Текст книги "Дело Гэлтона"

Глава 7

Я не верю в совпадения. Поэтому бесполезно провел целый час, пытаясь найти связь между тем, что Мария Гэлтон потеряла своего сына, а Питер Каллиган потерял жизнь. Догадка пришла потом, когда я уже перестал об этом думать.

Я листал журнал «Зубило», который дала мне Кэсси Хилдрет. Кто-то по имени Чэд Боллинг был редактором и издателем этого журнала. В журнале было помещено его стихотворение «Элегия на смерть Бикса Бейдербека». В нем говорилось, что неутешные звуки кларнета настолько трогательны, что могут вызволить Эвридику из дымного подвала Плутона. Мне оно понравилось больше, чем «Луна».

Я еще раз прочитал стихотворение Энтони Гэлтона, спрашивая себя, кто была эта Луна, может быть, его жена. И вдруг я догадался. Есть такой город Луна-Бэй на побережье к югу от Сан-Франциско. С того места, где я сидел, в нескольких тысячах футов над полуостровом, я мог бы на него плюнуть. А бывшая жена Каллигана писала о Л.-Бэй в своем письме.

Когда мой самолет приземлился в международном аэропорту, я направился к телефону-автомату. Женщина подписалась миссис Рональд С. Матесон, и письмо было послано из Сан-Матео.

Я вряд ли надеялся, что мне повезет. Ведь прошло столько времени. Но он был в телефонном справочнике: Рональд С. Матесон, Редвуд-Сити, Шервуд-драйв, дом 780. И телефон.

Я не мог понять, кто подошел к телефону, девочка или мальчик. Это был ребенок, довольно маленький:

– Хелло.

– Миссис Матесон дома?

– Минуту, пожалуйста. Мама, тебя к телефону.

Трубку взяла женщина. Голос ее был спокойным, приятным и осторожным.

– Мэриан Матесон у телефона. С кем я разговариваю?

– Моя фамилия Арчер. Вы меня не знаете.

– Совершенно верно, не знаю.

– А вы знали человека по фамилии Каллиган?

Она помолчала.

– Назовите, пожалуйста, имя еще раз. Я не расслышала.

– Каллиган, – сказал я. – Питер Каллиган.

– А что с ним такое?

– А вы знали его?

– Возможно, и знала. Это было очень давно. А может быть, и не знала.

– Давайте не будем зря тратить время. Я могу вам кое-что сообщить о нем, если хотите.

– Нет, не хочу, если это поручил вам сделать Пит Каллиган. – Голос ее стал грубее и решительнее. – Я не хочу о нем ничего знать. Я хочу, чтобы он оставил меня в покое. Передайте ему это.

– Я не могу этого сделать.

– Почему?

– Потому что он умер.

– Умер? – ее голос звучал, как далекое эхо.

– Я расследую его убийство. – Я внезапно решил, что буду этим заниматься. – Хотел бы поговорить с вами в связи с этим.

– Не понимаю почему? Я не имею к этому никакого отношения. Я даже не знала, что его убили.

– Это одна из причин, почему я к вам позвонил.

– А кто его убил?

– Я расскажу вам, когда мы встретимся.

– А кто вам сказал, что мы встретимся?

Я молчал и ждал.

– Где вы сейчас находитесь? – спросила она.

– В аэропорту в Сан-Франциско.

– Думаю, я смогу туда подъехать, если это так нужно. Но не хочу, чтобы вы приезжали ко мне домой. Мой муж…

– Я вас понимаю. Благодарен вам, что согласились со мной встретиться. Я буду в кафе.

– Вы в полицейской форме?

– В данный момент нет. – Вот уже десять лет, как я снял ее, но пусть она думает, что я представитель закона. – На мне серый костюм. Вы меня сразу узнаете. Я буду сидеть у окна, недалеко от выхода.

– Буду через пятнадцать минут. Вы сказали, ваша фамилия Арчер?

