Электронная библиотека » Роберт Скотт » » онлайн чтение - страница 12


  • Текст добавлен: 22 ноября 2013, 19:41


Автор книги: Роберт Скотт


Жанр: Зарубежные приключения, Приключения


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Тюлени все еще приходят в нашу бухту. Вчера их было пять. К счастью, собаки их еще не заметили; собаки не заметили и того, что морской лед может их (т. е. собак) выдержать.

У меня был интересный разговор с Тэйлором об агломератах и бальзатовых дайках у Касл-Рока. Совершенство маленьких конических кратеров под Касл-Роком подтверждает, по-видимому, теорию, к которой мы пришли, что после отступления великого ледяного покрова были еще вулканические пертурбации.

Большое удовольствие следить, как Райт занимается проблемами гляциологии. Он здесь имел случай наблюдать много интересных явлений. Райт зорко следит и записывает все изменения, которые происходят со льдами. Мы часто ведем с ним беседы.

Вчера Уилсон зажарил тюленье мясо на пингвиновом жире. Вкус напоминал рыбий жир и не особенно понравился. Некоторые из нас съели свои порции и, вероятно, съели бы и все, если б у нас был такой аппетит, как в те дни, когда мы возили сани. Вспоминаются дни, проведенные на «Дискавери»!

Вес убитого нами императорского пингвина доходил до 96 фунтов: побил все рекорды!

Все собаки, кроме двух, здоровы. Хуже всех Дикому, но, кажется, выживут все.

Четверг, 6 апреля. Утро. Погода и вчера простояла ясная, прекрасная. Это был один из весьма немногих хороших дней, выпавших на нашу долю со времени прибытия на мыс Хижины.

Солнце сияло с раннего утра до захода за Северные горы, около 5 ч пополудни. Море совсем замерзло; только к северу лед был тонок. Поднялся довольно сильный северный ветер, сломавший этот тонкий лед. Льдины стали напирать друг на друга, а у берега открылось несколько полыней. Мы с Райтом ступили на край нового льда, но далеко не пошли – показалось небезопасным.

Интересно наблюдать за движением ломающихся, колышущихся пластов тонкого льда: один пласт расколотым краем поднимается из воды и наползает на другой длинными языками. Это движение совершается под неумолкающую музыку, точно стеклянные колокольчики звенят высокими, но мелодичными нотами – напоминает щебетание птиц в лесу. Мы говорим: «Лед поет».

После полудня, после обеда, я прошел почти две мили к северу по молодому льду; толщина его около 3,5 дюйма. За ужином мы составляли программу, как в три приема добраться до мыса Эванса. Решили в субботу идти людям, в воскресенье – собакам, в понедельник – лошадям, с условием, конечно, что погода продержится.

Пятница, 7 апреля. Нас несколько человек прошлось к северу по льду: Аткинсон, Боуэрс, Тэйлор, Черри-Гаррард и я.

Лед 5 дюймов толщины нашли всюду, кроме открытых полыней, которых еще много. Отходя от берега, мы напали на интересную формацию: лед лежал небольшими блинами, как бы выдавленными снизу, образуя нечто вроде мозаики. Это тот лед, который образовался с подветренной стороны пролива и дошел до наветренной стороны его против сильных ветров, дувших в понедельник и вторник.

Не менее интересно было наблюдать, как эти наползающие ледяные пласты царапают нижний лед.

Тэйлор, неосторожно стараясь перепрыгнуть через подернутый тонким льдом канал, провалился. У него был очень испуганный вид, когда мы минуты через две подскочили к нему на помощь. Однако выкарабкался он сам с помощью своего топорика и пошел домой с Черри. Тэйлор был настолько находчив, что, пока находился в воде, даже придумал шутку, которую тотчас же высказал, как только мы подбежали к нему.

С остальными я пошел дальше, пока не поравнялись с серными конусами под Касл-Роком. Тут мы перешли на берег, взаимно помогая друг другу, взобрались на утес и возвратились сухим путем.

