Электронная библиотека » Рози Томас » » онлайн чтение - страница 17

Текст книги "Дверь в никуда"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 20:29


Автор книги: Рози Томас


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Я не знаю, что мне делать, – прошептала она, – я не знаю, что делать…

Глава 7

Тибби на оставшееся ей время переехала в хоспис, решив там встретить свою смерть.

Когда Энни пошла туда навестить свою мать, ее поразило, насколько хоспис отличался от большого госпиталя, где лечили ее саму. Комнаты и коридоры устланы пушистыми коврами, на стенах, покрашенных в спокойные светлые тона, веселые пейзажи и миниатюры, холлы для отдыха обставлены мягкой мебелью, нигде не витал удушливый запах лекарств, и даже одежда у персонала была пошита без всякого намека на больничную униформу. Тибби выглядела счастливой.

– Совсем, как дома, – улыбнувшись сказала она, – и никаких обязанностей.

Лицо у нее было светлое и довольное, но в глубоком, оббитом ситцем кресле, которое ей подвинула Энни, она казалась совсем старенькой, беззащитной и хрупкой.

– Здесь так красиво и уютно. Уверена, тебе тут будет хорошо, – энергично сказала Энни.

В том, как протекала болезнь матери, не оставалось никаких сомнений. Опухоль нельзя было оперировать, и хотя заключения докторов еще были очень осторожными, все-таки уже поговаривали о том, что ей остались недели, в лучшем случае месяцы. Тибби точно знала, что с ней произошло, и приняла весть об этом с тихим печальным мужеством. В хосписе делали все, чтобы помочь ей почувствовать себя максимально удобно, дать возможность спокойно и беспечально провести остатки дней.

– Когда ты собираешься вернуться домой? – спросила Энни. Врачи им сказали, что немного позже Тибби сможет решить, остаться в хосписе или вернуться в собственный дом.

– О, дорогая, не знаю. Здесь, конечно, очень мило. Но я чувствую себя страшной лентяйкой. Я еще кое на что гожусь и боюсь, что Джиму трудно управляться по дому. К тому же я очень беспокоюсь – все время думаю о саде. Ты же знаешь, там – розы.

Энни подумала о зеленых лужайках, старых яблонях и махровых ворсистых бутонах на розовых кустах, разросшихся над оградой. Мать любила уже в марте начинать весенние работы в саду: убирать прошлогоднюю листву, делать первые подкормки, подрезать свои розы. Было похоже, что в этом году ей уже не доведется увидеть буйство розовых, белых и золотистых цветов, насладиться их тонким ароматом и пол: любоваться на красочный цветочный ковер летним вечером из окна кухни, как она обычно делала раньше. Энни взглянула на свои руки, потом повернула их вверх ладонями, как будто желая увидеть там что-нибудь важное.

– Не беспокойся ни о чем, – наконец, догадалась она, что сказать. Отец прекрасно управляется с домашними делами и совсем не устает. Я была у вас вчера: чистота и порядок, как обычно. Если хочешь, я сама займусь твоими розами. Ты мне скажешь, что и как надо делать, а я постараюсь выполнить все как можно лучше. Да и Мартин поможет.

«Снова два диалога, – подумала Энни. – Вот мы обе сидим тут, разговариваем о розах, о порядке в доме, а думаем совсем о другом. Почему мать должна умереть? Почему Тибби? И почему сейчас? Ведь есть же сотни, тысячи других вещей, о которых нужно поговорить».

Энни торопливо заговорила:

– Тибби, я хочу…

Но мать взяла ее за руку, легонько пожала и положила ей на колени. Это было более чем ясное указание остановиться, как если бы мать сказала:

– Я не хочу говорить об этом. Не сердись, хорошо? – А вслух Тибби задумчиво сказала:

– Ну… возможно, я останусь тут еще на недельку. А потом, думаю можно будет и домой вернуться.

– Хорошо, – уступила Энни. – Ты, конечно, можешь вернуться домой, когда захочешь.

Они еще немного посидели в этой уютной комнате, продолжая неторопливый разговор о будничных делах.

Больше, чем обо всем остальном, Тибби хотелось говорить о своих внуках. Она даже подалась вперед в своем кресле, желая услышать даже мельчайшие подробности их жизни. Томас только что вступил в местную организацию бойскаутов, и Энни описывала, как накануне вечером он отправлялся на свое первое собрание в новенькой зеленой форме блистательный и полный гордости.

Тибби кивнула и улыбнулась:

– Они оба так быстро взрослеют.

«Она увидела, как ты стала взрослой. Увидела своих внуков».

Энни как будто услышала слова Стива, пытаясь понять, какие чувства скрываются за улыбкой матери. Ей снова припомнился тот слепой ужас, который она испытала, когда подумала о своей возможной смерти. Но еще более ясно она вспомнила обиду и горечь от того, что так много приходится оставлять незаконченным. Неужели и мать сейчас тоже испытывает нечто подобное? А когда Тибби оглядывает эту солнечную, уютную комнату, с ее ситцевыми обоями и легким запахом мебельного лака, чувствует ли она, как прекрасно все вокруг?

Мать казалась меньше и слабее, чем прежде, но ее волосы были все также тщательно уложены в прическу, и на ней была ее аккуратная скромная одежда. Это была все та же Тибби. И все-таки, несмотря на всю близость, которая так верила Тибби, существовала между ними, сейчас ей никак не удавалось понять, в чем мать нуждается и что она чувствует.

Они вели спокойную, легкую беседу, о саде, о том, как растут дети, но Энни казалось, что ни она, ни мать не слышат ни слова из того, что сами говорят.

Ей хотелось крикнуть матери: НЕ УХОДИ! ТЫ НУЖНА НАМ! ВСЕМ НАМ! ПОГОВОРИ СО МНОЙ О ЧЕМ-НИБУДЬ ВАЖНОМ!

– …Но, за ту цену, по которой сейчас продают черенки, – Тибби вздохнула, – разве можно сделать что-нибудь хорошо и вырастить что-то приличное?

– Конечно. К тому же у меня, к сожалению, у меня никогда не было твоей сноровки в обрезании кустов…

Тибби опять подалась вперед в своем кресле и коснулась руки дочери.

– Дорогая моя, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Мне кажется, ты выглядишь немного уставшей.

«Я влюбилась, Тибби… В случайного знакомого. И я бы побежала к нему прямо отсюда, если бы могла… Если бы я только могла…»

– Нет, у меня все нормально. Врачи говорят, что еще понадобится некоторое время, прежде чем я совсем поправлюсь. Но все идет отлично.

«Конечно. Я тоже поступаю, как мать. Обо всем я не рассказываю ни ей, ни даже Мартину… Только Стиву. И он слышит даже то, о чем я молчу. Боже, как я хочу пойти к нему сейчас!»

Энни улыбнулась матери, чувствуя, что они обе близки к тому, чтобы расплакаться.

– Мне нужно идти, мамочка.

– Конечно, конечно. Томас приходит в четыре часа, не так ли?

Когда Тибби протянула ей свою руку, Энни заметила, как болтается сапфировое обручальное кольцо на истончившемся пальце матери. Тибби инстинктивно вернула кольцо на место уже привычным движением большого пальца. Энни склонилась к ней и поцеловала в щеку, ощутив непривычный запах лака для волос, исходивший от материнской головы. Мать стала использовать его, чтобы сохранить прежний стиль, потому что волосы у нее поредели.

– Я приду к тебе завтра…

– Ты бы могла взять с собой Томаса и Бенджи?

– Они тебя не очень утомят? Меня они совершенно выматывают.

– Я бы хотела с ними повидаться…

«Сколько раз ты еще сможешь повидать своих внуков?»

– Конечно, я приду с ними. До свидания, любимая моя. Хорошего тебе сна.

Энни помогла матери сесть поудобнее среди ее подушек и, идя к выходу, все время чувствовала спиной взгляд Тибби, ее глаза, жадно глядящие ей вслед, и кажется, видящие насквозь ее прошлое и будущее, сокрытое для дочери.

Энни ехала домой и всю дорогу старалась удержать слезы, застывшие в глазах.

Вечером того же дня Мартин и Энни отправились в супермаркет, чтобы сделать запас необходимых продуктов на месяц вперед. Как обычно, они поехали в магазин, оставив мальчиков под присмотром Эдри.

Со времени возвращения Энни они впервые поехали вместе. Машина двигалась по улице в потоке других автомобилей, и Энни, сидя на переднем сидении, смотрела в окно на мелькающие мимо витрины магазинов. Мартин изредка бросал на нее взгляды, хмурясь из-за молчания, разделявшего их. Наконец, они подъехали к огромному зданию супермаркета, и Мартин припарковался среди длинного ряда других автомобилей. Вдвоем они пошли по выбитому тротуару ко входу магазина. Везде здесь были грязные лужи, мусор, старые проволочные сетки для покупок и даже воздух казался пыльным, пропитанным дизельными выхлопами и жирным луковичным запахом из гамбургерной возле двери магазина.

Энни очень устала, у нее внезапно так отекли ноги, что она даже засомневалась, сможет ли выдержать длительную ходьбу по заполненным людьми переходам и отделам. Мартин ускорил свои шаги, и ей пришлось торопиться, чтобы от него не отстать.

– Не иди так быстро, – попросила она, но муж, не обернувшись и не замедляя шагов, огрызнулся:

– Прекрати, необходимо поторапливаться! – Энни понимала, что он раздражен, но от обиды она сама разозлилась так, что даже забыла об усталости.

– И ЭТО ВСЕ? – подумала она. – ВСЕ, ЧТО Я СТАРАЮСЬ СОХРАНИТЬ?

Перед ними открылась автоматическая дверь, загорелся неоновый свет. Мартин вытянул проволочную тележку и с ужасным грохотом покатил ее за собой.

Не разговаривая друг с другом, Мартин и Энни прошли в самый конец переполненного людьми торгового зала и двинулись назад вдоль полок с товарами.

Сильный свет из-под потолка резал Энни глаза, а перед нею всеми цветами радуги переливались бесконечные ряды банок и коробок. Продвигаясь вдоль прилавка, Энни шептала про себя, как будто молилась: «яйца… масло… йогурт… сыр… любовь… долг… привычка… уважение». Мартин двигался с противоположной стороны прилавка, и ей были видны упрямый наклон головы и прямая линия сердито сжатого рта. Внезапно, словно жаром расплавленного металла, женщину обожгла ненависть к мужу. Энни повернулась к нему спиной, невидяще уставившись на полку с товарами, на которой голубые, оранжевые, красные пакеты рекламированных плакатов назойливо выкрикивали свои просьбы купить их. С лицом, все еще полыхающим от гнева, Энни взяла с полки банку с консервированной кашей. Потом в тележку последовала одна такая же банка, а вслед за кашей Энни положила коробку сахарного драже, которого давно требовал Бен.

Фруктовый сок, пахта, определенный порядок, обязанности сегодня, завтра, бесконечно. Пробираясь сквозь пелену охватившего ее гнева, Энни пыталась вызвать в себе чувство уверенности, которое было у нее под завалившими ее камнями. Тогда она была убеждена, что жизнь ее с устоявшимся бытом и неизменным укладом имеет огромную ценность. Теперь эта уверенность исчезла. Сейчас в этом ужасном супермаркете, переполненном уставшими после работы людьми, она чувствовала себя, как весь ее образ жизни внезапно рушится, а она стоит среди его обломков, не имея возможности освободиться, как и тогда под руинами магазина, накануне Рождества.

Мартин обернулся к жене, держа в руках банки с консервами, и увидел ее лицо. Энни понимала, что ее вид только сильнее взбесит его.

– Пойдем, – сердито проговорил он, – я не собираюсь провести тут всю ночь.

Она резко двинулась вперед и опять, не глядя друг на друга, они пошли, каждый по своей стороне прохода, разделенные другими покупателями, озабоченно толкающими перед собой тележки с товарами. В дальнем конце магазина Энни с мужем развернулись и пошли в обратном направлении с одной стороны стеллажей. Но Энни шла медленнее и Мартин нечаянно наехал своей тележкой, тяжело нагруженной покупками, на пятку жены. Боль была настолько острой, что у Энни из глаз брызнули слезы.

– Извини, – произнес Мартин, все также не глядя в ее сторону.

Боль отступила также быстро, как и появилась, но обида и гнев Энни от этого, похоже, только усилились. Ей пришлось крепко сжать кулаки, чтобы удержать свое страстное желание изо всей силы хлестнуть чем попало, в первую очередь, по Мартину, а потом уж по всем этим рядам консервных банок, бутылок с их самодовольными наклейками, смахнуть их на пол супермаркета. Ее гнев разрастался, как горячая, кипящая вода, затопляя собой покупателей с их пустыми, невыразительными глазами, и этот магазин и всю свою жизнь, которую олицетворял для нее сейчас Мартин; в нем, этом жгучем потоке, потонуло все-все, что произошло с нею после того взрыва. Вспышка гнева была такой сильной, что лишила ее последних сил, и Энни почувствовала, что она вся ослабла и дрожит. Ей даже пришлось опереться о полку с товарами, чтобы не упасть.

Тогда, накануне Рождества, Энни впервые познала настоящий гнев и даже ярость против террористов за то, что они сделали с ней. Но теперь, в магазине, она пылала ненавистью ко всему миру за жизнь, которую вела в ней, что в нем было, кроме Стива и настоящей причиной ее гнева было именно то, что она не могла соединиться с ним…

И как только она это поняла, весь поток ее раздражения принял другое направление. Языки сжигавшего ее пламени съеживались в размере, угасали, пока, наконец, окончательно не исчезли вместе со всем гневом, породившим их.

Энни изумленно посмотрела на длинный ряд банок с джемом, словно впервые увидела их.

– Я больше не могу тут оставаться, – подумала она с болью, осознавая, что гнев ее исчез, как только она поняла истинные причины, вызвавшие его.

Исчезла ненависть к Мартину, к этой такой обычной, такой будничной жизни, и осталось одно единственное желание.

«МНЕ НУЖНО УХОДИТЬ»

«Мне… Я должна оставить Мартина и пойти к нему, Стиву. Я должна сказать мужу…»

Знание этого вызвало дрожь во всем теле и не принесло Энни ни счастья, ни облегчения. В нескольких метрах впереди, над головами покупателей, она увидела Мартина, выходящего из прохода между прилавками. Его губы были все также сурово, плотно сжаты.

У Энни подгибались ноги, как будто они у нее были совсем без костей, словно джем в банке, но она все же заставила себя последовать за мужем. По дороге она механически снимала с полок коробки со спагетти, пачки с солью, банки кетчупа, еще что то. Наконец, они с мужем дошли до контроля и все также молча стали в очередь к кассе. Мартин опорожнил тележку, и Энни стала упаковывать покупки по коробкам. Яйца, масло, йогурт, сыр, все, чтобы кормить семью…

Энни дрожала, как в лихорадке…

На улице небо казалось окрашенным в оранжево-коричневые тона из-за тусклого света уличных фонарей. Они с Мартином снова прошли мимо луж к своему автомобилю, и сложили покупки в багажник. Изредка они обменивались краткими, только самыми необходимыми репликами. Энни зябко передернула плечами, поплотнее запахнула пальто и, затем с сожалением скользнула в машину, через открытую перед нею мужем дверь.

Обе автомобильные дверцы одновременно захлопнулись, снова изолировав Энни и Мартина от внешнего мира.

На заднем сидении, как обычно, валялись разбросанные игрушки, рисунки. Мартин наощупь всунул ключи в замок зажигания и включил фары. Зажигая свет, и тени легли на его высокие скулы, оттеняя глазные впадины. Она ожидала, когда заработает мотор и они тронутся с места. Но Мартин не двигался и сидел, положив ладони на рулевое колесо. Казалось, он бессмысленно смотрит вперед в оранжево-серую темень.

Затем медленно он повернулся к ней и сказал:

– Я хочу знать, что с тобой происходит.

Энни покачала головой из стороны в сторону, не в силах сказать ни слова. Мартин повысил голос:

– Я хочу знать! Скажи же, наконец, что-нибудь, пусть это будет даже просто… – «Пошел к черту!»

– Я не знаю, что сказать… – Энни сама услышала, как тихо и жалобно прозвучал ее ответ. Костяшки на пальцах Мартина побелели, когда он сжал кулаки на рулевом колесе.