– Да, Арчер.

Она приехала через двадцать пять минут. Я провел это время, рассматривая, как большие самолеты кружат над аэропортом, бросая свои длинные тени на взлетные полосы.

Женщина в черном пальто вошла в кафе, остановилась у двери и стала оглядывать огромный зал. Она остановила свой взгляд на мне, подошла к столу, крепко держа свою черную кожаную блестящую сумку, как будто это придавало ей респектабельность. Я встал, чтобы ее приветствовать.

– Миссис Матесон?

Она утвердительно кивнула и быстро села, как бы боясь, что ее увидят. Обычная женщина, прилично одетая. Ей было за сорок. В ее аккуратно причесанных волосах проглядывала седина.

Когда-то она была красивой крупной женщиной. Возможно, она и сейчас была красивой, если бы удачно падал свет и если бы обстоятельства были иными.

– Я не хотела приезжать, но приехала.

– Хотите кофе?

– Спасибо, нет. Сообщайте ваши плохие новости.

Я все рассказал ей, исключая мелочи. Слушая, она крутила на пальце обручальное кольцо.

– Бедный парень, – сказала она, когда я закончил. – А вы не знаете, почему его убили?

– Я надеялся, что вы поможете мне найти ответ на этот вопрос.

– Вы не полицейский?

– Нет, я частный детектив.

– Не понимаю, почему вы приехали ко мне. Мы не живем вместе вот уже пятнадцать лет. Десять лет я его не видела. Он хотел вернуться. Думаю, ему надоело шататься. Но я не согласилась. Я уже была замужем и счастлива в замужестве.

– Когда в последний раз вы что-то о нем слышали?

– Год назад. Он написал мне письмо из Рено, уверял, что разбогател, что сделает для меня все, что захочу, если я вернусь к нему. Пит всегда был мечтателем. Когда мы с ним поженились, я ему верила, верила его мечтам. Но они никогда не осуществлялись. Это было давно, но все это очень грустно.

– А о чем он мечтал?

– О разном. Но все это было пустое. Он мечтал, что откроет сеть ресторанов, где будут подавать блюда всех народов мира. Что он наймет лучших поваров – местных, французских, китайских, армянских. Тогда он был младшим поваром в закусочной на рынке. Потом было время, когда он разработал новую систему, дающую возможность, как он полагал, выиграть на бегах. Он истратил все наши деньги до копейки. Он даже заложил мою мебель. Мне потом пришлось работать всю зиму, чтобы ее выкупить. – В голосе ее чувствовался застарелый гнев, который наконец вышел наружу. – Это была его идея медового месяца: я работала, а он играл на бегах.

– А как вы с ним познакомились?

– Я тоже была мечтательницей. Думала, что смогу поставить его на правильный путь. Что любовь порядочной женщины – это все, что ему нужно. Но я такой не была. Не претендую на это. Но я была лучше его.

– А где вы с ним встретились?

– В Сан-Франциско, в больнице. Я там работала младшей медицинской сестрой, а Пит попал туда со сломанным носом и парой сломанных ребер. Его избили в гангстерской драке.

– Гангстерской драке?

– Это все, что мне известно. Пит сказал, что получился спор в доках. Я сразу должна была понять, кто он такой. Но не поняла. И когда он вышел из больницы, мы продолжали встречаться. Он был молодой, красивый. И, как я уже говорила, я думала, что смогу сделать из него человека. Вышла за него замуж. Это было большой ошибкой.

– А когда это было?

– В 1936 году. Теперь вы знаете мой возраст. Но тогда мне было всего двадцать один год. – Она замолчала и посмотрела мне в лицо. – Не знаю, зачем вам все это рассказываю? Я ни одному человеку не рассказывала о своей жизни. Почему вы меня не остановите?

– Надеюсь, что вы скажете мне что-нибудь такое, что поможет в моем расследовании. А ваш муж был игроком?

– Пожалуйста, не называйте его так. Я вышла замуж за Пита Каллигана, но он не был мне мужем. – Она подняла голову. – Сейчас у меня есть муж. Кстати, я должна торопиться, чтобы приготовить ему обед. – Она стала подниматься со стула.

– Уделите мне еще несколько минут, пожалуйста. Я рассказал вам все, что было мне известно о Питере Каллигане…

– Если бы я стала рассказывать вам все, что мне известно, это заняло бы всю ночь. – Она засмеялась. – Хорошо, еще несколько минут, если вы пообещаете мне, что никто ничего не узнает. Мы с мужем не хотим рекламы. Он на приличной работе, а я занимаюсь общественной работой.

– Никакой рекламы. Он был игрок?

– Насколько мог себе это позволить. Но у него не было денег.

– Эти деньги, которые он получил в Рено, каким образом они ему достались? Он говорил вам?

– Нет, ни слова. Но не думаю, что он их выиграл. Ему никогда не везло.

– Вы храните это его письмо?

– Конечно, нет. Я сожгла его в тот же день, как получила.

– Почему?

– Потому что не хотела, чтобы оно было в доме. Мне казалось, что это грязь, попавшая в мой дом.

– Был Каллиган мошенником или вымогателем?

– Смотря что понимать под этим. – В глазах ее появилась осторожность.

– Он нарушал закон?

– Думаю, все мы иногда нарушаем закон.

– Его когда-нибудь арестовывали?

– Да. В основном за хулиганство в пьяном виде. Ничего серьезного.

– А у него был револьвер?

– Когда я с ним жила, не было. Я бы не позволила ему иметь оружие.

– Но вы обсуждали этот вопрос?

– Я этого не сказала. – Она стала отвечать уклончиво. – Я сказала, что не позволила бы ему иметь револьвер, если бы он этого захотел.

– А вообще, был ли у него когда-нибудь револьвер?

– Не знаю, – ответила она.

Она перестала быть со мной откровенной, у нее не было желания со мной беседовать. И я задал ей вопрос, на который не ждал ответа, надеясь, что по ее реакции мне удастся что-то узнать:

– В своем письме к Каллигану вы упомянули Л.-Бэй. Что там произошло?

Она сжала свои побледневшие губы. Темные глаза её сощурились:

– Не знаю, почему вы спрашиваете об этом. – Она облизала языком верхнюю губу и продолжала: – Что произошло в Л.-Бэй? Я не помню, чтобы я об этом писала.

– Я помню, миссис Матесон. – И процитировал: – «Я могу тоже доставить тебе неприятности. Гораздо большие, чем ты мне. Вспомни Л.-Бэй».

– Если я и писала это, то не помню, что имела в виду.

– Есть такое место, которое называется Луна-Бэй, в двадцати пяти или двадцати милях отсюда.

– Да? – сказала она с глупым выражением лица.

– Вы это знаете. Что там сделал Питер?

– Не помню. Должно быть, какая-нибудь грязная шутка. Он часто шутил со мной таким образом. – Она не умела лгать, как большинство честных людей. – А это важно?

– Мне кажется, что для вас это важно. Вы с Питером жили в Луна-Бэй?

– Если это можно назвать жизнью. Я там работала сиделкой.

– Когда?

– Давно. Не помню, в каком году.

– А у кого вы работали?

– У одних людей. Я не помню их фамилии. – Она наклонилась в мою сторону. Глаза ее впились в мое лицо. – Это письмо с вами?

– Нет, я оставил его там, где нашел, в чемодане Каллигана в доме, где он работал. А почему вы спрашиваете?

– Хочу взять это письмо обратно. Я его писала, и оно принадлежит мне.

– Вы можете поговорить с полицией. Возможно, оно уже у полицейских.

– И они приедут сюда? – Она посмотрела через плечо назад, а потом обвела глазами весь ресторан, как будто ждала, что полицейские вот-вот подойдут к ней.

– Это зависит от того, как скоро они найдут убийцу. Может быть, они его уже поймали. В этом случае они не будут вас беспокоить. Вы не можете представить, кто бы это мог быть, миссис Матесон?

– Не могу. Я не видела Питера десять лет. Я уже говорила вам.

– Так что же произошло в Луна-Бэй?

– Смените пластинку. Если что-то и произошло, я не помню. Это произошло между мной и Питером. Никого другого это не касается. Понятно?

Ее голос и внешность изменились. Она как бы перешла в более низкий слой общества и стала жестче. Схватив сумку, прижала ее к груди. Эта была хорошая сумка, красивой формы, из настоящей змеиной кожи. На фоне сумки руки казались грубыми, косточки на пальцах вздулись, кожа была сухой от долголетней работы.

Она подняла глаза. И я увидел в них страх. Она меня боялась. Но уйти она тоже боялась.

– Миссис Матесон, сегодня убили Питера Каллигана…

– И вы считаете, что я должна надеть траурные одежды?

– Считаю, что вы должны сообщить мне все, что может быть связано с его смертью.

– Я вам уже все рассказала. Вы должны оставить меня в покое. Вы не сможете сделать так, что я буду замешана в убийстве. В любом убийстве.

– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Энтони Гэлтон?

– Нет.

– А о Джоне Брауне?

– Тоже нет.

Горечь отразилась на ее лице. Она собралась с силами и ушла от меня и от своих страхов.

Глава 8

Я пошел к телефону-автомату и стал искать в телефонном справочнике фамилию Чэда Боллинга. Я не надеялся найти его, ведь прошло более двадцати лет. Но мне все еще везло. Я нашел его адрес, телефон и позвонил ему.

Трубку взяла женщина:

– Резиденция Боллинга.

– Мистер Боллинг свободен?

– Свободен для чего? – спросила она резко.

– Речь идет о публикации в журнале стихотворения. Моя фамилия Арчер, – добавил я, стараясь говорить, как богатый издатель.

– Ясно, – голос ее подобрел. – Я не знаю, где находится Чэд в настоящий момент. И боюсь, что он не приедет домой обедать. Но знаю, что вечером он будет в «Слушающем ухе».

– В «Слушающем ухе»?

– Это ночной клуб. Чэд должен читать там лекцию. Если вы интересуетесь поэзией, вам будет интересно послушать.

– А когда это будет?

– Кажется, в десять.

Я взял напрокат машину и поехал по берегу бухты в город. Там запарковал машину на центральной площади под названием Юнион-сквер. Над освещенными башнями отелей небо превратилось из серого в темно-синее. Сырая прохлада стала надвигаться со стороны моря: я это почувствовал, несмотря на одежду. Даже цветные фонари, горящие вокруг площади, казалось, выделяли прохладу.

Купив пинту виски, чтобы согреться, я снял номер в отеле «Солсбери», расположенном на маленькой боковой улочке, где я всегда останавливался, когда бывал в Сан-Франциско. Дежурный в отеле был новым. Они часто меняются. Этот был пожилым, уставшим человеком, движущимся к могиле. Лицо его было бледным, взгляд потухшим. Он неохотно протянул мне ключ от номера:

– У вас нет багажа, сэр?

Я показал ему бутылку виски в бумажном пакете. Он даже не улыбнулся.

– У меня украли машину.

– Это плохо. – Он смотрел на меня недоверчиво, даже подозрительно, сквозь свое старинное пенсне. – Боюсь, вам придется заплатить за номер заранее.

– Хорошо. – Я протянул ему пять долларов и попросил дать мне чек.

Служащий отеля, поднимавший меня вверх на старого типа открытом лифте с железной решеткой, поднимал меня на этом лифте раз двадцать, не меньше. Мы пожали друг другу руки. Его рука была скрюченной артритом.

– Как дела, Кони?

– Прекрасно, мистер Арчер, прекрасно. Я сейчас пью новое лекарство – фенилбута… дальше не помню. Оно мне очень помогает.

Он вышел из лифта и сделал что-то вроде пируэта в подтверждение своих слов. Когда-то он танцевал в балете. Он протанцевал вместе со мной вдоль коридора до моего номера.

– Что привело вас в город? – спросил он, когда мы вошли в номер. Для жителей Сан-Франциско существовал всего один город в мире.

– Прилетел сюда немного поразвлечься.

– Я думал, что мировой центр развлечений – это Голливуд.

– Хочется разнообразия, – ответил я. – Вы что-нибудь слышали о новом клубе под названием «Слушающее ухо»?

– Да, но это не для вас. – Он покачал своей седой головой. – Надеюсь, вы прилетели сюда не для того, чтобы там побывать.

– А что с этим клубом?

– Да ничего. Это какой-то подвальчик для любителей культуры. Что-то вроде бистро, где люди собираются, чтобы послушать, как читают стихи под музыку. Это не в вашем духе.

– Вкусы меняются. Теперь я интересуюсь более высокими материями.

Он широко улыбнулся, показав мне все свои оставшиеся зубы.

– Старика не обманешь, – сказал он.

– Вам знакомо такое имя – Чэд Боллинг?

– Конечно. Он повсюду себя рекламирует. – Кони с беспокойством на меня посмотрел. – Вы действительно заинтересовались поэзией, мистер Арчер? Я имею в виду ту, которую читают под музыку?

– Я всегда мечтал о чем-нибудь высоком. Например, о хорошей французской кухне по доступной цене. Поэтому я взял такси и поехал в ресторан «Риц – собака породы пудель», где готовили французские блюда. Я хорошо пообедал. Когда закончил есть, было около десяти.

«Слушающее ухо» освещалось темно-синими фонарями. Оркестр играл «Синюю рапсодию». Он состоял из пианиста, контрабаса, трубы и множества барабанов. Музыка казалась очень современной. Я не взял с собой логарифмическую линейку, но и на глаз было видно, что музыканты сыгрались. Время от времени они кивали друг другу и улыбались, как менестрели, летающие ночью в безвоздушном пространстве.

Пианист, казалось, был у них главным. Он улыбался чаще других и, когда мелодия заканчивалась, принимал аплодисменты публики более снисходительно, чем другие. Потом он вдруг снова склонялся над клавишами, напоминая сумасшедшего ученого.

Официантка, которая принесла мне виски с водой, покачивая бедрами, могла бы работать в любом ночном клубе. Однако публика, присутствовавшая здесь, отличалась от публики ночных клубов. Большинство составляла молодежь с серьезными лицами. Многие девушки были коротко подстрижены и время от времени проводили пальцами, как расческой, по своим прямым волосам. Волосы большинства юношей были длиннее, чем у девушек, но они реже, чем девушки, расчесывали их своими пальцами. Вместо этого гладили свои бороды.

Еще мелодия, сыгранная оркестром, не имела особого успеха. В зале зажегся свет. Сквозь синюю занавесь в задней части зала вышел худощавый мужчина средних лет. Пианист протянул ему руку и помог разместиться на сцене вместе с оркестром. Аудитория зааплодировала. Худощавый мужчина поклонился, опустив подбородок на черную бабочку, красовавшуюся на его рубашке вместо галстука. Аплодисменты усилились.

– Представляю вам мистера Чэда Боллинга, – произнес пианист, – магистра всех искусств, певца песен, которые стоит петь, художника, рисующего картины, которые стоит рисовать, писателя мистера Чэда Боллинга!

Аплодисменты продолжались еще некоторое время. Поэт поднял руку, как бы благословляя аудиторию, и аплодисменты прекратились.

– Спасибо, друзья, – сказал он. – С помощью моего молодого талантливого друга Фингерса Донато я хочу представить на ваш суд сегодня, если мне позволят голосовые связки, мою последнюю поэму. – Рот его скривился. Он как бы насмехался над собой. – Это не печеночный паштет, а кое-что посложнее.

Он помолчал. Музыкальные инструменты стали издавать какие-то тихие звуки. Боллинг достал из внутреннего кармана пиджака свернутую рукопись и развернул ее.

– "Смерть – это табу", – сказал он и начал напевать хриплым призывным голосом, напомнившим мне зазывал на карнавалах. Боллинг пел, что под утро он сидел в аллее пьяниц, где ангелы пьют консервированное тепло, и слушал музыку. Вдруг он услышал шаги. Кажется, к нему подошла девушка и спросила его, что он делает в этой долине смерти. Девушка сказала ему, что смерть – это последний шанс, и пригласила его к себе домой в свою постель.

Он сказал, что секс – это последний шанс, и оказался не прав. Он услышал, что трубит рог. Девушка исчезла, как призрак. А он остался ни с чем в этой темной аллее.

Пока ударник и контрабасист содрогали крышу помещения, в котором находился ночной клуб, Боллинг тоже усилил свой голос и стал петь во всю мочь. Он пел, как искал эту девушку где только возможно, перечисляя множество улиц и площадей Сан-Франциско, и, наконец, нашел своего сфинкса возле рынка, где она поглощала спиртное. Они напились и стали танцевать до упаду на золотом асфальте.

В конце концов девушка упала на свою кровать, и они стали наслаждаться любовью. «Я уношусь к звездам», – сказала девушка. И он стал пить концентрированный адский нектар, целуя ее в губы. Все это продолжалось довольно долго, пока музыка завывала и подхихикивала. И вот девушке удалось его убедить, что смерть – это последний шанс. Я не знаю, что она имела в виду. Но она знала, потому что, оказывается, была мертвой. «До свиданья, мистер», – сказала она ему. Или он сказал, что она ему так сказала. «До свиданья, сестренка», – ответил он.

Аудитория молчала, не будучи уверенной, закончил он свои излияния или еще нет. Потом послышались бурные аплодисменты, сопровождаемые возгласами «браво». Боллинг стоял, поджав губы, поглощая овации, как малыш, сосущий сладкую воду через соломинку. Нижняя часть его лица показывала, что он получает удовольствие. Но глаза были удивленными. Его рот растянулся в клоунскую улыбку.

– Спасибо, котятки. Я рад, что вы поняли меня. А теперь послушайте следующее.

Он прочел стихотворение о семи бедных заблудших душах, потом о безбородых чудаках из сумасшедшего дома, которые собирались стать гуру и проповедовать новую правду жизни. Тут я уже больше не мог слушать, отключился и стал ждать, когда же все это кончится. Ждать пришлось долго. После чтения поэм наступила раздача автографов, ответы на вопросы, приглашения к столикам, чтобы вместе выпить.

Была уже почти полночь, когда Боллинг распрощался со своими поклонниками и направился к двери. Я встал и пошел за ним. Крупная девица с голодными глазами появилась между нами. Она взяла Боллинга за руку и начала что-то говорить ему в ухо, немного наклонившись, потому что она была выше его.

Он отрицательно покачал головой:

– Извини, детка, я женат. И потом я значительно старше тебя, я мог бы быть твоим отцом.

– Годы ничего не значат, – ответила она. – Женская мудрость не имеет возраста.

– Вот и докажи это, дорогая.

Он освободил руку, которую она держала. Трагически сжимая на груди широкий черный свитер, она спросила:

– Ведь я некрасивая, правда?

– Ты красавица. Греческие моряки с удовольствием пригласили бы тебя разбить бутылку шампанского о корабль, спущенный в воду. Свяжись с ними.

Он погладил ее по голове и вышел. Я нагнал его на тротуаре, когда он останавливал такси.

– Мистер Боллинг, у вас есть минутка времени?

– Это зависит от того, зачем это вам.

– Хочу выпить с вами и задать несколько вопросов.

– Я достаточно выпил. Уже поздно. Я очень устал. Почему бы вам не написать мне письмо? Напишите.

– Я не умею писать.

– Хотите сказать, что вы не непризнанный литературный гений? – обрадовался он. – Я думал, что все люди – литераторы.

– Я детектив. Ищу одного человека. Вы могли его знать.

Такси появилось из-за угла и остановилось у тротуара. Он попросил водителя подождать.

– А как его зовут?

– Джон Браун.

– О, я прекрасно его знал. Это было в Харперс-Ферри. Я старше, чем выгляжу. – Он автоматически продолжал паясничать, оценивая меня.

– В 1936 году вы опубликовали его стихотворение в журнале «Зубило».

– Мне очень жаль, что вы подняли этот вопрос. Это ужасное название для журнала. Поэтому он и закрылся.

– Стихотворение называлось «Луна».

– Боюсь, я все забыл. С тех пор утекло много воды. Я знал Джона Брауна в тридцатых годах. Что с ним произошло?

– Именно это я и пытаюсь узнать.

– Хорошо. Я выпью с вами, но только не в «Ухе», хорошо? Я устал от всего этого.

Боллинг отпустил такси, и мы прошли футов шестьдесят до ближайшего бара. Пара старушек, сидевших на двух высоких стульях в центре бара, уставилась на нас, когда мы вошли. В баре больше никого не было, кроме коматозного бармена. Он долго вставал со своего стула, чтобы налить нам пару стаканов.

Мы сели в одном из кабинетов, и я показал Боллингу фотографии Тони Гэлтона.

– Вы узнаете его?

– Кажется, узнаю. Мы с ним одно время переписывались, но виделись всего раз или два. Два раза. Он приезжал к нам, когда мы жили в Сосалито. А потом в одно воскресенье, когда я проезжал по побережью в районе Луна-Бэй, заехал к ним.

– Они жили в Луна-Бэй?

– В нескольких милях от города, в старом доме на берегу океана. Я потратил много времени, чтобы найти их, несмотря на то, что Браун рассказал мне, как к нему проехать. Я вспомнил, он просил меня никому не говорить, где он живет. Он только мне дал свой адрес. Не знаю, почему он выделил меня. Ему очень хотелось, чтобы я побывал у него и увидел его сына. Возможно, он в какой-то степени относился ко мне как к отцу, хотя я был немногим его старше.

– У него был сын?

– Да, у них был маленький ребенок. Он только что родился. Отец обожал маленького Джона. Они были довольно трогательной семьей.

Боллинг говорил мягко. Вдали от толпы и музыки это был совсем другой человек. Как все актеры, он перед публикой был одним, а в личной жизни совсем другим. Обе стороны его натуры были притворством, но он мне больше нравился в личной беседе.

– Вы видели его жену?

– А как же! Она сидела на крыльце с ребенком на руках, когда я приехал. Она кормила его грудью. У нее были прекрасные белые груди, и она совершенно не стеснялась, что я видел, как она кормит ребенка. Все это прекрасно выглядело на фоне океана. Я попытался написать об этом стихотворение, но у меня ничего не получилось. В общем-то я ее совершенно не знал.

– А как она выглядела?

– Очень привлекательная, я бы сказал, на вид. Она почти не разговаривала. Откровенно говоря, она просто коверкала английский язык. Думаю, она привлекала Брауна своим невежеством. Я знал молодых писателей и художников, которые влюблялись именно в таких женщин. Сам в молодости был таким, когда переживал предфрейдовский период. – Он косо улыбнулся. – Это означает – до того, как научился анализировать.

– А вы помните, как ее звали?

– Миссис Браун? Как ее звали? – Он отрицательно покачал головой. – Извините. В поэме я называл ее Стелла Марис – звезда моря. Но это вам не может помочь, ведь так?

– А вы не можете мне сказать, в какое время вы там были? Должно быть, в конце 1936 года?

– Да, где-то около Рождества. До Рождества. Я привез ребенку погремушки. Браун был очень доволен. – Боллинг взялся за подбородок и потянул его вниз, удлиняя свое лицо. – Странно, но после этого я о нем ничего не слышал.

– А вы пытались с ним еще увидеться?

– Нет, не пытался. Он мог решить, что я не хочу с ним общаться. Возможно, это так и было. Хотя сам я этого не понимал. Кругом полно было молодых писателей, трудно общаться со всеми. Я занимался в то время интересной работой, и многие из них приходили ко мне. Откровенно говоря, я не вспоминал о Брауне до сегодняшнего дня. Он все еще живет на побережье?

– Я не знаю. А чем он занимался в Луна-Бэй, он не говорил вам?

– Пытался написать роман. Он вроде бы не работал, и я не могу себе представить, на что они жили. Но нельзя сказать, что у них совсем не было денег. У них была няня, которая ухаживала за ребенком и за матерью.

– Няня?

– Думаю, это была, скорее, сиделка. Молодая девушка, обслуживающая больных, и все такое прочее, – добавил он неопределенно.

– А вы помните, как она выглядела?

– Я помню ее великолепные глаза. Живые черные глаза, не спускавшие с меня взгляда. Не думаю, что она одобряла литераторов.

– А вы с ней разговаривали?

– Возможно, разговаривал. У меня было впечатление, что она единственный здравомыслящий человек в этом доме. Браун и его жена, казалось, жили в заоблачном мире.

– Что вы имеете в виду?

– Они были далеки от обычной жизни. Я их не критикую за это. Я тоже так когда-то жил. Бог его знает, может быть, я и сейчас так живу. – Он улыбнулся мне своей клоунской улыбкой. – Нельзя стать Гамлетом, не потеряв своего Я. Но не будем обо мне.

– Вернемся к сиделке. Вы не можете вспомнить ее имя?

– Не смогу. Уверен.

– А если я назову вам, вспомните?

– Сомневаюсь. Но давайте попробуем.

– Мэриан Каллиган, – сказал я. – К-а-л-л-и-г-а-н.

– Оно мне ничего не напоминает. Извините. Боллинг допил свой коктейль и осмотрелся вокруг, как будто бы ожидал, что сейчас что-то произойдет. А я подумал: то, что должно было произойти с этим человеком, в основном уже произошло. Выражение его лица менялось, как будто бы он менял маски. Но под этими масками, я видел, он был смущен.

– Давайте еще выпьем, – сказал он. – Теперь плачу я. У меня полно денег. Я сейчас хорошо заработал в «Ухе». – Но даже это его практичное высказывание звучало фальшиво.

Пока я расталкивал бармена, Боллинг рассматривал фотографии, которые я оставил на столе.

– Приятный мальчик, этот Джон. Это действительно он. Возможно, был талантлив. Но не от мира сего, совершенно точно – не от мира сего. Откуда у него деньги на лошадь и на теннис?

– Он из очень богатой семьи.

– Боже праведный, не говорите мне, что он пропавший наследник! Поэтому вы и разыскиваете его?

– Именно поэтому.

– Долго же они ждали!

– Вы правы. А вы не можете мне рассказать, как добраться до дома, где жили Брауны, когда вы были у них в гостях?

– Боюсь, рассказать не смогу. Но проводить могу.

– Когда?

– Завтра утром, если вас это устроит?

– Вы очень любезны. Спасибо.

– Не за что. Мне нравился Джон Браун. И потом, я не был в Луна-Бэй несметное количество лет. Может быть, это посещение вернет мне молодость.

– Может быть, – сказал я, а про себя подумал, что вряд ли.

Он тоже этому не верил.