Текст книги "Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма"

Глава IV
Наше поселение

Воскресенье, 8 января. Бедственный день. Я имел глупость разрешить выгрузить третьи моторные сани. Это быстро исполнили, сани поставили на твердый лед. Немного погодя Кэмпбел сказал мне, что кто-то из матросов, переходя по рыхлому льду шагах в двухстах от судна, провалился одной ногой. Я не придал этому большого значения, поняв, что он провалился только сквозь верхнюю кору льда. Около 7 ч мне пришлось отправиться на берег с небольшим грузом. Кэмпбел остался отыскивать удобное место для перевозки мотора. Навстречу ему я послал из лагеря Мирза с собаками и жестянкой керосина. Минут через 20 он возвратился с известием, что мотор провалился. Кэмпбел и Дэй вскоре подтвердили эту печальную весть.

Оказывается, Кэмпбел, опасаясь за сани, прикрепил к ним канат, поставил к канату несколько человек, предполагая с разбега перевести сани через опасное место. Но только они взялись за канат, как один из людей, Уильямсон, сразу же провалился сквозь лед по самые плечи. Его немедленно вытащили. Пока его вытаскивали, лед под мотором стал прогибаться и тут же рухнул вместе с санями. Люди не выпускали каната из рук, но он прорезывал лед, заставляя людей все больше напрягать силы, пока они один за другим не были вынуждены выпустить канат из рук. Еще полминуты, и на месте саней образовалась большая прорубь. Счастье, что хоть люди все целы. И все же это для нас крупная потеря. Грустно думать, что один из двух лучших моторов, стоивших нам столько времени и забот, теперь лежит на дне морском. А ведь только вчера другие такие же моторные сани с очень тяжелым грузом благополучно прошли по этому самому месту, на котором сегодня произошла авария. Кроме того, вчера я сам проходил там с гружеными лошадьми.

Мирз с Кэмпбелом направились к месту аварии и, возвратившись, сообщили, что лед там с каждым часом становится опаснее.

Стало ясно, что путь для перевозки больших тяжестей с судна отрезан. Боуэрс с Мирзом опять вернулись к судну, им удалось перевезти одежду и кое-какую мелочь. С тех пор сообщение прекратилось; на берегу работали, но на судне люди почти бездействовали.

В 6 ч я пошел по кромке льда, подальше к северу. Мне удалось найти место ближе к толстому льду, по которому еще могут ходить сани. Я сигнализировал, чтобы судно перевели туда возможно скорее, если нужно, то под парами. Сейчас оно стоит зажатым в лед и сможет продвинуться дальше, лишь когда лед начнет расходиться.

Мы с Мирзом, прежде чем вернуться, обозначили новый путь жестянками из-под керосина. И вот опять ждем, пока смилуется судьба. Сооружение дома между тем подвигается. Остается в общей сложности проложить четыре слоя обшивки, из которых два почти закончены. Через некоторое время будет сделано остальное и проложена изоляция.

Ночью дул резкий северный ветер, стоял туман. Сейчас ветер утихает и солнце снова ярко светит. Сегодня, кажется, был самый жаркий день из всех. Во время прогулки пот катился с меня градом, а позднее, когда после второго завтрака я сидел на солнце, почти можно было себе вообразить, что находишься в Англии в теплый летний день.

Первую ночь провожу на берегу. Пишу в новой, очень удобной палатке с круглым верхом.

Понедельник, 9 января. Я не выходил из палатки до 6 ч 45 м, и первое, что увидел, – судно, которого вчера еще не видно было из лагеря. Оно медленно и с трудом пробиралось вдоль кромки льда. Как я узнал позднее, оно отошло в 6.15, а прибыло к отмеченному мною пункту в 8.15. Позавтракав, я отправился туда и, к радости моей, нашел надежный путь вплоть до самого судна. Немедленно поднял флаг, давая знать, чтобы вывели лошадей. Началась работа. Моторные сани весь день ходили взад и вперед. Но больше всего работы по перевозке грузов досталось лошадям, хотя значительную помощь оказывают и собаки и люди. В среднем ни один человек не тащит меньше 300 фунтов. Собаки же, по пяти на упряжку, возят от 500 до 600 фунтов и, понятно, бегут много быстрее людей или лошадей.

Таким образом, мы перевезли массу всякой всячины: сначала около трех тонн угля для постоянного обихода, потом 2,5 тонны карбида, трубу, печи и вентиляторы для дома, все аппараты и приборы для биологов и для физиков, медицинские припасы – одним словом, почти все, кроме топлива и корма. И то мы доставили 7 тонн корма. Так что на этот день пожаловаться нельзя, сделано много. Но под конец удачного дня случилось несчастье с одной из собак. Она вдруг закашлялась, очевидно силясь от чего-то откашляться. Через две минуты ее не стало. Причину ее смерти никто не может угадать. Аткинсон делает вскрытие, чтобы узнать, в чем дело. Нам нельзя терять животных.

Грузы с судна возят все лошади, кроме трех. Эти три, по мнению Отса, слишком нервны для работы на такой скользкой поверхности. Однако он сегодня сделал опыт с самой нервной из них, и она благополучно пришла с тяжелым грузом.

Завтра, должно быть, будут работать 12 или 13 лошадей.

У Гриффиса Тэйлора лошадь три раза вырывалась и убегала – первые два раза больше по его вине, а третий из-за глупой выходки одного из матросов. Несмотря на это, товарищи не простили Тэйлору этого третьего побега и немилосердно трунили над ним. Было особенно смешно, когда он с серьезным видом и решительной поступью сопровождал последний и необыкновенно тяжелый груз, никого не удостаивая ни взглядом, ни словом.

Сегодня мы добились особенной слаженности в работе. Эванс заведует путями сообщения – выискивает опасные места, покрывает трещины досками и снегом.

Боуэрс проверяет каждый доставленный на берег тюк и бегает на судно распорядиться, в каком порядке отправлять грузы. Это бесценный человек. Нет ни одного ящика, которого бы он не знал, нет такого предмета, которого он не мог бы во всякую минуту указать. Ренник и Брюс усердно помогают на разгрузке судна. Уильямсон и Лис нагружают сани и распоряжаются очень разумно.

Квартирмейстер Эванс наблюдает за снаряжением саней и лагеря. Форд, Кэохэйн и Эббот помогают плотнику. Дэй, Лэшли, Лилли и другие тоже заняты на разных работах. Уилсон, Черри-Гаррард, Райт, Гриффис Тэйлор, Дэбенхэм, Крин и Броунинг объезжали лошадей. Раза два в этом деле япомогал им.

Сообщили, что лед становится рыхлым, но я не нашел этого: приключение с мотором сделало людей нервными.

Погода же в общем теплая, и временами светит солнце, но сегодня ночью подул холодный ветер с юга. Строительство дома быстро подвигается. Дня через два у нас все нужное будет на берегу.

Вторник, 10 января. Сегодня шестые сутки, как мы находимся в проливе Мак-Мурдо, и можно сказать, что мы уже устроились. Никогда и ничего подобного так быстро и в таком совершенстве не удавалось совершить.

Утром возили главным образом корм. Сани непрерывно подвозили кипы, и после полудня на берег была доставлена последняя (за исключением запаса приблизительно в одну тонну, сложенного в складах Восточной экспедиции). Утром было сделано некоторое пополнение нашего запаса брикетов для топлива, во второй половине дня их возили к нам непрерывным потоком. У нас теперь более 12 тонн этого топлива, и в случае необходимости мы им воспользуемся.

Кроме того, весь день доставлялись разные вещи: инструменты, одежда, багаж. Все идет так хорошо, что я почти боюсь, не готовит ли нам эта летняя погода какого-нибудь коварства.

Дом подвигается быстро, и все согласны с тем, что он должен оказаться в высшей степени удобным жилищем. «Он широко вознаграждает за все затраченное на него время и внимание». Стены имеют двухстороннюю обшивку с прокладкой из отличных простеганных мешков, набитых морской травой.

Крыша с внутренней и наружной стороны снабжена дощатой настилкой. На нее положен двойной рубероид, потом изоляция из мешков, набитых морской травой, потом опять дощатая настилка и, наконец, тройной рубероид. Первый пол настлан. На нем будет изоляция, потом войлок, второй пол и сверху линолеум. Со всех сторон низ дома можно обложить вулканическим песком, которого вокруг огромное количество. Если это сделать, то вряд ли будет дуть снизу. Вообще невозможно представить, чтобы много теплоты могло пропасть через пол посредством соприкосновения или излучения. В добавление к изоляции стен с южной и восточной сторон дома высоко нагромождены тюки прессованного сена, а с северной стороны устраивается зимнее помещение для лошадей. Оно будет находиться между стеной дома и стеной, сложенной из прессованного сена, в два тюка толщиной и в шесть тюков вышиной. Сверху конюшню покроем бревнами и брезентом, потому что не хватает досок. Придется наблюдать, чтобы на кровле не накапливалось много снегу; во всех других отношениях конюшня хоть куда.

Между лошадьми есть очень неспокойные; однако все, кроме двух, сегодня работали и до вечера не было никаких эпизодов.

После чая Отс предложил повести двух строптивых животных на привязи за другими санями, а сам вывел сильную, но нервную лошадь. Я вел одну из лошадей, считавшуюся спокойной. Сначала все шло хорошо, три груза благополучно прибыли. Но вдруг, когда разгружали сани, запряженная в них лошадь чего-то испугалась и, едва не сбив с ног Понтинга с его камерой, помчалась с санями прямо к другим лошадям. Наконец, порядочно-таки выбившись из сил, она прискакала с горы в лагерь, но, странно сказать, не нанеся большого вреда ни себе, ни саням.

Мы снова отправились в том же порядке. На полпути моя лошадь передней ногой попала в повод, испугалась, задергала головой, подняла пустые сани. Повод порвался, и она понеслась. Другая запряженная в сани лошадь дико зафыркала и тоже рванулась вперед. Мне с трудом удалось сдержать ее, пока не подбежал на помощь Отс. Пытались продолжить путь, но лошадь была слишком напугана; никакие ласки и успокоительные слова не помогали. Она рвалась, поднималась на дыбы, и мне поневоле пришлось ее выпустить. Лошадь поскакала назад, и все печально последовали за нею. У лагеря Эдгар Эванс поймал ее, но она сбила его с ног и опять понеслась.

Наконец, Отс с Антоном схватили лошадь и повели. Она довольно послушно шла к судну, но на обратном пути снова стала шалить. Эванс, ведший ее под уздцы, позвал Антона. Они вдвоем старались держать ее и тоже не удержали. Лошадь вырвалась, опрокинула груз и с пустыми санями прибежала в лагерь. Все это она натворила после того, как три раза сходила туда и обратно без малейшего приключения и когда мы уже смотрели на нее как на славное, благонадежное, спокойное животное. Теперь я боюсь, что нелегко будет опять угомонить ее. Таким образом, у нас три, а не две строптивые лошади.

Я так подробно описал этот случай, чтобы стало понятно, каким неожиданностям подвергаешься с этими животными, не имея возможности на них положиться. Большинство наших животных кажутся теперь спокойными, но каждое из них может внезапно сорваться, если что-нибудь будет не так. Не подлежит сомнению, что удар саней об их задние ноги – главный корень зла.

Погода как будто портится. Сегодня в полдень дул довольно сильный северный ветер со снегом и градом, а теперь ветер повернул к югу и небо обложило – все признаки пурги. Лед трескается, и может случиться, что от него оторвутся куски и уплывут. В этом случае придется опять разводить пары. Выпавший в полдень град на несколько часов сделал поверхность льда очень неудобной и для людей, и для собак.

Собаки работают хорошо, но Мирз полагает, что некоторые из них слепнут от снега. Я никогда не видал, чтобы такое бывало с собаками, но Дэй говорит, что в экспедиции Шеклтона случалось. Вскрытие околевшей вчера собаки не показало ничего, чем объяснялась бы ее смерть. Аткинсон мозга не исследовал и думает, не в нем ли крылась причина смерти. Утешительно хоть то, что не обнаружено ничего заразного.