– Почему же ты, черт меня побери, не знаешь, что сказать? Я твой муж! Или ты забыла об этом?

– Нет, я не забыла…

– Ну, тогда скажи мне! Я старался, насколько возможно, быть понятливым и терпеливым. Я сдерживался, ждал и надеялся, что ты, может быть, все-таки сама объяснишь, почему это ты выглядишь так, как будто мы все вызываем у тебя тошноту. Почему, интересно, на твоем лице никогда не появляется улыбка, и независимо от времени дня, ты не позволяешь до тебя дотронуться.

Вопросы Мартина, словно град, сыпались на Энни. Слова путались, мешали одно другому, и она даже заметила крохотные капельки слюны, поблескивающие в уголках рта мужа. Казалось, его язык не поспевает за его мыслями.

Почему это все? Я желаю знать, куда ты подевалась? Я желаю узнать это от тебя! Ну, скажи хоть что-нибудь!

Он уже почти кричал. Энни увидела, как проходившая мимо их автомобиля парочка удивленно оглянулась, и в темноте стали видны бледные пятна их лиц. Но у нее самой уже не оставалось ни гнева, ни раздражения – ничего, чтобы возразить или противопоставить словам Мартина. Да к тому же она понимала, что у нее нет причин отвечать на его вспышку гнева своей – слишком уже хорошо она узнала свой портрет из его описания.

– Мне очень жаль… – отчаяние и неприязнь к себе самой заглушали ее голос.

Муж взорвался опять:

– Жаль?! Иисусе! Ей жаль! Слушай, Энни, это мне жаль, что ты была ранена и так страшно напутана. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через болезнь, страдания и все эти аппараты в госпитале. Но это все окончилось, Энни! Пора уже опять начать жизнь! Неужели ты этого не понимаешь? Если я и дети, все, что у нас раньше было, еще нужно, тогда решай прямо сейчас!

Энни посмотрела на свои руки, лежавшие на коленях, на пальцы, похожие на бледные стебельки каких-то растений. «Мартин прав и не прав, – думала она. – Я, конечно, должна была с ним поговорить, должна была, но… но ведь мне нечего ему сказать»

– Энни!

Он схватил жену за плечи, встряхнул, голова Энни бессильно мотнулась. Она знала, что он хочет ее ударить, и понимала, что сама своей реакцией довела его до такого отчаяния. Энни резко покачнулась, защищаясь, и прошептала сквозь стиснутые зубы:

– Неужели ты не можешь оставить меня в покое? Просто, оставь меня в покое!

Мартин тяжело уронил свои руки. Они посидели еще несколько долгих минут в полной тишине, глядя друг на друга в неверном свете уличных фонарей. Энни внезапно с грустью вспомнила старые времена, Когда они тоже отчаянно ссорились, но потом сила их любви уничтожала все следы ссоры. Волна сожаления нахлынула на нее.

– Послушай, может ты больна? Может, тебе нужна помощь? Я имею ввиду психиатра. А, Энни?

– Нет, – ответила она, – я не сумасшедшая. И не была ею ни до того, ни после, ни сейчас. Нет нужды обследовать мою голову…

Мартин тяжело, измученно вздохнул:

– Ну тогда, может, все дело в том парне, в Стиве? – Энни похолодела. Он думал об этом, о них со Стивом, поняла она. Она никогда не упоминала имени Стива, но, если бы это было только предположением Мартина, не могли он как-нибудь найти ему подтверждение? Он мог бы спросить: Может быть это связано с тем человеком, который был с тобой под развалинами? Стив? Это из-за него? Но вместо этого муж спросил ее так, как будто давно о чем-то догадывался, но никак не решался заговорить.

Тик-тик-тик… Энни слушала шепот секунд, раздававшийся вокруг них в металлической оболочке автомобиля…

– Нет… – до тех пор, пока это слово не было произнесено, она не знала и сама, что скажет.

– Это не имеет к нему никакого отношения.

