Текст книги "Ночь с принцем"

Глава 24

Иногда мужчина женится на своей любовнице, но это случается столь редко, что заслуживает особого упоминания.

«Мемуары содержанки»

Автор неизвестен

Так много событий произошло с тех пор, как они покинули дом Стокли, что Кристабель с трудом верилось, что прошло всего две недели. Во-первых, тихая свадьба, состоявшаяся в имении Гэвина в Бате, на которой миссис Берн впервые встретилась со сводными братьями Гэвина и их женами.

Потом Кристабель сообщила его высочеству о том, что ее миссия успешно выполнена, хотя и не сказала, что письма сгорели в камине Стокли. Эту новость она решила приберечь до тех пор, пока Гэвин не получит все, что ему причитается за участие в этом деле. Кристабель доверяла принцу ничуть не больше, чем ее муж.

Целая неделя ушла на то, чтобы уладить дела и собрать вещи для переезда из особняка Хавершемов в дом Гэвина. А еще была подготовка к сегодняшней церемонии.

Кристабель взглянула на Гэвина, который стоял у окна в комнате, предназначенной для аудиенций, и задумчиво рассматривал газон Вестминстерского дворца. Какой он все-таки красивый! Сердце Кристабель радостно забилось от любви к мужу. Его нынешнее семейное положение ему очень к лицу.

– Похоже, его высочество не собирается выполнять свое обещание. – Гэвин отвернулся от окна и посмотрел на Кристабель. – Я знал, что он никогда не согласится на личную встречу со мной.

Кристабель не винила мужа за подобное недоверие. Церемония присвоения баронского титула должна была начаться всего через полчаса. Сводные братья Гэвина уже давно приехали и заняли места в зале вместе с другими лордами. Кристабель подошла к мужу:

– Он придет. А если нет, тогда мне придется использовать это. – Кристабель прикоснулась веером к груди Гэвина.

Он слабо улыбнулся, впервые за последний час:

– Покушение на принца – это государственное преступление. Тебя повесят, моя милая.

– Чепуха, – засмеялась Кристабель. – Как может принц повесить жену своего сына?

Улыбка на лице Берна погасла.

– Сына, которого он еще не признал и вряд ли когда-нибудь признает. – Гэвин осторожно сжал руку Кристабель. – По крайней мере он не отказывается пожаловать мне титул. Это уже кое-что.

В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошел его высочество. Как видно, он все-таки решил сдержать свое слово.

Кристабель присела в глубоком реверансе, но Гэвин стоял неподвижно и неотрывно смотрел на принца. Неужели он впервые видит своего отца? От жалости к мужу у Кристабель перехватило горло.

– Добрый день, мистер Берн, леди Хавершем, – произнес принц довольно холодно.

– Миссис Берн, – поправила его Кристабель. – Я взяла имя моего мужа.

– Ах да, я слышал, что вы поженились, но думал, вы пред* почтете оставаться леди Хавершем.

Вдовы с высоким титулом имели право сохранять его, когда вторично выходили замуж за менее титулованного мужчину, и, как правило, этим правом пользовались. Но Кристабель вздохнула с облегчением, когда наконец-то избавилась от звания маркизы.

– Но разумеется, – продолжал его высочество, – совсем скоро вы снова будете «леди» – леди Берн. – Он повернулся к Гэвину и спросил: – Вы по-прежнему хотите присвоить баронетству именно это имя?

Гэвин кивнул:

– Это меньшее, что я могу сделать, чтобы воздать должное имени моей матери.

При упоминании о Салли Берн лицо принца приняло неприязненное выражение.

– Полагаю, именно поэтому вы настаивали на личной встрече со мной? Вы намерены шантажировать меня этими письмами, чтобы заставить признать…

– Писем больше не существует, – прервал принца Гэвин. – Я сжег их.

Его высочество молча уставился на Берна.

– Вы ведь именно этого хотели, ваше высочество? – я поспешила вставить Кристабель. – Чтобы они навсегда исчезли.

