Текст книги "Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма"

Краткий отчет о зимней экскурсии

Среда, 2 августа. Наши экскурсанты, отправившиеся на мыс Крозье, возвратились вчера вечером. В течение пяти недель они перенесли невероятные невзгоды. Никогда я не видал таких измученных, можно сказать, истрепанных непогодою людей. Лица их были все в морщинах, скорее даже как бы в шрамах, глаза тусклые, руки побелели. Кожа на руках от постоянного холода и сырости была в каких-то складках, но следов обморожения немного. Очевидно, эта беда почти миновала их. Больше всего они страдали от недостатка сна. Сегодня наши путешественники, основательно выспавшись, уже выглядят совсем иными – более бодрыми.

Историю всего пережитого ими пусть расскажут они сами, я же могу лишь в общих чертах дать понятие, главным образом о результатах испытания, которому они добровольно подвергли себя, и о пользе, извлеченной из всего испытанного ими для нашего будущего дела.

Уилсон очень похудел, но сегодня к нему в значительной степени вернулись его обычная живость и бодрость. Боуэрс совсем прежний. У Черри-Гаррарда лицо слегка одутловатое и вид все еще истомленный. Ясно, что он вытерпел больше всех, хотя при этом, как говорит Уилсон, ни на минуту не падал духом. Лучше всех выдержал испытание Боуэрс. Я считаю его не только самым бесстрашным, но и самым выносливым из всех полярных путешественников. Больше из намеков, нежели из прямых заявлений, я вывел свои заключения об его неутомимой энергии и об удивительной физической силе, дающей ему возможность продолжать работу при условиях, положительно парализующих его товарищей. Уж подлинно, мал да удал.

Насколько я мог понять, события этого похода развертывались приблизительно следующим образом.

Путешественники, каждый со своими 250 фунтами груза, дошли до Барьера на второй день. Здесь характер пути совершенно изменился, становился все хуже и хуже. Целый день люди выбивались из сил и прошли всего 4 мили. После этого они были вынуждены разделить груз и волочить его в два приема. Половинный груз казался им тяжелее, чем на морском льду все 250 фунтов. Между тем температура понижалась и в течение недели держалась около -60° [-50 °C] и ниже того. В одну ночь температура упала до -71° [-56 °C], на следующую ночь – до -77° [-60 °C]. Хотя при таком поистине ужасающем холоде в воздухе было сравнительно тихо, однако временами налетал легкими порывами ветер и действие его было убийственное. Никогда еще человек из цивилизованного мира не бывал в подобных условиях, имея единственной защитой парусиновую палатку.

Мы сегодня пересмотрели все рекорды и убедились, что Амундсен во время своей экспедиции к Северному магнитному полюсу испытал в марте месяце температуру, доходившую даже до -79° [-62 °C]. Но следует помнить, что с ним были эскимосы, которые каждую ночь строили ему ледяной дом. К тому же тогда было уже много дневного света, термометр Амундсена также, вероятно, не был защищен от излучения. Наконец, после пятидневного отсутствия Амундсен возвратился на свое судно.

Наши же товарищи были в отсутствии пять недель. Почти две недели им потребовалось на то, чтобы перейти самую холодную полосу, после чего они обошли мыс Маккея и вступили в обметаемую ветрами равнину. Пурга следовала за пургою. Небо было постоянно затянуто тучами, и люди с трудом пробирались при свете немного лучшем, чем полная темнота. Иногда они попадали на склоны вулкана Террор, забирая влево от своего пути. Иногда спускались в глубокие лощины справа, где острые ледяные гряды чередовались с трещинами и другими препятствиями. Добравшись до предгорья мыса Крозье, путешественники поднялись на 800 футов и здесь стали строиться. Потребовалось три дня, чтобы соорудить каменные стены и из привезенной с собой парусины устроить кровлю. Только после этого люди смогли, наконец, заняться тем, для чего собственно пришли.

