Текст книги "Ночь с принцем"

– Тогда почему…

Миссис Берн печально улыбнулась:

– Потому что мальчик оказался чересчур сообразительным. Только через год я смогла оставить больницу. Одна из сестер, работавших там, предложила мне пожить у нее в деревне. У сестры появилась возможность устроиться сиделкой к очень богатой леди, но не с кем было оставить малютку сына, и я должна была стать его няней. – Миссис Берн сильно сжала руку Кристабель. – Но я не могла уехать из Лондона, не повидав своего единственного любимого сына, хотя и не хотела, чтобы он видел меня. Правда не хотела. —Женщина снова закашлялась. – Я пошла на скачки, надев большой капюшон, скрывавший лицо, и старалась не подходить к нему близко, лишь издали смотрела, как работает мой замечательный взрослый мальчик, как ловко управляется он с рулеткой, как будто рожден для этого, как уговаривает деревенских олухов делать ставки. – Миссис Берн сокрушенно покачала головой: – Однако скачки оказались неподходящим местом для женщины, особенно для такой, как я, – ковыляющей с костылем и странно одетой. Какой-то дурак стащил с меня капюшон. Вы можете представить себе реакцию окружающих: визг, смех и все такое. – На глазах у миссис Берн выступили слезы. – Но мой мальчик… он подошел и просто натянул на меня капюшон. «Пойдемте, мисс, – сказал он, – не обращайте внимания на этих болванов».

Кристабель тоже заплакала. Слезы катились у нее по щекам, но она не вытирала их.

– Я только сказала: «Спасибо, мой мальчик», – но этого было достаточно, чтобы он узнал меня и все понял. Вы бы видели, как мы с ним обнимались, смеялись и целовали друг друга. Люди решили, что мы свихнулись. – Миссис Берн выпустила руку Кристабель, чтобы краем пододеяльника вытереть слезы. – Уже сколько лет прошло, но всякий раз, когда я вспоминаю об этом, начинаю шмыгать носом.

– Я понимаю, – прошептала Кристабель. – Кто бы не заплакал?!

Достав платок, она тоже промокнула свои глаза, а затем передала его миссис Берн.

– Знаете, а Гэвин стал бы смеяться над нами, если бы увидел, – сказала та.

– Возможно. Мужчины не понимают таких вещей. – Кристабель немного подождала, пока миссис Берн успокоится, и спросила: – А что было потом?

– Вот тогда я и заставила Гэвина поклясться, что он никому не расскажет о том, что я жива. Я сказала ему, что, если он не поклянется, я исчезну навсегда и он никогда больше меня не увидит. Он послушался, бедняжка, и я уехала в деревню, чтобы поселиться у Ады. Она и была той самой сестрой. А Гэвин остался в городе.

– Но почему? Почему вы не остались в Лондоне вместе с ним? Вы могли бы носить парик, вуаль и перчатки, если не хотели, чтобы вас разглядывали.

– Я не поэтому решила, что нам надо жить врозь. Гэвину и до пожара приходилось нелегко, когда меня называли «ирландской шлюхой». Я говорила ему, что не стоит обращать на это внимания, раз мы оба знаем, что это не так, но он все-таки обращал, как только подрос достаточно для того, чтобы понимать. Он часто дрался из-за этого, пытался защищать мою честь в лавках и трактирах и вечно ходил с разбитым носом.

Кристабель невесело улыбнулась:

– Он и сейчас… очень чувствителен к этому слову.

– Меня это не удивляет. Подумайте сами, насколько тяжелее все было бы для него, если люди стали бы говорить чепуху о том, что пожар – это наказание за грехи, и подобную чушь. Они и так болтали такое после пожара, но, когда человек мертв, сплетни быстро затихают. – Миссис Берн сильно раскашлялась. – Если бы узнали, что я жива, ему бы пришлось выслушивать это ежедневно. Это и глупые шутки, и насмешки над моим уродством. – Заметив, что Кристабель невольно кивнула, она прибавила: – А, значит, вы тоже слышали подобное? Люди иногда очень жестоки. А я знала, что для того чтобы выжить в Лондоне, Гэвину понадобится вся сила, которая у него есть. Если мужчина один и свободен – он справится, но если ему надо о ком-то заботиться…

– Но он же был еще ребенком, – горячо запротестовала Кристабель. – Двенадцать лет – это еще мало.

– Только не для Гэвина. Ему уже приходилось самому заботиться о себе, находить способы зарабатывать. Я не могла помочь ему в Лондоне. Я могла лишь стать обузой. Мне еще повезло, что я могла обеспечивать саму себя в доме Ады.

– Вы могли бы взять его с собой в деревню.

– И что бы он стал там делать? Работать батраком на ферме? Стать учеником кузнеца? Он слишком умен для этого и слишком честолюбив. А Ада зарабатывала достаточно, чтобы кормить меня и своего ребенка, но она не смогла бы содержать еще и Гэвина. – Женщина грустно улыбнулась. – Думаете, мне нравилось быть врозь со своим мальчиком? Жить от встречи до встречи раз в месяц. Не знать, сыт он или голоден, болен или… – Она зашлась в приступе кашля. – Но поглядите на него сейчас. Достиг бы он всего этого, если бы я осталась с ним? Нет, конечно.

Кристабель не была в этом уверена, ведь ей никогда в жизни не приходилось делать такой тяжелый выбор. Кто знает, как бы она поступила?

– Посмотрите сами, каким он вырос, – говорила миссис Берн с нескрываемой гордостью, – высокий, красивый, настоящий сын принца. – Она потрепала Кристабель по руке: – Вы ведь знаете, кто его отец?

– Да. Но сам Берн, кажется, не особенно рад этому родству.

Миссис Берн удрученно вздохнула:

– Я знаю. Но он не понимает, что это страдания и лишения сделали его таким, какой он есть, – сильным и гордым. А кем бы он был, если бы Принни прекратил выплачивать нам содержание? Незаконным сыном актрисы, живущим за счет своего случайного родства, вот и все. А сейчас у него собственный клуб, и он так разбогател, что купил это имение, чтобы я могла…

– …жить тут в изгнании, – закончил фразу Берн, входя в комнату с кувшином и тарелкой. Заметив свечу, освещающую лицо матери и мокрые щеки Кристабель, он добавил недовольно: – Ты рассказала ей всю грустную историю, мама?

– Конечно, – ответила Кристабель. – Ты же сам ничего не расскажешь.

– Не имею права. – Берн подошел к кровати. – Я поклялся.

– Видите? – с довольным видом спросила миссис Берн. – Ну, разве он не хороший сын?

– Очень хороший, – ответила растроганная Кристабель, наблюдая за тем, как Гэвин ставит на столик тарелку и наливает в стакан воды.

–Держи это в секрете, – сказал он, подмигнув обеим женщинам, и сел на стул, – а то испортишь мне всю репутацию. Джентльмены откажутся отдавать мне долги, – Гэвин усмехнулся, глядя на Кристабель, – или будут посылать навстречу мне своих жен с ружьями.

– Берн, – предостерегающим тоном произнесла Кристабель, – не смей…

– Мы с ней так познакомились, – не обращая на нее внимания, объяснил матери Гэвин. – Леди Хавершем пару раз выстрелила в меня, когда я приехал получить долг с ее покойного мужа.

– Правда? – засмеялась миссис Берн. – Теперь я понимаю, что ты в ней нашел. Ты же всегда говорил: «Не можешь справиться с женщиной – уложи ее к себе в постель».

– Ради Бога, мама… – взмолился Берн.

– Я не вчера родилась и отлично знаю, что ты делаешь со своими женщинами. – Миссис Берн снова закашлялась. – То же самое, что я делала с твоим отцом, и не жалею об этом, потому что в результате получила тебя.

– И жизнь, полную страданий и боли, – глухо закончил Берн.

– В жизни всегда есть место страданию и боли. Если мне досталось их больше, чем другим, то и радости я получила больше. – Миссис Берн ласково потрепала Кристабель по руке. – Особенно сегодня.

Она опять сильно раскашлялась, и Гэвин поднялся со стула:

– Сейчас мы дадим тебе отдохнуть, мама. Наклонившись, он поцеловал мать в щеку и предложил руку Кристабель.

Когда та поднялась, миссис Берн строго поинтересовалась:

– В какую комнату ты поселил леди Хавершем?

– В розовую.

– По крайней мере ты не лишен чувства приличия. – Миссис Берн одобрительно улыбнулась.

Кристабель не смогла сдержать доброй усмешки. Для женщины, так хорошо осведомленной о любовницах сына, миссис Берн на удивление серьезно относится к соблюдению внешней благопристойности.

Хотя и Берн здесь, в своем имении, может быть совершенно другим человеком: солидным землевладельцем, респектабельным джентльменом. Правда, Кристабель было непросто представить себе такое.

Когда они уже выходили из комнаты, она вдруг вырвала у Берна руку, подбежала к кровати миссис Берн и порывисто поцеловала ее в изуродованную щеку.

– Спасибо, что рассказали мне о нем, – прошептала она.

– Спасибо, что вы стараетесь понять его, – со слезами на глазах ответила миссис Берн.

Когда Кристабель вернулась к Гэвину, он посмотрел на нее с любопытством и, как только они вышли из комнаты, сказал:

–Догадываюсь, что у вас с мамой была очень эмоциональная беседа. Наверное, она задала тебе кучу вопросов о том, что нас связывает?

– Я не собираюсь пересказывать тебе наш разговор.

– Надеюсь, ты не собираешься пересказывать его и никому другому вне этого дома, – резко добавил Гэвин.

– Разумеется, я никогда не предам ни твоего доверия, ни ее. Ты и сам это прекрасно знаешь.

– Если бы не знал, то никогда не привез бы тебя сюда. Хотя мне досадно, что мама не разрешает никому рассказывать о себе. Если бы она жила в Лондоне, за ней был бы лучший уход.

– А чем она больна?

– Слабые легкие. Доктора говорят, что это не связано с пожаром, но я в этом не уверен. Зимой и осенью у нее часто бывают плевриты и лихорадки. Несколько раз она была близка к смерти, поэтому мне часто приходится срочно отправляться в Бат. – Они остановились у комнаты Кристабель. – Я… э-э… знаешь… этой ночью… ты будешь… – неожиданно замялся Берн.

– Спать одна? – Кристабель улыбнулась. – Я уже догадалась.

– И вероятно, находишь это очень забавным, – пробурчал Берн.

– Что известный распутник Красавчик Берн помещает свою любовницу в отдельную спальню из уважения к своей матери? – Кристабель явно дразнила Берна. – Нет, конечно. Что же тут забавного?

Он прижал ее к двери. Его взгляд был полон нежности.

– Возможно, стоит напомнить тебе, каким образом я приобрел репутацию распутника.

Берн поцеловал Кристабель так проникновенно, что она вся задрожала. На этот раз причиной ее волнения была не страсть.

– Спасибо тебе, – тихо сказал Берн сбивчивым от волнения голосом.

– За что?

– За то, что обращалась с моей матерью как с человеком. Кристабель недоумевающе посмотрела на Гэвина:

– Она и есть человек.

– Я знаю. Но когда люди видят ее обезображенное лицо, они склонны считать, что за ним скрывается чудовище. Спасибо, что ты оказалась не такой.

– Пожалуйста, – еле слышно ответила Кристабель, потому что говорить ей мешал комок в горле. Берн опять наклонился, чтобы поцеловать ее, но она резко уклонилась: – Если ты сделаешь это еще раз, у меня может возникнуть желание наплевать на приличия.

– Тогда я лучше скажу тебе: «Спокойной ночи, любимая», – засмеялся Берн.

– Спокойной ночи… Гэвин.

Берн зашагал по коридору прочь, как вдруг остановился, осознав, что Кристабель назвала его по имени. Он обернулся и вопросительно взглянул на нее. Кристабель слегка пожала плечами:

– Значит, теперь две женщины будут называть тебя по имени. Почему бы нет?

– И в самом деле, почему бы нет? – ответил Гэвин и еще долго пристально смотрел на Кристабель, прежде чем повернуться и уйти в свою комнату.

– Сладких снов, мой милый принц, – прошептала Кристабель ему вслед.

