Текст книги "Клинок Ворона"

Комнаты сабира находились в южном крыле замка. Из окна здесь открывался прекрасный вид на мост с башнями и перекатывающую буруны реку. Из-за быстрого течения вода в ней не замерзала даже в сильные морозы. Сразу за рекой начинался лес: высокие корабельные сосны перемежались с какими-то лиственными породами, скинувшими последние листья еще месяц назад.

– Ты чего застряла? Во второй комнате тоже ость окно. Мало того – там еще присутствуют стол, еда и вполне приличная выпивка, – сабир распахнул дверь, разделяющую покои напополам, и сделал приглашающий жест.

В отличие от первого зала, где кроме пары узорчатых ковров и статуи в нише ничего не имелось, вторая комната выглядела жилой. В углу, под синим бархатным балдахином, стояла громоздкая кровать. Такие можно увидеть в люксовых номерах отелей экстракласса – их площади хватает на взлетную полосу истребителю. Слева от входа, на стене, висела коллекция оружия – от метательных ножей и кинжалов до огромных боевых топоров. Рядом, небрежно сваленные в кучу, лежали легкие доспехи – в замке сабиры предпочитали ходить без брони. Пол укрывал ковер с высоким ворсом, такой же темно-синий, как и балдахин над кроватью. Прямо на ковер была брошена пушистая шкура, а на ней пребывали во временном покое заставленные едой подносы и два кубка.

Через час импровизированного застолья я заскучала окончательно. Лайон с улыбкой рассказывал о матери.

– Она замечательная женщина. Вы бы обязательно друг другу понравились. Жаль только, что она осталась жить на побережье. Я, конечно, навещаю ее, но это удается редко. Покидать замок чаще чревато.

Неожиданностью стало то, что мое имя сабир помнил твердо – даже дойдя до третьей стадии опьянения.

Он сжимал мою руку в ладонях и говорил какие-то малозначительные приятности: что я странная, но интересная, и что цвет моих глаз напоминает листья горной травы карун. От этих нежностей мне почему-то захотелось напиться: вдрызг, так чтобы стены замка плясали и двоились перед глазами. Что я и осуществила, в рекордно сжатые сроки. В принципе, проделать такой фокус было проще простого – аналог вина оказался терпким на вкус и исключительно крепким. После того, как я осушила половину кубка, во мне проснулось невольное уважение к талантам сабира – он выпил раз в шесть больше и все еще мог стоять на ногах и разговаривать. Правда, не очень связно.

Когда руки Лайона все более откровенно и нежно стали поглаживать мою шею, я поняла, что пора двигать.

– Уже поздно...

– А куда тебе торопиться? – зеленые глаза сабира, как пленкой, затянуло томной поволокой. – Тренировок больше не будет, и в нашем распоряжении целая вечность.

– Я устала и хочу спать.

Лайон мягко покачал головой и провел рукой по моим волосам:

– Ты можешь спать здесь. У меня мягкая кровать, она снимет любую усталость.

Угу, верю. Видели мы твою кровать, в гробу под белым покрывалом. Выспишься на ней, как же! Скорее утомишься бегать по этому полигону в поисках тихого места, где тебя нет.

– У меня болит голова, – сказала я и чуть не расхохоталась. Ситуация все больше напоминала бородатый анекдот. Интересно, что он предложит: настой из лесных трав, заменяющий здесь аспирин, или точечный массаж? Я не лгала – голова действительно начинала болеть – словно кто-то бил по вискам маленькими молоточками – не сильно, но настойчиво.

Сабир был несколько обескуражен моей моральной устойчивостью, но попыток не оставил. Его рука с интересом ощупывали застежку ветровки.

– А как это расстегивается? – бархатно спросил он, сопровождая реплику сногсшибательной улыбкой, после которой мне полагалось пасть к его ногам, протягивая инструкцию по эксплуатации молнии.

Вместо этого я ехидно подумала: «А у меня еще и на джинсах точно такая же, и шнурки на кроссовках тройным узлом».

– Мне пора, – с некоторой долей сожаления я отодвинула от себя сабира и поднялась на ноги. Внутренний голос настойчиво твердил, что уходить надо немедленно, иначе произойдет что-то очень плохое – и это «плохое» совсем не будет связано с Лайоном.

Стоило мне встать, как стенки перед глазами покачнулись и уехали в сторону.

– Подожди, – сабир придержал меня за штанину. – Почему ты уходишь?

– Ты сам сказал – тренировок больше не будет. Мне нечего здесь делать, – я попыталась сказать это как можно более спокойно и холодно.

Судя по выражению лица Лайона, необходимый эффект был достигнут: шокированный сабир – редкое природное явление.

– Но ты мне нравишься...

Хорошо было сказано, с душой. Может, я бы и поверила, если б не помнила взгляд, каким одарил меня Лайон в нашу первую встречу, и не видела, что после каждой тренировки его встречала девушка-белоснежка, заботливо заглядывала в глаза и утирала пот с его лба тонким кружевным платком. На меня она старалась не смотреть.

– Ты мне действительно нравишься, – уже увереннее повторил сабир, будто чувствуя мои колебания.

– Мне пора, – борясь с собственными ногами, которые так и норовили заплестись в косичку, я сделала пару пробных шагов в сторону двери. Внутренний голос все настойчивей вопил – надо идти в башню, даже не идти, а бежать.

– Тебе не место рядом с нелюдью, – зло сказал Лайон за моей спиной. Он так и остался сидеть на полу, задумчиво вертя в руках черненый кубок. – Командор не в восторге, что ты живешь в башне. Да и среди остальных уже ходит нехорошая молва...

Я не стала дослушивать и вышла за дверь, надеясь, что на сегодня порция приключений и неожиданностей себя исчерпала. Не тут-то было, оказались, что вечер еще только начал преподносить сюрпризы.

Может, виной тому количество выпитого или мое фирменное невезение, но впервые за два проведенных в замке месяца я ухитрилась заблудиться. Наверно, увлекшись наблюдением за собственными ногами, которые упрямо не желали идти по прямой, а явно тяготели к синусоиде, я пропустила нужный поворот, который должен был вывести меня на галерею. В итоге меня занесло в неизвестную часть замка, да еще никак не удавалось сообразить, куда же надо свернуть, чтобы выйти на знакомые этажи. Беспокойство в груди усиливалось, а внутренний голос истерически твердил, что, если я не найду дорогу к башне в ближайшие пять минут, то могу смело начинать плести веревку и подбирать сорт мыла подушистей.

Выйдя на небольшую круглую площадку с мозаичным полом, откуда в разные стороны расходилось шесть ярко освещенных коридоров, я остановилась и выглянула в забранное частой решеткой окно. Река была на месте, но мост с башнями очутился намного левее, чем предполагалось. Каким-то образом, я, в обход центральных залов, оказалась в южном крыле.

– Спокойствие, только спокойствие. Для паранойи еще рановато. Сейчас ты выдохнешь и пойдешь вон по тому коридору, потом свернешь налево, еще раз налево, а затем вниз и прямо. Если судить по пейзажу за окном – галерея должна быть там.

План был единогласно принят к исполнению. Свернув в третий по счету коридор, я некоторое время упрямо тащилась по нему, ожидая, пока он соизволит свернуть налево. Хмель из головы постепенно выветривался, ноги все больше слушались команд. После поворота я, согласно схеме, продолжила спускаться все ниже, изредка сверяясь с единственным доступным ориентиром – видом из окон.

Сбежав по одной из узких лесенок, я толкнула тяжелую дверь, за которой по всем законам полагалось находиться галерее. Ни фига подобного! Я опять вышла на ту же самую площадку. Ошибиться было невозможно – со знакомой мозаики на полу на меня грозно щерило клыкастую пасть какое-то чудовище.

– Похоже, где-то не там свернула. Надо будет попросить у командора путеводитель, – я истерично хихикнула и повторила маршрут.

Ровно через пять минут я опять стояла на площадке. Если бы это был лес, можно было решить, что это проделки лешего. Но ведь в замках они не живут...

Пришлось сменить тактику и выбрать другой коридор. Этот путь отличался от предыдущего только тем, что вывел меня на площадку быстрее.

– Чертовщина какая-то, – поплевав три раза через плечо, я наугад выбрала коридор и... оказалась на площадке, не успев пройти по нему и пары шагов. Складывалось впечатление, что замок не хочет отпускать меня с этого места и бумерангом возвращает обратно.

– Пожалуйста! Мне очень надо как можно быстрее оказаться в башне. Там происходит что-то нехорошее. Отпустите меня, пожалуйста! – попросила я неизвестно у кого и снова пошла по коридору. Хмель испарился окончательно, а головная боль с каждой минутой только усиливалась.

Безрезультатно. К просьбам загадочный «кто-то» не внял.

Устав мотаться, я уселась ровно посредине площадки, и стала в задумчивости водить рукой по мозаике. Чудовище на ней напоминало китайского дракона, только без усов и с множеством коротеньких лап. От нечего делать я стала их пересчитывать. С одной стороны их оказалось шестнадцать, с другой на две больше. Решив, что ошиблась, я еще раз пересчитала лапы.

– Это неправильное чудовище – оно же хромать будет.

Вместо двух недостающих лап в мозаику был вставлен шестиугольный кусочек желтого камня размером с ладонь. Я провела по нему рукой, и мне показалось, что фрагмент чуть поддался. Тогда я нажала сильнее, и пластинка легко погрузилась в пол. Послышался неприятный звук трения камня с камень, будто кто-то совсем близко стал вращать мельничные жернова. Половина мозаики медленно расступилась, обнаружив под собой темный провал тайного хода. В том, что ход был именно тайным, я нисколько не сомневалась – иначе, зачем все эти ухищрения с количеством лапок?

Взяв с ближайшей стойки факел, я посветила в открывшийся проем. Языки пламени выхватила из темноты спираль лестницы, ведущей вниз.

Сунувшись вглубь и пройдя три витка, я услышала, как над головой опять заработали жернова. Мозаика закрылась. Научные достижения сабиров: автоматическое захлопывание тайного хода. Титаническим усилием воли я заставила себя идти дальше, гоня прочь мысли о заживо замурованных и заживо погребенных.

Спуск оказался долгим, трудным и однообразным. Идти приходилось пригнувшись – высоты между витками явно не хватало на мой фотомодельный рост.

– Двести двадцать ольт отправились купаться, один попался в невод, осталось двести девятнадцать, – продекламировала я, нарезая очередной виток. – Двести девятнадцать...

Количество ольтов в считалочке неуклонно сокращалось, а спуск затягивался. По всем прикидкам, я была уже ниже уровня подземелий, когда лестница стала более пологой и пошла под уклон.

Интересно, кому и для чего понадобилось зарываться так глубоко? Этим вопросом я задалась, когда осознала, что нахожусь примерно на минус втором этаже: на стенах тоннеля то тут, то там виднелись подтеки, а воздух становился все более влажным. Наклонный тоннель закончился неожиданно, просто я уперлась носом в железную дверь. Теперь можно было смело постучаться об нее лбом и с чистой совестью возвращаться обратно – ключа у меня не было. Мало того, на двери не существовало даже намека на засов или замочную скважину, в которой, при желании, можно поковыряться гвоздиком или шпилькой. Гвоздиков и шпилек в моих карманах, впрочем, тоже не завалялось. Стоило ли переться по лестнице черт знает сколько времени, лишь для того, чтобы изобразить пантомиму «поцелуй порог»? И почему я не настоящий сабир? Вынесла бы дверь одним щелчком пальцев. Пока я думала о тщете всего сущего, факел подло зашипел и погас. Конечно, размышлять в темноте было сподручней, но меня такая перспектива не радовала – предстоял обратный путь, а без света он грозил превратиться в затяжную каторгу.

На всякий случай я решила ощупать дверь – может, пожалеет меня и сама откроется?

Стоило коснуться железа, как на его поверхности стали проступать едва заметные светящиеся зеленым линии. Они становились все ярче, набухая, как пережатые вены, пока не сложились в рисунок: расправившая крылья стилизованная птица, как две капли воды похожая на клеймо на лезвии моего меча.

– Ну, сим-сим? – нагло спросила я. – Ты мне картинки показывать будешь или открываться?

Дверь не реагировала. Так же были проигнорированы удары сильные кулаками (пять штук), пинки ногами (двенадцать штук) и толкание всем корпусом (три штуки). Утомившись биться о железную преграду, как ночной мотылек о плафон, я устало уперлась в дверь лбом и прошептала:

– Откройся, пожалуйста. Ну, чего тебе стоит? То ли подействовала вежливость, то ли двери надоели мои назойливые телодвижения, но она бесшумно скользнула в сторону и я, потеряв равновесие, ввалилась в проем. Странно, но здесь оказалось светло. Мягкое сияние исходило от сосудов неправильной формы, хаотично расставленных по полкам библиотеки. А это была именно она, подлинная библиотека замка Роз, а не та архивная помойка, на которую я угробила столько времени. Значит, мои догадки были верны.

Закусив губу, чтобы не заорать от восторга, я осторожно прошла вглубь зала. Потолки здесь были невысокими, как в типовой квартире. По резному дереву полок бродили задумчивые блики от светильников, придавая стеллажам какой-то сказочный вид.

Взяв с полки первый попавшийся пергамент, я досадливо поморщилась: язык был совершенно незнакомый. Ряды причудливо изогнутых значков, больше смахивающих на иероглифы после диеты и пластической операции, шли от центра пергамента по спирали. Пришлось отложить документ в сторону.

«Сначала осмотрись, а потом ройся. Вдруг тут есть кто-то, кроме тебя? » – наставительно шепнул внутренний голос.

Надо признать, что совет был дельным. Я осторожно двинулась вперед, стараясь оставаться под прикрытием тени шкафов и обходя яркие пятна света, отбрасываемые светильниками. Зал оказался длинный и довольно узкий. Пройдя где-то половину, я поняла, что это не только библиотека: на смену книжным шкафам пришли низкие столы и стойки, заваленные разным хламом. Ассортимент был обширным, как на прилавке торговца блошиного рынка: железный котел впечатляющих размеров, два тележных колеса, посуда, седла, обрывки одежды, доспехи с вмятинами и пятнами ржавчины, сбруя, черепки, громадный щит и еще куча каких-то вещей, назначения которых я не поняла.

Дойдя до конца зала, пришлось признать, что внутренний голос оказался прав. Рядом с толстой дубовой дверью (говорили же мне, что из любого положения бывает, как минимум, два выхода) стоял громоздкий стол. На нем лежала стопка чистых пергаментов, письменный набор, состоящий из пера, чернильницы и тяжелого мраморного пресс-папье, а также несколько фолиантов, переплетенных в почти почерневшую от времени кожу. Приподняв крышечку пузырька, я констатировала, что чернила свежие. Следовательно, совсем недавно здесь кто-то побывал, а из этого вытекает, что загадочный кто-то в любой момент может вернуться. Но этот факт не смог прекратить исследовательский зуд, распространившийся по моему организму. Воровато оглянувшись, я уселась за стол и наугад отрыла один из фолиантов.

Книга была необычной. Наверху каждой страницы стояла короткая, не больше абзаца, надпись красными чернилами, а снизу уже черным цветом шли комментарии. Когда черных строчек не было, их место занимали рисунки. Пролистав несколько страниц, я поняла, что передо мной своеобразная статистика по прорицанию: имя пророка, его краткая биография, сбылись ли предсказания или нет, если сбылись, то на какую часть. Пояснения были убористыми и очень подробными. Но существовали страницы, которые могли похвастаться только самим пророчеством – комментариев не существовало. Финальную треть фолианта вообще составляли чистые страницы – их еще предстояло заполнить.

Наскоро пролистав книгу, я заметила на одной из страниц плоскую металлическую закладку с печатью замка Роз: короткий абзац пророчества и чуть ли не пять страниц пояснений. Стоило мне вчитаться в первые строчки, как сердце в груди коротко екнуло – кажется, я, наконец, нашла то, что так долго и безрезультатно искала:

«В год, когда предавший простит, а проклятый предаст, Ворон возвратится в родное гнездо. Легки шаги его по черному снегу и крылья несут погибель всему живому. В его тени – пожарища и мор. Под слепой дланью звери, крови вкусившие. След меча укажет ему путь и сам встанет по правую руку. Придет с ним конец мира».

Затаив дыхание, я перечитала строчки еще раз. Это пророчество, как и свойственно высказываниям такого рода, больше запутывало, чем разъясняло. Ну, с Вороном было более-менее понятно: если откинуть метафоры, становится ясно – он должен вернуться. Но кого и как может простить «предавший», если он мертв почти полторы тысячи лет? Насчет «проклятого» у меня была одна версия – и если признаться, такая трактовка совсем не радовала. Выдохнув, я перешла к комментариям.

Автор пророчества был неизвестен, время указывалась только приблизительное – выходило, что предсказание сделано около пятисот лет назад. Дальше следовали короткие пояснения. Судя по ним, сабиры восприняли предсказание серьезней некуда: несколько отчетов о показательных казнях вызвавших подозрение нелюдей, упоминание об основании Патрулей. Последние два листа пояснений занимало описание странного случая, произошедшего в одном из поселков Волчьего края. После первых же строк сердце сделало кульбит и спряталось в левую пятку. На странице убористым почерком красовалось мое жизнеописание: цитаты из письма Кратского барона в замок с новостью о появлении «странной сабиры», почти полный отчет о дуэли, краткие выдержки из бесед с командором, из чего я сделала вывод, что все, изложенное здесь, написано им лично. Отдельного внимания удостоился мой меч – ему посвятили чуть ли не полстраницы. В конце комментария стояла коротенькая надпись о том, что место появления «странной сабиры», а, конкретнее, ее близость к «проклятому» вызывает сильные подозрения.

«Мама родная! Так он думает, что я новоявленный Ворон! », – я аккуратно вложила закладку, захлопнула фолиант и вернула его на прежнее место. Больше читать не хотелось – я и так была переполнена новыми открытиями, и теперь следовало тщательно все переварить, прежде чем браться за что-то новое.

После прочтения этого пророчества, я могла сказать – подозрения командора были оправданы. Моя персона была нетривиальной и на роль Ворона подходила как нельзя кстати. Совпадений было слишком много: клейменый нож, превратившийся в меч; статуя в нише и ее смутные указания; Айс, который находился рядом со мной почти постоянно. Сегодня к списку прибавилась дверь с символикой Ворона, так любезно пропустившая меня сюда. Если бы командор был в курсе хотя бы половины этих фактов, гореть мне на костре синим пламенем. Но к моему счастью, Грегор Стайн только подозревал, а доказательств у него пока не было. Но только пока...

Внимательно прислушавшись к самой себе, я решительно отмела версию о своем птичьем происхождении. Даже в иносказательном варианте «нести погибель всему живому» я не способна. Так же как и вести за собой войска и проливать кровь. Хотя, припомнив странное состояние, что давал мне клинок, последний пункт пришлось убрать.

От раздумий отвлек легкий шум за дверью. В панике я вскочила, чуть не уронив перо и чернильницу, метнулась к череде шкафов, потом поняла, что до них добежать не успею, а местное ВДНХ на подставках при любом раскладе хорошим убежищем не станет. Оставался лишь один выход. Взмолившись всем богам, я нырнула под стол и замерла. Укрытие, конечно, было ненадежным – со стороны двери прикрывала резная панель, а вот если входящему придет в голову усесться в кресло и вытянуть ноги – пиши пропало.

Снаружи кто-то лязгнул замком, на видимую мне полоску пола лег яркий блик от факела, и сразу послышалось знакомое бурчание хранителя.

– ... пришел, рашметал швитки. Гошпожу эту, шоб ей пушто было, шабрал и ушел.

– Не скули. Гарет все верно сделал, – о, его превосходительство командор пожаловал. – И дуэль сегодня была очень кстати. У мальчика хорошие задатки. Он продержит ее до утра...

Мягкие вышитые сапоги прошлись мимо стола, потом развернулись и прошли еще раз.

– Так молодой гошподин знает...

– У Гарета мозгов меньше, чем у канделябра, только и умеет, что мечом махать, да за юбками волочиться. А иного мне от него и не надо, – командор хмыкнул и, обойдя стол, уселся в кресло. Теперь мне открывался потрясающий вид на начальственные ноги. Только бы ему не пришло в голову придвинуть кресло ближе. Я тихо подтянула колени к подбородку и скорчилась в позе эмбриона. – Что со свитками таиров?

Библиотекарь залопотал о каких-то сложностях с расшифровкой и плохой сохранности.

– Довольно, – резко прервал его командор. – Сегодня ты мне больше не понадобишься.

Послышались шаркающие шаги, а затем стук двери – хранитель удалился.

Командор что-то писал – до меня долетал шорох пера по пергаменту, иногда вставал со своего места и уходил вглубь библиотеки. По моим меркам, я уже часа два сидела, скрючившись под столом, а его превосходительство уходить не собирался. Отлучки к шкафам были слишком короткими, чтобы за это время успеть добежать до двери. А выбираться отсюда нужно было как можно скорее. Уж очень беспокоили планы командора по удержанию меня в покоях Лайона. Когда сабир в очередной раз направился к стеллажам, я и решила рискнуть.

Так быстро, как только позволяли затекшие без движения ноги, на карачках, я выползла из-под стола и огляделась – спина командора как раз скрылась в одном из проходов между шкафами. Мысленно скрестив на удачу пальцы, так и не поднимаясь с четверенек, я споро прошебуршала к дверям, потянула на себя створку и просочилась в образовавшуюся щель. Теперь оставалось только прикрыть за собой створку, и дело в шляпе. Что я и проделала, с трудом поборов искушение задвинуть засов, и тем запереть командора в подземелье. Все равно ведь выберется. Вынесет к чертям полстены, а потом откусит мне голову за такие фокусы.

За дверью начиналась винтовая лестница, почти точная копия той, по которой я попала в библиотеку. Плюнув на все предосторожности и на то, что старикашка-хранитель мог поджидать меня двумя витками выше, я молнией рванула наверх. Марафон окончился около гобелена, маскирующего вход. Мельком подивившись такому нехитрому прикрытию, я его отодвинула и очутилась в личном кабинете командора. Гобелен оказался той самой картой, которую мне приходилось рассматривать во время принудительных бесед с его превосходительством.

Дорогу от кабинета до галереи я помнила наизусть, поэтому, осторожно приоткрыв двери и убедившись, что за ними никого нет, опрометью бросилась бежать. Распоясавшаяся шизофрения в виде внутреннего голоса упрямо твердила, что торопиться некуда, и все плохое, что могло случиться – уже произошло. Проигнорировав мудрые мысли, я продолжила забег: час был уже поздний и, к счастью, по дороге мне никто не встретился. Влетев в башню, со скоростью метеора я рванула на второй этаж, не замечая, как под моими ногами ухнули в никуда две ступени лестницы.

Распахнув двери комнаты, я замерла как вкопанная. Все были на месте, живы-здоровы, и мало того, оказалось, что в нашем полку прибыло.

Рядом с местом, где я обычно сплю, стоял на коленях какой-то тип, одетый по последнему слову нищенской моды, и рассматривал мой клинок. Даже от дверей я ощутила, как недоволен меч этим пристальным разглядыванием – замер, готовый ударить, как только незнакомец коснется рукояти. Но бродяга не спешил дотрагиваться до клинка, он осторожно водил грязной рукой вдоль воображаемой линии, словно дразня оружие. Слипшиеся, нечесаные патлы неопределенного цвета почти полностью закрывали его лицо.

– Что тут происходит? Это еще кто такой?

Ольт пожал плечами, оборотни опустили головы, сэты, похожие на двух летучих мышей, лишь зыркнули на меня из своего угла и поспешно отвернулись, а оборванец даже не поднял головы. Тут я заметила, что кроме меча, который я, уходя, всегда прикрывала шкурами и соломой, на свет были извлечены рюкзак и компас. Похоже, что их осмотрели и откинули в сторону, найдя неинтересными: рюкзак валялся рядом с очагом, а компас отсвечивал треснувшим циферблатом из-под груды соломы.

– Кто давал разрешение рыться в моих вещах? – в груди медленно, но верно закипал гнев.

Бродяга поднял голову. Лицо у него оказалась непримечательное, смазанное. С таким лицом нужно выбирать профессию преступника – ни одна милиция не сможет составить фоторобот. Единственное, что выделялось на этой пребанальнейшей и грязной физиономии, глаза. Синие, холодные и абсолютно бездушные, словно оборванец скончался сотню лет назад. На миг мне стало страшно. Кем бы ни был странный гость, но, если он одним взглядом может довести до мелкой дрожи в коленях – это не к добру.

– Кто ты такой?

Пару секунд оборванец разглядывал меня. Внимательно и безразлично – так египетские сфинксы смотрят на бегающих по развалинам храмов туристов. Потом с трудом разлепив губы, медленно проговорил:

– Уходи, сабира. Если хочешь жить.

Ага, сейчас, все бросила и ушла. Чтобы меня запугать, одних слов недостаточно.

– Отойди от моего меча, – также медленно проговорила я и улыбнулась.

– Это не твой меч.

– Мой! Убери от него свои грязные лапы. Если хочешь жить, – я с точностью до полутона скопировала интонации бродяги. Страх испарился, сменившись ненавистью, которую передавал мне клинок. От соломы и шкур, на которых лежал меч, начали подниматься сизые струйки дыма. Такого сильного чувства он не испытывал даже к сабирам. – Соблюдайте правила пожарной безопасности, – продекламировала я, накинула на руку куртку и решительно направилась к мечу. Кожаная обмотка на рукояти уже догорала. Чтобы взять клинок, мне пришлось обойти оборванца, который продолжал сидеть в той же позе. Стоило клинку оказаться в моих руках, как он стал остывать, и уже через минуту я смогла вложить его в импровизированную перевязь. Поклявшись, что больше никогда не оставлю его без присмотра, даже если это будет грозить массовой резней всех сабиров замка, я уселась возле очага – желание меча снести оборванцу голову было настолько сильным, что мне показалось разумным держаться от незнакомца подальше.

– Айс! Что здесь происходит? Кто это? – спросила я у оборотня.

– Не могу знать, сабира, – ответил тот, не поднимая глаз.

Врет! Хорошо, что стыда хватает в глаза не смотреть.

– Савой, кто этот?.. – я замялась. Назвать существо с мертвыми глазами человеком или оборотнем язык не поворачивался. – В общем, этот! И что он тут делает? – для верности я указала на оборванца пальцем.

Рысь кинул на меня злобный взгляд, и в точности повторил слова Айса, не запамятовав озвучить мой социальный статус, про существование которого не вспоминал уже полтора месяца.

«Капитан, а у нас якорь всплыл! » – мрачно прокомментировал внутренний голос. Карточный домик на фундаменте доверия и взаимного уважения, выстраиваемый мною ежедневно по крупицам, грозил вот-вот рухнуть. Столько сил потратить на то, чтобы завоевать расположение (не дружбу, а всего лишь расположение) и чуть-чуть доверия нелюдей, и только ради того, чтобы первый попавшийся проходимец все это поломал?

– Хорошо. Дело ваше. Айс, ты уже наведывался на кухню?

– Нет, сабира.

– Зря. Должны же мы накормить нашего незваного гостя.

После этих слов бродяга кинул на меня насмешливый взгляд.

– Я не голоден.

– Зато остальные ничего не ели с самого утра, – обрезала я. – Айс, будь так добр, возьми с собой Савоя, и прогуляйтесь на кухню.

– Это приказ, сабира? – оборотень, наконец, поднял на меня взгляд, не суливший ничего хорошего.

– Нет, это просьба. Но в том случае, если она не будет выполнена, меня не затруднит сказать, что это приказ.

Ужин прошел в напряженной атмосфере. Сэты из своего угла так и не вылезли, оборотни и ольт мрачно жевали, уставившись в пол, а незнакомец не сводил глаз с клинка.

Благодаря посиделкам у Лайона, особого голода я не испытывала, поэтому скромно грызла в стороне сухарик и размышляла о превратностях судьбы. Выходило примерно следующее: командору зачем-то было очень нужно, чтобы я сегодня вернулась в башню как можно позже. И сегодня же появляется этот тип, который ухитряется в сжатые сроки раскурочить мои отношения с нелюдью. На простое совпадение не похоже: уж очень складно все выходит. Все наполеоновские планы по поводу обсуждения моих эпохальных находок, то бишь библиотеки и пророчества, дружно покончили жизнь самоубийством. Говорить с Айсом сейчас то же самое, что чесать спину колючей проволокой – бесполезно и очень, очень неприятно. С остальными похожая ситуация: Медведь хмурится и поводит плечами – так бывает, когда он сильно взволнован; Рысь нервно щурится и разминает кисти, словно готовится к драке; Аркаша внешне спокоен, но гребень на спине угрожающе приподнят; сэты бросают на меня предупреждающие взгляды, мол, сиди тихо и не высовывайся. Интересно, что же этот... это... эта скотина им про меня наговорила?

Так и не разгадав ни одной загадки, я улеглась спать в обнимку с мечом. Оставлять клинок без присмотра сейчас было бы верхом неосторожности. Проворочавшись с полчаса, мне удалось задремать. Лучше бы не удавалось – здешний бог сновидений устроил мне повторный сеанс кошмара с гибелью Айса в горах, с педантичностью немца прокрутив его от начала и до конца. Мне оставалось только беззвучно кричать, пытаясь предупредить оборотня, а потом, проснувшись, также молча вытирать с лица пот и слезы.

* * *

Уже через неделю я могла поведать хороший рецепт превращения жизни в макет ада: подчеркнутая вежливость, подозрительность на грани мании, еле слышное перешептывание за спиной и еле заметная ненависть в глазах. Все смешать в равных пропорциях, добавить по вкусу презрения и поставить на огонь. Когда смесь разогреется до состояния лавы, вылить ее на жертву. И с любопытством наблюдать, долго ли она после этого продержится.

С той поры, как в башне появился бродяга, у меня не стало ни минуты покоя. Чтобы ни делала, куда бы ни пошла – меня везде сопровождал его равнодушный взгляд. Стоило мне усесться у очага – он тут же возникал за спиной и сверлил меня взглядом до тех пор, пока я, не выдержав давления, не оборачивалась. Если я зашивала куртку – он сопровождал каждое движение иглы, и от этого она теряла нитку и впивалась мне под ногти. На мои крики и возмущение оборванец только пожимал плечами и повторял «сабира должна уйти». Оборотни и ольт делали вид, что не замечают того, что творится у них под самым носом – они лишь бросали в мою сторону короткие пронзительные взгляды и лаконично отвечали на вопросы, каковые со временем возникали все реже и реже. Сэты так и не вылезли из угла, наверно гнездо свили.

Единственным утешением оставалась библиотека, которую я посещала еженощно, наплевав на риск быть пойманной командором или хранителем. В связи с этим, мой распорядок дня капитально изменился: после обеда я направлялась в ложный архив, где два часа добросовестно читала всякий хлам, после этого я возвращалась в башню, поднималась на смотровую площадку и до самой темноты упражнялась с мечом. Одна. На тренировку, которая должна была состояться на следующий вечер после появления бродяги, Айс так и не явился. Я не стала напрашиваться, и с тех пор тренировки проходили под аккомпанемент свиста ветра в брешах крыши и скрип мусора под ногами.