Сумрачный полуденный свет продолжался так недолго, что путешественники должны были выходить впотьмах, рискуя заблудиться на обратном пути, опять-таки в темноте. В первый день им потребовалось два часа только для того, чтобы дойти до ледяных гряд, и еще почти столько же, чтобы перелезть через них, связав себя веревкой. Наконец, они добрались до места, находившегося выше колонии пингвинов. Отсюда слышны были крики птиц, но путешественники долго не могли найти удобного спуска. Кое-как они возвратились в свою лачугу, когда и без того плохой свет совсем померк.

На другой день путешественники отправились вновь, петляя меж неприступных ледяных заграждений под высокими, местами грозно нависшими базальтовыми скалами. В одном месте им пришлось проползти сквозь узкий туннель, точно пробитый во льду. До морского льда путешественники добрались, когда уже темнело. Им пришлось поспешить. Поэтому вместо 2000–3000 птиц, насчитывавшихся здесь во время стоянки судна «Дискавери», они обнаружили всего лишь около сотни. Трех пингвинов убили и наскоро содрали с них шкурки, чтобы запастись жиром для печки, и побежали в лагерь. Из полдюжины яиц годными оказались только три. Возможно, пингвины покидают эту местность, но вероятно также, что им не наступило время и позже они соберутся в полном составе. Когда собранные яйца будут изучены, этот вопрос должен проясниться.

Уилсон отметил еще одну деталь, свидетельствующую о том, как силен у пингвинов инстинкт продолжения рода. Он и Боуэрс, когда искали яйца, наткнулись на округленные льдинки, которые эти смешные создания нежно лелеяли.

Но продолжим описание мытарств наших путешественников. Не успели они сойти с крутых гряд, как совершенно стемнело. Счастье их, что не сбились с пути и вернулись в свой лагерь.

В эту ночь началась пурга, усиливавшаяся с каждой минутой. Путешественники убедились, что выбранное ими место для стоянки – самое неподходящее. Было бы гораздо лучше, если б они устроились на открытом месте. Северный ветер, вместо того чтобы ударять им прямо в лицо, здесь отклонялся в сторону и сбоку налетал яростным крутящимся вихрем. Положенные на крышу тяжелые массы снега с камнями сносило ветром, парусина вздувалась, натягивая до предела укреплявшие ее веревки, каждую минуту угрожая сорваться и улететь. Палатку с разными ценными предметами пришлось припереть к самой стене, расставить ее пошире. Путешественники тщательно укрепили ее, обложив со всех сторон снегом и большими камнями. Но бешеный порыв ветра сорвал ее и унес.

Сидя в лагере, люди ожидали, что крышу вот-вот снесет, не зная, что в таком случае придется делать. Чтобы уберечься от этого, они старались изо всех сил прочнее укрепить ее. Через четырнадцать часов крышу-таки снесло ураганом, в тот самый момент, когда путешественники пытались приколотить один угол. Их разом завалило снегом, и они, задыхаясь, нырнули в свои спальные мешки. Немного погодя Боуэрс высунул голову и по возможности нормальным тоном сказал: «Мне отлично». – «Нам тоже», – откликнулись другие.

После того все молча пролежали ночь и половину следующего дня. Между тем ветер завывал, не унимаясь. Снег проникал во все щели мешков. Лежавшие в них дрожали, не представляя себе, чем это кончится.

Палатка путешественников после метели

[Это был тот самый шторм (23 июля), во время которого мы отметили максимальную силу ветра. По-видимому, там, на мысе Крозье, он достиг еще большей силы, чем у нас.]

В следующий день к полудню ветер стал спадать, и несчастные путники выползли из своих обледенелых гнезд. Первым делом они кое-как закрепили покрышку и затопили печку. В первый раз за двое суток люди поели и стали придумывать, как бы построить более надежное убежище. Решили, что каждую ночь следует поглубже рыть яму и как можно лучше прикрывать ее половиком. На этот раз путешественникам повезло: в четверти мили к северу они напали на лежавшую между камнями палатку. К их удивлению, палатка была почти совсем целой, что свидетельствовало о необычайной добротности материала.

