сварили для них какао и стали обсуждать свое печальное положение. Только они напились какао, как Уилсон заметил фигуру человека, спешившего к складу с запада. Гран побежал к нему. Это оказался Крин. Он был настолько истощен, что не мог связно говорить. Оказалось, в 2 ч 30 м утра лошади были поставлены на ночь на морском льду, в достаточном отдалении от виденной накануне трещины. Посреди ночи…

Пятница, 3 марта. Утро. Вчера меня прервали во время писания. Продолжаю. В 4 ч 30 м утра Боуэрс, выйдя из палатки, увидел, что лед кругом обломился; под тем самым местом, где были привязаны лошади, открылась трещина, и одна из лошадей исчезла. Люди второпях свернули лагерь, заставили лошадей перепрыгивать с одной льдины на другую, после чего сами перетащили нагруженные сани. Все трое – Боуэрс, Черри-Гаррард и Крин, очевидно, поработали на славу – неутомимо и бесстрашно. С большим трудом они перебрались на более солидные льдины, стоявшие ближе к Барьеру Одно время им показалось, что удастся перейти на Барьер, но вскоре убедились в безнадежности этого – во все стороны тянулись огромные трещины. Не зная, как тут быть, Крин вызвался идти отыскивать меня. Море во время вскрытия клокотало, как кипевший котел, и со всех сторон высовывались головы косаток. К счастью, лошади их не пугались.

Крин долго шел по морскому льду, перепрыгивая со льдины на льдину, и, наконец, напал на толстую льдину, с которой уже при помощи лыжной палки смог взобраться на верх Барьера. Рисковал он отчаянно, однако попытка удалась.

Выслушав принесенное Крином известие, я послал Грана и с ним Уилсона и Мирза обратно к мысу Хижины. Сам же с Крином и Отсом отправился на место происшествия. В Безопасном лагере мы сделали остановку, чтобы забрать провианту и керосину, а затем осторожными обходами подобрались к Барьеру. К радости моей, я увидел заблудившихся. Мы пустили в ход спасательную веревку и с ее помощью втащили Боуэрса и Черри-Гаррарда на поверхность Барьера. На безопасном расстоянии от края Барьера разбили лагерь, и тогда только все принялись за спасательную работу. Подвижка льда прекратилась. Льдины были неподвижны, прижаты к краю Барьера. Людей мы достали в 5 ч З0 м пополудни, а сани и все вещи были на Барьере лишь к 4 ч утра. В то время как мы вытаскивали последний груз, лед снова пришел в движение. Мы убедились, что нет никакой надежды достать лошадей. Бедных животных пришлось оставить пока на льдине, обильно снабдив их кормом.

Предыдущую ночь никто из нас не спал, и все вконец измучились. Я решил, что нам надо немного отдохнуть. Вчера всех поднял в 8 ч З0 м утра. Перед завтраком мы увидели, что льдину с лошадьми стало уносить. Пробовали прикрепить льдину к Барьеру якорем с помощью спасательной веревки, но якори соскальзывали. Печальная была минута. За завтраком мы решили уложиться и пойти вдоль Барьера.

Таково было положение, когда я делал в дневнике вчерашнюю запись. Меня прервал Боуэрс, разглядывавший в подзорную трубу пролив. Он заявил, что видит лошадей на расстоянии приблизительно одной мили к северо-западу. Мы сразу же уложились и пошли. Спуститься к бедным животным оказалось нетрудно. Мы решили сделать еще одну, последнюю попытку спасти им жизнь. Но тут была допущена ошибка.

Я шел вдоль края и открыл место, по которому мне казалось возможным – в чем я не ошибся – поднять лошадей на поверхность Барьера. Но мои спутники, несколько возбужденные и переутомленные, пытались заставить одну лошадь перепрыгнуть со льдины на Барьер. Бедняжка сорвалась и упала в воду. Чтобы прекратить ее мучения, лошадь пришлось убить. Ужасно! Я подозвал всех и показал найденную мной дорогу. Боуэрс и Отс отправились по ней с санями, добрались до оставшихся двух лошадей и тем же путем стали возвращаться. Тем временем Черри и я расчищали дорогу от края Барьера. Нам удалось спасти лишь одну лошадь, хотя я был в полной уверенности, что удастся спасти обеих. На одном месте, где надо было прыгнуть, лошадь Боуэрса поскользнулась и с плеском погрузилась в воду. Мы вытащили ее на рыхлую, размокшую льдину, со всех сторон окруженную косатками, но бедняжка уже не в силах была подняться, и из-за гуманности поневоле ее также пришлось застрелить. Такие случаи слишком ужасны!..