Текст книги "Свадебный подарок"

Она кивнула:

– Что я все-таки способна поступить правильно.

– Вы жаловались на то, как к вам относятся родители, не доверяют вам и так далее, но это оттого, что они очень вас любят, это очевидно.

– Я жаловалась? Я не хотела, чтобы вы воспринимали это как жалобу. В моей жизни не было и мгновения, когда я бы не чувствовала себя любимой. Я просто не хочу провести остаток жизни так, чтобы на место родителей встал Лукас и точно так же волновался за меня. Мне казалось, что если я сделаю что-то стоящее для него, то все изменится.

Она выпрямилась, посмотрела куда-то в сторону и долго пила колу.

– Это единственная причина?

По телу Энелайз пробежал озноб, и она вытащила ноги из воды. Когда-то она хотела разрушить барьер, который Ник упорно воздвигал между ними, а теперь он сам пытается разрушить стену, которую всеми силами сооружает она.

– Нет, – ответила она мягко, – не совсем. – Каждый раз, когда я думаю о свадьбе, мне становится нечем дышать. Как будто клаустрофобия, даже здесь, на улице.

– Вы не хотите выходить замуж за Лукаса?

– Наверное, нет. – Она не могла заставить себя лгать. Она не могла не признать, что совершила еще одну ошибку. – Но я пообещала и не нарушу слова, ведь это расстроит всех, кого я люблю. Родители любят Лукаса как родного сына. И хотят, чтобы он стал членом семьи. И доверяют ему заботу обо мне. Он старший брат, которого у меня никогда не было. До того, как две недели назад мы решили пожениться, мы целый месяц это обсуждали. Когда вечером накануне репетиции пришел ваш факс, – она подтянула колени и оперлась на них подбородком, продолжая смотреть вдаль… куда угодно, только не на Ника, – это было как знамение. Я могу сделать что-то, чтобы помочь Лука-су, и заодно избежать репетиции.

– Но вы не сможете избежать свадьбы.

– Да… – Она не была уверена в том, что сможет выдержать эту свадьбу. Она никогда не лгала Лукасу. Он всегда был ее лучшим другом. Она не сможет стоять в церкви с ним рядом и клясться перед Богом и людьми, что будет любить его больше всех на свете. Не сможет, пока любит другого.

Энелайз не хотела признаваться, что любит Ника: любит его прикосновения, его взъерошенные волосы и широкую грудь, любит его взгляды, любит даже его раздражение. Все это было частью того, что называется Ник Клейборн, а она любит именно Ника Клейборна. Даже если он никогда больше не сядет за штурвал своего самолета, даже если завтра он станет обычным бухгалтером, он все равно останется самым потрясающим человеком из всех, кого она когда-либо знала. И она все равно будет его любить.

Она должна рассказать все Лукасу как можно быстрее, должна отменить венчание.

Хотя это наверняка станет самым ужасным из всего, что она умудрилась сотворить в своей жизни.

Энелайз намеревалась реабилитировать отца Лукаса и отдать настоящего виновника в руки правосудия. Что ж, ей удалось сделать хотя бы половину. Она не могла отдать виновных в руки правосудия, ведь виновница мертва. Она хотела найти Сару и изменить ее жизнь к лучшему. Но Сара сама уехала в Брайер-Крик и, наверное, уже нашла и настоящих родителей.

А в довершение всего Энелайз влюбилась.

На сегодняшний день это ее самое большое фиаско.

– Энелайз?

Она вздрогнула, услышав голос Ника.

– С вами все в порядке? – спросил он. – Вы, кажется, побледнели. Ну, немного. А сейчас даже слегка порозовели.

Она неопределенно махнула рукой:

– Здесь ужасное освещение. Оно делает… – Она запнулась. Тени смягчили жесткость его подбородка, беспокойство сделало его глаза глубокими, как вечернее небо Техаса. Из-за освещения или из-за чего-то еще, но он был неописуемо красив и желанен.

Она резко встала:

– Я лучше пойду к себе, немного посплю. Завтра будет сложный день.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? Вам сегодня пришлось многое пережить. Сначала новости о Саре, потом тот тип, пытавшийся украсть вашу сумку.

Он даже половины всего не знает. А она не слишком хочет рассказывать. Он и так уже считает, что она полная дурочка. А то, что она собиралась отменить венчание и обмануть лучшего друга, вряд ли улучшит его мнение о ней.

Она показала ему два кулака с поднятыми вверх большими пальцами:

– Все в полном порядке.

И украдкой взглянула на небо, ожидая, что вот-вот сверкнет молния и испепелит ее за такую невероятную ложь.

Глава 11

После завтрака Ник отвез Энелайз на торговую площадь в Канзас-Сити недалеко от аэропорта, с которого вскоре она должна была улететь.

– Вы не хотите, чтобы я подождал вас?

– Бог мой, конечно же, нет! Вы же знаете, как женщины ведут себя в магазинах. Мне не один час понадобится, чтобы выбрать одежду для путешествия домой. А вы можете заниматься своими делами. – Она открыла дверцу и выскользнула из автомобиля.

Ник обошел машину и встал рядом с девушкой. Энелайз подняла на него глаза, и все вокруг вдруг ожило. Его лица ласково коснулось солнце, налетел прохладный утренний ветерок, с дерева доносилась веселая песенка синицы.

В ее глазах было лето, и вдруг ему вспомнились ее слова, что мы не перестаем любить людей только потому, что они перестают быть рядом с нами.

Ник вдруг отчетливо осознал, что она права. Даже если ему больше никогда не суждено ее увидеть, он не сможет ее забыть. И никогда не перестанет любить. Даже через пятьдесят лет каждое дерево, каждая зеленая травинка, запах жимолости, каждый вздох будут напоминать ему о ней.

Он любит Энелайз.

Понял он это, наверное, прошлой ночью, когда безумно испугался, что может навсегда ее потерять. На самом деле он чувствовал это всегда, но боялся сам себе в этом признаться.

Энелайз доводила его до бешенства, но он все равно любит ее. Может, именно поэтому и любит. Она приносила с собой смех, свежесть, энергию. Она смогла сбить его с толку своей болтовней, пробить его защиту каким-то непостижимым образом и заставить его влюбиться еще до того, как он сам почувствовал опасность.

– Ну, – сказала она весело, – спасибо за все. Я имею в виду расследование. И за то, что позволили мне полететь одной. И за то, что смогли посадить самолет во время грозы. Надеюсь, мы не попадем в шторм по дороге в Техас. То есть я не имела в виду нас, я имела в виду меня и вас. То есть мы можем попасть в шторм, но мы будем в разных самолетах. Хотя можем попасть в одну и ту же грозу. Но кто знает…

Ее болтовня звучала как музыка, он наслаждался каждой нотой, запоминая и накапливая их для долгих лет тишины, которые ждут его впереди.

– Ну, – повторила она, – прощайте. Она было протянула руку для рукопожатия, но быстро отдернула.

Они никогда не смогут расстаться, если их руки снова соединятся.

Но и поцеловать друг друга на прощанье не получится. Если он сейчас ее поцелует, то вряд ли сможет отпустить.

А она все еще помолвлена.

– Прощайте, Энелайз. И пусть все у вас будет хорошо с Лукасом. Энелайз отвернулась.

– Спасибо, – прошептала она чуть слышно, побежала к двери в один из магазинчиков и скрылась за ней, даже не взглянув на Ника.

Почти целую неделю она сводила его с ума и теперь вот так легко выпорхнула из его жизни.

Ник сел в машину и хлопнул дверцей. Да что с ним происходит? Он же с самого начала знал, что она вернется в Брайер-Крик, к этому Лукасу, к своей обычной жизни. Ну и что из того, что они обменялись парой сумасшедших поцелуев?

Он будет жить так же, как и жил, когда распалась его семья и каждый пошел своей дорогой, когда ушла Кейт. У каждого из них собственная жизнь, значит, и ему нужно найти свою. Он вернется к работе, к полетам, к той жизни, где он спокойно существует, не втягиваясь в дела других людей и, значит, не испытывая боли, которая иначе была бы неизбежна. Может, в вакууме жить не так весело, но зато надежно. Пусть не будет взлетов, но зато не будет и падений… и потерь.

Выезжая со стоянки, он посмотрел в зеркальце заднего вида. Просто так, на всякий случай. Вдруг она что-нибудь забыла и у него будет возможность еще раз взглянуть на нее.

Но Энелайз не было.

Ник искал телефон-автомат. Еще до завтрака он позвонил Бену, своему напарнику, и попросил его разузнать все об Энелайз. И теперь ему хотелось проверить, нашел ли Бен что-нибудь интересное.

Пусть Энелайз считает, что дело закончено, он так не думает. Она может сколько угодно говорить о предназначении свыше, но, увидев фотографию Сары, он убедился, что здесь есть что-то еще.

Обнаружив автомат, он набрал номер офиса:

– Привет, Тесе. Есть какие-нибудь звонки, которые не могут подождать до завтра?

– Вообще-то, – лукаво ответила она, – вы стали дядей.

– Дядей? Кроме шуток? Шерон родила? Как она? У нее мальчик или девочка? – Даже если бы он захотел, он не смог бы остановить этот поток эмоций, переполнявших его.

– Шерон чувствует себя прекрасно, у нее девочка. – Еще одна девочка с крохотными кулачками, хватающимися за его палец, и с беззубой улыбкой. – Они назвали ее Николь Рени.

– Николь? Вы не шутите?

– Да, в честь дяди, несмотря на то что он не был там, когда она появилась на свет.

– Я работал, – сказал он несколько грубовато, чувствуя в то же время себя виноватым. Почему? Ведь это Шерон уехала из дома, а не он. – В какой она больнице? Позвоните ей и скажите, что я завтра приеду.

– Передам. Это все из того, что не может подождать. Бен получил ваше сообщение. Сейчас его здесь нет, но он просил передать вам, что кое-что нашел. Вы сейчас собираетесь прямо сюда?

– Да, уже вылетаю.

Он повесил трубку и отправился в аэропорт. На полпути его осенила замечательная идея, как снова увидеть Энелайз. Ну вот, он опять начинает что-то выдумывать. Надо, чтобы Бен сам обо всем рассказал Энелайз. Это был единственный разумный вариант.

Энелайз медленно шла по направлению к своей спортивной машине. Хотя был уже вечер, солнце все еще продолжало нещадно палить, а от нагретого за день асфальта поднимался нестерпимый жар. Жара лишала Энелайз даже тех жалких остатков энергии, которые она умудрилась сохранить. Ей казалось, что в прошедшем дне было никак не меньше сорока восьми часов, а в каждом часе по крайней мере девяносто минут.

Теперь осталось только доехать до Брайер-Крик. Всего лишь час до большого признания. Сегодня утром родители так обрадовались, что она возвращается… Что ж, понадобится совсем немного времени, чтобы все это изменить.

Энелайз попробовала спросить их о Саре, но те решили, что она имеет в виду старую куклу, поэтому она не стала больше ничего выяснять. Сначала нужно разобраться с последней из ее катастроф и только потом можно будет заняться Сарой.

Мама и папа. Теперь, когда в церкви все готово, когда разосланы приглашения и сшит подвенечный наряд, я решила не выходить замуж за Лукаса.

Лукас, друг мой, у меня есть для тебя хорошая и плохая новость. Хорошая – это доказательство невиновности твоего отца. А плохая – я полюбила другого и не магу выйти за тебя замуж.

В принципе, может, то, что она не выйдет за него замуж, – хорошая новость. Лукас ведь тоже ее не любит. Он просто пытается все сделать правильно, так же как и она. Может, он даже почувствует облегчение.

Но Лукас наверняка будет в ужасе. Ведь ему придется сообщить целому городу, что его ветреная невеста передумала. А каждый, кто это услышит, закатит глаза, снисходительно улыбнется и скажет: «Ох уж эта Энелайз!»

Она повернула ключ в замке и уже открыла дверцу, как вдруг услышала:

– Энелайз!

Она замерла. Что это? Галлюцинации? Она отчетливо слышала голос Ника. Обернувшись, Энелайз увидела, что действительно именно Ник приближается к машине.

– Что вы здесь делаете?

– Хотел лично доставить вам последний отчет, – в руках у него была папка.

– А-а. – А она-то уж решила, что он здесь для того, чтобы признаться ей в любви и увезти ее отсюда. Конечно, у него такого и в мыслях не было.

Может, это и к лучшему, ведь поступи он иначе – и кто знает, хватило бы у нее сил сделать правильный выбор, не поддавшись безумному желанию убежать с ним хоть на край света.

Ник улыбнулся, хотя глаза его при этом смотрели настороженно. Энелайз сумела справиться с желанием прикоснуться к нему и убедиться, что он настоящий. Она не думала, что еще когда-нибудь его увидит.

Она просто обязана сейчас сесть в машину и уехать, попросив его послать отчет по почте. Но сил на это не осталось. Ей было слишком хорошо оттого, что она просто вот так смотрит на него. Конечно, через несколько минут им снова придется расстаться, и на этот раз навсегда, но, пока он рядом, она будет наслаждаться каждым мгновением.

– Сядем в машину, – сказала она наконец. – На солнце слишком жарко.

Она села на водительское место, он обошел машину и, заняв кресло пассажира, раскрыл папку.

– Это как-то связано с Сарой? – спросила она.

– Да, несомненно. Вы когда-нибудь видели свое свидетельство о рождении?

– Нет, никогда.

– А взглянуть, наверное, стоило. Посмотрите сюда, – и он показал ей верхний документ.

Она увидела название больницы Брайер-Крик, собственное имя, дату рождения, другие сведения.

– И что? – спросила она недоуменно.

– Пункт номер четыре.

– «Только для двойни», – прочитала она. – Близнецы? – Встряхнув головой, она попыталась избавиться от наваждения. – Не понимаю. Кто-то перепутал свидетельства? У меня такого быть не могло, я же единственный ребенок.

Она сдвинула верхнее свидетельство и под ним увидела точно такое же, но имя там было другое.

– Анабель Кассандра Брюстер, – прочла она, – близнецы. Очередность рождения: вторая. – Ничего не понимая, она посмотрела на Ника, на его мягкую улыбку. – Вы хотите сказать, что у меня была сестра-близнец и она умерла? – Хотя тогда он бы так не улыбался.

– Нет, но сейчас у нее другое имя. Сара ваша сестра-близнец.

– Да что же вы такое говорите? Мои собственные родители отдали сестру на удочерение?

– К сожалению, вашу сестру похитили, – с этими словами он вытащил из папки газетную вырезку.

Заголовок гласил: «Пропавший младенец Брюстеров».

Негнущимися пальцами Энелайз взяла листок.

«Анабель Брюстер, трехнедельная дочь Ральфа и Клары Брюстер, похищена прошлой ночью из родного дома, где кроме нее находилась ее сестра-близнец Энелайз».

Буквы начали расплываться, а сознание Энелайз словно заволокло туманом. Она тогда была слишком мала, чтобы помнить, но все равно всегда чувствовала щемящую тоску от одиночества. Девять месяцев они вместе росли в материнском лоне, потом три недели спали в одной и той же колыбели. Где-то в глубине души Энелайз всегда знала, что у нее должна быть сестра. Разум забыл, а сердце помнило.

Энелайз попыталась вновь сфокусировать взгляд на газетной вырезке. В ней говорилось, что похитители не требовали выкупа, оставив в колыбели записку: «Несправедливо, что у кого-то есть все, а у других ничего. У вас остался один ребенок, и у меня теперь тоже будет один. Я позабочусь о ней и хорошо ее воспитаю».

Ник попытался отдать ей остальные бумаги, но она оттолкнула их:

– Скажите сами. Я не могу больше читать.

– Ваша мать обезумела от горя. Мой партнер, Бен, поговорил с несколькими людьми, и все они сказали, что через два-три месяца, когда стало очевидно, что надежды найти вашу сестру больше нет, ваш отец попросил всех никогда не напоминать о случившемся вашей матери. Он считал, что это единственная возможность как-то исцелить ее и помочь справиться с горем… сосредоточиться на ребенке, который у них остался. На вас.

– Эбби Прейзер. Джун Мартин. Это она украла мою сестру.

– Да, скорее всего, именно так. Она исчезла вскоре после того, как похитили малышку. Жила в трейлерах, в которых обитают целые толпы людей. Там никто бы не заметил еще одного плачущего младенца. Там она и прятала Сару. Мы выяснили, что за несколько лет до этого она сделала аборт, начались осложнения, и в результате она оказалась не способной иметь детей. Ну и она, очевидно, сделалась сама не своя, узнав, что у вашей матери, жены члена совета директоров банка, где она работала, у которой и так было все: деньги, социальное положение, – теперь еще есть и двое детей. План она обдумывала, наверное, со дня вашего рождения. Украла деньги, чтобы купить новые документы, и уехала.

– Так вот почему Джун все время пыталась прятать Сару от всех и обучала ее самозащите. Она боялась, что за Сарой придут настоящие родители. – Прозрачная капля упала на газетную страницу, и Энелайз поняла, что плачет. – Бедные мама с папой.

Ник притянул ее к себе, обнял, поглаживая по волосам. Энелайз не сопротивлялась. Ей так нужна была сейчас опора и поддержка. Она просто растаяла, ощущая его надежность и спокойствие.

– Все хорошо, родная, все уже хорошо.

– Нет, не все. – Она всхлипнула. – Все эти годы Сара вынуждена была жить рядом с этой ужасной женщиной. Все эти годы Сара была вдалеке от семьи и думала, что никто на свете ее не любит.

– Но ведь это было не совсем так. Вы же сами говорили, что между вами существовала какая-то связь. Вы общались на таком уровне, который бывает только у тех, кто по-настоящему любит друг друга. Вы говорили друг с другом, а все вокруг думали, что вы играете с выдуманными сестрами. Каждая из вас назвала куклу именем сестры. На самом деле вас никогда и не разлучали, ваши сердца всегда были вместе. Помнишь, ты сама мне говорила: все, что имеет значение, идет не от логики, а от сердца.

Она посмотрела на него, неуверенно улыбнувшись:

– Я правда так сказала? Значит, я не совсем глупая.

Большим пальцем он вытер ее слезы и улыбнулся.

– Нет, вы совсем не глупая. И никто никогда не считал вас недостойной доверия или не способной самостоятельно принимать решения. Подумайте об этом, Энелайз. Все эти годы родители так с вами носились не потому, что ожидали каких-либо глупостей с вашей стороны, а потому, что боялись потерять и вас. – Несколько мгновений он молча смотрел на нее, потом вручил ей папку:

– Все документы здесь. На случай, если что-то пропадет, в офисе есть копии.

– Спасибо. – Она невидящими глазами смотрела на папку. Его голос стал вдруг таким же безликим, как и эта папка. – Я вам очень благодарна за то, что вы лично доставили этот отчет. – Вот так, ее голос тоже может быть безликим. По крайней мере она надеялась, что Ник не услышал любви и боли, разрывавших ей сердце. – Не могу дождаться, когда наконец расскажу все маме с папой.

– И Лукасу.

– И Лукасу. Конечно. Ведь из-за него я и затеяла это расследование.

Да, ей много чего предстоит сказать Лукасу.

– Ну что ж. – Ник отвернулся, и покрутил ручку на дверце. – Как мне отсюда выбраться?

Она перегнулась через него – не смогла побороть желание в последний раз к нему прикоснуться. Потянувшись к дверце, она почувствовала рукой мягкость джинсовки и твердость мышц под ней. Она глубоко вдохнула, впитывая мучительно соблазняющий запах опасности и уверенности – запах Ника, запоминая, записывая его на все доступные ее чувствам страницы.

– Вы простудились? – спросил он. Она выпрямилась:

– Простудилась? Нет, это просто аллергия. – Она слегка наморщила нос. – Какая-нибудь пыльца.

– А, понятно. – Он высунул одну ногу из машины. – Дайте мне знать, если понадобится что-нибудь еще.

– Хорошо. Спасибо. За все.

– Я рад, что смог помочь. Надеюсь, с вашей сестрой и родителями все будет хорошо. И с Лукасом. – Он развернулся и поставил на землю вторую ногу.

– Все будет хорошо. Спасибо вам. Еще раз.

Он встал, наклонился и заглянул внутрь:

– Обращайтесь, если что. Ник выпрямился, закрыл дверь, но снова наклонился:

– Энелайз… – голос у него был таким, словно он собирался сказать что-то очень важное.

– Да?

Он одарил ее странной улыбкой и помахал рукой:

– Прощайте, Энелайз.

– Прощайте, Ник.

Ник повернулся, прошел несколько ярдов по стоянке, сел в свою машину и уехал, даже не оглянувшись на прощанье.

Энелайз повернула ключ зажигания. Пора возвращаться к собственной жизни, как Ник только что вернулся к своей.

Ей теперь было к кому возвращаться: любящие родители, которым она может вернуть дочь, Лукас, которому она принесет доказательства невиновности его отца, сестра… Спасибо Нику.

Она должна быть в полном восторге.

Почему «должна быть»? Она действительно в полном восторге.

Правда, в полном восторге была только половина Энелайз. Вторая ее половина была совершенно опустошена. Ник подарил ей огромную, прекрасную, удивительную любовь. Конечно, она не была взаимной. Он ушел, оставив в сердце эту ужасающую пустоту.

Она просто запретит себе вспоминать ощущения, которые его губы рождали, касаясь ее губ, его улыбку и то, как его глаза цвета утреннего техасского неба могли потемнеть от желания, становясь похожими на грозовые тучи.

Нет, хватит. Больше она никогда об этом не вспомнит.

У нее еще столько всего произойдет в жизни, она наверняка скоро забудет о Нике.

Лет через сто.

Может быть.