На другой день Уилсон с товарищами пустились в обратный путь, но тут нагрянула новая пурга и продержала их двое суток. К этому времени все вещи путешественников пришли в неописуемое состояние. Спальные мешки так замерзли и затвердели, что их невозможно было не только скатывать, но даже мало-мальски согнуть, не ломая кожи. Пуховая подкладка в оленьих мешках Уилсона и Черри-Гаррарда едва затыкала изнутри такие трещины. Все носки, меховые сапоги и меховые рукавицы давно покрылись слоем льда. На ночь путешественники клали их в боковые карманы, но они не то чтобы сохли, но даже не оттаивали. Черри-Гаррарду иногда требовалось три четверти часа, чтобы влезть в свой мешок, который так сплющился, смерзся, что без большого труда его невозможно было раскрыть.

Невозможно себе представить ужасное положение злополучных путников, когда они брели домой через Барьер при температуре, упорно державшейся ниже -60° [-50 °C]. Но они все-таки добрели сперва до мыса Хижины, а на следующую ночь и до дома.

Уилсон огорчен, что ему мало удалось наблюдать пингвинов. Для меня же и всех оставшихся на зимовке полезно представить в своем воображении картину этого предприятия – одного из удивительнейших подвигов в истории полярных стран. Люди не убоялись ужасов полярной ночи, не убоялись сразиться с невообразимыми морозами и свирепейшими снежными бурями. В этом факте заключается нечто новое. В течение пяти недель упорствовали люди и выдержали. Это ль не геройство? Поход к мысу Крозье обогатил наше поколение таким сказанием, которое, нужно надеяться, никогда не забудется.

Притом результаты этого похода далеко не ничтожны. Мы отныне будем знать, когда и при каких условиях кладет яйца такая замечательная птица, как императорский пингвин. Даже если наши сведения останутся неполными по части ее эмбриологии, мы обязаны нашим товарищам знанием метеорологических условий, существующих зимой на Великом ледяном барьере. До сих пор мы только имели некоторое представление о суровости этих мест; теперь же имеем доказательства. На климатологию пролива Мак-Мурдо пролит яркий свет.[89]89
  Восхищение Р. Скотта мужеством Уилсона и его спутников, которые «не убоялись ужасов полярной ночи, не убоялись сразиться с невообразимыми морозами и свирепейшими снежными бурями», понятно. Но пребывание группы Уилсона на мысе Крозье было слишком кратковременным, чтобы был «пролит яркий свет» на климатологию пролива Мак-Мурдо.


[Закрыть]

Результаты экспериментов по части диеты и экипировки, проделанных во время похода с санями на мыс Крозье

Несколько пунктов, интересовавших нас в связи с предстоящей экспедицией к полюсу, выяснены удовлетворительно. Наши товарищи, отправляясь в поход, поставили себе задачей испытать разные пищевые рационы. Они взяли с собой только пеммикан,[90]90
  Пеммикан – консервированное высококалорийное кушанье, приготовляемое из мяса, жиров и других питательных ингредиентов.


[Закрыть] коровье масло, сухари и чай. В первые же дни они нашли, что Уилсон слишком налег на жир, а Черри-Гаррард – на сухари, и установили золотую середину, оказавшуюся равно удовлетворительной для всех. Была предложена только одна перемена – прибавить за ужином какао. Наши товарищи решили удовольствоваться горячей водой, полагая, что чай отнимет у них последнюю надежду на сон.

Относительно спальных мешков можно сказать так: внутренний мешок из гагачьего пуха, пожалуй, полезен некоторое время весной, но он скоро леденеет, вследствие чего значительно увеличивается его вес.

Боуэрс один только не пользовался все время мешком из гагачьего пуха. За время путешествия он каким-то непостижимым образом умудрился вывернуть и вытрясти свой спальный мешок из оленьей шкуры два или три раза.

Вот таблица, из которой становится ясно, какова разница в весе спальных мешков до и после этой операции:

Это дает некоторое понятие о том, сколько мешок набирает льда.

