Текст книги "Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма"

Теперь в двух палатках мы размещаемся в таком составе: в одной я, Уилсон, Отс и Кэохэйн; в другой – Боуэрс, Эдгар Эванс, Черри, Крин и санная команда – лейтенант Эванс, Аткинсон, Райт и Лэшли.

Мы все стали есть конину, питаемся хорошо, голода никто не чувствует.

Воскресенье, 3 декабря. Лагерь 29. С погодой нам до смешного не везет. Я всех поднял в 2 ч 30 м утра, думая выступить в 5 ч. Шел густой снег, однако идти еще можно было бы, но пока мы завтракали, ветер усилился. К 4 ч 30 м с юга дул уже настоящий шторм. Защищавший лошадей снежный вал разнесло, намело громадные сугробы, и сани мигом занесло. Такого ветра я в здешних краях летом еще не испытывал. К 11 ч поутихло. В 12 ч 30 м мы поднялись, поели и собрались. Тучи прорвались, показалась земля, а в 1 ч 30 м солнце уже ярко сияло. Отправились в 2 ч. Кругом, со всех сторон была видна земля, и, если бы не облако к SE, все сулило бы прекрасный день. В 2 ч 15 м я заметил, что облако расползается. Через четверть часа оно заслонило собой землю в 30 милях от нас, а к 3 ч настигло нас. Солнце скрылось, повалил снег. Условия для ходьбы сделались ужасные. Ветер с SE усилился, свернул на SW, немного спустя вдруг перескочил на WNW, потом на NNW. Теперь дует в этом направлении и крутит густо падающий снег. Перемены эти происходят с неимоверной, прямо ошеломляющей быстротой. Невзирая на все невзгоды, нам удалось продвинуться на 11,5 мили к югу. В 7 ч вечера мы добрались сюда на ночлег, измученные переходом при таких невозможных условиях.

Передовой санный отряд прошел еще 6 географических миль дальше, прежде чем остановился лагерем. Я думаю, эта работа им уже невмоготу. Сегодня Боуэрс и я пошли вперед на лыжах. Определяли курс по компасу. Крутившийся перед лыжами снег мешал нам, но в последний час слабо засветило солнце. Погода основательно испортилась. Если так продолжится на глетчере, мы окажемся в очень затруднительном положении. Пора бы, кажется, счастью повернуть в нашу сторону. При такой обстановке каждая миля дается ценой тяжкого труда.

Лошади великолепно сделали свое дело. Корма хватит на несколько большее время, чем мы ожидали. На Викторе оказалось порядочное количество жира, то же будет и с остальными. Нам не о чем было бы беспокоиться, если б только благоприятствовала погода.

Понедельник, 4 декабря, 9 ч утра. Лагерь 29. Я всех поднял в 6 ч. Ночью ветер перебросился с NNW на SSE. Он был несильный, но солнце скрылось, и небо помрачнело. Смутно виднелись клочки земли. Мы полагали, что как-нибудь сможем продвинуться вперед, но во время завтрака ветер вдруг усилился. Когда мы выглянули из палатки, одного взгляда была достаточно, чтоб отказаться от мысли отправиться в путь. Свирепая метелица крутила снег, сухой и мелкий, как мука. Мы все работали, воздвигая новые, солидные снежные валы для защиты лошадей. Работа неприятная, но существенно содействующая спокойствию животных, которые за валами стоят сонные и скучные, но нисколько не зябнут. Вчера вечером собаки пришли в лагерь вместе с нами. Возчики со своими санями подошли сегодня поутру, как раз когда мы кончали вал. Следовательно, мы опять все в сборе.

Шедшие позади с большим трудом разбирали наши следы и говорят, что, не будь следов, они не могли бы держаться курса. В эту погоду нет никакой возможности двигаться вперед, а чем объяснить ее – положительно не знаешь. Барометр вчера к ночи поднялся от 748 до 761 мм. Феноменальный скачок. В атмосфере, очевидно, происходит какая-то большая неурядица. Что ж, надо терпеть и надеяться на лучшее; вот и все. Только берет невольная досада, когда сравниваешь такую погоду с той, которую испытали наши предшественники.

Лагерь 30. Ветер утром упал, а в 12 ч 30 м небо начало проясняться. К 1 ч засветило солнце, к 2 ч мы выступили, а к 8 ч вечера пришли в этот лагерь, пройдя 13 миль. Во все время перехода земля была ясно видна, и мы легко различали все ее очертания. Есть много не отмеченных на картах глетчеров (например, около горы Рейд целых три). Очертания у гор округлые, массивные, с небольшими выступами и пиками. Глетчеры прорыли глубокие проходы между ними и спускаются под очень большими углами. На предгории выделяются два-три пика с голыми, почти перпендикулярными вершинами. Они, должно быть, гранитные. Узнаем после. Впереди нас поднимается гора Надежды, покрытая круглой ледяной шапкой и усеянная большими камнями. Завтра должны дойти до нее без труда: всего 12 миль. Лошади сегодня шли великолепно, легко преодолевая глубокий снег в ложбинах. Они, очевидно, в гораздо лучшем состоянии, чем лошади Шеклтона, и не подлежит сомнению, что они прошли бы много дальше, если б хватило корма. Собаки – прелесть, но пришли голодные, так что пришлось пожертвовать бедным маленьким Майклом, на котором, как и на прочих, оказалось очень много жира.

За эти два ужасных дня мы потеряли всего 5–6 миль, но ненадежное состояние погоды внушает мне опасения относительно глетчера. Там более, нежели где-либо, нам нужна будет хорошая погода. Преследует сознание, что лето выдалось ужасное… Мы, можно сказать, одолели первую часть нашего путешествия. Если смотреть с этого лагеря на SSE, где видна самая далекая земля, кажется более чем вероятным, что на Барьере возможно достигнуть более высокой широты. Так что Амундсен, который идет тем путем, должен, если ему сколько-нибудь повезет, сократить горный переход до каких-нибудь 100 миль. Во всяком случае, это подает прекрасные надежды на будущий год, если только придет новый транспорт. Глубина ложбин равняется, по-видимому, 12–15 футам или около того. Ночью были сильные порывы ветра, мало обещающие хорошего.

Четырехдневная задержка

Вторник, 5 декабря, полдень. Лагерь 30. Сегодня утром проснулись, смотрим: бешеная пурга с воем и вихрем. Испытанные нами до сих пор пурги все еще не проявляли своей характерной черты – мелкого, как порошок, снега. Сегодня мы эту черту узнали в полной красе. Довольно было простоять две минуты, чтобы запорошило всего с головы до ног. Температура воздуха высокая, так что снег пристает, прилипает. Что касается лошадей, то у них голова, хвост, ноги – все, что не защищено попонами, обледенело. Они стоят глубоко в снегу. Сани почти засыпаны. Огромные сугробы поднимаются выше палаток. Мы позавтракали, построили заново валы и опять полезли в свои мешки. Не видать соседней палатки, не то что земли. Ума не приложу, что бы означала такая погода в это время года. Нам уже слишком не везет, хотя, конечно, счастье еще может повернуть в нашу сторону. Сомневаюсь, чтобы кто-либо мог идти вперед в такую погоду даже при попутном ветре; против же ветра двигаться невозможно.

Что это? Сколько-нибудь широко распространенная атмосферная пертурбация, дающая себя чувствовать во всем этом районе, или мы являемся жертвами исключительных местных метеорологических условий? В последнем случае есть над чем задуматься, если представить себе, что наша маленькая компания борется против всяких невзгод в одной местности, тогда как другие благополучно двигаются вперед под солнечными лучами. Много значит счастье, удача! Никакая предусмотрительность, никакое умение не могли подготовить нас к такому положению. Будь мы вдесятеро опытнее или увереннее в наших целях, мы и тогда не могли бы ожидать таких ударов судьбы.

11 ч вечера. Ветер весь день дул изо всей силы, и снег выпал, какого я не запомню. Заносы кругом палаток прямо чудовищны. Температура утром была +27° [-3 °C], а после полудня поднялась до +31 ° [0 °C]. Снег таял, падая на что-нибудь, кроме самого же снега. Из-за этого на всем образуются лужи. Палатки промокли насквозь, ночные сапоги, верхняя одежда, словом – все. С шестов, поддерживающих палатки, и с дверей капает вода. Вода стоит на покрывающем пол брезенте, пропитывает спальные мешки. Вообще – скверно! Если нагрянет мороз прежде, нежели мы успеем просушить наши вещи, придется туго. И все-таки – это имело бы свою забавную сторону, если б не серьезная задержка, – времени терять нам никак нельзя. И надо же было ей случиться именно в это время! Ветер как будто утихает, но температура не падает. Снег, все такой же мокрый, не унимается. Кэохэйн даже сочинил по этому поводу прибаутку, очень складную, в рифму. Смысл такой, что скоро придется перевернуть палатку и сделать из нее лодку.

Среда, 6 декабря, полдень. Лагерь 30. Скверно, невыразимо скверно.

Мы стоим лагерем в «Бездне уныния»! Пурга свирепствует с неослабевающей яростью. Температура воздуха дошла до +33° [+1 °C]. В палатке все промокло. Выходящие наружу возвращаются точно из-под проливного дождя. С них течет, и тут же образуется у ног лужа. Снег поднимается все выше и выше вокруг палаток, саней, валов, лошадей. Последние жалки донельзя. О, это ужасно! А до глетчера всего 12 миль! Одолевает полная безнадежность, против которой тщетно борешься. Чудовищное терпение нужно в таких условиях!

11 ч вечера. В 5 ч, наконец, чуть-чуть просветлело. Земля теперь видна, но небо все еще затянуто. Снега масса. И ветер еще порядочно силен, а температура не понижается. Нехорошо. Но если положение не ухудшится, завтра утром можно будет двинуться в путь. На нас нитки нет сухой.

Четверг,) декабря. Лагерь 30. Пурга продолжается. Положение становится серьезным. Корма, и то не полный рацион, после сегодняшнего дня остается всего на один день. Завтра надо идти или придется пожертвовать лошадьми. Это еще не беда: с помощью собак можно будет продвинуться дальше, но хуже всего то, что мы сегодня уже попользовались частью той провизии, которая, по расчету, должна расходоваться на глетчере. Первая вспомогательная партия сможет идти не более двух недель с сегодняшнего дня.

Буря, по-видимому, еще не собирается утихать. Мелькнувший было вчера вечером проблеск обманул: около 3 ч утра температура воздуха и ветер снова поднялись, и все опять пошло по-прежнему. Не вижу признака конца. Все согласны со мной, что нет возможности тронуться с места. Остается одно: покориться, но это нелегко. Нельзя не признать такое бедствие незаслуженным, когда планы были составлены так тщательно и принятые меры отчасти уже увенчались успехом. Если пришлось бы начинать сначала, не вижу, что можно было бы в этих планах изменить. Сообразно с пережитым опытом были широко приняты в расчет и возможные полосы дурной погоды. Декабрь у нас здесь лучший из всех месяцев, и самый осторожный организатор не мог предвидеть такого декабря. Тяжко лежать в спальном мешке и думать, как все это ужасно, а между тем при сплошном свинцовом небе положение наше с каждым часом ухудшается. А температура +32° [0 °C].

Мирз от снега временно ослеп на один глаз. Надеюсь, этот отдых ему поможет. Он говорит, что глаз уже давно у него болел. В такую погоду не может быть хорошего настроения, но наши ребята всегда готовы развеселиться, и вчера, во время краткого проблеска надежды, уже слышался смех.

Полночь. Нисколько не лучше или почти нисколько. Барометр поднимается. В этом, пожалуй, слабый луч надежды. Такое положение – вынужденное бездействие, когда каждый час на счету, – хоть кого выведет из терпения. Сидеть тут и созерцать испещренные пятнами зеленые стены палатки, лоснящиеся мокрые бамбуковые шесты, развешанные посредине грязные, промокшие носки и другие предметы, печальные лица товарищей, прислушиваться к неумолкаемому шлепанью мокрого снега и к хлопанью парусины под напором ветра, чувствовать, как прилипает одежда и все, к чему прикасаешься, и знать, что там, за этой парусиной, нет ничего, кроме окружающей тебя со всех сторон сплошной белой стены, – таково наше занятие. Если к этому прибавить горькое чувство, с которым мы вынуждены признать возможность провала всего нашего плана, то каждый поймет, как незавидно наше положение. Все же возможно продолжать борьбу, находя новый стимул в самих этих постоянно возникающих затруднениях.

Пятница, 8 декабря. Лагерь 30. Надеялись вопреки очевидности и, конечно, обманулись. Утром проснулись – тот же снег, тот же ветер. Позавтракали в 10 ч, а к полудню ветер стал падать. Принялись выкапывать сани – задача нелегкая. Затем перенесли палатки на другие места. От постепенного увеличения давления снега все палатки съежились до минимальных размеров. Прежние места превратились в глубокие ямы с углублением в центре, куда стекает ледяная вода. В поставленных заново палатках мы нашли хоть некоторый уют, особенно после того как ветер упал. Около 4 ч небо как будто начало проясняться, и можно было смутно различить кое-где клочки земли. Ветер заиграл легким бризом, и в нас встрепенулась надежда. Увы, пока я пишу, солнце снова скрылось и снова пошел снег. Положение становится отчаянным. Лейтенант Эванс и его помощники пробовали повезти груз. Им удалось сдвинуть сани с сидящими на них четырьмя людьми, и они потащили их на лыжах. Без лыж они уходили в снег до колен. Снег страшно глубок. Мы пробовали запрячь Нобби – он погрузился по брюхо. Уилсон считает, что лошадям пришел конец, но Отс полагает, что они в состоянии пройти еще один день, если выступить завтра. Иначе придется убить их завтра же, а самим отправиться как-нибудь с санной командой, которая идет на лыжах и с собаками. Только спрашивается, что смогут сделать собаки по такой дороге. Очень боюсь, что и они спасуют. О, если бы вернулась хорошая погода! Хотя бы только на время, до глетчера! Температура +33° [+1 °C] – и ни с места. Все отвратительно мокро.

11 ч вечера. Ветер повернул к северу, и небо, наконец, в самом деле проясняется. Солнце светит менее скупо, и земля выглядывает из мглы. Температура воздуха понизилась до +26° [-3 °C], вода уже убывает. Будет слишком жестоко, если завтра повторится дурная погода. Сегодня все повеселели от надежды выйти из этого положения. Бедные лошади тоскливо ждут корма, которого осталось так мало. Между тем они не голодны, так как последнее время не доедали содержимого своих торб; да и вид у них удивительно хороший, если все принять в соображение. Сегодня возрождается надежда, но ничто не вернет нам четырех потерянных дней.

Суббота, 9 декабря. Лагерь 31. Раза два или три я вставал ночью и каждый раз находил медленное улучшение погоды. В 5 ч 30 м мы все поднялись, а в 8 ч выступили с лошадьми. День выдался ужасный. Вследствие массы выпавшего снега путь был невыносимо тяжел. Через час полозья больше не скользили. Мы погоняли бедных, недокормленных животных, но больше нескольких минут ни одна лошадь не шла передовой. Задние двигались как-то лучше. Казалось, нам никогда не сдвинуться с места. Пришлось прибегнуть к помощи людей. Боуэрс и Черри-Гаррард пошли вперед с 10-футовыми санями. Таким образом с большим трудом мы прошли около мили. Положение спас квартирмейстер Эванс, надевши Снэтчеру последнюю пару лыж. После этого Снэтчер шел без особых понуканий. Остальные лошади следовали за ним, но постепенно, одна за другой, измучились и отстали. На протяжении трех или четырех миль (при температуре +23° [-4 °C]) мы шли среди неровностей, образованных сжатием, но дорога была не очень трудна, если не считать ужасной рыхлости снега.

Мы весь день плелись без остановки, без еды. К 8 ч вечера мы были в какой-нибудь миле от подъема к проходу, который Шеклтон назвал «воротами». Эти «ворота» я надеялся пройти гораздо раньше и с лошадьми. Так и случилось бы, если б не убийственная пурга. Удар чувствительный, но положение еще не отчаянное, если только не испорчена в конце дорога.

Санная команда еще не догнала нас, несмотря на легкие грузы. Она, должно быть, остановилась на отдых, хотя при нормальных условиях легко перегнала бы нас.

В 8 ч вечера лошади вконец измучились, все до одной. Они подползали медленно, с трудом. К этому времени я уже сам запрягся и тащил до смешного легкий груз, и то находил его порядочно тяжелым. Когда разбили лагерь, лошадей всех застрелили.[96]96
  По этой причине лагерь получил название «Бойня».


[Закрыть] Бедняжки! Удивительную службу сослужили они, если принять в расчет ужасные условия, при которых работали. Жалко было убивать их так рано. Собаки бегут хорошо, несмотря на плохую дорогу, но и тут, конечно, помощь получается не та, какая была бы нужна. (Температура воздуха +19° [-7 °C].) Не могу же я при таком снеге давать им тяжелые грузы. Местность величественная: три громадных гранитных столба образуют правые устои «ворот»; левым же устоем является острый отрог горы Надежды. Снега на земле гораздо больше, чем было до бури. Невзирая на затмевающие будущность сомнения, все сегодня веселы, и идет оживленный обмен шутками.

Глава XVII
На глетчере Бирдмора

Воскресенье, 10 декабря. Лагерь 32.[97]97
  Дэй и Хупер, члены бывшей моторной команды, повернули обратно 24 ноября; Мирз и Дмитрий с собаками поднялись до склада на нижней части глетчера и повернули обратно 11 декабря; на юг же двинулись главная и вспомогательная партия в следующем порядке: 10 декабря вышла из лагеря «Бойня»:
  Сани № 1. Скотт, Уилсон, Отс и Э. Эванс.
  Сани № 2. Лейтенант Эванс, Аткинсон, Райт, Лэшли.
  Сани № 3. Боуэрс, Черри-Гаррард, Крин, Кэохэйн.
  21 декабря у склада на верхней части глетчера:
  Сани № 1. Скотт, Уилсон, Отс, Э. Эванс.
  Сани № 2. Лейтенант Эванс, Боуэрс, Крин, Лэшли.
  Аткинсон, Черри-Гаррард и Кэохэйн отсюда вернулись обратно.
  4 января, в 150 милях от полюса:
  Сани № 1. Скотт, Уилсон, Отс, Боуэрс, Э. Эванс.
  (Прим. редактора английского издания.)


[Закрыть] Я был очень озабочен мыслью, как двинуть наши грузы по такой ужасной дороге, и если это нам удалось, мы обязаны главным образом лыжам.

Я всех поднял в 8 ч, но только к полудню мы справились со всеми перекладками грузов и были готовы двинуться в путь. Собаки везли основной груз в 600 фунтов и 200 фунтов припасов для складов. К великому моему удивлению, когда мы, т. е. я со своей командой, крикнув «Раз, два, три, дружно!», сдвинули сани, оказалось, что они пошли довольно легко. Первую милю мы прошли за полчаса, предварительно тщательно поскоблив и просушив полозья.

День был чудный, и мы скоро вспотели. После первой мили начался подъем. Сначала мы поднимались на крутой склон, не снимая лыж. Но подъем становился все круче, дорога все больше портилась, и мы, наконец, должны были снять лыжи. Тащить сани стало крайне утомительно. Мы беспрестанно проваливались выше лодыжек, а местами почти до колен. Полозья подернулись тончайшим слоем льда, от которого мы никак не могли освободить их. В рыхлых местах сани погружались до поперечных перекладин и все время точно пахали снег.

В 5 ч добрались мы до вершины склона и, попив чаю, начали спускаться на обратный скат. Это было почти так же трудно, но кое-как справились с помощью лыж.

Остановились на ночевку в 9 ч 15 м. Внезапно с глетчера нагрянул сильный ветер. Я заранее решил тут остановиться, так как лейтенант Эванс со своей партией не мог нас догнать. По этому поводу Уилсон сообщил мне весьма тревожные вести. Оказывается, по словам Аткинсона, из-за тяжелой работы с санями после пурги Райт выбился из сил, да и Лэшли тоже уже не так бодр. Меня давно беспокоит эта команда. Сегодняшний переход ясно показал, что там что-то неладно. Они далеко отстали и вынуждены были снять лыжи. Чуть не полчаса потребовалось им на то, чтобы пройти несколько сот ярдов. Поверхность пути, правда, ужасная, и вдобавок с каждой минутой становится хуже. Плохо будет, если люди начнут пасовать. Что касается меня, я никогда не чувствовал себя лучше и бодрее. Моя команда также постоит за себя. Э. Эванс, известно, богатырь, а Отс и Уилсон мало чем уступают ему.

Тяжелое восхождение на ледник Бирдмора

Такого снега, какой лежит здесь, на месте лагеря, мы еще не видали. Это, может быть, потому, что место находится в углублении. С каждым шагом уходишь по колени, к тому же неровная поверхность снега плохо выдерживает сани. Возможно, что начавшийся ветер – ниспосланная нам благодать: снег как будто уже твердеет. Рыхлый снег – результат последней пурги. Интересно, что в этих же местах Шеклтон встретил твердый, голубой лед. Разница поразительная. С каждым шагом становится очевиднее, насколько ему везло по сравнению с нами. Завтра собаки еще полдня пойдут со мной, после чего я их отправлю домой. Нам придется прибавить 200 фунтов груза на каждые сани. Это бы еще не беда на сколько-нибудь приличной дороге, но если обстановка не изменится, то весьма похоже, что придется установить смены. С глетчера сегодня дует сильный ветер.

«Глетчер Бирдмора. Посылаю с собаками всего маленькую записку. Дела не в таком уж розовом свете, в каком могли бы быть, но мы не унываем и уверяем себя, что должен же быть поворот к лучшему. Хочу только сказать вам, что я в состоянии по-прежнему от других не отставать».

Понедельник, 11 декабря. Лагерь 33. День очень хороший в одном отношении, в другом же очень плох. Мы пошли прямо наперерез глетчера и испытали немало неприятностей. Шли на лыжах, а собаки следовали за нами. Я предостерег погонщиков, чтобы держались ближе к своим саням, и мы, должно быть, благодаря лыжам, а собаки благодаря рыхлому снегу прошли немало трещин, не замечая их. В одну только трещину у матроса Э. Эванса провалилась нога вместе с лыжей.

Мы устроили склад (названный Нижним глетчерным) так, чтобы он бросался в глаза. Оставили здесь много всякой всячины. Старая команда возчиков сначала продвигалась плохо, но потом, подчистив полозья, облегчив немного сани и переложив грузы, с шиком обогнала нас. Выступив около 11 ч, мы в три часа сделали привал для собак, переложили грузы с их саней на наши.[98]98
  От Нижнего склада, устроенного Р. Скоттом в нижней части глетчера Бирдмора, Мирз и Дмитрий Геров с собачьими упряжками возвратились обратно. Остальные отправились дальше на юг в следующем порядке: сани № 1 – Скотт, Уилсон, Отс, квартирмейстер Эдгар Эванс; сани № 2 – лейтенант Эдвард Эванс, Аткинсон, Райт, Лэшли; сани № 3 – Боуэрс, Черри-Гаррард, Крин, Кэохэйн.


[Закрыть]

Закусив, около 4 ч 30 м мы поднялись, пошли дальше. Меня очень беспокоил вопрос: справимся ли мы с полными грузами или нет? Со своей командой я отправился первым и, к великой радости, убедился, что справляемся недурно. Правда, временами сани погружались в сугроб, но мы в таких случаях научились терпению. Чтобы вытащить сани, приходилось боком подбираться к ним, причем ради большей свободы движений Э. Эванс бросал лыжи. В подобных случаях важнее всего держать сани в постоянном движении, но в течение часа раз десять бывали критические моменты, когда сани едва не останавливались, и немало таких моментов, когда вовсе не двигались. Это было очень неприятно и утомительно. Вдруг дорога сделалась ровнее.

После продолжительной остановки, рассчитанной на то, чтобы дать другим подойти, я выступил в 5 ч и до 9 ч пробежал около двух миль. Я был в восторге: мне уже казалось, что исчезли все затруднения. К сожалению, у других было иначе. Боуэрс догнал нас через полчаса. Под конец и у них дело пошло получше. Я верю, что дальше так и будет. У одного Кэохэйна плохо спорится дело. Я думаю, только потому, что он временно ослеп. Но лейтенант Эванс со своими прибыл не раньше 10 ч. Выступили они исправно, но потом с ними приключились разные беды. Они сделали ошибку, чрезмерно напрягая свои силы, из-за чего переутомились и умаялись вконец. Вдобавок у них не в порядке лыжная обувь.

Как раз когда я думал отличиться, случилась эта неприятность. Ужасная досада! Везде вокруг такой рыхлый снег, что при каждом шаге уходишь в него по колени. Тащить сани просто невозможно; очень трудно и собакам. Одно средство – лыжи, а мои упрямые соотечественники питают против них такое предубеждение, что не запаслись ими.

Собаки должны добраться домой без большого труда. Вдоль всего пути корма для них припасено достаточно.

Около 7 ч подул ветер с глетчера. Утро было теплое, прекрасное. К вечеру образовались легкие слоистые облака – признак предстоящей хорошей погоды. Многие из нас из-за собственной же неосторожности временно ослепли от снега. От этого недуга страдают – не в одинаковой, впрочем, степени – Э. Эванс, Боуэрс, Кэохэйн, Лэшли, Отс.

Сегодня утром Уилсон отправился смотреть каменную глыбу, стоящую на глетчере. Она была сложена из гранита, в котором вкраплены крупные кристаллы кварца. Очевидно, эта скала той же формации, что и столбы у «ворот» и другие скалы по соседству.

Вторник, 12 декабря. Лагерь 34. Трудный день. До полудня моей команде досталась наиболее тяжелая работа. Мы несколько раз увязали в снегу, и, как ни бились, сани вязли и тащились будто свинцовые. Другим командам было несравненно легче, хотя они также усиленно работали. В 2 ч 30 м я сделал привал для второго завтрака и тут обнаружил причину наших мучений, а именно – образовавшуюся на полозьях тоненькую ледяную пленку с разбросанными по ней твердыми комками. Лейтенант Эванс со своей командой был отправлен вперед, и мы не смогли их догнать. Но они видели, как мы разбивали, а потом снимали лагерь, и сделали то же самое.

Со страхом я собирался в путь после завтрака. Однако когда, повозившись с санями и освободив их от льда, мы двинулись, все пошло как по маслу, так что, пройдя мили две, мы опять заняли место впереди колонны с очевидной возможностью удержаться на нем. В 6 ч я заметил, что другие начинают отставать, поэтому в 7 ч велел разбить лагерь, предполагая завтра подняться раньше и вообще установить лучший порядок движения. Мы прошли миль 8, а может быть, и все 9, но при такой дороге счетчики на санях никуда не годятся.

Мое ожидание, очевидно, сбылось. Вся нижняя долина наполнена снегом от недавней пурги, и без лыж мы оттуда не выбрались бы. Без них уходишь по колена, а если при этом тащишь сани, то погружаешься еще глубже. Поэтому без лыж было бы невозможно двигаться с нашими грузами. Над рыхлым снегом образуется ледяная корка. Через какую-нибудь неделю корка эта, по всей вероятности, сможет выдержать и сани и людей. Теперь же она ничего как следует не держит. Сани нередко вязнут в ней наполовину. Нечего и говорить, как в таких случаях трудно тащить груз. Мы направили свой путь к гряде Коммонуэлс.

Около полудня мы достигли почти середины глетчера. Тут мы заметили, что на находящемся к SW от нас безымянном глетчере много высоких ледяных гряд. Тогда я переменил курс, и мы направились к Облаконосной горе, а потом еще дальше на запад. Таким образом, перед нами открылся гораздо лучший вид на южную сторону глетчера, нежели какой видел Шеклтон. Например, мы наблюдаем множество пиков, которых он не видел вовсе. Из-за недавней бури мы запоздали против Шеклтона на 5 и 5,5 дня, но на такой дороге нельзя было больше нагрузить сани; они и так нагружены слишком высоко и поэтому легко опрокидываются. Не думаю, чтобы глетчер мог быть так широк, как сообщает Шеклтон. Пейзаж, понятно, не такой величественный, как вид на ледник Феррара, но обладает многими интересными особенностями. Например, отчетливо полосатая структура горы Элизабет, которая, по нашему мнению, вполне может быть повторением песчаника Бикона. На гряде Коммонуэлс больше полос. Все трое суток, что мы тут стоим, ветер по ночам дул с глетчера, или, вернее, с SW, а к утру затихал. Между ночной и дневной температурой тоже большая разница. Когда мы выступили, было +33° [+1 °C]; при нашей тяжелой работе мы буквально обливались потом. Теперь +23° [-4 °C]. Партия лейтенанта Эванса сегодня продвигалась значительно лучше. Сегодня утром в нашу палатку принесли их обувь, и матрос Эванс отремонтировал ее.

Среда, 13 декабря. Лагерь 35. День выдался отвратительный. Выступили в 8 ч. Тащить сани было ужасно тяжело, хотя полозья скользили легко. Местами образовалась новая ледяная корка, недостаточно крепкая, чтобы выдержать лыжи, и каждый раз, как возчики ступали на такое место, они скользили назад. Сани погружались в рыхлый снег – и ни с места. Лейтенант Эванс со своей командой ушел первым. Мы следовали за ними и одно время помогали им при вынужденных остановках, но это оказалось нам не под силу. Я ушел вперед и разбил лагерь в 1 ч пополудни, предоставив им отставать. За завтраком я решил попытаться прикрепить десятифутовые полозья под перекладинами. С этой работой мы провозились три часа. Задержки не было, так как другие партии двигались медленно. Эванс перегнал нас и стал успешно подниматься по довольно крутому склону. К этому времени солнце нагрело поверхность и температура сильно поднялась. Команда Боуэрса выступила после Эванса и очутилась поистине в ужасном положении. Они делали отчаянные усилия, чтобы двигаться вперед, но все глубже и глубже вязли. Очевидно, полозья их саней больше не скользили. Вскоре мы смогли убедиться, какой ужасной стала дорога. Вдобавок к утренним затруднениям снег сделался мокрым и липким. Мы протащили свой груз и скоро перегнали Боуэрса, но работа была адской. Пот градом лил с нас, и мы задыхались. Сани то и дело попадали одним полозом на более твердый снег, накренивались набок, и никакими усилиями нельзя было их сдвинуть.

Выбравшись наверх, я нашел там партию Эванса. Для того чтобы втащить свои сани, они вынуждены были работать посменно. Их примеру вскоре последовал и Боуэрс. Весь наш груз мы дотащили к 7 ч, когда уже пора было устраиваться на ночевку. Это стоило нам частых остановок и слишком уж изнурительного труда. Другим по такой дороге, наверно, не протащить полного груза, да я весьма сомневаюсь, удастся ли сделать это дальше и нам. Однако завтра все равно надо попытаться.

Не думаю, чтобы мы сегодня сделали больше 4 миль, и вообще в нашем положении не видать большой перемены. Мы теперь находимся на высоте 1500 футов над уровнем моря. Я надеялся, что обстановка улучшится по мере того, как мы будем подниматься, но скорее похоже на то, что будет не лучше, а хуже. До самой Облаконосной горы долина представляет собой как бы громадный бассейн для накопления именно такого снега. Остается тащиться скрепя сердце, хотя это ужасно обескураживает. Я совсем не хочу есть, но жажда большая. Температура воздуха +42° [+5 °C]. Я нахожу, что для настоящего времени наш горный паек даже слишком сытный. Во время завтрака около лагеря кружились два больших поморника, должно быть, привлеченные близостью лагеря «Бойня».

Четверг, 14 декабря. Лагерь 36. Я ночью долго не спал, отчасти от несварения желудка, отчасти от сырой на мне одежды. К этому прибавились сильные судороги от чрезмерной мышечной работы. Губы у нас потрескались. Глазам, слава богу, лучше. Мы собираемся в путь с не очень-то блестящими надеждами. Температура воздуха +59° [+13 °C].

Вечером. (Высота около 2000 футов.) Сегодня утром лейтенант Эванс со своей партией отправился первым. С час тащить им было очень тяжело, но после, к великому моему удивлению, дело у них пошло легче. За ними шел Боуэрс, тому давалось уже не так легко. За ним на расстоянии 200 ярдов двинулась и моя партия, с таким размахом, что я подумал, что все будет хорошо. Мы скоро поравнялись с другими и предложили взять у них часть груза, но Эвансу гордость не дозволила согласиться. Немного спустя мы поменялись санями с Боуэрсом. Его сани мы везли легко, тогда как наши им показались очень тяжелыми. Боюсь, что Черри-Гаррард и Кэохэйн слабоваты по сравнению с другими, хотя и напрягают все свои силы. Позавтракали мы вместе, довольные своим трудовым утром.

Днем у нас пошло еще лучше, и мы остановились на ночевку в 6 ч 30 м в значительно лучшей обстановке, сделав не менее 11 или 12 миль (простых). Было ужасно жарко, вся одежда на нас насквозь пропотела, и мы сбросили верхние шерстяные фуфайки. Зато теперь кожа у нас холодная и неприятно липкая; но за эту и всякую другую неприятность вознаграждает сознание, что мы избавились от рыхлого снега и совершили хороший переход. На том месте, где мы завтракали, голубой лед под нашими ногами был покрыт на два фута снегом. Здесь же снега не более одного фута, так что скоро, я думаю, будет голый лед. К вечеру небо заволокло и ветер подул не с глетчера, а снизу на глетчер. На Барьере, должно быть, опять готовится непогода. Интересно, коснется ли она этой части глетчера. Есть трещины – одна шириной дюймов 18 перед самой палаткой Боуэрса, и другая, поуже, перед моей. С рыхлым снегом мы, кажется, покончили. Нельзя желать лучшего, как продолжения такой же поверхности, как здесь. Сегодня под конец мы везли свои грузы с величайшей легкостью. Отрадно, когда успешно подвигаешься вперед и находишь вознаграждение за вложенный в дело труд.