Текст книги "Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина"

Как я упоминал выше, Ельцин в своем докладе на Съезде народных депутатов (конец октября 1991 года), объявив, что его правительство «перейдет с 1 января 1992 года к политике «свободных цен», мгновенно вызвал кризис на потребительском рынке огромной разрушительной силы. Все магазины одномоментно опустели, невозможно было купить даже буханку хлеба, спички, соль, сахар; не говоря уже о мясопродуктах, одежде и пр. Недовольство людей по всей огромной стране Ельциным (им лично) достигло предела. Своеобразный социальный контракт, который был заключен между новым государством и обществом после августа, был взорван Ельциным, доверие к власти стало стремительно падать. Содержание этого «контракта» или «общественного договора», напомню, было следующим: общество доверяет нам проводить любые реформы, но при непременном условии, что они не приведут к ухудшению положения народа.

Самым омерзительным в этой ценовой политике было то, что мгновенно превратились в прах сбережения людей, находившиеся на счетах Центрального банка, а это – свыше 25 млн. человек, вместе с членами семей – более 70 млн. человек. И все они лишились своих сбережений, которые многие из них откладывали «на черный день» десятилетиями (700 млрд. долл. – накопление за период жизни в условиях социализма). Это была исключительная по своей жестокости мера. Конечно, парламент позже принял целый ряд законодательных актов, направленных на некоторое «смягчение» этого убийственного удара (в том числе специальная Резолюция VIII Съезда, обязывающая правительство обеспечить выплату сбережений на базе индексации вкладов, с учетом инфляции).

Но в данном случае всех депутатов Съезда поразила эта жестокость по отношению к народу, проиллюстрированная Ельциным, который многократно клялся, что «не допустит ухудшения положения россиян». Да и не было никаких оснований идти на такого рода безумные жертвы – обстановка в экономике, при всей своей сложности, вовсе не была критической – необходимо было жестко, с умением взяться за ее реорганизацию. Все благоприятные предпосылки для этого были, в том числе и субъективного характера: руководители предприятий, специалисты, инженеры, рабочие – все хотели упорядоченной, организованной работы, имея четкий план и перспективу. Ее, эту перспективу, не дали, но зато объявили о «свободных ценах».

Заработные платы превратились в копейки, мгновенно возникла система «первобытного обмена» – вместо денежной оплаты труда директора предприятий выдавали рабочим и инженерам часть произведенной продукции. Взрывным образом стала расти «подпольная экономика» – целые цеха переводились на производство каких-то товаров, пригодных к обмену на продовольствие. К примеру, на оборонных заводах – не выдашь ведь рабочим танк, вместо заработной платы? Вот и стали они производить зажигалки, медные самовары и пр. – своеобразная «конверсия по Гайдару» – как стали называть этот процесс сами работники ВПК.

Таким образом, потребительский рынок (если можно его назвать так) прореагировал мгновенно, уже на следующий день после объявления Ельциным о новой политике ценообразования – за два месяца до вступления в действие этого «нового порядка». Реакцию «рынка» на свой «новый, реформаторский подход» Ельцин мог увидеть лично, если бы он дал задачу своим новым членам правительства пройти по московским магазинам и базарам – там творилось нечто невообразимое – огромные толпы людей чуть ли не штурмом брали прилавки и магазины.

Я об этом ему сообщил через несколько дней, он сделал недовольное лицо. Не обращая внимания на его недовольство, попросил его дать поручение своим новым министрам пройти по московским магазинам и послушать все то, что говорят люди о его инициативах. Добавил, что пока это безопасно для министров – их еще никто в лицо не знает, пусть воспользуются этим своим «преимуществом» и «пойдут в народ». Ельцин «убрал» свое недовольное лицо и стал более внимательно прислушиваться к тому, что я говорю. Потом спросил:

– Руслан Имранович, вы убеждены, что не следовало «отпускать цены»?

– Борис Николаевич, мы с вами обсуждали эту тему десятки раз, начиная с осени 1990 года. Эта проблема самая простая из всех существующих, здесь должна быть очевидная последовательность: первый этап – денационализация или приватизация; второй этап – создание рыночной инфраструктуры, третий этап – постепенный «отпуск цен». О чем говорить? Важно, чтобы вы сами убедились в неверности изменения последовательности шагов и внесли необходимые изменения. В противном случае будут возникать недоразумения между правительством и Верховным Советом. Зачем это нам»? Ельцин казался озабоченным, потом сказал:

– Сразу после завершения Съезда я созову совещание, в составе «узкого кабинета», в составе Гайдара, Бурбулиса и еще... Давайте поступим так, Руслан Имранович, вы выскажете свои соображения относительно корректив, которые могли бы «уложиться» в тот доклад на Съезде, который я сделал. Время-то у нас еще есть, хотя и немного.

Я выразил согласие. Но... никакого совещания Ельцин не провел. Я несколько раз напоминал ему о нашей договоренности – в ответ он сообщил, что соответствующее задание он дал Гайдару, тот будет докладывать мне о «ходе вопроса». Я понял, что это отговорка и вряд ли что-то правительство будет менять. Предстояла тяжелая работа – через законодательство Верховного Совета существенно корректировать деятельность нового правительства, минимизируя риски.

А социальная напряженность в стране нарастала – как следствие объявленных целей нового правительства. Это была уникальная ситуация – правительство еще не заработало, а негативные результаты его плана были настолько масштабными, что они грозили массовыми выступлениями по всей стране.

Президентско-правительственный подход. Какой-либо цельной, проработанной программы приватизации правительство не имело (довлел подход «сплошной приватизации»

Поэтому я считал, что следует ускорить принятие законодательства, которое подвело бы необходимую нормативную базу для трансформации экономики. Поскольку в Верховном Совете имели уже основательно проработанные законопроекты по вопросам приватизации, нам необходимо было иметь согласованный подход в этом сложнейшем вопросе – по сути, центральном вопросе всей экономической реформы. Поэтому я дал задание профильному комитету парламента обеспечить взаимодействие с правительством и выработать до 1 января 1992 года проект закона о приватизации.

В тот период широко обсуждались несколько вариантов приватизации. Один, например, предполагал превращение коллектива предприятий в собственника. Этот вариант успешно применялся в целом ряде развитых стран, даже в Америке. Обобщенный американский опыт коллективного владения был хорошо описан в книге Луиса и Патрисии Келсо. Рукопись этой книги, переведенной на русский язык в 1992 году, мной была передана нашим депутатам – она имела большой успех. Достоинством этой книги являлось описание моделей, их разработка и внедрение – этим в США занимались сами авторы, супруги Луис и Патрисия Келсо. Дело еще и в том, что приблизительно аналогичный подход, имеющий конкретный, адресный характер, был успешно внедрен академиком Святославом Федоровым в деятельности его комплекса «Микрохирургия глаза», имевший международный успех. Соответствующий законопроект был уже на стадии готовности и мог быть успешно применен на практике.

Другой вариант, имеющий универсальный подход, исходил из введения ключевого момента – именного приватизационного чека, который получал каждый гражданин – по мере проведения очередного этапа приватизации. Каждый общенациональный этап приватизации предполагал вручение каждому гражданину России нового приватизационного чека на основе оценочной стоимости доли приватизированной государственной собственности.

Приватизационный чек не мог быть объектом купли-продажи, например, в течение 5 – 10 лет, но мог переходить по наследству, родственникам. В последующем предусматривался механизм его обращения на денежном рынке в качестве ценной бумаги. Таким образом, он выступал в роли, своего рода ценной бумаги, акции – и по мере успешной деятельности предприятия, на счет владельца чека поступала соответствующая часть прибыли...

Если бы эта схема приватизации не была бы загублена, можно представить себе, насколько существенно улучшили бы свое материальное положение миллионы семей только в результате повышения цен на нефть на мировом рынке. Вот какой была цель, которую мы преследовали в Верховном Совете, пытаясь дать этой политике реальный характер народной приватизации. Мы полагали, что нам следует законодательно утвердить ряд вариантов приватизации, когда сами коллективы могли бы сделать свой выбор в этом вопросе – народы страны имели такое право, но ельцинисты его отняли у него, навязав мошеннические игры.

Такой выбор президентско-правительственная власть не дала народу Российской Федерации – она его ограбила, санкционировав под видом «приватизации» разграбление колоссальной по объему государственной собственности в пользу узкой группы мошенников. Если до уничтожения Верховного Совета, граждане получили какую-то часть доли, пусть самую мизерную, от проведенного первого этапа приватизации народного хозяйства (ваучеры), то в последующем, когда была проведена «большая приватизация», граждане страны не получили ни копейки. Правительство Ельцина распродало основные предприятия государственного сектора экономики как свою личную. Правящая бюрократия всецело распоряжалась ею по своему хотению, без какого-либо контроля со стороны общества и не руководствуясь никакими законами. Это была откровенно мошенническая операция грандиозных масштабов. По самым скромным подсчетам, оценочная стоимость всей собственности, которая была «передана» в частные руки в 90-е годы, составила порядка 550 млрд долл. Такова цена «прибыли» от расстрела Верховного Совета.

Еще в середине 1992 года мне принесли записи из стенограммы какого-то правительственного совещания. Один из главных «идеологов» официального Кремля заявил о необходимости «слома» всей социалистической экономики. По его словам, она (эта экономика) не может быть преобразована – все те государственные предприятия, которые составляют «социалистическую экономику», должны быть разрушены. Только при этом усилии «исчезнет угроза реставрации социализма» – так рассуждали эти каннибалы, умышленно разрушая экономику, вместо того чтобы модернизировать и преобразовать ее.

Первый этап. Собственно, история приватизации в СССР (и соответственно, в России), началась задолго до ее начала в 1992 году – с момента принятия в 1988 году Верховным Советом СССР Закона «О государственном предприятии (объединении)» в СССР. Этот Закон предоставил государственным предприятиям достаточно широкую экономическую самостоятельность, но одновременно разрушил управленческую пирамиду: Госплан – министерства – предприятия. Директора фактически стали владельцами предприятий. Несколько позже стали в массовом порядке появляться экономические организации, сформированные трудовыми коллективами на правах аренды имущества своих предприятий (в аренду с выкупом и без такового); быстро возрастала численность кооперативов, акционерных обществ и товариществ. Аналитики отмечали, что «коммерциализация госсектора пошла настолько широко, что затронула даже Министерство обороны (СССР. – Р.Х.), вплоть до войсковых частей. Все это происходило при отсутствии нормативной базы, системы специального учета и контроля, поэтому реальные масштабы первого этапа приватизации, которую мы называем стихийной, до сих пор неизвестны...» (См.: Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков. М., 2004. С. 429.)

Второй этап. На следующем этапе (1990 – 1991 годы) была начата разработка законодательной (нормативной) базы, регулирующей владение, пользование и распоряжение собственностью, ее переход из одной в другие формы собственности. Основой этого законодательства следует рассматривать Закон Российской Федерации от 3 июля 1991 года № 1531-1 «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РФ» (отметим, этот Закон был принят до ГКЧП и задолго до появления в российском правительстве Гайдара, Чубайса и прочих, принятых считать «отцами» российских реформ). До середины 1992 года российским парламентом был принят целый свод законов и постановлений, регламентирующих процессы приватизации и банкротства хозяйствующих субъектов. Одним из основных в этом «пакете» был Закон Российской Федерации от 3 июля 1991 года «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР» (и этот Закон был принят без «команды Гайдара», до ГКЧП). Одновременно приватизационное законодательство российского парламента заложило основы институционального механизма приватизации – перестроило структуру правительства, создало Фонд Федерального имущества, построило систему арбитражных судов, институты кредитного механизма и другие институты, необходимые для формирования рыночной (конкурентной) среды.

Однако введение в действие этих нормативных актов затруднялось тем, что Ельцин и его «люди» в правительстве Ивана Силаева с начала лета 1991 года буквально «затерроризировали» главу правительства, добиваясь его смещения. Было упущено много времени. И лишь после подписания президентом указа от 29 декабря 1991 года «Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год», началась реализация принятого парламентом ранее Закона (правда, с очень грубыми нарушениями и произвольными толкованиями норм Закона).

Следующий указ президента, появившийся 29 января 1992 года, «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий», несмотря также на его обширные недостатки, был важен тем, что он утвердил практический механизм приватизации, в своей основе очерченный июньским Законом (1991 года) Верховным Советом России. Указ был настолько важен, что требовал своего согласования с парламентом – это было достигнуто лишь в июне 1992 года, вместе с принятием Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год.

Кто-то скажет: «Парламент тормозил работу президента по приватизации...» Да, тормозил. А куда надо было спешить? Разве это было просто: колоссальную государственную, реально общенародную собственность – дающую людям бесплатно лечиться, учиться, отдыхать, дающую работу всем без исключения трудоспособным членам общества, – одним махом, без долгих размышлений передать в чьи-то руки, причем с возможностью риска потерять эту собственность?

С появлением этой программы началась массовая приватизация в стране. Но, очевидно, в президентско-правительственных кругах полагали, что парламентский закон о программе приватизации «слишком сложный» (хотя он был согласован с правительством и подписан президентом), поэтому «темпы приватизации не соответствуют плановым» (по данным ПСИ, было приватизировано только 18,6% от общего числа предприятий). В августе 1992 года (в период каникул Верховного Совета) появляется президентский указ «О введении системы приватизационных чеков в Российской Федерации»;этот указ во многим противоречил принятому ранее приватизационному законодательству, в частности положениям программы, был направлен на простое ускорение передачи государственной собственности в частные руки. В частности, указ легализовал «чековую» (ваучерную) приватизацию, которая послужила одним из главных механизмов растаскивания государственной собственности и скупки приватизационных чеков у членов коллективов предприятий за бесценок. Таким образом, этот президентский указ был прямо и непосредственно коррупционным.

В то же время государственная программа приватизации предусматривала следующие цели:

• повышение эффективности деятельности предприятий путем их приватизации;

• создание конкурентной среды и содействие демонополизации народного хозяйства;

• привлечение иностранных инвестиций в экономику России;

• социальная защита населения и развитие объектов социальной инфраструктуры за счет средств, поступивших от приватизации;

• содействие процессу стабилизации финансовой ситуации в стране;

• создание условий и организационных структур для расширения масштабов приватизации в 1993 – 1994 годах.

Указ президента отбросил все цели, кроме последней – вся деятельность правительства оказалась подчиненной задаче «ускорения приватизации». Особенно эта задача стала характерной после расстрела Парламента в начале октября 1993 года. В 1993 году число приватизированных предприятий составило 88,6 тыс. (36,1%), а в 1994 году оно возросло до 112,6 тыс. (47%). Прав академик Н.П. Федоренко, когда писал, что «при такой гонке было трудно достичь перечисленных выше целей (Программы. – Р.Х.), экономические соображения отходят на второй план, первыми задачами становятся политические; в стороне остались вопросы улучшения управления предприятиями и повышения их эффективности. Таким образом, концепция и ход приватизации были трансформированы. Провозглашенные цели оказались формальными, пропагандистскими лозунгами». (Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков, с. 431.) Правящая бюрократия торопилась, она жадно хватала самые прибыльные, мощные, современные государственные предприятия, недра, богатые нефтью, газом, рудами, нефтеперерабатывающие и химические предприятия, могучие заводы ВПК. Все транжирилось. Стали появляться первые схемы сращивания госаппарата и дельцов, замаячили на горизонте первые олигархические семейства, влияние которых на Кремль стремительно возрастало.

Страна всегда имела множество талантливых ученых, в том числе в экономической науке. Самые авторитетные ученые-экономисты страны были чрезвычайно озабочены теми действиями, которые проводило правительство в рамках избранной модели экономических преобразований. Например, 6 марта в «Независимой газете» была опубликована большая статья академика Н. Петракова и профессора В. Перламутрова с жесткой критикой самих теоретических основ правительственной политики. Авторы прямо указывали на гибельные для страны ее последствия, и по существу, обратились к парламенту с требованием провести публичные парламентские слушания по складывающейся социально-экономической ситуации в стране.

«Гайдаризм – это реакция на свой собственный марксизм» – так была озаглавлена большая статья академика Георгия Арбатова в той же «Независимой газете» (13.03.1992), он писал: «Последние месяцы я, как, наверное, многие, живу с ощущением усиливающейся тревоги. Ее внушает прежде всего положение в экономике, курс, проводимый здесь российским правительством, с начала текущего года – писал этот известный ученый. – Авторы нынешнего курса, отвечая критикам, часто ссылаются на то, что их программа прошла международную экспертизу, пользуется поддержкой виднейших зарубежных экономистов и, по сути, указывает единственно возможный, даже неизбежный путь, которым уже прошли Мексика, Польша и другие страны. И то, и другое, и третье – неправда»,– твердо заявляет этот деликатный ученый, много повидавший на своем веку, консультировавший и Хрущева, и Брежнева, и Андропова по вопросам американо-советских отношений.

В доказательство академик приводит некоторые эпизоды дискуссии, которая проходила в конце января 1992 года на заседании американской общественной организации «Комитет по советско-американским отношениям» (действующий с 70-х годов). Основным докладчиком был представитель «Чикагской экономической школы» профессор Джерри Сакс, ставший советником российского президента. Он сообщил, что основными инструментами «Программы для России» являются: формирование сбалансированного бюджета за счет многократного сокращения расходной части, полная либерализация цен, что позволит «освободиться» от «ненужных государственных предприятий», и приватизация. Всемирно известный экономист, профессор Дж. Гелбрэйт, комментируя основные положения доклада Сакса, сказал: «На Западе слишком хорошо знают, что такой подход неприемлем. И потому никогда не позволят осуществлять его на практике в своих собственных странах». Удивительно, но эти же слова я сказал Саксу в ноябре 1992 года, когда по его просьбе я принимал его и имел с ним продолжительную беседу. В той беседе Сакс откровенно признался, что политика правительства Ельцина – Гайдара «не принесла ожидаемый успех». Он просил меня дать правительству еще один «шанс» и на предстоящем в декабре Съезде народных депутатов не отправлять Гайдара в отставку.

В ответ я высказался в том смысле, что внастоящее время и в Западной Европе, и в США экономические дела неважные, депрессия имеет такой характер, что впору говорить о кризисе. «Почему бы вам, профессор, не заняться реформированием экономики в вашей собственной стране?» – Растерянный Сакс говорит: «Руслан Имранович, мнеэтого никто не позволит!» Руководитель группы консультантов председателя парламента, профессор Анатолий Милюков, не выдержал, расхохотался...

Отрицательную оценку предлагаемых для России Саксом мероприятий дал и профессор Маршал Голдмэн на указанном форуме, заявив: «Невозможно сбалансировать бюджет, прибегая лишь к сокращению спроса путем повышения цен, роста налогов, ограничения кредита и т.д., как это делает российское правительство. Результатом будет то, что и предложение, остающееся под контролем коррумпированной бюрократии, тоже будет сокращаться, обостряя все проблемы». – Возражая критике, Сакс высказал свой главный тезис: «Для успеха русских реформ необходима массированная иностранная помощь». Но ее не было. Но в таком случае – если нет главного условия для успеха русских реформ, то есть иностранной помощи, зачем пытаться ее приводить, заведомо зная ее провал? Странно все это было. Так оно и произошло – выпуск продукции (предложение) стал стремительно сокращаться, по мере углубления политики правительства.

Таким образом, принятые на вооружение Ельциным – Гайдаром идеи Джеффри Сакса (точнее, «Вашингтонского консенсуса») были, по сути, авантюрой: сам их автор превосходно понимал, что единственное условие, при котором эти подходы могут дать какой-либо позитивный успех – огромная финансовая помощь Запада. Ему был задан прямой вопрос: «Почему он, профессор Сакс, рекомендовал русскому правительству политику, в такой критической мере зависящую от западной помощи?» Ответ Сакса: «Добьетсяправительство России на этом пути успеха или нет, это был единственно правильный путь...»

«Единственно правильный путь» – сколько раз приходилось сталкиваться с этим понятием! Но на этот раз этот «единственный» для России предначертал заезжий гастролер, не имеющий понятия о стране, ее людях, ее бескрайних просторах, о могучем экономическом, научно-техническом, интеллектуальном потенциале. Бесспорно, что страна могла самостоятельно осуществить самые глубокие экономические реформы и обеспечить процветание общества, если бы не эти «ельцинско-гайдаровско-саксовы шоки».

Вот в этот период в парламентские круги, в общество «радикал-демократами» была вброшена нелепая мысль о том, что «Запад «под Гайдара» планирует помощь в размере 24 млрд долл., но якобы суровая критика Хасбулатова экономической политики правительства может помешать получению этой помощи». Помнится, я высмеял эту «концепцию» с трибуны VI Съезда народных депутатов, но постоянно эта идея снова «вбрасывалась» в общество, сея иллюзии.

Хочу привести завершающие статью мысли академика Арбатова, они тогда были необычайно созвучны моему отношению к правительственной деятельности: «Мы годамивели бесконечные споры о разных аспектах и разных программах экономической реформы. Априняли без всяких обсуждений вариант, который всерьез никто вообще не рассматривал. И, вобщем, от одной системы догм ринулись к другой, противоположной. В этом смысле “гайдаризм” – это реакция, а точнее – сверхреакция на свой собственный недавний догматический марксизм. Как любая крайность, и эта система взглядов разрушительна. Мы уже сегодня оказались на самом краю... Меня поражает безжалостность этой группы экономистов из правительства, даже жестокость, которой они бравируют, а иногда и кокетничают, выдавая ее за решительность, а может быть, пытаясь понравиться МВФ. Они уверяют, что с утра до ночи заняты тяжкой работой, сложными расчетами. Но боюсь, они не удосужились посчитать, как при существующих, а тем более будущих ценах, сможет свести концы с концами подавляющее большинство населения страны, а многие миллионы – просто физически выжить. И что со всеми нами станет как с людьми, как с обществом – не одичаем ли, не опустимся ли до животного состояния в уготованном нам экономическим кабинетом «Прекрасном новом мире» (так называлась одна из первых антиутопий Олдоса Хаксли)?..» Я не верю, что радикально исправляя дела в хозяйстве, мы должны сначала обнищать и опуститься. Я убежден, что есть другие пути...» (См.: Независимая газета, 13 марта 1992 г.)

О необходимости «другого пути» говорили и многие другие видные ученые и специалисты, руководители регионов, авторитетные представители промышленных кругов, в том числе из Союза предпринимателей, возглавляемого Аркадием Вольским, профсоюзные деятели. Со всех концов страны в Верховный Совет шли делегации-ходоки от многих сотен, тысяч предприятий, которые вкусили первые ядовитые плоды ельцинско-гайдаровских реформ. Надо было взяться решительным образом за разработку другого варианта экономической реформы.

Самые видные деятели науки, специалисты, представители делового мира изъявили желание принять участие в этой работе, я возглавил работу этой группы. В конце марта в самом общем виде альтернативная программа экономической реформы была разработана. Я ее направил президенту Ельцину и правительству. Основные идеи были изложены в форме краткого Доклада на сессии Верховного Совета 2 апреля 1992 года.

Основные положения Доклада

Председателя ВерховногоСовета

2 апреля 1993 годана Сессии Верховного Совета

Программа корректировки экономического курса Правительства

Над представленной программой работали:

Академики: Л.И. Абалкин, Ю.В. Яременко, А.М. Емельянов, Н.А. Петраков, Л.А. Никонов, Н.П. Шмелев; члены-корреспонденты РАН: П.Г. Бунин, И.Д. Иванов, В.Н. Шенаев, А.А. Кокошин; профессора, доктора экономических наук Г.А. Егиазарян, Б.И. Маевский, Б.З. Мильнер, В.С. Пашковский, Л.С. Чижова, Н.М. Римашевская, О.Л. Рогова, А.А. Хандруев, А.И. Милюков, Ю.И. Кашин, А.Н. Барковский, Ю.В. Пешехонов; кандидат экономических наук Е.А. Бучельников. Были учтены предложения Высшего экономического совета при Президиуме Верховного Совета, профсоюзов, организаций товаропроизводителей и предпринимателей, Центрального банка, коммерческих банков, а также идеи, высказанные в регионах при встречах Председателя Верховного Совета с коллективами работников промышленных и аграрных предприятий, с руководителями Советов и администраций, многочисленными специалистами, включая отечественных и иностранных экспертов... Общее руководство осуществлял Р.И. Хасбулатов.

Отсутствие системного подхода при разработке экономической политики

...Необходимость осуществления серьезной корректировки правительственной политики в области реформ экономики было одним из главных требований VI Съезда народных депутатов. Этого же требует общество, убедившись в неэффективности результатов деятельности правительства в этой области уже за первые месяцы текущего года. Одним из серьезных недостатков реформы является отсутствие ее теоретической, концептуальной базы. Собственно, мы имеем всего лишь два достаточно условных документа. Первый – это выступления президента Ельцина на Съезде народных депутатов, на котором он объявил о переходе на «свободные цены» с 1 января 1992 года; Второй документ Меморандум Российского правительства относительно его обязательств по поводу вступления России в МВФ. Эти обязательства требуют от правительства сократить государственные расходы, добиться бездефицитного бюджета, осуществить политику приватизации и т.д. – речь идет о тех задачах, которые мы ставим перед собой еще с 1990 года – задолго до того, когда было сформировано нынешнее правительство. Этот весьма «скудный» документальный материал не дает возможности сказать что-либо существенное о концепции реформы, за исключением того обстоятельства что, по-видимому, оно чрезмерно ориентируется на рекомендации МВФ. А этого не следует делать, поскольку специалисты МВФ плохо знают страновые особенности и их рекомендации часто дают отрицательный эффект. Об этом наглядно свидетельствует опыт МВФ в странах Латинской Америки, Азии, Восточной Европы.

Почему ошибочна политика правительства?

… Предлагаемая концепция, имеющая целью осуществить самую серьезную корректировку макроэкономической политики государства, имеет высокую степень социальной направленности. С такой точки зрения она в большей мере учитывает опыт западноевропейских стран, в которых сильны кейнсианские традиции – сильное государственное вмешательство и высокая степень защиты государством интересов общества, в особенности наименее обеспеченных слоев общества. Поэтому, осуществляя законотворчество, нам необходимо руководствоваться достаточно цельным представлением того, каковыми должны быть общие результаты нашей законодательной деятельности с точки зрения выстраивания модели будущего общества. Мы не можем принимать законы – а наши законы имеют огромное значение в силу того, что каждый из них является органическим законом, своего рода кирпичиком того нового здания, которое мы выстраиваем, если у нас нет представления общей картины этого нового здания, которое мы создаем. У меня такое впечатление, что правительство не имеет такого представления, то есть оно не знает и, скорее всего, не думает о том обществе, к которому мы движемся. Но мы, законодатели, не имеем права не знать, что мы создаем, принимая ежедневно важнейшие, фундаментальные законы под это новое, капиталистическое общество. Это новое общество – довольное жесткое общество, и мы должны принимать такие законы, которые «смягчали» бы его жесткие конструкции, обеспечивали бы максимальную защиту рядового гражданина. Но эта задача будет невыполнимой, если мы не обеспечим высокоэффективное функционирование новой экономической системы, основанной на механизмах конкуренции...

Слабость, и даже ущербность правительственной политики заключается в том, что, во-первых, она не обеспечивает создания надежных механизмом конкуренции, поскольку стихийная распродажа государственной собственности не основана на создании рыночных механизмов. А сама по себе частная собственность – даже если мы в один день передадим всю государственную собственность в частные руки – не создает эти конкурентные механизмы.

Во-вторых, правительство не представляет себе, каким должен быть самый первый шаг в деле создания рыночной экономики. Это – даже не приватизация, даже не либерализация цен. Это – сложная, комплексная работа и парламента, и правительства, и местных властей, и финансового сектора – направленная на создание широкой инфраструктуры рынка с его финансово-банковскими, кредитными и прочими инструментариями...

С этого следовало начинать реформы. Но дело сделано – избрана неверная парадигма развития, негативные результаты очевидны и ситуацию необходимо исправлять. Я не уверен в том, что правительство немедленно согласится с нашими предложениями. Но полагаю, что вы, уважаемые депутаты, принимая отныне экономические, финансовые и иные законы, связанные с реформой, сможете ориентироваться с большей полнотой, по сравнению с периодом до представленного Доклада, относительно того, какие коррективы необходимы для успешного осуществления реальных реформ, а не контрреформ...

...По многим направлениям экономической реформы нами приняты десятки законов и иных нормативных актов – из них 98% разработаны в наших комитетах и комиссиях, а не правительством «реформаторов». Странно, не правда ли? – Почему же Правительство не представляет нам свои проекты законов, которые законодательно регулировали бы новые экономические отношения рыночного хозяйства? Оправдана ли их тактика прибегать к «указному праву», не могущему иметь законодательной силы?

...Далее, я хотел бы выразить сомнение по поводу того, являются ли необратимыми социальные перемены. Мне представляется, что такой излишне оптимистический вывод о «необратимости» реформаторского процесса может сыграть очень скверную шутку с нами. Социальные процессы очень часто обратимы, даже самые глубокие, если эти социальные перемены не пользуются общественной поддержкой, если нет соответствующих социальных гарантий в форме широкой ее поддержки населением. Конечно, Россия, Российская Федерация, ее народы выстрадали экономическую реформу, она необходима. Но вопрос: «Какая реформа?» И какова ее социальная цена? Правительство не знает ничего о том, что было обещано парламентом и президентом народу за его поддержку в августе 1991 года. Оно считает себя «свободным» от всяких обязательств перед народом. Мы, парламентарии, такую свободу от народа не имеем.

...Верховный Совет, как и большинство граждан России, весьма обеспокоен сложившимся положением дел в стране – стремительная инфляция, быстрое удорожание цен на все товары и услуги. Ситуация может очень обостриться в течение апреля-мая. На сегодняшний день интенсивно набирает скорость развал промышленности и сельского хозяйства.

Падение производства за первый квартал (январь-март 1992 года), по официальным данным, достигло приблизительно 15 – 18%, а по выборочным данным независимых исследовательских центров и по экспертным оценкам специалистов в промышленности, этот показатель составил 23 – 28%. Самое тревожное состоит в том, что с каждым днем ухудшается жизнь людей без каких-либо надежд на ближайшее будущее. К сожалению, это падение не структурного характера, а, по существу, просто происходит обвал производства. Причем специфика нашей промышленности заключается в том, что проводимая политика приводит к остановке производственных мощностей, наиболее передовых с точки зрения технической оснащенности производства. Следовательно, избраны неверные подходы воздействия на производство.

Поэтому аналогия, скажем, с политикой госпожи Тэтчер, когда речь шла о политике реструктуризации производства государственных корпораций, характеризующихся крайней технологической отсталостью и неэффективностью (то есть банкротство «хромых уток»), совершенно неуместна.

Приоритетные направления корректировки правительственного курса

Общие результаты: анализ показывает, что причина таких просчетов в реформе – не противодействие трудящихся, и неких «серьезных политических сил» (как говорится в выступлениях представителей правительства), а в просчетах самого правительства.

В центр реформ были поставлены всего лишь мероприятия в чисто финансово-бюджетной сфере. Практика подтвердила опасения многих экономистов, специалистов управления в промышленности, аналитиков в том, что сама по себе либерализация цен без предварительного создания основ рыночной инфраструктуры означает простое административное повышение цен на производимую продукцию монополистами. Тем более если речь идет о государственном монополизме. Мне приходилось неоднократно подчеркивать: государственный монополизм – это худшая форма монополизма.

Почему? Потому что государственный монополизм подкрепляется политической властью. Причем страдают от этого монополизма сами государственные предприятия, их трудовые коллективы, директора этих предприятий, которые оказались в сложных условиях. В результате внешне меры правительства выглядят весьма радикально (что вводит в заблуждение мировое экономическое сообщество), но будучи оторванными от реальной экономической жизни, в которой доминирует государственный монополизм, основанный на исключительно одной форме собственности, они не дают ожидаемого эффекта. И естественно, не могут породить механизмы конкуренции, адекватные смешанной экономике, при которых устанавливается равновесие на рынке через действие законов спроса и предложения. Смешанную экономику еще предстоит создавать. Но по каким направлениям двигаться нам дальше, на чем сосредоточить наши усилия? Прежде всего, следует сделать все, для того чтобы остановить дальнейшее падение производства, не упуская при этом задач его структурной перестройки. Уместно напомнить, что с 1985 года, с момента прихода к власти Михаила Сергеевича Горбачева, в структуре нашей экономики не произошли серьезные позитивные изменения, наоборот, она значительно ухудшилась; стремительно сокращается доля готовых изделий (машиностроительный сектор), возрастает доля сырья и полуфабрикатов. Уменьшается производство товаров народного потребления и продовольствия. В то время как потребности людей увеличиваются, поскольку это закон повышения потребностей... Если не остановить падение производства, будет резко ухудшаться уровень жизни людей, неизбежны крупные социальные потрясения. Допустить этого, конечно, нельзя...

Экономическое вмешательство государства, создание смешанной экономики

Вделе создания смешанной экономики, состоящей из множества видов и форм собственности, особая роль принадлежит государству. И в этом смысле я – самый решительный сторонник укрепления регулирующей роли государства, его экономического вмешательства, а не сторонник «ухода» государства из экономики, что стало идеологией нашего правительства. Нигде в мире не наблюдается процесс «ухода» государства из экономики, из сферы регулирования социально-экономических процессов. Посмотрите на опыт Европы, особенно опыт скандинавских стран. Везде высока экономическая роль государства...

Правительству в короткие сроки следует не только скорректировать промышленную, структурную и конверсионную политику, но и перевести ее в конкретную программу действий... Необходимо подвести базу под реформы в сельском хозяйстве – мы основательно занимались им, начиная с осени 1990 года, когда был созван Внеочередной Съезд народных депутатов. Уже в тот период мы приняли целый блок законодательных актов, легализирующих принцип частной собственности в сельском хозяйстве и положивших начало фермерству. Но этого недостаточно. Я хочу вам сообщить неприятные факты – начиная с этого (1992) года, начался отток фермеров из села – 2,7 тыс. фермеров (за январь – март) уже бросили свои земли. Отток фермеров – исключительно тревожная тенденция. Где же здесь реформы? Основная причина этого – правительство лишило фермеров субсидий, цены на семена, топливо, удобрения возросли многократно. Это нетерпимо. Знает ли об этих фактах Президент?

...Производство функционирует в прежнем социалистическом, квазиплановом режиме, вне рамок и механизмов новой рыночной инфраструктуры, в условиях заблокированных инвестиций. Эти перекосы – худшее из всего возможного в условиях универсального дефицита. Никаких определенных предложений по трансформации промышленности правительство не сформулировало, помимо готовящихся проектов приватизации. Однако приватизация – это всего лишь одно, хотя и важнейшее, направление общей реформы. К тому же невозможно единовременное проведение приватизации колоссальной по масштабам государственной собственности, если не иметь задачей разрушение всей экономики. Нужны этапы программы. При этом необходимо отказаться от догматических схем монетарного регулирования, когда основные усилия направлены в сферу бюджетного регулирования.

Плохую роль в деятельности правительства играет попытка соединить идеи известного экономиста, представителя чикагской школы Милтона – Фридмена с идеями Рыжкова – Павлова, когда последние пытались многократно повысить цены на товары народного потребления чисто административными методами.

Создать рыночную инфраструктуру, осуществить приватизацию и затем – либерализовать цены

...Общая ситуация в стране была бы более положительной, если бы нами (правительством и парламентом) была бы согласована деятельность по основным направлениям реформы, при этом: во-первых, осуществлена политика приватизации легкой промышленности, торговли и производства аграрной продукции. Во-вторых, на этой основе можно было бы уже создать более или менее полноценный рынок, при развитии финансово-банковских, биржевых и иных инструментариев рынка. В-третьих, после такой приватизации и создания рыночной инфраструктурыследовало бы постепенно либерализировать цены. Эти идеи не являются чем-то новым, они прошли свое практическое воплощение в реформах многих стран и имели ощутимый успех. Многие специалисты, в том числе и в стенах нашего парламента, их высказывали... При этом не следует идеализировать частную собственность. Сама по себе она не создает конкурентную среду. Необходимо разработать такие механизмы регулирования, чтобы на место государственного монополизма мы не поставили частного монополиста.

Нам предстоит разобрать четкую, выверенную систему мер по социальной защите населения – правительство не справилось с этой задачей. Мы не можем допустить дальнейшего роста нищеты, деградации населения, особенно интеллектуальной его части.

В нашей программе выделен ряд узловых проблем. Первая – это проблема цен. Сегодня и специалистам, и основной массе населения ясно, что надо сдержать рост цен, не допустить ускорения инфляции, грозящей перерасти в гиперинфляцию. Но, возможно, она, то есть гиперинфляция, уже стала реальностью. Надо сказать, что правительство пыталось строить определенную программу социальной защиты населения. При этом оно исходило из возможного роста цен в первом квартале нынешнего года в 3,5 раза. Однако реально цены увеличились в первом квартале как минимум в 8 – 12 раз! Иными словами, гиперинфляция налицо. Такие огромные отклонения в темпах роста цен для нас, в Верховном Совете, не были неожиданностью. Об этом меня предупреждали специалисты, и я об этом неоднократно говорил правительству, в том числе с этого своего председательского кресла. Вы об этом, полагаю, помните. Однако в правительстве довольно легкомысленно отнеслись к этим предупреждениям, и в результате вся та огромная работа, которая проводится нами, Верховным Советом со дня нашего прихода к власти в России с начала 1990 года, поставлена под угрозу срыва.

Мы быстро теряем авторитет у народа, поскольку он полагает, что Верховный Совет обязан контролировать правительство, формировать его, исправлять его ошибки... Нам насчитали 650 наименований товаров, цены на которые выросли от 200 до 1100 раз. Поэтому говорить о рынке, о рыночных подходах, о рыночном характере реформ – просто нелепо... Когда существуют абсолютный монополизм в сфере производства плюс универсальный дефицит, который быстро устранить мы не сможем – нужны разнообразные действия, а не простое повышение цен. Антимонопольный комитет в таких условиях в принципе неадекватен – что он может проконтролировать?.. В один прыжок «американизировать» нашу экономику не удастся. Ясно, что нужны масштабные разноплановые меры.

Очевидно, что в переходный период государство вынуждено будет сохранять механизм регулирования цен. Это абсолютно ясная и очевидная истина, и не считаться с этим нельзя. В частности, может быть введен механизм установления рекомендательных цен по важнейшим видам продукции, который, кстати, существует в тех же Соединенных Штатах, на которые мы часто ссылаемся в тех случаях, когда нам выгодно ссылаться на международный опыт.

Не следует отбрасывать и вариант, когда в ценах на продукцию монопольных отраслей фиксируется предельный норматив рентабельности. Причем основной вопрос (я бы просил обратить внимание экономистов и наших юристов) это первоначальная цена и необходимость ее регулирования.

Вопрос установления первоначальной цены является ключевым. Производственники хорошо это понимают, однако правительство отбросило саму возможность влиять на установление первоначальной цены. А это в условиях отсутствия самих зачатков конкуренции способствует установлению предельно высоких цен на продукцию, в том числе производимую новыми частными предпринимателями. В результате закладывается порочная тенденция в самый начальный этап первоначального накопления капитала и развития российского капитализма....

В рамках предлагаемой Программы, безусловно, есть много того, о чем следует размышлять, взвешивая позитивные и негативные стороны осуществленных действий. Во всяком случае, мы должны исходить из того, что нашей главной целью является не скорость введения новых цен или других принципов реформы. Главная задача – добиться стабилизации экономики, не допустить ее полного развала. Хотя развал происходит, и мы, наверное, приближаемся к определенной критической точке в этом процессе.

Бюджетная политика

Собственный опыт убеждает, что политика бездефицитного бюджета, к которому так настойчиво стремилось правительство в условиях, когда она объективно не может быть реализована, наносит огромный урон экономике. Останавливаются предприятия, практически на грани развала находится сельское хозяйство, на границу краха поставлена даже посевная кампания. ... Сам подход бюджетной политики правительства теоретически построен на иллюзиях о бездефицитности бюджета и его спасительной, какой-то мессианской роли. Почему-то не понимается азбучная истина бюджетного планирования – бездефицитный бюджет не может быть обеспечен мгновенно, причем в условиях спада производства и деловой активности.

Налоговая политика

Налоговая политика – она требует существенных изменений, которые нами были приняты по просьбе правительства – мы на первом этапе чрезмерно доверяли правительству, хотя оснований для этого не было. Ведущее направление этой работы – дифференцированное ослабление налогового пресса. «К этому вопросу мы все подходим уже практически, и, кажется, большинство членов Верховного Совета понимает необходимость таких корректировок. В вопросе о налоговой политике наши взгляды, то есть Верховного Совета, думаю, совпадают с политикой госпожи Тэтчер в большей мере, чем взгляды нашего правительства. Ее правительство начало свою деятельность с того, что освободило от налогового бремени предпринимателей всех сфер собственности – государственных, частных, акционерных и т.д. Необходимо не просто расширить налоговые льготы, а увязать их со структурной политикой. Это важно и с точки зрения задачи превратить руководителей госпредприятий в союзников, а не отталкивать, учитывая, что 86% нашей экономики – это государственный сектор. От того, какие позиции займут 40 тыс. крупных руководителей государственных предприятий и объединений, в определенной мере зависит ход реформы.

Кредитная политика. Прежде всего следует на деле обеспечить независимый статус Центрального банка Российской Федерации; преодолеть негативные тенденции в банковской деятельности, и особенно – увлечение коммерческих банков торгово-посредническими операциями. В самое короткое время надо добиться перехода к селективной кредитной политике, обеспечить преимущество инвестиционным вложениям, особенно там, где у нас наибольшие провалы.

• Безотлагательного решения требует проблема нормализации расчетов между предприятиями – здесь проблема колоссальная, она все более осложняется; не хватает сотен млрд рублей. Ее надо решить незамедлительно, либерализируя кредитную деятельность.

• Стратегическое направление реформы – формирование слоя предпринимателей, в том числе на основе приватизации. Здесь без кредитования невозможно достигнуть задачи расширения предпринимательского класса. Но этого мало – в стране нет опытных менеджеров и банкиров; надо быстро разработать программы их подготовки, в том числе в Западной Европе, США, Канаде, Японии.

• Особое значение имеет, я уже говорил, структурная перестройка народного хозяйства. Необходимо в самые сжатые сроки определить приоритеты в структурной политике, направить на ее реализацию все виды финансовых ресурсов. Это самое главное в нашей политике, исходя из того, что в 1985 – 1992 годах потребительский сектор экономики сократился в 4 раза. Вот и считайте, какая у нас существует «социальная опора».

Структурная перестройка экономики включает и процесс конверсии. Неквалифицированный подход к конверсии ведет к технологической и технической деградации оборонных отраслей. Этот процесс идет полным ходом и его следует остановить. Соответственно снижается эффективность вооруженных сил. Причем вооруженных сил не только в плане оборонной политики, но и как элемента внешней политики, а также экспортных возможностей экономики.

...Доклад был воспринят с повышенным интересом не только большинством парламентариев, являющихся устойчивым «центром» и ориентирующихся на своего Председателя, но и многими радикал-демократами. Они, как правило, всегда, при критике правительственной политики, настойчиво повторяли одно и то же: «Да, курс не очень успешный, и возможно, имеет много изъянов. Но другой, альтернативной программы экономической реформы мы не имеем...» И вот я представил парламенту такую альтернативную Программу... Правительство и президент, хотя официально и не хотели признавать ошибочности своей политики, но тем не менее в ряде существенных положений, они учли требования парламентской Программы, в том числе в плане форсирования создания рыночной инфраструктуры. Но мне нужна была и определенная моральная победа – все население страны замирало у домашних ТV, когда начинал работу парламент. Поэтому важно было показать, что у нас имеются серьезные предложения, которые могут повлиять на обстановку в стране в позитивном направлении. Эта цель, во всяком случае, была достигнута – общество увидело, что в парламенте не просто «критикуют правительство», а предлагают серьезные меры для улучшения ситуации в стране.

Результат шока

Отклонение прогнозируемых накануне реформы оценок от фактических результатов деятельности правительства состояло в том, что ни одна поставленная им цель не была достигнута.

• Скачок потребительских цен за 1992 год произошел не в 3,5 раза, как было заявлено президентом, а в 26 раз, что привело к невозможности приобретения значительной массой семей товаров даже первой необходимости. Тем не менее население в целом терпимо восприняло многократный рост цен, и крупных массовых забастовок или других социальных конфликтов не произошло. Однако напряжение и негативные ожидания в обществе нарастали.

• Падение производства начало перерастать в коллапс, в паралич экономики. В целом в 1992 году объем промышленного

• производства по сравнению с 1991 годом снизился на 19%, товаров народного потребления – на 15%, из них продуктов питания – на 18%, тканей и обуви – на одну треть и так по всем отраслям. Это было падение неструктурного характера, хотя правительство неуклюже стремилось обосновать идею структурного спада: останавливались эффективные производства, сокращался выпуск крайне необходимой продукции. Такое падение производства было вполне закономерным следствием ошибочной промышленной политики, поскольку она не опиралась на рыночную инфраструктуру, создать которую правительство «забыло».

• Другой стратегический просчет правительства – это ориентация на немедленную ликвидацию дефицита бюджета. Уже в первом квартале 1992 года правительство, вопреки предупреждениям со стороны парламента, утверждало о своих возможностях реализовать бездефицитный бюджет. В итоге же получило дефицит федерального бюджета в объеме 5% от ВНП в формально учитываемом варианте. И вдвое больший с учетом скрытого участия Центрального банка в его покрытии, что, естественно, было неизбежным в создавшейся обстановке. Парламент России оценил бюджетную политику правительства отрицательно, корректировка бюджета продолжалась практически до конца 1992 года.

• В стремлении добиться бездефицитного бюджета под мощным давлением правительства, парламент неоправданно взвинтил налоги и недопустимо сократил государственные расходы на развитие жизненно необходимых отраслей, производств и сфер деятельности. В результате развился платежный коллапс, проблему которого, кстати, пришлось решать самим в июле-августе 1992 года парламенту и Центральному банку, которые тогда практически заменили правительство Гайдара, полностью потерявшее управление экономикой. Действительно, в своем пике неплатежи достигали 78% валового внутреннего продукта. Кризис охватил четыре пятых всех промышленных предприятий.

• Следствием этих ошибочных решений явилось катастрофическое падение курса рубля по отношению к доллару и другим мировым валютам. Это привело к многократному обесцениванию национального богатства страны и укреплению криминальных аспектов в политике денационализации, росту нищеты, социальному расслоению.

• Наиболее крупной неудачей оказалось более глубокое, чем прогнозировалось правительством, падение уровня жизни населения. По официальным расчетам, около одной трети населения имели к концу 1992 года доходы ниже прожиточного минимума.

• В итоге в 1992 году совокупные денежные накопления населения относительно среднемесячных потребительских расходов были в 2,3 раза меньше, чем в 1991 году, а сбережения в организованных формах (вклады, акции, облигации и так далее) были меньше примерно в 4 раза. Это при том, что все сбережения населения, составлявшие внушительную сумму примерно 600 млрд долл., были фактически не просто обесценены, а конфискованы «Гайдаром и Ко».

• Причинами этих катастрофических последствий являются не «коммунистическое прошлое», не «сопротивление реакционных сил «реформам», как это утверждалось президентскими сторонниками, а грубые просчеты в экономической стратегии, легкомысленное отношение к сложнейшим внутренним проблемам, даже скорее – незнание этих проблем, в частности, в центр реформы была поставлена не серьезная практическая и организационная работа по созданию рыночной среды, перегруппировке производства, а лишь мероприятия в финансовой сфере, к тому же необоснованные, а потому малореальные. Практика подтвердила опасения многих экономистов, что либерализация цен без предварительного создания хотя бы первичной рыночной инфраструктуры приведет к их неуклонному и неограниченному повышению монополистами.

• Порою меры правительства выглядятвроде бы радикальными, но оказывается оторванными от реальной действительности, не учитывающими ее. Например, парламенту был предложен проект закона о банкротстве предприятий в надежде, что он будет провален, а парламент его принял. И что же? С мая 1992 года (со времени принятия) он так и не действует. Изумленное правительствотак и не поняло, что же делать с этим законом о банкротстве?

Такимбыло мое выступление, я конечно, отклонялся от текста, некоторые моменты сокращал, но текст (писаный) я привожу достаточно подробно. Эта программа корректировки реформ, разработанная видными учеными и специалистами страны, не вызвала внимания ельцинистов. Этим самым было нанесено прямое оскорбление академической экономической науке. Разработчики программы, внесшие свой опыт и знания, тяжело переживали такое равнодушие власти к их мнению.