Текст книги "Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки"

Обеспечение сетевого доступа к данной коллекции будет осуществляться на основе так называемых облачных вычислений (cloudcomputing), которые могут быть оперативно предоставлены провайдером из любого места Сети и иметь минимальные эксплуатационные затраты. Главное преимущество облачных услуг – своевременная реакция на любые вычислительные изменения, происходящие в Сети. Облачные технологии в целом имеют такие очевидные преимущества, как универсальный доступ к сетевой информации без аппаратной или программной привязки; возможность самообслуживания пользователя; объединение ресурсов Сети в единый общий сервис; автоматический режим изменения (расширения, ограничения) услуг для пользователя, так называемая эластичность услуг.

Облачный ресурс обеспечивает высокий уровень доступности к информационным услугам как на персональном компьютере, так и на мобильном телефоне или планшете. При этом пользователь (посетитель Музея-облака) полностью избавлен от необходимости приобретать специальные знания, т. к. контроль и управление всей виртуальной инфраструктурой облака осуществляется облачным провайдером.

Тем не менее для создателей Музея-облака техническая подготовка представляется необходимой. Прежде всего это касается формирования так называемой платформы виртуального музея как облачного продукта. Платформа – это комплекс программного обеспечения, в который входят инструменты создания, тестирования и реализации конкретного облачного продукта (система управления базами данных, связующее программное обеспечение, языки программирования). Платформа как конкретная «среда обитания» для облачного продукта должна иметь собственные параметры конфигурации, или инфраструктуру услуги. Пользователь (посетитель Музея-облака) получает возможность самостоятельного управления ресурсами облачного продукта, использования прикладного программного обеспечения, контроля над системами хранения данных.

К особым достоинствам облачных технологий можно присовокупить относительно низкую себестоимость продукта для пользователя (стоимость ноутбука или планшета); высокую производительность (большая часть программ и служб запускаются удаленно, в Интернете); упрощенную процедуру приобретения программного обеспечения (все нужные программы есть в Облаке); возможность автоматического обновления программ (все удаленные программы существуют исключительно в последних версиях, нет необходимости их переустанавливать или обновлять); отсутствие лимита на объем хранимой информации; совместимость с большинством операционных систем (для Облака нет разницы, на какой операционной системе работает пользователь); возможность совместного присутствия в Музее-облаке групп пользователей (нет необходимости пересылать информацию и редактировать ее; любое изменение, внесенное одним пользователем, тут же отражается у другого); возможность доступа к артефактам Музея-облака из любого места и в любое время; отсутствие привязки к оборудованию для хранения данных (это особенно важно для музейных коллекций, предметы которых имеют копии и автоматически распределяются по различным серверам).

Пожалуй, единственным недостатком облачных технологий (но очень существенным!) является привязка к глобальной Сети. В условиях навязываемого постмодерна, разрушающего границы любой аутентичности, информационная «привязка» к глобальной Сети создает вызовы и риски, которые могут реально угрожать независимости развития облачного продукта. В связи с этим Музей-облако должен иметь несколько степеней защиты, включая правовую (защиту интеллектуальной собственности в первую очередь). Авторы концепции Музея-облака «История человеческой цивилизации» им. Ю. В. Кнорозова, например, имеют юридически оформленное право на саму идею создания этого музея, право на изображение уникальных археологических и этнографических предметов частных коллекций в 3D, право на исходный код программы на сервере, право на все составленные в рамках проекта Музея-облака изображения историко-культурной реальности (карты, планы, рисунки, схемы, таблицы и т. д.), а также право на использование данного историко-культурного продукта при его тиражировании или в рекламных целях, в процессе размещения изображений Музея-облака в различных кросс-платформенных виртуальных средах.

На данном этапе реализации проекта Музея-облака «История человеческой цивилизации» им. Ю. В. Кнорозова авторы планируют инициировать его применение одновременно как в образовательном, так и в научном направлении.

Образовательное направление. Изучение истории становления и развития древних цивилизаций на сегодняшний день остро нуждается в новых технологиях, включая компьютерную визуализацию как самих исторических процессов, так и артефактов той или иной культуры. Главная причина актуализации технологических инноваций образовательного процесса заключается в том, что виртуальная форма усвоения учебного материала в целом является сегодня приоритетной моделью формирования молодежного мышления. Особенность данной модели основана на специфике усвоения информации: большая часть информации, поступающей из формализованных источников (учебник, лекция и т. п.), воспринимается молодежью в минимальной степени, учитывая «информационное цунами» развлекательных шоу, блогосферы и т. п. Учебная информация в подавляющем большинстве случаев остается не отрефлексированной и, следовательно, не поддается глубокому усвоению. Формируется «мозаичное (или клиповое) сознание», когда вся поступающая информация остается лишь на поверхностном уровне и в минимальном количестве, т. е. фактически не может быть полноценно использована в практической деятельности. Облачные технологии способствуют значительно более глубокой и естественной интеграции учебного материала в сознание учащейся молодежи. (Например, погружение с помощью виртуального тура в жизнь древних майя, интерактивное управление просмотром 3D-артефактов, самостоятельное решение задач систематизации предметов частных коллекций, представленных в виртуальной экспозиции, создание новых композиций, отражающих сюжеты религиозных верований, ритуалов, магических обрядов и т. п.)

Научное направление. Не менее эффективным представляется использование предметов Музея-облака в процессе исследования древних культур специалистами (культурологами, историками, археологами, этнографами и т. д.). В защиту этой эффективности можно привести ряд аргументов.

Первый аргумент: появляется возможность решения трудоемких задач организации непосредственного доступа к удаленным музейным коллекциям (пространственные, финансовые, административные и т. д.). Особенно привлекательно в этом смысле выглядит реальное получение доступа к предметам частных коллекций, которые, как уже говорилось, по закону не могут быть вывезены из страны их первоначального размещения (археологические предметы Свято-Троицкого православного монастыря в Гватемале относятся именно к такой категории коллекций).

Второй аргумент в пользу использования облачных технологий исследователями древних цивилизаций состоит в том, что многие коллекции находятся в таком состоянии, которое требует долгой и кропотливой работы как по восстановлению артефактов, так и по их типологизации. По этой причине традиционная экспозиция археологических древностей вряд ли может быть представлена широкой и научной общественности. А вот последовательная интеграция 3D-моделей археологических предметов в пространство виртуального тура сегодня представляется вполне решаемой задачей. Например, переход «путешественника» по ссылке к рассмотрению интерьера жилища древних майя может постепенно становиться все более и более содержательным за счет виртуальных реконструкций.

Третий аргумент – это использование 3D-моделирования археологических предметов в междисциплинарных исследованиях. Сегодня междисциплинарные исследования – такая исследовательская практика, при которой возможно преодоление противоречий между реальным миром (закономерности чего не всегда понятны) и организованным знанием научных дисциплин (базовые допущения, гипотезы, расширительные интерпретации сведений о реальности и ее организации). Например, виртуальная панорама позволяет систематически и организованно отображать эмпирические данные об объекте, применяя исследовательские средства нескольких дисциплин (например, метод эксперимента, математические и физические модели, системный анализ и т. д.). Точно так же создание виртуального тура допускает использование теорий разной степени обобщения и разработанных в различных дисциплинах, выбор направления научного поиска на пересечении альтернативных гипотез, построение нестереотипных интерпретаций на основе междисциплинарного знания.

По сути, полноценная реконструкция объектов (как материальных, так и духовных) Древнего мира в виртуальном пространстве сегодня возможна только в рамках междисциплинарности. Отказ от «охраняемой» аутентичности той или иной конкретной дисциплины, «открывание» ее границ для диалога с другими дисциплинами в разы увеличивают объяснительные возможности нового (синтетического) подхода.

Несмотря на трудности междисциплинарного подхода (неопределенность понятий и терминов, размытость восприятия специфики смежных дисциплин, способ и степень взаимодействия между ними, разность логических приоритетов), он однозначно провоцирует появление альтернативных исследовательских проектов, ориентированных на «расколдовывание» реальности любого исторического времени. Именно «недисциплинированный» исследователь, игнорирующий границы дисциплинарной аутентичности, не боится адаптировать под исследование Древнего мира и социальные, и естественные, и точные науки. В результате такой научный проект, как Музей-облако, не только сам обретает черты инновационного, но и расширяет границы будущих исследований древних цивилизаций. Большой проблемой для Мезоамерики (и прочих доколумбовых культур) является сложившееся у исследователей «отторжение» этого пространства от традиционного Древнего мира, что является продолжением средневекового евроцентризма. Важной задачей становится вписание этого материала в общий цивилизационный процесс.

Появляется возможность воссоздания ментальной картины Мезоамериканской цивилизации, обозначение структуры духовной жизни древних майя, их верований и космологических представлений, воссоздание психотипа представителей одной из древнейших культур. Подобного рода историко-культурные реконструкции могут быть востребованы для разработки новой исторической и идеологической концепций, а также для выявления и преодоления базовых ограничений, имеющих место в сфере современного научного и технологического знания.

Четвертый аргумент – это увеличение возможностей для популяризации научных знаний. Как известно, достижения научных исследований зачастую остаются в «башне из слоновой кости» для широкого круга обычных людей. Облачные технологии, в частности кросс-платформенные инструменты, позволяют размещать музейные коллекции там, где аккумулируются интересы самих пользователей. Например, размещение экспозиции Музея-облака в «Теплице социальных технологий» (http://te-st.ru) позволит использовать контент общественного образовательного проекта для привлечения внимания в том числе и к виртуальным выставкам археологических артефактов. Основная миссия «Теплицы» – развивать культуру создания гражданских онлайн-приложений, т. е., по сути, связывать гражданских активистов, нацеленных на формирование социального государства, с IT-специалистами, способствующими решению множества социально значимых проблем при помощи информационных технологий. Мы полагаем, что размещение музейных коллекций в подобного рода среде будет не просто уместным, но и взаимовыгодным начинанием.

Пятый аргумент – упрощение процедуры координации научных работ, проводимых исследовательскими структурами и отдельными исследователями в различных уголках земного шара, а также активизация деятельности экспертного сообщества. В идеале предполагается создание на базе Музея-облака многофункционального интернет-портала, в задачи которого войдет не только объединение исследователей, работающих над проблемами древних цивилизаций, но и привлечение к работе лиц, интересующихся научно-исследовательской тематикой изучения древних культур.

Шестой аргумент – создание в рамках Музея-облака общедоступной базы данных и библиотеки по тематике древних цивилизаций. Среди наиболее актуальных тем – заселение континента и этногенез, социальное устройство, религиозные представления, обрядовые практики, источниковые проблемы, систематизация эпиграфического наследия, научные знания и технологии, проблемы адаптации, диета, хозяйственная деятельность и многое другое.

Возможности Музея-облака позволяют оптимизировать сбор, систематизацию и аналитическую обработку информации, полученную в ходе различного рода специализированных исследований, и проводить регулярные мониторинги открытых источников информации по данной тематике.

Седьмой аргумент – организация международных экспедиционных проектов с привлечением спонсорских средств со стороны как государственных, так и частных структур. Облачные технологии позволяют оптимизировать сам поиск спонсорской помощи за счет виртуального формата демонстрации музейных объектов. Любые переговоры с потенциальным спонсором пройдут значительно эффективнее, если проект экспонирования археологических артефактов будет представлен в интерактивном формате и 3D-изображении.

Подводя общий итог, можно сказать, что использование облачных технологий в музейной практике обеспечивает новый уровень экспонирования коллекций, соответствующий вызовам информационного общества. Более того, формат Музея-облака позволяет постепенно развивать созданный ресурс, адаптируя его к новейшим исследовательским и образовательным инновациям.

Вместе с тем приходится констатировать, что в XXI в. именно такой тип музея, как Музей-облако, соответствует базовым задачам, поставленным еще перед Первым Мусейоном: образование, информация, а также уже глобальная доступность.

Библиография

Ершова Г. Г. Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Мезоамерика. М.: Новый акрополь, 2007. 392 с.

Ершова Г. Г. Нелегкий опыт междисциплинарности // Стены и мосты: междисциплинарные подходы в исторических исследованиях: Материалы международной научной конференции. М.: Совпадение, 2012. С. 49–69.

Кнорозов Ю. В. Мазар Шамун-наби // Советская этнография. 1949. № 2. С. 86–97.

Кнорозов Ю. В. «Сообщение о делах в Юкатане» Диего де Ланда как историко-этнографический источник // Ланда Д. де. Сообщение о делах в Юкатане. М.; Л.: Наука, 1955. С. 3–96.

Юренева Т. Ю. Музеи мира. История и коллекции, шедевры и раритеты. М.: ЭКСМО, 2011. 496 с.

Decreto 26–97 del Congreso de la República de Guatemala sobre la «Ley para la protecciyn del Patrimonio cultural de la Naciyn», publicado a páginas 1361 a 1356 del número 46, tomo 256, de fecha 12 de mayo de 1997, del Diario de Centro América.

И. Н. Ершов
Н. Ф. Федоров о месте и роли археологического наследия в музее
I. N. Ershov
N. F. Fedorov on а Place and Role of Archaeological Heritage in а Museum

УДК 902; 069

Аннотация: статья имеет историографический характер; на основе анализа произведений Н. Ф. Федорова в ней обосновывается ведущее место археологии и музейного дела в конструктивной системе практической части его философии общего дела; показаны ясное понимание философом ограниченности научного аппарата археологии его времени и указанные им пути совершенствования возможностей науки за счет привлечения методик естественных наук. По убеждению философа, тесный союз археологической науки и музея – непременное условие «братства всех живущих», без которого невозможно исполнение сыновнего долга по сохранению и изучению всего комплекса духовно-материальной культуры прошлого; этическое сопровождение научной деятельности является гарантией экологичности новой парадигмы науки, которую он выдвигает.

Abstract: the article is historiographical in nature; based on the analysis of works by N. F. Fedorov it substantiates the leading role of archaeology and museology in the structural system of practical part of his philosophy of the common cause; shows a clear understanding by the philosopher of the limited research options of archaeology at his time, and the ways to improve the capacity of science by bringing the methods of natural sciences. According to philosopher's convictions, the close union of archaeological science and a museum is a prerequisite for a «brotherhood of all living», which is essential to the fulfillment of the filial duty to preserve and study of the whole complex of spiritual and material culture of the past; ethical support of scientific activity is the guarantee of environmental friendliness of the new paradigm of science, which he puts forward.

Ключевые слова: историческая наука, археология, музееведение, музей, музейное дело, Н. Ф. Федоров, русский космизм, философия общего дела, научная этика.

Keywords: historical science, archaeology, museology, Museum, museology, N. F. Fedorov, Russian cosmism, the philosophy of common cause, a scientific ethics.

…для ученых история есть суд, судебный приговор, ими, учеными, произносимый; для неученых же… история есть поминовение.

Н. Федоров. Собр. соч. Т. 3.

Осмысление проблемы информационного обеспечения исторической науки в целом и конкретных исторических дисциплин (археологии, этнологии и т. д.) как необходимого условия их нормального развития актуально в настоящее время, но не менее важно оно было и столетием ранее. О том, как подходил к решению этой проблемы один из крупнейших мыслителей конца XIX в. Н. Ф. Федоров, пойдет речь в данной статье.

Основатель «русского космизма» Николай Федорович Федоров (1829–1903) всю свою сознательную жизнь посвятил преподаванию истории и географии и библиотечному делу[3]3
  Основные вехи его жизни просты и мало о чем говорят читателю его произведений. Будучи рожденным вне официального брака в семье князя П. И. Гагарина в усадьбе с. Ключи Тамбовской губернии, Н. Ф. Федоров получил, однако, хорошее образование в губернской гимназии и Ришельевском лицее Одессы; преподавал в уездных училищах Липецка, Одоева, Богородска (Ногинска), Углича, Боровска, Подольска; с 1869 г. и до конца жизни работал библиотекарем в главных московских библиотеках: Чертковской («Чертковке», из которой впоследствии образовалась Государственная публичная историческая библиотека России) и Румянцевской («всеобщая библиотека России», впоследствии Библиотека им. В. И. Ленина, ныне Российская государственная библиотека).


[Закрыть]. Но это лишь внешняя сторона его биографии. Внутренняя же жизнь была посвящена без остатка разработке «философии общего дела», в рамках которой истории и археологии отводилось особое (можно сказать, одно из главных) место. Мы постараемся раскрыть логику размышлений философа, приведших его к таким выводам, его практические шаги в стремлении обосновать и реализовывать в жизни свои воззрения на историю вместе с археологией, найти оригинальным идеям Федорова место в истории развития парадигмы науки, показать еще не до конца исчерпанную эвристичность этой парадигмы.

Воззрения Н. Ф. Федорова на нашу науку довольно сложно вычленить из бесконечной череды небольших статей и мелких заметок (как правило, анонимных), его писем к ближайшим друзьям и помощникам; однако теперь, к счастью, работа по полной публикации и комментированию его наследия уже проделана [Федоров, 1995–2000]. Эти немногие тексты философа в первом приближении расслаиваются на три значимых для нас уровня: верхний, «парадигматический», посвящен рассмотрению места и перспектив археологии в системе его учения (статьи «Что такое отечествоведение?», «Золото и прах» и др.), средний – практическому применению отдельных идей учения в жизни (в частности, в сфере музейного дела и организации региональной науки – см. заметки 1899 г. «О месте будущего Археологического съезда», «Где быть научным съездам в Туркестане», «Музей, его смысл и назначение», статья-утопия «Воронежский музей в 1998 году» и др.), нижний – конкретным вопросам археологической жизни, очерченным самими названиями его статей («Так называемые каменные бабы как первый надгробный памятник», «Каменные бабы как указание смысла, значения музеев» и др.). Большинство статей написано философом во второй половине – конце 1890-х и в самом начале 1900-х гг. Рассмотрим их последовательно по обозначенным уровням.

Исследовательница творчества философа С. Г. Семенова верно отмечает, что «общественные инициативы Федорова 1890-х годов, печатные выступления самого мыслителя и его сподвижников никак не могут быть рассматриваемы вне современного им исторического и культурного контекста. Царствование императора Александра III характеризовалось устойчивой тенденцией к расширению движения за изучение родной старины, прошлого России, памятников ее истории, материальной и духовной культуры. Вторая половина 1880-х – начало 1890-х годов были своеобразным пиком этого движения, не утратившего своей мощи и в первые годы правления Николая II» [Семенова, 1997. С. 573]. Тот же подъем в науке, в первых шагах русских ученых к осмыслению археологии в системе человеческого знания отмечен и в археологической науке этого времени [Платонова, 2010. С. 44–46].

Однако следует подчеркнуть и «вневременность», несиюминутность основных постулатов учения Н. Ф. Федорова, их тесную взаимосвязь с корневыми основами христианского вероучения вообще; по этой причине можно говорить о влиянии на формирование личности мыслителя всего комплекса русской культуры в ее самом широком пространственно-временном контексте [Семенова, 2004. С. 445–462].

Кратко суть философского ядра его учения («супраморализма, или великого синтеза» [Федоров, 1995–2000. Т. 3. С. 320–321; работа написана в основном в Подольске], «философии общего дела» [Федоров, 1982]) можно выразить как предельное развитие христианской этики, основывающейся на постулатах всеобщей любви и братства и на этой почве требующей безусловного восстановления живой братской связи всех ныне живущих со всеми умершими предками (вплоть до «воскрешения отцов», понимаемого им как сложный двуединый метафизический, но осязаемый процесс). Здесь необходимо иметь в виду, что эта эсхатология, по мнению мыслителя, сохраняет свое место в рамках христианской догматики, о чем не устают напоминать нам и современные исследователи: «Еще С. Н. Булгаков обратил внимание, что ни одна идея Николая Федоровича не подвергается такой опасности лжетолкования, искажения, вульгаризации, как этот головокружительно смелый его „проект“. Особенно велика опасность истолковать религиозную идею Николая Федоровича в духе современных научных позитивистов a la Мечников и религиозный идеал превратить в невыносимую пошлость» [Булгаков, 1998. С. 326]. Впрочем, и сам Федоров предвидел возможность искажения своих мыслей и, по свидетельству Кожевникова, «многократно высказывал, что „ничего так не боится, как того, что „передовые“ и „неверующие“ „пожалуют“ его в атеисты, от каковой чести он наотрез отказывается“» (из письма В. А. Кожевникова П. А. Флоренскому, 7 сентября 1913 г. // Вопросы философии. 1991. № 6. С. 114) [Морозова, 2003. С. 323].

Это также и понимание Истории и археологии как пути от «небратства» ко всеобщему «братству» и Истории как «проекта», т. е. История – то, что дóлжно осуществить, что можно запланировать, если человечество пойдет по этому пути (некоторые исследователи пытаются включать учение Н. Ф. Федорова в общую схему развития «проективной философии», имеющей не только чисто российские территориально-хронологические истоки и пределы, но и общемировые [Шишкин, 2003. С. 153–158]. Нам кажется, что это является упрощением и схематизацией, удобной лишь для самих историков науки). Никто и ничто, кроме самого человека как существа разумного и разумно сотворенного, не может привести этот план в исполнение [Семенова, 2004. С. 220]. Логично предположить, что отсюда начинается дорога от догматических представлений религии о роли человека в мире к гностическому восприятию мира [Ковтун, 2009. С. 84]. Однако следует отметить и то, что сам мыслитель прямо полагал, что его взгляды являются как раз активным преодолением мистицизма древних учений с их пассивным восприятием мира. От ядра его учения расходятся нити рассуждений, объемлющие буквально все стороны жизни, науки и религии в их тесной взаимосвязи.

Таким образом, основной чертой учения Н. Ф. Федорова является его глобальность – всемирность, выражаясь языком его сочинений. Всемирность объемно не ограничивается нашей планетой, а охватывает всю мыслимую Вселенную. Это важно подчеркнуть, указав тем самым и на сверхантропологизм, универсализм учения, выделяющий его из ряда прочих философских систем. Также необходимо иметь в виду, что «супраморализм» Федоров определяет не только как христианскую нравственность, но как само христианство, «в коем вся догматика стала этикою (догматы заповедями), и этикою, неотделимою от знания и искусства, от науки и эстетики, которые должны сделаться, стать орудиями этики…» [Федоров, 1995. Т. I. С. 388; Титаренко, 2003. С. 58].

Отсюда истекает и возможность каждому, в том числе специалисту-ученому, найти что-то существенное для обозрения путей развития своей науки в учении Н. Ф. Федорова. Отсюда же проистекает пристальное внимание самого мыслителя к роли и месту археологии как основного познавательного инструмента в деле практического «воскрешения отцов»: «Мир прошедший, покорный мощному голосу науки, поднимается из могилы ‹…›. Тогда все некогда живое воскреснет в человеческом разумении, все исторгнется от печальной участи бесследного забвения, и то, чего кость истлела, чего феноменальное бытие совершенно изгладилось, восстановится в светлой обители науки – в этой обители успокоения и увековечивания всего временного» (так сам Н. Ф. Федоров цитировал слова А. И. Герцена, в отличие от автора понимая их не как метафору, а буквально) [Семенова, 2004. С. 223–224].

Следуя той же логике, история в учении Федорова превращается во вспомогательный раздел археологии, а остальные науки являются лишь подспорьем этих главных наук человечества. Отсюда и пристальное внимание мыслителя к проблемам происхождения человеческого рода, этногенеза отдельных народов, к развитию музейного дела и к сохранению памятников материальной культуры страны. Тем не менее его вниманием охвачены и такие, казалось бы, мелкие и незначительные моменты жизни, как развитие краеведения («местной истории») в провинциальной России, включая самые низовые уровни: история сел, история отдельных родов рядовых людей (крестьян, мещан и т. д.), местная и микротопонимика, местный фольклор и диалектология; отдельные археологические объекты (в особенности погребальные памятники, вплоть до современных ему кладбищ). Все разнообразие мелких подразделений науки о человеке вплеталось мыслителем в нечто единое, направленное к конечной цели «всеобщего братства», воссоединения отцов и детей.

В важной работе историософского плана «Золото и прах» (1900) мыслитель указывал: «Золото объясняет, почему История, как факт, есть взаимное истребление. Прах же отцов дает смысл и цель Истории как проекту воскрешения… Археология или История на Земле, как кладбище, распространяется, производя раскопки по всему миру, хотя и не сделалась еще повсеместною, не познала себя наукою сынов, изучающею останки отцов… Археология еще не соединилась с естествознанием, с познанием силы рождающей и разрушающей» [Федоров, 1995–2000. Т. 3. С. 373]. В работе того же периода «Об истинной религиозности», посвященной разбору поэмы «Цена жизни» его ученика и последователя В. А. Кожевникова, мыслитель пояснял: «…И сам человек представляет „весы“, когда в одной руке держит горстку праха, а в другой – золото, и если бросит прах на могилу умершего и, взявши золото, удалится от могилы, то будет блудным сыном, „человеком“ или гражданином нашего времени; или же, оставив золото, сделает прах предметом исследования или познания того, чем он был, доказывая восстановлением того, чем он был, истину восстановления» [Федоров, 1995–2000. Т. 3. С. 550].

Итак, цель археологии, истории и человека в ней, по мысли Н. Ф. Федорова, – отклониться от злата, от стремления к бесконечному потребительству, наращиванию материального благополучия (т. е. от исчерпавшей себя современной позитивистской парадигмы развития человечества) и сохранить прах предков (т. е. весь массив духовно-материальной культуры прошлого) для его надлежащего исследования (причем исследования не мертвого, «ученого», а живого, «жизнесловного», комплексного по своей сути, учитывающего все достижения современной научной мысли). Это моральный императив его определения науки. «Мы потому и называем Археологию величайшею и святейшею наукой, что без познания памятников и останков умерших, – познания не мысленного только, – невозможно объединение, братство живущих», – писал он в статье «О значении обыденных церквей вообще и в наше время (время созыва конференции мира) в особенности» [Федоров, 1995–2000. Т. 3. С. 5–46] (статья-обращение была по просьбе Н. Ф. Федорова опубликована от имени его хорошего знакомого, археолога С. А. Белокурова, как запрос к предстоявшему Археологическому съезду в Риге [Белокуров, 1896. С. 34–35]).

Из этого понимания археологии проистекает и определение Н. Ф. Федоровым важнейшей роли такой формы организации современной ему науки, как Всероссийские археологические съезды (каковая организация должна быть, по его мнению, многоуровневой: от низовых областных и губернских съездов идти к общегосударственным). Роль съездов видится им прежде всего в пробуждении и подъеме интереса провинциальной и местной, уездной, общественности к прошлому своего края. Поэтому он ратует за всяческое расширение географии Археологических съездов, которые в тот период стали охватывать и национальные окраины Российской империи. Правда, логика организаторов съездов и Н. Ф. Федорова в этом были принципиально несхожими. Уваровы во главе Московского археологического общества преследовали, кроме сугубо научных, еще и государственно-политические цели – цементации, консолидации научной общественности империи, преодоления зарождавшегося национального сепаратизма, распространения имперского научно-культурного стандарта и на нерусские губернии.

За внешней риторикой статей философа, в которых содержатся и его идеи относительно географии съездов, зачастую прячутся чисто научные цели. Так, в работах 1899–1900 гг. («О месте будущего Археологического съезда», «Где быть научным съездам в Туркестане?» и др.) он задает Предварительному комитету будущего съезда вопрос: «где искать прародину ариев и как организовать комплексную экспедицию на Памир?» (Н. А. Янчук по его просьбе представил X Археологическому съезду в Риге два запроса: о прародине ариев и об учреждении комплексной международной научной экспедиции по изучению Памира [Федоров, 1995–2000. Т. 5. С. 365]; мыслитель просил В. А. Кожевникова познакомить Янчука со своей статьей «О месте будущего археологического съезда» (подробнее см. об этом: [Ершов, 2012. С. 114–116]). Н. Ф. Федоров предложил для ускорения решения этих вопросов собрать съезд в Самарканде: «Значение Памира велико и в настоящем, а потому и желательно, чтобы Самарканд, стоящий у подножия Памира, стал местом не археологического лишь съезда, но и съезда естествоиспытателей и врачей. Если исторически возможно еще сомнение относительно Памира как могилы (по народным сказаниям) или колыбели (как выражаются желающие забыть о смерти) предка, праотца, то географически и особенно этнографически Памир есть несомненно центр, кровля мира ‹…›. Это исследование тем особенно важно, что оно требует международных научных экспедиций, а вместе и соединения усилий историко-археологических и антропо-натуралистических; такая же совместная работа будет способствовать замене местного, народного патриотизма – всеплеменным и заставит как натуралистов, так и археологов признать необходимость всестороннего изучения вопроса – лингвистического, археологического и антропологического…» [Федоров, 1995–2000. Т. 4. C. 207–210].