По-видимому, все благоприятствует нашему завтрашнему выступлению, но небо к ночи опять что-то затягивает тучами, угрожая переменой погоды. В здешних местах, по-видимому, больше трех хороших дней подряд не бывает.

Мы набрали много вмерзшей в лед рыбы величиной от селедки до пескаря. Полагаем, что она была загнана тюленями в момент замерзания льда. Сегодня же Гран нашел одну большую рыбу, замерзшую в то время, когда она глотала маленькую. Похоже на то, что большая гналась за маленькой, и обе угодили в лед.

Здесь мы так хорошо устроились, что почти жаль уходить. Чудесная, здоровая жизнь, проводимая по большей части на открытом воздухе, с прогулками, имевшими более или менее интересную цель. Лазание по горам дает превосходный аппетит; на мысе Эванса будем вспоминать эти прогулки. На мыс Эванса меня очень тянет. Хочется посмотреть, все ли там благополучно, и узнать, насколько наша отмель смогла противостоять напору северных ветров. Не могу отделаться от мысли, что дом могло повредить волнами в одну из жестоких бурь.

Наша жизнь на мысе Хижины

Мы собираемся вокруг огня, сидя на ящиках, каждый с добрым куском хлеба с маслом и жестяной мисочкой чаю. Тепло, уютно, хорошо. После второго завтрака мы опять уходим. В доме ничто надолго нас не удерживает, а от движения на вольном воздухе мы все здоровеем.

Наступающие сумерки и ожидание ужина часам к 5–6 загоняют нас в дом с изрядными аппетитами. Наши кулинары, отличаясь один перед другим, стараются над приготовлением блюда из сочной жареной тюленьей печенки. Скажут, пожалуй, что одно блюдо не допускает большого разнообразия, но из малой толики муки, горсти изюма, ложки порошка карри можно много сделать хорошего; недурна также приправа из гороховой муки. Как бы то ни было, наше блюдо никогда не надоедает нам, хвалебные восклицания можно слышать каждый вечер, вернее, почти каждый вечер, потому что на днях (4 апреля) Уилсон, проявлявший гениальность в изобретении разных кушаний, едва не погубил свою репутацию. Он вздумал жарить тюленью печенку в пингвиновом жире, уверяя, что этот жир можно очистить от неприятного привкуса. Достали жир, тщательно вытопили его. Получился он прозрачно-чистым, свободным от всякого запаха, но наружность, как известно, обманчива, и кушанье оказалось пропитанным тем ароматом, которым отличается мясо этой птицы и о котором лучше не распространяться. Три героя одолели свои порции, но остальные, отведав, порешили довольствоваться сухарями с какао.

После ужина мы час-другой курим и беседуем. Это приятный, отрадный для души час, во время которого обмениваются своими воспоминаниями люди, обогащенные буквально мировым опытом. Нет почти ни одной страны, которой не изъездил бы тот или другой из нас, до того мы различны по своему положению и по своим занятиям.

Через час или полтора после ужина мы один за другим удаляемся, раскладываем спальные мешки, разуваемся и предаемся неге. В наших мешках из шкур северного оленя теперь, когда они успели просохнуть, удивительно тепло и уютно, да и в доме сохраняется большая часть тепла. Благодаря удачно сооруженным лампам и порядочному запасу свечей мы имеем возможность почитать еще часик или два и, плотно закутанные в наши меха, изучаем социальные и политические вопросы за истекшее десятилетие.

Нас всего шестнадцать. Семеро занимают почти весь пол одного крыла внутреннего строения в виде буквы L; четверо спят в другом крыле, где хранятся наши запасы. Остальные пятеро укладываются за перегородкой и уверяют, что здоровее спать в более прохладной температуре. Спим мы от восьми до девяти часов без просыпа; многие не прочь бы поспать и все двенадцать. Из этого видно, что наша до крайности упрощенная жизнь чрезвычайно здорова, хотя по нашим закопченным лицам и рукам посторонний, может быть, рассудил бы иначе.