Двойной палаткой остались очень довольны. Обычный вес ее 35 фунтов, а по возвращении достиг 60 фунтов. Лед по большей части скапливается на внутренней палатке.

Подошвы с шипами все хвалят, кроме Боуэрса, у него какая-то странная привязанность к прежней обуви. Мы улучшили множество деталей одежды, рукавиц и обуви, но устранить затруднения, возникающие в связи с ношением этих предметов в жестокие холода, по-прежнему невозможно. Все, что может изречь по этому поводу Уилсон, сводится к тому, что «экипировка превосходна, превосходна». Я уверен, что, насколько опыт мог нас научить, мы близки к совершенству. Пожалуй, только меховое одеяние эскимосов превосходит наше. Но об этом можно затеять лишь академический спор, так как испытать его сейчас немыслимо.

Во всяком же случае мы можем утверждать, что наша система одеяния выдержала гораздо более серьезное испытание, чем какая-либо другая, включая мех.

Результат путешествия: Уилсон потерял 31/2 фунта, Боуэрс – 2 1/2 фунта, Черри-Гаррард – 1 фунт.

Глава XIII
Возвращение солнца

Четверг, 3 августа. У нас так долго держалась хорошая ясная погода при не особенно низких температурах, что мы едва ли вправе роптать на перемену, которую нашли, проснувшись сегодня утром. Слоистые облака широким покровом застлали небо, а ветер налетел знакомыми порывами, предвещающими шторм. Сила ветра весь день медленно возрастала. Температура воздуха поднималась вплоть до -15° [-26 °C], но снега пока еще нет. Пары, закрывавшие Эребус утром, уносило к NW. Сейчас гора опять скрылась.

Наши ожидания так часто не сбывались, что мы признаем себя положительно неспособными предрекать погоду. Поэтому-то не решаемся предсказать метель, даже ввиду такого беспокойства в природе. Не менее обманчива записка, врученная Симпсону профессором Сиднейского университета Дэвидом, сопровождавшим Шеклтона в качестве геолога. Записка содержит описание явлений, предвещающих бури, вместе с объяснением причин и действий здешних пург. Ни разу не случилось ничего такого, что бы подтверждало его наблюдения. Мало того, наши наблюдения много раз противоречили им. По правде сказать, ни одной буре не предшествовали одни и те же явления. Это – факт.

Низкая температура, испытанная нашими товарищами на Барьере, естественно заставила нас задуматься о положении Амундсена и его норвежцев. Если и у них термометры постоянно показывают температуру ниже -60°, то норвежцы переживут страшную зиму. Трудно поверить, чтобы у них собаки не передохли. Я бы очень тревожился, если б Кэмпбел был там.

Суббота, 5 августа. Небо все такое же бурное, но изменений в погоде пока нет. Сегодня выпало довольно много легкого снега. Свежий северный ветер гонит его, и получается очень странный, но красивый эффект на севере. Окрашенные ярким пурпуром сумерки как бы просвечиваются сквозь дымку.

Путешественники, возвратившиеся с мыса Крозье, насмешили нас, рассказав про случай с Боуэрсом. На обратном пути он нашел унесенную ветром палатку, устроил из нее нечто вроде чехла, укрепив ее вокруг себя и своего спального мешка. При этом Боуэрс объявил, что если теперь ветер и унесет палатку, то пусть уносит заодно и его.

Возобновились лекции. Вчера Симпсон прочел нам прекрасную лекцию по общей метеорологии. С помощью таблиц он показал разницу силы солнечных лучей в полярной и экваториальной областях. Выходит, что при разнице в 80° по широте солнце дает тепла приблизительно всего лишь на 22 % меньше, чем на любой точке экватора. Опять-таки с помощью таблиц Симпсон сделал сравнение температур воздуха на разных широтах. Если судить по этим таблицам, лето у Южного полюса на 15° холоднее, нежели у Северного; зато зима на 3° теплее, чем у Северного полюса. Другое дело, конечно, если зимовать на самом Барьере. Не думаю, чтобы Амундсен уступил эти 3°!

От обсуждения вопроса о температурах наш лектор перешел к давлениям и возрастающему градиенту в условиях высоких южных широт, как это показали результаты экспедиции на «Дискавери». Это, безусловно, базируется на теории, согласно которой антициклон возникает в районе Южного полюса. Обсуждались также теории Локкиерса– они подтверждаются множеством фактов. Западные ветры бурной части Атлантического океана являются якобы циклонами, следующими один за другим. По гипотезе Локкиерса, восемь или десять циклонов беспрестанно вращаются, двигаясь со скоростью 10° долготы в день. Локкиерс представляет себе при этом, что они простираются от 40-й параллели за пределы 60-й, вызывая, таким образом, сильные западные ветры в бурной части Атлантического океана и восточные и южные – на 60 и 70°. За 70° обычно возникает неравномерное проникновение холодного воздуха из полярного района с восточным компонентом, характерным для состояния антициклона.

Симпсон разработал новую теорию этого явления. Он предполагает, что поверхностный слой воздуха быстро охлаждается над территориями континента и Барьера и что край этого холодного района охвачен теплым воздухом южных границ локкиеровских циклонов. В результате устанавливается состояние неустойчивого равновесия, которое очень легко может перейти в движение. Поскольку, как мы обнаружили, массы холодного воздуха разных температур смешиваются с величайшим трудом, данное положение нельзя облегчить каким-либо последовательным процессом. Оно будет сохраняться до тех пор, пока поток не освободится в результате какой-либо другой, менее значительной причины, и тогда, когда толчок уже дан, он вызывает огромную пертурбацию. Принято считать, что теплый воздух проходит по направлению к полюсу в высоких слоях, непрерывно от экватора. Это тот самый потенциально теплый воздух, который, смешавшись в результате пертурбации с холодным воздухом внутреннего слоя, придает такую высокую температуру нашим ветрам.

Такова эта теория. Ее, как и предшествующую ей, можно подвергнуть сомнению и оспорить, и, конечно, в результате наших работ с воздушным шаром или других наших наблюдений она будет опровергнута или изменена. Пока что, однако, совсем неплохо поддерживать мысль в состоянии деятельности подобного рода проблемами. Это прокладывает путь к прогрессу.

Воскресенье, 6 августа. Воскресный день проходит по установленному порядку. Пение духовных песен достигло у нас такого совершенства, что мы начинаем гордиться своим хором. В полном составе он звучит весьма солидно.

Утро было пасмурным. При бледном освещении и слабых тенях колорит такой, точно пейзаж замазан мелом. Все тускло и плоско.

После полудня небо прояснилось. Вставшая над Эребусом луна залила бледным золотом разбегавшиеся облака. Теперь, вечером, в воздухе стоят ледяные кристаллы и пары снова собираются в слоистые облака. Вот уже несколько времени, как правильно чередуются облачность и ясность неба. Приятную новость при этом представляет безветрие.

Аткинсон исследовал кровь всех ходивших на мыс Крозье и нашел в ней слабое увеличение кислотности, чего и следовало ожидать. Отрадно, что нет признака цинги. Если бы употребление консервов склоняло организм к этой болезни, то продолжительность и неблагоприятность данных условий должны были бы ее вызвать. Думаю, нам нечего страшиться цинги и в предстоящем дальнем походе к полюсу.

Несколько раз я беседовал с Уилсоном о их переживаниях во время экскурсии на мыс Крозье. Уилсон говорит, что больше всех страдал, несомненно, Черри-Гаррард, хотя он не только не жаловался, но все время старался помогать другим.

Кстати: мы оба пришли к заключению, что труднее приходится самым младшим по возрасту. Примером этому служит Гран, который моложе всех (ему 23 года), а теперь и Черри-Гаррард, 26 лет. Уилсон (39 лет) говорит, что он никогда так мало не страдал от холода, как во время этого похода. Видимо, самый лучший возраст для подобной работы – от 30 до 40 лет. Боуэрс, конечно, чудо; ему 29 лет. Перешедшим сороковой год жизни утешительно вспомнить, что Пири, когда он достиг полюса, было 52 года!!

