Текст книги "Дверь в никуда"

Он смеялся их Шуткам. Его тихий смех совсем не соответствовал тому ощущению счастья, которое сейчас переполняло его.

Он любил их всех – пожарных, спасателей, доктора. Его жизнь не кончена! У него еще есть шанс все начать сначала!

Когда рабочие в касках и тяжелых ботинках были уже совсем рядом, Стив повернул голову, чтобы еще раз взглянуть на Энни. Ее глаза были открыты, а взгляд замер на его лице.

– Ну, видишь? – улыбнулся он ей. – Я знал, что мы с тобой выберемся.

Он увидел, что она перевела взгляд на доктора и людей вокруг, на темно – сером, неподвижном лице странно выделялись ее живые глаза.

Потом Энни опять взглянула на него. Ее губы шевельнулись, и Стив услышал, как они произнесли его имя…

– Готово? – спросили сверху.

Доктор кивнул, но его губы озабоченно сжались.

– Сначала вытащим Энни, – сказали они Стиву. – А ты еще минуту-другую потерпи.

Ей больно! Стив сжал кулаки, страстно желая принять на себя хоть часть этой боли, в то время, как под измученное тело просовывали ремни. Ему хотелось взять Энни за руку, но на ее запястье были пальцы доктора. Наконец, Энни стали осторожно поднимать, и Стив увидел ужасное темное пятно на том месте, где она лежала. Ее глаза опять закрылись. Тело женщины слегка качнулось, но доктор и спасатели придержали его.

Волосы Энни свесились вниз, и Стив вспомнил, как видел их у нее на спине целую вечность тому назад, когда открывал перед ней тяжелую дверь. Сейчас они, ее волосы были серыми от пыли и в некоторых местах грубо оборванными.

Вокруг стало темно, и Стив сразу подумал о тех долгих часах, которые они вместе провели тут, под обломками.

А теперь ее унесли…

Его снова ослепила болезненная яркость прожекторов.

– Энни, – прошептал он, – я люблю тебя!

Мартин спустился по ступенькам штабного фургона вслед за полицейским. Наконец-то он узнал все.

Она была здесь, и она жива… Пока…

Его кулаки сжались в карманах так, что почти впились в ладони.

Они подошли к голубому брезенту, и перед ним придержали края полотнища, чтобы он вошел внутрь. Там горели яркие, холодные огни, какие-то люди пристально следили за спасателями, которые хлопотали вокруг чего-то, что они вытащили на свет.

Мартин рванулся вперед и на носилках увидел Энни.

Рядом с нею, поддерживая ей голову, сидел доктор. Мартину бросилась в глаза мертвенная бледность ее обнаженной руки – они разрезали в этом месте рукав пальто.

Он посмотрел вниз мимо носилок и увидел лежащего на боку мужчину. Каким темным было пространство, где она лежала! Мартин заметил, как судорожно сжимается и разжимается рука лежащего внизу человека.

Энни уносили от этого страшного места, и Мартин побежал за носилками, догнал и пошел рядом с ними. Сердце его разрывалось от безмерной печали.

– Господи! Пожалуйста! Пусть она выживет! Пусть она живет. Она должна жить!

Носилки миновали голубые брезентовые полотнища у входа.

Когда люди вышли из развалин супермаркета, Мартина ослепил яркий блеск фотовспышек. Фотоаппараты, телекамеры. Он почувствовал приступ гнева, но времени на эту суматоху уже не оставалось. Санитары с носилками и Мартин влезли в машину скорой помощи, и двойные двери захлопнулись. Как только автомобиль тронулся с места, на крыше завертелись отсветы синих мигалок. Медицинская бригада уже работала. Две медсестры и доктор что-то делали возле лежащей перед ними Энни, но Мартин все-таки нашел себе место рядом с ней. Энни опять открыла глаза. Ее взгляд, полный муки и боли, обшарил все вокруг и остановился на лице Мартина. На мгновение ему показалось, что в глазах жены мелькнуло разочарование, будто она ожидала увидеть кого-то другого. Он взял ее руку и пожал, но пальцы Энни остались все такими же безвольными и холодными.