– Разумеется, но… – Принц посмотрел на Кристабель с недоверием: – Вы сами видели, как они сгорели?

– Да, и не только я, но и другие свидетели: лорд Стокли и леди Кингсли.

На лице его высочества отразилось искреннее изумление.

– А мистер Берн знал, что содержится в этих письмах?

– Да, ваше высочество, и тем не менее сжег их на глазах у лорда Стокли.

Принц громко и с облегчением выдохнул.

– Теперь мне понятно, почему Стокли так поспешно сбежал из Англии.

– Сбежал? – переспросил Гэвин.

– Уехал в Париж. Не захотел подождать, чтобы увидеть, какие меры я приму для того, чтобы раздавить эту гадину. – Принц холодно улыбнулся. – Но в конце концов ему все-таки придется узнать об этом. – Его высочество испытующе посмотрел на Гэвина: – Когда вы соглашались принять участие в этом деле, мистер Берн, то поставили условием встречу со мной. Для чего?

– Вы не догадываетесь, ваше высочество? Потому что я хотел, и до сих пор хочу, получить от вас кое-что.

– Вот как? – Принц удивленно поднял бровь. – Разве титула барона недостаточно?

– Чтобы заплатить за то, как вы обошлись с его матерью? – не удержалась от вопроса Кристабель. – За то, что оставили его совсем одного…

– Тише, моя милая, все в порядке. – Гэвин крепко взял Кристабель за руку, погладил пальцем по обручальному кольцу, точно такому же, как у него, и опять обернулся к принцу: – Вам за многое следовало бы извиниться перед моей матерью, но особенно за то, что вы называли ее шлюхой везде, где могли. Она этого не заслуживала. Мы оба знаем, что шлюхой она никогда не была. – Принц ничего не ответил на это, и Берн продолжал: – Я не жду, что вы сделаете публичное заявление, – это, несомненно, было бы неблагоразумно с политической точки зрения. Но я надеюсь, что среди своих друзей, среди тех, кто повторяет и разносит сплетни, вы попытаетесь восстановить репутацию моей матери.

– Думаю, это осуществимо, – согласно кивнул принц.

– Кроме того, я хотел, чтобы вы выполнили свое обещание выплачивать ей ежегодное содержание. Оно должно быть выплачено полностью, начиная с того момента, как деньги переступали поступать, и до самой ее смерти.

Кристабель удивленно заморгала. Об этом муж ей ничего не говорил.

– Да, Дрейкер говорил мне, что ваша мать выжила после пожара, – прищурился принц. – Он также сказал, что она прекрасно устроена в вашем имении в Бате. В таком случае я не понимаю, зачем ей нужно это содержание.

– Дело не в деньгах, – резким тоном проговорил Берн, – а в принципе. Я хочу, чтобы эти деньги от ее имени ежегодно жертвовались больнице Святого Варфоломея для помощи нуждающимся женщинам. В этой больнице о ней заботились после пожара, а пожертвования яснее всего прочего покажут, что она совсем не та женщина, какой вы ее представили.

– Хорошо. – Принц не скрывал, что удивлен столь неожиданным требованием. – Еще что-нибудь?

– Нет.

– Еще одна просьба, ваше высочество, – выступила вперед Кристабель – ее муж слишком горд, чтобы просить что-нибудь для себя. – После всего, что пришлось пережить Гэвину, разве не справедливо было бы, чтобы вы хотя бы сейчас, без свидетелей, признали его своим сыном?

– Это лишнее, – прервал жену Гэвин. – То, что я делал, я делал для тебя, а не для него.

– Я знаю, милый. А также знаю, что это совсем не лишнее. – Кристабель повернулась к принцу, который с интересом наблюдал за ними. – Прошу вас, ваше высочество, хотя бы один раз признайте, кто он такой.