Четверг, 10 августа. Почти нечего заносить в дневник, я занимался другими записями.

Погода эти дни стояла умеренно хорошая и по-прежнему совершенно непонятная. Ветер наблюдался как при ясном небе, так и при облачном. Во вторник подул довольно сильный ветер, но до шторма не дошел. Поднялся он без всяких предзнаменований, и все, что мы считали ими, оказалось вздором. Вернее всего, следует быть всегда готовым к ветру, но не ожидать его.

Свет быстро прибавляется. Дэй приделал к нашему окну еще одну раму, так что новый свет проникает в комнату сквозь тройные стекла. Теперь между рам собирается немного льда.

Лошади здоровы, но доставляют много хлопот. Все были покойны, а тут вдруг расшалились до невозможности. Чайнамен все еще брыкается и визжит по ночам. Антон уверяет, будто лошадь так делает, чтобы согреться. Возможно, это отчасти и верно.

Когда Чайнамен ест снег, он обыкновенно забирает его в рот слишком много и сразу глотает. Забавно смотреть на него в эту минуту. Видимо, от снега коню становится внутри холодно. Он переминается на всех четырех ногах, и выражение морды при этом у него обиженное, пресмешное. Но не успеет снег растаять, как Чайнамен принимается опять за прежнее. Другие лошади берут снег понемногу или дают большому комку растаять на языке. Это тоже вызывает забавную гримасу.

Виктор и Сниппетс – неисправимые грызуны. Если передняя доска стойла на месте, они ни на минуту не перестают ее грызть. Приходится убирать доску, как только кончается кормежка. Тогда они ищут что-нибудь другое, за что бы можно ухватиться зубами.

Боунз без всякого повода принялся лягаться по ночам, исколотил всю заднюю стену стойла. Мы покрыли доски мешками, так что стук нас не беспокоит, но отучить коня от этой привычки нет возможности. Досаднее всего то, что своими замашками лошади могут повредить себе. Одно хорошо, благодаря очень простому средству – обмыванию настоем табака – вши вывелись. Отс видел, как применяли это средство у них в полку, и испытал его здесь. Это тем большее счастье, что у нас вышли все химические препараты, обыкновенно употребляемые в подобных случаях.

Я окончательно отобрал лошадей, которые пойдут с нами к югу, и распределил их между людьми. Начиная с 1 сентября новые провожатые примут лошадей на свое попечение, чтобы как можно лучше узнать их и приучить их к себе.

Такое распределение имеет ряд совершенно очевидных преимуществ. Вот новый список:

Боуэрсу – Виктор

Уилсону – Лобби

Аткинсону – Джию

Райту – Чайнамен

Черри-Гаррарду – Майкл

Эвансу (квартирмейстеру) – Снэтчер

Крину – Боунз

Кэохэйну – Джимми Пигг

Отсу – Кристофер

Мне и Отсу – Сниппетс

Вчера Боуэрс и Симпсон в первый раз после долгого времени опять запустили шар.

Шар поднялся по южному ветру, но остановился на ста футах, затем взвился еще на 300–400 футов и после того полетел уже прямо в южном направлении над островами Острого хребта. Казалось, все шло хорошо. Шнурок, пока его держали, натягивался, потом, как и надлежало, свободно повис. Мы проследили нить на расстоянии двух миль или больше, бегая по прямой линии до острова Острого хребта. Она шла прямо на этот островок, но обрывалась в нескольких сотнях метров от него. Обошли весь островок, думая найти шар, но безуспешно. Почти то же самое случилось, когда запускали шар в последний раз. Мы недоумеваем: в чем причина? Близость потоков воздуха, непрерывно движущихся к нам с юга, – весьма интересное явление.

