Текст книги "Северная Пальмира"
Автор книги: Роман Буревой
Жанр: Историческая фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Глава XIV
Игры в Риме
«Поскольку бывший Цезарь не является даже римским гражданином, то его сын, родившийся в 4-й день до Нон ноября 1979 года, наследует статус матери. Младенец Тиберий Всеслав Перегрин является римским гражданином и принадлежит к сословию всадников, к которому принадлежит по своему происхождению Летиция Кар. Титул Августы, который она носит, пожалован лично ей».
I
Постум сидел в своём таблине и читал нудные книги, которые приносил Местрий Плутарх. Он читал их день, два и три. Ему приносили какие-то бумаги. Он их подписывал, не глядя. Потом приходили слуги, наряжали его в пурпур и вели в курию. Он сидел там. День, два, три, сколько положено. Он передразнивал отцов-сенаторов, строил им рожи и показывал язык. Но все равно на заседаниях было ужасно скучно.
По вечерам он лежал в своей постели и смотрел на золотую статую Фортуны, стоящую у изголовья. Он закрывал глаза и пытался представить, что это его мама. Но не представлялось. Он отворачивался от статуи Фортуны, и слезы сами катились из глаз.
– Почему ты плачешь, Август? – спрашивал толстенный змей, лежащий подле кровати.
– Хочу, чтобы меня погладили по голове, Гет, – всхлипывая, отвечал Постум.
И змей гладил его по голове хвостом. Постум закрывал глаза и пытался представить, что это мама гладит его по голове. Но нет, даже с закрытыми глазами он знал, что это Гет, бывший гений, безуспешно пытается действовать хвостом, как ладонью.
– Прекрати! – кричал Постум. – У тебя не рука, а весло.
– Это хвост, а не весло, – обижался Гет. – Попробовал бы ты обходиться вместо двух рук и двух ног одним хвостом.
– Все равно прекрати!
– Какие-то проблемы? – насторожился Гет. – Опять задачу по математике не мог решить? Да? Давай помогу. С математикой у меня лады. Хотя гении и не посещают школ. Но от природы у них у всех прекрасные математические способности, чего нельзя сказать о людях. Ах, если бы люди умели хорошо считать, проблем у них было бы куда меньше.
– С математикой у меня хорошо.
– Тогда сочинение? Вот тут, прости, ничего не могу поделать. Сочинитель из меня никудышный. Но можно позвонить прабабушке Фабии по телефону. Разумеется, библионы сочинять куда проще, чем школьные сочинения, но ради правнучка Фабия постарается.
Постум рассмеялся. Вытащил из стоящей на столике коробки пирожок и протянул змею. Он всегда брал что-нибудь съестное в спальню. Потому что в глубине души опасался, что змей проголодается и ненароком кого-нибудь съест. Гении – они все страшные эгоисты. Гет, давно унюхавший запах пирожков с рыбой, ожидал подношения и принял его с достоинством истинного гения – то есть проглотил разом, не жуя.
– Итак, в чем наши проблемы? – Теперь Гет был готов ко всему, даже к написанию сочинения.
– Мне нужны деньги. Много денег. Чтобы заплатить одному человеку. Его имя Корд. Ты его не знаешь.
– Это ж почему не знаю? Очень даже знаю. Авиатор Корд, лётчик и конструктор. И сколько ему надо?
– Сто тысяч сестерциев.
– Мелочь, – фыркнул Гет. – Теперь тебе принадлежит все состояние Летиции. И ты не можешь отыскать сто тысяч?
– О Корде не должен знать Бенит.
– Ну так выторгуй у него право распоряжаться деньгами без его опеки.
– Выторговать?
– Ну да. Чего тут проще? Как дети меняются: я тебе конфетку, ты мне пирожок. И кстати, в коробке есть ещё один пирожок – дай-ка его сюда.
– А что я могу предложить Бениту?
– Скажи… напиши… намекни… что можешь открыть ему имя гения Рима.
– Но я его не знаю.
– А ты скажи, что оно тебе известно. Что Руфин Август перед смертью открыл его тебе. А ты запомнил.
– Абсурд. Бенит не поверит.
– Поверит. Потому что захочет поверить.