– Конечно, ты мой сын, Гэвин. – Принц тяжело вздохнул. – Это может подтвердить любой, у кого есть глаза. – Лицо его высочества опять приняло холодное выражение. – И больше мы никогда не станем возвращаться к этому.

– Разумеется, нет… папа. – Гэвин явно не желал упускать случая побольнее уколоть своего августейшего родителя. – Не беспокойтесь. Я прекрасно обходился без отца до сих пор и не испытываю никакой потребности в нем сейчас.

Гэвин судорожно сжимал руку Кристабель. От волнения его голос дрожал.

– Кстати, об отцах. Я чуть было не забыл. – Принц повернулся к двери, ведущей в соседнюю комнату. – Войдите, генерал. Вы оказались правы: предательства действительно не было.

– Предательства? Что это зна… – Кристабель внезапно осеклась, увидев мужчину, входящего в комнату. – Папа! – крикнула она и бросилась к нему. – Папа, ты здесь! Ты вернулся!

– Да, моя девочка, я вернулся.

Прижавшись к отцу, Кристабель вдруг разом вспомнила обо всем, что произошло за последние два месяца, и неожиданно для себя разрыдалась. Генерал еще крепче обнял дочь, приговаривая охрипшим от волнения голосом:

– Ну-ну, девочка моя, красавица… С каких это пор мой маленький храбрый солдатик стал плаксой?

– Вы должны простить мою жену, сэр, – обратился к генералу Берн. – Она очень беспокоилась за вас.

– Ах, папа, – всхлипывала Кристабель. – Прости меня… за все. Зато, что я рассказала о письмах Филиппу… что предала твое доверие…

– Глупости, – прошептал генерал, – не вини себя. Твой отец, старый дурак, сам виноват, что не сжег эти письма… – он взглянул на принца, – на чем его высочество категорически настаивал.

Кристабель тоже подняла на принца покрасневшие глаза:

– Вы ведь не накажете его, ваше высочество?

– За что? – холодно спросил принц. – За то, что он героически сражался? За то, что победил Наполеона? Защитил регента? Да против меня поднимется восстание, если я попытаюсь что-нибудь сделать с вашим отцом. Впрочем, в этом нет никакой необходимости, раз все закончилось хорошо.

– Тогда почему вы упомянули о предательстве? – резко спросил Берн.

– Когда его высочество узнал, что вы женились на моей дочери, – объяснил генерал, – он предположил, что, возможно, вы сговорились с ней и собираетесь выдвинуть собственные требования в обмен на письма. Когда два дня назад мы прибыли в Дувр, нас уже ждал человек, который доставил меня сюда, чтобы я мог присутствовать при этой встрече и повлиять на свою дочь, если дело примет другой оборот.

– Полагаю, его высочество недостаточно хорошо знает мою жену, – заметил Гэвин, – если считает, что кто-нибудь может на нее повлиять.

Генерал изучающе смотрел на Гэвина.

– Однако у нее слишком доброе сердце, и иногда она доверяет совсем не тем людям, которым следует.

Берн весь ощетинился, и, оставив отца, Кристабель бросилась к нему.

– Но не на этот раз, папа. – Она взяла мужа под руку. – Я понимаю, у тебя есть основания для беспокойства и вряд ли ты поверишь мне, пока не узнаешь Гэвина лучше, но, клянусь тебе, он самый благородный человек на свете.

Берн накрыл ладонью руку жены.

– Обещаю, что никогда не причиню никакого вреда вашей дочери, сэр, – проговорил он таким торжественным голосом, словно приносил клятву перед алтарем. – Дайте мне шанс, и я докажу, что могу быть прекрасным мужем.

Лицо генерала немного смягчилось.

– Посмотрим, мистер Берн. Посмотрим, – пробормотал он.

– Церемония начинается через десять минут, – объявил принц. – Дамам не разрешается на ней присутствовать, поэтому вам придется подождать здесь, миссис Берн.

– Я составлю ей компанию, – сказал генерал. – Нам о многом надо поговорить.

– Да, – Кристабель взглянула на отца, – но если вы позволите мне на минуту остаться наедине с мужем перед началом…

– Конечно.

Генерал с принцем вышли, а Кристабель повернулась к Гэвину.

– Ну что, мой Князь Тьмы? Теперь ты барон, да? – прошептала она, поправляя ему галстук и снимая невидимую пушинку с безупречного черного фрака. – Твоя мать будет так счастлива.

Гэвин с нежностью посмотрел на жену:

– Одна мудрая женщина сказала мне однажды, что моя мать будет счастлива, если буду счастлив я.

– А ты счастлив?

– Был. Пока ты не сказала отцу, что я самый благородный человек на свете. Ты уверена, что я буду достоин этой характеристики, любимая?

– Я об этом позабочусь, – улыбнулась Кристабель.

– Каким образом? Будешь стрелять в меня в случае чего?

– Нет, буду любить тебя.

Гэвин поцеловал Кристабель нежно и неторопливо.

– Ну что ж, моя милая, ради этого стоит исправиться.

Эпилог

Семейная жизнь меняет мужчин, и иногда – к лучшему.

«Мемуары содержанки»

Автор неизвестен

Лондон

19 июля 1821 года

Пушечная пальба, ружейные залпы и прочие праздничные шумы не смолкали весь день, поэтому Гэвин и не услышал, как к нему подошел дворецкий.

– Первые гости уже прибыли, милорд, – произнес он. Гэвин все еще не мог никак привыкнуть к тому, что его называют «милордом», хотя с тех пор как он стал бароном, прошло уже пять лет.

– Спасибо.

Берн закрыл бухгалтерскую книгу и отложил ее в сторону. Давно ушли в прошлое те времена, когда он допоздна засиживался над счетами в «Синем лебеде». Оказалось, что дела так же просто вести дома, особенно если нанять хорошего управляющего. Также просто… но гораздо приятнее.

Дворецкий не уходил.

– Еще что-нибудь?

– Должен ли я сообщить ее милости о прибытии гостей или вы сделаете это сами?

– Разве ее милость еще не внизу?

– Нет, милорд. Ее вызвали в детскую. Кажется, очередная неприятность с Туэдли. – Дворецкий безуспешно пытался скрыть улыбку.

– Я схожу за ней, – тоже усмехнулся Гэвйн, вставая из-за стола. – А вы пока растолкуете гостям суть проблемы. Если сможете.

Дворецкий направился вниз, а Берн пошел в противоположном направлении. Подходя к детской, он услышал, как Кристабель терпеливо объясняет:

– Я уже сказала тебе, что папа занят и сейчас у него нет времени решать, кто из вас будет Туэдлдамом. Он объявит вам позже. А если будете так себя вести, то оба окажетесь Туэдли.

– Это папа должен сказать, а иначе не считается, – возразил детский голосок.

Гэвин остановился в дверях, молча наблюдая за детьми и Кристабель и стараясь не рассмеяться. Как обычно, главной скандалисткой оказалась его четырехлетняя дочь – черноволосая Сара, унаследовавшая изобретательность отца и темперамент матери. По пятам за ней, переваливаясь, ходил двухлетний кудрявый и рыжий Джон, который часто попадал в неприятности, потому что твердо решил выполнять все, на что подбивает его старшая сестра.

Похоже, Кристабель приходится нелегко. Его прекрасной, восхитительной жене, которую он с каждым днем любит все больше. И подумать только, что когда-то он едва не отказался от нее ради какой-то бессмысленной мести, способной принести человеку только горечь и разочарование.

– Раз вы считаете, что я не имею права, – продолжала убеждать детей Кристабель, – значит, вам придется ждать, пока закончится обед…

– Не придется, – подал голос Берн. – Я здесь.

– Папа! – закричали дети и, подбежав, повисли на Гэвине.

Он взглянул на их радостные лица, и, как всегда в такие моменты, у него на минуту от волнения перехватило горло.

– Пусть я буду Туэдлдамом, папа! – закричала Сара.

– Нет, я! – потребовал Джон.

Гэвин взъерошил детям волосы:

– Если я вас обоих объявлю Туэдлдамами, вы перестанете мучить свою мать?

Гэвин совершил большую ошибку, когда впервые прочел детям этот стишок и предложил выбрать себе роли. Но кто бы мог подумать, что это вызовет такие яростные споры?

– Мы не можем оба быть Туэдлдамами, – рассудительно заявила Сара. – Пусть Джон теперь будет Туэдли. Он был Туэдлдамом в прошлый раз.

Губы мальчика обиженно задрожали.

– Джон – Туэдлдам. Джон, а не Сара.

– Это нечестно! – завопила Сара.

– Тогда предлагаю вот что, – Гэвин старался говорить серьезно, – первый час ты будешь Туэдлдамом, следующий час – Джон. Устраивает?

Сара на минуту задумалась, а затем согласно кивнула, а это означало, что и Джон такое решение одобрит.

– Джейн? – позвал Гэвин.

Нянька вышла вперед с виноватым лицом:

– Простите, сэр, что дети потревожили вас и миледи, но стоило мне повернуться спиной, как мисс Сара побежала вниз за матерью.

– Все в порядке. Я знаю, какая она хитрая бестия.

– Интересно только, в кого она такая? – пробормотала себе под нос Кристабель.

– Осторожнее, жена, – сдвинул брови Гэвин, – а то назначу тебя Туэдли.

– Мама не может быть Туэдли, – высокомерно заявила Сара. – Она просто мама.

Кристабель устало закатила глаза, а Берн рассмеялся.

– Джейн, – объявил он, – с этого момента возлагаю на вас полномочия по назначению Туэдли и Туэдлдама. Если Сара или Джон будут плохо себя вести, пока мы обедаем с гостями, можете обоих назначить Туэдли, пока они не исправятся.

– Хорошо, сэр, – охотно согласилась Джейн.

Гэвин попытался придать лицу строгое выражение, но у него это плохо получилось.

– Если я услышу от няни хоть одну жалобу, обещаю рассказать обо всем бабушке Берн и дедушке Лайону. Им будет очень неприятно услышать, как плохо ведут себя их внуки. – Он повернулся к жене и предложил ей руку: – Пойдем, дорогая?

Когда они вышли из комнаты, Кристабель негромко сказала:

– Можно подумать, ты их очень напугал тем, что расскажешь бабушке и дедушке. Да они балуют детей еще больше, чем ты.

– Каждый ребенок заслуживает, чтобы его баловали, – улыбнулся в ответ Берн.

– Да, наверное, ты прав, – тоже улыбнулась Кристабель.

– Но хотел бы я знать, почему они считают, что Туэдли «плохой», а Туэдлдам «хороший»? Ведь в этом детском стишке они абсолютно одинаковые.

Кристабель усмехнулась:

– Но они же дети, Гэвин. Логика здесь совершенно ни при чем. Сара решила, что «Туэдлдам» звучит как барабанная дробь и напоминает о сражениях, о которых рассказывает дедушка. А «Туэдли» – это будто птичка чирикает, а вообще «глупо».

– А если Сара так сказала, то у Джона уже не остается никаких сомнений.

– Думаю, все изменится, как только он немного подрастет и начнет бороться за свои права.

– Не сомневаюсь, – засмеялся Берн.

Они уже спустились по одной лестнице и направлялись к другой, ведущей в гостиную, как вдруг Гэвин увлек Кристабель в нишу и крепко поцеловал.

– За что это? – удивилась она.

– За то, что вышла за меня замуж. И родила мне двух чудесных детей. – Гэвин положил руки Кристабель на талию. – И за то, что когда-то поверила в меня.

Кристабель поцеловала мужа сначала мягко, но постепенно ее поцелуй становился все более пылким и страстным.

– Нам ведь не надо спешить, – прошептал Гэвин, касаясь губами ее уха. – Пусть гости подождут еще немного.

– Даже не уговаривай. – Кристабель поспешно отпрянула от мужа и, взяв его за руку, повела к лестнице. – Ты помнишь, что случилось в прошлый раз, когда мы заставили твоих братьев ждать? Они потом дразнили нас весь вечер: «Так, выходит, вы с Кристабель заблудились, пока спускались вниз? Наверное, нужно начертить для вас план дома. Гостиная – это та комната, в которой нет кровати».

Гэвин рассмеялся над тем, как похоже Кристабель передразнивала Айверсли.

– Не обращай внимания. Мои братья просто идиоты.

– Ты сам не лучше, – заметила ворчливо Кристабель, – судя по тому, что ты им отвечал.

– Ты же знаешь, что мы специально говорим такие вещи, чтобы заставить наших жен краснеть.

– Да, я отлично знаю, что у вас троих нет никакого понятия о нравственности.

Несмотря на ворчание Кристабель, Гэвин прекрасно знал, что жена, безусловно, верит ему, и именно эта вера была гарантией того, что Берн никогда не сможет обмануть жену.

Гэвин наклонился у уху Кристабель и прошептал:

– Поэтому вам с нами и нескучно.

– Ты когда-нибудь сожалеешь о своей прошлой жизни, Гэвин? – спросила Кристабель неожиданно серьезно.

– Ты имеешь в виду жадных любовниц, длинные одинокие ночи в клубе, полном пьяных игроков, вечеринки у Стокли, где все время надо было быть начеку, ожидая предательства?..

– Как я понимаю, это означает «нет»? – улыбнулась Кристабель.

– Категорическое «нет».

Они уже подошли к двери гостиной, но Гэвин задержал жену и взял ее за руки:

– Никогда, ни на минуту не сомневайся в том, что я люблю эту жизнь, люблю наших детей и люблю тебя.

– Я и не сомневаюсь, – ответила Кристабель, просияв. – Но давай уж зайдем, потому что я не хочу опять становиться мишенью для насмешек твоих братьев.

– Не уверен, что их удастся избежать. В конце концов, ты моя жена, и мои братья еще несколько лет будут вспоминать, сколько раз я клялся, что никогда не женюсь.

Гэвин оказался прав. Стоило им войти, как Дрейкер двинулся им навстречу с ехидной улыбкой.

– Знаешь, Берн, принято считать, что после свадьбы аппетит становится более умеренным.

– Ты знаешь это по собственному опыту? – парировал Берн, повернувшись к проходившему лакею, чтобы взять бокал вина.

– Ну вот, начинается, – пробормотала Кристабель.

Пушечный выстрел, раздавшийся, казалось, под самым окном, заставил всех вздрогнуть.

– И так весь день, – пожаловался Айверсли. – Слыша все это, трудно поверить, что Принни правит уже несколько лет.

– Ты присутствовал на коронации? – спросил Гэвин у Дрейкера.

– Да. Королеве, как обычно, удалось превратить все в безвкусный фарс.

– Одно можно определенно сказать в пользу Принни, – заметил Гэвин, – с ним не соскучишься.

– Как и с его сыновьями, – добавила Кристабель.

– Вот именно, – улыбнулся Гэвин и поднял свой бокал. – Сегодня просто нельзя обойтись без тоста, джентльмены.

– Ни в коем случае, – согласился Айверсли. – За братство королевского отродья!

Тост был подхвачен всеми, и даже дамами.

Пока все пили, Гэвин смотрел на мужчин, которые стали ему настоящими братьями, и на их жен, которые готовы были ради них на все. Так же, как его мать. Так же, как его жена. Он перевел взгляд на Кристабель, светившуюся от счастья, и опять поднял свой бокал:

– И за нашего августейшего папашу. Да здравствует король!