Наши путешественники все еще никак не придут в себя. Сильно болят ноги, налицо и другие признаки переутомления. Спешу исключить Боуэрса, который, как бы себя ни чувствовал, с обычной бодростью побежал искать шар.

Вчера днем во время прогулки я наблюдал удивительно эффектное зрелище: полная луна ярко светила со стороны противоположной блекнувшим сумеркам. Айсберги освещались с одной стороны бледно-желтым светом луны, а с другой – еще более бледным светом дня холодного, зеленовато-голубоватого оттенка. Получался контраст поразительной красоты.

Пятница, 11 августа. Ночью началась давно ожидавшаяся пурга.

Вчера вечером Отс прочел вторую лекцию «Об уходе за лошадьми». Он был краток и не отклонялся от темы. «Не рождается, а создается»– таково его суждение о хорошем специалисте по тренировке животных. «Лошади совершенно неспособны мыслить, но обладают великолепной памятью». Зрительные и слуховые ассоциации напоминают им обстоятельства, при которых они впервые увидели или услыхали что-то. Кричать на лошадь бесполезно: девять раз из десяти она крик будет ассоциировать с чем-то неприятным и, взволновавшись, сама учинит неприятность. Со стороны седока, сидящего верхом на брыкающейся лошади, смешно кричать «Гей!».

– Я это знаю, – сказал Отс, – потому что я сам это делал. Следует также помнить о том, что повышение голоса при обращении к одной лошади может вызвать проявления беспокойства у других лошадей. Самое главное – быть твердым и спокойным.

– Память лошадей, – объяснял Солдат, – предупреждает их о предстоящих событиях.

Он приводил примеры, когда кони охотников и беговые лошади перестают есть и проявляют другие признаки крайнего возбуждения еще до наступления событий, к которым их подготавливают. Поэтому нужно применять все усилия к тому, чтобы держать лошадей в лагере в спокойном состоянии. Их следует укрывать сразу же после остановки и не снимать попон до самого последнего момента перед выступлением в поход.

Дав несколько указаний относительно управления лошадьми, лектор перешел к вопросу о мерах по улучшению наших конюшен. По мнению Отса, было бы хорошо, если б для каждой лошади имелось более просторное стойло, а также небольшая соломенная подстилка, на которую она могла бы ложиться. Некоторые наши лошадки ложатся, но редко лежат дольше 10 минут, потому что им слишком холодно лежать на земле. Отс также считает, что было бы разумно до наступления зимы остричь животных, сомневаясь в целесообразности чистить лошадей.

Затем он перешел к некоторым практическим вопросам, связанным с приготовлениями к предстоящему путешествию на юг, – мешкам-кормушкам, привязям, попонам. Отс предложил забинтовать всем лошадям ноги.

В заключение лектор затронул такие сложные вопросы, как снежная слепота лошадей и трудности передвижения по рыхлой поверхности льда. В качестве предохранения от первой Отс предложил выкрасить лошадям челки, довольно сильно уже отросшие.

Отс любит заканчивать свои рассказы какой-нибудь веселой историей. История, рассказанная вчера вечером, вызвала взрывы хохота, но, увы, повторить ее невозможно – она абсолютно нецензурна.

Мы обсуждали в основном последний пункт лекции, а именно: снежную слепоту лошадей. Выкрашенные челки показались неудовлетворительным решением проблемы. Самым рациональным предложением можно считать шляпу от солнца. Это лучше, чем шоры. Еще лучше – козырек над глазами, прикрепленный к недоуздку. Сомневаюсь, чтобы этот вопрос трудно было уладить. Проблема лыж для лошадей куда более серьезная. За последнее время мы немало поломали над ней голову, а квартирмейстер Эванс мастерит пробные лыжи для Снэтчера. При этом он руководствуется нашими смутными воспоминаниями о башмаках, которые надевают, когда косят траву на лужайках.

