Текст книги "Валентайн"

При виде мертвого врага он не чувствует ни злорадства, ни радости. Только печаль. Ибо когда человек умирает, пусть даже твой враг, это всегда печально.

– До свидания, – шепчет он, обращаясь к последней из Богов Хаоса, единственной из всех, кто действительно обладал божественной силой.

Пи-Джей смотрит на мертвую женщину и вдруг проникается невыразимой легкостью бытия. Ему предстает видение – внутри видения. Его дух устремляется к тому месту, где проходил его самый первый поиск видений, когда его посетила женщина-дух, наделила его горьким даром видеть и дала ему двойственный пол... И теперь она снова явилась ему. Он видит ее, одетую в облака и сияние солнца. И его сердце переполняется радостью, потому что он знает – пришло время освобождения.

– Ты знаешь, зачем я пришла? – говорит женщина-дух.

– Да. Забрать обратно свои дары.

– Да. Они больше тебе не нужны. Для тебя они были тяжелым грузом. И я тебя понимаю. То, что ты сделал и через что ты прошел... это неправильно, что кому-то из смертных пришлось это делать. Но по-другому было нельзя.

Она трижды касается его груди. При первом касании исчезает все, что в нем было женского; второе касание – и он падает вниз, на землю; третье – и магии больше нет.

Женщина-дух тоже исчезла. Но на ее месте теперь другая – юная, свежая. Вся – трепетная любовь. Пи-Джей заключает ее в объятия.

– Хит, – шепчет он. – Хит, Хит...

– Я убила дедушку, – говорит Хит. – Теперь он сможет переродиться...

– А я уже не шаман, – говорит Пи-Джей. – У меня больше нет дара.

– Но мы все еще в этом видении... все еще в зеркале...

– Скоро все кончится. Слышишь? Поезд уже останавливается.

– О... Пи-Джей... люби меня! Быстрее! Пока видение не кончилось.

* * *

• наплыв: пророк: поиск видений •

Дамиан Питерс медленно открывает глаза. Ведьма мертва. Динь-дон, думает он, пряча улыбку. Он знает: уже очень скоро они покинут эту страну Оз. Навсегда...

* * *

• память: 1520 •

И мальчик говорит Монтесуме:

– Радуйся, Говорящий Первым. Ты был прав. Сейчас не время для скорби. Теперь я знаю, что все кончается... даже империя, которую ты так хотел уберечь... даже вечность, на которую я обречен.

И Монтесума в ответ говорит, и его тихий голос перекрывает предсмертные вопли и рев огня:

– Стало быть, ты действительно бог? Ты сразился с Пернатым Змеем и проиграл?

– Когда-то каждый из нас был богом. Но боги тоже не вечны. – Мальчик-вампир оборачивается к Кортесу: – Прощай, капитан.

– Куда ты идешь, Хуанито? – спрашивает Кортес. – Ты должен вернуться со мной в Испанию. Нам будет о чем рассказать на приемах в королевских домах Европы: как сначала тебя обрекли на смерть, а потом спасли. Теперь мы все – богаты.

– Я возвращаюсь в темный лес души, – говорит мальчик-вампир, – и я сам не знаю, когда приду снова.

И тут Монтесума издает леденящий кровь вопль, ибо теперь он уже точно знает, что бог оставляет его навсегда.

– Нет, – говорит мальчик-вампир, как будто прочитав его мысли. – Радуйся, Говорящий Первым.

И он растворяется в дыме копала, обернувшись туманом, как это умеют вампиры, и втекает в осколки Дымящегося Зеркала.

* * *

• Вампирский Узел •

Ночь. Поезд подъезжает к маленькой станции. Пи-Джей первым спрыгивает с подножки и подает руку Хит. Она такая красивая в сиянии полной луны. Пи-Джей навсегда сохранит в своей памяти эту ночь в Зазеркалье, когда они занимались любовью в последний раз... их любовь – это единственное, что было настоящим в калейдоскопе блекнущего видения.

Потом из поезда выходит Дамиан Питерс. У него такой вид, как будто он побывал в аду. И он действительно там побывал, только это был ад у него в душе.

– Мир – это ад, но не в том смысле, в котором я понимал это раньше, – бормочет он себе под нос.

– И что вы теперь будете делать? – спрашивает Пи-Джей. – Вернетесь к себе в Вопль Висельника?

– Вот уж не знаю, – говорит преподобный Питерс.

Следующим на платформу выходит Тимми Валентайн.

Он не произносит ни слова. Просто стоит и молчит. Он такой бледный – в серебряном свете луны, но теперь эта бледность не кажется мертвой. И в глазах у него – затаенный смех, которого не было раньше. По крайней мере Пи-Джей такого не помнит. Сначала Пи-Джей подумал, что это Эйнджел. Но когда Тимми заговорил, он узнал его голос. Голос, который не спутаешь ни с каким другим.

– Я себя чувствую, как Пиноккио, – говорит Тимми. – Наконец-то я настоящий.

– Я ни о чем не жалею, – доносится голос из окна. Это Эйнджел. Рядом с ним – Брайен и Петра. Святое семейство, в котором нет ничего святого. Нечестивая троица. Брайен – небритый Бог-Отец, похожий на опустившегося писателя; Петра – политкорректный Святой Дух в элегантном брючном костюме; и Эйнджел, чей мертвенно-бледный лик светится в полумраке. Пи-Джей узнает эту бледность. Так выглядят мертвые, но неумершие. Нежить.

– А вы что, не будете выходить? – спрашивает Пи-Джей.

– Нет, – говорит Эйнджел. – Может, на следующей станции. А может, еще покатаемся.

– Но, Брайен... – начинает Пи-Джей и умолкает на полуслове. Взгляд Брайена красноречивее всяких слов. Этот взгляд говорит о том, что он ничего не забыл – он помнит все, что они пережили вместе. И тем не менее Брайен медленно качает головой. А потом они обнимаются – все трое, – и поезд отходит от станции Вампирский Узел, уходит навстречу рассвету.

– Пойдемте домой! – говорит Тимми, и вдруг смеется, и ведет всех за собой – в лабиринт разбитых зеркал...

* * *

• наплыв •

С чистого – без единого облачка – неба пролился дождь. Вода обрушилась сплошным потоком на горящую гору. Буквально за считанные часы пламя погасло. Осталась только дымящаяся зола. Феномен небывалый. Чудо природы.

Когда вертолеты приземлились в Узле, спасатели обнаружили только трупы, обгоревшие до полной неузнаваемости. Но в самом центре кольца пожара их ждало чудо. Главный съемочный павильон был нетронут огнем. И вскоре выяснилось, что все это время там проходили съемки – люди в павильоне даже не знали о том, что творится вокруг.

– Но неужели вы ничего не слышали? – спросил один из спасателей у режиссера Джонатана Бэра. Он не верил, что такое вообще возможно.

– Ну, понимаете... у нас там был такой джем. В смысле, мы там снимали такую сцену, за которую многие режиссеры полжизни бы отдали. Да что полжизни?! За такое не жалко и умереть! И кое-кто умер, как я понимаю. Но я повторюсь. Иной раз искусство стоит того, чтобы за него умереть. А про пожар мы потом почитаем в газетах.

Среди погибших была и Марджори Тодд, мать мальчика, исполнявшего главную роль. Ее опознали только по слепку зубов – каким-то непостижимым образом у нее сгорела вся кожа. Также среди погибших: каскадер Джеймс Торрес, главный пиротехник Дэн Остердей...

– Страховые компании сойдут с ума, – сказал Бэр.

...и знаменитый актер Джейсон Сирота, исполнявший роль отца Таппана, сумасшедшего священника, который – вот ирония судьбы – сжигает весь город Узел в своем фанатичном религиозном безумстве. К изумлению спасателей – а также корреспондентов CNN и гостей ток-шоу «Развлечение на сегодняшний вечер», – преподобный Дамиан Питерс, известный телепроповедник, вовлеченный в недавний сексуальный скандал и какие-то невразумительные разборки со Службой внутренних доходов, оказался на месте съемок и вызвался заменить Сироту, что было особенно удивительно, поскольку, как удалось выяснить журналистам, Питерс приехал собрать доказательства для официального обвинения в адрес кинокомпании – он собирался подать на них в суд за клевету, так как неприглядный образ отца Таппана был списан якобы с самого Питерса...

– На самом деле это не так уж и удивительно, – сказал Бэр позднее в своем интервью для «Geraldo». – Когда вас преследуют и федеральные власти, и журналисты, жадные до скандалов, лучший выход – сменить поле деятельности. Тем более что есть люди, просто созданные для того, чтобы играть перед камерой. И Питерс – один из таких людей...

Поскольку Джейсон Сирота был мертв, Гильдия киноактеров разрешила преподобному Питерсу сниматься, хотя он и не был членом Гильдии.

Всех погибших удалось опознать, однако двое человек пропали без вести: журналист Петра Шилох и сценарист Брайен Дзоттоли, который делал финальную версию сценария и, по словам Бэра, "был самым лучшим из всех сценаристов, работавших над картиной... он не просто переделал сценарий, он построил окончательный вариант художественной реальности фильма".

Но самое странное и удивительное заключалось в том, что Эйнджел Тодд, юный актер, занятый в главной роли, унаследовал особняк Тимми Валентайна. Руди Лидик, душеприказчик Тимми и управляющий его поместьем, заявил, что в завещании Тимми есть пункт, который гласит, что по усмотрению душеприказчика особняк может быть передан в собственность человеку, который способен в точности скопировать внешность и голос Тимми Валентайна, равно как и другие его способности и достижения. Вскоре после вступления во владение поместьем Эйнджел Тодд официально сменил фамилию и имя на Тимми Валентайн...

– Жизнь подражает искусству, – сказал Джонатан Бэр в своем интервью для «НВО», озаглавленном «Валентайн» – сотворение культовой классики". – Процитирую старую песню «Стервятников»:

Смерть – это иллюзия.

Зеркало – кровь.

Не знаю, что это значит, но вы же, наверное, знаете, что они выступали с Тимми. И на разогреве, и вместе с ним. Что с ними стало сейчас? Я думаю, многим хотелось бы это узнать.

17
«Валентайн»

• пророк •

Мне даже не верится, что я стою сейчас перед вами: я, Дамиан Питерс, бывший телепроповедник, бывший обманщик и шарлатан. Дамы и господа, я и представить себе не мог, что я когда-нибудь выйду на эту сцену, чтобы получить «Оскара» за лучшую мужскую роль второго плана в фильме Джонатана Бэра «Валентайн». Я не знаю, с чего начать.

Год назад я прочел свою последнюю проповедь. Тогда я объявил, что близится конец света. Я назвал точное место и время, когда это произойдет и как именно это произойдет. Но, как теперь очевидно, я был не прав.

Конец света не наступил. Или все-таки наступил?

Может быть, в тот самый день все-таки произошло некое драматическое столкновение между силами добра и зла. Ведь знамения определенно были. Большой пожар, странные грозы, дождь с ясного неба и другие причуды погоды. Может быть, это и был конец света. Гибель мира – того мира, который мы знали прежде. Может, в тот день началась новая эра, в которой мы с вами живем, даже не подозревая об этом. Может быть, силы света и тьмы схлестнулись в великом противостоянии, и добро победило зло – как и должно было быть, – и мир уцелел, излечился и сделался лучше. На радость нам, нашим детям и внукам и всем последующим поколениям. Я по-прежнему христианин – хотя, Бог свидетель, временами я очень плохой христианин, – и мне надо верить, что добро всегда торжествует над злом. Мне надо верить, что великая битва завершилась победой добра.

Так наступил ли в тот день конец света?

Лично для меня – да. Я приехал в Узел, чтобы добиться отмены съемок. А потом, когда вокруг бушевал пожар и спасатели тщетно пытались пробиться сквозь стену огня, это было, как будто я оказался внутри фильма. И вот тогда-то я понял, что вся моя жизнь до теперешнего момента – это один сплошной фильм. Иллюзия, самообман. Я вдруг понял, каким я был дураком. Я понял, что Бог не спустится с неба, чтобы взять меня за руку и вывести из угла, в который я сам же себя и загнал. Как сказано в Библии: «Он спас других; но спасти себя он не может».

Этот фильм многое изменил в моей жизни. Я не оставил Господа, но мне кажется, что теперь я служу ему лучше, чем прежде. Я продал все имущество, принадлежавшее телецеркви, разобрался с налоговой и выплатил компенсацию жертвам моей половой невоздержанности. Остальные деньги я отдал на благотворительные нужды, в частности – в Центр помощи больным СПИДом. Теперь я чист – благодаря тому знаменательному откровению о реальности и иллюзии.

Мне бы хотелось сказать «спасибо» режиссеру Джонатану Бэру; сценаристу Брайену Дзоттоли, который, к сожалению, не смог приехать на сегодняшнее торжество; и особенно – женщине, погибшей при том пожаре, известному медиуму Симоне Арлета, чье глубокое проникновение в темные стороны человеческой натуры помогло мне разобраться с тем хаосом, в который я сам превратил свою жизнь.

Также большое спасибо Тимми Валентайну. В своих проповедях я называл его порождением тьмы, Сатаной, но теперь-то я знаю, что дьявол, с которым нам должно сразиться, – он в наших сердцах.

* * *

• наплыв •

Всю свою жизнь леди Хит общалась с людьми из самых высших кругов, но она и представить себе не могла, что когда-нибудь попадет на церемонию вручения «Оскара». По странной иронии судьбы, в тот год торжество проходило в Леннон-Аудиториум – в том самом месте, где все начиналось. Они с Пи-Джеем приехали на лимузине Тимми, оба – одетые явно не по представлениям мамы Хит о хорошем и тонком вкусе. Она – в тайском шелковом платье ядовито-розового цвета с треугольными подкладными плечами, традиционными для сиамского придворного одеяния, только больше положенных раза в три; он – в смокинге из оленьей кожи, отделанном бахромой, как у индейцев, ожерелье из раковин и головном уборе из перьев. Тимми оделся скромнее всех: во все черное. Правда, вся эта неброская скромность стоила целое состояние.

Студия Stupendous Pictures сняла отдельную ложу для своих номинантов – в семи категориях! – и их друзей. Дамиан был первым, кто получил «Оскара». Когда он шел по проходу, держа в руках позолоченную статуэтку, Хит сжала руку Пи-Джея.

– Мне страшно, – сказала она. – Я все вспоминаю его в коже той женщины...

– Тебя до сих пор мучают кошмары? – спросил Пи-Джей.

– Да. – Но ей не хотелось рассказывать о своих кошмарах. Они стали частью ее существа – и никакой психиатр, никакой экзорцист их уже не прогонит. На самом деле она была счастлива и довольна тем, как сложилась ее жизнь – несмотря на тут тьму, которая постоянно присутствовала где-то рядом.

После Узла Хит вернулась в Миллс-Колледж, но ненадолго. Ее тяготила вся эта замкнутая элитарность. Очень вежливо, но твердо она сообщила матери, что уходит из Миллс и переводится в другой колледж, более демократический. Скажем, в Беркли. Хит ужасно боялась везти Пи-Джея в Таиланд знакомить с родителями. Но оказалось, что все не так страшно. В Таиланде как раз начался прокат «Танцев с волками», и Пи-Джей имел просто ошеломительный успех в обществе, все стремились с ним познакомиться и все отмечали, что в нем есть крень йай, чем могут похвастать очень немногие белые люди, – крень йай это непереводимое слово, которое означает интуитивную способность сопереживать и, таким образом, всегда сохранять лицо и не ставить других в положение, при котором они потеряют лицо. В общем, Хит зря боялась, что родители будут категорически против Пи-Джея. Сказать по правде, она и не думала, что у нее такие прогрессивные папа с мамой. И это не важно, что у жениха нет денег – в семье денег и так более чем достаточно; при том, что отец леди Хит председательствует в совете директоров семи японско-тайских корпораций, – главное, чтобы человек был хороший.

А когда в разрушенном доме в Узле отыскались обгоревшие останки принца Пратны, и их перевезли в Таиланд, и совершили над ними все необходимые погребальные ритуалы в семейном храме, и душа принца уплыла в горящей ладье к новому перерождению, вся семья Хит согласилась, что Пи-Джей – замечательный человек. Также он задавал очень правильные вопросы про буддистских монахов и вообще про буддизм и даже выразил желание самому какое-то время пожить в монастыре, чтобы лучше понять иллюзорную быстротечность мира.

– Можно мне тоже вина? – попросил Тимми.

– Но ты же не пьешь... вина[76]76
  Имеется в виду знаменитая фраза Дракулы Брэма Стокера: «Я не пью... вина».


[Закрыть], – пошутил Джонатан Бэр, который сидел тут же, в ложе, и нервно барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Да уж, подумала Хит, когда твой фильм выдвигают на семь номинаций «Оскара», тут кто угодно занервничает.

– Теперь пью, – сказал Тимми Валентайн. – А что, нельзя? Если я выпью вина, меня что, заклеймят позором?

– Ну хорошо, – сказал Бэр. – Только следи, чтобы тебя не снимали на телекамеры. Нам не нужно, чтобы ты подавал плохой пример детям, которые смотрят сегодняшнюю трансляцию.

– Чепуха! – фыркнул Тимми. Так по-детски, подумала Хит. Две тысячи лет без детства – разумеется, он теперь наслаждается этим ребячеством. Она поневоле улыбнулась. – Ну да, – сказал Тимми, как будто прочитав ее мысли. – Я хочу веселиться хоть как-то. – А потом пересел поближе к Пи-Джею и Хит – единственным из всех присутствующих, кто знает про него всю правду – и добавил вполголоса, чтобы больше никто не слышал: – Да, я стал смертным. Но при этом я не вернул всего. Я по-прежнему евнух. Но с точки зрения карьеры это даже неплохо. Я еще долго смогу петь сопрано... даже когда я состарюсь и стану противным и несексуальным.

– Ты всегда будешь сексуальным, Тимми, – сказал Пи-Джей.

– Ах ты, старый развратник, – парировал Тимми. Они рассмеялись и обнялись, все трое.

Дамиан уже вернулся в ложу.

– Так, ребята, – сказал он, опускаясь в кресло. – Хватит смеяться, давайте послушаем. Сейчас объявят, кто победил в номинации за лучший сценарий...

Победил Брайен Дзоттоли.

* * *

• наплыв •

Брайен попросил меня получить за него награду... ну, если ему ее вдруг присудят... он сейчас далеко, путешествует по миру, пытается найти себя или еще чего, я не знаю... буквально на днях я получил от него письмо со штемпелем Тимбукту. Я хочу вам его прочитать.

Вот только песок из конверта вытряхну...

[СМЕХ]

Ну вот.

Дорогой Джонатан,

Здесь все так странно, в этом диком глухом краю. Но здесь хотя бы не так шумно, как в Лос-Анджелесе. Я не знаю, когда вернусь. Знаю только, что очень нескоро. Я слышал, меня номинировали на «Оскара» – ты, наверное, не поверишь, но в здешнем отеле есть CNN! – хотя я на сто процентов уверен, что ничего я не выиграю. Так что не буду даже напрягаться и составлять проникновенную речь, чтобы ты прочел ее за меня на церемонии вручения, хотя если я все-таки получу «Оскара» – ха-ха-ха, – ты там возьми его за меня. А если без шуток, вот ты сам мне скажи: если бы ты был в жюри, ты бы выбрал меня? Что-то я сомневаюсь.

Мне здесь очень нравится. Жалко, что тебя нет рядом. Тебе бы здесь тоже понравилось. Кстати, здесь нет туалетной бумаги, так что я вынужден пользоваться листочками из записной книжки. Приходится экономить, поэтому ты уж меня извини за такое короткое письмо.

Всего тебе самого наилучшего,

Брайен Дзоттоли.

[СМЕХ]

Ну, я доподлинно знаю, что если бы Брайен сейчас был здесь, он бы обязательно поблагодарил своего режиссера, чуткого, понимающего, не особенно требовательного и вообще во всех отношениях замечательного...

[СМЕХ]

Мне бы хотелось добавить несколько слов от себя. Насчет спецэффектов. Меня часто спрашивают, как мы ставили тот эпизод с зеркалами. Так вот, мы не пользовались сложной компьютерной графикой, как в «Терминаторе-2», и не строили никаких роботов с дистанционным управлением.

Все, что вы видели в фильме, – это все настоящее.

Настоящее.

Настоящее!

* * *

• наплыв •

– Отличная речь, – сказал Тимми Бэру, когда тот вернулся в ложу и сел на место, вытирая лоб шелковым носовым платком.

– Спасибо, – выдохнул Бэр. – Давно я так не напрягался. Письмо я сам выдумал, разумеется. Мы до сих пор ничего не знаем про Брайена: где он, что с ним.

– Но тела пока не нашли, – заметила Хит. Она тоже не знала, где сейчас Брайен, но почему-то была уверена, что ни Брайен, ни Петра не исчезли насовсем.

Когда-нибудь они вернутся из Зазеркалья. И Эйнджел – тоже. Эйнджел Тодд, бессмертный вампир.

– О Господи! Вы посмотрите! – воскликнул Дамиан. – Это же Рональд Рейган!

– Нет, это Сильвестр Сталлоне.

– Да ладно. Они совсем не похожи.

Леди Хит рассеянно оглядела зал. Знаменитостей собралось немало. Впрочем, это понятно. Журналисты носились туда-сюда, как сумасшедшие. Прямо парад вычурной броской моды! Блестки, парча, боа из перьев, дорогие меха и бриллианты, бриллианты, бриллианты. Матери Тодда это бы понравилось. А Эйнджелу скорее всего нет. Его представления о рае достаточно скромные: бродить в одиночестве по лесу и петь для себя какую-нибудь простую фольклорную песню. Однажды она застала его за этим занятием. Она до сих пор помнит мелодию и даже слова:

Быть искренним – это великий дар.

Быть свободным – великий дар.

И еще она помнит, как Эйнджел пел эти слова. Как будто произнесенные вслух, они могли освободить его от всех забот и печалей мира. Ей очень понравилось, как он пел. Именно в эти минуты, когда он был один и пел для себя, а не для публики – для публики, которой надо понравиться, которой надо угодить; для публики, которая претендует на полное обладание тобой, как будто ты ей что-то должен; которая в каком-то смысле была продолжением одержимой и собственнической любви его матери, – только в эти минуты в его голосе появлялось что-то похожее на ту кристальную чистоту, которой обладал голос Тимми Валентайна. Леди Хит вдруг поняла, что скучает по Эйнджелу. Ей бы очень хотелось увидеться с ним опять. Поскорее бы он возвращался... но она знала, что Эйнджел вернется лишь через много лет, когда она сама станет уже старухой, он останется прежним. Таким же, каким он был, когда ушел в Зазеркалье. Состарится только она. А он навечно останется молодым.

– Ты про Эйнджела думаешь? – тихонько спросил Тимми.

– Да, – ответила Хит.

– Я так и понял. – Он помолчал и добавил: – Знаешь, то, что сейчас происходит с ним, – я через все это прошел.

– Они вернутся, – сказала Хит со спокойной уверенностью.

– Джонатан вряд ли получит «Оскара» за лучшую режиссуру, – сказал Пи-Джей. – Многие считают, что фильм для мейнстрима слишком завернутый...

– Ну, я тоже вряд ли чего получу за лучшую главную роль, – сказал Тимми. – В том смысле, что детям за главную роль «Оскара» не дают...

– Но ты можешь его получить по другой номинации... за лучшую песню, – сказала Хит. – И ты написал главную тему для «Валентайна», которая уже десять недель держит первое место в чартах. И ты сам понимаешь... на самом деле... о Господи, сейчас как раз собираются объявить победителя... за лучшую песню! Тише, давайте послушаем!

Она заметила, что у Тимми дрожат руки. Он, наверное, уже и забыл, как это бывает, когда кровь переполняется адреналином, и во рту от волнения сухо-сухо, и живот крутит нервными спазмами. И еще Хит заметила, что ему нравится это нервозное состояние. То есть действительно нравится. Что ж, его можно понять.

– Господи, я сейчас лопну от напряжения! – пробормотал Тимми себе под нос.

– Я люблю тебя, Пи-Джей, – прошептала Хит на ухо шаману, который утратил свою колдовскую силу.

– Я тебя тоже люблю, – отозвался Пи-Джей.

– Нет, я сейчас точно лопну!

– Итак, победитель...