Милый, любимый Князь Тьмы. Кристабель вошла в свою спальню и сразу же пожалела о том, что его нет с ней. Не такой уж он и грешник. Вопреки ее ожиданиям Гэвин оказался человеком, которому она могла бы довериться, которого могла бы полюбить.

«Если хотите порвать с Берном, просто скажите ему: „Я люблю тебя“, – и он порвет с вами сам».

Стараясь не заплакать, Кристабель медленно расстегнула платье, стащила с себя чулки и опустилась на кровать. Что же ей делать с Гэвином, со своей любовью к нему? Ведь она его, конечно, любит. Теперь Кристабель точно это знает. И начинает надеяться, что когда-нибудь, возможно, и он сумеет полюбить ее.

Только у них совсем нет времени. И письма лежат между ними и разделяют их, как высокая стена.

Теперь, когда ей известно, за что Гэвин так ненавидит принца, трудно надеяться, что он успокоится, пока не получит их, даже если для этого ему придется вступить в сговор с лордом Стокли.

Кристабель застонала, как от сильной боли. Гэвин может договориться со Стокли, а она даже не узнает об этом. Она не может быть рядом с ним каждую минуту, а между тем времени остается все меньше, и не только она способна на отчаянные действия.

Что ж, у нее есть два пути: можно со страхом гадать, что сделает Гэвин, когда поймет, какая взрывная информация скрыта в письмах, а можно рассказать ему все самой. В этом случае у нее есть шанс убедить Берна в том, какие тяжелые последствия ждут ее отца в случае их публикации, и надеяться на его совесть.

Неделю назад Кристабель ни за что бы не решилась на такой шаг. Но тогда она еще не знала, как много значит для Гэвина семья. Возможно, если Кристабель сумеет объяснить ему, что должна защитить своего отца так же, как он защищает свою мать, он поймет ее и не будет препятствовать. Или будет?

Стоит ли рисковать, когда ставкой в этой игре является жизнь отца Кристабель? Или все-таки не стоит? Без Берна Кристабель никогда не доберется до писем – с каждым днем это становится все яснее. А титул барона недостаточно веская причина для того, чтобы Берн оставался на ее стороне. Титул» не загладит обид, нанесенных его матери, и не заставит Гэвина забыть о боли, которую она пережила. Гэвин не остановится, пока не отомстит за мать.

Если Кристабель не сумеет доказать ему, что месть рождает только еще одну боль, может быть, даже более сильную, чем прежняя.

«С тобой я хочу стать лучше».

«О Господи, сделай так, чтобы это было правдой!» Потому что как раз сейчас Гэвину дается шанс. И если он решит использовать его для мести…

Он должен поступить правильно. Должен. В этой игре она, Кристабель, не может проиграть.

Глава 20

Мужчина, как правило, последним узнает о том, что его поразила стрела Купидона.

«Мемуары содержанки»

Автор неизвестен

Гэвин никак не мог понять, о чем всю дорогу думает Кристабель. Стой минуты как они выехали из Бата, она неотрывно смотрела в окно, будто пыталась найти ответы на все свои вопросы среди мягких, покрытых порыжевшей травой холмов или осенних деревьев, мимо которых проносится карета.

Может, не следовало знакомить ее с матерью? Но дело сделано, и сожалеть об этом было уже поздно. Возможно, Кристабель никак не может забыть печальную историю, услышанную вчера. Интересно, как много мать успела рассказать ей о тех черных годах их жизни?

– В чем дело, детка? Что ты так притихла?

– Думаю о том, как все будет, когда мы вернемся в дом Стокли.

Гэвин вздохнул с облегчением. Это он может понять.

– Беспокоишься из-за выбывания, верно?

– Нет. А надо беспокоиться?

– Зависит оттого, кто останется в игре.

– Ведь с сегодняшнего вечера мы будем постоянными партнерами, да?

Гэвин снисходительно улыбнулся:

– Да, не волнуйся, милая. Сегодня Стокли соберет всех, у кого остались деньги, чтобы продолжать игру, и предложит выбрать себе партнера. Мы выберем друг друга, вот и все. И с этого момента будем вместе – в горе и в радости.

– Пока смерть не разлучит нас, – сухо закончила Кристабель. Гэвин еще не успел отреагировать на это удивительное замечание, когда она спросила: – Поэтому ты никогда раньше не играл на пару со своими любовницами? Потому что это подразумевало бы более тесную связь, чем тебе хотелось?

– Я никогда не играл с ними в паре, дорогая, потому что все они играли гораздо хуже Стокли.

– Включая меня, – предположила Кристабель.

– Кроме тебя, – поправил ее Гэвин. Кристабель нахмурилась:

– Если бы мне не было необходимо играть, чтобы остаться в доме, и если бы не твое пари со Стокли, я бы охотно выбыла прямо сейчас. Потому что знаю, что играю недостаточно хорошо, чтобы выиграть у всех, кто останется.

– Чепуха. Если захочешь, ты можешь играть не хуже любого из них. Главной проблемой для тебя может стать Элеонора, потому что из-за нее ты иногда теряешь самообладание. Если нам повезет, она и вовсе не сможет продолжать игру из-за ранения. Что касается других, то леди Хангейт действительно играет лучше тебя, но ей недостает твоей агрессивности. А играя с леди Кингсли, надо помнить, что она очень не любит расставаться с козырями и всегда приберегает их до последнего. Зная это, ты сможешь обыграть ее. Если будешь внимательна. А с этим, боюсь, могут возникнуть проблемы.

– Не возникнут. Я смогу сосредоточиться к вечеру. – Кристабель тяжело вздохнула. – Но сначала я хочу обсудить с тобой что-то очень важное.

– Вот как? – Гэвин посмотрел на Кристабель настороженно. После вчерашней ночи он не знал, чего от нее ожидать. А еще эти слова: «Пока смерть не разлучит нас». Что она собирается обсуждать? Может, хочет за него замуж? А он сам хочет, чтобы она этого хотела?

Хороший вопрос. Гэвин начинал подозревать, что ему нужно что-то большее, чем простая короткая связь с Кристабель. Возможно, даже большее, чем долгая связь. Она вызывает у него слишком сильные и непонятные желания, и это его до чертиков пугает. Он уже давно приучил себя никогда не желать того, чего, возможно, он не сумеет получить.

– Давай выложим карты на стол, Гэвин, – проговорила Кристабель.

– Почему бы нет? – небрежно бросил Берн, почувствовав, как заметно ускорился его пульс.

– Если тебе удастся получить письма, как ты намерен с ними поступить?

Гэвин недоуменно поморгал глазами. Письма? Значит, Кристабель хочет говорить об этих проклятых письмах?

– Что ты имеешь в виду?

– Мы оба знаем, что ты хочешь использовать их в своих целях. Если они окажутся у тебя, если я отдам их тебе, что ты с ними сделаешь?

– Это зависит от того, что в них содержится.

– Допустим, что-то, что может повредить его высочеству.

– Стать поводом для скандала, ты хочешь сказать? – Кристабель не ответила, и Гэвин минуту поколебался, стоит ли говорить ей правду. Но после вчерашней ночи она, конечно же, должна понять его и посочувствовать его целям. – Тогда в первую очередь я использую их с целью того, чтобы заставить его публично извиниться перед моей матерью. Объявить, что она не лгунья и не шлюха, как он когда-то утверждал, а на самом деле мать его сына.

– Ты ведь знаешь, что его высочество вряд ли согласится на это, – возразила Кристабель. – Его репутация и так достаточно испорчена, а если же он признается в том, что сознательно оболгал и обманул твою мать…

– Это еще больше повредит его репутации, что будет справедливо.

– Да, – признала со вздохом Кристабель. – То, чего ты хочешь, вполне справедливо. И возможно, тебе даже удастся этого добиться, если письма окажутся у тебя. – Кристабель пристально посмотрела на Гэвина. – Я решила рассказать тебе, что в них содержится.

Этого Гэвин не ожидал.

– Почему именно теперь? – спросил он подозрительно.

– Потому что надеюсь, что если ты поймешь всю их важность, то будешь с ними осторожнее. И возможно, милосерднее к своему отцу, несмотря на все его грехи.

Гэвин не собирался ни в чем разуверять Кристабель. Сейчас самое главное – узнать правду о письмах.

– Я уповаю на то, – продолжала Кристабель медленно и с трудом, – что человек, который так любит собственную мать, не захочет причинить вред другой матери, которая тоже принесла жертву ради блага своего дитя.

– Что за другая мать? – недоверчиво спросил Берн. Кристабель распрямила плечи, очевидно, собираясь с силами.

– Мария Фицгерберт, которую многие до сих пор считают законной женой Принни.

– У миссис Фицгерберт нет… – Гэвин вдруг замолчал и от волнения сжал кулаки. – У нее есть ребенок от Принни?

– Сын. Он в Гибралтаре. Мой отец отвез его туда больше двадцати лет назад. С ними были еще офицер и его жена, которые потом усыновили мальчика. Эти письма написаны миссис Фицгерберт моему отцу. В них они обсуждали планы того, как вывезти ребенка из Англии и как сделать так, чтобы все поверили, что он сын офицера.

Гэвину показалось, что на него обрушилась и сбила с ног огромная волна.

– Черт… черт… черт… У Принни есть сын от миссис Фицгерберт?! Ты хоть понимаешь, что это значит?

– Конечно. Иначе зачем им было тайком вывозить его из страны и прятать все эти годы?

– Если это действительно их сын, то весь порядок престолонаследия может быть изменен. – Гэвин наклонился к Кристабель, не в силах сдержать возбуждение. – Это не какой-нибудь незаконный отпрыск от любовницы. Католическая церковь по-прежнему считает их брак действительным, а значит, множество людей будут верить, что этот мальчик – законный наследник короны. И ни парламент, ни Георг III не позволят Принни занять трон, если права его собственного наследника могут быть оспорены.

– Все верно, – согласно кивнула Кристабель. – Поэтому его высочеству так важно вернуть эти письма. Если они будут опубликованы, ему придется расстаться с надеждой стать королем.

– Бог мой, – Берн не скрывал своего торжества, – я-то надеялся просто получить возможность заставить его признать правду, но все гораздо лучше! Я могу вообще избавить страну от этой дряни!

Кристабель вдруг побледнела как полотно.

– Гэвин, выслушай меня. Я не могу винить тебя за то, что ты так его ненавидишь, но ведь даже ты должен понимать, что эти письма нельзя публиковать ни в коем случае. Ты должен думать не только о себе и своей мести.

– С какой стати? – гневно спросил Гэвин. – Эта свинья никогда не думал ни о ком, кроме себя. Англии будет лучше без него. Он – как разросшаяся злокачественная опухоль, разъедающая всю страну. Множество людей будут благодарны мне за то, что я избавил их от такого короля.

– А другие, такие как тори, сделают из него героя. И Англия погрузится в хаос на многие годы. На годы, Гэвин! Спор о наследнике престола после Карла II затянулся на пятьдесят лет и закончился славной революцией. Не говоря уже о восстании якобитов, которое было всего шестьдесят лет назад. Как ты думаешь, почему миссис Фицгерберт согласилась расстаться со своим сыном? Потому что не хотела, чтобы он оказался в центре такого урагана. Потому что слишком его любила и не желала для него подобного бремени.

– Нет, она сделала это, потому что ее заставил Принни. А она позволила этой свинье обвести себя вокруг пальца. – Черта с два Гэвин даст кому-либо сравнить поступок Марии Фицгерберт с жертвой, которую принесла его мать. – А Принни опять все сошло с рук. Неужели ты не понимаешь? Это же возможность избавить Англию от него. Заставить его заплатить за…

– …зато, что он сделал с тобой и твоей матерью. – – Глаза Кристабель наполнились слезами. – Гэвин, это же только месть! Неужели ты захочешь, чтобы твоя личная месть расколола всю страну надвое?

– Ты ошибаешься. На троне просто окажется брат Принни Фредерик, вот и все.

– Даже если все так и будет, а я в этом совсем не уверена, ты понимаешь, что случится с тобой, если ты пойдешь против принца Уэльского? Все будут знать, что ты тот человек, который навлек позор на царствующий дом ради своих целей…

– Мне наплевать на это. Обо мне говорили вещи и похуже.

– Да, но сейчас ты достиг успеха и положения. Твоя мать так гордится тобой. Что будет с ней, когда все начнут поливать тебя грязью?

Берн ненадолго задумался.

– Она поймет, – процедил он наконец. – Она поддержит меня.

– Ты так думаешь? А все те гадкие вещи, которые говорили о ней раньше, – они все станут во сто крат гаже. И газетчики непременно ее разыщут.

– Зато она наконец дождется справедливости.

– А я? А мой отец? – выкрикнула Кристабель в отчаянии.

– О чем ты? – спросил Берн, непонимающе глядя на нее.

– Я уже говорила тебе: если письма будут опубликованы, папа потеряет и должность, и пенсию. А если его арестуют за предательство…

– Они не арестуют его, черт побери! Даже виги, которые терпеть не могут Принни, не решатся упрекнуть героя войны за верность короне.

– Вмешательство в порядок престолонаследия – это государственное преступление, которое карается виселицей. – Спазм в горле мешал Кристабель говорить. —Думаешь, Принни решит пощадить его? Думаешь, ему не удастся доказать виновность отца? Может, принц и лишится возможности когда-нибудь стать королем, но он все равно останется принцем. В свое время он приказал отцу сжечь эти письма, но папа не подчинился. И его высочество не упустит случая наказать его так или иначе. – Голос Кристабель упал почти до шепота. – И меня за то, что я рассказала о них Филиппу.

Гэвин твердо решил не обращать внимания на шип, который вонзился ему в сердце при этих словах.

– Он не посмеет тронуть тебя, любимая. Я не позволю ему. – Он наклонился вперед и взял пальцы Кристабель в свою ладонь. Они оказались ледяными, и Гэвин опять почувствовал болезненный укол. – И отвоем отце я позабочусь, клянусь. У меня тоже есть некоторое влияние. Я и мои братья…

– Братья?

Черт! Он не собирался раскрывать этот секрет.

– Я знаю только про лорда Дрейкера, но… – Кристабель недоуменно замолчала. – Значит, лорд Айверсли тоже сын принца? – вдруг осенило ее. – А я удивлялась, почему вы трое так близки.

– Да, не забывай, что Айверсли – граф, а это кое-что значит. Мы втроем сумеем защитить твоего отца, а я смогу защитить тебя. И у меня вполне достаточно денег, чтобы позаботиться о вас обоих. Я не верю, что генерала посмеют лишить пенсии после всего, что он сделал для своей страны, но если это все-таки случится, он может жить в моем имении сколько захочет. И ты тоже.

Кристабель опустила глаза:

– Не уверена, что папа будет счастлив жить вместе с дочерью и ее любовником.

– А если бы я был твоим мужем? Тогда как?

Гэвин сам не ожидал, что произнесет эти слова, но тем не менее сказал их и не собирался от них отказываться. Кристабель – его жена? Еще пару недель назад он искренне расхохотался бы над подобной возможностью, а сейчас ему вдруг показалось, что он высказал вслух свою мечту. Если они поженятся, все остальное станет не важным – они будут вместе. И пусть тогда говорят все, что хотят. Их это не заденет.

Лицо Кристабель стало мрачным, руки задрожали.

– Тебе так нужны эти письма, что ты даже готов пойти на такую жертву, как сделать мне предложение?

– Нет! – Гэвин сильнее стиснул пальцы Кристабель, которые она пыталась вырвать. – Это предложение не жертва, и я делаю его не для того, чтобы добраться до писем. Почему бы тебе не выйти за меня замуж? Мы с тобой будем неплохой парой.

Кристабель недоверчиво посмотрела на Гэвина:

– Ты, я и твоя очередная любовница.

– Нет. – Берн глубоко вздохнул, словно собираясь с силами для того, чтобы произнести трудно выговариваемые слова. – Я буду верен тебе. – Заметив скептический взгляд Кристабель, он горячо добавил: – Я буду верен, клянусь.

– И чтобы стать твоей женой, я должна всего лишь отойти в сторону и спокойно смотреть, как ты предаешь мою страну и обрекаешь моего отца на позор…

– Это не имеет никакого отношения к нашей женитьбе! – выкрикнул Гэвин.

– Имеет, – прошипела Кристабель. – Если ты украдешь эти письма, чтобы опубликовать их, – значит, ты не тот человек, за которого я могу выйти замуж.

Берн зло прищурился:

– Ты встанешь на сторону этой свиньи…

– Нет! Дело совсем не в нем! – В голосе Кристабель звучали нотки отчаяния. – Забудь на минуту о его высочестве и об Англии. Забудь обо мне и о папе. Подумай, что ты собираешься сделать с Камероном!

– А это, черт побери, кто такой?

– Сын миссис Фицгерберт. Тот, о ком говорится в письмах. Мальчик прожил жизнь, считая, что майор и его жена – его настоящие родители. Они любят его, у него есть настоящий дом, а ты хочешь разрушить все это…

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но этому «мальчику», кажется, двадцать два года?

– Да. Ну и что?

– Мне было двенадцать, когда я потерял и то жалкое подобие дома, которое у меня было, и, как считал тогда, свою мать. Не уговаривай меня жалеть парня, у которого до сегодняшнего дня были хороший дом и любящая семья. И вероятно, неплохие перспективы благодаря заботе Принни. Знаешь, какие перспективы были у меня в двенадцать лет?

– Гэвин…

– Знаешь, что после пожара владелец рулетки, который взял меня к себе, несколько раз обращался к моему драгоценному папаше? Что он сообщал его треклятому высочеству, что я совсем один на свете и мне не помешает небольшая помощь? И что Принни не обратил на это никого внимания? Он боялся, что, дав мне денег, тем самым признает, что между нами существует связь. – Гэвину казалось, что гнев, как кислота, разъедает желудок. – А этот подонок не собирался сознаваться в том, что гнусно оболгал мою мать. Нет, гораздо проще было не замечать положения мальчика, про которого он точно знал, что это его сын, проще было позволить негодяям смешивать с грязью имя его матери, довести ее до того, что она отказалась от своего ребенка, чтобы хоть немного облегчить его участь.

Теперь сердце Кристабель переполнялось жалостью. Она отвела глаза, чтобы не видеть искаженного страданием лица Гэвина, а он продолжал так же горячо и гневно:

– Ты видела ее, детка. Ты не можешь не понимать, сколько ей пришлось выстрадать. Ты знаешь, как она получила эти ожоги?

– Я знаю, что она спасала тебя, – прошептала Кристабель.

– Да. Поздно ночью она вернулась с какой-то жалкой работы, которую ей удалось найти. Когда она услышала, что я остался в горящем доме, то обмотала лицо мокрой скатертью и бросилась внутрь. Я спал, и она не смогла разбудить меня.

Скатерти не хватило бы на двоих, и тогда мама замотала в нее меня и вытащила из дома, пробиваясь через огонь. – Гэвин закашлялся, словно поперхнулся гарью. – И за эту жертву она получила месяцы, полные боли и страданий. Эта боль и сейчас не оставляет ее.

Гэвин зло скрипнул зубами, пытаясь побороть невольно выступившие на глаза слезы. Он никогда не давал им волю, не собирался делать этого и сейчас. Он должен быть таким же сильным, как его мать в ту страшную ночь. Сжав руки в кулаки, он опять повернулся к Кристабель:

– Если бы не его чертово высочество, она жила бы в хорошем кирпичном доме, в приличном районе, где пожары не случаются раз в неделю. Я не оставался бы один дома, пока она занималась тяжелой и грязной работой. Он заслуживает наказания зато, что сделал с моей матерью, и я позабочусь, чтобы он его не избежал.

– Но твоя мать не хочет никого наказывать, – несмело возразила Кристабель. – Если в ее сердце и была ненависть, она давно прошла. И тебе надо примириться со своим прошлым. Месть в этом деле плохой помощник.

– Как я могу забыть о мести, если каждый раз, когда я гляжу на мамино лицо, я…

– Она счастлива сейчас, Гэвин. Разве ты не видишь этого? Неужели то, что ты собираешься сделать, сможет облегчить твою жизнь? А твой братья? Как я понимаю, у них совсем другие отношения с принцем, и вряд ли они обрадуются тому, что ты лишишь его возможности стать королем.