Помимо вопроса о форме лыж, возникает проблема их крепления. По этим обоим вопросам поступили вчера всевозможные предложения, и многое разъяснилось благодаря спорам. Я считаю, что с незначительными изменениями наши теперешние лыжи для лошадей, сделанные по принципу решетки или теннисной ракетки, являются в конце концов наиболее приемлемыми. Единственный их недостаток – это то, что они сделаны для очень рыхлого снега и излишне велики для условий Барьера. Это приведет к тому, что на трудных местах они будут деформироваться. Наилучший выход из положения – принять за основу башмаки, надеваемые во время подстрижки травы на лужайках, которые представляют нечто вроде твердого мешка над копытом, и усовершенствовать их.

Понедельник, 14 августа. За сравнительно кратковременной бурей, при ветре, дувшем со скоростью 50 миль в час, и температуре -30° [-35 °C] последовали два дня чудной безветренной погоды. Сегодня – третий такой день. В ясные дни на протяжении 3–4 полуденных часов совсем светло, отчего веселеют и люди и животные.

При малейшей возможности лошади удирают от своих провожатых, пускаясь галопом, распустив по ветру хвосты и высоко вскидывая задние копыта. Собаки не менее игривы и много подвижнее, чем в темное время. Эскимосскую пару взял на себя Клиссолд. Он их объезжает. В субботу его сани перевернулись у приливной трещины. Клиссолд остался на снегу, а его упряжка исчезла в отдалении. Вожак, взятый им из упряжки Мирза, возвратился много позднее, он умудрился перегрызть сбрую, «эскимосов» же нашли на расстоянии двух миль, за ледяным бугром. Вчера Клиссолд ездил на этих собаках на мыс Ройдса и привез оттуда груз по 100 фунтов на каждую. Недурно, в особенности если подумаешь, что Мирз объявил эскимосских собак никуда не годными. Клиссолда стоит похвалить.

Вчера опять пускали шар, на этот раз с большим успехом. Шар, прежде чем отделиться от шнурка, пролетел четыре мили, и прибор упал без парашюта. Около 2 V2 миль шнурок протянулся в северном направлении, затем повернул обратно и лег в 30 ярдах параллельно первому направлению. Прибор нашли невредимым вместе с аккуратно выполненной записью.

Последние дни Нельсон все больше времени находится вне дома. Он провел серию опытов с изменением температур, отобрал пробы воды, и, хотя результаты крайне незначительны, все проделано им чрезвычайно точно. Его методы отличаются большой научной обоснованностью, которая теперь считается необходимой при выполнении подобного рода работ. Надо признать, что он принадлежит к числу тех немногих людей, которые имеют опыт в этой области. Вчера Нельсон с помощью Аткинсона и Черри-Гар-рарда вытащил со дна сеть. Аткинсона очень интересует эта работа. Он добился замечательных результатов в ней, в частности обнаружив у тюленей множество новых паразитов. Он пытался установить наличие связи между ними и аналогичными паразитами, которые обнаружены у рыб, в надежде проследить полный цикл жизни в организме первичного и промежуточного «хозяина». Но оказалось, что «хозяевами» паразитов, смежными с рыбами, могут быть также моллюски или другие существа, которыми питаются рыбы. Из этого следует, что перед Аткинсоном открываются новые перспективы для изучения производимых Нельсоном уловов. Жизненный цикл, совершаемый более сложными организмами, обитающими в этих краях, отличается сравнительной простотой – обстоятельство, таящее в себе большие возможности для паразитолога.

Прогулки теперь доставляют большое удовольствие. Все так красиво в этом полусвете, когда алеет северное небо, по мере того как дневной свет меркнет.

Вторник, 15 августа. Прибор, отделившийся от шара, показывает, что он поднялся на 2,5 мили и что температура на этой вышине всего на 5–6° по Цельсию ниже, чем на поверхности земли. Можно полагать: если этот воздушный слой простирается и над Барьером, то его температура там должна быть значительно выше, нежели на поверхности. Симпсон же предполагал, что над Барьером находится очень холодный слой атмосферы.

Ацетилен вдруг изменил нам, и я в первый раз пишу при дневном свете.