Воскресенье, 9 апреля. Утро. Весь вчерашний день и ночь была умеренная метель; температура доходила до +5° [-15 °C], снег не очень несло. В пятницу лед в проливе вскрылся на расстоянии =/4 мили от мыса Хижины. Трещина, начавшаяся у нашего мыса по северной стороне его и загибавшая к NE, расширилась до 15–20 футов. Странно, что лед при этом остался на месте.

Как только подул ветер, лед, не медля ни минуты, пошел к северу. Из этого видно, что наша недавняя экскурсия была весьма рискованной. Шаткость здешних условий невероятна. Во всяком случае, такого глупого заигрывания с молодым льдом больше не будет. Вследствие этого я решил, что возвращение на станцию лошадей придется отложить, должно быть, до сравнительно позднего срока.

Ходил вчера ко Второму кратеру возвышенности Прибытия, собираясь оттуда посмотреть, в каком состоянии более северные бухты, но снег так несло, что ничего не было видно. Смутно виднеющаяся на горизонте белая линия как бы указывает на то, что вышедший лед не унесло далеко отсюда.

Видели вчера несколько поморников; время для них очень позднее. Тюлени неохотно выходят на лед. Сегодня один сидел у мыса Армитедж, но в нашей бухте уже три дня, как они не показываются. Лошади, наверно, смогут пойти на станцию еще не скоро.

Понедельник, 10 апреля. Днем. Думал сегодня отправиться к мысу Эванса. Поднял всех рано, но когда, позавтракав, мы совсем было собрались в путь, небо вдруг помрачнело и пошел снег. Так, с малыми промежутками, продолжалось весь день, и только к закату прояснилось. Условия самые скверные для нашего предприятия: дальше ста ярдов мы не видели бы ничего.

Все слагается неблагоприятно для прочного замерзания пролива.

Четверг, 13 апреля. Покинули мыс Хижины во вторник в 9 ч утра. Пошло нас девять человек: я, Боуэрс, квартирмейстер Эдгар Эванс, Тэйлор – с одной палаткой; лейтенант Эванс, Гран, Крин, Дэбенхэм и Райт – с другой.

В старом доме остался Уилсон и при нем – Мирз, Форд, Кэохэйн, Отс, Аткинсон и Черри-Гаррард. Они проводили нас по склону до вершины горы. Считалось долгом чести взобраться до самого верха без передышки. Я нахожу это утомительным подвигом, особенно рано утром, однако должен был покориться правилу.

Погода хороша. Мы прошли мимо Касл-Рока с восточной стороны; на склонах лежал рыхлый снег. Перевалив через хребет, нашли ровную поверхность, чисто выметенную ветром, и прошли мимо обоих кратеров уже с западной стороны отсюда. Как и ожидали, увидели в бухтах по обеим сторонам глетчера твердый лед, но в ближайшей бухте его было очень немного. Ясно, что, прежде чем спуститься вниз, нам придется долго идти вдоль западного склона, а тогда представится задача: как перейти через береговые скалы? Когда мы отошли на 7,5 мили, поднялся ветер, стемнело, и поэтому в критическую минуту, в 2 ч пополудни, сделали привал и заварили чай.

Полчаса спустя погода прояснилась. Мы получили возможность осмотреть место для спуска к ледяным береговым утесам, но весь скат от скалы Хаттона до самого Эребуса был в трещинах и расселинах. Выбрали удобную тропу по направлению к краю утесов, только у самых утесов спуска не могли найти: самое низкое место представляло отвесный обрыв высотой в 24 фута.

Когда мы сюда дошли, ветер усилился, снег мело с хребта – надо было быстро на что-нибудь решиться. Я пробрался к краю обрыва и нарубил во льду углубления для ног, стоя в которых можно было действовать веревкой. К счастью, этот карниз был удобен для такой работы, и я спустил по веревке троих: Э. Эванса, Боуэрса и Тэйлора. После благополучно спустил сани, как были, нагруженными, а затем и всех остальных. Для последних троих я плотно вбил кол в снег, закинул за него веревку, и стоявшие наверху спускали товарищей вниз. Сам я спустился последним. Все это было исполнено в каких-нибудь 20 минут, легко и аккуратно. От мороза никто серьезно не пострадал. Очень доволен результатом.

