Текст книги "Сергей Королев"

29 марта 1961 года Королёв просит разрешения на старт корабля с человеком на борту на правительственном уровне. 2 апреля он докладывает на заседании правительственной комиссии о готовности техники к первому полету человека в космос. 3 апреля правительство СССР приняло решение о запуске в космос первого пилотируемого корабля с человеком на борту. После этого Сергей Павлович улетел на космодром. Он планировал 8 апреля вывезти ракету на старт, а 10–12 апреля стартовать.

8 апреля 1961 года на заседании Государственной комиссии был сделан исторический выбор – командиром корабля «Восток-1» назначен Юрий Гагарин, Герман Титов стал его дублером.

11 апреля в 7 утра Королёв, как всегда, провожал ракету, медленно выезжавшую из ворот МИКа. Сергей Павлович очень устал. Снова и снова мысленно он перебирал конструкцию ракеты, продумывая, что они могли проглядеть, и как это можно исправить, вспоминал причины всех прежних аварий и неполадок, ощущение тревоги не проходило, и чтобы заглушить ее, Королёв начинал все сначала, и от этого на душе становилось еще беспокойнее, а он бежал и бежал по этому кругу.

Ракета на старте. Прошел сигнал «готовность двадцать четыре часа».

В 22.00 Гагарин и Титов легли спать. А вот Королёв в эту ночь уснуть не смог. Около трех часов утра уехал на стартовую площадку.

В 5.30 Гагарин и Титов встали, затем прошли медосмотр, последние инструктажи.

Их одели в скафандры, проверили их на герметичность, опробовали работу медицинских датчиков – в этот день у всех на космодроме было много работы.

Подъехал автобус, тронулись. На стартовой площадке Гагарин доложил председателю Государственной комиссии о готовности к полету. Поднявшись по ступенькам к лифту, он оглянулся и помахал стоящим внизу людям. Королёв взмахнул велюровой шляпой в ответ. Гагарина усадили в космический корабль, подключили скафандр к креслу. Рабочие-монтажники из КБ Королёва закрыли люк, затянули последнюю, 30-ю гайку. Позвонил Королёв, сказал, что нет третьего контакта прижима крышки. Начали проверять: сняли и снова установили крышку. Королёв сообщил, что контакт в порядке. Приступили к проверке герметичности. Тридцатиминутная готовность. Королёв вместе со «стреляющим», специалистами и членами Государственной комиссии находится в командном бункере.

Старт корабля «Восток-1» был произведен в 9 часов 07 минут по московскому времени. Через 108 минут он приземлился в Саратовской области. То, к чему Королёв стремился всю свою жизнь – свершилось. После известия о благополучном приземлении Гагарина Королёв с коллегами сначала решили лететь на место приземления корабля, потом в Куйбышев, к Гагарину. В Энгельсе пересели в два вертолета. На них и добрались до «Востока». Королёв осмотрел аппарат, погладил. Гагарина тем временем привезли на обкомовскую дачу под Куйбышевым. Приехав туда, Сергей Павлович сразу прошел к Гагарину, расцеловал. На следующий день после обеда Королёв, ракетчики и члены Госкомиссии улетели в Москву.

Утром 14 апреля Сергей Павлович вместе с женой поехал во Внуково встречать Гагарина. Королёв оказался как-то в стороне от праздника, главным виновником торжества был не он, толпы народа приветствовали не его. Митинг на Красной площади Сергей Павлович смотрел дома по телевизору. А вечером в Кремлевском дворце был прием. Сергей Павлович с Ниной Ивановной стояли вместе с другими конструкторами. Хрущев заметил его, подошел, чокнулся фужером, похвалил за проделанную работу.

За освоение космического пространства Королёв, Келдыш, Глушко и Пилюгин получили по второй Звезде Героя. Королёв огорчился, узнав, что вторую Звезду вручают без ордена. 20 июня, вернувшись из Кремля, он показал Нине Ивановне коробочку с наградой и посетовал, что орден дать пожалели.

* * *

Об этом ощущении вспоминали многие из тех, кому довелось участвовать в подготовке первого полета человека в космос. Завершились послестартовые хлопоты и торжества и наступила… пустота. Напряженная работа забрала не только все силы, но и эмоции. Это сполна почувствовал и Королёв.

6 мая Сергей Павлович улетел с Ниной Ивановной в санаторий «Сочи». Мишину, Бушуеву и всем другим своим замам он запретил ему звонить. Он никому не сказал, куда едет – в отпуск, и этого достаточно, хотя, если понадобится, все равно найдут. Занавески, шевелящиеся от ветра, воздух, пропитанный солью, море за окном – покой, забытая, незнакомая праздность. Он слишком долго жил в сумасшедшем темпе, сжимал время, сейчас можно было бы отстать от него, отпустить пружину, позволить другим бежать за секундами. Он слишком часто оставлял Нину одну. Тюратам отбирал его у нее. А если Королёв и был рядом с ней, то тогда он поздно возвращался домой, усталый, издерганный, вместо цветов нес ей свое раздражение, накопленное в нем совсем другими людьми, искал повода для ссоры, чтобы как-то разрядиться. Она терпела, обижалась. А он утром следующего дня, уже успокоившийся, искусно разыгрывал недоумение – что случилось, почему она хмурится? Она понимала, что ссора закончилась так же внезапно, как началась, без плавных переходов с извинениями. И сейчас он хотел дать ей то, что было для него самым дорогим – свое время.

Однажды на пороге сочинского «люкса» № 11 появились гости с Явейной дачи (это странное название обозначало три долины на территории санатория «Россия», в которых жили первые космонавты) – Каманин, Карпов и Гагарин. С этого момента Королёв думал только о втором полете. Полетит Титов. Второй полет должен быть более сложным и продолжительным. Медики предлагали три витка при четвертом резервном. Королёв же хотел, чтобы космонавт летал сутки. На Явейной даче ему возражали. Сергей Павлович миролюбиво ответил, чтобы они подумали, а сам уже отдал распоряжение Бушуеву готовить суточный полет человека в космос. Титов соглашался с Королёвым – летать надо сутки. Сергей Павлович принимает окончательное решение – полет будет длиться сутки, а если Титову станет плохо, то его вернут на Землю на третьем-четвертом витке.

В Тюратаме стояла обычная для этого времени года жара. Степь высохла, земля покрылась трещинами, ветер гнал перекати-поле и поднимал тучи пыли. Работа на космодроме шла без отклонений от графика.

За день до пуска (старт был назначен на 6 августа 1961 года) Королёв предложил Титову еще раз посидеть в корабле – в полете все вокруг должно быть привычным, знакомым. Корабль уже на старте, лучше бы его не трогать, но если Герману нужно… Космонавт попросил полчаса.

Утром все как и перед первым полетом, как и в прошлый раз – медосмотр, датчики, автобус, рапорт. Старт! С технической точки зрения полет Титова проходил нормально. Космонавт дважды брал на себя управление, быстро и четко ориентировал корабль, выходил на связь. Чувствовал себя он в это время неважно, но сутки, как обещал, отлетал, на Землю после третьего витка не попросился.

* * *

После стартов первых космонавтов Королёв, как отмечали знавшие его люди, изменился, помягчел, не так часто устраивал своим людям разносы, больше стал прощать, советоваться.

В конце 1962 года он написал жене, что дальше так работать нельзя, добром это не кончится, что кроме ракет и космодрома есть она, Нина, и составил своеобразную программу своей жизни: работать нормально, часов до 7–8 вечера; не работать в праздники; заниматься домом, научными трудами, – у него много мыслей, в той бешеной круговерти их можно было просто потерять, уделять больше внимания Нине.

В 1963 году, ровно через три месяца, он пишет Нине с Байконура о том, что огорчен неудачными пусками «Луны» и «Венеры». Докладывает Хрущеву, объясняется. 17 апреля Сергей Павлович заболел, а 20-го он уже на ногах, в своем ОКБ, 22-го – в Тюратаме, 28-го читает доклад у Келдыша в Отделении прикладной математики, в начале мая снова летит в Тюратам. В общем, так и не вышло у него начать новую жизнь…

У него не было друзей. У него были единомышленники и союзники. В доме Королёва редко бывали гости. Келдыш, министр здравоохранения Курашов, хирург Вишневский, Гагарин, Титов, Николаев, Попович. Очень редко приходили свои, из ОКБ: Мишин, Тихонравов, Черток, Бушуев, Охапкин. Иногда сотрудники привозили бумаги на подпись.

Сергей Павлович не представлял себе жизни вне работы. Что такое отдых? На юге, в санатории – процедуры, прогулки с Ниной, кино по вечерам, иногда танцплощадка. А через несколько дней – телефонные звонки в Москву, из Москвы. Иногда в санатории были свои – Козлов, Бушуев, Ключарев, Ивановский. О чем говорил с ними при встрече? Конечно, о жизни, то есть о работе.

Случались воскресенья, когда он все-таки оставался дома – долго спал, вставать не торопился, размеренно завтракал, опять укладывался в постель, прихватив газеты и журналы, засыпал. Не любил оставаться дома один, Нина должна быть рядом. Он не делал различия между праздниками и буднями. Мечтал написать книгу воспоминаний.

Королёв, безусловно, входил в научно-техническую элиту страны. Да, у него были приличные доходы, он не нуждался, но богат не был, не делал накоплений. Домом в Останкино его наградило правительство, но льгот не предоставило. И Сергей Павлович платил большие деньги и за сам дом, и за участок, на котором он стоит. В доме Королёва стояли телевизор и магнитофон отечественного производства, хотя конструктор вполне мог позволить себе немецкую или японскую технику. Мебель была добротная, но не антикварная, библиотека большая, но раритетов в ней не числилось. Королёв ничего не коллекционировал, вещи не имели власти над ним. Если покупал картину, то не из-за имени художника, а потому, что понравилась. Помогал матери.

К одежде Сергей Павлович был равнодушен, галстуков не любил, одевал лишь в официальных случаях, если начинал носить костюм, то привыкал к нему, считал «счастливым» драповое пальто, с которым были связаны удачные старты. Вообще был суеверным, разбитое зеркало – к несчастью, носил в кармане две копеечные монетки на счастье. Однажды нашел подкову, повесил ее на дерево у останкинского дома. Был неприхотлив в еде. По вечерам на работе секретарь приносила ему в кабинет чай с лимоном и бутерброд – черный хлеб с толстым куском вареной колбасы, которую он называл «собачьей радостью».

* * *

Сергей Павлович всегда считал, что каждый новый космический старт должен быть сложнее предыдущего. После приземления Юрия Гагарина увеличили продолжительность полета, после Титова – пересмотрена программа тренировок вестибулярного аппарата. В третий раз Королёв задумал полет двух кораблей на четверо суток. Полетят Андриян Николаев и Павел Попович. Старты состоялись 11 и 12 июля 1962 года. Космонавты быстро установили между собой двухстороннюю радиосвязь. На земле хотели узнать – увидят ли они друг друга во время полета. Параметры двух орбит были очень близки, но у корабля Поповича скорость была на 360 километров в час больше, чем у корабля Николаева. Для космоса это небольшая разница. И хоть корабль Поповича должен был уйти вперед, какое-то время космонавты могли видеть друг друга. Так и случилось. Когда они приблизились на расстояние примерно в шесть километров, Павел Попович первым произнес: «Вижу тебя, „Сокол“»! Корабли посадили в один день с интервалом в шесть минут. Выводы Королёва: в космосе можно летать долго, техника не подвела.

В те времена в газетах и журналах много писали о космонавтах, по радио и телевидению, казалось, говорили только о них. Вчера еще никому не известных летчиков окружала всемирная слава. О существовании же Королёва почти никто не знал. Шофер Александр Леонидович Репин однажды спросил у Главного, когда же его рассекретят? Королёв ответил, что как только умрет, сразу все о нем и узнают. Безвестность порой угнетала его. Что сделал Королёв для космонавтики, и что для нее сделали молодые летчики – по большому счету вклады несоизмеримы. Это уязвляло. Но грифы секретности, отсутствие имени в адресной книге, номера вместо названий, охрана полигонов – это нравилось. Всю жизнь, работая на оборону, Королёв соблюдал правила игры – никогда не приносил домой секретных документов, не вел дневников, не вносил лишнего в записные книжки. Он мог рассказать жене о людях, о спорах – и ничего больше. Нина Ивановна знала, что готовится полет человека в космос, и все, никаких деталей. Вот так противоречиво – и нравилось, и угнетало.

* * *

9 июля 1961 года на воздушном празднике в Тушине парашютистки уже открыто говорили о том, что скоро в космос полетит женщина. Кандидаток в отряд космонавтов искали в аэроклубах Москвы, Ярославля, Рязани, Горького. В Центральном авиационном госпитале претендентки проходили медкомиссию. После отбора осталось пятеро: Жанна Еркина, Татьяна Кузнецова, Валентина Пономарева, Ирина Соловьева, Валентина Терешкова. Королёв, когда познакомился с девушками, сказал, чтобы они сразу решали – или замуж выходить и детей рожать, или готовиться к полетам.

Планировалось отправить два корабля: с космонавтом-мужчиной и космонавтом-женщиной. Лететь назначили Валерия Быковского и Валентину Терешкову. 8 июня 1963 года планировался старт корабля Быковского. Терешкова должна была лететь следом за ним. Затем старт первого корабля перенесли на 11 июня. Вечером 10-го на космодром позвонили астрономы и сообщили, что Солнце неспокойно, повысился радиационный уровень. Чем это грозило космонавтам, толком никто не знал, но старт отодвинули еще на неопределенное время. 14 июня Валерия Быковского снова повезли на старт. В блоке третьей ступени отказал гироскоп. Королёв потребовал объяснений от главного конструктора гироскопов. Виктор Иванович Кузнецов понимал, что оправдываться, а Королёв – что устраивать разгон нет времени, космонавт уже сидит в корабле. Заместитель Кузнецова Илларий Николаевич Сапожников быстро понял, что именно сломалось, предложил снять блок и заменить его другим, испытав в МИКе. Управились, учитывая сложность работы, быстро, но космонавту пришлось просидеть на старте пять часов. За несколько секунд до включения двигателей не прошла команда «Земля – борт» – по ней отходит кабель-мачта со штекером, проще говоря, из штепселя на боку корабля вытаскивается вилка. В командном бункере быстро принимают решение – старт. Ракета поднимется – штекер вырвет, не приварен же он к ней. Через девять минут «Восток-5» вышел на орбиту.

Терешкова полетела 16 июня, сильно нервничала, за четыре минуты до старта пульс был 84 удара в минуту. Перегрузки она перенесла нормально, Валентина докладывала, что видит Землю и летящую рядом третью ступень. Но довольно скоро космонавтка почувствовала усталость, заболело колено, а подвинуть ногу она не могла, казалось, что давил на плечо гермошлем, хотя в невесомости этого быть не могло. У нее болела голова, состояние было какое-то муторное. Она старалась, как советовал Титов, не крутить головой, сидеть тихо. Быковскому, слышавшему по радио ее голос, казалось, что она плачет. Земля напомнила «Чайке» (позывной Терешковой) по выходу из тени приступить к режиму ориентации. Через какое-то время Земля поинтересовалась, что с режимом ориентации. У «Чайки» не ладилось, она ответила, что потом скажет. Королёв был недоволен. Терешкова ни разу не смогла сориентироваться в космосе. После этого Королёв зарекся посылать женщин в космос, в Москве он с улыбкой сказал Нине, что бабам в космосе делать нечего. Но это потом, а Терешковой он с раздражением приказал все эксперименты с ориентацией прекратить. «Восток-6» приземлился 19 июня.

Полет Валерия Быковского планировался на восемь суток. Вскоре баллистики доложили Королёву что орбита «Востока-5» слишком низкая. С такой орбитой корабль будет «цеплять» атмосферу и виток за витком тормозиться все больше, затем войдет в нее сам и пойдет к Земле в нерасчетном режиме с большими перегрузками. Надо сажать корабль, пока не поздно. Расчеты показывали, что высота орбиты в перигее (низшей точке) уже уменьшилась со 174 до 154 километров. Данные телеметрии показывали, что начала расти температура приборного отсека. Королёв передал Быковскому, что если на 82-м витке он не сядет автоматически, на 83-м надо садиться обязательно, пусть даже вручную. Терешкова уже на самолете возвращалась со спасателями с места посадки, когда «Восток-5» коснулся земли. Валерий Быковский в одиночестве провел в космосе 119 часов 6 минут.

* * *

16 мая 1962 года Королёв подписал эскизный проект суперракеты Н-1 – огромной стометровой громадины, полезная нагрузка которой в 20 раз превышала аналогичный показатель Р-7. К работе над этим проектом были подключены Василий Мишин, Сергей Крюков, Сергей Охапкин, Борис Черток, Яков Коляко. Первая и вторая ступени огромной машины должны были работать на кислороде и керосине, третья, высотная, которую делал Семен Косберг, – на кислороде и жидком водороде. Жидкий водород с очень низкой температурой кипения – минус 252,6 °C – было очень сложно хранить. В свое время Валентин Глушко уже работал над двигателями с высококипящим окислителем и ни о каком кислороде и водороде знать не хотел. Королёв же был противником экзотических видов топлива с окислителями на основе фтора – взрывоопасны, ядовиты. Назрел очередной конфликт между Глушко и Королёвым. Глушко заявил, что новой ракете нужны двигатели только на высококипящих компонентах, Королёв стал кричать, что это будет не ракета, а пороховая бочка. Валентин Петрович огрызался, говорил, что любая ракета – это пороховая бочка. Сергей Павлович в ответ кричал, что эта гадость с окислителем на основе фтора самовоспламеняется. Глушко парировал, мол, надо грамотно работать. И пошло, и поехало. Итогом было заявление Королёва, что он обойдется без Глушко. Валентин Петрович отказался принимать участие в создании ракеты Н-1. Двигатели для ракет Королёва теперь будет делать Николай Дмитриевич Кузнецов, руководитель одного из ведущих КБ авиационных двигателей в Куйбышеве.

В первом наброске Н-1 подразумевалось, что ракета поднимет на орбиту от 20 до 40 тонн. Над этим вариантом и работал Королёв, когда ему позвонили из ЦК и сказали, что Никита Сергеевич просит его приехать в Пицунду. Хрущев решил провести там заседание Совета обороны по очень широкому кругу проблем, включая ракеты. Были приглашены высшие военные чины. Королёв выступал пятым. Его внимательно слушали. Хрущев неожиданно спросил, а нужна ли такая ракета на 20–40 тонн, не сделать ли сразу на 75? Несколько обескураженный Королёв ответил, что это будет очень большая ракета. А генсек развивал мысль о том, что такая ракета сможет поднять на орбиту станцию с несколькими боеголовками.

Ракету в ОКБ «перевязали на 75 тонн». Сергей Павлович хотел обогнать американцев и с полетом на Луну, и в этом смысле связывал свои надежды с Н-1. Прежде всего, Королёв хотел, чтобы космонавт облетел вокруг Луны. Корабль «Восток» для этой цели не годился – при возвращении с Луны на Землю тормозная установка не справится, помимо этого нужна другая теплозащита, и много чего другого. Для полета на Луну нужно создавать другой корабль.

В 1964 году конструкторское бюро Владимира Николаевича Челомея завершило работу над ракетой УР-500, способной поднять на орбиту свыше 20 тонн полезного груза. Двигатели для этой ракеты делали в КБ Глушко, работали они на новых компонентах. Заговорили, что программу облета Луны теперь следовало бы передать Челомею. Королёв же продолжал утверждать, что на ракету, заправленную ядовитыми компонентами, сажать людей нельзя.

Королёв знал, что американцы, завершив весной 1963 года программу полетов одноместных кораблей «Меркурий», начнут летать на двухместных кораблях «Джемини». И вновь в нем проснулся «спортивный интерес» – если уж обгонять, так обгонять: у них будут стартовать два человека, а у него – три. Королёву нужен многоместный корабль. Три человека в экипаже – это конец монополии ВВС, командиром останется летчик, при этом в экипаж можно будет включить инженера. У Сергея Павловича были два сильных союзника в этом деле. Один из них – Келдыш, считавший, что космические исследования должны вести ученые, а не летчики. Второй – заместитель министра здравоохранения СССР Аветик Игнатьевич Бурназян. Втроем они убедили высшее руководство, что лететь должны летчик, инженер и врач.

Королёву нужен трехместный корабль. «Восход» – это переделанный «Восток». Сергей Павлович начал с того, что как-то спросил у проектантов, а нельзя ли в спускаемом аппарате поместить двух или трех космонавтов. Его убеждали, что это невозможно сделать, потому что в шаре помещается только одно катапультируемое кресло. А если бы и разместили, то для каждого кресла нужен отдельный люк, но тогда уменьшится прочность спускаемого аппарата. Королёв чувствовал, что для «Восхода» нужна новая схема посадки, но не говорил об этом прямо. Он подводил своих людей к этим решениям. И едва кто-то сказал, что, может быть, и совсем не нужны катапульты, Сергей Павлович тут же ухватился за эту мысль. Космонавты должны садиться на Землю в самом корабле.

Королёва очень беспокоили старт и посадка «Восхода». Космонавтам будет тесновато в корабле, но сутки они выдержат. Система аварийного спасения еще не готова – вот в чем беда. Теоретически, в случае аварии на старте, пилота «Востока» можно было спасти. С «Восхода» в случае несчастья на старте спасти никого не удалось бы. И Королёв, и космонавты об этом знали. Посадка его волновала не меньше. На одних парашютах, без «мягкой» посадки, они должны сесть живыми. Королёв несколько раз ездил в парашютное КБ, сам проверял расчеты и протоколы испытаний. Тем временем Нине Ивановне должны оперировать желчный пузырь. Сергей Павлович пишет ей с космодрома, что обязательно прилетит. Он вырывается на несколько часов в Москву, разговаривает с хирургом Б. В. Петровским, подбадривает Нину. Снова улетает на космодром. Он знает время, когда ей должны делать операцию, пишет ей с Байконура, что в эти часы будет занят на космодроме, но снова летит в Москву. Нину привезли из операционной, он тут же вошел к ней в палату. И в этот же день улетел обратно на космодром, потом в Феодосию испытывать парашюты на случай, если двигатели мягкой посадки откажут.

«Восход» стартовал 12 октября 1964 года в 10 часов 30 секунд. Полетели Комаров, конструктор из королёвского ОКБ Константин Феоктистов и врач Борис Егоров. Корабль благополучно вышел на орбиту.

Посадка была мягкой, но шар перевернулся, и космонавты повисли на ремнях вверх ногами. Комаров, находившийся ближе всех к люку, выбрался первым, за ним – Егоров, и последним – Феоктистов. Экипаж доставили на Байконур. Космонавты прошли медицинское обследование. 14 октября они доложили Госкомиссии о полете. Состоялся торжественный обед. А вскоре последовал звонок из Москвы, после которого начальство вылетело в столицу. На следующий день Королёв, ничего не объясняя, тоже улетел в Москву. По «состоянию здоровья» Никита Сергеевич Хрущев был освобожден от всех занимаемых постов. Новый хозяин Кремля Леонид Брежнев распорядился 19 октября устроить на Красной площади праздник в честь космонавтов-героев.

Следующий этап для Королёва – выход человека в открытый космос. На орбите один из космонавтов через шлюзовую камеру должен выйти в космос и провести там несколько минут.

Королёв вызвал к себе одного из своих заместителей, своего давнего знакомого Павла Владимировича Цыбина, и поручил ему разработать новое направление в космонавтике – выход человека в открытый космос. Люди Цыбина спроектировали новый люк, систему наддува шлюза, рамы с крышками. Для выхода человека в открытый космос нужен новый скафандр, новая система жизнеобеспечения, мягкий шлюз. Для подготовки космонавтов Королёв распорядился изготовить специальный тренажер со шлюзом.

Сергей Павлович всегда придерживался правила, что каждый новый аппарат должен быть тщательно испытан. В феврале 1965 года он прилетел на космодром. У него насморк, высокая температура, а на улице – минус 28 °C, ледяной ветер. Старт беспилотного «Восхода» прошел нормально. Но затем из-за грубой ошибки оператора аппарат получил команду на спуск, а так как на нем стояла система аварийного подрыва объекта (АПО), корабль был ликвидирован. Королёв пригласил на космодром Пилюгина и Михаила Рязанского. Вместе они решили провести испытания всего корабля и шлюза в большой барокамере. Королёв не может откладывать старт «Восхода-2». Известно, что американцы планируют выход в открытый космос только летом 1965-го. Но Королёв все равно боится оказаться вторым.

«Восход-2» стартует 18 марта. На его борту– космонавты Алексей Леонов и Павел Беляев. Во время этого полета Леонов пробыл в открытом космосе 12 минут 9 секунд. У космонавта не получилось протиснуться в шлюз ногами вперед, как предписывала полетная инструкция. Тогда Леонов вплыл головой вперед. Затем на борту начались неприятности. Сначала космонавты боролись с перенасыщением атмосферы корабля кислородом – малейшая искра в электропроводке могла привести к пожару, потом не сработала ТДУ в автоматическом режиме, «Восход-2» не мог сойти с орбиты. Королёв предложил перейти на систему ручной ориентации и садиться. Решение передал на борт Гагарин. «Восход-2» приземлился в тайгу в 180 километрах севернее Перми. Мороз, глубокий снег. У космонавтов был порошок против акул, но не было теплой одежды. Когда где-то рядом завыли волки, Леонов и Беляев забрались обратно в корабль, обмотались парашютами, чтобы не замерзнуть. К счастью, их довольно быстро нашли по пеленгу.

* * *

Последние годы жизни Сергея Королёва прошли под знаком лунной программы. Программы, по большому счету, неудачной. Если раньше Королёв всегда находил поддержку в своем ОКБ, то теперь многие из «старой королёвской гвардии» были не согласны с Главным, считали, что стремление любой ценой и здесь обогнать американцев – это авантюра.

Королёв и сам начал понимать, что его расчеты отчасти ошибочны, начал нервничать. В письмах с космодрома он пишет Нине Ивановне, что старается сдерживаться, потому что основа его усталости – нервная система. Этот крепкий широкоплечий человек устал. Он пишет, что сильно утомился, что «побаливает сердечко», что в больших дозах принимает валидол. Королёв стал плохо слышать, наверное, столько лет рядом с ревущими двигателями ракет не прошли даром. Когда он волнуется, то слух совсем падает.

У Сергея Павловича было слабое сердце. Это не удивительно, с такой работой оно должно было износиться. Врачи поставили диагноз – мерцательная аритмия сердца. Сергей Павлович лечился у академика Владимира Никитовича Виноградова. На совещании в Подлипках 11 февраля 1964 года у Королёва случился сердечный приступ. Он всю жизнь беспокоился о ракетных двигателях, а о своем «моторе» как-то забывал. Кроме того, он много лет страдал кишечными кровотечениями. Летом 1962 года после полета Николаева и Поповича «скорая» увезла его со страшным приступом желудочно-кишечных болей в больницу. Профессор В. С. Маят поставил ему диагноз: «изъязвление сфинктера». Обошлись без операции. С тех пор на Королёва постоянно накатывали волны слабости и дурноты. Он снова обещает Нине не переутомляться, дает себе слово отдохнуть. И сам знает, что не сдержит его.

Новый, 1966 год Королёвы встречали на даче секретаря ЦК КПСС Бориса Николаевича Пономарева. После ужина Сергей Павлович сказал Келдышу, что ему нужно лечь в больницу, что у него плохое предчувствие и он не знает, выйдет ли оттуда. Келдыш, конечно, пытался утешать. Новый год всегда несет с собой надежды. Утром 5 января Сергей Павлович собирался в больницу. Долго искал в карманах «счастливые» копеечки – не нашел, расстроился.

Гистологический анализ делал академик Борис Васильевич Петровский. Его вывод: доброкачественное образование на прямой кишке без признаков перерождения – полипы. Правда, было сильное кровотечение, едва остановили. Сергей Павлович был спокоен, строил планы на вторую половину января. Несмотря на заключение гистологов, для уточнения диагноза было решено готовить Королёва к операции – лапаротомии. Операцию назначила на 14 января. Во время тюремного заключения у Королёва были сломаны челюсти, и он не мог широко открыть рот. Могла потребоваться трахеотомия – разрез на горле и ввод трубки в трахею. Оперировал Петровский. При вскрытии брюшной полости опасения врачей подтвердились – большая опухоль.

Перед хирургами встал тяжелый вопрос: что делать? Если удалять опухоль, вынесет ли это больное сердце? Петровский посылает за профессором Вишневским. Через пятнадцать минут его привезли. В операционной было два академика. Петровский предложил Вишневскому принять участие в операции. Вишневский отказался, но все время стоял рядом, наблюдая за ходом операции. Когда она закончилась, врачи радовались, а академики стали называть друг друга по именам – Боря, Саша.

Королёв стал просыпаться: открыл глаза, зашевелил пальцами. Хирурги ушли в ординаторскую. В операционной остался анестезиолог-реаниматор. Через тридцать минут после операции у пациента внезапно остановилось сердце. Побежали в ординаторскую за хирургами. Завести сердце Королёва не удалось…

В ОКБ составили некролог. Первый заместитель Королёва Василий Павлович Мишин звонил Брежневу, просил опубликовать. Генсек позвонил, сказал, что некролог нужно даже «усилить». Так Королёва, как он и говорил, рассекретили. После смерти… Похороны состоялись 18 января 1966 года. Урну с прахом Главного конструктора захоронили в Кремлевской стене на Красной площади в Москве.

На следующий день после смерти Королёва Юрий Гагарин сказал:

– Я не буду Гагариным, если не доставлю на Луну прах Королёва.

По просьбе Гагарина в подвал московского крематория спускался Владимир Комаров. Там ему и отсыпали прах в обычный машинописный лист бумаги. Потом его заложили в капсулу. Космонавты дали друг другу слово: кто первым высадится на Луну, – выкопает могилу и похоронит прах Королёва. Они собирались лететь к ней в 1968 году. Комаров погиб в 1967-м. Гагарин – год спустя. Где капсула с прахом Королёва не знает никто…

* * *

Его имя стало известно только после смерти. При жизни он носил псевдоним К. Сергеев, который ни о чем не говорил широкому кругу людей. В справочнике Академии наук о месте работы Сергея Павловича было написано «п/я 651». Долгое время он был человеком без имени, без биографии, без адреса, без лица. О нем не знал никто, кроме руководства страны, органов безопасности и людей, работавших с ним. Это был самый засекреченный ученый СССР. В мире слышали о Гагарине, об академике Келдыше. Королёва знали как мифического Главного конструктора.

Прощаться с Сергеем Павловичем Королёвым к Дому союзов пришло очень много людей, ничего не слышавших о нем до появления в печати некролога. Они пришли взглянуть на того, кто создал ядерный щит страны и открыл для всего человечества дорогу в космос. В почетном карауле у гроба Королёва стояли все главные конструкторы и заместители, члены Политбюро, министры, маршалы, генералы и адмиралы, академики, работники заводов, руководители крупнейших московских промышленных предприятий, делегации Ленинграда, Капустина Яра и Тюратама, Днепропетровска. При жизни он был не известен, но имел огромное влияние на политическое руководство страны; работая на оборону, он занимался любимым делом и сумел подчинить своей воле тех, кто руководил им, чтобы достичь великой цели, мечты, к которой шел всю жизнь.