II
Император написал письмо и намекнул… так, как ему советовал Гет. Но потом Постум испугался. И убежал. Никто не видел, как он выбрался из дворца. Возможно, он воспользовался вентиляционным отверстием. Эти ходы всегда караулил Гет. Но гений в тот момент подкреплялся на кухне. Никто не знал даже, как Август умудрился незамеченным покинуть Рим. Его нашли утром в Остии. Он только что вылез из попутной машины и изучал расписание речных пароходов. Шёл холодный осенний дождь, Постум промок и весь дрожал. Прогуливавшийся по набережной вигил узнал юного Августа – мальчишка надел уличный плащ, но под ним виднелась пурпурная туника. И потом, мальчик его лет, ведущий себя слишком уж по-взрослому, сразу привлёк внимание. Вигил спешно связался с Блезом, и префект претория велел задержать беглеца. Вигил почтительно взял мальчика за руку. Но тот вырвался и кинулся бежать. Лишь втроём «неспящие» сумели поймать императора. Но и тогда Постум пытался вырваться, царапался, дрался, пока его не усадили в машину «неспящих». Здесь Постум расплакался. Умолял отпустить его, сулил золотые горы, но вигилы были неумолимы. Его доставили во дворец. В атрий Постума внесли на руках. Бенит стоял, ожидая возвращения императора, широко расставив ноги и уперев руки в бока, – с некоторых пор то была его любимая поза. А за спиной диктатора высилась его собственная десятифутовая золочёная статуя точно в такой же позе.
– Что случилось, мой мальчик? Никак решил от меня убежать? А Рим? Ты посмел бросить Рим? Это ужасно! Август не может убежать от Рима. Они навсегда вместе до самой смерти – Рим и Август, – рокотал гневный голос диктатора.
Постум закричал. Он выкрикивал что-то нечленораздельное, ругался, плевался и попытался отнять кинжал у преторианца, а когда не сумел, кинулся с кулаками на Бенита. Тот засмеялся, скрутил мальчишку и, дыша ему в лицо запахом лука (он обожал сырой лук), прошептал:
– Пока не надо этого делать. Мне не хочется тебя убивать. Ты можешь жить. Я разрешаю тебе жить, дурачок. Пока тебе не исполнится двадцать лет. А там посмотрим. Если станешь сильным и умным зверем, мы будем править Римом вместе. Если нет, если захочешь подражать своему сумасшедшему отцу – я тебя уничтожу. – Постум рвался у него из рук и продолжал кричать. – Вижу, вижу, ты зверёныш. Обожаю зверей. Думаю, мы с тобой поладим!
Он оттолкнул Постума, преторианец сгрёб мальчика в охапку и понёс. Никакого насилия – только почтение. Но само неравенство сил уже было насилием.
– Ненавижу, – рычал Постум, запрокидывая голову и норовя плюнуть в Бенита. – Убийца! Ненавижу!
– Зверёныш! – смеялся в ответ Бенит. – Мы с тобой поладим.
Опять Постум очутился на своём ложе, опять золотая Фортуна стерегла его сон. Только сейчас она выросла до потолка, подняла свою металлическую руку и гневно погрозила маленькому императору. Постум забрался под одеяло с головой. Но здесь, под одеялом, бегали отвратительные белые муравьи и впивались острыми челюстями в кожу. Постум выскользнул из-под одеяла. И увидел в углу огромного Цербера. Трехголовый пёс сидел неподвижно, и с огромных его челюстей стекали на мозаичный пол струйки зеленоватой слюны.
К полуночи Постум метался в бреду и весь горел. Медики, вызванные к Августу, поставили диагноз: пневмония. Пять дней маленький император был между жизнью и смертью. Местрий Плутарх дежурил около ребёнка неотлучно. А когда учитель засыпал, из вентиляционного отверстия выползал огромный змей и, взобравшись на кровать, сворачивался кольцами и лежал неподвижно, прислушиваясь к прерывистому дыханию Постума. Время от времени змей прикладывал хвост ко лбу больного и, ощутив тонкой кожей нестерпимый жар, тяжело вздыхал. Глубокой ночью, бесшумно отворив дверь, в комнату заглядывал человек в белой тоге. Он подходил к кровати, клал руку на горящий лоб ребёнка, наклонялся к его лицу и шептал:
– Я здесь.
Однажды Местрий Плутарх неожиданно проснулся и увидел и змея, и незнакомца. Змея он не испугался, потому что знал, что во дворце давным-давно живёт гений по имени Гет и ему повара на кухне скармливают все остатки. Но человек в белой тоге испугал Плутарха. Несколько секунд он вглядывался в лицо незнакомца, очень бледное и очень красивое в матовом свете ночника, а потом, сам не веря, прошептал:
– Элий.
Незнакомец приложил палец к губам и выскользнул из комнаты. Больше Местрий Плутарх его не видел. Но Плутарх знал, что незнакомец каждую ночь приходит навестить императора. И ещё он понял, что это – не Элий.
Глава XV
Игры в Риме (продолжение)
I
Выздоравливая, уже отодвинувшись от края пропасти, Постум лежал, глядя на золотую Фортуну, и ни с кем не разговаривал. Ему представлялось, что он никогда уже больше не покинет постели и так проведёт всю жизнь, глядя на золотую статую и глотая горькие лекарства. Потом он встал, сел за стол и принялся читать какую-то книгу. Учитель его сделал вид, что нисколько не удивлён. Постум читал теперь все дни напролёт, ничем больше не занимаясь, ничем не интересуясь. Даже выходя в сад или отправляясь на прогулку, он непременно брал с собой книгу. Он читал даже на заседании сената, и отцы-сенаторы делали вид, что не замечают этого. Он читал на играх в Колизее и во время трапез в Палатинском дворце.
Однажды Плутарх сказал, что в перистиле Августа ждут. Постум вышел в сад и увидел женщину в белом одеянии. Он почему-то подумал, что это его мама. С воплем он кинулся к ней. Белая палла соскользнула с головы женщины. Её волосы были густо забелены сединой. Это была его тётка Валерия.
Он остановился как вкопанный, не зная, что делать, – идти к ней или повернуть назад, чтобы скрыть брызнувшие из глаз слезы разочарования. Валерия протянула к нему дрожащие руки. Он кинулся к ней, прижался и зашептал:
– Мне плохо.
Она поцеловала его спутанные пряди волос на макушке:
– Мой мальчик, мы одни, одни. Я тебе помогу. – Она сунула ему в руку большую плитку шоколада в золотой фольге. Видимо, Валерия прятала плитку под платьем, потому что шоколад растаял и потёк.
– Почему никто не знает, как мне плохо?! – в отчаянии воскликнул император.
– Я знаю, мой мальчик, я знаю.
– Ты придёшь ещё? Ты не бросишь меня? Нет?
– Я буду с тобой. Я покинула Дом весталок, и я буду с тобой.
– А как же Марк Габиний? Ты же любила его?
– Я и сейчас люблю. Но он далеко, – Валерия вздохнула. – Он в Альбионе. Женат на другой женщине.
– Приходи почаще, – попросил Постум. – Тебя никто не посмеет тронуть – я обещаю.
– Я приду. Завтра приду. Я даже могу жить во дворце. Да, да, почему бы и нет? Я бы могла жить здесь, и мы были бы вместе. Ведь я твоя тётка. Ты будешь мне как сын.
– А это правда, что у меня есть брат в Северной Пальмире?
– Да.
– Значит, они будут теперь любить его, а обо мне забудут?
– Нет, Постум.
– Да!
Постум оттолкнул Валерию и убежал. У всех на свете кто-то был. Все были связаны, все любят и любимы. Один Постум одинок. Так одинок, что воет от этого одиночества волком, пока не станет волком, не отрастит клыки и не накинется на людей. Он будет перегрызать им глотки и пить горячую кровь…
II
– Твой папаша тебя бросил. Знаешь почему? – Старик Крул ухмыльнулся. – Потому что он подонок. В древние времена детей, рождённых после смерти отца, можно было подкинуть или даже убить. Хороший был обычай. Жаль, что вышел из моды.
Крул возлежал за столом в триклинии и жрал холодную курицу. Постум сидел напротив. Вечерняя трапеза. Стол накрыт. Но мальчик не притронулся к еде. Лицо его осунулось. Лишь глаза горели лихорадочным огнём. Может, это огонь ненависти? А что может быть забавнее бессильной ненависти? В свете лампы лицо Постума казалось голубоватым, физиономия Крула лоснилась от жира. Внешность у толстяка Крула обманчива. Все толстые почему-то кажутся добродушными. Постум тоже поначалу считал его добрым. А Крул оказался злым.
Старик ждал, что ответит Август. Но Постум молчал.
– Посмотри на себя в зеркало. Ты урод. Этот нос – длинный как стило. И голова как груша. Явно твоя мамаша согрешила с кем-то. Хотя, может, и нет. Элий – урод. Так что, может, ты все же и его сын. А может, и нет. Этот вопрос лучше не ворошить. Маленький Александр, мой правнук, – Ганимед рядом с тобой. В конце концов он будет Августом. Он, а не ты. Ты сдохнешь, когда в тебе отпадёт надобность. А пока живи.
Август молчал. Интересно, люди бывают злыми от природы или жизнь делает их такими?
Крул склонился над столом, выискивая кусочек ветчины пожирнее. Набрякший загривок. Что если всадить кинжал в этот загривок? Это не так уж и трудно. Желание было не очень сильным. Не то чтобы Постуму очень хотелось ударить. Но – странно – ничто внутри него не противилось этому убийству. Он бы мог его совершить. Если бы сильно пожелал. Если бы страстно пожелал, он бы мог убить Крула. И старик бы сдох.
– Почему ты не отвечаешь? Отвечай, когда говоришь с уважаемым дедом диктатора, – приказал Крул.
– Не смей кричать на императора, – процедил сквозь зубы Постум.
– Император, о боги, поглядите на этого императора! – захохотал Крул и едва не подавился. – Отброс арены, а не император. Да если бы не мой внучок Бенит, тебя бы сместил сенат, тебя бы выкинули из дворца на улицу. Или придушили. Но Бенит почему-то нянькается с тобой. Надеется сотворить из тебя что-то дельное. А из тебя ничего дельного не выйдет. Потому что ты – такое же ничтожество, как твой отец.
– Выйдет, – отвечал Постум.
Он вдруг понял, почему не хочет убивать старика. Крул слишком ничтожен. Попытаться его убить – значит возвысить. Счесть достойным убийства…
– Не выйдет, – упрямо повторил Крул. – Я же вижу. И чего ты не ешь? Ещё помрёшь от голода, в Лондинии скажут – мы тебя уморили. Жри! – Крул ткнул куриной ножкой в плотно сжатые губы Постума. – Жри, кому говорят! Не хочешь?
Он схватил целую курицу и вдавил в неё лицо императора. Мальчишка вырвался и отбежал к двери.
– Беги, беги! – закричал Крул – Сегодня жрать ты не будешь. Ляжешь голодный.
Крул разорвал курицу пополам и принялся жевать белое нежное мясо грудки.
– Ты скоро подавишься и сдохнешь, – прошептал Постум. – Ты будешь задыхаться, корчиться, хрипеть, и никто-никто не придёт к тебе на помощь.
И мальчишка выскочил из триклиния.
III
Незнакомец был одет в тунику из некрашеной шерсти, в плащ с капюшоном и матерчатые сандалии. Незнакомца привёл в таблин Местрий Плутарх. Почему-то Постум сразу понял, что человек этот прибыл издалека. Он молча указал гостю на стул напротив, и тот присел на край.
– Кто ты? – спросил император. Сердце почему-то очень сильно забилось.
– Меня зовут Квинт, – сказал незнакомец и протянул мальчику конверт из плотной бумаги. На конверте не было ни адреса, ни подписи, ни печати. Он был изрядно помят и пропах потом. Постум рванул плотную бумагу, и из конверта выпал сложенный листок.
Он развернул и прочёл первую фразу:
«Моему зайчонку».
Зайчонку… – он любил, чтобы именно так его называли.
– Мама… – прошептал Постум, и губы его задрожали.
«Постуму Августу привет.
Мой милый, мой любимый мальчик, я люблю тебя…»
Дальше читать он не мог. Сердце его забилось, как сумасшедшее. Он повалился на стол, уткнулся лицом в книгу и несколько мгновений сидел так. Мамино письмо. Он верил и не верил. Наконец, справившись с собою, он принялся читать дальше.
«Я долго болела…»
«Но теперь как будто все хорошо. Я вижу тебя каждый день, только закрою глаза. Ты знай, я все время с тобой. Все время. Во сне почти не удаётся поговорить. Два слова – и все. Я даже не успеваю как следует расслышать твой ответ».
Тут только Постум заметил, что в конверте лежит ещё одно письмо. Он взял второй листок. Он узнал этот почерк – не мог не узнать – на заколоченной вилле в Каринах, куда он прокрался однажды тайком с помощью Гета, он видел множество бумаг, исписанных этим неровным, чуточку вихляющим почерком. Второе письмо начиналось точно так же, как и первое.
«Постуму Августу привет.
Мой маленький сын, ты должен сделать то, что не под силу никому. Ты должен победить Бенита. Я очень хочу увидеть тебя, но пока не могу. Однако скоро, очень скоро наступит час, когда мы встретимся. Заклинаю тебя, не поддавайся влиянию Бенита. «Не иди по стопам Цезарей и не позволяй себя увлечь – ведь это бывает. Старайся сохранить в себе простоту, добропорядочность, неиспорченность, серьёзность, скромность, приверженность к справедливости, благочестие, благожелательность, любвеобилие, твёрдость в исполнении надлежащего дела[65]65
Марк Аврелий. «Размышления». 6.30.
[Закрыть]».
Постум в ярости смял письмо. Огляделся. Подскочил к жаровне и бросил в неё комки бумаги. Он смотрел, как они горят, и весь трясся.
– Почему вы не умерли! Вы, оба! Тогда бы я в тысячу раз больше любил вас! – Он чувствовал, как ненависть растёт внутри него, и ничего не мог с ней поделать.
– Что ты делаешь! – закричал Квинт.
– Вон! – закричал Постум. – Уходи, или я позову преторианцев.
Глаза императора горели такой бешеной яростью, что Квинт не посмел спорить.
Ушёл.
А Постум метался по таблину и выкрикивал проклятия. Отец предал его! Оставил в лапах Бенита. Да что Бенит! Рядом этот мерзкий Крул! В тысячу раз хуже.
– Ненавижу! – кричал Постум.
А теперь отец не нашёл даже нужных слов. Разве Элий не мог написать ему: «Мой горячо любимый мальчик, я спасу тебя. Умру, но спасу». Вместо этого отец, которого он никогда не видел, начал с нравоучений. Зачем ему, Постуму, нравоучения? Для чего? «Не иди по стопам Цезарей». Отец имеет в виду тех, прежних безумцев вроде Нерона или Калигулы. А почему бы и нет? Почему бы ему не пойти именно по их стопам? Это будет очень даже хорошо. Это будет замечательно. Что ещё остаётся брошенному одинокому мальчишке?! Сражаться один на один с Бенитом? И он даже не знает, нужно ли с ним бороться или подчиниться, как того хочет Бенит. Бенит хочет, чтобы Постум пошёл по стопам Цезарей. И он пойдёт, он пойдёт.
И первым делом он перережет глотку Крулу. Не хочет, но убьёт… Лишь бы стать убийцей. Ведь его отец – гладиатор. И значит – убийца.
Местрий Плутарх неслышно подошёл сзади и обнял его за плечи, но Август раздражённо стряхнул его руки.
– Чем я могу помочь тебе, мой мальчик? – спросил старик, сделав вид, что не заметил жеста Августа.
– Принеси мне книгу из библиотеки, – потребовал Постум.
– Какую книгу?
– Марка Аврелия. «Размышления».
Когда Плутарх вышел, Постум растянулся на ложе и закрыл глаза. Кровь больно стучала в висках.
– Я никогда больше не увижу маму. И никогда не увижу отца. Никогда.
Он произнёс эту фразу со странным злорадством. Будто сам глумился над своей бедой. Бенит умрёт, да, да, Бенит умрёт, Постум станет полновластным императором, и отец и мать приедут в Рим. Они будут просить о встрече, а он ответит им: «Никогда». Они будут умолять, будут слать письмо за письмом…
– Не стоит переживать так по поводу какого-то письма, – раздался над ним хриплый голос.
Юный император открыл глаза. На кровати рядом с ним сидел какой-то человек. В первую минуту Постум подумал, что это отец. Элия он никогда не видел. Но бюст видел. И гость был очень похож. Очень-очень. Неужели?
– Ты кто? – с трудом выдавил Постум. Неужели отец исполнил обещание и прибыл вслед за своим письмом? Это казалось чудом.
– А ты как думаешь? – насмешливо спросил гость и улыбнулся холодной улыбкой.
«Не отец», – с тоской понял мальчик.
Опять обман. Да что же это такое! Вместо матери – старуха-весталка. Вместо отца – двойник.
– Да, я не Элий. Я – его гений. Хочешь, буду твоим гением?
– Как это?
– У людей раньше были гении. У каждого свой. Оберегали и вели. У каждого места был свой гений. У каждого города и страны. А теперь – нет. Мы стали людьми. То есть никем. Прежде я был гением Элия. И я помню все его мысли, все чувства, все порывы, пока был с ним заодно.
– Не хочу, – Постум отвернулся к стене.
– Я был с ним, когда он в первый раз вышел на арену Колизея.
Постум стиснул кулаки, но продолжал лежать, отвернувшись к стене. Он представил Элия на арене, вооружённого мечом и щитом. Ясный день, трибуны забиты народом. Постум почувствовал странное возбуждение. Правда, тогда мечи были тупые.
– Я был с ним, когда ему отрубили ноги, – продолжал гений.
Постум резко повернулся:
– А когда он убил человека, ты был с ним?
– Разумеется.
– Расскажи мне. Только правду. Всю, до конца.
– Это было в песках Аравии. Элий был волонтёром.
– Бенит говорил, что Элий ограбил жрецов Либерты и убил.
– Ты веришь этому? – насмешливо спросил гений, ухватил из вазы гроздь винограда и принялся обирать ягоды губами. При этом он искоса поглядывал на мальчишку. Интересно, настоящий Элий так же красив? Говорят, он безобразен, весь покрыт шрамами и почти не может ходить.
– Не верю, – тихо сказал Постум.
– И правильно делаешь. Потому что твой отец не предаёт.
– Он предал меня.
– Все не так. Он поручил тебе очень сложное дело – только и всего. Сейчас оно кажется тебе непосильным, но это пройдёт. Ты ничего не знаешь о предательстве. Вот я его предал когда-то. – Гений явно гордился тем, что натворил в прошлом. – Хочешь, расскажу? Нет? – Гений немного растерялся, услышав отказ. – Но ведь это так интересно!
– Совершенно неинтересно.
– А что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал?
– Басню.
– Ты вырос из басен.
– Я хочу басню.
– Ладно, слушай. «Голодная лисица увидела в дупле дерева хлеб и мясо, которые оставили там пастухи. Она влезла в дупло и все съела. Но утроба у неё раздулась, и вылезти она не могла, а только стонала и охала. Другая лисица пробегала мимо и услышала её стоны; подошла она и спросила, в чем дело. А узнав, что случилось, сказала: „Придётся тебе здесь сидеть, пока снова не станешь такою, какой вошла, а тогда нетрудно будет выбраться“. Басня показывает, что трудные обстоятельства со временем сами собой делаются легче»[66]66
Басня 24-го основного эзоповского сборника.
[Закрыть]. Как видишь, это басня как раз про тебя.
– А если бы басня была про медведя, было бы смешнее, – сказал Постум.
Он уже почти успокоился. Да, у него странная жизнь. Но любая замечательная жизнь всегда такая – Местрий Плутарх читал жизнеописания, составленные его знаменитым предком из Херонеи. К примеру, Гай Гракх. Отец Гая умер, когда мальчику не было и года. Его с братом воспитала мать, умная и энергичная дочь Сципиона Африканского. А Постум по ночам беседовал с мамой – почти каждую ночь. И потом, у него есть Гет. А теперь ещё и гений.
Постум был уверен, что его жизнь будет замечательной.
Только бы Крул сдох поскорей. Тогда бы жизнь стала почти сносной.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