Среда, 11 января. Сегодня неделя, как мы здесь, а кажется, будто целый месяц, так много сделано в этот короткий промежуток времени.

Угрожавшая пурга разразилась сегодня в 4 ч утра. Ветер все усиливался до полудня. Кэмпбел и его санная партия прибыли в лагерь с небольшим грузом. Мы не возражали против этого, и я полагаю, что им нравилось путешествие в бурю. Они собирались в обратный путь, но судно пропало из виду, и они остались с нами завтракать.

Из-за непогоды вне дома не было возможности работать, поэтому мы занялись внутренней отделкой здания. Снаружи отделка закончена, осталось только устлать пол линолеумом и закончить крышу. Еще несколько дней работы для плотника, и тогда все будет окончено. Дом превосходный, место хорошо укрытое: в то время как ветер неистовствовал вокруг судна, у нас было сравнительно тихо. Кэмпбел сказал, что он заметил огромную перемену, подходя к берегу.

Я послал людей разрывать сугроб затвердевшего снега за лагерем. Они сейчас же напали на толстый лед. Работа их заинтересовала, и они начали выдалбливать пещеру, которая будет служить нам кладовой или ледником. Выдолблено уже 6–8 футов, теперь делаются боковые углубления. Через несколько дней у нас будет просторное помещение во льду– идеальное хранилище для мяса. Мы обсуждали вопрос, как объяснить происхождение столь твердого сугроба, приписывали ему большую древность, но копавшие добрались до слоя земли и нашли внизу перья поморника. Это нанесло удар нашей теории.

В полдень ветер стал затихать, и я после завтрака отправился на судно. Было радостно узнать, что оно может поднять пар в течение двух часов с затратой 13 центнеров угля. Во время бури ледовые якоря держались хорошо. Насколько я вижу, открытая вода простирается к востоку и западу, доходя почти до Ледникового языка.

К ночи ветер совершенно упал и вернулась прекрасная погода прошлой недели. Я надеюсь, она продержится по крайней мере еще несколько дней.

Четверг, 12 января. Яркое солнце весь день, но после полудня с юго-юго-запада подул холодный ветер и напомнил нам о нашем удобном выборе места. Сегодня ночью анемометры[45]45
  Анемометр – прибор для определения силы ветра (сила ветра в 20 миль означает, что ветер дул со скоростью около 90 м/с).


[Закрыть] на Наблюдательном холме показывали силу ветра в 20 миль, но в нашей долине ощущался слабый ветерок.

Сегодня все утро без устали работали семь лошадей и собаки. Я в первый раз запряг собак на сибирский манер. Управлять ими было нетрудно, только в критические минуты я все забывал русские слова: «ки – направо», «чуй – налево», «айда – прямо», «тпру – стой» и т. д. Я вижу, что придется ввести кое-какие перемены. Так, например, мне кажется, что в одну упряжку лучше запрягать не больше пяти собак, причем погонщик должен идти сзади. Впрочем, еще рано решать. Мы многому научимся во время подготовительной экспедиции.

Вскоре после полудня с судна донесли, что припасы все выгружены. Остается привезти еще только баранину, книги, картины и пианолу. Итак, мы в восемь дней высадились совсем и готовы ко всем случайностям. Недурно!

В доме можно бы поселиться хоть сейчас, но мы, вероятно, подождем еще с неделю. За это время плотник займется отделкой темной комнаты, разных кладовок и углов, в том числе того, в котором будут храниться метеорологические инструменты.

Наш ледник тоже подвигается, но это работа медленная и тяжелая. Зато, когда ее кончат, ледник будет во всех отношениях превосходный.

Завтра мы начнем доставлять на судно балласт. Лошади свезут его тонн 30. Работы по дому и леднику будут продолжаться. Одновременно начнется подготовка к устройству складов на пути к полюсу. Я сегодня уже говорил по этому поводу с Боуэрсом. Этот человек просто клад: сразу схватывает все ваши мысли и, очевидно, до тонкости вникает в самое существенное.