Переход с санями к Ледниковому языку оказался очень тяжелым, потому что лед был покрыт соляными кристаллами. Мы достигли языка около 5 ч 30 м. Там нашли спуск и довольно легко подняли сани на 6-футовую стену. Круто, но по твердой поверхности сани шли легко. Вскоре стемнело. К тому же стали попадаться бесчисленные зигзагообразные трещины, в которые кое-кто из нас попадал с риском надорваться. Зато северная сторона языка была ровно покрыта снегом. Идти по ней было легко, тем более что удобная долина вела прямо к низкому месту на ледяной стене, а случившийся тут выбитый кусок представлял легкий спуск.

Я решил идти прямо к мысу Эванса, без ночевки. Поэтому в 6 ч мы только сделали привал, чтобы напиться чаю. В 6 ч 30 м вдруг стемнело, было очень трудно что-либо рассмотреть перед собой. С большим трудом мы сошли на морской лед и кое-как проплелись еще несколько часов. В 10 ч пришли к маленькому островку Острый хребет – и, уже не в состоянии видеть что-либо впереди, были вынуждены разбить лагерь. В 11 ч 30 м легли спать в не особенно приятных условиях.

Ночью ветер начал усиливаться. Утром смотрим – свирепая пурга! Было очень страшно за лед, на котором мы стояли. Боуэрс и Тэйлор взобрались на островок. Возвратившись, они сообщили, что на вершине ветер ужасный, но внизу, по обеим сторонам, сравнительно тихо. В надежде на временное затишье прождали весь день.

В 3 ч мы с Боуэрсом обошли островок и на его наветренной стороне открыли небольшую ледяную платформу. Решил перенести лагерь сюда. На это потребовалось два часа работы при жестоком холоде, зато скалы, поднимавшиеся почти от самых палаток, служили нам хорошей защитой. Только временами бешеный порыв ветра налетал на прочно укрепленные палатки, но шум над нашими головами от бушующей наверху бури был оглушительный – мы едва могли слышать собственные голоса. Улеглись еще на такую же безотрадную ночь, как и первая, утешая себя только уверенностью, что нас не снесет в море. Только вот провизии у нас осталось всего на один раз.

Ночью ветер немного утих, и мы смогли смутно различить очертания земли.

Я разбудил товарищей в 7 ч утра. Долго не медля, мы, отчаянно прозябшие, в промерзлой одежде, отправились против крепкого ветра. Шли через силу, но оставалось всего две мили. Поравнявшись с нашим мысом, мы убедились, что морской лед плотно окружал его. И только тогда вздохнули с невыразимым облегчением, когда увидели дом и, добравшись до него, узнали, что там все благополучно.

Оказалось, что в наше отсутствие пропали собака и лошадь Хаккеншмит. Это еще ничего, могло бы быть хуже. Остальные животные все вполне здоровы.

Я в восторге от всего, что нашел в доме. Метеоролог Симпсон натворил чудес; впрочем, и все другие тоже. Описание отложу до другого раза.

Пятница, 14 апреля. Страстная пятница. Спокойный день. Ветер продолжается со скоростью от 20 до 30 миль в час.

Читал молитвы для всех.

Суббота, 15 апреля. Погода по-прежнему отвратительная. Ветер весь день дует со скоростью 30–40 миль в час; снег сильно несет, и теперь, вечером, идет снег. Жду, когда можно будет отправиться на мыс Хижины с добавочными припасами. Сейчас сигнализировал им огнем о нашем благополучном прибытии. Получили такой же ответный сигнал.

Воскресенье, 16 апреля. Вчерашний ветер продолжался до 6 ч, потом вдруг затихло, и лишь редко налетали порывы с севера.

