Текст книги "Преступный викинг"

ГЛАВА 18

Несколько недель над маленькой усадьбой висели тучи. Все кругом стало серо и мрачно. Обитатели тесного сарая усердно занимались делами, как будто спасались от неминуемой гибели. Притихшие дети запасали дрова, стирали одежду, доили корову, собирали яйца и убирали сарай. Рейн уже скучала без их обычных воплей и шалостей.

Даже Адам превратился в образцового ребенка. Впрочем, это преувеличение, сразу же поправила себя Рейн. Он все также сквернословил, зато частенько просил прощение за грубость. С детьми он вел себя как тиран, без труда взяв на себя роль лидера, но все же старался быть мягче и не только приказывал, но и хвалил. Это глубоко трогало Рейн, и она пугалась, видя в его больших карих глазах страх за Селика.

После двух недель тоски и бесконечного бессмысленного хождения взад и вперед Рейн решила заняться делом, то есть прививкой от оспы, уносившей множество жизней в средние века. Она не хотела изменять ход медицинской истории, но не видела вреда в вакцинации своего маленького семейства. Все обдумав, она попросила Убби помочь ей.

– Ты и вправду помешалась! – воскликнул Убби, отбрасывая в сторону камень, которым он точил ножи и меч.

С тех пор как уехал Селик, он был постоянно в плохом настроении, потому что хозяин оставил его защищать Рейн и сирот. К тому же у него обострился его артрит. Ее просьба осталась без ответа.

– Одно дело, Бог поручил мне похитить господина. Но собирать гной у коров? Нет, я не согласен.

– Убби, милый…

– Никаких милых, – заявил он, складывая руки на груди.

– Я могу пойти, – вызвался Адам.

– Ты не пойдешь! – в один голос воскликнули, испугавшись, Рейн и Убби.

– Но если Убби боится чертовых коров…

– Лучше помоги своей сестре справиться с горшком, а то она его так раскачает, что я вытру лужу твоим лицом. – Убби сплюнул. – И держись подальше от коров… От всех коров.

Он повернулся к Рейн и тряхнул головой.

– Господи!

Ты звал меня?

– Ты слышала? – закричал Убби. – Это ты? Ты это сделала. Ты натравила на меня Бога!

Рейн улыбнулась. Иногда Бог является как нельзя кстати.

Вернувшись, когда уже стемнело, Убби ворчал, что обошел двадцать гектаров, прежде чем нашел больную корову.

– Ты надевал перчатки? А рот закрывал повязкой, когда брал жидкость из язв? Корова была мертвой?

– Да, да, да, – устало отвечал Убби.

– Не садись! – с ужасом завопила Рейн. – И ничего не трогай.

Убби едва не подпрыгнул возле скамьи, на которую хотел плюхнуться.

– Теперь что?

– Снимай все с себя. Я сожгу. Не хочу давать ни одного шанса проклятой заразе.

Он слишком устал, чтобы спорить с ней.

Не следующий день она сделала прививки всем детям, а также пришедшим в ужас Убби и Бланш, которая с тех пор как появилась в усадьбе, вела себя откровенно неприязненно по отношению к Рейн. Острым ножом Рейн царапала каждому руку и смазывала ее зараженной оспой жидкостью на кончике иглы. Следующие несколько дней показали, что трудное испытание обошлось без серьезных последствий, если не считать легкой лихорадки и тошноты.

Удовлетворенная результатами, Рейн решила наведаться в больницу. Кроме того, ей нужно было много чего закупить в городе – сукна и толстых ниток, чтобы сшить еще тюфяки, приправ для Бланш, побольше деревянных досок для хлеба и ложек, пряжу для чулок. Гайда обещала прийти на один день и научить девочек вязанию, которым Рейн не владела.

Убби, сытый по горло ее нескончаемыми разговорами о Селике и о его судьбе, поддержал ее.

– Ради Бога, иди и дай нам немножко отдохнуть от твоего нытья. Говорю тебе, наш господин сам может о себе позаботиться.

Адам решительно заявил, что пойдет вместе с ней и будет защищать ее. Рейн хотела было возразить, но потом решила, что ему полезно побывать в больнице. Может быть, он даже сможет помочь. Но, первым делом, она строго-настрого запретила ему называть ее настоящим именем. Адам подумал, что женщина, переодетая монахом, – славная шутка над монастырем, не слишком щедрым к городским сиротам.

Адам знал город как никто, и им это очень пригодилось. Он водил ее кратчайшими путями, безбожно торговался с купцами и показал необычную лавку, в которой торговали только товарами с Востока, в том числе и экзотическими специями.

Потом он уселся на высокий стул в лавке Эллы в ожидании, когда ее работники подберут сукно и нитки, заказанные Рейн, жевал медовые пряники и запивал их медовым напитком, словно лорд в замке.

– Не мешало бы урезонить нахала, – проворчала Элла, когда Адам обругал одного из ее работников за скупость, но в ее голосе слышалось едва сдерживаемое восхищение. – Господи, когда этот щенок станет мужчиной, будет на что посмотреть.

Рейн была с ней совершенно согласна. В больницу Адам сопровождал ее совсем не как щенок, а почти как коллега. Словно настоящий врач, он вникал во все, зачарованно смотрел на микстуры и настойки и задавал один умный вопрос за другим, горя неподдельным энтузиазмом.

Рейн видела в нем задатки врача и сокрушалась, что в его времени у него нет ни одного шанса осуществить зародившуюся мечту.

Отцу Бернарду появление Адама пришлось не по вкусу.

– Послушай, брат Годвайн, не стоит приводить всех своих приятелей в святую церковь. Сначала звероподобный брат Этельвульф. Теперь эта беспризорная языческая крыса.

– Кто сказал, что я язычник? – огрызнулся Адам. – Я молюсь каждый вечер. А кроме того, во мне так же, как и в тебе, Берни, течет кровь саксов. Твоя мать ведь тоже была шлюхой? – спросил он, глядя на монаха невинными глазами откормленного кота.

Отец Бернард сплюнул и от ярости едва не прикусил себе язык.

– Вот я тебе…

Он схватил Адама за руку, намереваясь преподать ему урок.

– Брат Годвайн говорил тебе, что перенес коровью оспу на кожу несчастных сирот?

– Что?

Отец Бернард отшвырнул Адама, словно взял в руку кусок раскаленного угля, и бросился к рукомойнику.

– Господь наказывает меня за грехи. Надо немедленно идти на исповедь.

У Рейн появилось ощущение, что теперь ее не скоро пригласят в больницу. Она с досадой посмотрела на Адама, но всерьез не рассердилась. По правде говоря, она уже начинала подумывать о собственной больнице. А в зимние месяцы ей хватит забот о сиротах.

И еще Селик.

Прошло больше месяца, а Селик не возвращался. Рейн жила своей «обычной» жизнью в сарае, похожем на пещеру, в котором она чувствовала себя больше дома, чем в шикарных городских апартаментах, оставленных в будущем. Она работала в больнице, когда позволяла зимняя непогода, и навещала Эллу с Гайдой.

Рейн старалась сохранять надежду, и под Рождество рассказывала детям святочные истории, которые она помнила с младенчества. Веселое Рождество, Ночь перед Рождеством, Снеговик, Рудольф Красноносый Олень. Ко всеобщему восторгу она велела ворчливому Убби принести в сарай огромную елку, которую они украсили сосновыми шишками и ягодами остролиста.

В последний раз, когда она была в Йорвике, она зашла к торговцу сахаром, а это был очень дорогой продукт в средневековом мире и обычно заменялся сладким медом, и выложила драгоценные монеты. Всю дорогу домой она прижимала к груди кулек с сахаром, глиняный горшочек с вишнями из запасов Гайды и еще один с патокой. Если Селик вернется к Рождеству, как она надеялась, ему будет особый подарок.

– Ты спятила? – спросил Убби, когда она высыпала все, что принесла, в горшок с водой и поставила на огонь. – Тратишь весь сахар! На что?

– На леденцы, – объяснила Рейн, решительно вздернув подбородок. – Я хочу сделать вишневые леденцы для Селика.

Первая попытка оказалась неудачной. Мало того, что они были похожи на все что угодно, только не на кружочки, так они еще к тому же не застывали и были ужасны на вкус.

Она слышала, как Адела шептала на ухо Адаму, прежде чем выбросить их в ночной горшок:

– Похожи на куриный помет.

Рейн с матерью однажды делали леденцы на палочках, когда она была совсем маленькой. Они получились чудесными, и она полагала, что ее леденцы будут такими же. Правда, в мамин рецепт входил кукурузный сироп. Может быть, его нельзя заменять патокой. Или она напутала с пропорциями. А может быть, леденцы не варят на открытом огне?

Она попробовала еще раз. Леденцы затвердели, но вкусом скорее напоминала патоку, чем вишни, и были недостаточно сладкими.

Она опять пробовала, растрачивая деньги и покупая сахар, пока Убби не положил этому конец.

– Хватит! Если эти ему не понравятся, я знаю, куда их ему засунуть. Кроме того, мы скоро все заболеем, если и дальше будем пробовать твою стряпню.

Рейн робко улыбнулась. Он был прав, и она не хуже него знала, что дети щадят ее чувства и только делают вид, будто им нравятся леденцы. Впрочем, последние были совсем не плохи, и она завернула несколько дюжин в тонкий пергамент, завязала светлой лентой и положила под елку.

Наконец пришло Рождество, и все сидели у очага. Елка стояла украшенная в углу, на огне готовилось чудесное кушанье, а Селика не было. Он не вернулся.

Прошли дни, недели. За окном завывал зимний ветер, рождественская елка, которую Рейн упорно запрещала выбрасывать, все больше и больше осыпалась, постоянно напоминая о несбывшихся надеждах.

Убби и дети опускали глаза, когда она проходила мимо, и Рейн начала потихоньку свыкаться с тем, что они знали наверняка. Селик не вернется. Никогда.

Минули две недели после Рождества, и, вернувшись из Йорвика, где она навещала Гайду, она узнала, что оправдались ее самые худшие опасения. Раненый Герв лежал возле очага, и Бланш с Убби суетились вокруг него. Дети в испуге жались друг к другу.

– Что случилось?

Она сбросила накидку и принялась осматривать его раны, оказавшиеся, в общем-то, не очень серьезными, разве лишь несколько сломанных ребер. Но все его тело было покрыто синяками и царапинами.

– Плохо, госпожа, – сказал он, глядя мрачнее тучи, пока она возилась с ним. – Случилось… хуже быть не может.

Рейн ни о чем не спрашивала. Она боялась услышать ответ.

– Воины короля Ательстана ждали нас возле Хамбера, где был спрятан корабль господина.

Рейн затаила дыхание. Пожалуйста, Господи. Пожалуйста!

– Они сразу убили троих. Двоих замучили до смерти.

Герв сглотнул, борясь с приступом рвоты. Глаза у него стали круглыми и остекленели от ужасных воспоминаний.

Рейн крепко сжимала кулаки, слезы текли по ее лицу. Она боялась узнать о судьбе Селика и в то же время отчаянно хотела все знать.

– Они оставили меня умирать, у меня вся грудь была залита кровью. Но это была кровь Снорра. Все время я пролежал в бреду в крестьянской хижине.

Он с жалостью посмотрел на Рейн, и она напряглась в ожидании.

– Они взяли господина в плен. Они его мучили, а потом увезли. Святой Тор! Если бы я мог его убить, прежде чем они уехали, я бы это сделал. Для него лучше было бы умереть, чем жить среди этих палачей.

Но Рейн понимала только одно. Селик жив. Спасибо тебе, Господи!

– Куда они увезли его? – спросила она, торопливо соображая, что ей понадобится в дороге.

– В Винчестер. К королю Ательстану.

Рейн кивнула, ожидая именно этого.

– Надо ехать в Винчестер. Возможно, мне удастся уговорить короля Ательстана освободить Селика. Он как-то сказал, что король высоко ценит хороших лекарей.

– Но он ненавидит Селика, – с сожалением заметил Убби. – Ты должна это знать.

– Знаю. Но еще я слыхала, что он умеет сострадать и обычно выслушивает обе стороны.

Герв с сомнением покачал головой.

– Убби, поезжай в Йорвик и скажи Гайде, что мне нужны две лошади. Мы с Гервом едем в Винчестер.

– Три лошади, – вмешалась Бланш. – Я тоже поеду.

Все с удивлением посмотрели на нее.

– Я хорошо знаю Винчестер. Почти всю жизнь жила там.

Рейн подумала и согласилась:

– Три лошади. Еще, Убби, попроси Гайду дать побольше денег из оставленных Селиком и выясни, сможет ли она или Элла прислать кого-нибудь помочь тебе с детьми.

– Я не хочу оставаться здесь, – вдруг заявил Убби.

– Ты должен, – убеждала его Рейн. – Кто еще позаботится о детях?

– Я, – сказал Адам. – И, будьте уверены справлюсь. Если вы оставите мне немножко монет, я сумею прокормить несчастных сироток.

Возможно, он и сумел бы, но нельзя было оставлять семилетнего мальчика с дюжиной ребят на руках, из которых несколько намного старше него.

– Убби, ты должен остаться. Ну не будь же мечтателем. Вспомни, как ты мучился все это время с артритом. Ведь утром ты еле-еле вставал с кровати. Как же ты сможешь ехать вечером?

Наконец он неохотно, но согласился.

– Буду ждать вас тут. Я должен думать о том, что лучше для моего господина.

Рейн крепко обняла его и отправилась на чердак собирать свои нехитрые пожитки. Соорудив нечто вроде потайного кармана на поясе, она положила туда янтарное ожерелье, брошь в виде дракона, которую ни разу не надевала, и оставшиеся монеты. Она надела двое шерстяных штанов Селика и две длинные туники, меховую накидку и монашескую рясу.

Тремя днями позже, уже возле Винчестера, Рейн, Бланш и Герв были схвачены саксами при попытке войти в обнесенный стеной город. Сакские стражники появились как из-под земли. Герв едва успел поднять копье, как был сражен ударом меча. Все произошло очень быстро, и Рейн не успела опомниться, как Герв уже лежал на земле с мечом в груди, глядя на нее со смертной тоской. Бланш отчаянно рыдала сзади.

Тут Рейн совершила ошибку, не скрыв своего гнева от жестоких воинов.

– Я требую немедленной встречи с королем Ательстаном. Мы пришли молить о судьбе пленного Селика.

– Изгой! – вскричали все стражники разом, силой стащили их с лошадей, которые были немедленно конфискованы, связали за спиной руки и повели, подталкивая в спины, к своему начальнику.

– Господин Герберт, эти двое хотели тайком войти в город. Они ищут Изгоя. Еще одного мы убили, – доложил один из стражей.

– Мы не собирались ничего делать тайком, – поправила его Рейн, когда ее и Бланш втолкнули в комнату, больше похожую на сарай.

Неприятный человек сидел, прислонившись к стене, и со скучающим видом пил мед из деревянного кубка. Он был одет лучше, чем стражники, которые, сидя за столами, пьянствовали и играли в кости. Несколько мужчин развлекались с женщинами, не обращая ни на кого внимания.

– Нужно доложить королю? – спросил стражник у Герберта, которого Рейн посчитала кастелланом, начальником королевских войск в Винчестере.

Внезапно Герберт как будто проснулся и, не отвечая на вопрос, занялся осмотром грязной одежды пленниц, которые стояли перед ним со связанными за спиной руками. Они ехали верхом два дня, редко останавливались, и опрятность сейчас не имела для них никакого значения. Произведя осмотр, надменный Герберт вновь прислонился к стене и отхлебнул мед из чаши. Он, как мог, оценил их и приклеил к ним ярлык не слишком важных персон.

– Да. Скажите королю. Мне надо срочно поговорить с королем Ательстаном, – нетерпеливо проговорила Рейн сорвавшимся голосом.

Брови Герберта взлетели вверх, он резко встал, стукнув кулаком по скамье, и подошел к ней. Она слышала, как захихикали стражники.

– Священник защищает язычника-скандинава?

Очень странно, – произнес он на удивление ласково и двинулся к Рейн.

Она едва удержалась, чтобы не отпрянуть. Он встал против Рейн и оказался ниже ее на полголовы. Быстро подняв руки, он скинул с ее головы капюшон, скрывавший длинную косу. Не медля больше, он разрезал кожаный ремешок, и золотистые волосы Рейн рассыпались по плечам.

Герберт присвистнул, а кое-кто из воинов судорожно вздохнул и не удержался от грубых замечаний.

– Думаю, я мог бы переспать с монахом, у которого такие роскошные волосы, – воскликнул юный стражник и опустил голову, когда его стали поддразнивать по поводу его сексуальных предпочтений.

Быстрыми взмахами ножа Герберт разрезал ее монашескую одежду от шеи до подола и от плеч до запястьев. Когда грязно-коричневая ткань упала на покрытый камышом пол, Герберт внимательно осмотрел двойной слой туник и штанов, которые делали Рейн намного толще, чем она была на самом деле, потом окинул ее оценивающим взглядом с головы до ног и решил, что она слишком высокая для женщины. Он недовольно оттопырил нижнюю губу.

Тогда он перевел взгляд на Бланш, которая бесстыдно выставила груди, откровенно приглашая его осмотреть ее прелести. Рейн с отвращением смотрела, как у Герберта мгновенно стал слюнявым рот.

Рейн подумала, что надо действовать быстро. Естественно, она не собиралась соблазнять мужлана своими прелестями, чтобы добиться свидания с королем.

– Послушай, – оторвала она Герберта от похотливого разглядывания Бланш. – Я – лекарь в моей стране. Хирург. Твой король захочет поговорить со мной.

Герберт грубо выругался. Его приятели рассмеялись.

– Женщина-лекарь? Чушь! У женщины весь ум между ног.

Стражники захохотали. Рейн гневно выпрямилась.

– А весь твой ум в…

Не успела она закончить, как Герберт размахнулся и ударил ее кулаком в лицо. Рейн упала и ударилась головой о деревянную стену.

Рейн провела в беспамятстве всю ночь, а утром обнаружила, что лежит на земляном полу, от которого сильно несет мочой, сыростью и прочими противными запахами. Руки у нее были свободны, и она села, первым делом ощупав шишку на затылке величиной с гусиное яйцо, и ноющий подбородок. Подвигав челюстью из стороны в сторону, она пришла к выводу, что у нее ничего не сломано, но не из человеколюбия сакского чудовища.

Услышав за спиной писк, она дернулась, отчего голова заболела сильнее. Крысы – сразу же поняла она. Ее бросили в сырое подземелье, и где-то поблизости были крысы.

Рейн встала, чтобы убедиться, насколько верны ее подозрения. Камера не больше чем восемь на восемь футов, под узким окном скамейка, в углу – бадья для помоев, на полу, у тонкой деревянной двери – глиняный кувшин с водой и доска с ломтиком заплесневелого хлеба и куском мяса, который обгрызала крыса.

В Рейн пробудился инстинкт выживания. Она жива. Селик жив. Пока только это важно. Надежда еще есть. Она собралась с духом, решительно ударила ногой крысу и взяла хлеб.

Взвизгнувший грызун мог позже вернуться за сероватым мясом, но хлеб был необходим ей самой. И вода, конечно.

К вечеру надежды Рейн поблекли. Хрипы и стоны, доносившиеся из соседних клетушек, говорили о том, что в подземной тюрьме она не одна. Никто ни разу не заглянул в ее камеру за весь день, и перед ней встала пугающая перспектива провести ночь в кишащей крысами дыре.

Рейн забралась на скамью, что делала уже в сотый раз, и выглянула в маленькое оконце. Она уже много раз взывала о помощи, но проходившие мимо люди не обращали на нее внимания. Теперь она легла на подоконник ноющим подбородком и без всякой надежды осмотрелась.

Слева появились два молодых человека в дорогой одежде. Один из них был темноволосый, лет двадцати с небольшим. Он шел быстрым шагом, на ходу громко споря со своим товарищем. Распахнулась подбитая мехом накидка, и Рейн увидела роскошную синюю тунику и сплетенный из серебряных нитей пояс. Когда он повернулся лицом, Рейн остолбенела. Господи Иисусе! Вылитый Эдди. Ее брат, который погиб в Ливане.

Волосы у Рейн встали дыбом, когда она разглядела брошь в виде дракона у него на плече. Рейн торопливо подняла свои две туники и порылась в потайном кармане. Слава Богу, стражники его не нашли. Она вытащила брошь и еще раз взглянула на приблизившегося мужчину. Обе броши были совершенно одинаковые.

Должно быть, это Эйрик, решила Рейн. Ее брат по отцу из прошлого. И брат Тайкира.

– Эйрик, – с надеждой позвала она, но он не услышал. – Эйрик!

Он не замечал ее. Еще минута, и он пройдет мимо, и тогда исчезнет последняя надежда на освобождение.

«Господи, ну помоги же мне», – взмолилась Рейн.

– Эйрик! – изо всех сил крикнула она, и слабый ветерок подхватил ее вопль о помощи.

Эйрик повернулся в ее сторону и недоуменно сдвинул темные брови.

– Эйрик! – вопила она.

Он подошел ближе, не обращая внимания на возражения спутника, который хотел вернуться в приемную замка, и присел, всматриваясь в маленькое окошечко.

– Эйрик. Слава Богу, ты наконец услышал меня. Скорее. Ты должен забрать меня отсюда. Я – твоя сестра. О, я знаю, тебе никто обо мне не говорил, но я все объясню потом. Только заставь стражников отпустить меня. Мы должны помочь Селику. Поторопись!

– У меня нет сестры, – сказал Эйрик и хотел было отойти от окна.

– Есть. Я – Рейн. Торейн Джордан. Дочь Руби. Смотри, – сказала она, показывая ему брошь.

– Дай мне взглянуть, – прорычал он, пытаясь выхватить у нее брошь, но Рейн отвела руку, чтобы он не мог до нее дотянуться.

Если она отдаст брошь, у нее не останется никаких доказательств того, что она – это она. Забавно, но ей никогда не приходила в голову мысль о бесценности фамильных сокровищ как удостоверений личности. Она даже истерично хихикнула.

Эйрик вглядывался в нее, стараясь определить характерные семейные черты.

– К черту! – Он встал и пошел прочь.

Не веря собственным глазам, она смотрела на его удаляющуюся спину. Он ей не поверил! Рейн села на скамью, и слезы потекли у нее из глаз. Не так уж она беспокоилась о себе. Больше о Селике. Ей было отчаянно страшно, ведь проклятые саксы уже неделю пытают его.

Скрип дверных петель привлек внимание Рейн, и в камеру вошел Эйрик.

Он наклонил голову, чтобы не удариться, и камера как будто стала еще меньше. Эйрик холодно смотрел на нее.

– Говори, – приказал он.

– Садись, – пригласила его Рейн, смахивая с глаз слезы и указывая на скамью, на которой все еще сидела. – Не хочешь что-нибудь выпить или закусить? – спросила она с издевательским гостеприимством.

– Твой сарказм неуместен, женщина, – резко ответил Эйрик. – Я не знаю, кто ты, но ты не моя сестра.

Рейн встала и пошла к нему, с трудом сдерживая себя. Встав прямо перед ним, она уперла руки в бока и свирепо уставилась на него.

Эйрик окинул ее презрительным взглядом.

– Ты большая… для женщины, вот что.

– Высокая.

– Что?

– Высокая. Я высокая, а не большая, средневековый сопляк.

Его губы дрогнули в улыбке:

– Сопляк. Это слово я знаю. От…

Он умолк, округлив глаза от неожиданного воспоминания, и, взяв ее за руку, повел к двери.

– Пойдем. Поговорим в моей комнате.

Стражник, почти не возражая, позволил Эйрику вывести ее из тюрьмы. Наверняка, он занимает высокое положение при дворе короля Ательстана.

И Рейн вспомнила, как Тайкир говорил ей что-то о влиятельности Эйрика. Почему бы ему не помочь Селику?

Маленькая, но богато убранная комната Эйрика была в отдаленном коридоре замка Винчестер, любимой резиденции короля. Сейчас, когда они остались одни, Рейн ничего не могла с собой поделать. Она бросилась к Эйрику на грудь и крепко его обняла.

– О Господи, ты даже не представляешь, до чего ты похож на моего брата Эдди. Я и не знала, что так сильно скучаю по нему, пока не увидела тебя. Вы похожи как близнецы.

– И где же этот Эдди сейчас? – помедлив, спросил Эйрик, отводя руки Рейн.

– Он умер, – сказала Рейн, шмыгнув носом. – Убит в Ливане больше десяти лет назад. Он служил в военно-морских силах и…

Ее слова повисли в воздухе, и она поняла, что Эйрик понятия не имеет о военно-морских силах и о Ливане и смотрит на нее с очевидной подозрительностью.

Рейн склонила голову, стараясь собраться с силами, и только тут заметила, что ее руки все еще сжаты в кулаки. Она вспомнила о драконе и разжала кулак. Мама говорила, что брошь подарил ей ее муж Торк. Не в состоянии придумать, что еще сказать Эйрику, чтобы убедить его, она просто протянула ему брошь.

Он жестом пригласил Рейн занять единственный в комнате стул, а сам сел на постель и вытянул длинные ноги. Сняв с плеча свою брошь, отчего с него упала отороченная мехом накидка, он долго сравнивал обе броши. Рейн показалось, что она увидела глубоко запрятанное страдание в его светлых голубых глазах.

Наконец он посмотрел на нее.

– Рассказывай, – хрипло потребовал он.

. Когда она закончила свою неправдоподобную историю, он сказал:

– Я не верил Руби, когда она говорила о своей жизни в будущем, и не верю тебе.

Рейн отмахнулась.

– Руби – моя мать. А что ты думаешь о другом времени или о другой стране – это сейчас не важно. Сейчас важно освободить Селика. Ты мне поможешь? Ты видел его?

– Только что, – сказал он, устало потерев затылок. – И, увы, я не могу ему помочь. Я уже пробовал. Селик слишком сильно разозлил Ательстана. Король не пойдет на попятную.

Рейн не смогла сдержать глухой стон. Она задрожала от охватившего ее ужаса, и ей захотелось забраться под меха на постели Эйрика и долго-долго спать. А потом проснуться в объятиях Селика, словно все это лишь кошмарный сон.

– Возможно, если я поговорю с королем, то смогу убедить его.

Эйрик с недоверием поглядел на нее.

– Нет.

– Но я слышала, Ательстану нужны хорошие лекари. А я хирург, Эйрик, и хороший. Я умею творить такие чудеса, о которых он и не мечтал. Если ему рассказать о них и кое-что показать, может быть…

– Ты лекарь? Правда? – Эйрик от изумления открыл рот.

Рейн кивнула.

– Я закончила колледж, когда мне было двадцать лет, и четыре года училась в медицинской школе. У меня довольно высокий коэффициент умственного развития, – сказала она, смущенно пожав плечами. – Потом я два года прослужила в армейском госпитале, чтобы заплатить за обучение в колледже, прежде чем стала хирургом. Я помогала в больнице в Йорвике, но, поверь мне, я знаю намного больше тамошних лекарей.

– Хвастаешь? – ухмыльнулся Эйрик.

– Нет, храбрюсь от отчаяния.

– Может быть, ты привираешь от отчаяния?

– Я не лгу, – простонала она. – Ну что мне сказать, чтобы ты мне поверил? Дай подумать. В моем времени мы можем искусственно оплодотворить женщину, которая сама неспособна к зачатию. Мы можем заново пришить конечность, которая была полностью оторвана. Можем сделать пересадку сердца или почки. Всем детям делают прививки против оспы и…

– Довольно! – сказал он, поднимая обе руки. – Король может заинтересоваться твоими рассказами о чудесной стране, даже если в них нет ни слова правды. Другое дело – отменит ли он свой приговор. Не стоит слишком надеяться.

– Отведи меня к королю, – попросила она. – Об остальном я сама позабочусь.

Эйрик кивнул и недоуменно покачал головой.

– Сестра? Мне еще надо к этому привыкнуть.

Он встал и, поколебавшись, раскрыл ей объятия.

– Попозже ты мне расскажешь про этого Эдди, моего близнеца. Не сомневаюсь, он был ослепительно красив и очень отважен. – И он надулся как индюк.

Рейн шмыгнула носом.

– Да. И очень самонадеян.

Внезапно она переменила тему и спросила дрогнувшим голосом:

– Могу я повидать Селика?

Эйрик неопределенно пожал плечами.

– Я посмотрю, что могу сделать. Но, Рейн… Я не уверен, что Селик захочет тебя видеть.

– Почему?

Он скривился, но сделал попытку отшутиться.

– Он сейчас не так красив.

Она прижала руку к груди и на мгновение закрыла глаза, чтобы собраться с силами. Потом она посмотрела прямо в глаза Эйрику.

– Ради Бога, Эйрик, я врач. Он сильно изувечен?

– Смертельных ран нет, насколько я понял. Но… В общем, на нем нет живого места. Избит он и переломан страшно.

– Переломан? – ужаснулась Рейн.

