Текст книги "Записки Балканиста. 2019-2021"

Мехмед-паша Соколович: великолепный визирь великолепного века

С высоты турецкого минарета Дамат Мехмед-паша Соколович – великолепный визирь великолепного для Османской империи XVI столетия. Для балканских христиан он – восстановитель Сербской патриархии и создатель Вишеградского моста на Дрине.

Мост на Дрине вошел в мировую культуру не только как объект из Списка всемирного наследия ЮНЕСКО. В хорватской общественно-политической мысли ХХ века, бывало, развивали тезисы о том, что он был переброшен не только между берегами Дрины, но и между двумя мирами – православного Востока и католического Запада. Но более всего он стал известен благодаря одноименному роману, за который Иво Андрич в 1961 году получил Нобелевскую премию, оказавшись единственным из югославских писателей, удостоенным этой награды.

В контексте нынешних политических реалий могло бы показаться парадоксом, что крещенного в католичестве Андрича причисляют к хорватам, хотя сам он в конце жизни скорее считал себя сербом, а свой главный шедевр написал о символе Боснии и Герцеговины.

Судьба Соколовича, упомянутого в романе, Андрича конечно же волновала, правда, в контексте не сербско-хорватского, а мусульмано-христианского противостояния. Хотя кто знает. Роман Андрич писал в разгар усташского террора и, вероятно, пытался понять, может ли человек, перемещенный из одной цивилизационной среды в другую, испытывать по отношению к своей колыбели некую ностальгию или же обязательно попытается разнести ее вдребезги.

Мехмед-паша Соколович появился на свет в 1505 году как Баица (Байо) Ненадич. Деревенька Соколовичи, где он родился, находилась неподалеку от города Рудо. От нее и происходит прозвище Соколович (по-турецки – Соколлу), под которым он вошел в историю. Грамоту он освоил в одной из самых почитаемых сербских обителей – монастыре Милешево, где один из его дядьев был иноком.

Вообще клан Соколовичей породил на свет целую плеяду великих мира сего. Так, вместе с Баицей учился его брат Макарий – будущий патриарх Сербский. Их племянником был Антоний, занявший патриарший престол после Макария. Известно, что позднее патриархами Сербскими были также Герасим и Савватий Соколовичи. Кроме того, родственниками Мехмеду-паше приходились первый бейлербей (наместник) Боснии Ферхад-паша Соколович и другой великий визирь Османской империи Лала Мехмед-паша Соколович.

К тому моменту, как Баица вошел в пору отрочества, пришло время девширме – «кровной дани». Раз в несколько лет османы забирали с подвластных христианских земель мальчиков поздоровей и посообразительней. Регулярности и системности в девширме не было, все определялось текущей необходимостью. Судя по всему, не трогали единственных детей. Возрастной диапазон был весьма широким – обычно от 8 до 12 лет, но случалось, что забирали и 6– и 20-летних. Еще один интересный нюанс: многие бедные мусульмане сами вручали христианам детей, чтобы те отдали их под видом своих отпрысков. Правда, такие комбинации не всегда удавались.

Отобранные дети становились «рабами султана». А рабы должны быть отрезаны от своего прошлого: на них, как на «матрицу», записывалась новая программа, согласно которой смыслом жизни становилось служение Порте и ее повелителю. Но сначала «матрицу» требовалось очистить от того, что успели на нее «записать» семья и близкие. С христианами такую операцию проводить было как-то сподручнее и – с мусульманской точки зрения – нравственнее, ведь попутно их приобщали к «истинной вере», да и оставшаяся где-то за сотни километров родня не путалась под ногами.

Мальчиков отдавали в мусульманские семьи, потом они проходили обучение, причем далеко не все становились профессиональными воинами – янычарами. Самых толковых отдавали в специальные придворные школы, по окончании которых им светили высокие чиновничьи должности. Понятие «раб султана» отнюдь не предполагало, что придется непременно махать кайлом в каменоломне. Скорее наоборот, перед ним открывались поистине сияющие карьерные перспективы. Не случайно мусульмане-тюрки язвительно называли Диван (правительство) «невольничьим рынком», поскольку состоял он сплошь из таких вот «рабов султана».

Байо Ненадич принял ислам, стал Мехмедом, и началась его служба. Первый раз он был отмечен как доблестный воин в битве при Мохаче (1526), закончившейся крахом независимого Венгерского королевства.

Не только отважного, но и грамотного юношу перевели в дворцовую канцелярию, где ему довелось служить под началом талантливого казначея Мехмеда Челеби. Тот, кстати, предпочел бы иметь в заместителях собственного сына, но такой «блат» в Османской империи жестко пресекали. И вообще в заместители казначея назначали того, кто мог за казначеем приглядывать.

Трудно сказать, имел ли честолюбивый заместитель отношение к интригам, которые стоили его шефу жизни. Но в 1535 году Челеби казнили, а Мехмед ненадолго исчез со сцены, чтобы в 1541 году снова появиться уже в качестве начальника придворной стражи самого султана.

Следующая ступень – назначение в 1546 году капудан-пашой, предводителем алжирских корсаров. «Вакансия» освободилась после кончины знаменитого адмирала Хайраддина Барбароссы, причем более логичной кандидатурой выглядел соратник покойного – Тургут-реис. Но султану не нравилось, что алжирцы выступали сплоченным кланом: чего доброго, в какой-то момент они могли бы возжелать независимости. Соколлу в эти игры играть бы не стал, но полномочия имел такие, что вполне крепко держал под контролем «корсарскую вольницу».

Однако султан понимал, что на суше его «раб» способен на большее, а потому в 1551-м назначил его бейлербеем Румелии, куда входила фактически вся европейская часть Османской империи.

Соколлу провел кампанию против австрийцев, захватил Трансильванию и был отозван в Стамбул, сдав пост верному соратнику Пертев-паше, тоже взятому по «дани кровью».

Дальше все было совсем просто. Шесть лет в должности третьего визиря, четыре года – в должности второго визиря, и наконец вершина – назначение в 1565 году великим визирем.

Определенную роль сыграла женитьба Соколлу на внучке Сулеймана Великолепного и Роксоланы – Эсмехан Гехвер-султан. Сам этот брак не стимулировал карьеру, но свидетельствовал об уже сформировавшемся расположении к Мехмеду.

Отцом Гехвер был Селим II, уже в 1566 году сменивший почившего Сулеймана Великолепного. И, конечно, наличие такого тестя сыграло не последнюю роль в том, что Соколлу удержался у власти.

Но и сам тесть ему был многим обязан. Сулейман умер 6 сентября 1566 года от сердечного приступа во время осады венгерской крепости Сигетвар. Соколлу скрыл его смерть, приказав казнить всех, кто знал о случившемся. На следующий день он взял крепость и приказал армии возвращаться обратно. Только на 48-й день, уже в Белграде, при чтении Корана, войскам объявили о кончине повелителя правоверных.

В общем, визирь обеспечил «мирный трансфер власти» без восстания янычар, который был вовсе не гарантирован третьему сыну Сулеймана Селиму II, если учитывать его предыдущие междоусобные разборки с братьями.

Не имеет особого смысла рассматривать достижения и промахи Соколлу в качестве великого визиря, поскольку они неотделимы от успехов и поражений всей Османской империи. Выделим лишь два момента.

Именно при нем произошла первая русско-турецкая война, начавшаяся с неудачного для османов Астраханского похода, продолженная катастрофическим набегом султанского вассала Девлет-Гирея на Москву и завершенная эффектной победой русской армии при Молодях (1572).

Впрочем, это была скорее война крымского хана (Крымское ханство было под протекторатом Османской империи). Соколлу больше волновала война со Священной лигой (эта коалиция католических государств существовала с 1571 по 1573 год для борьбы с османской экспансией в Восточном Средиземноморье). Поводом для нее стал захват турками венецианского Кипра. 7 октября 1571 года османский флот потерпел поражение в битве при Лепанто, ставшей самым крупным морским сражением эпохи.

Христиане прислали мирные предложения, на которые Соколлу ответил отказом: «Забрав у вас Кипр, мы отрезали вам руку, вы же, уничтожив наш флот, всего лишь сбрили нашу бороду. Не забывайте, отрезанная рука заново не отрастет, а срезанная борода обычно отрастает с новой силой».

Началось строительство нового флота, и, когда один из пашей пожаловался визирю на нехватку материала для такелажа, тот выступил еще с одной вошедшей в хроники речью: «Сила и мощь Османского государства таковы, что если будет приказано, то не составит труда изготовить якоря из серебра, тросы – из шелковых нитей, а паруса – из атласа».

В 1574 году турки завоевали Тунис, Священная лига развалилась, и война была выиграна.

3 декабря 1574 года Селим II умер при обстоятельствах, которые не исключают версию насильственной смерти.

Соколлу смерть тестя не была выгодна ни с какой стороны, но визирем он так и остался.

Правда, круг его реальной власти неуклонно сужался. При следующем султане Мураде III все большую роль начинали играть те, кого в Европе называли «придворной камарильей» и кто кучковался вокруг матери султана Нурбану и его главной жены Сафие. Только в Европе гаремов не было.

Масштабно мыслящий государственник мешал придворным интриганам, но подвинуть его было непросто. Оставалось прибегнуть к испытанному способу – политическому убийству.

Мехмед-паша был заколот 11 октября 1579 года неизвестным убийцей, проникшим к нему на прием под видом дервиша. Какие показания дал убийца, как объяснил свой поступок – неизвестно. Его просто убрали, спрятав концы в воду.

Великолепный век Османской империи завершился.

Конечно, Соколлу-паша был, говоря современным языком, патриотом Османской империи.

Учитывая его сербское происхождение, внешне это выглядит как отречение от своих корней, предательство Родины.

Но все не так просто.

Да, Баица Ненадич, принял ислам, занимал высшую должность в Османской империи более 14 лет и поставил рекорд для XVI века. Султанам служил верно и эффективно. Но что-то из детства, видимо, у него оставалось.

С его именем связывают восстановление в 1557 году независимой Сербской православной церкви. С одной стороны, формально это не совсем точно. В то время он занимал всего лишь должность третьего визиря и мог лишь косвенно влиять на принятие подобных решений. С другой стороны, его голос уже что-то да значил. А поскольку главой Печского патриархата стал близкий родственник Мехмеда Макарий, очевидно, что скромный третий визирь был как минимум в курсе этого сюжета, а скорее всего, сам же и раскручивал его в нужном направлении.

И еще, конечно, мост на Дрине. Слишком монументальный и прекрасный для этого уголка, особенно с учетом реалий эпохи.

Этот человек, как бы вновь рожденный на чужбине, куда мы даже мысленно не можем последовать за ним, должен был забыть все, что он оставил в том краю, откуда некогда его увезли. Забыл он, несомненно, и переправу через Дрину у Вышеграда, пустынный берег и путников, дрожащих от стужи и неизвестности, громоздкий, источенный червями паром, страшного паромщика и крики голодных ворон над мутной водой. Но ощущение физической боли, вызванное всеми теми впечатлениями, никогда его не покидало. Наоборот, с годами, к старости, оно все чаще напоминало о себе знакомой с детства болью, столь отличной от всех прочих телесных страданий и недугов, припасенных ему жизнью под конец: черное острие пронзало его грудь, рассекая ее пополам. Закрыв глаза, визирь тогда покорно ждал, когда минует черная пронзающая мука и боль утихнет. В одно из таких мгновений ему пришла в голову мысль, что он бы мог избавиться от страшной муки, навсегда разделавшись с паромом на далекой Дрине, воплощением бедствий и мрака, если бы перекинул мост над злой рекой, соединив крутые ее берега и концы разорванной дороги и прочными узами связав навсегда с Востоком Боснию – край, откуда он происходил, с краем, где он теперь жил. Так в этот миг визирю первому сквозь смеженные веки представился четкий и стройный силуэт большого каменного моста, который должен был быть здесь возведен.

И. Андрич «Мост на Дрине»

Предположение Андрича, что взятого по девширме Байо Ненадича везли в Стамбул через Вишеград, исторически выглядит вполне оправданным. С военной и экономической точек зрения, мост был, конечно, необходим, но он не относился к объектам первостепенной важности.

И если возводили его именно по приказу Соколлу, то, возможно, решающим аргументом в пользу проекта стала именно ностальгия.

Дмитрий Митюрин, журналист, историк

Новая Сербия в степях Дикого поля. История одной мечты

В первой половине XVIII века Сербия переживала тяжелые времена: под гнетом Османской империи, захватившей страну, сербы были вынуждены покинуть родные земли и переселиться за Дунай. Население стало заложником австро-турецких войн – терпевшая военные неудачи Австро-Венгерская империя часто перекладывала обязанность сдерживания турок на переселившихся за Дунай граничаров – жителей приграничных районов.

В 1739 году Российская и Австро-Венгерская империи, пользуясь внутренними неурядицами в Османской империи, совместными усилиями нанесли туркам поражение. Турция потеряла Хотин и Яссы и на время отказалась от территориальной экспансии. Утратив потребность в защите границ граничарами, правящая в Австрии династия Габсбургов стала поддерживать в территориальных спорах венгров, требовавших разоружения и выселения сербов. С 1743 года подразделения граничаров стали упразднять, заменяя их венгерскими войсками.

Российская монархия, традиционно благосклонно относившаяся к православным сербам, сочла разумным пригласить прославленных воинов на службу. Стараниями русских дипломатов Михаила и Алексея Бестужевых-Рюминых среди граничаров были найдены воины, пожелавшие переселиться на российские земли. Переговоры порой проводились тайно, так как Австрийская правящая династия выступила против массового переселения сербов.

Первые случаи переселения сербов-граничаров на территорию Российской империи начались еще при Петре I. В 1727 году его стараниями неподалеку от г. Соляной, построенного на Торских озерах (основан в 1676 году, позже переименован в Тор; с конца XVIII века – Славянск) расположился полк сербских и черногорских гусар под командованием майора Ивана Албанеза, ранее являвшегося эмиссаром русского царя на Балканах и участником освободительного движения.

Следует отметить, что ожидания сербов были чрезмерными. Так, если верить архиву внешней политики Российской империи, среди граничаров ходили слухи, что каждому в России будет присвоено звание полковника. На самом деле, согласно грамоте Петра I, сербские добровольцы награждались чинами в соответствии с количеством людей, приведенных с собою на службу.

В середине XVIII века исход сербов с территории Австро-Венгерской империи начинает носить более или менее массовый характер. Из всех переселенцев наибольший след в истории оставили сербский подполковник Иван Егорович Шевич, основавший на территории современной Луганской Народной Республики поселение Славяносербия, и полковник Иван Самойлович Хорват, ставший основателем и злым гением Новой Сербии, находившейся на территории современной Кировоградской области, Украина.

«Спустя год граф М.П. Бестужев-Рюмин сообщает о проекте полковника И.Хорвата, который обязался привести в русское подданство гусарский полк в тысячу сабель и двухтысячный пандурский пехотный полк. За это он хотел получить пожизненный титул генерал-майора, офицерство для своих сыновей и земли для поселения солдат. Эти условия были приняты Елизаветой Петровной и закреплены указом от 13 июля 1751-го года. Первая “команда” из 276 человек с разрешения императрицы Марии-Терезии отбыла в Россию. Интересен её состав, который позволяет узнать структуру таких групп переселенцев. Комбатантов в ней было всего 77 человек (26 офицеров и 51 рядовой), 82 члена их семей и 59 слуг, при 196 лошадях», – пишет российский историк Юрий Костяшев.

Сразу по прибытии в Киев Иван Хорват стал требовать от местных властей денег на поездку в Петербург. Представ перед императрицей Елизаветой Петровной, граничар пообещал привести в степи Дикого поля 10 тыс. гусар и построить там сеть городов и фортификационных сооружений.

Вероятно, периодические набеги татар, угроза со стороны турок и периодические эскапады Речи Посполитой до такой степени надоели императрице, что она не только дала авантюристу карт-бланш, но и впоследствии неоднократно прощала ему ложь, вновь и вновь выделяя финансовую и военную помощь.

В «Повествовании о Новороссийском крае» архиепископа Тверского и Кашинского Гавриила от 1851 года рассказывается о географическом положении Новой Сербии: «В 1752 году, как птицы на встречу весны, прилетели сюда в немалом количестве, и другие Сербы, которым с преждепришедшими и впредь приходить имевшими, военными и невоенными людьми, и отвели в степях за-Днепровских наилучшия земли, именно: от устья реки Кагарлыка, прямою линиею до верьховья реки Турьи, а с верьховья Турьи на устье реки Каменки, от устья Каменки на верьховье Березовки, от верьховья Березовки до вершины Омельника, а по оной вниз, до самаго устья тогоже Омельника, где оный впадает в Днепр; яснее и короче, нынешней Херсонской губернии в округах – Ольвиопольском, Ново-Миргородском, Александрийском, и частию Екатеринославской губернии в округе верхо-Днепровском».

Сербы потеснили проживавших тут раскольников и действительно начали основание города Елизаветграда и строительство земляной крепости. Иван Хорват получил звание генерала. Тем не менее действия сербского генерала вызывали недовольство не только местного населения, но и короны.

В итоге, как пишет архиепископ Гавриил: «Но настало блистательнейшее царствование Великой Екатерины II (1762). До знаменитой сей эпохи от начала поселения Сербскаго протекло не более как только десять еще лет (1752–1762); а между тем государственной казны употреблено на оное не менее, как до 700 000 рублей серебром; по нынешнему курсу составляет 2 450 000 руб. Премудрая Монархиня тотчас проникла, что таким расходам вовсе не отвечает польза, ожидаемая от иностраннаго Сербскаго народа, тем паче, что в самом начальнике онаго, Иване Хорвате, обнаружилась несоответственная долгу верность и власти не малое злоупотребление, на которое жаловались начальству, как мирские люди, так и духовные. Но думали: ежели поселения не продолжат, то прежде истраченная на него сумма превратится в совершенный государству убыток».

Новая Сербия была упразднена, а вместо нее появилась Новороссийская губерния. Проект обошелся российской казне в 700 000 рублей, большая часть которых была потрачена впустую или расхищена Иваном Хорватом и его окружением. Генерала обвинили в растратах, судили военным судом и приговорили к смерти. Однако в 1764 году Екатерина II повелела заменить смертную казнь на ссылку в Вологду, а в 1775 году и вовсе издала указ, по которому «велено оному генерал-поручику возвратить чины и достоинства жить в его деревнях». Хорват был прощен и до самой смерти в 1780 году жил весьма тихо в своем имении. Среди его потомков были военные, губернаторы и статские советники.

В отличие от своего соотечественника, Иван Шевич проявил себя куда меньшим сребролюбцем. Подполковник Шевич был категорически против планов по уничтожению военной границы в Поморишье и разоружению граничаров. Когда утеснения со стороны венгров, поддерживаемых Веной, стали неприемлемыми, в 1750 году офицер подал заявление на получение статуса обычного гражданина и попросил паспорт для эмиграции в Россию.

Правительственные чиновники организовали судебное разбирательство против него и даже арестовали, но в конечном итоге проиграли дело из-за отсутствия доказательств. 19 октября 1751 года Иван Шевич получил свободу и документы и тайно пытался убедить других офицеров армии присоединиться к нему и мигрировать в Россию. Но чтобы препятствовать эмиграции сербов в Россию, императрица Габсбургов Мария-Тереза 19 июня 1752 года выпустила специальный указ, грозящий людям, которые будут вербовать население для переезда в другое государство, смертной казнью.

Шевич был одним из сербских военных офицеров, которые привели около 3000 сербских семей на территорию вдоль р. Донец. Прибыв в Киев в декабре 1752 года, сербы получили указание селиться в Новой Сербии под управлением Хорвата, но отказались сделать это. Шевич в сопровождении Райко Прерадовича, полковника Славонского гусарского полка, отправились в Санкт-Петербург, где они подали прошение в Сенат с просьбой основать собственное поселение.

7 мая 1753 года российская императрица Елизавета подписала решение разрешить колонистам во главе с Шевичем заселять территорию между р. Бахмут и р. Лугань. Поселение получило название Славяносербия – его придумал Шевич. Иван Хорват пытался убедить людей, привезенных Шевичем, перебраться в свою Новую Сербию, но ему удалось переманить лишь небольшое количество сербов.

Шевич и его люди были включены в сербский гусарский полк. В военное время они сражались в армии Российской империи, а в мирное время обрабатывали землю. Сам Иван Шевич получил звание генерала. Сербский гусарский полк участвовал в Семилетней войне вместе с полками из Новой Сербии под командованием Степана Федоровича Апраксина.

Славяносербия была упразднена в 1764 году (скорее всего, в связи с многочисленными преступлениями Хорвата). По мнению сербского историка Михайло Лалича, это произошло вскоре после смерти Шевича. Тем не менее основанные сербами поселения превратились в маленькие городки и села, значительная часть которых существует на территории Луганской Народной Республики, по сей день. В частности, город Славяносербск, в котором установлен монумент в память о дружбе между сербами и местным населением.

Впрочем, историки считают, что особой дружбы изначально не было – сербы периодически конфликтовали с казаками. Тем не менее уже в начале XIX века сербы были практически полностью ассимилированы русскоязычным населением – только тысяча человек назвала себя сербами.

Однако по сей день на Донбассе встречаются сербские фамилии: как напоминание о мечте, о Новой Сербии, которой так и не суждено было осуществиться.

Юрий Ковальчук, журналист, постоянный автор портала «Балканист»