Сегодня объезжал лошадей и в первый раз основательно осматривал их. Не хотелось бы говорить, какое у меня получилось впечатление при виде этих жалких одров!

Глава VIII
Домашние впечатления и экскурсия

Впечатления при возвращении на главную станцию Четверг, 13 апреля. Выбирая место для нашего дома, я считался с возможностью, что северные ветры нагонят прибой, но рассудил: во-первых, сильного северного прибоя в проливе никогда не замечалось; во-вторых, сильный северный ветер непременно должен принести плавучий лед, который задержит прибой; в-третьих, эта местность превосходно защищена глетчером Барни. И наконец, нет и признаков, показывающих, чтобы плоское взморье размывалось морем, так как составляющие ее осколки скал совершенно остроугольны.

Когда стали строить дом и я увидел, что его фундамент всего на 11 футов выше уровня морского льда, это меня слегка встревожило, но потом я снова успокоился, взвесив все условия, допускающие постройку дома на берегу.

Тот факт, что подобный вопрос приходилось обдумывать, дает понятие о моем состоянии, когда вследствие необычных условий невольно во всем сомневаешься.

События подтвердили мои первоначальные предположения, но должен сознаться, что я испытал такое чувство, будто принял на себя ответственность в деле, где ошибка в расчете могла бы иметь роковые последствия.

Только застав дома всех в целости, я понял, как до того беспокоился. При нормальных условиях мне и в голову не пришла мысль, будто станции может угрожать какая-нибудь опасность. После же того как пропали лошади и лед вскрылся у Ледникового языка, я не мог отделаться от опасения, что в воздухе носится беда, что, например, сильный прибой может смыть все со взморья. Мрачные мысли о такой возможности и о последствиях ее неотвязно преследовали меня вопреки основательным доводам, заставившим избрать это место как самое безопасное.

Позднее замерзание моря, ужасающая продолжительность бурь и описанные мною различные ненормальности постепенно утвердили во мне глубокое недоверие к таинственному антарктическому климату. Немудрено, что и воображение мое рисовало всевозможные бедствия, могущие обрушиться на тех, с кем и так я был разлучен.

Наш путь к мысу Эванса был проделан в тех тяжелых условиях, которыми сопровождается поход в сильный ветер и пургу. При сером свете раннего утра все имело неприветливый вид. Платье на нас замерзло. Пальцы, мокрые и холодные, пока мы были в палатке, при упаковке саней обмерзали.

По мере приближения к мысу стали появляться отрадные признаки жизни – то старые следы в снегу, то длинная шелковая нить от метеорологического шара. Когда же мы подошли к скалам мыса и разбросанным близ него многочисленным айсбергам, севшим на мель, то уже больше ничего не видели.

К удивлению моему, крепкий лед простирался и дальше мыса. Мы обогнули мыс и зашли в Северную бухту. Тут мы увидели построенный на Флюгерном холме забор для защиты дома от ветра, а минуту спустя – и весь дом. Он был цел и невредим; море, очевидно, его не тронуло. Я с облегчением вздохнул.