Он кивнул.

– Рука, ребра… О Рейн, не знаю. Я только сегодня вернулся из Нормандии и видел его совсем недолго.

Рейн подняла голову. Кто-то должен заплатить за муки Селика. Только теперь она начинала понимать, что нет ничего опаснее, как быть формальным пацифистом. Но сейчас главное – освободить Селика.

– Сейчас ты должен договориться об аудиенции. У нас нет времени. И посмотри, может быть, ты найдешь что-нибудь – бинты, мази, короче говоря, бери все.

– Сначала тебе надо вымыться и сменить наряд. Король не захочет принять тебя в таком виде.

Он усмехнулся, когда она пихнула его с притворной досадой.

Немного позже, когда Рейн уже вымылась и переоделась в принесенную Эйриком прекрасную шелковую тунику с поясом цвета темного янтаря, она сидела на стуле и, сжав руки, внимательно слушала рассказ Эйрика о его встрече с королем Ательстаном.

– Король удостоит тебя аудиенцией завтра, но она будет короткой. Имей в виду, Ательстан в ярости из-за множества убитых Селиком саксов, и он счастлив, что наконец схватил Изгоя. Почти невозможно смягчить его.

Рейн с трудом проглотила слюну. Я еще поговорю с Тобой об этом, Господи. Не сомневайся.

– И я могу увидеть Селика?

Эйрик кивнул.

– Когда?

Он протянул ей руку.

– Сейчас.

Они вышли из замка, пересекли двор и оказались в подземелье. Наверху располагался военный гарнизон, а внизу была тюрьма. Рейн поняла, что это та же самая сырая темница, в которой она провела почти целые сутки. Ночью в свете факелов она выглядела ничуть не лучше, чем днем. И вонь стояла такая же. А вопли и стоны, казалось, даже стали громче.

Несмотря на предупреждения Эйрика, несмотря на свою медицинскую практику в городской больнице, Рейн была не готова к тому, что ей пришлось увидеть.

Селик лежал на жесткой скамье, закрыв рукой лицо. Его одежда была изорвана в клочья, и он дрожал от холода и сырости. Рейн посмотрела на подбитую мехом накидку Эйрика, обещая себе, что укроет ею Селика перед уходом.

– Селик, – тихо позвала она и увидела, как он напрягся.

Он медленно убрал руку, как бы боясь того, что может увидеть.

– Рейн! – Он сел, застонав от боли. Потом бросил гневный взгляд на Эйрика. – Как ты посмел привести ее сюда, в эту чертову дыру?

– Всего несколько часов назад я была в точно такой же тюрьме, – заметила она и услышала, как Селик бормочет что-то об упрямстве женщин.

Поднеся поближе факел, она вскрикнула, рассмотрев его лицо. Оба глаза были сине-черные, распухшие и почти совсем заплывшие. Нос ему как будто, опять сломали. И его волосы – Господи Иисусе! – его прекрасные белокурые волосы были обрезаны, обрублены так близко к голове, что в нескольких местах она увидела кровавые следы топора.

– Твои волосы, – простонала она. – Ах, Селик, они обрезали твои прекрасные волосы.

Селик попытался рассмеяться, но у него не получилось.

– Господи, у меня все тело как отбивная, а женщина плачет о волосах.

Рейн опустилась на колени на камышовую подстилку возле тюфяка и обняла его. Слезы градом катились по ее лицу.

Он погладил ее по голове.

– Тише, милая, тише. Тебе не надо было приходить.

Рейн знала, что ее свидание с Селиком не будет длиться вечно, поэтому она поторопилась взять себя в руки. Она заставила его лечь и осмотрела его раны. Плача и причитая, она промыла и перевязала многочисленные порезы и синяки на его избитом теле.

Потом она послала Эйрика за палкой, которую использовала как шину для сломанной руки Селика. Она зашила глубокие раны у него на бедре, предплечье и на животе, хотя Селик едва ли не с испугом глядел на ее иглу. Разорванной простыней она крепко перетянула ему грудь и опухшее колено. Ей привилось дважды просить Эйрика менять воду в бадье, пока она не промыла все раны.

Наконец, одетый в чистые штаны и тунику, принесенные для него Эйриком, он стал выглядеть намного лучше. Они положили еду и немного денег в корзину у него в ногах.