Текст книги "Преступный викинг"

ГЛАВА 21

Двумя днями позже Селик очнулся от пьяного оцепенения и понял, что не может жить без Рейн, пусть она спала со Стивеном Грейвли или даже с самим Люцифером. Он любил ее и не мог без нее жить.

Верь ей.

– Господи, если меня не убьет любовь к Рейн, то меня убьешь ты своей дурацкой нескончаемой болтовней, – бормотал Селик, осторожно, как престарелый калека, переставляя ноги.

Остановив проходящего слугу, он приказал принести воды для мытья. Его собственный голос гремел, как колокол, у него в голове, и он зажал уши руками, чтобы усмирить вышедшие из повиновения мозги.

Мозги тебя и вправду подводят, мой мальчик. Разве я не говорил, чтобы ты верил в любовь? А ты что наделал? Отказался от самого лучшего, что я тебе когда-либо давал в жизни. Вот так. И, кстати, мне совершенно наплевать, что ты поминаешь Люцифера в моем присутствии.

– О Господи, – застонал Селик. – Неужели ты не можешь совершить какое-нибудь чудо подальше от этих мест, ну, например, в Исландии?

Селик знал, что Рейн уехала в Нортумбрию на другой день после того, как он отказался от нее. Ательстан с восторгом рассказал ему, что дал ей в сопровождение свою собственную вооруженную стражу. Селик был уверен, что мог бы добиться у короля Ательстана разрешения остаться в Британии, если бы предался душой чертову саксу, но…

«Только не душой, – вмешался голос. – Этот драгоценный товар принадлежит мне».

Селик взглянул на небо и в отчаянии перекрестился.

– Я имел в виду, что если дать королю клятву верности, ведь золота я уже дал ему немало, то он бы позволил мне жить на моей собственной земле.

И тотчас отругал себя за то, то ведет беседу с невидимым существом. Похоже, он окончательно сходит с ума.

Иди к ней.

– Рейн меня ненавидит.

У нее есть для этого основания. А ты заставь ее вновь полюбить тебя. Ты ведь мастер соблазнять.

Селик горько усмехнулся. Внезапно ему пришла в голову другая мысль. Как быть со Стивеном Грейвли? Не может же он вновь позволить ему избежать наказания за сотворенное им зло. Правильно. Сначала он отыщет Стивена Грейвли, и да пусть совершится возмездие.

Возмездие – это мое.

– Чье это «твое»?

Селик, уперев руки в бока, поднял голову к потолку в своей спальне.

Господне, дурак.

– Что ты сказал, господин? – спросил один из слуг с двумя ведрами горячей воды в руках.

Неряшливый парень с любопытством смотрел на балки, стараясь разглядеть, к кому обращается Селик.

– Ничего.

Селик потряс головой, уже не зная, когда говорит его совесть, а когда Господь Бог. Потом он задумался о том, что сказал Бог.

Может быть, он прав и ему лучше забыть о мести Стивену, чтобы заняться более важными делами. Например, уладить отношения с Рейн. Со Стивеном он разберется позже – через месяц, через год, когда-нибудь. Самое главное сейчас – найти Рейн и сказать ей, что он все еще любит ее.

В первый раз в эти дни Селик улыбнулся, будто сбросил с плеч тяжелый груз.

Рейн вернулась в усадьбу, подавленная не только тем, что потеряла любовь Селика, но и страхом, что теперь он в смертельной злобе помчится за Стивеном. Она чувствовала, что круг замкнулся.

Время, которое она провела в стараниях излечить Селика от жестокости и убедить его отказаться от мести, потрачено впустую, если Селик опять начнет саморазрушающую борьбу.

– Тупоголовый ублюдок! Как он мог подумать, что ты была со Стивеном по доброй воле? – восклицал Убби, хлопоча над ее многочисленными, все еще незажившими царапинами и синяками.

– Стивен очень красивый. И он может быть обаятельным, если захочет. Он – прекрасный актер.

– Все равно, Селик должен был верить тебе.

– Да. Должен, – согласилась Рейн, и ее голос дрогнул. – Наверное, он недостаточно меня любил. Если бы любил по-настоящему, то знал бы, что я не могу его предать. Когда он увидел меня со Стивеном, то совсем потерял голову, ведь это был как бы еще один кирпич в его стене ненависти к Стивену.

Рейн часто звала к себе Убби и детей. Ей необходимо было чувствовать себя любимой.

Король Ательстан приглашал Рейн посетить в будущем свой двор, чтобы поговорить с ней о медицинских чудесах в ее стране. Рейн обещала приехать, но очень сомневалась, что когда-либо увидит вновь «ученого короля». Расставаясь, она крепко обняла счастливую Эльгиву, которая от всей души поблагодарила ее за календарь контроля зачатия. Король, что совсем неудивительно, отказался от ее не очень искреннего предложения насчет вазэктомии, особенно когда она упомянула об аккупунктуре и об иглах, которые пришлось бы использовать для местной анестезии.

– Хозяин вернется, моя госпожа, когда придет в чувство, – сказал Убби и погладил ей руку.

Рейн не была в этом уверена, но в укромном уголке ее души еще теплилась надежда. Очень часто она молила про себя: «Пожалуйста, Господи, верни его мне».

Верь мне.

Но Рейн уже никому не верила.

Один Адам не выразил своего восторга при ее появлении, в самое сердце раненный отсутствием Селика. Рейн пришлось сказать детям, что король простил Селика, но при условии, что он покинет страну, поэтому он не мог приехать и повидаться с ними.

Адам тихо приблизился к ней, взял ее за руку и, не обманываясь насчет ее чувств, прошептал:

– Я не оставлю тебя.

Потом он отошел с сердитым видом и стал строгать деревяшку. Милый малыш все чувствовал, как взрослый. Адела села рядом с ним на скамье возле очага. Не говоря ни слова, она прижалась головкой к плечу брата, как всегда не вынимая изо рта палец.

Первые несколько дней у Рейн еще была надежда, что Селик приедет за ней. Ее тело крепло, и она старалась не думать о злобном Стивене и о его дружках.

Проходили дни. Недели.

Рейн в одиночестве гуляла по полям, безуспешно заставляя себя забыть драгоценную любовь, которую она так недолго держала в руках и потеряла.

Неожиданно исчез Адам. Сразу же слегла Адела с болями в животе. Рейн подозревала, что ее болезнь скорее психосоматическая. Она так сильно тосковала по брату, что это обернулось физическими страданиями.

Выпал снег, зашумели особенно злые к концу зимы ветры, сотрясая стены старого сарая и усиливая одиночество и отчаяние Рейн, которая решила идти в Йорвик к Медным воротам, чтобы возвратиться в будущее. Там, по крайней мере, ей все было близко и, может быть, она сумела бы слепить заново свое разбитое сердце. Ей хотелось поплакать на плече у мамы. Руби поняла бы ее и пожалела.

Но она не могла уйти, пока Аделе не стало лучше. И пока не вернулся Адам. Куда подевался глупый чертенок? Адела сказала, что у него дела в Йорвике. Но прошла уже почти неделя.

Из-за холодной погоды у Убби обострился артрит, и он не вставал с постели, все время прося прощения за свою слабость. Рейн с любовью ухаживала за дорогим ей человеком, который стал ей как отец. Потерять его было бы ужасно.

Иногда приходила Элла, но она крутилась вокруг Убби, заодно давая Рейн больше советов, чем ей требовалось.

– Хватит тебе вешать нос. Оглядись. В море есть и другие рыбы, на Селике свет клином не сошелся. Говорю тебе, найди другого мужчину.

– Легче сказать, чем сделать, – отвечала Рейн.

На следующей неделе Рейн получила письмо от Эльгивы. В многословном послании она сообщала придворные новости, рассказывала о своей крепнущей связи с королем и, как бы между прочим, о Селике, который все еще был в Винчестере. По-видимому, он и Ательстан пришли к какому-то соглашению.

Рейн тяжело вздохнула. На глаза навернулись слезы. Несмотря ни на что, в глубине души она надеялась, что Селик образумится. Если бы он все еще любил ее, даже если бы верил, что она была со Стивеном по доброй воле, он должен был вернуться к ней. Значит, он ее разлюбил.

А если он не любит, у нее нет будущего в прошлом. И Рейн начала строить планы. Что бы ни говорили ей Убби или Гайда, или Элла, Рейн отправится домой – в свое время.

Двумя неделями позже, в страстную пятницу, Рейн, с трудом удерживаясь от слез, расцеловала на прощание детей и Убби. Она взяла брошь в виде дракона, которую принесла с собой, янтарные бусы, купленные Селиком, и его волка, вырезанного из дерева. Когда он давал ей фигурку, он сказал: «На память». Она и не думала, насколько точными станут его слова.

Она одна ушла в Йорвик, к Медным воротам, откуда началось ее путешествие во времени.

Семь месяцев прошло с того дня, когда она стояла под строительными лесами в музее викингов в Йорке. Она не знала, сколько времени прошло в будущем. Может быть, нисколько. Может быть, ее мать все еще спит в отеле. Может быть, она вылезет из штукатурки, стряхнет с себя пыль и возобновит прежнюю жизнь, как будто ничего не случилось.

А может, и нет.

Селик, направлялся к саутгемптонской гавани, днем раньше сбежав, наконец, с пасхальной пирушки в переполненном людьми замке. Теперь он мог вернуться в Нортумбрию к Рейн. Несколько недель переговоров, и Ательстан разрешил ему остаться в Британии при условии, что он клянется ему в верности, правда, Селик не должен был воевать против скандинавов, зато в других военных походах ему придется принимать участие. И, естественно, казна саксов вновь значительно обогатилась.

Его судно должно быть готово к отплытию через день-два, надо было кое-что починить после зимней стоянки.

Селик надеялся, что Рейн получила его послание, в котором он сообщал о настойчивом требовании короля оставаться при дворе, пока они не придут к согласию. Однако он не слишком доверял хитрому сакскому купцу, который взял монеты, рассыпаясь в обещаниях не медлить с доставкой.

Подойдя к причалу, Селик заметил большое судно Хастейна, купца из Йорвика. Может статься, если Хастейн соберется в обратный путь раньше, чем починят корабль Селика, он поедет с ним.

– Тебя-то мне и надо, Селик – с угрозой в голосе проговорил Хастейн. – Я привез тебе подарочек.

Сгорая от любопытства, Селик помог Хастейну сойти на берег, что оказалось делом нелегким, так как владелец судна нес на руках рулон тяжелой ткани, который странно шевелился и издавал непонятные звуки.

Звуки, которые Селик, к своему сожалению, узнал.

Он окаменел. Не может быть, сказал он себе, тряхнув головой, даже когда Хастейн с ухмылкой развернул рулон.

Перед ним был Адам.

– Ты проклятый, объеденный треской ублюдок! – орал Адам, колотя кулаками толстое, брюхо Хастейна.

Селик схватил его сзади за грязную, провонявшую рыбой тунику, и поднял в воздух. А Адам продолжал называть Селика и Хастейна такими именами, которые Селику прежде не приходилось слышать.

Хастейи объяснил, что подлый щенок спрятался на его корабле в бочке с соленой рыбой. Теперь он с радостью вручает его Селику, потому что его матросы едва не убили мальчишку за сквернословие и заносчивость. Селик отнес Адама на ближайшую поляну и бросил его на землю.

– Что ты тут делаешь, Адам?

Селик сел, привалившись спиной к дереву, в ожидании ответа. Адам не стал садиться и, уперев руки в бока, ел Селика злобным взглядом.

– Приехал к тебе, проклятый бродяга.

– Попридержи язык.

– Мой язык – не твоя забота.

– А что моя забота?

– Госпожа. Рейн.

Селик выпрямился.

– Что с Рейн?

– Она собирается уйти.

Селик почувствовал, как у него сжалось сердце. На мгновение у него перехватило дыхание.

– Куда?

Адам пожал плечами.

– Наверно, туда, откуда пришла.

Селик тяжело вздохнул.

– Она получила мое письмо?

Адам с недоверием уставился на него.

– Она не получала от тебя никаких писем.

Селик застонал.

– Давно ты ее видел?

Адам опять пожал плечами.

– Две недели назад или около того. – Он нахмурился. – Ты собираешься к ней?

– С чего ты взял, что она захочет меня видеть?

– Ты что, совсем слабоумный? Не понимаешь, когда женщина тебя любит?

Селик почувствовал, как его губы дрогнули в усмешке.

– А что ты знаешь о таких вещах?

– Я, может, прожил на свете всего семь зим, но я знаю, что это значит, когда женщина тратит кучу золота на сахар и готова отравить дюжину бедных сироток, лишь бы сделать подарок мужчине. Ха! Если это не любовь, то я ничего не понимаю. – Он протянул ему грязный кулек, перевязанный когда-то синей ленточкой.

Подозрительно взглянув на Адама, Селик осторожно развязал ленточку. Сначала он только пристально посмотрел на то, что лежало перед ним. Несколько дюжин красных предметов, похожих на налитые кровью глаза. Несколько кружочков, несколько крошечных яичек, несколько раздавленных редисок.

– Что это? – спросил он, поднимая глаза на Адама.

Адам фыркнул с отвращением.

– Ты не знаешь? Это леденцы. Вишневые леденцы. Госпожа сама приготовила их тебе в подарок на Рождество, но ты не вернулся. И она плакала.

Селик взял одну из конфеток и хотел кинуть ее в рот, но Адам схватил его за руку.

– Я бы на твоем месте не стал это делать, – предостерег он его.

– Почему?

– Они на вкус как лошадиное дерьмо.

Двумя днями позже Селик распростился с королем Ательстаном. Он собирался плыть в Нортумбрию.

– А кто этот грубый мальчик? – спросил Ательстан.

Селик взглянул на Адама, который был так счастлив возвратиться вместе с Селикрм в Йорвик, что глядел на него будто влюбленный щенок. Селик с трудом проглотил застрявший в горле комок. Положив руку на плечо Адама, он сказал Ательстану:

– Это мой сын Адам. Я его усыновил.

Через пять дней корабль Селика взял курс на Уимбер. Селик с полным основанием считал их быстрое продвижение заслугой Адама. Не один свирепый викинг произнес за это время: «Бросить бы козявку за борт».

Едва корабль пристал к берегу в Йорвике, как Селик бросился в свое поместье. И к Рейн.

Адам бежал за ним, давая ему наставления, как вести себя с Рейн:

– Только, пожалуйста, не кричи. Очень ты любишь прикрикнуть при случае.

– Замолчи.

– Притворись, что тебе понравились ее леденцы. Женщинам нравятся сладкие слова.

– Замолчи.

– Скажи ей, что она стала меньше с тех пор, как ты видел ее в последний раз. Ты же знаешь, она мучается, что слишком высокая.

– Замолчи.

– Делай, что хочешь, только не бросай ее сразу на кровать и не кидайся на нее.

Селик тяжело вздохнул и остановился. Уперев руки в бока, он повернулся к наглецу.

– Знаю. Замолчи.

Адам первым увидел игравших на распаханном под зиму поле детей. Он помчался вперед и крепко обнял сестру. Потом он расправил плечи и с важностью выпятил грудь, когда остальные дети стали расспрашивать его о путешествии.

Заслышав шум, из сарая вышел Убби.

– Как раз вовремя. Мы уже поставили на тебе крест.

– Где Рейн? – спросил Селик, оглядывая двор. Не обращая внимания на Убби, он бросился в сарай, но там никого не было. Раннее весеннее солнышко выгнало всех наружу, исключая Эллу, которая помешивала еду в горшке.

Элла! Черт бы ее побрал! Поймала наконец-то Убби.

Увидев его, Элла сразу же нахмурилась.

– Чертов ублюдок! – пробормотала она и повернулась к нему спиной.

– Где она? – выйдя из сарая, вновь спросил он Убби.

Адела бросилась к нему. Он подкинул ее вверх, и она, обвив тонкими ручками его шею, стала целовать. Слезы текли у нее по щекам.

– Скучала по мне, Адела? – спросил он, кружа ее высоко над головой и с радостью слушая ее восторженный визг.

Она энергично закивала, и он обратил внимание, что она уже не держит большой палец во рту. Она выглядела счастливой и спокойной и была совсем не похожа на дрожавшую девчушку, которую он когда-то увидел в Йорвике.

– Он теперь мой отец, – хвастался Адам, показывая большим пальцем на Селика.

– Постыдись, Адам, – одернул Убби мальчика. Он бросил опасливый взгляд на Селика, зная, как ему не нравятся напоминания о погибшем сыне.

– Это правда, ей-ей! – рассерженно запротестовал Адам. – Он меня усы… усыновил.

Убби вопросительно посмотрел на Селика. Тот пожал плечами.

– У меня не было выбора. Он пришел за мной ко двору Ательстана и пригрозил отравить леденцами, если я этого не сделаю.

Адам засмеялся, счастливый как щенок. Селик отпустил Аделу и посмотрел прямо в глаза Убби. Тот отвернулся.

– Где она? – хриплым голосом спросил он, боясь услышать ответ.

– Ушла.

Он на мгновенье закрыл глаза и прижал руку к сердцу.

Пожалуйста, Господи, пожалуйста.

Верь мне.

Ха! И что у меня есть?

Возможно, ты не очень верил.

Он тяжело вздохнул:

– Когда? Когда она ушла?

– Сегодня утром.

Селик широко открыл глаза.

– Сегодня утром? Как это может быть? В тот самый день, когда я возвращаюсь, она убегает от меня?

– Она уходит каждый день, – недовольно проговорил Убби.

– Каждый день?

– Что ты повторяешь, как попугай?

Селик угрожающе зарычал на Убби, и он попятился.

– Говори, пока я не вырвал твой язык.

– Она каждый день ходит к Медным воротам. Собирает свой чертов мешок, говорит всем «прощайте», немного плачет… Господи, сколько женщина может плакать… и…

– Ну! Не зли меня, а то я вырву твой язык и завяжу его узлом.

– Не злись, – сказал Убби. – Я все время стараюсь тебе объяснить, что она потеряла свою ауру.

– Ауру? Что еще за аура?

Убби воздел руки к небу.

– Я знал, что ты спросишь, господин. По правде говоря, я ничего не понимаю в этом. Аура… Это то, что Бог посылает на землю для своих ангелов, когда они хотят вернуться обратно на небеса, такое мое мнение. Но, на самом деле, я не знаю.

Селик начал понимать. Он помнил странные чувства, обуревавшие его у Медных ворот несколько месяцев назад, когда Рейн хотела вернуться в будущее. Она говорила, что там началось ее путешествие во времени. На том месте она, как она думала, могла вернуться в свое время.

Селику стало холодно, и он обхватил себя руками, чтобы не растерять последние силы.

– Когда она ушла?

– Перед полуднем. Обычно она возвращается в это время, – сказал Убби, беспокойно прикусив нижнюю губу. – Может быть, сегодня у нее получилось.

Селик посмотрел на заходящее солнце. Было уже поздно. Аура наконец сработала и как раз в тот день, когда он вернулся. Нет, Бог не может быть таким жестоким. Он посмотрел наверх.

Можешь?

Ты удручаешь Меня своим неверием.

Селик повернулся на каблуках и, не говоря ни слова, направился в Йорвик.

ГЛАВА 22

Он не встретил Рейн по дороге. Не нашел ее у Медных ворот. Но больше всего его испугало то, что исчезла аура. Селик обошел заброшенное здание и двор. Ничего. Должно быть, Рейн пришла, отыскала ауру и навсегда покинул Йорвик.

Глаза у него наполнились слезами, и он покачнулся. Неужели это ему наказание за десять лет кровавой бойни? Во второй раз он не переживет такую потерю. Он долго стоял, не в силах двинуться с места, чувствуя себя так, словно его придавило чем-то тяжелым, выбившим из него все силы и желание жить дальше.

Застонав от отчаяния, он повернулся и зашагал в сторону усадьбы. Ничего и никого не видя кругом, он шел по городским улицам, весь во власти мучительной потери. Все обвинения были забыты. Он должен был больше любить ее. Он должен был доверять ей и лелеять ее любовь, пока она дарила ее ему. Он не должен был отказываться от нее в Винчестере.

Подойдя к монастырской церкви, он вдруг заметил Берни – отца Бернарда, – входившего в огромные дубовые двери. Неожиданная мысль пришла ему в голову. Ведь он очень богат. Почему бы ему не пожертвовать что-нибудь больнице? Это ей понравилось бы. Он может даже попросить церковь отметить его пожертвование, записав в книгах, что он сделал это в память о ней. А вдруг когда-нибудь Рейн прочтет запись и узнает, что он вернулся к ней. Что он в самом деле любил ее.

– Отец Бернард, – позвал он, бросившись за ним в боковой придел и нагнав его уже у двери в больницу.

Монах обернулся и от изумления едва не потерял дар речи.

– Отец Этельвульф! Как ты одет?

– Я не священник, отец Бернард, – признался Селик.

– Ага! Совсем как Рейн! Решил позабавиться в Божьем доме. Стыдись!

– Так ты знаешь, что Рейн… брат Годвайн… женщина? – спросил он, криво усмехаясь.

Отец Бернард с отвращением скривил губы.

– Да. Отец Теодрик очень рассердился на нее за обман. Поначалу он даже не позволил ей работать в больнице.

– Рейн работала здесь? – удивленно переспросил Селик. – И долго?

– По сей день, – недовольно ответил отец Бернард, не понимая вопроса.

Селику не понадобилось много времени, чтобы уяснить ситуацию.

По сей день.

Селик шагнул мимо отца Бернарда и раз-другой обвел взглядом всех больных и лекарей в зале, пока не увидел высокую женщину в тунике, склонившуюся над тюфяком.

Спасибо тебе, Господи.

Ах ты, маловерный. Учишь тебя, учишь…

Селик коротко поблагодарил небеса и улыбнулся. Он долго не двигался с места, не сводя глаз с Рейн и радуясь чудесному подарку Бога… или кого-то еще.

Наконец Рейн встала. Стоя спиной к нему, она потерла рукой спину, разминая уставшие мускулы.

Вдруг она вся напряглась, словно ощутив опасность, и резко обернулась. С губ у нее сорвался стон. Глаза округлились.

– Селик? – прошептала она.

Одно короткое мгновение ее золотистые глаза светились счастьем, но почти сразу в них появились боль и гнев.

Он шагнул к ней, но она попятилась.

– Не трогай меня.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Итак, ты вернулся, – усмехнулась Рейн.

– Я вернулся, как только смог. Ательстан настаивал, чтобы я оставался и…

– Два месяца? – недоверчиво переспросила она.

Селик почувствовал, что краснеет.

– Я послал тебе письмо.

– Не было никакого письма. – Она не верила ему и смотрела на него с нарочитой надменностью. – Ты, полагаю, в ссылке? Король Ательстан приставил к тебе своих людей?

– Ательстан разрешил мне жить в Нартумбрии.

Она в недоумении наморщила лоб.

– Почему он разрешил?

– Я обещал ему верность. И помочь в случае надобности.

– Ты дал клятву верности врагу-саксу? – в изумлении переспросила она.

– Я, в общем-то, ненавидел не всех саксов а только Стивена из Грейвли. Знаю, знаю. Только не напоминай мне… мои слова. Ты, дорогая, не зря тратила время, уча меня.

Он увидел, как быстро-быстро забилась жилка у нее на шее, и, уже почти не пряча улыбку, но не вдаваясь в подробности и оставляя их на будущее, все-таки сказал:

– Между прочим, Ательстан не такой уж и плохой человек.

– Почему ты вернулся, Селик?

– Потому что люблю тебя. Я прощаю тебе все, что у тебя было со Стивеном. Обещаю со временем все забыть, только возвращайся ко мне.

Рейн не смягчилась и не бросилась в его объятия, как он мечтал. Она даже как будто еще больше ожесточилась и сверкнула глазами.

– Где Стивен?

– Бежал в землю франков.

– Ты последуешь за ним? – холодно спросила она.

Он посмотрел на нее, не понимая, почему она сердится.

– Пока нет.

Тут она кинулась на него, принялась колотить кулаками в его грудь, царапать ему ногтями лицо.

– Ублюдок! Дурак! Ублюдок!

– Что? Что?

Он ничего не понимал. Наконец ему удалось перехватить ее руки, и он отодвинул ее от себя, чтобы она не ударила его ногой.

Селик с неудовольствием обратил внимание на собравшихся в отдалении любопытных монахов, которые внимательно вслушивались в их разговор.

– Почему ты такая сердитая, любовь моя? – тихо спросил он, стараясь не обращать внимания на окружающих.

– Потому что ты слеп, как летучая мышь, и ничего не видишь даже у себя под носом. Потому что ты все еще хочешь мстить Стивену. Я ненавижу его. Жаль, что он не умер, но я не собираюсь гробить свою жизнь, вечно гоняясь за ним. Ничего не изменилось, ты понимаешь, ничтожество? И я – не твоя любовь. Вообще я – не твоя. Больше не твоя. Кстати, где Бланш?

– Не знаю я, где Бланш. Наверное, в Винчестере. Вроде, я видел ее с одним из стражников Ательстана.

– Ты что, попользовался и передал ее другому? – ядовито спросила она.

Он начал понимать.

– Рейн, я никогда не был с Бланш… в том смысле, в каком ты говоришь. Просто я видел тебя со Стивеном и мне захотелось сделать тебе больно.

Рейн недоверчиво уставилась на него, а потом резко взмахнула рукой и двинула его кулаком в живот.

– Ох! – Он согнулся от боли. – Зачем?..

– Чтобы тебе было больно, ублюдок. Долг платежом красен.

Селик, не сводя с нее глаз, тер живот и думал о том, как ему хочется прикоснуться к ее милому лицу, поцеловать ее в губы, показать ей, как много она для него значит. Как он жалел о той боли, виновником которой был.

– Рейн, я люблю тебя.

– Ты говорил совсем другое в Винчестере.

– Клянусь, я очень сожалею. И обо всем остальном тоже.

Слезы покатились по ее лицу, и он ласково коснулся ее плеча.

– Не плачь, радость моя. Пожалуйста. Я же здесь.

Она гневно сбросила его руку.

– Слишком поздно. Черт возьми, слишком поздно. – Она опустила голову. – Я ждала тебя, ждала, – прошептала она едва слышно. – Слишком поздно.

– Нет! Никогда не бывает слишком поздно, – закричал он. – Я люблю тебя. – Он взял ее руки в свои и нежно пожал их. – Ты меня слышишь? Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Когда она не ответила он умолк.

– Пойдем со мной в поместье, – устало проговорил он. – Со временем мы разберемся в наших разногласиях.

– Нет. Ты возвращайся, а я остаюсь в Йорвике с Гайдой. Не хочу жить с тобой в одном доме.

Он встрепенулся, поняв, что она чего-то не договаривает. И, прищурившись, внимательно посмотрел ей в глаза.

– Боишься уступить?

– Ха! Ты все такой же самоуверенный.

– Ты меня любишь. Я знаю. Ты только похоронила на время свою любовь, как было со мной до того часа, когда ты вошла в мою жизнь.

Она не отвечала, но он видел, что у нее дрожат губы, и знал, что он на верном пути. Ему только нужно время.

– Если хочешь, оставайся пока с Гайдой. Мы все начнем сначала. Я буду ухаживать за тобой, как не ухаживали ни за одной женщиной в мире.

Она было улыбнулась и тотчас покачала головой.

– Я собираюсь обратно, Селик, – тихо сказала она.

– Нет. Я этого не допущу.

– Ты не сможешь меня остановить, – раздражаясь, заявила она. – Я буду ходить к Медным воротам каждый день, пока это наконец не сработает. И в конце концов вернусь обратно. Я знаю, что вернусь.

Однако в ее голосе не было уверенности.

Господи, что нам делать теперь?

Что значит «нам»? Это теперь твое дело.

Селик ткнул пальцем ей в грудь и усмехнулся в порыве вдохновения.

– Ты не уйдешь. Спорю, на что хочешь, любовь моя!

С этими словами он обнял ее и жадно поцеловал, наслаждаясь ее сладким дыханием, ее теплом. Сначала она сопротивлялась, но потом сдалась и с тихим стоном открыла ему губы.

Когда он наконец оторвался от нее, пожирая голодными глазами ее раскрывшиеся губы и затуманенный взор, то настойчиво повторил:

– Пойдем домой, Рейн.

Она как будто колебалась, но потом все-таки оттолкнула его.

– Нет. Слишком поздно.

Он еще раз быстро поцеловал ее и отпустил.

– Я буду завтра. Жди меня.

– Возможно, меня уже не будет в Йорвике, – упрямо заявила она.

– Ты так думаешь? Ну уж нет. Кстати, какую ткань ты хотела бы для свадебного платья?

– Для свадебного платья? – пробормотала она. – Ты меня слышал? Вбей в свою глупую голову. Я… воз-вра-ща-юсь.

– Я тебе сказал, что усыновил Адама?

Она изумленно округлила глаза. Хорошо. Вот так лучше всего. Пусть подумает. За последние годы он подзабыл, как надо обольщать женщин. Ничего. Вспомнит.

Он продолжал:

– Знаешь, маленький разбойник спрятался на корабле и проделал весь путь до Саутгемптона. Думаешь, зачем? Чтобы разыскать меня и привести к тебе!

Она открыла рот. Еще один добрый знак, решил он, и пошел дальше, чтобы добить ее окончательно.

– Адам будет моим… Как ты говорила? Помнишь, о ваших обрядах? А… Ну да. Он будет моим дружком.

Рейн тихо охнула.

– А Адела может быть твоей подружкой.

После этого он повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. До темноты ему еще надо было переделать кучу дел.

Рейн стояла и смотрела ему вслед, едва удерживаясь, чтобы не броситься за ним следом. Он был чертовски привлекателен.

Он лишился своих длинных белокурых волос, которые она так любила, но и с короткими волосами, едва доходившими ему до шеи, он смотрелся не хуже. Теперь взгляд привлекали его острые скулы и подбородок, преображая его миловидность в мужскую красоту. Темно-синяя с короткими рукавами туника обтягивала его широкие плечи и доходила ему до колен. Тесные штаны лишь оттеняли игру мощных мускулов, напрягавшихся при ходьбе. Тонкий серебряный пояс подчеркивал тонкую талию.

Не это ли Рейн хочет забрать с собой в будущее?

Перед тем как открыть входную дверь, Селик обернулся и долго смотрел на нее своими удивительными светло-серыми, особенно выделяющимися на загорелом лице, глазами. Как будто что-то обещал ей.

Она сказала ему, что больше его не любит, но это была неправда. Она любила его больше жизни.

Она должна вернуться домой. И не упрямство толкало ее к этому решению. Даже если она никогда не забудет, как Селик не поверил ей в Винчестере и что наговорил на прощание, она уже простила его за это. Он все еще подозревает ее в неверности… Ладно. Она может вытерпеть и это, как бы ей ни было больно.

Но Селик намеревается и дальше враждовать со Стивеном из Грейвли. Ну и что за будущее их ждет, если она останется? Опять его кто-нибудь обидит, будь то Стивен или другой враг, без которого невозможно прожить в эти неистовые времена, и начнется новый круг мщения. Этому не будет конца. И она отказывается от такой жизни. Ей просто не под силу все время страдать.

«Верь в любовь», – сказал голос. Но Рейн боялась верить.

– А чего ты ждал? – в раздражении воскликнул Убби, когда, вернувшись в усадьбу, Селик рассказал ему о своей неудаче с Рейн. – Она права, ты слеп, как летучая мышь. А я-то думал, у тебя хватит здравого смысла вести себя по-человечески.

– Если я готов простить Рейн за ее… за ее предательство, то почему она не может простить мне мои грубые слова?

– Предательство! Предательство! Ты так и сказал ей? Ничего удивительного, что она отвергла тебя?

– Объясни, – потребовал Селик.

– Ты знаешь, в каком состоянии была моя госпожа, когда вернулась из Винчестера? Да на ней живого места не было. Вся в синяках от головы до ног. Из-за тебя!

Ничего не понимавший Селик настоял, чтобы Убби рассказал ему все.

Когда он закончил, Селик, как безумный, стал рвать на себе волосы.

– Но я видел их вместе.

– Ты видел то, что хотел видеть.

– Почему Ательстан не сказал мне?

– Потому что хозяйка попросила его не рассказывать.

Селик чувствовал, как у него в горле растет ком, и едва мог дышать, так у него колотилось сердце.

– Почему? Почему она уговорила короля ничего мне не рассказывать? – спросил он, все еще не веря своим ушам.

– Потому что она боялась, что ты будешь винить себя за то, что не защитил ее, и будешь мучиться, как мучился много лет, обвиняя себя в смерти Астрид и Торкела.

Селик шумно выдохнул воздух, как будто его больно пнули в живот. «Не защитил ее», – тихо повторил он слова Убби. У него шумело в ушах. Он боялся слушать дальше, но должен был знать.

– Расскажи мне все.

Целый час Убби рассказывал ему, не утаивая ни одной подробности, как Стивен унижал Рейн и издевался над ней и в каком состоянии ее нашли Ательстан и Эльгива.

– Почему же она не звала на помощь? – дослушав, спросил Селик. – Замок не такой уж большой.

Убби, ничего не говоря, пристально смотрел на него.