Русский участник экспедиции Дмитрий Геров

Русский участник экспедиции Антон Омельченко


Мы наблюдали за двумя работавшими поблизости конюшни фигурами – увидят ли нас? Минуты через две они увидели и побежали в дом сообщить о нашем прибытии. Три минуты спустя все девять обитателей (Симпсон, Нельсон, Дэй, Понтинг, Лэшли, Клиссолд, Хупер, Антон и Дмитрий) с радостными криками выбежали к нам на лед. Они нас закидали вопросами, а мы их. Потребовалось не больше одной минуты для того, чтобы узнать важнейшие события из мирной жизни на станции со дня нашего ухода. Такими событиями можно, пожалуй, назвать гибель собаки и лошади. Лошадь эта, прозванная Хаккеншмитом, имела подлую привычку лягать подходивших к ней и передними и задними ногами. Она была явно другой породы, чем остальные, – красивее и стройнее, с признаком арабской крови. Причину смерти Нельсон не смог установить ни при жизни по симптомам болезни, ни при вскрытии после смерти. Несмотря на лучший корм и на заботливейший уход, она стала постепенно хиреть и слабеть и, наконец, не могла стоять от слабости. Ничего не оставалось, как прикончить ее. Антон уверяет, что она умерла просто из подлости, чтобы нам «насолить». Хотя это и серьезная потеря, но, как я теперь припоминаю, у меня и раньше имелись сомнения в том, что эта лошадь будет нам полезна. Я уже тогда предполагал, что она окажется источником неприятностей для нас. С ней все время было очень трудно справляться из-за ее скверного нрава и норовистости. Я предвидел, что нам с ней трудно придется, особенно в начале похода, в который ее бы взяли. Эти соображения несколько смягчили неприятное известие о ее гибели. Собаку я оставил очень больной, поэтому известие о ее смерти не было для меня неожиданностью.

Других печальных происшествий не было в маленьком запасе ожидавших меня новостей. Внутреннее устройство дома оказалось в высшей степени удовлетворительным, научные наблюдения шли своим неизменным чередом. После нашего примитивного житья на мысе Армитедж жизнь в этом теплом, сухом доме казалась верхом роскоши. Сам дом внутри был для нас дворцом: простор, чудное освещение, всякие удобства! Приятно было есть, как едят цивилизованные люди, взять ванну в первый раз после трех месяцев, приятно чувствовать на себе чистое, сухое белье и платье. Такие мимолетные часы полного физического благополучия (мимолетные потому, что привычка скоро притупляет чувство удовольствия) навсегда остаются в памяти каждого полярного путешественника по резкому контрасту с перенесенными лишениями.

Немного часов или даже минут пробыл я в доме, как меня уже потащили подробно осматривать все происшедшие в нем за мое отсутствие перемены, которыми вполне законно гордились их инициаторы.

Первым посетил я «метеорологический уголок» Симпсона. Тут взор блуждал по множеству полок, уставленных большим количеством самозаписывающих инструментов, электрических батарей и выключателей. В то же время ухо улавливало тиканье многих часов, тихое жужжание мотора, а иногда трепетную нотку электрического звонка. Все виденное и слышанное давало лишь смутное впечатление той крайней методичности, с которой наблюдаются и записываются ежедневные и ежечасные колебания климатических явлений, но вместе с тем позволяло заглянуть в сложную организацию образцовой метеорологической станции – единственной, с таким совершенством устроенной у полюса. Для того же чтобы вполне уяснить себе цели, поставленные нашим метеорологом, и научную точность, которой он добивался, мне потребовались бы дни, даже месяцы. Постигнувши до некоторой степени эту работу, я написал краткий очерк о ней, который найдет себе место на следующих страницах (см. главу X).

Первое мое впечатление было неясное. Я только понял, что в «Симпсоновом углу» можно с одного взгляда установить, с какой силой дул и дует ветер, насколько колеблется в своих показаниях барометр, какой градус холода показывает термометр. При большей любознательности можно было, далее, осведомиться относительно степени насыщения атмосферы электричеством и о других не менее важных предметах. Возможность обогатиться такими знаниями, не выходя из дома, была весьма заманчива, и способность изучать колебания бури, не подвергая себя ее ярости, доказывала немалую победу духа над плотью.

Темная комната помещается рядом с той стороной скамьи паразитологов, которая граничит с уголком Солнечного Джима, – фраза получилась запутанная.

Точнее, физики проверяют свои инструменты и пишут свои книги на одном конце стола, образующего прямой угол с внешней стеной дома. Другой его конец предоставлен Аткинсону, зоологу и специалисту-паразитологу, который должен писать, сидя спиной к темной камере. Аткинсона еще нет, поэтому угол его не оборудован. Дальше мое внимание обратилось на темную камеру и ее владельца. Никогда фотографическое искусство не имело такого храма в полярных краях, да редко где и в других экспедициях. Такая роскошная лаборатория для проявления негативов оправдывается единственно качеством исполняемой в ней работы, а в настоящем случае присутствием такого художника, как Понтинг. Он спешил показать мне результаты своей работы за летние месяцы, а я между тем обводил взором опрятные полки с подбором камер, большую фарфоровую раковину с автоматически действующим краном, две ацетиленовые горелки с абажурами и все другие приспособления. Тут все поощряло к работе, обеспечивая наилучший успех; а фотографу честь и слава, ибо все ухищрения, им придуманные, исполнены почти исключительно его руками. Тут явно сказывается польза опыта, приобретаемого в путешествиях. Понтингу приходилось работать в примитивных условиях неосвоенных земель, вследствие чего из него вышел человек «на все руки», умеющий управляться со всякого рода орудиями и при любых обстоятельствах.

Так, когда на первой очереди были строительные работы, а рабочих рук не хватало, Понтинг получил только, так сказать, внешнюю скорлупу своей мастерской, с самым скудным сырым материалом для ее оборудования. В очень короткое время появились полки и ванны, были навешены двери, сооружены оконные рамы, и все это, к удивлению присутствующих, было сделано с безукоризненным мастерством. Счастье, что можно было быстро выполнить такую работу, так как мимолетных часов краткого летнего времени нельзя было уделять ни на что, кроме непосредственного фотографирования. Понтинг, по своему темпераменту, не терпел потери времени. В хорошую погоду он почти не спал. Насколько позволяли обстоятельства, он старался не пропустить случая для успешной работы.

Плоды такого трудолюбия Понтинг предъявил мне в виде множества метров кинематографических лент, имевшихся у него в запасе. Еще большее количество их было оставлено им на судне, не говоря о полках, заставленных ящиками с негативами, и о толстом альбоме с отпечатками.

Самым превосходным его качеством, пожалуй, является удивительная способность схватить живописные, эффектные кадры. Поэтому компоновка его снимков необыкновенно хороша. Он каким-то чутьем в точности определяет соотношение переднего плана и перспективы, умело схватывает в кадре элементы живой природы. Искусным применением разных объектов и большей или меньшей выдержкой он подчеркивает тонкие теневые эффекты на снегу и воспроизводит его изумительную прозрачность. Он – художник, влюбленный и свою работу. Душа радуется, когда слушаешь его восторженные рассказы о достигнутых результатах и его планы на будущее.

Не успел я налюбоваться всеми сокровищами темной камеры, как меня повели в помещение биологов. Нельсон и Дэй с самого начала заявили о своем намерении устроиться вместе, так как оба отличаются необычайной методичностью и аккуратностью. Они очень обрадовались, когда намерение их получило одобрение, и друзья таким образом избавились от возможности получить неряшливого сожителя. До нашего ухода осенью не было приступлено к устройству этого помещения. Теперь же я нашел его образцом уменья использовать площадь. Во всем преобладали опрятность и порядок. Микроскоп стоял на особом столике, обставленном эмалированной посудой, разными сосудами и книгами. За спиной сидящих – две койки, в два яруса, с задернутыми занавесками, выдвижными ящиками для белья и приделанными к ним подсвечниками с рефлекторами. Над головами была очень хитро устроенная сушилка для носков с несколькими сетками. На все это потребовалась художественная столярная работа, поразительно отличавшаяся от наскоро сколоченных приспособлений в других спальных помещениях. Столбы и доски коек были гладко обструганы по краям и выкрашены под красное дерево. Стол Нельсона очень удобно стоит под самым большим окном и тоже снабжен ацетиленовой лампой, так что он и в летнее и в зимнее время имеет все удобства для кабинетной работы.

Дэй, как видно, был неутомим во все время моего отсутствия. Всеобщим похвалам его искусству, выражениям благодарности за оказанную помощь при установке инструментов и вообще для облегчения научных работ не было конца. Ему одному мы обязаны всеми приспособлениями для отопления, освещения и вентиляции, оказавшимися вполне удовлетворительными. Тепло и свет не оставляли ничего желать, и воздух в то же время всегда был чист и свеж. Дэй также ввел некоторые усовершенствования в моторных санях.

От отопления мое внимание вполне естественно перешло к кухонному оборудованию, которым заведовал Клиссолд. Я уже много слышал о его удивительном искусстве в области кулинарии и отчасти уже лично убедился в этом. Теперь меня провели в отделение Клиссолда с плитой, печками, утварью, стенными столами и уставленными всяким добром полками. Приятно было слышать, что печка оказалась экономной, а патентованные брикеты превосходно заменяют уголь. Сам Клиссолд был всем доволен, за исключением только толщины стен большой печи и размеров хлебной печки. Он опасался, как бы она не оказалась слишком мала, чтобы постоянно снабжать весь персонал достаточным количеством хлеба. Несмотря на это, он показал мне ее с явной и вполне справедливой гордостью, ибо он сам придумал к ней остроумное приспособление, не уступавшее ни одному из изобретений, какими мог похвастаться наш дом. Когда поднималось в квашне тесто, оно этим самым замыкало электрический ток, звонил звонок и загоралась красная лампочка. Клиссолд сообразил, что продолжительный звонок не особенно приятно подействует на нервы нашей компании, а продолжительное горение не продлит существования лампочки. Поэтому пристроил часовой механизм, который, после краткого промежутка, автоматически прерывает ток. Кроме того, с помощью того же механизма можно было вызывать эти сигналы в разные промежутки времени, по желанию. Так, пекарь, лежа в постели, мог пользоваться ими через короткие промежутки. Уходя же из дома, он мог поставить аппарат так, чтобы по возвращении одним взглядом удостовериться, что происходило в его отсутствие. Это, во всяком случае, премилая выдумка, но когда я узнал, что на нее пошел всякий хлам, вроде выпрошенного у кого-нибудь зубчатого колеса или пружинки, магнитика и т. п., мне стало ясно – у нас весьма замечательный повар. Когда до моего сведения дошло, что Клиссолд принимал участие в совещании о недугах Симпсонова мотора и что он способен соорудить сани из простых ящиков из-под клади, я уже не так удивился. Оказывается, он много занимался ручным трудом и механикой, до того как взялся за кастрюли и сковороды.

Мои первые впечатления включают такие вещи, которым я спешил посвятить специальное внимание, а именно, помещения для животных. Я убедился, что нашим русским молодцам подобает не меньше похвалы, чем моим соотечественникам-англичанам.

Антон с помощью Лэшли устроил конюшни. Во всю длину пристройки тянулись опрятные стойла, отделенные друг от друга перегородками до пола так, чтобы беспокойные ноги лошадей не могли попасть под них. Кормушки спереди были обиты жестью, чтобы лошади, имеющие дурную привычку грызть дерево, не могли ей предаваться. Я не мог подавить вздоха при мысли о том, скольким стойлам придется пустовать, в то же время радуясь тому, что какой бы ни стоял мороз, какие бы ни дули ветры, для уцелевших десяти лошадей места, теплого, укрытого, больше чем достаточно.

Впоследствии мы имели возможность всем лошадям, кроме двух или трех, предоставить двойное помещение, в котором они могут и полежать, если пожелают.

Лошади имели недурной вид, если вспомнить, как мало, собственно, их кормили. Шерсть на них, удивительно длинная и мягкая, представляет большой контраст с шерстью лошадей, оставленных на мысе Хижины. Их проезжали Лэшли, Антон, Дмитрий, Хупер и Клиссолд обыкновенно верхом. Так как море еще только недавно замерзло, манежем служило песчаное взморье, простиравшееся до озера Чаек. По этому пространству во всю прыть носились всадники без седел, и я был свидетелем не одного забавного случая, когда лошадь и всадник расставались друг с другом с поразительной бесцеремонностью. Этот вид упражнений я не считал особенно полезным для животных, но решился пока не вмешиваться, а дождаться возвращения нашего коневода.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации