Текст книги "Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина"

…23 марта было завершено рассмотрение действий президента Конституционным судом. Высокий Суд расценил их как грубое нарушение конституционной законности. Делать было нечего, при всем своем нежелании мне пришлось согласиться с созывом Внеочередного (IX) Съезда народных депутатов. Он начал свою работу 26 марта в Большом Кремлевском дворце (ныне его уже нет), спустя всего лишь две недели после завершения предыдущего, VIII – и тоже Внеочередного – Съезда народных депутатов. Как видим, терпение парламентарии проявляли огромное, выдерживая капризы чудовищно зарвавшегося правителя-самодура. Однако самым терпеливым был все-таки я; мне и в голову не приходило сделать что-то по-серьезному неприятное Ельцину, он рекомендовал меня своим первым заместителем, позади у нас с ним была огромная совместная работа в условиях непрерывного давления союзной бюрократии. Я всего этого не мог так просто забыть и откинуть как ненужный хлам – так, как это мог делать Ельцин. У меня другие понятия чести и порядочности.

Этот так внезапно и вынужденно созванный Съезд народных депутатов по реальному факту грубого нарушения президентом Конституции я попытался «увести», насколько это представлялось возможным, от процесса реального рассмотрения вопроса об отрешении Ельцина от президентства. В своем шестом докладе я сделал акцент на необходимости строгого соблюдения всеми должностными лицами конституционной законности. А «случай» с Ельциным я предложил рассмотреть как серьезное предупреждение всем тем, кто чрезмерно легкомысленно относится к Закону. Большинство депутатов поддержало такой подход и хотя резко критиковали президента, но были настроены на мирный исход вопроса – никто не хотел воспользоваться предлогом, чтобы сместить Ельцина, к тому же большинство депутатов ориентировались на мою позицию – они привыкли полагаться на нее безошибочно.

Все могло завершиться мирным, не конфликтным образом, да опять испортил сам… Ельцин.

Он пришел на вечернее заседание, будучи основательно пьяным, и потребовал слова. Я хотел завершить заседание, сделав вид, что не замечаю его просьбу предоставить ему слово. Но он уже шагал к трибуне. Я стал ждать грозы, и она неминуемо грянула.

Нет смысла пересказывать все то, что говорил Ельцин. Это были жалобы, и угрозы, и шантаж, и откровенная чушь, над которой в зале откровенно хохотали, в общем, это было жалкое, позорное зрелище. Но все это было уже привычным для депутатов – не это их возмутило. То, что они не захотели простить, – это то состояние, в котором он находился в ту минуту, когда собрался Внеочередной Съезд народных депутатов, согласно Конституции, – высший орган власти страны, для рассмотрения его же, Ельцина, попытки государственного переворота. Ему припомнили все…

Эти депутаты всего лишь два года тому назад избрали Ельцина своим Председателем, затем обеспечили его избрание президентом, защитили в ходе путча в августе 1991 года, прощали его многочисленные глупые выходки. А он, Ельцин, вообразил себя царьком, вместо благодарности – непрерывные издевательства над парламентариями, полное неумение управлять страной и т.д. Все, хватит – вышвырнем негодяя вон – вот таким было мнение огромной части депутатов.

Они, депутаты, буквально пришли в ярость – немедленно проголосовали за то, чтобы внести в повестку Съезда вопрос об отстранении Ельцина от обязанностей президента. Более того, гнев перекинулся на меня – они вспомнили, что с первого дня нашей деятельности, я неизменно выступал с позиций последовательной защиты Ельцина. …И потребовали также моего смещения с поста Председателя Верховного Совета.

«Хорошо, – подумал я, сидя за председательским креслом в Кремлевском зале, – что наши разъяренные депутаты не догадались потребовать лишить меня права вести заседание Съезда. Тогда, можно точно полагать, задача смещения – во всяком случае Ельцина, – была бы выполнена …»

Меня переизбрали подавляющим числом голосов, видимо, рассудили достаточно объективно. Но вот с президентом едва не вышел уже не опус, а казус – из более чем 700 голосовавших, не хватило всего лишь 11 голосов для отрешения от должности президента России. Конечно, перед голосованием мне пришлось изрядно поработать со многими депутатскими группами и влиятельными депутатами. Они снова прислушались к моему мнению (при встречах до сих пор упрекают). На этот раз Ельцин выглядел очень испуганным... Часть депутатов, сторонников Ельцина, выступила с инициативой провести референдум с вопросом оказания доверия президенту. Я сразу же угадал: начинается новая интрига, новая провокация – честность неведома ни Ельцину, ни его сторонникам. Задал вопрос: «Зачем вам референдум?»

Отвечает: «Я хочу узнать только мнение народа, мне важно в моральном плане...»

Я уже не верил этому человеку абсолютно. Знал, что он приготовился к новым провокациям – независимо от исхода референдума. Такая у него гнилая натура. Разгоряченные депутаты, к сожалению, «накидали» еще вопросы, которые были неуместны и лишь запутали избирателей. Хотя никакой исход голосования не мог иметь правового значения, что подтвердил позже Конституционный суд.

В принятом постановлении Съезд объявил проведение 25 апреля на всей территории России всенародного референдума по четырем вопросам:

1. Доверяете ли вы Президенту Российской Федерации Б.И. Ельцину?

2. Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации и Правительством Российской Федерации с 1992 года?

3. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации?

4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации?

Вся затея ельцинистов, ожидавших получения абсолютного большинства голосов в поддержку Ельцина, провалилась – он получил лишь небольшой численный перевес в составе голосовавших, потеряв при этом более 9 млн избирателей – по сравнению с тем их числом, которые около 2 лет тому назад отдали свои голоса за него, при президентских выборах. Никаких оснований для юридических последствий этот референдум не дал – это было четко зафиксировано в постановлении Конституционного суда, куда мы направили документы по референдуму с просьбой дать комментарии по результатам.

Но интересно напомнить, как президентско-правительственная сторона вела подготовку к референдуму, какие она использовала средства и методы. Это, можно смело отметить, было началом полного отказа соблюдать не только какие-то минимальные правовые нормы, но и морально-этические правила. День и ночь по всем телеканалам лились потоки брани, лжи, клеветы и инсинуаций в адрес российского парламента и его председателя. Дело доходило до того, что какой-то полупьяный писатель с телеэкрана, обращаясь лично ко мне, пытался учить меня... русскому языку! Во многих газетах лозунги: «Ты будешь голосовать за русского Ельцина или за чеченца Хасбулатова?» Впервые в истории Власть вбросила семена национальной вражды в общество, сознательно и жестоко. Референдум, стараниями кремлевских пропагандистов-подлецов, превратили в ристалище личного сражения между президентом и председателем, между Кремлем и Белым домом, в некое спортивное состязание, когда из поля зрения пропадает суть события, а все внимание концентрируется на бесконечном грязном шоу. «Да-Да-Нет-Да» – этот слоган бесконечное число раз назойливо крутился повсюду, вдалбливался в сознание, требуя «разогнать» парламент и безоговорочно поддержать президента.

Беспрецедентный характер имели, по заключению экспертов, случаи массовой подтасовки, вбрасывания бюллетеней, искажения в подсчетах избирательных комиссий, контролируемых местными исполнительными властями. И тем более неожиданными оказались для Кремля полученные результаты, которые не давали никакого шанса на осуществление второго акта в своем грязном замысле – принуждение к самороспуску парламента – они даже в отдаленной мере не приблизились к этой цели. Такого права им российский избиратель не предоставил.

...По мере поступления сведений по референдуму, первоначальные ожидания Кремля оглушительного успеха менялись на уныние и даже на панические настроения. Кто-то из президентской команды повторил известное большевистское правило: «Важны не результаты выборов, важны их интерпретации». Результаты же дали следующую картину:

Во-первых, резкое снижение явки избирателей – 55%, по сравнению с почти 70% в июне 1991 года – сказывалась усталость населения, возродившееся неверие во власть и безразличие.

Во-вторых, чуть более половины явившихся выразили поддержку президенту (при этом он «потерял» более 9 млн избирателей, по сравнению с 1991 годом), чуть меньше – Верховному Совету (экспертные оценки показывали накануне выборов следующий результат: около 20% – в поддержку президента, 58% – в поддержку Верховного Совета).

Однако тотальная пропрезидентская пропаганда и оголтелое «махинаторство» при подсчете голосов дали свои «результаты», приведенные выше. Но я и ими был чрезвычайно доволен – они нанесли мощный удар по всей этой провокационной затее под названием «референдум». Одновременно был нанесен удар по этому самому демократическому способу выявления мнений народа – референдум в России оказался основательно девальвирован. После этого апрельского референдума, он оказался в руках правящей бюрократии орудием осуществления своей нечестивой политики. Это еще раз подтвердилось уже в декабре 1993 года, когда Кремль вынес на «всенародный плебисцит» ельцинский проект Конституции и объявил его «принятым народом».

Решение Конституционного суда было четким и определенным, и суть его состояла в том, что избиратель не предоставил ни Президенту, ни Законодателю права на односторонние действия по изменению существующего конституционного порядка в стране. Соответственно, не может и речи быть о том, что «одна сторона» может досрочно прекратить полномочия «другой стороны». Конституционный суд не мог прямо указать на «ту сторону, которая пытается досрочно прекратить полномочия другой стороны», но всем было ясно, что Суд имеет в виду Кремль. Казалось бы, надо успокоиться – избиратель оказался мудрее, чем предполагали инициаторы референдума, он фактически предписал и Законодателю, и Президенту работать вместе, без конфликтов, решать свои противоречия так, как того требует право и мораль.

Однако ельцинисты закусили удила. Решение Конституционного суда подвергалось яростным, самым оскорбительным нападкам, его председатель Валерий Зорькин непрерывно оскорблялся в СМИ, высмеивался. Кремлевские начальники лишили его охраны. (Мне пришлось выделить ему охрану из службы безопасности Верховного Совета – она ему была очень нужна в то время.) Игнорирование конституционной законности, Верховного Совета и Конституционного суда правительственным чиновничеством приобрело откровенный характер. При этом вызывало удивление сверхциничное, наглое, буквально хамское поведение – как высоких руководителей исполнительной власти, так и подчиненного ему чиновничества, по отношению к Законодателю. Так, любой чиновник из Кремля или правительства мог «себе позволить» дать публично любую негативную оценку в отношении деятельности Законодателя, его руководителей, высказываться в плане «легитимности – нелегитимности» Верховного Совета. В эти публичные «дискуссии» на ТV вовлекались иностранные журналисты и эксперты, которые также бездумно-игриво позволяли себе насмехаться над российским Законодателем.

Угрозы Кремля «разогнать» Верховный Совет, его шантаж, травля, инсинуации и.т.д. становились повседневными. Толкования результатов апрельского референдума приобретали гротескный характер – оказалось, люди легли спать 24 апреля в одной стране, а проснулись 25 апреля в другой (согласно версии Сергея Шахрая, приложившего немало сил для укрепления кровожадных замыслов Ельцина). Так интерпретировали кремлевские идеологи эти результаты. Следовательно, делали вывод эти деятели, «никакой Верховный Совет и «их» Конституция в этой «новой стране» не могут считаться действительными». Оказывается, «референдум» «ДАЛ ИМ новую страну!» И при этом – непременная ссылка на «народ», «народ нам доверил... «Но народ никому ничего не доверил – из того, что пытались делать ельцинисты, и более того, он – Народ – отказал Ельцину в праве действовать за пределами действующей Конституции! Но об этом интерпретаторы предпочитали не говорить. ...Выступает по ТV какая-то артистка! – хвалит Ельцина, ругает Верховный Совет, говорит: «Зачем мне эта Конституция?» – И правда, зачем ей-то «эта» или «другая» Конституция? Петь или танцевать мешает? Ей сказали: «Скажи то и другое – от народа, от людей культуры...». Вот бедняжка и старается. Обстановка как в 37-м: «Бухарин – враг народа…» «Сталин воплощение добра и светлости», а ныне – «Хасбулатов – враг демократии», «Ельцин – апостол демократии». TV, СМИ не брезговали ничем.

Помнится, английский профессор Джон Росс, работавший в группе консультантов при председателе парламента, мне сказал: «Руслан Имранович, почему вы не подадите в суд на телевидение – ведь их пропаганда в пользу президента попросту преступна? Такого не позволяет себе ТV нигде в мире. Оскорбления, клевета на парламент – что там за люди? Это – не журналисты, это – хулиганы!»

Я: Они – не хулиганы, профессор, итальянский журналист Кьеза правильно их назвал «киллерами от журналистики». Ну, а что касается судов – где они, независимые суды? Не успел Верховный Совет принять законодательство, обеспечивающее независимость судов, утвердил состав Верховного Суда, других судов, как почти вся судебная система оказалась под пятой исполнительной власти, новых предпринимателей, теневого бизнеса. «Рынок» – все продается и покупается! В том числе совесть и судебные решения...

И вот, спустя всего лишь неделю после референдума – жестокая расправа властей с демонстрантами 1 Мая на центральных улицах и площадях Москвы. Это – сигнал о «другом государстве». Все! С играми в демократию закончено! Соглашайтесь с нашей интерпретацией референдума! – Именно этот сигнал они подали своей изуверской расправой с демократами. Наивные люди! Я немедленно выступил по телевидению, назвал виновников, заставил их оправдываться. Назначил парламентскую комиссию для расследования фактов милицейского произвола. Кремль сделал то же самое – немедленно «назначил свою комиссию». Но ее цель была – оправдать произвол.

Кремлевские деятели попытались свои жалкие интерпретации референдума «перевести» на колею некогда конституционного процесса, созвав странное «конституционное совещание» – о чем радикалы говорили сравнительно давно. Правда, речь тогда шла об Учредительном собрании. Но Учредительное собрание 1917 года – это был очень серьезный, избранный всем российским народом, реальный демократический и представительный орган; это, по сути, нечто типа действующего Съезда народных депутатов. А ельцинисты как раз хотели совершенно обратного – никакого выборного органа, и исключительно назначенного ими самими. Отсюда и состав этого «ихнего» «совещания» – из числа администраторов областей, краев и высшего правительственного чиновничества; все «это» разбавили некоторым количеством депутатов и ученых – готовыми служить чему угодно и кому угодно. И заявили на весь мир о некоем, чуть не «эпохальном событии», с которого следует считать«истоки» появления новой «российской конституции».

Это была чистейшей воды «бюрократическая погремушка», которая не имела ровным счетом никакого отношения к обществу. Ельцинисты, хорошо понимая, что, оставаясь в рамках Закона, они не смогут «протащить» новую Конституцию, «скроенную под Ельцина» наделяющего его диктаторскими полномочиями. Отсюда эта идейка относительно «конституционного совещания», фактически, инструмент «явочного переворота» в государстве.

Отметим помимо всего прочего, по созыву «совещания» действия были глубоко аморальны – еще вчера Ельцин хвалил проект Конституции, разработанный Конституционной комиссией и рекомендовал его «принять за основу» на Съезде депутатов, сегодня он же, Ельцин, публично заявляет о «непригодности этого же проекта, называя его «пропарламенским». Эта моральная нечистоплотность, двуличие и даже откровенная подлость делали этого человека очень опасным для общества... Но почему-то всего этого «не замечали» все эти «демократы» – это было просто удивительно.

Созыв конституционного совещания означал новый виток политической конфронтации. Это, отметим, признавалось и целым рядом иностранных наблюдателей. Так, люксембургская газета «Цайтунг» опубликовала передовую статью, в которой говорилось: «Ельцин твердо решил установить в России абсолютный президентский режим, базой которого должна стать Конституция, дающая президенту соответствующую власть.Г-н Ельцин хорошо понимает, что если он будет следовать закону, то имеет мало шансов добиться своей цели, ибо проект Конституции вызвал негодование среди юристов и интеллектуалов, увидевших в нем попытку установить неограниченную личную власть. Поэтому президент маневрирует, стремясь обойти парламент и другие государственные структуры.

С этой целью своим указом он созывает 5 июня специальную ассамблею, которая должна в течение 4 дней завершить «разработку» новой Конституции России. Президент открыто нарушает действующую Конституцию, которая не устраивает его. Он фабрикует Учредительное собрание, чтобы заменить эту Конституцию. Он устраняет из высших эшелонов государственной власти людей, которых не любит потому, что их убеждения отличаются от его собственных... Многие признаки дают основания опасаться, что под маской демократии России в очередной раз угрожает диктатура. (Zaitung,18 mai 1993)...»

Телевидение показало, как в день «открытия» заседания этого «конституционного совещания», Ельцин и Черномырдин лишили слова Председателя Верховного Совета России. Надо было видеть эту картину целиком – я ни с чем похожим в жизни не сталкивался; читал лишь, что в сталинские времена многие люди из-за боязни репрессий делали что-то не очень хорошее. А здесь, в Кремле, когда мы все объявили себя чуть ли не идеальными демократами, второму лицу государства, главе парламента, не дают слова! И когда я буквально выбил это слово от президента – какова реакция членов «конституционного совещания»? Все это невозможно описать – здесь нужен гений Шекспира, чтобы точно передать и трагизм, и комизм одновременно всей этой панорамной «картинки». Представьте себе мощно ревущих, с разинутыми пастями, горилл; при этом они, точно гориллы, бьют своими ногами (лапами) изо всех сил об пол, хлопают руками (передними конечностями) об стол, их безобразные, вонючие пасти разинуты до предела. Глаза выпучены – в них нет ничего от человека, только от животного… Idolo-speсus Фрэнсиса Бэкона… Но мне не страшно. Я – их, скотов, презираю… Ельцин – растерян, Черномырдин – что-то бормочет, извиняется… А я, стоя на трибуне, как завороженный, смотрю в зал, где «заседает» огромная стая человеко-обезьян… Группа ельцинских охранников валит на пол народного депутата судью Слабодкина, затем «несут» его на вытянутых вверх руках, к выходу. Другой верзила-охранник бьет «под дых» Генерального прокурора Степанкова, «усаживая» его на место. (Он вскочил, протестуя против насилия над Слабодкиным.) Третий изготовился применить «прием» на мне, когда я проходил к трибуне – отказался, увидев, как я напрягся.

Вдруг стало… смешно… Мысли мелькают с огромной быстротой… Вот они – те, кто породил в былые времена сталинщину, сегодня им нужен, как воздух, ельцинский авторитаризм, режим личной власти. Когда им, гориллам, будет спокойно… Какая им демократия нужна? Смешно! Им просто нужна власть над людьми, чтобы помыкать ими и грабить казну. И чтобы никакой ответственности!..

Но не все таковы, – здесь, в зале, есть и порядочные люди. Более трети собравшихся, около 70 человек, ужаснувшись увиденным, покинули зал. Конституционное совещание «сдохло», не начав свою запланированную подлую, подрывную «работу». Дальнейшая подготовка ельцинской «конституции», хотя и велась от имени этого «совещания», но была продуктом всецело и абсолютно кремлевского чиновничества. И оно также постепенно «охладело» к этой пустой затее. Никакого общественного интереса «Проект» не вызывал.

Кремль потерпел сокрушительное морально-политическое поражение от парламента. Центр политической жизни страны прочно разместился в Парламентском дворце. Здесь решались стратегические вопросы развития страны. К нам съезжались делегации со всего мира – парламентский центр был наполнен содержательными конференциями, здесь шли дискуссии по широкому кругу проблем современного развития. Это окончательно подвигло кукловодов Ельцина к мысли о необходимости физической расправы над парламентом. Здесь решения по типу «Беловежской Пущи» не могли сработать. Это провокаторы хорошо понимали.