Завтра думаю отправиться с Мирзом на нескольких собаках к мысу, на котором поставлен дом, чтобы исследовать лед и вообще осмотреть окрестности. Судя по тому, как обстоят дела, до конца месяца можно будет отправить вспомогательную партию для устройства складов. Но лошади должны будут пересечь мыс без груза. Одна дорога идет внизу по южной стороне мыса через пролив, а другая – кругом, оставляя землю на северной стороне и выходя на лед на самом мысу. По всей вероятности, судно возьмет большую часть груза.

Суббота, 14 января. Оборудование нашей станции идет быстрыми шагами. Вчера утром дул сильный ветер с SSE; температура упала до +15° [-9 °C], небо заложило. К югу очертания берега видны сквозь дымку, поэтому я отказался от прогулки с собаками. После полудня стало тише. Мы начали опять возить балласт и так усердно поработали, что до ночи свезли более десяти тонн. Добыча балласта организована отлично. Делается это так: на горном склоне на высоте футов 30–40 из земли выкапываются большие, лежащие близко к поверхности камни, кладутся на тяжелые сани и спускаются вниз ко льду по гладкой снежной тропе. Там камни перекладываются на обыкновенные сани, и лошади увозят их к судну.

Я ночевал на судне и нашел, что там холоднее, чем в лагере; в каютах всю ночь температура была ниже точки замерзания. Единственное тепло заключалось в веселом настроении нашего общества. Вода замерзла в котле, и сегодня утром пришлось развести огонь в одной топке. Вчера вечером (в первый раз за десять дней) я взял ванну и побрился, а сегодня от завтрака до чая писал письма. Балласт возили без устали, и теперь его погружено не менее 26 тонн.

По возвращении в лагерь отрадно было видеть успехи, сделанные даже за такое, в сущности, короткое мое отсутствие. Работа на сооружении ледника сильно продвинулась вперед. В нем теперь уже поместится вся баранина и значительное количество тюленьего мяса и пингвинов.

Неподалеку от ледника Симпсон и Райт выдалбливают погреб для магнитных наблюдений. Они уже выдолбили тоннель в семь футов и начали долбить камеру, которая будет иметь 13 футов в длину и пять в ширину. Твердый лед на этом скате – для нас находка. Оба грота будут идеально хороши по своему назначению.

Плита и печка поставлены в доме, теперь ставятся трубы. Крытое крыльцо почти окончено, так же как и все внутри. Плотники заняты разными мелочами, выполняя требования отдельных лиц.

Сегодня я отдал распоряжение в связи с экспедицией по устройству складов, распределению лошадей, собак и т. п.

Завтра будет наш первый день отдыха. На той неделе начнутся приготовления к санным экскурсиям. Кроме того, я уже обсуждал и составлял список животных, которые «Терра Нова» должна привезти в будущем году.

Устойчивый ветер с SSE то поднимается, то падает. Сегодня в ночь он опять поднялся, раздувает парусину палатки.

Из лошадей некоторые не оправдали моих ожиданий: медленны на ходу и задерживают более резвых. Двух из лучших Отс назначил Кэмпбелу, но это распоряжение мне придется отменить. «Затем я не совсем уверен, насколько они вынесут мороз, а в этой первой экскурсии могут встретиться весьма нелегкие условия. Предвидится, конечно, еще возможность потерять их на тонком льду или от увечий, неизбежных в труднопроходимых местах. Хотя у нас теперь 15 лошадей (две отданы восточной партии), я далеко не уверен, будут ли они у нас все целы, когда в будущем году мы предпримем наш главный поход. Нужно только быть осторожным и надеяться».

Воскресенье, 15 января. Как и было решено, день этот посвятили отдыху. Большинство команды пользовалось досугом, чтобы писать письма.

Мы встали поздно; завтракали в 9 ч. Утро сулило хороший день и не обмануло нас. Светило солнце, и почти не было ветра.

В 10 ч утра команда и офицеры сошли с корабля, и мы все собрались на берегу. Я прочитал нашу первую в лагере молитву, торжественно прозвучавшую на открытом воздухе.

После молитвы я сказал Кэмпбелу, что мне придется взять его лошадей и дать ему других. Он вполне оценил мои доводы и согласился со мной.

Еще раньше Кэмпбел просил у меня разрешения пойти к мысу Ройдса через ледник, и я разрешил. После нашего разговора мы отправились вдвоем исследовать путь, который ожидали найти сильно пересеченным трещинами. Однако поверхность фирнового снега над голыми холмами нашего мыса оказалась такой удобной для ходьбы и свободной от трещин, что я соблазнился и прошел порядочное расстояние. Потом я повернул обратно, предоставив Кэмпбелу, Грану и Нельсону, привязанным один к другому веревкой, идти дальше на лыжах. На это я согласился не прежде, чем удостоверился, что путь к мысу Ройдса не представляет больших трудностей. С вершины последней возвышенности мы увидели Тэйлора и Райта, находившихся впереди нас уже на спуске. Они пришли другой дорогой, очевидно направляясь к той же цели.

Я возвратился в лагерь. После второго завтрака мы с Мирзом, взяв сани и девять собак, пересекли мыс и по морскому льду, который примыкал к южной стороне мыса, направились к мысу Хижины. С собой мы захватили немного провианта, маленькую печку и спальные мешки. Мирз заранее нашел удобную дорогу через мыс. Собаки везли дружно, и мы довольно быстро продвигались к Ледниковому языку. Лед по большей части был обнаженным от снега, но ближе к Ледниковому языку стали попадаться снежные сугробы, сильно развеянные ветром. Поднявшись на глетчер, мы увидели направо от нас склад, оставленный «Нимродом»,[46]46
  Речь идет о складе припасов, устроенном экспедицией Э. Шеклтона 14 февраля 1908 г. на северной стороне Ледникового языка. «Я считал, – писал Э. Шеклтон в своей книге „В сердце Антарктики“, – не лишним устроить там склад припасов, необходимых для санных путешествий, так как таким способом мы выигрывали бы доставку их примерно на расстоянии 20 км».


[Закрыть] и направились туда. Там было изрядное количество прессованного сена и ящиков с маисом, но зернодробилки, на которую мы так рассчитывали, не нашлось. В море почти до самого глетчера стояла открытая вода.

Мы спустились по легкой покатости глетчера. В четверти мили от конца Ледникового языка нас остановила открытая трещина футов в 15 ширины. Пришлось опять подыматься на глетчер, отойти на полмили дальше от конца языка и, подойдя снова к трещине, обогнуть ее с запада. Отсюда мы уже без препятствий прошли к мысу Хижины. У его оконечности нам встретилась небольшая полынья и затем порядочной длины трещина. Я сильно промочил ноги, переходя ее. У всех трещин мы видели сотни тюленей.

К великому нашему огорчению, мы нашли дом наполненным снегом. Шеклтон сообщал, что дверь была выломана ветром, но он влез в окно с несколькими товарищами и укрылся в доме. Уходя, они не заделали выломанного ими окна, вследствие чего теперь почти вся внутренность дома набита твердым, смерзшимся снегом и укрыться в нем уже нельзя.

Мирзу и мне удалось перелезть через снег и осмотреть аккуратно сложенные посередине дома ящики. Потребуется много работы, чтобы выкопать их оттуда. Из домика для магнитных наблюдений мы достали несколько листов асбеста и кое-как устроили местечко, на котором сварили себе какао.

Для нас было большим огорчением найти старый дом в таком заброшенном состоянии. А мне так хотелось найти все старые постройки и ориентиры невредимыми. Ужасно грустно провести ночь под открытым небом и знать, что все, сделанное для удобства, уничтожено. Я лег в самом удрученном настроении. Казалось бы, самое элементарное выражение культурности человека должно состоять в том, чтобы люди, посетившие такие места, оставляли после себя все на помощь и отраду будущим путешественникам. Сознание, что такой простой долг забыт нашими непосредственными предшественниками, страшно угнетало меня.

Понедельник, 16 января. Спали плохо до самого утра и потому встали поздно. Позавтракав, отправились в горы. Дул резкий юго-восточный ветер, но солнце светило, и я приободрился. Я никогда не видел, чтобы было так мало снегу. Лыжный след был совершенно прерван в двух местах. Пролом и Наблюдательный холм почти обнажены; обнажен был также большой склон на одной стороне высоты Прибытия, а на вершине Кратерного холма виднелось огромное обнаженное плато. Как бы нас порадовало такое зрелище в прежние времена! Водоем оттаял, и тина зеленела в свежей воде. Углубление, вырытое нами в насыпи, возвышавшейся над поверхностью водоема, сохранилось. Мирз обнаружил это, провалившись в него по самую грудь. Он сильно вымок при этом.

На южной стороне мы могли видеть, как и прежде, гряды льда за мысом Прам, выдвинутые сжатием. Лед в заливе Лошадиной подковы оставался нетронутым и, видимо, не испытывал давления. Морской лед давил на мыс Прам и вдоль ледяного подножия Пролома, выдвинув новую ледяную гряду, на протяжении 2 миль опоясывающую мыс Армитедж. Мы нашли старые термометровые трубки Феррара[47]47
  В 1902 г. участником первой экспедиции Р. Скотта на «Дискавери» Ферраром на Наблюдательном холме мыса Хижины были установлены почвенные термометры, названные его товарищами трубками Феррара.


[Закрыть] выступающими из снежного склона, как будто они были поставлены туда только вчера. Крест Винса[48]48
  Крест Винса был воздвигнут в 1904 г. на мысе Хижины участниками первой экспедиции Р. Скотта в память своего товарища – Винса, погибшего во время пурги.


[Закрыть] тоже как вчера поставлен – краски совсем свежие, и заметна надпись, только флагшток повалился, но его можно было в течение пяти минут поставить снова.

Мы нагрузили на сани несколько асбестовых листов из старого погреба, пригодных для магнитных наблюдений Симпсона, и, держась на расстоянии ⅓ мили от мыса Хижины, беспрепятственно двинулись к Ледниковому языку.

Я надеялся проехать широкую трещину с запада, но она протянулась на большое расстояние, и нам пришлось вернуться на ледник на то место, откуда мы выехали. В лагерь прибыли к чаю. Кладовую в ледяном гроте я нашел совсем оконченной, со сложенными в ней бараниной и пингвинами. Температура в гроте никогда не превышает 27° [-3 °C], так что это будет прекрасным хранилищем для наших зимних запасов. Симпсон тоже почти окончил магнитный погреб рядом. В доме печка хорошо топилась, было тепло и уютно. Дня через два мы займем его.

Я позвал Понтинга и указал ему на интересное влияние таяния на ледяные скалы к востоку от лагеря. Мне удалось заметить, что слои льда выдавливались над тонкими полосами грязи, словно эти последние образовали линии раскола, по которым соскользнули слои.

Мне пришла мысль, что, хотя морской лед в ближних бухтах замерзнет в начале марта, нам будет трудно перевести на него лошадей из-за обрывистости скалистого берега. Мы должны быть готовы к тому, что окажемся отрезанными от судна на более продолжительное время.

Все, ходившие вчера к мысу Ройдса, благополучно туда дошли. К моему возвращению Кэмпбел, Левик и Пристли только что отбыли.

Вторник, 17января. Сегодня мы поселились в доме и опомниться не можем от восторга, так в нем удобно и хорошо. После завтрака я застал Боуэрса за сооружением перегородок для спальных отделений, о строительстве которых с ним условился, но скоро я увидел, что это не подойдет, и поручил ему отделить офицерское помещение от помещения команды перегородкой из поставленных рядами ящиков, чем, я уверен, и те и другие остались весьма довольны. В пространстве между моей перегородкой и перегородкой команды по моему распоряжению поместилось пять человек: Боуэрс, Отс, Аткинсон, Мирз и Черри-Гаррард. Они большие друзья и устроили себе очень уютную спальню. Симпсон и Райт поместились в углу около своих инструментов. За ними Дэй и Нельсон в пространстве, включающем биологическую лабораторию у большого окна. Рядом помещение для троих: Дэбенхэма, Тэйлора и Грана. Они также разделили свое помещение на спальню и мастерскую.

Весело смотреть, как усердно каждый работает, приводя все в порядок. Дня через два наш дом станет самым уютным из всех домов, а не пройдет и недели, как вся станция – люди, животные – войдет в колею и жизнь потечет своим правильным чередом. Поистине удивительно, как подумаешь, сколько сделано за это короткое время!

Завтра будет ровно две недели с того дня, как мы вошли в пролив Мак-Мурдо, а мы уже успели совершенно устроиться и, как только лошади окончательно оправятся после тяжелого плавания, даже готовы предпринять нашу экспедицию по устройству складов. Я и не подозревал, что мы можем оказаться такими деятельными.

Всю ночь шел снег: сегодня утром в лагере лежало три-четыре дюйма рыхлого снега, у судна, по словам Симпсона, даже до шести. Лагерь весь белый. Днем дул сильный ветер с юга и наметало сугробы. Здесь в лагере мы, по обыкновению, мало чувствуем его, но видно, как он бешено вращает анемометр на холме и как снег облаками несется мимо судна. Лед тронулся между нашим мысом и судном. Любопытно одно, что он остается цел по прямой линии к судну. Открытая вода составляет теперь канал параллельно судну, простираясь всего на несколько сот метров к югу от него. Вчера китобойная лодка подошла совсем близко к лагерю, и если бы судно было под парами, то оно также могло бы приблизиться к нам на несколько сот метров. Большая льдина у входа в бухту, к которой судно пришвартовано, уже некрепко держит его, и неизбежно, что весьма в скором времени эта льдина уплывет. Надеюсь, что судно тогда найдет себе более укрытое и безопасное место ближе к нам.

Большой айсберг сегодня проплыл мимо нас. Аткинсон уверяет, что это оторвавшийся конец глетчера мыса Барни. Надеюсь, что на судне это известно: интересно было бы присутствовать при рождении айсберга в здешних местах.

Сегодня вечером погода прояснилась, хотя ветер все еще сильный. Лошади ветра не любят, но холод переносят отлично, и все болячки на них зажили.

Среда, 18 января. Прошлая ночь на судне была тревожной. Было приказано развести пары, но в час пополуночи льдина начала раскалываться, и весь остаток ночи пришлось возиться с ледяными якорями. Пар поспел как раз к тому времени, как судно сорвалось. Утром оно пришвартовалось к кромке льда на несколько сот метров ближе к нам. Уладив все дела в доме, я прошелся туда и посоветовал лейтенанту Пеннелу, оставленному командовать судном, подойти ближе к берегу. Ледяные якори были сняты, и мы медленно вошли туда, закрепившись на льдине на расстоянии 200 ярдов от припая и в 400 ярдах от жилища. В настоящее время положение судна чрезвычайно удобно. Если подует южный ветер, оно прижмется ко льду и конец мыса будет для него великолепным укрытием. При северном ветре оно сможет повернуть совсем близко к берегу, к месту, глубина которого не будет превышать трех морских саженей. За такой полосой льда волнение едва ли застигнет судно врасплох. Местечко выбрано как будто необыкновенно удобное и безопасное, хотя в этих краях ни в чем, конечно, нельзя быть уверенным; опыт учит, что легко ошибиться. Пеннел великолепен в данной ситуации. Я ему, безусловно, доверяю. Он неизменно бодр, неустанно бдителен и всегда готов ко всем случайностям.

Ночью температура упала до 4° [-15 °C] при довольно резком бризе SSE, и утром на воздухе было очень неприятно. К полудню ветер упал, показалось солнце. К вечеру – почти штиль, но небо снова заложило. Дует теплый южный ветерок при легком снеге – признаки, как будто сулящие метель. Сообщение с судном теперь лучше, но лед местами немного тонок у краев.

В доме водворяется все больший комфорт. Боуэрс закончил сооружение складского помещения на южной стороне – прекрасное место для хранения нашего походного снаряжения. Каждый день он предлагает или выполняет какой-нибудь план, повышающий благоустройство нашего лагеря. Симпсон и Райт достойны всяческого восхищения. Они неустанно работают по подготовке всего необходимого и, на мой взгляд, будут готовы включиться в повседневную работу раньше, чем мы предполагали. Не знаешь, кого хвалить, так неутомимо все работают для общего блага. Каждый в своем роде – клад.