И сразу печаль и тоска обрушились на нее, холодным обручем схватили сердце так сильно, что у нее чуть не остановилось дыхание. Ей захотелось согнуться к коленям, сжаться в комочек или хотя бы откинуть голову и глубоко вздохнуть, чтобы не разрыдаться. Но она не позволила себе ни одного движения и, вся словно оцепенев, продолжала сидеть прямо, глядя в темное окно сухими глазами. «Ну вот, я и сделала это, – стучало в мозгу – я начала лгать».

Энни видела, как сплетается вокруг нее паутина лжи, затягивая ее в липкую сеть. Сможет ли она разорвать эту сеть и сказать мужу всю правду, как хотела это сделать там, в супермаркете, когда ее захватила вспышка гнева?

Оставить Мартина и уйти к Стиву?

Внезапно Мартин решительно включил зажигание, и мотор заработал. Вывернув руль в сторону, Мартин осторожно вывел автомобиль со стоянки и, выезжая на дорогу, снова посмотрел на Энни. Увидев ее лицо, он легонько похлопал жену по коленке.

– Прости меня, я погорячился, – произнес он. – Но мне тоже нелегко, понимаешь? Я думал, что ты погибла, потом боялся, что ты умрешь, и вот, когда казалось бы закончилось, ты словно ушла куда-то, оставив меня одного.

Автомобиль медленно двигался по двухрядной полосе движения. Мартин управлял машиной одной рукой, а в другой держал ладонь жены. Потом он тихо добавил:

– Я не хочу тебя потерять…

Энни открыла рот, боясь, что ее голос прервется, все-таки нашла в себе силы как-то прошептать:

– Я это знаю…

Мартин продолжал следить за дорогой. «Я также не хочу, чтобы ты мне лгала!» – мог бы он добавить, но промолчал. Он ясно видел, что Энни сказала ему неправду, но странным образом от этого почувствовала облегчение, потому что понял, что жена старается не причинить ему боль. Эта ее попытка растрогала Мартина, ему стало даже жарко от жалости к ней. Или это было какое-то другое чувство, но, в любом случае, оно не имело ничего общего с гневом или раздражением. «И ничего еще не произошло, – сказал себе Мартин. – А может, даже и не произойдет.»

Они ехали по знакомым улицам, и холодные пальцы Энни по-прежнему лежали в теплой ладони мужа.

Они вернулись домой, прошли в кухню и вместе распаковали покупки.


Позже, когда они уже были в постели, Мартин некоторое время тихо лежал в темноте, а потом потянулся к Энни, как всегда это делал, если им случалось поссориться. Его рука коснулась ее плеча, а потом скользнула вниз по спине к пояснице.

– Не сердись…

– Я и не сержусь.

Энни снова вспомнила прежние времена. Они с мужем всегда решали возникавшие проблемы до конца, и от этого только становились ближе. Не то, что сейчас, – подумала Энни, – когда мы оба начали лгать друг другу.

Рука Мартина соскользнула с поясницы ей на бедро, и она почувствовала тепло его ладони. Мужские пальцы коснулись теплой женской кожи, нащупали твердые выступы тазовых костей… Мартин шепнул:

– Бедная моя… Иди ко мне.

Его руки стали медленно ласкать ее. Энни подумала: «Он добрый и великодушный, он гораздо честнее меня».

Было огромным облегчением обрести покой, прижавшись к его крепкому мускулистому телу. Мартин прильнул к губам Энни, и она почувствовала, как возбуждение охватывает мужа. И тогда она положила голову ему на плечо и уткнулась лицом в теплый сумрак ложбинки между его горлом и ключицей. А его руки терпеливо и нежно продолжали ласкать все ее тело. Энни затихла в его объятиях, чувствуя, как внутри нее гаснут все обиды, печали и волнения этого трудного дня.

Мартин очень хорошо знал ее тело, медленно, не торопясь, но настойчиво он гладил и ласкал женщину, пока та не перестала бояться, что он будет навязчивым и бесцеремонным, а, наоборот, испугалась, что вот сейчас он откинется назад и оставит ее в покое. По всему ее телу разлилось тепло, губы Энни раскрылись, и она осторожно, словно робея, прикоснулась к его коже и провела губами по линии его подбородка. Легонько прикасаясь языком, она нашла у мужа на шее крохотную точку пульса… и острое полузабытое чувство желания охватило ее.

– Мартин.

– Подожди, – прошептал он, – не сейчас…

– Ну, пожалуйста…

Ее голос, ее мольба, казалось, прорвали плотину его сдержанности. Он сжал ее руки, завел их ей за голову, а потом обнял так, что Энни была даже не в силах пошевелиться. На мгновение Мартин задержался над ней, заглядывая ей в лицо, а потом неприметным легким движением проник в нее, быстро и уверенно он слился с лежащей перед ним женщиной, потому что они так давно и хорошо изучили друг друга. И Энни приподнялась ему навстречу, прогнулась, помогая мужу, и отвечая его движениям, совсем забыла обо всех трудных вопросах и не нужных ответах. Наслаждение нарастало ритмичными толчками, и в нем растворялась вся печаль и сама Энни казалось, распадалась на атомы и вновь возрождалась… С того дня, когда она вернулась домой, она не чувствовала ничего, кроме усталости и холода, и вот сейчас это все, наконец, ушло. Энни закрыла глаза, а ее тело, все плыло и плыло в водах бесконечного блаженства, покачиваясь в такт движениям Мартина. Вершина наслаждения, к которой стремилась Энни, долго росла, ускользая от нее, и вдруг неожиданно она достигла ее. Наслаждение охватило женщину остро пронзило все тело, а потом стало угасать и спадать, переходя в ровное чувство удовлетворения…

Энни почувствована на глазах слезы. Они текли у нее по лицу и, скатываясь в волосы, увлажняли щеки Мартина, а он вытирал ее слезы пальцами, целовал ее мокрые ресницы. Потом он взял лицо жены в ладони, и с нежностью прошептал:

– У нас, Энни, все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо…

И снова он двигался в ней, а она крепко сжимала мужа в своих объятиях и обвивала его тело своими ногами.

Это длилось, пока Энни не услышала мужской стон, и потом они лежали в тишине, тесно прижавшись друг к другу, связанные своими объятиями, прислушиваясь к спокойствию комнаты.

Энни услышала, как Бенджи зашевелился в своей кроватке и вскрикнул во сне. Она очень устала и знала по дыханию Мартина, что муж тоже еще не спит, прислушиваясь к ней…

Ее мысли вновь начали свой однообразный механический бег, пока не сложились в слово «Стив», и вновь она, уже сквозь сон, увидела, как он лежит в больничной палате и смотрит в потолок.

«Я должна решить, – сказала себе Энни. – Мне нужно все хорошенько обдумать и сделать так, чтобы всем было хорошо.»

Ее мысли путались, обрывались от усталости и желания спать.

«Только не сейчас… Потом… Скоро… Я должна… Я решу…».

Впервые после своего возвращения из больницы, Энни заснула раньше Мартина. А он долго держал ее в объятиях, боясь пошевелиться, чтобы не побеспокоить. День, когда он старался добраться до нее сквозь обломки штукатурки, – тот день разлучил их, и только сейчас, в момент близости, Мартин осознал, как далеко она от него. Больше всего он хотел вернуть ее.

…Ничего не изменилось. Энни поняла это уже на следующий день. Разве только атмосфера в доме стала не такая гнетущая. Они оба старательно, но ненавязчиво пытались продемонстрировать, что наступило перемирие.

Для Энни это заключалось в том, что она готовила мужу его любимые блюда или покупала в винном погребке на углу бутылку какого-нибудь особого вина. Она старалась казаться оживленной, когда они вместе сидели за столом, даже если в эту минуту у нее на душе скребли кошки.

Мартин в свою очередь, возвращался домой в букетом бледно-желтых нарциссов, который они ставили на посудный шкаф в стеклянном кувшине, или приносил последний номер журнала, слишком дорогого, по мнению Энни, чтобы ей самой тратить на него деньги из семейного бюджета.

Они кратко, почти робко, благодарили друг друга, но дальше этого не шли, словно боясь переступить невидимую грань. Все еще бывали между ними минуты отчужденного молчания, но, однажды решив каждый для себя, что они друг другу не враги, они уже и не пытались искусственно улучшать отношения. Томас и Бенджамин с детской непосредственностью сразу заметили эти перемены в их отношениях.

– Мамочка, мне кажется, тебе сейчас лучше стало, – сказал однажды Том, и Энни благодарно улыбнулась сыну, тронутая его вниманием.

– Да, мне лучше, – ответила она, думая о том, что и все остальное, в общем, тоже идет настолько хорошо, насколько это возможно. Пожалуй, в конце концов она бы совсем уверила себя в том, что все вернется на круги своя и жизнь пойдет так же, как и до взрыва, если бы не ее визиты в больницу к Стиву.


Февраль сменился мартом. В середине марта наступил период чистой спокойной погоды, такой теплой, что голые, черные ветви деревьев смотрелись нелепо и странно на фоне первозданной синевы небес. В саду Энни могла видеть стайки первых нарциссов, которые за одну ночь превращались из сочных стебельков, увенчанных щегольскими зелеными и бледно-желтыми бутонами, в мощные заросли болотных цветов. От земли поднимался сладковато-серый запах прелых прошлогодних листьев. По утрам с неожиданной силой светило солнце и, сверкая на влажной от росы траве, превращало лужайки в сплошной серебристый ковер.

Однажды, в такое мартовское утро, Энни провожала Бена в садик. И хотя маршрут их прогулки был неизменным каждый день, они шли очень медленно, потому что Бенджи подвергал исследованию все, мимо чего они проходили. Он останавливался, чтобы сунуть нос в какую-нибудь садовую калитку и поприветствовать знакомых кошек, или беседовал с попугаем, флегматично сидевшим на своей жердочке в окне углового дома. Энни неторопливо шла по улице, в то время как наслаждающийся своей свободой Бенджи то отставал, то забегал вперед, яркий, как цветок, в своем алом комбинезончике.

После всех запланированных с сыном задержек и обходных маневров они, наконец, повернули за последний угол и подошли к зданию церкви, в котором находился приходской детский сад. У входа стояли мамы с колясками разных типов и размеров Они смеялись и весело болтали, не заходя внутрь. Бенджи протиснулся между ними и вбежал в открытые двери. Энни последовала за ним, кивая и улыбаясь приятельницам, когда проходила мимо них. Она всех здесь прекрасно знала, встречалась с ними каждое утро, знала их детей, была в курсе семейной жизни, забот и радостей каждого.

Большинство из этих женщин вели жизнь, похожую на жизнь Энни, но за последние недели она настолько отделилась от них, что теперь с трудом подыскивала слова или жесты, чтобы поддерживать живать с ними общение.

– Привет, Энни! – окликнули ее. – Какой сегодня Бенджи оживленный, правда?

– Думаю, просто он рад весне.

– А мне вот недосуг и порадоваться, – защебетала какая-то мамаша. – Софи нам обоим всю ночь не дала спать.

– Ты и сама лучше выглядишь, Энни. Наверное, солнце нам всем на пользу, да?

Когда-то Энни ни раз находила у них дружеское участие и даже поддержку. Раньше ей казалось, что у них у всех одинаковые проблемы и удачи, эти самые женщины посылали ей в, больницу цветы и сейчас, чтобы дать ей отдохнуть час-другой, приглашали по очереди Бенджи поиграть с их детьми у них дома. Но теперь Энни чувствовала, что не знает, принадлежит ли она к этому кругу и верит ли им. Какая-то ее часть все еще была здесь, среди ее приятельниц, но другая, значительно большая, уже принадлежала Стиву. От этого Энни чувствовала страшное одиночество. Она одновременно была вместе со всеми и совсем одна…

Энни вошла под своды церковного здания, оставив за дверью солнечный свет. В холле было темновато, но яркие пятна живописи и цветных аппликаций, которыми дети и их воспитатели щедро расписали и украсили стены, рассеивали полумрак. Некоторые малыши лазили по шведской стенке, другие сидели в небольшом домике, а несколько карапузов собрались у маленьких столиков, чтобы решить, чем заняться: рисовать картинки, лепить фигурки из пластилина, а, может быть, склеивать ожерелье из цветной бумаги. Как всегда картина вызвала у Энни улыбку, забавно было смотреть на детей, таких хрупких, беззащитных на своих неокрепших ножках и в то же время таких упрямых и сильных порой.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации