Электронная библиотека » Саша Сулим » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 22 декабря 2020, 19:40


Автор книги: Саша Сулим


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Когда все доказательства были собраны, Китаев обратился к биоритмологу – во время расследования выяснилось, что все свои преступления Кулик совершал в новолуние или в полнолуние, и следователь хотел точно вычислить день, когда тот будет максимально эмоционально неустойчив. Необычные техники допроса вообще были одной из особенностей работы Китаева – в частности, он любил во время разговора с подозреваемыми включать музыку и часто «колол» людей под песню Юрия Лозы «Плот».

В итоге Кулик признался во всех изнасилованиях и убийствах, в которых его обвиняли, и рассказал о тех, про которые следователь не знал. В явке с повинной бывший врач скорой написал, что считает себя полностью здоровым, и потребовал применить «крайнюю меру наказания»: «Считаю, что людям, подобным мне, не место среди людей, не говоря о совместимости с моей профессией».

В 1989 году Кулика расстреляли. Китаев и сейчас считает: благодаря тому, что в СССР практиковалась смертная казнь, преступники боялись расстрела и убивали меньше людей; по его подсчетам, высшая мера позволяла сохранить от пяти до семи тысяч жизней ежегодно. «Я человек довольно-таки сентиментальный, отец двух дочерей. За 20 лет работы я своими руками переворочал на осмотрах более 600 трупов: свежих и гнилых, скелетированных и сожженных, расчлененных и целых, – вспоминает бывший следователь. – Однажды у меня на столе лежала кучка измельченных каких-то белых фрагментов, которые можно было накрыть носовым платком, а это были останки 20-летней Гали, которую два негодяя заманили в гараж, поочередно изнасиловали, а затем убили и за несколько приемов сожгли тело. Чего, кроме смертной казни, я мог им желать?»

В 1990-х, по словам Китаева, страну «отпустило» и «бандиты стали валить друг друга пачками». Бывший следователь связывает это именно с отменой смертной казни – однако мораторий на нее начал действовать в 1996 году, как раз когда пик постсоветской преступности уже прошел и статистика по убийствам начала падать.

Дело Кулика сделало Китаеву имя на всесоюзном уровне. В 1992-м, спустя три года после расстрела маньяка, следователь стал старшим помощником Восточно-Сибирского транспортного прокурора – в его полномочия входил надзор за расследованием дел особой важности. На новом месте службы Китаев продолжил изучать серийных преступников, а в 1994 году защитил диссертацию «Вопросы теории и практики изобличения лиц, совершивших умышленное убийство». В общем, Китаев был тем самым человеком, которому логично было поручить дело нового сибирского маньяка.

«20 лет назад в Ангарске и его окрестностях трупов хватало, – вспоминает Китаев. – Но когда я туда приехал в 1998 году, то обнаружил более десятка дел со схожими чертами: в них фигурировали трупы женщин, со следами сексуального посягательства, причем все они были довольно привлекательными в силу своего молодого возраста и убиты поздно вечером или ночью». Следователь провел проверку и, по его словам, доложил о результатах областному прокурору Мерзлякову. Результаты были неутешительными: некомпетентность милиционеров и следователей привела к тому, что десятки убийств остались нераскрытыми, а найти преступника стало куда труднее – из-за того, что прошло много времени.

Китаев сообщил, что готов сам взяться за поимку маньяка, и попросил наделить его необходимыми полномочиями – тем более что многое он уже успел сделать в рамках проверки. «Мы могли его найти тогда за полгода. У нас уже был список подозреваемых, в котором фигурировали фамилии семи сотрудников милиции, – говорит Китаев. – Под видом вакцинации можно было проверить около ста милиционеров, причем из этого списка можно было сразу исключить следователей и оперативников. Было понятно, что они не будут бросать использованный презерватив на месте преступления, а какой-нибудь мент, который не очень в теме, может. Круг уже сузился».

Китаев утверждает, что рассказал о своей работе на совещании в Иркутске, после чего Мерзляков предупредил всех собравшихся, что результаты работы не должны выйти за пределы его кабинета – иначе «Москва нас всех повыгоняет» (связаться с самим Мерзляковым и узнать его версию этой истории мне не удалось). После этого расследование остановили – по всей видимости, региональное начальство надеялось, что убийств больше не будет. В 2000 году транспортная прокуратура, в которой работал Николай Китаев, была ликвидирована. Вместо предложения о новой должности следователю выдали трудовую книжку, и он ушел в отставку.

Нападения на женщин в Ангарске тем временем продолжались.


Одним летним вечером 1999 года домой за 18-летней Женей Королевой заехали трое парней, двоих из которых тоже звали Женя – с ними Королева познакомилась накануне. Молодые люди предложили ей поехать в гости к одному из них и там выпить; та согласилась. В разгар вечеринки Королева уединилась с одним из мужчин в комнате и занялась с ним сексом, после чего засобиралась домой.

Было около трех часов ночи, когда она с двумя спутниками вышла из квартиры. Вместе они дошли до перекрестка в центре Ангарска, после чего провожатые откланялись. Один из провожающих напоследок обернулся и увидел, что рядом с Евгенией остановилась иномарка темного цвета, но значения этому не придал: недалеко был бар, рядом с которым часто парковались такси.

Водитель автомобиля – на вид ему было около 35 лет – опустил стекло и представился: он сказал, что его зовут Михаил, и показал удостоверение, на котором Женя увидела мужчину в форме. Михаил спросил, почему она так поздно идет одна по улице, и предложил довезти до дома. Женя ответила, что дойдет сама, но он продолжал ее уговаривать, «постоянно улыбаясь», и в конце концов девушка села на заднее сиденье.

По дороге водитель что-то рассказывал Жене, но от большого количества выпитого и от усталости ее стало клонить в сон, и она не заметила, что водитель проехал мимо ее дома, выехал на объездную трассу и свернул на лесную дорогу, где вскоре остановился.

Проснулась Королева от резких прикосновений и криков – водитель машины пытался вытащить ее из машины и орал, что сейчас убьет. Сняв туфли на каблуках, девушка побежала в сторону леса, но Михаил быстро нагнал ее и чем-то ударил по голове, а потом стал душить и избивать руками и ногами. После очередного удара Королева потеряла сознание.

На следующий день семья, пошедшая по грибы, обнаружила в лесу голую Женю. Она была без сознания, но жива; ее пиджак, порванные футболка, юбка и трусы были разбросаны рядом. Грибники вызвали скорую помощь и полицию. В иркутскую больницу Королеву доставили с закрытой черепно-мозговой травмой, следов сексуального насилия врачи не обнаружили.

Она очнулась на следующий день и в первое время из-за частичной потери памяти не могла вспомнить даже своих родителей. Поэтому показания у нее тоже получились очень путаные. Она хорошо запомнила, что напавшего на нее мужчину звали Михаил и что он носил бейсболку и спортивный костюм, и сказала об этом следователям – однако те не придали этим деталям значения, решив, что запомнить их девушка не могла. Про милицейское удостоверение, которое показал ей напавший на нее мужчина, Евгения вспомнит на допросе в 2013 году.

Ни один из парней, с которыми Королева провела тот вечер, к ней в больницу так и не приехал. В первые дни именно их считали главными подозреваемыми – и даже на несколько дней задержали, но вскоре отпустили. Вновь они увиделись только 14 лет спустя – во время следственных действий.

Сейчас Евгения Протасова работает в кассе коммунальных платежей; в 2007 году она счастливо вышла замуж и поменяла фамилию. О событиях того страшного вечера она рассказывает нехотя и один раз почти начинает плакать – когда вспоминает, как убегала от убийцы и кричала ему, чтобы не трогал, чтобы отпустил, чтобы не убивал. На левом виске у нее заметен бледный шрам. Несмотря на многочисленные операции, полностью восстановить зрение в левом глазу врачи так и не смогли, но ни линзы, ни очки Протасова не носит: говорит, что правый глаз у нее видит хорошо, и она справляется. Как появился еще один шрам – в районе запястья, она не помнит.

Евгении повезло: кроме нее в живых после столкновения с тем же водителем в спортивном костюме остались еще две девушки.


Прославившись, Николай Китаев дал несколько десятков интервью – он и сейчас может по памяти назвать точную дату выхода каждого из них. В 2002 году к уже бывшему следователю (сейчас он преподает в Иркутском национальном исследовательском техническом университете на кафедре уголовно-правовых дисциплин и днями просиживает в библиотеке – продолжает самообразование) обратился журналист «Московского комсомольца» Марк Дейч, после чего в газете вышла статья «Убийца по средам» – первая публикация об ангарском маньяке в федеральной прессе. Через некоторое время Дейч рассказал Китаеву, что материал показали генпрокурору Владимиру Устинову и министру внутренних дел Борису Грызлову. Те приказали сделать все возможное для поимки преступника – и в Ангарск отправили следователя по особо важным делам из Москвы.

Глава 4
Жить лучше без друзей

– Никто не верил, что маньяк вообще есть.

– До какого момента не верили?

– Пока не поймали. Сначала не верили, что маньяк существует, а когда поймали, никто не верил, что он маньяк.

Артем Дубынин – 34-летний коротко стриженный оперативник, с усталыми глазами пожилого человека и в кителе, который он явно надевает только по особому поводу, – рассказывает это, сидя в своем кабинете в двухэтажном советском здании Следственного комитета Иркутской области. На стене рядом со столом висят пожелтевшие газетные вырезки начала 2000-х со статьями об ангарском маньяке, которого никак не могут поймать. Тогда же в Ангарск впервые приехал и сам Дубынин – работать в следственной группе, созданной, чтобы исправить положение.

Ее первый руководитель – следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Валерий Костарев – рассказывает об истории группы немного иначе, чем Николай Китаев. По словам Костарева, это он наткнулся на статью Марка Дейча в «МК». Рассказ о маньяке, который уже несколько лет орудует в Иркутской области, его зацепил, и он написал рапорт начальству о том, что нужно ехать в Ангарск разбираться.

К Костареву трудно было не прислушаться. На профессиональном сленге таких, как он, обычно называют «важняками»: это элита российской прокуратуры, люди, которым поручают самые сложные и резонансные преступления. К моменту отправки письма про Ангарск на счету 53-летнего Костарева были дело о взяточничестве против одного из секретарей обкома Таджикистана (еще в советское время), дело серийного убийцы-педофила Сергея Головкина, а также дело крупнейшей ОПГ Новокузнецка – банды Владимира Лабоцкого, убившей около 40 человек.

Оперативная группа по расследованию преступлений ангарского маньяка была создана летом 2002 года двумя ведомствами совместно – Генпрокуратурой и Министерством внутренних дел. Возглавил следствие Валерий Костарев, а оперативным сопровождением занялся старший уполномоченный МВД полковник Сергей Державин – он руководил той частью группы, которая занималась оперативно-разыскной деятельностью: поиском свидетелей и их опросом, наведением справок, сборами образцов для сравнительного исследования, исследованием предметов и документов и так далее. Эта структура сохранялась все 16 лет, что существовала «маньячная группа»: представители МВД курировали работу в поле, а следователи из прокуратуры и впоследствии Следственного комитета – аналитику: они выделяли наиболее перспективные версии, ставили задачи перед оперативниками, проводили допросы.

Приезд «москвичей» насторожил иркутское руководство МВД. Многие были уверены, что истинная причина создания группы не маньяк: на самом деле Москва хочет изнутри посмотреть на работу местных структур и, вероятно, кого-то наказать. «Такие серийные преступления – это ЧП, – объясняет Артем Дубынин. – Никто не хочет на себя брать ответственность за то, что вовремя не разглядел серию, поэтому долгое время все это замалчивалось и прикрывалось». Все мои собеседники, работавшие в «маньячной группе», – а их было восемь человек, – рассказывают, что команду Державина и Костарева побаивались, ненавидели и всячески старались вставлять ей палки в колеса.

Как вспоминает Державин, местное руководство МВД не раз намекало ему, что найти виновного в преступлениях, которые случились несколько лет назад, практически невозможно – и именно поэтому в их группу «ссылали» так называемый балласт: самых неугодных сотрудников или молодых специалистов. Когда Державин с Костаревым просили выдать им более опытных оперативников, им отвечали примерно следующее: «Ваша группа – это неактуально. Раскрывать [новые] убийства – это актуально».

Одним из самых молодых членов «маньячной группы» стал вчерашний выпускник милицейского училища Артем Дубынин – когда он приехал в Ангарск, ему не было еще и двадцати лет.


Артем Дубынин родился в 1983 году в Усолье Сибирском – восьмидесятитысячном промышленном городе в 70 километрах от Иркутска. Отец будущего оперативника работал на стройке, мама – на химическом заводе; семья долго жила в общежитии, пока стояла в очереди на собственное жилье – и в 1992 году наконец получила двухкомнатную квартиру. Вскоре после переезда мама отвела девятилетнего Артема в районную библиотеку и оформила ему читательский билет. Его первой книгой стал «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» Александра Волкова: мальчику нравилась главная героиня, прилетевшая в волшебную страну из американского Канзаса Элли, ее дружелюбие – и то, как она «шла к своей цели и никого не боялась».

После этого Дубынин стал читать все подряд. Отчасти – вынужденно: ни приставки, ни видеомагнитофона в доме не было; семья рабочих в начале 1990-х вообще жила небогато. Иногда денег не хватало даже на еду, и на помощь приходили бабушка с дедушкой, которые хотя бы получали пенсию от государства: покупали масло или вещи, чтобы Артем и его младший брат Егор могли пойти в школу. Когда братья подросли, они и сами начали подрабатывать на стройках, помогая отцу, который в те годы брался за любую работу – был и сварщиком, и монтажником.

Галину Дубынину, мать Артема, с наступлением новой эпохи с химического завода сократили. Она устроилась технологом на спичечный комбинат, но скоро закрыли и его – и Дубынина пошла работать в школу. На пенсию она вышла учительницей физкультуры. Сыновьям новая мамина работа нравилась – спортзал всегда был в их распоряжении, и после школы они с друзьями часто приходили играть в баскетбол или волейбол, а по домам расходились, уже когда было темно.

Как вспоминает Артем, большую часть свободного времени в школьные годы он проводил на тренировках – с девятого класса он начал заниматься легкой атлетикой и часто ездил на слеты и соревнования. Спорт не мешал ему хорошо учиться. Любовь к литературе никуда не делась – в старших классах Дубынин дважды прочитал «Войну и мир», впрочем, оба раза пролистав сцены про любовь и отношения. Вне школьной программы подростка особенно увлекала серия «Черная кошка» – в ней издавали свежие российские детективы, вдохновленные новой реальностью: героические следователи в одиночку противостояли мафии, продажным чиновникам и маньякам. (Привычка к чтению осталась с Артемом на всю жизнь. Он и сейчас всегда читает, когда ест, – в основном книги о природе или о советских временах: Дубынин знает, что это вредно, но иначе уже не может.)

«Меня интересовало раскрытие преступлений и жизнь криминального мира. Несмотря на то, что в классе у нас почти все были отличниками и хорошистами, мой круг общения в тот период все равно был связан с криминалом, – объясняет Дубынин. – У нас были и школьные драки, и драки с другими школами, были и банды, и блатные, и наркоманы, и судимые – как-то приходилось в этой среде выживать». Среди атлетов, с которыми Артем много общался, тоже были те, кто уже в школе стал тянуться к криминалу и, например, вымогать деньги у одноклассников. Сам Дубынин, как он теперь считает, не стал преступником по чистой случайности – любая драка на школьной дискотеке теоретически могла закончиться уголовным делом, «но как-то пронесло».

Кто-то из подростковых знакомых Дубынина в итоге «снаркоманился», кто-то сел в тюрьму. Ближе всего он дружил с двумя парнями. Одного из них, Романа, когда тому было 20 лет, убили в Подмосковье, где он подрабатывал вахтовиком и тянул ЛЭП: рабочие повздорили на дискотеке с местными, те приехали на турбазу, где жили Роман и его коллеги, началась разборка – а когда друг попытался кого-то разнять, один из нападавших выстрелил из ружья ему прямо в грудь.

С другим товарищем Дубынина в те же годы тоже развела жизнь. «Однажды мой брат – ему тогда было 18 лет – сидел в кафе и отмечал с друзьями какой-то праздник, а недалеко оттуда было совершено убийство, – вспоминает Артем. – Егора притащили в отдел, угрожали, что закинут в камеру и скажут зэкам, чтобы его отпетушили. Все это происходило с ведома и по инициативе моего друга [который устроился работать в милицию] – наверное, он так хотел самоутвердиться в коллективе. Я, конечно, приехал и вытащил брата оттуда, но общение с этим человеком прекратил».

После этих двух историй Артем Дубынин решил, что жить лучше без друзей. Теперь у него есть только «товарищи». Разницу оперативник объясняет так: «Другу, как близкому родственнику, как брату, можно все доверить, полностью на него положиться. С товарищем же ты можешь обсудить какие-то моменты, в чем-то помочь, в чем-то он тебе поможет, но до конца ты никогда не будешь в нем уверен, потому что в силу каких-то обстоятельств он тебя может предать, подставить».

Когда пришло время выбирать будущую профессию, Дубынин решил пойти по стопам дяди, сотрудника дежурной части в Ангарске, и двоюродного брата – выпускника Высшей школы милиции, ставшего оперативником угрозыска. Выбор был обусловлен отчасти экономическими причинами: как заметил Артем, зарплату в конце 1990-х задерживали практически везде – но у сотрудников милиции была хоть какая-то стабильность. Летом 2000 года он подал документы одновременно в Рязанский институт ВДВ и в Восточно-Сибирский институт МВД в Иркутске – и решил учиться поближе к дому.

Годы в вузе Дубынину запомнились жестким графиком: на первом курсе все курсанты жили в казарме, на втором Артем вернулся жить к родителям в Усолье и каждый день садился на первую электричку до Иркутска, чтобы успеть на пары. Ни серьезных знаний, ни физической подготовки, по словам Дубынина, он в институте не получил: на занятиях по физкультуре курсанты просто бегали по залу или убирались, пока преподаватели занимались с группкой спортсменов, с которыми ездили на соревнования, – вместо того чтобы обучать всех будущих милиционеров хотя бы базовым навыкам самообороны.

Спустя два года, получив среднее специальное образование, лейтенант Артем Дубынин вышел на должность оперуполномоченного в Усольский городской отдел милиции. За два месяца молодой оперативник успел только заняться несколькими мелкими кражами, после чего в ноябре 2002 года к нему подошел один из начальников и саркастически сообщил, что Дубынина как «самого опытного сотрудника» отправляют в Ангарск – ловить маньяка, который убивает женщин.


Почти сразу вокруг «маньячной группы» возник заговор молчания: иркутские и ангарские оперативники не только считали зазорным работать с пришлыми следователями, но и вовсе не приветствовали никакое общение с оперативниками, которые искали маньяка.

В 2004 году из ангарского отдела милиции в группу Державина и Костарева был направлен Виктор Маслаков. Работа над делом для каждого вновь прибывшего сотрудника начиналась по одной и той же схеме: сначала новичок знакомился со всеми материалами (на это могло уйти около месяца), потом выдвигал свою версию событий и предлагал возможные направления работы – на первоначальном этапе расследования рассматривали каждую гипотезу. Дальше оперативника закрепляли за следователем и выдавали в производство несколько уголовных дел. Маслакову достались шесть: «В группе меня сразу научили порядку в делах, я понял, что у меня все должно быть разложено по полочкам, чтобы я в любой момент мог ответить на любой вопрос».

Главная сложность, с которой приходилось сталкиваться оперативникам, заключалась в том, что практически все вещественные доказательства и биологические образцы по убийствам, совершенным в 1990-х, были либо полностью утеряны, либо их было слишком мало для проведения экспертизы. Как сказал однажды один из руководителей следственной команды Сергей Державин, «группа начинала не с нуля, а с минуса».

Артем вспоминает, что в первый же день работы в «маньячной группе» ему выделили кабинет и следователя, и он начал «потихонечку втягиваться в работу». Дубынин получил в свое производство целых шесть уголовных дел. Чтобы не запутаться в них, он учился у коллег раскладывать все свидетельства и доказательства по полочкам: «Меня сразу стали учить порядку в делах, чтобы можно в любой момент мне вопрос по делу задать и я мог на него ответить».

Кое-где наводить порядок был особенно не в чем. По словам Дубынина, некоторые уголовные дела об убийствах состояли только из протокола осмотра места происшествия – даже в делах о краже обычно гораздо больше материалов. «Если уголовное дело насчитывает 10–20 листов, это говорит о том, что и работа не велась, и контроля никакого не было», – рассказывает Артем, объясняя это равнодушием и разгильдяйством коллег. «Если бы сразу все сделали нормально: нормально регистрировали все дела, а не гонялись за статистикой, то, наверное, и группы никакой не понадобилось бы – маньяка просто сразу поймали бы, – добавляет Маслаков. – Кому нужна эта хорошая статистика, если люди боятся ходить по городу в вечернее время?» Под «хорошей статистикой» имеется в виду так называемая палочная система оценки работы российских правоохранительных органов: под «палкой» подразумевается процент раскрытых преступлений к числу зарегистрированных и другие количественные показатели, которые должны расти год от года, если следователь или отдел не хочет получить взыскание от начальства. Одно из следствий такого подхода – то, что потенциальные «висяки» (преступления, которые сложно раскрыть) в 1990-х просто не регистрировали, не проводя даже базовую расследовательскую работу.

Команде Костарева и Державина фактически пришлось начинать дело заново. Следователи и опера ходили по квартирам родственников и соседей убитых, рылись в вещественных доказательствах, чтобы по крупицам собрать базу, на основе которой в итоге смогли установить генотип маньяка. Параллельно начальники занимались обучением подчиненных, которые раньше никогда не сталкивались с подобными делами и не знали их специфики: например, одна из ключевых сложностей с поимкой серийных убийц в том, что преступник и жертва зачастую не связаны ничем, кроме собственно преступления, из-за чего выйти на след маньяка особенно трудно. Необходимо было научить сотрудников группы и работе с новыми на тот момент типами информации: одному из оперативников Державин организовал поездку в Москву в департамент уголовного розыска, чтобы коллеги из отдела по раскрытию серийных преступлений показали ему, как отслеживать местонахождение человека, используя сигналы его мобильного устройства, накладывать друг на друга и анализировать разрозненные данные и выделять из них те, что могут помочь сформировать портрет преступника и выйти на его след.

Дубынин учился у Державина и Костарева устанавливать психологический контакт с подозреваемыми и свидетелями и проводить допросы. Как и его наставники, Артем всегда тщательно готовился к этим разговорам, составлял опросники и старался как можно больше разузнать о собеседнике заранее, чтобы по ходу беседы оценивать подлинность его слов. Поначалу, впрочем, приходилось просто налаживать контакт с людьми, которые уже не верили, что убийца когда-нибудь будет найден. «Поначалу даже родственники жертв не хотели с нами общаться, – вспоминает Дубынин. – Считали, что группу создали всего на пару месяцев, а потом об их деле снова забудут. Одни думали, что мы только снова все растревожим и растрясем, другие боялись связываться, чтобы потом по судам не затаскали. А мы терпеливо объясняли, что группа создана специально для раскрытия убийств женщин, и постепенно люди стали нам верить». «Когда мы завоевали их доверие, работа у нас пошла, оказалось, что родственники ничего не забывали, и дали нам очень хорошие показания», – говорит Державин. Нередко потерпевшие говорили, что раньше никто не интересовался тем, о чем спрашивали участники «маньячной группы».

Информацию, полученную от родственников жертв и свидетелей, вносили в базу данных. Следователи и оперативники не могли больше позволить себе терять ни одной детали – теперь каждая версия тщательно обрабатывалась, каждая зацепка заносилась в специальную таблицу, график или список, которые постоянно обновлялись и анализировались участниками группы.

Державин учил Артема записывать даже мелочи: «Опросил человека – запиши его адрес, контактный телефон, место работы – положи в дело. Это все потом может пригодиться».

Каждая новая версия, которая оказывалась в разработке у участников группы, требовала времени, а его всегда было в обрез. Чтобы сроки предварительного следствия продлили, а группу не распустили, начальству нужно было регулярно показывать результат.

В 2007 году у группы появился подозреваемый – Вадим Дьяченко. Было известно, что летом 1998 года он преследовал Наталью Зыскину, наркозависимую, которая занималась проституцией и в какой-то момент была убита, судя по почерку, именно ангарским маньяком. О том, что Дьяченко за ней следит, девушка незадолго до смерти рассказывала своей матери – в газетах потом писали, что она заразила мужчину венерическим заболеванием.

Дьяченко задержали, когда он вместе с семьей отдыхал в Крыму. На родину его этапировали через Симферополь, Белгород и Москву – сам подозреваемый потом предполагал, что следователи рассчитывали на то, что он не выдержит этапа, а после его смерти на него можно будет списать все преступления. В ангарском СИЗО Дьяченко провел следующие два года. Журналистам он потом рассказывал, что по ночам к нему приходили в камеру и избивали, а иногда – били током. Тем не менее убийство он на себя не взял, в итоге обвинение основывалось только на словах свидетеля, который утверждал, что якобы видел, как мужчина расправился с Зыскиной.

Один из участников «маньячной группы» утверждает, что дело на Дьяченко завели после допроса его бывшего подельника – они вместе якобы «крышевали проституток и наркоманок». «[Подельника] выдернули утром с глубокого похмелья, несколько часов не давали ни пить, ни курить, и тот, лишь бы от него отстали, подписал протокол, в котором утверждал, что Дьяченко преследовал Зыскину и та его боялась», – вспоминает мой источник. После этого Дьяченко и поместили в СИЗО и начали допрашивать. Спустя несколько дней подозреваемый сознался, но, когда оперативники поехали с ним на место преступления для проверки показаний, так и не смог указать на место, где было совершено убийство.

Усольский городской суд оправдал Дьяченко, не найдя в его действиях состава преступления. После освобождения врачи нашли у мужчины 46 переломов по всему телу. В итоге он получил компенсацию 200 тысяч рублей – в качестве возмещения морального вреда. Дубынин обсуждать со мной историю Дьяченко отказался, сказав только, что делом занимались его коллеги, а про побои и пытки ему ничего не известно.

Постепенно, по мере того как работа группы начинала очевидно затягиваться, Костарев и Державин, высокопоставленные силовики федерального уровня, стали появляться в Ангарске наездами, доверив координацию процессов собранной ими команде – и пригласив еще одного начальника: в 2005 году к оперативникам присоединился старший оперуполномоченный, замначальника уголовного розыска одного из районов Иркутска Юрий Морозов. Приехав в Ангарск, он обнаружил, что без руководителей многие сотрудники уже успели расслабиться, что сказывалось на повседневной работе группы. «Что такое работа опера? – объясняет Морозов. – У тебя 12 сотрудников, и каждый из них с самого утра куда-то едет, но ты же не будешь ходить за ними тенью и проверять, что конкретно они делают. Многие этим пользовались и начинали рассказывать сказки, а вместо того, чтобы работать, сидели дома или бесились где-нибудь». По словам Морозова, были и сотрудники, которые специально саботировали деятельность группы, – и когда их исключали из группы за нарушения, они возвращались в свои отделы в Иркутской области героями: там им давно советовали «перестать заниматься ерундой». «Почти каждый считал, что, переходя в группу, он предает свое подразделение, – объясняет Морозов. – Поэтому он любыми путями старался сделать так, чтобы из группы его убрали: или просто не работал, или выполнял указания Державина таким образом, что лучше бы не выполнял вообще».

При этом работы было предостаточно: ежедневно нужно было перечитывать сотни страниц отчетов и допросов, писать рапорты, направлять новые улики на экспертизу, раз за разом опрашивать свидетелей и потерпевших, проверять часто тупиковые версии. «Сначала нужно было собрать большое количество информации, потом объединить все данные: что-то откинуть, что-то оставить для отработки, – рассказывает Морозов. – Большинство оперов больше любят бегать, ловить кого-то, задерживать, «колоть». А здесь главное – сбор информации, анализ и потом уже разработка каких-то версий и всего остального. На территории каждый день что-то раскрывается – живая работа. Здесь надо было вдумчиво, кропотливо, без каких-то героических поступков работать головой, а молодым ребятам хотелось романтики, погони, захватов, стрельбы».

Через год после того, как Морозов стал участником группы, Валерий Костарев ушел на повышение и стал заместителем начальника управления по расследованию особо важных дел СК. Спустя еще три года Сергей Державин вышел на пенсию по состоянию здоровья. После этого группу едва не распустили – по словам Державина, им с Костаревым пришлось вмешиваться и предотвращать этот сценарий. В итоге оперативное управление группой полностью перешло Юрию Морозову.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 5 Оценок: 1

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации