Текст книги "Роза Люксембург: «…смело, уверенно и улыбаясь – несмотря ни на что…»"

Подобно тому, как когда-то просветители привели буржуазию к осознанию её собственных политических интересов и таким способом сделали способной к самостоятельному политическому действию, социалистическая партия должна была помочь пролетариату сформировать волю к собственному освобождению. Роза Люксембург хотела развить в пролетариате волю, которую нельзя было сокрушить никакой силой, к тому, чтобы, как писал Карл Маркс, «ниспровергнуть все отношения, в которых человек является униженным, порабощенным, беспомощным, презренным существом».

Ленин не мог простить ей этого «уклона». И по прошествии многих лет после её смерти он пять раз повторил в иезуитской манере «Она ошибалась», прежде чем снизошёл до однократного «Но…».

В вопросе о парламенте Роза Люксембург чувствовала себя связанной с Фридрихом Энгельсом, по мнению которого парламент предоставлял трибуну для революционной пропаганды – и только. Общество могло, на её взгляд, освободиться лишь в том случае, если освобождался пролетариат. Освобождение посредством практики, посредством постепенного изменения соотношения сил было для неё единственным рациональным путём освобождения. В центре намерений Розы Люксембург стоял не непрерывный прирост численности членов пролетарских организаций и избирателей, а нарастание самосознания и способности к политическому действию. Партия должна была формировать предложения для рабочих и предоставлять им принятие решений, считаясь даже с опасностью их отклонения, с чем следовало соглашаться в любом случае.

Проблема, которую Роза Люксембург все же не решила, заключалась в вопросе революции, хотя она была революционеркой, а может быть, именно поэтому. И в этом случае она оказалась сильнее в полемике, нежели в положительном объяснении. По меньшей мере в одном пункте она совершенно точно знала, чего не хотела, – любой формы бланкизма. Луи Огюст Бланки (1805–1881), проведший большую часть жизни в тюрьме, развил идею строго организованного тайного союза, который в результате государственного переворота должен взять власть и затем ввести социализм. В 1904 году Роза Люксембург впервые упрекнула Ленина и большевиков в таком замысле: ленинская «партия нового типа», большивистская партия профессиональных революционеров, по её мнению, скорее бланкистская, нежели рабочая партия, и если она сочтёт это политически своевременным, то не побеспокоится и об интересах рабочих. Тем самым Розе Люксембург было суждено оказаться правой в такой мере, как она не могла и предположить. Ведь слабые в численном отношении большевики после взятия власти опирались – в отличие от того, что постулировала теория – не на рабочих и их движение, а на революционно-крестьянское движение солдат. По инициативе Троцкого они создали новую, преданную им военную силу – Красную Армию, а тем самым как социальную, так и силовую основу для себя. Даже после истребления всего командного состава в 1938 г. эта армия наряду со сталинским партийным и государственным аппаратом и политической полицией оставалась до 1991 г. важнейшим фундаментом власти. Без этих трёх элементов, которые внешне, конечно же, приспособились к новым условиям, нельзя понять и сегодняшние политические отношения в России.

Понимание революции Лениным было не только ориентированным на власть, но и механистическим: в условиях революционной ситуации с помощью боевой партии надлежало достичь прорыва в той точке общества, которая легче всего поддаётся изменению. Этой точкой была государственная власть, которую следовало завоевать и никогда больше не отдавать. Вслед за тем общество должно было быть преобразовано сверху с помощью государственной власти, начиная с отношений собственности. То, что в теории было обвито мягким божественным сиянием, на практике породило нечто малобожественное – реально существующий социализм. Он прошёл три фазы: революционную до 1927–1928 гг., тоталитарную до 1953 и фазу медленно разлагавшейся бюрократической диктатуры до 1989–1991 гг. Под конец он рухнул как пустотелое дерево; социальные развалины, которые он оставил, прежде всего на своей родине, в России, и по сей день пребывают в состоянии, достойном сожаления, не говоря уже о миллионах злодейски убитых в его тоталитарной фазе.

Напротив, Роза Люксембург была вдохновлена священным благоговением перед любой формой жизни. Ей, ботанику и любителю всего живого, было чуждо всё механическое, её мышление было органическим. Если Ленин планировал и организовывал великий прорыв, то она скорее ощущала последствия глубоких изменений, которые не так легко, как взятие политической власти, можно было обратить вспять. Она не хотела взятия власти маленькой группой, господства меньшинства над большинством, она хотела увидеть, как созревает рабочий класс и освобождает себя, до тех пор… здесь она не смогла довести до конца свои размышления.

Именно там, где речь шла о революции, Роза Люксембург в наименьшей степени освободилась от традиционного марксизма. Она мыслила в категориях Французской революции 1789 г. и в лучшем случае ещё Парижской Коммуны 1871 г. Она оказалась более не в состоянии разрешить противоречие между освобождением и революцией, между освобождением и насилием. Она не рассматривала революцию как момент столкновения в свой концепции освобождения, но так и не смогла в этом пункте освободиться от восходившего к молодому Марксу ожидания революции как события, которое распахнёт дверь к свободе. В конечном счёте Роза Люксембург видела выход из капитализма не в следовании своему освободительному подходу, а в «традиционной» революции. Это была ошибка, за которую она и другие руководители КПГ, основанной на рубеже 1918–1919 гг., заплатили своими жизнями.

Вместо того чтобы действительно воспринимать революции в качестве «локомотивов всемирной истории», с помощью которых могут разряжаться противоречия, готовые вот-вот взорваться, и освобождаться пути к демократическому развитию, она оставалась в плену идеи, в соответствии с которой «социалистическая» революция приведёт к совершенно иному качеству, чем революция «буржуазная». (Тем самым не сказано ничего против революций, которые будут повторяться вновь и вновь, а скорее против связанных с революциями ожиданий спасения и счастья). Но Роза Люксембург – и этим лишь подчёркивается её величие – вполне сознавала, что до сих пор не дала убедительный ответ на этот и другие вопросы. В последние часы жизни она, ожидая нового ареста, планировала в тюрьме заняться анализом только что пережитой революции.

При этом она не начинала с нуля, ибо имела общее представление для того понимания революции, которое намеревалась развить. В своей теории накопления она предприняла попытку анализа причин империализма. Она исходила из того, что капиталистическая экономика нуждается в постоянном росте и должна поэтому подчинять всё большие части некапиталистического мира в колониях – пока не останется больше некапиталистического хозяйства и капитализм не выльется в катастрофу, которую она называла «варварством». Задача пролетарских масс и их партии заключается в том, чтобы опередить это, перейдя к социализму. В соответствии с этим она, следуя Марксу, сформулировала свою, часто неправильно понимаемую, альтернативу «социализм или варварство».

Вопрос о том, что этот переход должен был осуществляться с помощью «реалистической революционной политики», применявшей все средства, в том числе и реформы, – был для Розы Люксембург решённым, причём она считала революцию если не безусловно желательной, то, во всяком случае, очень вероятной. Правда, как вести себя в условиях революции, ей было в конечном счёте неясно. В этом состояло большое различие между ней и Лениным, который совершенно точно знал, чего он хотел: при первой благоприятной возможности взять власть, причем всю власть целиком, а там видно будет.

Было ещё и второе отличие – в вопросе об организационном отделении от социал-демократии. В то время как большевики видели в организационном вопросе исходный пункт всей революционной практики и действовали соответствующим образом, Роза Люксембург сделала из русской революции 1905–1907 гг. обратный вывод. Она полагала, что левые должны насколько возможно долго оставаться в больших социал-демократических партиях, а тем самым близко к рабочим.

Поэтому после начала войны, несмотря на предательство, совершённое 4 августа 1914 г., Люксембург наотрез отказывалась выйти из СДПГ. Хотя она и сформировала совместно с Францем Мерингом «Группу Интернационал», вскоре названную «Группой Спартак», но сделала это внутри социал-демократии. Когда в 1917 г. СДПГ раскололась из-за вопроса о войне и мире, Роза Люксембург и её друзья, оставаясь самостоятельными в политическом отношении, ушли в «Независимую социал-демократическую партию Германии» (НСДПГ). Создание собственной партии она считала вредным. Она полагала, что если дойдёт до революции, то движение масс, как это было в 1905 г. в России с Советами, породит соответствующие организационные формы. Поэтому она согласилась с обособлением «Группы Спартак» и ее превращением в «Союз Спартака» только после того, как разразилась революция. Вышедшая из неё Коммунистическая партия Германии – а таким названием

Роза Люксембург отнюдь не была довольна – стала продуктом этой революции.

В «неправильной» революции

В статьях и манифестах Роза Люксембург пыталась объяснить пролетариату смысл революции… Но сколько рабочих и сколько солдат понимали Либкнехта и Люксембург? Тьма царила в солдатских головах. Либкнехт – это тот, кто хотел мира и кричал «Долой войну». Солдатам казалось, что это хорошо…

Теперь он звал… «на новую войну», на войну угнетенных против угнетателей.-.Солдат не мог понять этого. А что уж они знали о Люксембург?…Массы не понимали обоих…

Фриц Геккерт, 1921 г.

В 1913 г. в Бокенхайме под Франкфуртом-на-Майне Роза Люксембург призвала солдат в случае войны отказать командирам в повиновении и была приговорена за это к году тюремного заключения, которое с начала 1915 г. отбывала в женской тюрьме на улице Барнимштрассе в Берлине. Вслед за тем она недолго пробыла на свободе, вплоть до Ноябрьской революции находясь в «превентивном заключении» в крепости Вронке в Силезии и в Бреслау[18]18
  После 1945 г. Вроцлав. – Прим. перев.


[Закрыть]. «Группа Спартака» вела тем временем тяжёлую и опасную нелегальную антивоенную пропаганду. Явно постаревшая, с почти седыми волосами, 47-летняя женщина окунулась 8 ноября 1918 г. в революцию.

И снова она рассчитывала на «пролетарские массы». Руководство СДПГ, которое четыре года поддерживало убийство миллионов рабочих на полях битв мировой войны, оказалось 3 октября 1918 г. вознаграждённым за свою верность вхождением в правительство. Тогда оно полагало, что достигло, наконец, своей цели – разделения власти между старым обществом и пролетарским альтернативным обществом. Поэтому, когда в ноябре 1918 г. революциюнное движение солдат смело это разделение власти, руководство СДПГ пошло на союз с лишённым власти командованием рейхсвера и тем самым спасло для германских элит милитаризм.

«Группа Спартак», годами работавшая ради революции, оказывала на эту революцию – несмотря на антивоенную работу, стоившую немалых жертв, – в лучшем случае маргинальное влияние. Она приступила к действиям, когда всё уже совершилось: император бежал, война закончилась, провозглашена республика, введён 8-часовой рабочий день, из Пруссии исчезло трёхклассное избирательное право. Движение солдат распалось так же быстро, как оно и возникло – распалось на мужей и сыновей, хотевших только одного: вернуться домой.

Левые вокруг Карла Либкнехта и Розы Люксембург, сконцентрированные на усталых рабочих, в революционность которых они краткое время верили, поняли слишком поздно, что рабочие в большинстве своём не только не хотели революции, но что их даже не устраивала и республика, оставленная им солдатским движением. Эта республика не была порождением рабочего движения. Руководство СДПГ, довольное разделением власти, её не хотело. Её не хотела и НСДПГ, сосредоточившаяся на прекращении войны. Её не хотела также «Группа Спартака», ориентированная на антикапиталистическую революцию.

Для пролетарских масс политической проблемой было самое большее трёхклассное избирательное право в Пруссии, а эта проблема могла быть решена и в конституционной монархии. Немцы скорее по недоразумению лишились бранденбургско-прусской монархии вместе со всеми остальными династическими владыками.

Мир и хлеб, а также несколько более модернизированные, более открытые миру политические условия – вот, собственно, и было всё, чего они хотели. Вместо этого они получили республику, на несколько лет ситуацию, подобную гражданской войне, а под конец ещё и галопирующую инфляцию, которая до нитки обирала средние слои и заставляла оголодавших горожан заживо разрезать лошадей на куски.

Это было в 1923 году, когда полуразложившееся тело Розы Люксембург было давно уже захоронено на кладбище Фридрихсфельде: многие месяцы она пролежала в воде и была опознана только по дамской сумке и медальону. Первая волна гражданской войны в январе 1919 г. стоила ей жизни: когда в центре Берлина начались уличные бои, и по сей день ошибочно называемые «восстанием спартаковцев», она, оказавшись перед выбором – поддержать безнадёжную акцию или выступить против нее – решилась, как и Карл Маркс в 1871 г. во время Парижской Коммуны, на пропагандистскую поддержку. Правда, Карл Маркс сделал это из безопасного убежища: он жил в Лондоне, в то время как Роза Люксембург попала в руки убийц в Вильмер-сдорфе (район Берлина. – Прим. перев.). Густав Носке (СДПГ), назначенный незадолго до того главнокомандующим рейхсвера, как было доказано несколько лет назад, одобрил эту акцию.

Оплёвываемая и почитаемая – но в то же время и необходимая?

Они (Парвус и Роза Люксембург. – авт.) сочинили утопическую и полуменьшевистскую схему перманентной революции (уродливое изображение марксовой схемы революции), проникнутую насквозь меньшевистским отрицанием политики союза рабочего класса и крестьянства, и противопоставили ее большевистской схеме революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства…

Сталин, 1931

Страх перед маленькой женщиной не рассеялся среди её противников – как в собственном, так и во вражеском лагере – даже после её смерти. Едва придя к власти в 1933 г., нацисты приказали удалить с памятника революции, спроектированного Мисом ван дер Росе и установленного рядом с могилами Розы Люксембург и Карла Либкнехта на кладбище в берлинском районе Фридрихсфельде, красную звезду. В 1935 г. памятник был снесён целиком, а могилы сравняли с землёй. Сегодня надгробные хранятся камни в музее.

Её врагам в собственном лагере пришлось затратить существенно больше усилий. Когда Сталин взялся за «очистку» рабочего движения и идеи социализма от какой бы то ни было демократии и её замену «демократическим централизмом», под которым, приукрашенная, подразумевалась сталинистская система рабского повиновения, Роза Люксембург была в 1931 г. удостоена особенно примечательной почести. Сталин вспомнил о конструкте, созданном одним из его прежних конкурентов, председателем Коммунистического Интернационала Григорием Зиновьевым, – люксембургианстве.

Это было тем более странно, что Роза Люксембург, как мы видели, кроме её опять обсуждаемой в наши дни теории накопления практически никогда не делала, хотя бы частично, теоретических выводов, не говоря уже об их систематическом изложении, но почти всегда формировала теоретические позиции в столкновении с воззрениями оппонентов. Теоретического построения Розы Люксембург с собственными политической экономией, философией, политической теорией или социальной психологией не существует.

То, что было унаследовано от Розы Люксембург и что делало её столь опасной для формировавшегося сталинизма, представляло собой вовсе не какую-либо теоретическую систему. Это были её политические позиции – бескомпромиссное требование демократии и гласности в рядах левых, а также неподкупная приверженность свободе как основополагающему условию любого освободительного движения. Так как эта позиция была не особенно уязвима, пришлось создать теоретическое построение, причём идеологи Сталина поступали действительно со знанием дела и педантично.

Они прочёсывали сочинения Ленина и Розы Люксембург в поисках высказываний на самые разные темы, фильтруя различия и, канонизируя точку зрения Ленина, объявляли все отклонявшиеся от них мнения Розы Люксембург «ошибками». На последнем этапе работы эти «ошибки» систематизировались. Так создавалось «люксембургианство». Когда Коммунистический Интернационал был почти полностью унифицирован и никто больше не осмеливался протестовать, был нанесён удар по «утопической и полуменьшевистской схеме» Розы Люксембург.

В остальном сталинисты прилагали столько же усилий лишь в борьбе против антагониста Сталина Троцкого, удостоенного своего «изма» – троцкизм, который, правда, приверженцы Троцкого позже истолковали положительно и объявили своим знаменем. Если троцкизм считался исчадием ада и ярлык «троцкист» с середины 30-х годов почти автоматически вел в Советском Союзе к гибели, то люксембургианство характеризовалось как «полуменьшевистское», и только специалисты могли без проблем дешифровать это определение. Перевести его можно как «мягкий троцкизм». Речь шла о разрушении авторитета Розы Люксембург и о недопущении того, чтобы в сфере влияния Сталина кто-либо снова безопасно для себя сослался на её требования демократии и свободы.

Напротив, «телу» Розы Люксембург сталинисты вполне нашли применение, ибо, в отличие от ещё не убитого Троцкого революционерка Роза Люксембург, «очищенная» от своего дела, была полезна сталинистам в качестве немой иконы. Это шизофреническое состояние поддерживалось в Восточном блоке, даже при его закате, до 1989 года. В ГДР фальсификаторы дела Розы Люксембург становились год за годом во второе воскресенье января на отапливаемую трибуну и устраивали праздник. Перед кулисой, которую они специально для этого приказали построить в 1951 г., надлежало пройти десяткам тысяч берлинцев – далеко от могил Розы Люксембург и Карл Либкнехта.

С 1990 г. тихая память о Розе Люксембург и Карле Либкнехте снова сопровождается во второе воскресенье января скрбью о двух жертвах белого террора, и у многих, прибывших на эти церемонию из мест ближних и дальних, примешивается к ней печаль о поражении левых в XX столетии.

В городе, который был между 1948 и 1989 гг. разделён, где в 1919 г. совершилось её убийство, Розе Люксембург поставлено больше памятников, чем кому-либо ещё – правда, до сих пор не на площади, носящей её имя, на Роза-Люксембург-плац, где с 1914 г. стоит театр «Фольксбюне».

Первой попытке установить там памятник руководство СЕПГ воспрепятствовало в 1951 г. Только в 2006 г. на площади был установлен «знак памяти» Розе Люксембург. Её не хотели – несомненно, считаясь с её самоосознанием – ставить на цоколь, зная, конечно, что там фигура помешает меньше всего. Вместо этого в землю были вмонтированны сто её фраз, составленные из металлических букв. Слава Богу, инициаторам и создателям этого памятника никогда не придётся узнать, не разразилась бы Роза Люксембург смехом, которого так боялись, увидев свои высказывания отлитыми в бронзе для вечности. Сам жест не следует, однако, подвергать публичному шельмованию.

Что ещё останется от этой Розы Люксембург, родившейся в польском Замостье, погребённой в берлинском Тиргартене, об имени которой и истории её смерти знают столь многие, в остальном же о ней известны большей частью только легенды? Ограничимся здесь несколькими тезисами.

Идея, которая становится сегодня всё важнее, даже если она и почти отпугивает своей кажущейся банальностью – это понимание Розой Люксембург движения. С её мыслью о восприятии класса как движения, а не как состояния, она «сдала на хранение» ключ для будущего сопротивления. Сегодня, когда обычные классовые отношения всё более разрушаются и заменяются новыми линиями фронта, идея совместного дела как предпосылки освобождения предстаёт в изменившемся свете. Это, кстати, имеет силу и применительно к идее эмансипации, понимаемой как освобождение от недееспособности по собственной вине, как понимал ее философ эпохи Просвещения Иммануил Кант.

Если хотя бы время от времени и зачаточном виде нечто вроде «класса» и функционировало благодаря пролетарской среде, то сегодня общие культурные и жизненные ситуации стали исключением. Общность и тем самым действенное сопротивление могут быть созданы, если это вообще возможно, только посредством действия, дела, движения. Роза Люксембург – великий инициатор такого подхода, и в этом качестве её ещё предстоит полностью раскрыть.

Общественность, гласность были для Розы Люксембург первым условием всякой демократии. То, что она считала достоянием общественности, она почти со священной яростью вытаскивала из тьмы на свет. Средством для Розы Люксембург была полемика, за которую её одни любили, другие ненавидели. Сегодня, когда стало обычным делом до изнеможения заполнять общество псевдоинформацией и скрывать реальные факты за «дымовой завесой», следует заново научиться полемике как лекарству от гордо лелеемого приспособленчества.

Кстати, своё кредо Роза Люксембург нашла у Фердинанда Лассаля, предшественника социал-демократии. Она вновь и вновь охотно цитировала его к огорчению своих противников, «политиков-реалистов» и мастеров компромисса, которые в конечном счёте полагают, что и левая политика может быть только испорчена «чернью», почему и следует практиковать ее «серьёзную часть» за кулисами: «Самое революционное дело заключается в том, чтобы всегда громко говорить то, что есть». Таким образом можно, конечно, обрести много могущественных врагов, и лишь редко – мужественных друзей.

В такое время, как наше, когда под знаменем «индивидуализации» общество раздробляется на беззащитные отдельные личности без индивидуальности и личностных характеристик, неспособные к сотрудничеству и сопротивлению, у Розы Люксембург можно поучиться индивидуализму. Она ведь была великой индивидуалистской, иной раз до экзальтации, но точно знала, что индивидуализм без сотрудничества ведёт к бесплодию и бездействию. И того, и другого она боялась хуже смерти.

Не менее актуальна критика Розы Люксембург в адрес бюрократий и организаций. Сегодня, в век великих и самодостаточных бюрократий, пугающе актуально мнение Розы Люксембург, согласно которому организации превращаются в лишние оболочки, если они действуют главным образом движимые самоцелью. Они душат любое движение, любую жизнь и заменяют их имитацией жизни. Это же – конец любого освободительного намерения, ибо в таком случае организации идут на пользу лишь тем, кто ими пользуется. Дело обстояло так не только в условиях сталинизма.

Last not least[19]19
  Последнее по счёту, но не по значимости (англ.) – Прим. перев.


[Закрыть] от Розы Люксембург остаётся и в мировой литературе искрящийся дух, который в её сочинениях и письмах всегда искал противоречий и который современные левые чувствуют лишь в очень малой мере.

Роза Люксембург установила в политике и частной жизни, в теории и практике уровень, который с того времени достигался крайне редко, если это вообще удавалось. Ошельмованная и оклеветанная, она ещё и сегодня для многих приемлема – и полезна – только в качестве немой иконы. Тем самым эта маленькая великая женщина остаётся вызовом, и более того, она воодушевляет.

Берлин, 17 февраля 2006 г.