Текст книги "Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII – начала XX века"

Монгольские князья, подобно экстраординарным сборам, могли вводить для своих подданных и экстраординарные повинности. Российский монголовед Борис Яковлевич Владимирцов, посетивший Кобдоский округ в 1908 г., сообщает, что среди местных монголов-дэрбэтов была распространена практика предоставления людей хану для использования в тех или иных целях[383]383
  Владимирцов Б.Я. Отчет о командировке к дэрбэтам Кобдосского округа летом 1908 г. // Владимирцов Б.Я. Работы по истории и этнографии монгольских народов / сост. Г.И. Слесарчук. М.: Восточная литература, 2002. С. 55.


[Закрыть]. Чиновник и ученый-ботаник Вениамин Федорович Ладыгин, спутник П.К. Козлова по экспедиции 1899–1901 гг., упоминает, что аналогичным образом монастыри привлекали окрестных жителей как «даровых» пастухов своих многочисленных стад, сурово взыскивая за потерю или гибель каждого животного[384]384
  Ладыгин В.Ф. Некоторые данные о положении торговли в Ганьсу, Тибете и Монголии, собранные во время экспедиции 1899–1902 гг. // Известия ИРГО. 1902. Т. XXXVIII. С. 457.


[Закрыть].

§ 4. Правовое регулирование экономических отношений

Учитывая слабую развитость торговых и вообще договорных отношений в монгольском обществе, не приходится удивляться, что в большинстве случаев путешественники сообщают о примерах таких отношений, как правило, упоминая о взаимодействии монголов с китайцами.

Более того, анализ сведений русских путешественников XVIII в. о монгольских торговцах[385]385
  См., напр.: Русско-китайские отношения в XVIII веке. Т. II. № 88. С. 213.


[Закрыть] дает основание считать, что маньчжурские власти уже на раннем этапе установления сюзеренитета над Северной Монголией всячески старались ограничивать это направление деятельности своих монгольских вассалов – особенно торговые операции с иностранцами. Так, цинские власти запрещали российским купцам приезжать в Китай без специальных «паспортов», и монгольские правители на основании этого запрета задерживали их в своих владениях, хотя сами же страдали от отсутствия возможности вести с ними торговлю[386]386
  Андриевич В.К. Краткий очерк истории… С. 133. См. также: Кабанова Е.В. Политика российского правительства по отношению к монгольскому и казахскому народам в конце XVII–XVIII вв. // Вестник РУДН. Сер. История России. 2014. № 3. С. 96.


[Закрыть]. Нередко китайские власти вводили в отношении российских торговцев своего рода «экономические санкции» по политическим причинам, и монголы были вынуждены вести себя соответственно. Так, Степан Писарев, канцелярист при посольстве С. Рагузинского, упоминает, что монгольские власти Урги запретили русским купцам вести торговлю, пока не будет решен вопрос между двумя империями о перебежчиках[387]387
  Русско-китайские отношения в XVIII веке. Т. II. Приложение. С. 514.


[Закрыть]. Отсутствие в Монголии развитой торговли подчеркивалось даже неимением механизма взимания торговых сборов и пошлин в монгольских землях: первые такие сборы российские путешественники уплачивали в Калгане[388]388
  Современный город Чжанцзякоу в провинции Хэбэй. Русские и европейские путешественники использовали его монгольское название «Хаалган», что означало «врата», так как именно через него монголы и иностранцы пересекали Великую Китайскую стену и попадали во «внутренний» Китай.


[Закрыть] – непосредственно на границе с китайскими владениями[389]389
  См.: Березницкий С.В. Караванная торговля России… С. 15.


[Закрыть].

Сама торговля, как отмечают путешественники, в Монголии не была развитой, имея в большей степени характер натурального обмена. Монголы предлагали иностранным контрагентам (поначалу лишь китайцам и русским) скот, шкуры диких животных, овчины, кожу, молочные продукты, грибы и проч. Сами же они старались приобрести взамен товары русского и китайского производства: мануфактуру, зерно, водку, табак, плиточный чай и проч.[390]390
  Белевы путешествия… С. 10; Гюк [Э.Р.], Габе [Ж.]. Путешествие через Монголию… С. 21, 48.


[Закрыть] Однако многие из предлагавшихся ими товаров требовались китайским торговцам, тогда как российские регионы, пограничные с Монголией и сами были богаты таковыми[391]391
  Записки о Монголии… Т. I. С. 154–155; Игумнов А.В. Обозрение Монголии. С. 29–30. См. также: Карпенко Е.В. Китайские купеческие организации провинции Шаньси в Сибири и Монголии в период Цинской империи: дис. … канд. ист. наук. Красноярск, 2019. С. 115.


[Закрыть]. Если же монголы привозили свои товары (мясо, дичь, масло и проч.) в пограничные китайские районы, то местные торговцы тут же старались их скупить у «степных простаков» как можно дешевле, чтобы потом втридорога продать соотечественникам[392]392
  См., напр.: Ковалевский Е. Путешествие в Китай. Ч. II. С. 190.


[Закрыть].

Для европейцев, побывавших в Монголии, большой экзотикой являлся кирпичный чай, который они характеризовали как основное платежное средство. Согласно же российским путешественникам, кирпичным чаем, как эквивалентом денег, расплачивались лишь в Урге, причем не только оплачивали товары, но и выдавали жалованье солдатам. Некоторые «дельцы» даже утверждали, что этот хорошо сохраняющийся продукт является более надежным помещением денег, чем стада скота, поскольку животные подвержены голоду, болезням и старению[393]393
  [Реман О.О.]. О монгольском кирпичном чае // Сибирский вестник. 1818. Ч. VIII. С. 7–9. См. также: [Степанов А.П.]. Путешествие в Кяхту из Красноярска. С. 31–32.


[Закрыть]. Неудивительно, что монголы зачастую даже затруднялись определить стоимость своих товаров в денежной форме: как писала А.В. Потанина, «в Монголии не говорят “бык стоит столько-то рублей”, а говорят “бык стоит десять или двенадцать кирпичей чая” или “столько-то кусков нанки” и так далее»[394]394
  Потанина А.В. Из путешествий по Восточной Сибири, Монголии, Тибету и Китаю. М.: Типография Елизаветы Гербек, 1895. С. 76.


[Закрыть].

Анализ сообщений путешественников дает основание полагать, что развитие товарно-денежных отношений в Монголии могло искусственно запрещаться китайскими властями все с той же целью – изоляцией монголов от внешних контактов.

Таможенные пошлины в XVIII – первой половине XIX в. маньчжуры сохраняли за собой, что также полностью вписывалось в систему контроля и ограничения контактов монголов с иностранцами – в том числе и в торговой сфере. Безусловно, монгольским подданным империи Цин это было крайне невыгодно, и они старались использовать любую возможность, чтобы обходить такие запреты. Например, Е.Ф. Тимковский сообщает, что как только сопровождаемая им миссия пересекла границу, монгольские «пограничники» тут же попытались организовать торговлю с ее представителями и продать лошадей; аналогичные попытки предпринимали также один тайджи и один «монгольский помещик», через владения которых проезжала миссия[395]395
  Тимковский Е. Путешествие в Китай… С. 19–20, 190, 191.


[Закрыть]. Его коллега, Михаил Васильевич Ладыженский, сопровождавший очередную духовную миссию в Пекин в 1830–1831 гг., сообщает, что один из монгольских князей получал необходимые ему русские товары через ламу, жившего на границе[396]396
  Ладыженский М.В. Дневник, веденный в Пекине… 1908. № 31–32. С. 19.


[Закрыть].

Ситуация стала существенно меняться во второй половине XIX в., когда деловые отношения в стране стали активно развиваться из-за того, что контроль Цинской империи над Северной Монголией существенно ослаб – как, соответственно, и ограничения в отношении торговли монголов с иностранцами. Ряд городов и местностей на территории Монголии стали настоящими центрами международной торговли. По воспоминаниям М.И. Боголепова и М.Н. Соболева, посетивших Монголию в составе торговой экспедиции в 1910 г., в определенные периоды торговая активность так возрастала, что численность населения в городе на это время увеличивалась вдвое за счет приезжих торговцев, окружающих его своими юртами. При этом предметом торговли становились не только произведенные или привезенные товары, но даже и довольно специфические объекты: так, приезжие «торговцы» собирали в степи аргал и продавали его жителям города, которые в другое время сами его собирали; также в это время возрастало число женщин-монголок, торговавших собой, т. е. занимавшихся проституцией[397]397
  Боголепов М.И., Соболев М.Н. Очерки русско-монгольской торговли. С. 22–23.


[Закрыть].

Особенности правового регулирования экономических отношений в империи Цин в этот период по-прежнему в значительной степени ограничивали свободу купли-продажи[398]398
  См. подробнее: Тагаров Ж.З. Соперничество российского и китайского купечества на рынке Монголии в конце XIX – начале XX века // Россия и Монголия: история, дипломатика, экономика, наука. Иркутск: Байкальский гос. ун-т, 2016. С. 124–126; Dear D.M. Marginal Revolutions: Economies and Economic Knowledge between China, Russia and Mongolia, 1860–1911. PhD. Diss. Cambridge: Harvard University, 2014. Р. 2–3, 86–87, 99.


[Закрыть]. Так, монголы не принимали от российских торговцев и путешественников в качестве оплаты русские серебряные рубли (не говоря уж о бумажных деньгах), а китайцы готовы были их брать, но только в обмен на товары, а не на местные слитки серебра[399]399
  Неслучайно В.Ф. Новицкий по итогам трех своих поездок в Монголию в 1905 г. сообщал, что русским путешественникам требуется запастись как можно большим количеством китайского серебра, несмотря на то, что эти слитки крайне неудобны в обращении (Новицкий В.Ф. По Восточной Монголии. С. 3–4).


[Закрыть]. В результате для покупки лошадей или припасов у монголов членам российских научных и разведочных миссий приходилось покупать у китайцев товары (чаще всего все тот же плиточный чай) и уже их обменивать на необходимые им товары монголов. В отдельных хошунах могли быть установлены и дополнительные ограничения: например, как вспоминал штабс-капитан П.Д. Орлов, в одном из хошунов местный правитель по неизвестной причине запретил своим подданным продавать верблюдов, и они, несмотря на предложение щедрой цены, не осмелились нарушить запрет[400]400
  Топографическое описание пути… С. 20–21.


[Закрыть].

По сообщению иностранцев, которые, как уже отмечалось, в гораздо большем количестве стали посещать Монголию во второй половине XIX в., ассортимент товаров, предлагавшихся местными жителями иностранным торговцам, практически не изменился: это по-прежнему были продукты животноводства и охоты[401]401
  Elias N. Narrative of journey… Р. 113–114; Batz R. de. Voyage en Mongolie. Р. 523–524; Roberts J.H. A flight for life… Р. 81; Garnett W.J. Mongolia from the Commercial Point of View // Journal of the Royal Society of Arts. 1920. Vol. 68. No. 3516. P. 333; David A. Voyage en Mongolie // Bulletin de la Societe de Geographie. Ser. 6. 1975. T. IX. P. 137–138.


[Закрыть]. При этом не только в конце XIX, но и в начале XX в., несмотря на появление в Монголии, наряду с китайскими, также российских, американских, немецких и японских компаний (активизация которых имеет место как раз на рубеже XIX–XX вв.[402]402
  См. подробнее: Григорцевич С.С. Дальневосточная политика империалистических держав в 1906–1917 гг. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1965. С. 195, 201; Болд Р. Независимость и признание… С. 25–33;


[Закрыть]) и, соответственно, усложнения форм расчетов, для монголов привычной все так же оставалась меновая торговля[403]403
  Беннигсен А.П. Несколько данных о современной Монголии. С. 15; Вильгуз С. Торговля в Монголии. С. 296; Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 136. См. также: Дуброва Я.П. Поездка в Монголию… Т. XV. 1884. № 1–2. С. 73. Думается, впрочем, что не следует объяснять меновой характер торговли только «экономической отсталостью» монголов: это была давняя традиция деловых отношений между Россией и Китаем: в частности, со времени открытия русско-китайской торговли в Кяхте в 1728 г. торговля носила исключительно меновой характер, что было зафиксировано специальными Правилами 1800 г., в соответствии с которыми преследовались любые попытки использовать в расчетах золото, серебро и кредитные билеты. Лишь в 1850-е годы эта практика была официально изменена, но, как видим, монголов с их традиционным мышлением эти изменения не коснулись, см.: Единархова Н.Е. Кяхта и кяхтинская торговля (40–60-е гг. XIX в.). Иркутск: Оттиск, 2015. С. 41–44.


[Закрыть]. Денежные расчеты по-прежнему не получали значительного распространения среди монголов. Как отмечал В.Ф. Ладыгин, монголы расплачивались с иностранцами серебром только «по нужде»[404]404
  Ладыгин В.Ф. Некоторые данные о положении торговли… С. 459.


[Закрыть]. Джулиус М. Прайс, побывавший в Монголии в 1891 г., отмечал, что единственными эквивалентами платежных средств в Северной Монголии были шелк и плиточный чай, причем в пересчете не на китайские, а на российские деньги – например, брикет плиточного чая (16 × 8 дюймов) стоил 60 коп., т. е. 1 шиллинг и 6 пенсов и при необходимости мог делиться на более мелкие части стоимостью 6–10 коп.[405]405
  Price J.M. From the Arctic Ocean… Р. 290. См. также: Etherton P.T. Across the roof of the world. Р. 359. Согласно П.Ф. Унтербергеру, «место» кирпичного чая (36 кирпичей) стоило, в частности, в 1872 г. около 18 серебряных руб., см.: Унтербергер [П.Ф.]. Постройка временного госпиталя в Урге (в Монголии), по образцу китайских мазанок, из сырца // ТС. 1873. Т. 86. С. 185.


[Закрыть] Именно поэтому проваливались попытки открытия в Монголии даже на рубеже XIX и XX в. разного рода фирм и банковских учреждений: местные жители не были заинтересованы в банковских операциях, поскольку не пользовались деньгами[406]406
  Larson F.A. Larson Duke of Mongolia. Р. 244.


[Закрыть].

Отпугивала иностранных торговцев и неопределенность в сборе торговых пошлин с ввозимых и вывозимых товаров. Так, Адам Павлович Беннигсен, посетивший Монголию в 1909–1910 гг., описал случай с вывозом из Монголии одним русским торговцем беличьих шкурок: согласно правилам, каждая шкурка облагалась определенной пошлиной, а каждый беличий хвост отдельно, про шкурки же вместе с хвостами правила не было. В результате торговцу пришлось отрезать хвосты от шкурок, оплатить сбор за оба вида товара, а затем… пришить хвосты обратно[407]407
  Беннигсен А.П. Несколько данных о современной Монголии. С. 24.


[Закрыть]!

Тем не менее к началу XX в. в Монголии достаточно активно действовал целый ряд российских фирм, занимавшийся скупкой шерсти и других местных товаров[408]408
  См. подробнее: Чимитдоржиев Ш.Б. Россия и Монголия. С. 113 и след.


[Закрыть]. Стараясь противодействовать российской экономической экспансии, маньчжурские власти периодически издавали запреты о продаже монголам российских товаров, чтобы поддержать собственных торговцев в их экспорте, в том числе в Россию и западные страны[409]409
  Клеменц Д. Краткий отчет о путешествии… С. 266–267; Коростовец И.Я. Китайцы и их цивилизация. С. 251, 265–266; Долбежев Б. Русская торговля в Халхасской Монголии // Сборник консульских донесений. 1907. Вып. IV. С. 293–294, 296; Боголепов М.И., Соболев М.Н. Очерки русско-монгольской торговли. С. 67, 74–75; Вильгуз С. Торговля в Монголии. С. 299; Фланден В. Вывоз сырья из Монголии // Московская торговая экспедиция в Монголию. М.: Типография П.П. Рябушинского, 1912. С. 314–327. См. также: Костров Н.А. Торговые сношения Томской губернии с Монголией. Томск: Типография губернского правления, 1876. С. 3; Дацышен В.Г. Население Западной Монголии… С. 191; Курас Л.В., Кальмина Л.В., Михалев А.В. Капитаны российской восточной политики. С. 22. В результате ограничений со стороны китайских властей правлением Русско-Китайского банка в 1906 г. было принято решение закрыть отделения в Калгане, Урге и Улясутае, см.: Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 82.


[Закрыть].

Путешественники обращали внимание на богатые природные ресурсы Монголии, отмечая при этом, что ни монгольские, ни китайские власти не создавали условия для развития добывающей промышленности. Несмотря на большие залежи золота и серебра, их начали добывать в небольшом количестве лишь к концу XIX в.[410]410
  Larson F.A. Larson Duke of Mongolia. Р. 65–66, 158. См. подробнее: High M.M., Schlesinger J. Rulers and Rascals: The Politics of Gold in Qing Mongolian History // Central Asian Survey. Vol. 29. No. 3. P. 289–304.


[Закрыть] До этого же времени китайцы незаконно вели добычу золота в Монголии. Они получали необходимые продукты питания, топливо и прочее путем грабежа проживавших по соседству монголов, что заставляло местных князей порой принимать решительные меры и задействовать свои войска против китайских грабителей, жестоко карая их[411]411
  Гюк [Э.Р.], Габе [Ж.]. Путешествие через Монголию… С. 15–16.


[Закрыть].

Богатейшие же залежи меди вообще оставались невостребованными, пока в 1897 г. не было положено начало деятельности синдиката по изучению минеральных богатств Монголии, впоследствии получившего название «Акционерное общество рудного дела Тушетухановского и Цеценхановского аймаков в Монголии», более известного как общество «Монголор». Инициатор его создания (а после официального создания в 1900 г. и официальный представитель в Монголии), урожденный бельгиец, барон В.Ю. фон Грот, сумел найти общий язык с маньчжурскими властями и даже стать на некоторое время личным секретарем руководителя внешней политики Цинской империи Ли Хунчжана, удостоившись титула мандарина[412]412
  Согласно шведскому миссионеру и бизнесмену Ф.А. Ларсону, барон де Грот добился концессии, сделав вдовствующей императрице Цы Си, фактической правительнице империи Цин (1861–1908), подарок стоимостью всего в 50 серебряных руб.


[Закрыть]. Общество «Монголор» взяло в концессию обширные месторождения золота и начало их разработку, привлекая в качестве работников более 10 тыс. китайцев. Характерно, что плата за разработку рудников (15 % стоимости добытого золота) шла не монгольским князьям, а непосредственно цинскому правительству[413]413
  Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 92–93. В 1918 г. общество «Монголор» было национализировано в соответствии с декретом СНК РСФСР.


[Закрыть]. Однако, как отмечает Ф.А. Ларсон, несмотря на природные богатства Монголии, ведение бизнеса в ней весьма проблематично. Во-первых, было трудно организовать доставку сырья и продукции из-за отсутствия транспортной инфраструктуры (так, русским предпринимателям не удалось получить разрешения на строительство железной дороги из Сибири через пустыню Гоби до Пекина из-за незаинтересованности монголов в этом проекте), во-вторых, из-за необходимости ввоза рабочей силы из России или Китая[414]414
  Larson F.A. Larson Duke of Mongolia. Р. 246, 254.


[Закрыть].

В последней четверти XIX в. стали предприниматься попытки переселенческой колонизации Монголии российскими подданными. В.Ф. Новицкий упоминает об инициативе кяхтинского предпринимателя И.Н Карнакова, который, разорившись, переселился в пограничные владения Монголии и арендовал у местных властей участок земли и успешно развивал хозяйство. Однако, когда другие жители Троицкосавска и Кяхты предприняли попытки последовать его примеру, они встретили жесткий отпор китайских властей, всегда крайне неблагосклонно реагировавших на колонизацию страны иностранцами. Именно поэтому остальные русские в Монголии (за исключением дипломатов) считались торговцами, формально пребывавшими на ее территории лишь временно[415]415
  Новицкий В.Ф. Военно-географический обзор… С. 12–14. См. также: Попов В. Через Саяны и Монголию. С. 168.


[Закрыть]. При этом небезынтересно отметить, что, несмотря на запреты маньчжурских властей, жители пограничных селений Российской империи, достаточно широко пользовались лесными ресурсами Северной Монголии, оплачивая лишь по 10 коп. с телеги в пользу местных дзаргучи[416]416
  Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 89. См. также: Осокин Г.М. На границе Монголии… С. 250–251, 272–273


[Закрыть], т. е., по сути, давая взятку этим чиновникам, чтобы они закрывали глаза на нарушения цинского законодательства.

Итак, появление в Монголии значительного числа русских (и некоторого количества других иностранных) предпринимателей, которые вели дела совершенно не по таким «диким» правилам, как это делали китайцы, стимулировало самих монголов к деловой деятельности.

Некоторые монгольские князья и наиболее зажиточные простолюдины устанавливали и поддерживали постоянные многолетние связи с иностранными партнерами. Менее состоятельные монголы брали «на реализацию» товары у китайских торговцев и разносили их по домам, зарабатывая на увеличении цены по сравнению с той, которую должны были возвратить хозяевам товара[417]417
  Позднеев А.М. Монголия и монголы… Т. I. С. 278.


[Закрыть]. Интересно отметить, что некоторые монгольские торговцы, приобретя определенный опыт в отношениях с иностранными партнерами, научились получать выгоду, в свою очередь, обманывая своих контрагентов. Так, при торговле шерстью не существовало никаких правил относительно качества шерсти, и покупатели (как китайцы, так и русские) нередко даже не проверяли его. Это позволяло монголам упаковывать в тюки, во-первых, шерсть разного цвета; во-вторых, искусственно увеличивать вес тюков за счет замачивания шерсти или добавления в груз песка[418]418
  Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 138. Нельзя не провести параллель в торговле среднеазиатских продавцов хлопка с русскими, которых они точно также надували, пользуясь отсутствием контроля качества товара, см.: Почекаев Р.Ю. Российский фактор правового развития Средней Азии: 1717–1917 (юридические аспекты фронтирной модернизации). М.: Изд. дом ВШЭ, 2020. С. 285.


[Закрыть].

Большое распространение среди населения торговых центров Монголии получил «частный извоз», которым, как правило, занимались бедные монголы. Они арендовали верблюдов у своих более состоятельных земляков и подряжались доставлять товары в различные торговые пункты вплоть до границ России или Китая[419]419
  Пржевальский Н.М. Монголия и страна Тангутов. С. 23, 24; Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 105; Цыбиков Г.Ц. Буддист-паломник у святынь Тибета // Цыбиков Г.Ц. Избранные труды. Т. 1. Новосибирск: Наука, 1991. С. 38–39. См. также: Единархова Н.Е. Кяхта и кяхтинская торговля… С. 99.


[Закрыть]. Они настолько освоили это дело, что со временем вытеснили русских крестьян, которые ранее осуществляли извоз вплоть до Кобдо[420]420
  Потанин Г.Н. Очерки северо-западной Монголии. Результаты путешествия, исполненного в 1876–1877 годах. Вып. 1: Дневник путешествия и материалы для физической географии и топографии. СПб.: Типография В. Безобразова и K°., 1881. С. 75.


[Закрыть]. А в начале XX в. подобной деятельностью весьма широко стали заниматься также монастыри, обладавшие многочисленными стадами верблюдов[421]421
  Новицкий В.Ф. Военно-географический обзор… С. 96–97.


[Закрыть].

Практика эта была настолько широко распространена, что имелись даже стандартные условия такой аренды: наниматель обязывался уплачивать собственнику за рейс 7–8 лан серебра с одного верблюда (что было не столь уж много, поскольку только за один вьюк извозчик брал с торговцев 14–16 лан), груз одного верблюда не должен был превышать 9 пудов, арендатору вменялось кормить верблюда и присматривать за ним и вернуть хозяину полную стоимость, если животное падет[422]422
  Козлов П.К. Монголия и Кам… С. 58. См. также: Боголепов М.И., Соболев М.Н. Очерки русско-монгольской торговли. С. 50–51; Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 89–90.


[Закрыть]. Аналогичным образом поступали и в отношении сдаваемых в аренду лошадей.

Летом 1904 г. бурятский ученый Цыбен Жамцарано по поручению Русского комитета совершал поездку по Северной Монголии для изучения Средней и Восточной Азии. Он нанял проводника с лошадьми, причем в соглашении были оговорены условия оплаты в случае прибытия в тот или иной населенный пункт[423]423
  Жамцарано Ц. Путевые дневники… С. 123.


[Закрыть]. Американский миссионер Джеймс Гилмор приводит слова монгола, предоставившего ему лошадь: «Ты нанял мою лошадь, я ее привел, вот она. Можешь на ней ездить или нет, все равно ты должен платить»[424]424
  Gilmour J. Adventures in Mongolia. N.Y.: The Religious Tract Society, 1886. Р. 70.


[Закрыть]. Как видим, во второй половине XIX в. монголы стали гораздо лучше ориентироваться в экономических реалиях и обеспечивать защиту своих прав как арендодателей.

В наиболее же бедных районах кто-то занимался ремеслом (среди монголов было немало хороших изготовителей войлоков и веревок, ножей и огнив[425]425
  Ц. Жамцарано упоминает о монгольских изготовителях телег по русскому (казачьему) образцу (Жамцарано Ц. Путевые дневники… С. 101).


[Закрыть]), но из-за неумения торговать не мог соперничать с китайскими конкурентами, которые нередко продавали монголам даже те товары, которые широко производились в самой Монголии. Многие выходцы из хошунов отправлялись в ближайшие города, где нанимались к местным жителям в качестве поденных рабочих[426]426
  Матусовский З. Географическое обозрение Китайской империи. С. 305; Новицкий В.Ф. Путешествие по Монголии… С. 60; Певцов М.В. Путешествия по Китаю и Монголии. С. 120.


[Закрыть].

Таким образом, записки путешественников позволяют сделать вывод, что монголы в течение длительного периода пребывания под китайским правлением сумели усвоить некоторые китайские традиции, в том числе и в экономической сфере, и к рассматриваемому времени в Монголии получили распространение основные виды гражданско-правовых договоров. Впрочем, навыки торговли, равно как и рационального обращения с деньгами, монголы в большинстве своем так и не приобрели, в результате чего очень часто попадали в долговую кабалу к китайским торговцам, постоянно проживавшим в монгольских административных центрах[427]427
  Барабаш Я.Ф. Записка о Монголии. С. 136.


[Закрыть].

Долгое время маньчжурские власти всячески старались воспрепятствовать практике переселения китайцев в Монголию на постоянное жительство[428]428
  Исключение составляла лишь территория бывшего Джунгарского ханства: остатки ее местного населения после разгрома в середине XVIII в. были переселены маньчжурами во Внутреннюю Монголию, а саму эту территорию (получившую название Илийский край) заселили выходцами из Восточного Туркестана, а также китайскими земледельцами, см.: Записки о Монголии… Т. I. С. 151.


[Закрыть]. Лишь в исключительных случаях власти империи позволяли китайцам заниматься земледелием на территории Монголии, тогда как большинство китайцев в монгольских пределах были торговцами, которым запрещалось обзаводиться домами и предписывалось торговать с палаток. Но этот запрет нередко нарушался – даже в крупных городах, таких как Урга, в китайском квартале которой (Маймачене[429]429
  Следует отметить, что хотя в истории русско-китайских и русско-монгольских отношений Маймачен чаще всего понимается как имя собственное – названия «города-близнеца» российской Кяхты, официально это был термин, обозначавший торговую слободу, в которой допускались сделки между подданными империи Цин и иностранными купцами. Такие слободы были устроены в ряде торговых центров, в том числе на территории Северной Монголии (Урга, Кобдо, Улясутай), см.: Кяхта – Маймачен. Прообразы свободных экономических зон в Российской империи: история, современность, перспективы / отв. ред. Л.Б. Жабаева. Улан-Удэ: БГСХА, 2014. С. 81.


[Закрыть]) было большое количество китайских домов и лавок[430]430
  Матусовский З. Географическое обозрение Китайской империи. С. 277; Новицкий В.Ф. Путешествие по Монголии… С. 112; Певцов М.В. Путешествия по Китаю и Монголии. С. 178.


[Закрыть]. В 1870-е годы их количество в Урге достигло такого уровня, что в 1874 г. монгольские церковные иерархи обратились напрямую к императору с прошением о сносе торговых домов и лавок, поскольку они не позволяли проводить священные обряды. Лавки были снесены, однако уже в 1877 г. Лифаньюань затребовал объяснение у ургинских амбаней, на каком основании были предприняты такие действия: торговцы сочли это восстановлением своих прав и тут же вновь построили дома и лавки[431]431
  Позднеев А.М. Монголия и монголы… Т. I. С. 70–71.


[Закрыть].

Однако после поражения России в войне с Японией 1904–1905 гг. китайцы, воспользовавшись ослаблением российских позиций на Дальнем Востоке, начали активно заселять Маньчжурию, а также Монголию и Синьцзян, достаточно свободно получая от маньчжурских администраторов Урги и других центров «установленные билеты»[432]432
  О таких билетах, которые выдавались китайским торговцам хубу («министерством финансов») упоминает еще в 1840-е годы В.П. Васильев, см.: Васильев В.П. Выписки из дневника, веденного в Пекине. С. 193.


[Закрыть], дающие право на пребывание в регионах, в которых им ранее в законодательном порядке было запрещено оседать[433]433
  Новицкий В.Ф. По Восточной Монголии. С. 16; Он же. Военно-географический обзор Восточной Монголии. С. 68–69; Давидов Д.А. Колонизация Маньчжурии и С.-В. Монголии (области Тао-Нань-Фу). Владивосток: Изд. Восточного ин-та, 1911. С. 44; Беннигсен А.П. Несколько данных о современной Монголии. С. 8. См. также: Дроботушенко Е.В., Ланцова Ю.Н. Материалы к истории колонизации Китаем монгольских земель в начале XX в. // Вестник Кемеровского гос. ун-та. 2019. № 21 (4). С. 924–931. Неудивительно, что монголы, опасаясь окончательной ассимиляции в состав империи Цин, стали уступать свои земли в концессию русским по весьма низким ценам, см. Лукоянов И.В. «Не отстать от держав…» Россия на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв. СПб.: Нестор-История, 2008. С. 110.


[Закрыть].

Формальное закрепление права пребывания китайцев в Монголии развязало им руки для еще более многочисленных злоупотреблений при совершении сделок с местными жителями. Китайцы заключали с монголами кабальные кредитные договоры, по истечении сроков которых забирали долг и проценты натурой, т. е. скотом (который потом с выгодой продавали), по крайне низким ценам. Алексей Матвеевич Позднеев вспоминает, что встречал принадлежавшие китайским банкирам стада скота, которые насчитывали десятки тысяч голов (разорившиеся монголы-скотоводы были вынуждены наниматься на работу в китайские лесозаготовительные фирмы в той же Халхе)[434]434
  Позднеев А.М. Монголия и монголы… Т. I. С. 129. См. также: Дуброва Я.П. Поездка в Монголию… Т. XVI. 1885. № 1–3. С. 56–57; Петров А.Е. Дороги из Урги в Калган. С. 195–196; Боголепов М.И., Соболев М.Н. Очерки русско-монгольской торговли. С. 26; Новицкий В.Ф. Путешествие по Монголии… С. 163; Роборовский В.И. Путешествия в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань. Труды экспедиции Русского географического общества по Центральной Азии в 1893–1895 гг. / ред., вступ. ст. и коммент. Б.В. Юсова. М.: ОГИЗ, 1949. С. 177; Карпенко Е.В. Китайские купеческие организации… С. 89.


[Закрыть]. О том, что китайцы стремились лишить монголов права распоряжаться своим скотом, вспоминает и А.П. Беннигсен[435]435
  Беннигсен А.П. Несколько данных о современной Монголии. С. 12.


[Закрыть]. Существовала также практика выкупа долговых обязательств одними китайскими компаниями у других за целые хошуны: спустя год монголы-должники должны были выплатить новому кредитору долг с еще большими процентами[436]436
  Письма Г.Н. Потанина. Изд. 2-е, перераб. и доп. Т. 3 / сост. А.Г. Грумм-Гржимайло, С.Ф. Коваль, Я.Р. Кошелев, Н.Н. Яновский. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1989. № 182. С. 62.


[Закрыть].

Неопытность и доверчивость монголов в экономических отношениях были таковы, что, как отмечал в начале 1860-х годов кяхтинский градоначальник А.И. Деспот-Зенович, посетивший Монголию несколько раз в 1850-е годы, монголы стали понимать, что китайцы их обманывают в торговле лишь после того, как в Монголии появились русские торговцы и стали вести дела честно[437]437
  См.: Маланова А.А. Об установлении дипломатических отношений…


[Закрыть]. Неудивительно, что когда русский купец А. Воробьев попросил у одного из князей разрешение на торговлю с его подданными, тот таковое дал, но, в свою очередь, попросил его вести дела «аккуратнее и не распускать товар зря в долги». При этом, исходя из прежнего опыта, он тут же пообещал торговцу, что в случае неуплаты за товар ему будут выделены два княжеских чиновника, чтобы защитить интересы русского купца и взыскать задолженность с покупателей[438]438
  Воробьев А. Поездка из Урги… С. 238, 241.


[Закрыть].

Впрочем, монгольские правовые и деловые реалии не позволяли вести дела в соответствии с «европейскими стандартами». Иона Михайлович Морозов, участник Московской торговой экспедиции в Монголию в 1910 г., сетовал, что языковой барьер не позволял русским торговцам оформлять с монгольскими контрагентами полноценные договоры[439]439
  Любопытно, что П.Ф. Унтербергер, руководивший строительством госпиталя при российском консульстве в Урге, заключил на поставку материала и строительные работы договор «по образцу принятых у нас», правда, не непосредственно с монголами, а с китайским оптовиком-подрядчиком, см.: Унтербергер [П.Ф.]. Постройка временного госпиталя в Урге… С. 170.


[Закрыть], в результате чего товары раздавались в долг, который фиксировался в торговых книгах, «никакими учреждениями не прошнурованных». Соответственно, не раз возникали недоразумения: монголы обвиняли русских, что они взыскивали с них долги неоднократно, и отказывались платить, что, в свою очередь, вызывало жалобы русских торговцев. Морозов видел выход только в изучении русскими монгольского языка, что позволяло бы им фиксировать долги местных покупателей в понятной им форме – хотя бы на уровне простых расписок[440]440
  Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 120.


[Закрыть].

Китайцы (как торговцы, так и профессиональные ростовщики) одалживали средства и рядовым монголам, и даже хошунным князьям. При этом процент являлся по-настоящему грабительским: согласно сведениям А.А. Баторского, на взятую в долг сумму, в переводе на российские деньги составлявшую 3 руб. серебром, начислялось в год 1 руб. 8 коп., т. е. более 30 %. В случае отсутствия денег должникам разрешалось в течение полугода погасить долг товаром, который купцы принимали по весьма низкой цене. Если же проходило полгода, и должник не выплачивал долг, то он лишался права компенсировать его товаром и должен был вернуть исключительно серебром и уже с совершенно другими процентами: за сумму, аналогичную 1 руб. 80 коп. следовало вернуть уже 3 руб.[441]441
  Баторский А.А. Опыт военно-статистического очерка Монголии. Ч. II. С. 79. См. также: Костров Н.А. Торговые сношения Томской… С. 6–7; Беннигсен А.П. Несколько данных о современной Монголии. С. 15–16; Морозов И.М. К развитию и укреплению торгово-экономического и политического влияния России в Монголии // Московская торговая экспедиция в Монголию. М.: Типография П.П. Рябушинского, 1912. С. 279.


[Закрыть] При этом китайские дельцы никогда не пытались проверить состоятельность потенциального заемщика и одалживали деньги или товары даже нищим беднякам или мошенникам: за долгом они обращались прямо к правителю хошуна, который в случае отсутствия у должника средств собирал уплату долга и процентов со всего хошуна – сам же недобросовестный плательщик подвергался телесному наказанию, а в некоторых случаях и заключению в «острог»[442]442
  Дуброва Я.П. Поездка в Монголию… 1884. Т. XV. № 5–6. С. 29.


[Закрыть]. Британский журналист (и впоследствии политик) М.П. Прайс также отмечал, что князья и представители духовенства выступали как представители монголов-должников соответствующих родоплеменных подразделений перед китайцами-кредиторами: они собирали задолженность с подведомственных им лиц, не забывая, естественно, что-то оставлять и себе. В результате в глазах простых монголов они мало чем отличались от китайских ростовщиков[443]443
  Price M.P. Siberia. London: Methuen & Co. Ltd; N.Y.: George H. Doran Co., 1912. Р. 281. Впрочем, следует учитывать, что этот путешественник, будучи членом лейбористской партии Великобритании, придерживался социалистических взглядов и, как следствие, мог несколько субъективно характеризовать ситуацию.


[Закрыть].

По свидетельствам российских торговцев в Монголии начала XX в., китайские торговцы сопровождали монгольские кочевья в их перемещениях, живя с ними «круглый год одной жизнью», «снабжая всем необходимым и собирая от монгола все, что последний может продать»[444]444
  Попов В.Л. Очерк Московской торговой экспедиции в Монголию // Московская торговая экспедиция в Монголию. М.: Типография П.П. Рябушинского, 1912. С. 62–63. См. также: Карпенко Е.В. Китайские купеческие организации… С. 126.


[Закрыть]. При этом монголам-должникам приходилось продолжать приобретать необходимые товары у своих же кредиторов-китайцев: если монгол обращался к другому продавцу, кредитор мог потребовать от него выплаты всей суммы долга сразу[445]445
  Беннигсен А.П. Несколько данных о современной Монголии. С. 63.


[Закрыть]. Более того, согласно «обычаям делового оборота», монгольский хошун, при котором обосновывался китайский торговец, должен был содержать его за свой счет, предоставляя ему юрту, пропитание (15 баранов в месяц) и проч.[446]446
  Морозов И.М. Из путевого дневника. С. 131.


[Закрыть] Точно так же китайские торговцы обосновывались и при стационарных ставках князей и монастырях. Так, археолог Дмитрий Александрович Клеменц в отчете об очередной своей экспедиции в Монголию в 1895 г. сообщает, что при одном из монастырей в Восточной Монголии, существовавшем около 100 лет, уже в течение 80 лет находились четыре китайские лавки[447]447
  Клеменц Д. Отдельная экскурсия в Восточную Монголию // Известия Императорской Академии наук. 1896. Т. IV. № 1. С. 45.


[Закрыть]. Неудивительно, что китайские торговцы весьма грубо относились к своим монгольским покупателям, порой позволяя себе публично оскорблять и даже бить их, пользуясь тем, что последним не позволялось отвечать китайцам тем же[448]448
  Дуброва Я.П. Поездка в Монголию… Т. XV. 1884. № 1–2. С. 88.


[Закрыть].

Иностранцы отмечают весьма значительное число нарушений в торговой сфере, совершавшихся китайцами в отношении монголов, не сведущих в правилах торговли и смежных сферах. Неопытных в торговле монголов китайские торговцы обмеривали и обвешивали, обменивали на свои товары скот по заниженной цене (поскольку сами монголы не представляли его рыночной стоимости), а чиновники на границе между монгольскими и китайскими землями вынуждали монголов-торговцев платить большие пошлины, хотя официально они в разные периоды либо были небольшими, либо вообще отсутствовали. В результате многие монголы попадали в долговую кабалу к китайским торговцам[449]449
  Гюк [Э.Р.], Габе [Ж.]. Путешествие через Монголию… С. 87–88, 158.


[Закрыть]. Согласно М.П. Прайсу, в начале XX в. целые племена (т. е. родоплеменные подразделения) попадали в экономическую зависимость от китайских торговцев[450]450
  Price M.P. Siberia. Р. 281.


[Закрыть].

Долговая кабала приводила к разорению многих монгольских хозяйств, и заставляла кочевников идти в наемные работники. В этом отношении наиболее тяжело приходилось бывшим пастухам, которые могли выполнять только поденную работу у горожан. В несколько лучшем положении находились ремесленники: среди монголов было немало высокопрофессиональных кожевенников и ювелиров (изготовителей серебряных украшений), чья продукция была весьма востребована у китайцев и иностранных торговцев. Также большой известностью пользовались монгольские плотники, которые были даже более востребованы, чем китайские и всегда имели возможность найти работу[451]451
  Баторский А.А. Опыт военно-статистического очерка Монголии. Ч. II. С. 71, 82, 114.


[Закрыть]. Таким образом, на основании сообщений путешественников можно сделать вывод, что в Монголии конца XIX в. достаточно широкое развитие получили договоры найма и договоры подряда.