Глава 4

Ворота больницы открылись, пропуская машину скорой помощи, и через несколько секунд автомобиль остановился у дверей приемного покоя. Санитары торопливо переложили носилки с Энни на каталку, и Мартин пошел рядом с ней. Он почувствовал на своем лице капли мокрого снега, я потом белый тоннель поглотил спешащих людей.

Каталка с носилками быстро двигалась по широкому коридору. Мартин почти бежал следом, не отрывая глаз от жены. Лицо ее было таким неестественно белым и отчужденным, что ему вдруг показалось, будто она уже умерла. Ужас опять ледяной лапой сжал ему сердце, и тихий горестный стон вырвался из груди. Спешащая рядом медсестра в синем халате с белым воротничком, внимательно посмотрела на Мартина и осторожно прикоснулась к его руке:

– Вы ее муж?

Он кивнул, не в силах сказать ни слова. Она сочувственно улыбнулась.

– Пойдемте, посидите у меня в. кабинете. Постарайтесь отдохнуть. Вам надо набраться терпения и подготовиться к долгому ожиданию. А я пока приносу вам чего-нибудь подкрепиться, хорошо?

Мартин покорно пошел за ней, провожая взглядом стремительно удаляющуюся каталку с Энни. Его усадили в удобное кресло с деревянными подлокотниками в углу комнаты, где на столе мягко светилась лампа с зеленым абажуром. Сестра принесла в пластмассовой белой чашке, и Мартин выпил горячий напиток, не ощущая вкуса, но с наслаждением чувствуя, как тепло разливается по телу.

– ОНА НЕ УМРЕТ, ПРАВДА? – Слова молоточками бились в висках, но страшно было произнести их вслух, и Мартин продолжал сидеть молча, оцепенело уставясь в одну точку.

А возле Энни уже хлопотали врачи и медсестры.

Специалист по оказанию экстренной помощи заканчивал ночное дежурство, когда весь персонал госпиталя, от главврача до гардеробщиц, был поднят по сигналу общей тревоги, Через несколько минут он уже был в самом отделении и с того времени непрерывно работал. За весь день он и его бригада приняли и обследовали сорок пять человек. Наконец, ему сказали, что скоро приведут последнего пострадавшего. В развалинах супермаркета находился еще один человек, но тот уже был мертв.

– Это предпоследняя, – сказал доктор своему ассистенту. Потом сделал несколько энергичных движений, потер ладонями утомленное лицо, чтобы прогнать усталость, и приступил к обследованию. Кожа лежащей перед ним женщины была холодной и бледной, дыхание прерывистым, затрудненным.

– Давление? – отрывисто спросил врач.

Оно было катастрофически низким, пульс едва прощупывался. Доктор решительно разрезал окровавленную одежду Энни. Живот у нее был темный от ушибов и кровоподтеков, и никакой реакции на прикосновения. Врачи посмотрели друг на друга, затем старший тихо и быстро сказал:

– Немедленно под капельницу и на операционный стол. Срочное оперативное вмешательство неминуемо.

По телефону он сообщил результаты обследования хирургам, готовым к приему пострадавшей в своем отделении наверху.

Спустя несколько минут Энни была на пути в операционную, а в приемном покое уже появились носилки со Стивом. Боль в его ноге была тупой, приглушенной обезболивающим, которое ему ввели еще позже на месте катастрофы. Он беспокойно вертелся, стараясь увидеть, где Энни. Комната выглядела спокойной, даже излишне спокойной и тихой. Но вот она наполнилась людьми, их лица склонились над ним.

– Энни, – отчетливо произнес Стив, – где Энни? – Они о чем-то поговорили между собой, потом кто-то сказал:

– Ее отправили в операционную. Но волнуйтесь, она в надежных руках. Ну, а теперь мы займемся вами.

Боль пронзила его в ту же секунду, как только врач прикоснулся к поврежденной ноге. Стив уставился на яркое кольцо ламп над головой. Радужные пятна света расплывались перед глазами, а потом, острые и четкие, соединялись вновь. Он сжал зубы и плотно сомкнул губы, чтобы удержать рвущийся крик. Наконец, доктор выпрямился, оставив его ногу в покое.

– У вас серьезные повреждения левой берцовой кости, – сказал он невыразительным, бесцветным голосом. – Ну, что же, придется и вас отправить в операционную. Там, пока вы будете под наркозом, они исправят и еще пару неполадок вашего организма.

Врач закончил обследование Стива, позвонил в хирургическое отделение и вышел в коридор. Он с облегчением подумал, что наконец-то закончился этот трудный день, и теперь можно расслабиться и выпить виски в баре напротив больницы. Но в коридоре его встретила дежурная сестра. Она озабоченно сказала, что в ее кабинете находится сейчас муж раненной женщины.

Врач с недоумением посмотрел на нее и оглянулся на приемный покой, где лежал Стив.

– Вот как, а я думал, что ее муж вон там. – Сестра покачала головой.

– Нет, он сидит и ждет у меня в кабинете. Похоже, у него шок. Надо как-то успокоить его.

Доктор устало вздохнул.

– Ну ладно, пойдемте, посмотрим, что с ним и попробуем помочь и ему.

Когда Энни вновь открыла глаза, вокруг нее и на нее изливался ослепительный свет, сначала ок был расплывчатым, потом постепенно в нем стали выделяться длинные прямоугольники ламп, а между ними разделяющий их пыльные, неосвещенные участки. Энни попыталась повернуть голову и обнаружила, что не может этого сделать. Это открытие повергло ее в холодный ужас, от которого зрачки расширились, несмотря на то, что свет был прямо в глаза. Свет давал надежду, вселял уверенность, но ей хотелось увидеть больше, хотелось знать, что находится рядом с ней. А этого-то она как раз и не могла сделать. Она собралась с силами, чтобы все-таки повернуть голову, но в ту же секунду ее пронзила боль. Боль была везде, во всем теле, казалось, что боль причиняет окружающий воздух. Энни попыталась застонать, но и этого ей не удалось. Что-то встало на пути рвущегося из груди стона.

Заслоняя собой прямоугольники света, над ней склонилось чье-то лицо. Энни внимательно посмотрела на него. Перед ней находился мужчина в белом халате с высоким воротником. «Как парикмахер» – подумала она, губы мужчины двигались, и Энни догадалась, что он разговаривает с ней. Потом он замолчал и улыбнулся, продолжая сосредоточенно глядеть на что-то.

Она попыталась спросить, куда он смотрит, шевельнула языком и почувствовала, что задыхается. Через ее горло шла какая-то трубка и, когда она это поняла, желудок сжали спазмы тошноты.

Мужское лицо опять шевельнулось, и на этот раз Энни услышала, как он говорит:

– Мы просто помогаем твоему дыханию. Энни, потерпи немного. Ты молодчина.

Итак, она в больнице. Стив говорил, что их спасут раньше, чем станет слишком поздно. Энни захотелось поднять руку, чтобы дотронуться до Стива. Пальцы пошевелились, но рука оказалась слишком тяжелой, чтобы повиноваться ей. Да, и кроме того, Энни почувствовала, что ее рука обвязана какими-то шлангами. Она чувствовала их резиновое прикосновение на своем запястье.

Энни очень устала. Закрыла глаза и яркие прямоугольники света исчезли.

Мартин весь вечер просидел в комнате ожидания. Заходил врач из приемного покоя, сказал ему, что Энни отправили в операционную, где опытные специалисты сделают все возможное для спасения ее жизни. Мартину дали какое-то лекарство, еще раз принесли горячий чай и булочки. С ним были так внимательны и добры, а он все так же оцепенело сидел, уставясь на оббитую клеенкой дверь. Наконец, уже после полночи, пришел хирург и сообщил, что Энни принесли из операционной в реанимацию. Мучительный вопрос застыл в глазах у Мартина. Врач успокаивающе положил руку ему на плечо:

– Будем надеяться на лучшее. К сожалению, у вашей жены многочисленные внутренние ранения в области живота, разрыв селезенки и глубокая проникающая рана печени. Пришлось оперировать, но больше никаких серьезных внутренних повреждений не обнаружено. Но, кроме того, у нее сломаны плечо и предплечье и множество порезов и ушибов на ногах и в паху. Досталось ей, бедной. Сейчас она в реанимации, и врачи надеются, что ее состояние стабилизируется.

– Я могу увидеть жену? – тихо спросил Мартин хрипловатым от напряжения голосом.

– Боюсь, что нет, – как можно мягче ответил доктор. – Ей может скоро понадобится интенсивное лечение. Она находится под постоянным наблюдением, и главное сейчас – поднять давление. Не думаю, что за ночь случится что-нибудь серьезное. А вы сейчас идите домой и постарайтесь немного поспать. Утром придете взглянуть на нее. Если все – таки это случится, сестра вам сразу же позвонит.

И Мартин отправился домой. Там ждала его мать, приехавшая, чтобы побыть о детьми. Он благодарно кивнул ей и устало опустился на стул. Отрешенно смотрел он на такую знакомую, такую уютную обстановку кухни, где на столе дожидался его ужин, приготовленный не Энни. Господи, неужели она только сегодня утром ушла из этого дома, ее руками и любовью созданного. Мартин почти застонал от новой волны страха за жену. Мать успокаивающе дотронулась до его руки.

– Она не погибла под обломками – это главное. Даст Бог, все теперь образуется. Расскажи лучше, как она там?

Мартин рассказал матери то, что узнал от хирурга и, не дотронувшись до еды, поднялся наверх взглянуть на сыновей.

Бенджи, как всегда, лежал, закутав одеялом себе плечи и шею, а Том спал беспокойно, вздрагивая и вертясь во сне.

Мартин лег в свою широкую кровать и задремал, но его сон больше походил на забытье. Он постоянно просыпался от того, что все время ему чудился звонок телефона.

Утром Мартин сразу поехал в больницу. Перед уходом из дома он сам позвонил туда и разговаривал с медсестрой. Та сказала ему, что его жене стало НЕМНОГО ХУЖЕ. Сейчас у нее врач.

Его машина все еще была там, где он ее вчера оставил – в маленьком переулке, рядом с разрушенным супермаркетом, поэтому он поехал в госпиталь на метро. Люди ехали на службу, уткнувшись в свои газеты, и Мартину сразу бросились в глаза кричащие заголовки передовиц и фотографии взорванного магазина. Мартин отвернулся к черному провалу окна. В мозгу стучало – ЭННИ, ЭННИ…

В маленькой холодной комнатке возле двойных дверей отделения интенсивной терапии Мартин увидел лечащего врача. Тот хирург, который оперировал Энни, уже ушел домой отдыхать. Новый доктор представился как специалист по почечным болезням.

Мартин оцепенело слушал то, что ему говорили. Рано утром Энни стало значительно хуже, отказали почки, и они подключили ее к аппарату искусственной почки. Давление в крови продолжало падать, но сейчас его, кажется, удалось стабилизировать.

– Боюсь, что нам остается просто ждать, – в конце рассказа подвел врач.

– Но она не умрет, доктор? – опять спросил Мартин и увидел как нервно дернулась отлично выбритая щека врача. И тогда он подумал: «Ему, наверное, все время приходится слышать этот вопрос от тех, кто с ним разговаривает в этих стенах. Умрет ли моя жена? Умрет ли мой муж?».

В который раз за последних два дня его поразило, насколько противоестественно то, что произошло. Почему это должно было случиться именно с Энни?

– Ваша жена молода, у нее крепкий организм. Я думаю, у нее неплохие шансы. Но пару дней нам придется подождать.

– Можно мне ее увидеть?

– Сестра вас проводит.

Ему принесли белый халат и пластиковые тапочки, чтобы одеть их поверх ботинок. Потом появилась медсестра в голубом платье, с высокой шапочкой на светлых волосах, и Мартин вслед за ней вошел в отделение. Длинная, ярко освещенная палата, в которую они попали, была разделена на маленькие кабинки высокими раздвижными ширмами. В каждой из них, как увидел Мартин, лежал кто-нибудь. Неподвижные фигуры лежащих на кроватях, были спутаны шлангами, а вокруг них, будто охраняя их покой, стояли многочисленные аппараты. Наконец, девушка, шедшая впереди, остановилась. Мартин посмотрел мимо своей провожатой и увидел Энни. То, что это она, он догадался, узнав цвет волос, разметавшихся по подушке, но ее лицо казалось совершенно чужим. Кожа Энни на щеках и под глазами была совершенно синей, во рту у нее торчала какая-то трубка. Другая была у Энни в носу. К ее запястью и лодыжке тоже были подсоединены такие же трубки. На Энни была легкая белая больничная одежда, и через открытый ворот Мартин увидел длинную борозду, пересекавшую грудь его жены. Ее плечи перевязали широкой белой повязкой, а другая, такая же, стягивала живот. Вокруг кровати, на которой лежала Энни, стояли разнообразные приборы, а над самой ее головой, висел сосуд, и из него ей в руку по тоненькой прозрачной трубке капала темно-красная кровь.

Глядя на свою жену, Мартин подумал, что она, должно быть, жестоко страдает от того, что вот так спутана всеми этими повязками и шлангами. Казалось, что ее тело уже принадлежит не ей, а захвачено всеми этими сложными машинами, а сама Энни где-то далеко-далеко отсюда.

Мужчина-санитар в белом халате внимательно смотрел на экраны трех мониторов, установленных у изголовья кровати. Мартин тоже взглянул на мерцающие кривые линии, в которых теперь секунда за секундой отражалась вся жизнь Энни.

Санитар, кивнув, указал на стул рядом с кроватью.

– Садитесь, побудьте немного с ней, – резковатым голосом с своеобразным акцентом предложил он. «Ирландец», – машинально отметил Мартин. В отделении было полно людей, умело и спокойно делавших свое дело, и казалось странным, что у всех у них есть еще и свои индивидуальные черты, такие как ирландский акцент или темная кожа. Несмотря на это, все же эти люди казались только придатками машин с их мерцающими огоньками-глазами.

– Жаль, вы не пришли минутой раньше, – сказал санитар. – Она ненадолго приходила в себя. А сейчас вот снова без сознания.

Мартин сел рядом с женой. Он хотел было взять Энни за руку, но побоялся потревожить трубки, опутавшие ее кисть, и поэтому просто прикоснулся к пальцам.

Так прошел почти целый час, но Энни не шевелилась. Мартин вспоминал, как дома она энергично хлопотала на кухне или бегала с сыновьями по садовой дорожке, и вдруг почувствовал, что в нем зарождается гневное чувство. Это был гнев на людей, которые совершили все это с Энни, но одновременно с изумлением и стыдом он обнаружил, что это был гнев и на нее, покинувшую ее, ушедшую так далеко-далеко. Он посмотрел на все эти аппараты, как будто они были соперниками, отобравшими у него Энни.

– Зачем они все? – спросил он, кивнув на экраны мониторов.

– Пульс, давление, электрокардиограмма, – охотно начал пояснять санитар. – Вот эта шкала показывает давление в ее артериях, согласно показаниям датчиков, установленных на груди у нее, вот здесь, видите? А эти трубки соединяют вашу жену с искусственной почкой.

Итак, они поддерживают жизнь в ее теле, а где она сама, душа и мысли, кто сможет ему сказать?

Через час Мартин с трудом и неохотно встал и попрощался с санитаром. Дома его ждали Бенджи и Том. Он вышел из палаты, спустился вниз и пошел к выходу из больницы, стараясь не глядеть по сторонам.

– Как она? – спросил Стив.

– Держится, – ответили ему. – Сейчас у нее муж. – Стив думал о часах, проведенных вместе с нею под развалинами. Беспросветный мрак этого подземелья все еще был реальным, чем ярко освещенная палата, в которой за ширмой стояла его кровать. В комнате негромко разговаривали какие-то люди, входили и выходили врачи, а у него в ушах все также отчетливо слышался шепот Энни. Сейчас, когда больше нет страшной, давящей темноты вокруг, он хотел говорить только с ней, и немедленно, сию минуту. За долгие часы вчерашнего кошмарного дня они так хорошо узнали друг друга. Энни теперь стала для него больше чем друг, она стала его семьей. И Стив был уверен, что Энни испытывает к нему те же чувства. Но сейчас она лежит вверху в реанимации, а рядом с нею сидит ее муж.

Когда наступил вечер, Стив окончательно пришел в себя после наркоза. Он понял это еще и потому, что теперь, хотя события вчерашнего дня еще жили где-то в глубинах его подсознания, он все-таки отчетливо различал, где его воспоминания, а где сегодняшняя реальность.

Как бы в доказательство этого в палату, улыбаясь вошла медсестра в маленькой накрахмаленной пилотке, приколотой к волосам, и отдернула занавеску перед кроватью Стива.

– Вот так, немного открою вам обзор. Вы уже совсем проснулись.

И Стив увидел напротив четыре кровати, на которых лежали и смотрели на него его соседи по палате.

В центре находился стол, а на нем огромный букет цветов. Стив приподнялся и засмотрелся на цветы словно загипнотизированный щедростью красок.

Энни снова очнулась и увидела, что световые прямоугольники над головой почти потушены.

– Они горели, – вспомнила она, – а раз их сейчас погасили, значит, наступила ночь. Сколько ночей уже прошло?

Энни сглотнула и, капсула во рту, вновь вызвала приступ тошноты.

Рядом был новый санитар. На этот раз это была женщина, и Энни отметила резкий контраст между чернокожим лицом и ослепительно белой шапочкой, закрывавшей волосы.

– Привет, милая моя, – сказала санитарка, – ваш муж сидел тут весь вечер, а теперь пошел домой. Он просил передать вам, что там все в порядке. Том и Бенджи посылают вам свои горячие приветы и просят, чтобы вы не волновались. А вы и не будете, правда? – Женщина улыбнулась, и Энни снова обратила внимание на резкий контраст между светлым и темным. Она хотела сказать: «МАРТИН…», но снова ей не дала это сделать капсула во рту. Энни вспомнила, что не может говорить и двигаться. Боль отбрасывала ее назад в забытье, а сейчас ощущалась даже сильнее, чем раньше. И все-таки она знала, что здесь, при свете ламп, она в безопасности. Улыбка санитарки была широкой, светлой, умиротворяющей. Но все же страх вернулся и охватил ее. Где Стив? Энни разволновалась от того, что не может даже повернуть голову, чтобы посмотреть где он. Он бы понял этот страх, все что происходит сейчас с нею. Он по-прежнему был с ней рядом, в ее мыслях, в ее душе. Она совершенно отчетливо слышала все слова Стива и даже видела, будто смотрела его глазами, сгорбленную фигуру его бабушки, шаркающей по их убогой квартирке. Она увидела, собственную квартиру Стива с большой абстрактной картиной на белой стене. Но почему же его самого там нет?

Энни снова сделала попытку заговорить. Ей хотелось позвать Стива, как звала она его там, в той кошмарной темноте. Но на этот раз он не ответил ей, а чернокожая санитарка положила на руки Энни свою теплую ладонь.

– Лежи-ка спокойно, будь хорошей девочкой. Ты же не хочешь повалить все мои аппараты, правда?

Энни попыталась сообразить, о каких аппаратах идет речь. Ответ находился где-то за границей ее понимания, точно так же, как одна из ламп находилась за границей ее поля зрения. Невозможность найти ускользающий ответ на этот вопрос казалось даже более мучительной, чем физическая боль. Энни почувствовала, как в уголках ее глаз начались скапливаться слезы, а потом они потекли горячими струйками по щекам.

Сиделка склонилась над ней, вытерла ей глаза:

– Ну, ну, миленькая, – услышала Энни ее ласковый шепот, – незачем плакать. Надо потерпеть, ты ведь у нас такой молодец.

Рано утром следующего дня Стива пришли навестить два офицера из отдела по борьбе с терроризмом. Они неловко уселись рядом с его кроватью, преисполненные сочувствия и сознания печальной необходимости выполнить все формальности. Детективы достали свои записные книжки.

– Сожалею, – сказал Стив, – ничего не могу сказать. Я всего лишь открыл перед женщиной дверь, и в тот же момент взорвалась бомба. Я ничего не видел.

Даже не представляю, кто бы это мог сделать.

– Что было, то уже прошло, – обессилено думал он. – Это случилось, а мы с Энни там оказались в этот момент, вот и все. Там были другие люди, но нам двоим повезло – мы пока живы. Энни, где ты?

Но радости от того, что выжил, он не испытывал. Воспоминания о том, как лежали они там, вдвоем, в полной темноте, вызывали тоску. А больше думать ни о чем не хотелось.

Детективы поблагодарили его, захлопнули свои блокноты, и вскоре их шаги затихли вдали.

Следующим, кто пришел навестить Стива, был Боб Джеффери.

Еще в самом начале когда только привезли в больницу, его просили назвать кого-нибудь из ближайших родственников.

– КЭСС? – подумал он, – НЕТ, НЕ КЭСС. А если таких у меня нет?

– Тогда, скажите просто, кому мы могли бы сообщить, где вы находитесь, – сказали ему.

В конце концов он дал им телефон Боба Джеффери. Больше потому, что тот был его деловым партнером, чем по причине их особенной близости. Боб был ему не ближе, чем десятки других его знакомых.

И вот сейчас Боб вошел в палату, грузный, в своем дорогом пальто, держа в руке один из принадлежавших Стиву итальянских чемоданов.

Он остановился у кровати Стива, посмотрел на гору одеял, подложенных ему под ногу, на одежду, в которую облекли его компаньона, а потом на искусанные губы.

– Иисус, Стив? – наконец, сказал он, – неужели перспектива вместе повеселиться на Рождество хуже, чем пребывание на больничной койке?

Стив уронил голову на подушки и от души засмеялся. Но от сотрясения во всем теле вспыхнула боль, и его смех быстро угас. Боб взглянул на серое лицо друга.

– Плохо? – сочувственно спросил он. Стив, немного помедлив сказал:

– Нет, не очень.

Ему уже сказал заходивший проведать его хирург, что они наложили гипс на его сломанные кости. Скоро его бедро начнет срастаться, и он опять будет нормально двигаться.

– Мне сказали, что я примерно месяц не смогу ходить.

Боб поднял тяжелый чемодан и поставил его на кровать.

– М-м-м, как насчет того, чтобы распотрошить все это?

На этот раз Стив не рискнул засмеяться.

– Я же не просил приносить бездну вещей.

– Ну, ну, парень, ты ничего не понимаешь в этих делах.

Им обоим было неловко от того, что один неуклюже старался продемонстрировать свою заботливость и симпатию, а другой упорно пытался показать, что совсем в этом не нуждается.

Боб стал вынимать из чемодана вещи Стива Было забавно видеть, как он доставал оттуда купальный халат, пижаму, бритвенный прибор.

– Извини, что заставил беспокоиться, – улыбнулся Стив.

– Жаль, что мало захватил, – Боб стеснялся смотреть на него. – Ты знаешь, я не отыскал твою электробритву.

– Тоже мне «ближайший родственник!» – хмыкнул Стив. – Ты что, не знаешь, что я бреюсь лезвием?

– Ха! Кто бы мог подумать, что ты намыливаешь челюсть тем ободранным пучком кошачьей шерсти, что лежит у тебя в ванной! Ладно, не волнуйся. Уверен, что тут найдется какая-нибудь хорошенькая медсестра, которая тебя побреет.

Внезапно Стиву захотелось закрыть глаза. Он устал от попыток выглядеть тем и своим парнем, которого Боб хорошо знал. Его друг заметил это и поторопился развернуть последний сверток. Там оказались книги и бутылка «Джонни Уокер».

– А можно ли мне? – засомневался Стив.

Вместо ответа Боб вылил воду из стакана, стоявшего на столике у кровати, и плеснул на дно немного виски. Стив пригубил, и знакомый вкус приятно обжег язык и прояснил сознание.

– А-а, вот так куда лучше, спасибо, – искренне поблагодарил он.

Боб стоял у кровати, немного отклонившись назад, держа в руках пустой чемодан.

– Ты знаешь, – сказал он, – сюда не пустили никого, кроме меня, да и мне разрешили побыть только несколько минут. Но все передают тебе самый горячий привет, все-все!

Стив знал, что его компаньон имел в виду тех, с кем они работали – коллег, бизнесменов. Известно, как распространяются такого рода новости.

– Марианна тоже передавала тебе привет. Стив, старина, если мы что-нибудь можем сделать…

Марианна была женой Боба. Стив кивнул.

– Хочешь, я позвоню кому-нибудь?

– Ну, – пожалуй, позвони Кэсс или Викки Шоу. Номера в книжке на моем столе. Дженни знает где. Скажи им, что у меня все в порядке.

– Ладно, обязательно разыщу их. Слушай, может мы тебе подыщем отдельную палату? Что-нибудь с телевизором и телефоном?

Стив оглядел свою комнату с полузакрытыми шторами и ширмами. Он еще не разговаривал ни с одним из своих соседей по больничным, койкам, но все равно благоприятно чувствовать рядом их присутствие. И то, что в центре, на столе лежала эта груда цветов, почему-то стало особенно приятно и важно.

– Мне и тут отлично. Кстати, Боб, я вчера собирался встретиться с Аароном Джекобсом по поводу рекламы фруктового сока…

– Да, не думай ты об этом чертовом бизнесе, Стив! – перебил его Боб. – Не беспокойся ни о чем.

Все-таки он отличный парень! Они проработали вместе много лет, провели немало рекламных компаний, побывали на сотнях презентаций, но эта мысль никогда раньше не приходила Стиву в голову. И сейчас он как будто впервые видел этого немного суетливого от смущения человека, который уже собирался уходить и все не уходил, пытался сказать что-нибудь приятное или сделать что-то полезное.

– Есть одна вещь, о которой я бы хотел тебя попросить, – внезапно произнес Стив. Боб тут же с готовностью наклонился к нему, довольный тем, что может быть еще чем-нибудь полезен.

– Со мной была одна женщина, ее зовут Энни, там, под обломками, мы оказались вместе и все время лежали, едва касаясь друг друга. Без нее это было бы… ужасно.

– Да, в новостях что-то было об этом, но не очень много.

– Она где-то здесь. Ее привезли сюда передо мной. Я спрашивал о ней, но мне ничего определенного не сказали. Не мог бы ты узнать, как она сейчас? Только всю правду.

– О'кей, я все сделаю.

Боб исполнит свое обещание, Стив был в этом уверен. Теперь оставалось только ждать его возвращения с известиями об Энни. Они простились, и Стив вновь остался наедине со своими мыслями.

Энни была совсем плоха.

После срочной операции у нее началась пневмония. Докторам пришлось вынуть дыхательный шланг у нее изо рта и ввести его ей прямо в горло. Аппарат искусственного дыхания ровно задышал вместо нее. Ее почки почти совершенно отказали, но искусственная почка все так же очищала кровь. Прошел еще один день. Энни лежала, ничего не чувствуя, не осознавая ничего из того, что происходило вокруг. К концу дня, словно подтверждая, что в ее теле уже не осталось сил для борьбы за жизнь, у Энни началось обильное кровотечение. Кровь текла из послеоперационных швов, из порезов, из ссадин. На ее коже кровоточили те места, куда были вставлены катетеры и шланги от всех этих аппаратов.

Мартин сидел рядом с женой и смотрел на ее лицо. Он не мог даже взять Энни за руку – малейшее прикосновение вызывало у нее появление огромных фиолетовых синяков под кожей. Лицо теперь превратилось в один сплошной кровоподтек, как будто ее избивали несколько часов подряд. Он просто сидел рядом и ждал в полном отчаянии. Заведующий отделением сказал ему, что кровь его жены потеряла способность свертываться и поэтому раны не затягиваются. Из всей этой батареи шлангов и пластиковых пакетов ей вводили все вещества, которые перестала вырабатывать ее собственная кровь. И Мартин в течение долгих часов смотрел на большие емкости, медленно изливавшие свое содержимое в израненное тело. Даже волосы Энни, казалось, потеряли естественный цвет, разметавшись серыми прядями по ровной поверхности больничной подушки. Обесцветились губы, и багрово-синие пятна, словно огромные монеты, спрятали глаза.

Стив тоже ждал. Боб, пообещавший навести справки, познакомился с врачом, лечившим Энни, и тот сам спустился поговорить со Стивом.