Текст книги "Чёрный снег: война и дети"

Её день рождения

 
Первая гремит бомбардировка.
Первые разрушены дома.
Первой сандружинницей неловкой
город перевязывает тьма.
Первые военные потери
страшный счёт откроют с этих пор.
Хватит на блокаду милосердья,
но не хватит братьев и сестёр.
Первое смертельное раненье.
Слов последних горестнее нет:
– У меня сегодня день рожденья.
Мне сегодня восемнадцать лет!
 

Баллада о студебекере

 
Как ты сошёл с конвейера,
то под ноги тебе
легла ковром шикарнейшая трасса.
И может позавидовать всерьёз такой судьбе
морской, всё повидавший в мире, транспорт.
 
 
А этот транспорт ждёт
уже морской эскорт —
эсминцы, крейсерá и самолёты…
А на земле моей какой-то энский порт
готовится к обстрелам и налётам.
 
 
Вот первые шаги
на горестной земле,
где – ни дорог, ни трасс – колдобины, воронки,
где рвутся прямо в бой за первым танком вслед
уставшие полуторки, трёхтонки.
 
 
Они тебя слабей.
У них не тот мотор.
У них всегда одни
ведущие колёса.
Участвуют в войне войне наперекор,
отборного бензина не попросят.
 
 
Трёхостный студебекер,
ну, что же ты, герой,
хвалёный, удивительный, заморский?..
 
 
В районном городке мы встретились с тобой.
Ты встал на красный свет на перекрёстке.
Ты был ещё вполне
красив и полон сил, блистая новой краскою зелёной.
На всех своих осях дровишки подвозил
и царствовал в масштабах всерайонных.
 
 
А в школьном гараже,
взойдя на пьедестал,
полуторка учебная царила.
Её ученикам учитель представлял:
– Прошла в боях до города Берлина!
 

Кровное родство

Впервые в Санкт-Петербурге акция «Бессмертный полк» состоялась 9 мая 2014 года

 
Не хоругви, не знамёна, а портреты
мерно шествуют по Невскому проспекту.
Фотографии почти все увеличены
и по мере сил сегодня возвеличены.
Были для различных документов.
Нынче стали вроде монументов.
Сберегались столько лет в альбомах.
Как посмотришь – сразу сердцу больно!
Чёрно-белые почти что все и —
              на картонках.
Иx проносят, будто бы иконы, —
впереди себя и вровень с сердцем.
Никого дороже нет на свете!
Чаще – это прадеды и деды.
Все они встречают День Победы,
на сограждан пристально взирают,
сами на земле не пребывают:
кто – в боях,
            а кто – в госпиталях,
дома – кто,
             а кто – в чужих краях,
кто – давно,
              а кто – совсем недавно,
и еще не затянулись раны
у родных да у друзей-ровесников.
…А теперь они —
              в одном строю,
все вместе!
В штатском (поглядите!) —
с формой всем навек пришлось сродниться.
Вот фотографам когда была работа —
полстраны
              запечатлеть на фото!
Ты всмотрись
              в погоны и петлицы.
Юные
            преобладают лица.
Да к тому же все почти —
                          солдаты,
редко-редко встретишь лейтенанта.
Звёзд больших
                почти что не встречаешь
ты в колоннах этих неслучайно.
И, конечно,
           матушка-пехота
чаще продвигается,
                  чем кто-то.
Лица из войны.
             Лицо народа.
Из домов на свет
               выносят фото.
Снимки окантованы, подписаны
и в народе оставаться призваны.
Все в строю смешались поколенья.
Вы, солдаты, – наше пополнение!
А в свои кончины
              вы не верьте:
нас без вас бы не было
            на свете!
 

Заря по имени Победа

 
Я тоже родом из войны,
я тоже родом из блокады.
Воспоминания должны
быть вечной болью и отрадой.
Их наивысшая цена
ещё не названа судьбою.
Была у нас с тобой война,
была война у нас с тобою.
И, что, мой друг, ни говори
мы ей обязаны рожденьем.
Её огонь в душе горит —
живой Победы продолженье.
И что, мой друг, ни вспоминай,
легенды все и все преданья,
уходят на передний край
у нас с тобой воспоминанья.
Кого, мой друг, ни назови,
её вовек дороже нету,
надежды, веры и любви
зари по имени Победа!
 

Н. Н. Сотников
Продолжение Победы – в этом творчества девиз!

Чрезвычайно трудно сосчитать детские жертвы наших граждан в годы Великой Отечественной войны. А кто, скажите, возьмётся учесть детские слёзы?..

Несколько лет назад в городе на Неве на рекламно-информационных тумбах появились плакаты с очень сомнительным тезисом: война, мол, для всех наших людей была одна, одинаковая.

С этим решительно никак согласиться нельзя! Одно время журналисты и даже некоторые педагоги пропагандировали тезис такого рода: мол, каждый павший на войне – это герой. Никто из моих знакомых фронтовиков (а их было, прямо скажем, на моём жизненном пути немало!) не согласился с подобным утверждением. Я уж не говорю о предателях, перебежчиках, самострелах (к сожалению, даже у нас на Ленинградском фронте, который считался образцовым): были грубейшие нарушения обязательных правил техники безопасности, встречалось и разгильдяйство – вся рота уехала к передовой, а рядовой Иксов опоздал на грузовик, но… остался жив, так как в открытый грузовик было прицельное попадание вражеского снаряда. Было и просто-напросто фронтовое везение, а были и шальные неприцельные пули. Яркий тому пример – гибель в заболоченном лесу главного героя фильма «Летят журавли». Эпизод, блестяще снятый оператором Сергеем Урусевским. Да мало ли какие причины, если поискать и вдуматься, найдётся. Так что же – принимать на веру послевоенные россказни о мнимом геройстве тех, кто по своей вине получили тяжёлое увечье или ранение? Это очень острый, тягостный, но с точки зрения драматургии выигрышный жизненный и боевой материал.

Речь шла, разумеется, о взрослых, одетых в военную форму. Так что же спрашивать с детей, особенно маленьких, да ещё на какой-то опасный срок оставшихся без присмотра! Боюсь, что число таких трагических ранений и потерь в итоге значительно превысит число осознанных и подготовленных подвигов, что, в частности, и подтвердилось во время моих откровенных бесед с одним из оставшихся в живых молодогвардейцев – В. И. Левашовым (двоюродным братом Сергея Левашова, тоже молодогвардейца, замученного фашистскими извергами). Мне лично Василий Иванович Левашов с горечью и болью говорил так: «В послевоенных школах, особенно на уроках литературы и истории, и даже в ходе военных, тогда еще незавершённых действий, учителя в один голос утверждали, что – да, мол, предатели были, но единицы. Это, мол, явление нехарактерное в стране массового героизма! Как подпольщик, а затем фронтовик из Краснодона утверждаю решительно: молодогвардейцы были воистину окружены большим числом предателей и изменников вроде наиболее известного из них – Почепцова!»

Но самое страшное, на мой взгляд, то, что в числе жителей победившего в страшной войне Советского Союза находились и даже заявляли о себе сочувствующие не павшим героям, а арестованным врагам. Конечно, в документах встречались оговорки типа «такой-то в зверствах с немецкой стороны не участвовал!» И, что удивительно, нередко брали их под свою защиту сами каратели. Это художественно убедительно показано поэтом Игорем Таяновским в стихотворении «Старичок». Вы найдёте его в нашем сборнике.

Было бы глубоко ошибочно и нечестно сказать о том, что в послевоенные годы критики, публицисты и тем более поэты, однополчане по литературному перу, не пропагандировали своих литературных друзей, не писали о них, не были составителями авторских и коллективных сборников. У нас на памяти солидный труд – однотомник «Советские поэты, павшие в Великой Отечественной войне», вышедший в свет к двадцатилетию Победы в «Большой серии» «Библиотеки поэта». Помнятся нам посмертные книги Мусы Джалиля и Георгия Суворова. Были среди таких авторов и совсем юные бойцы, а затем и младшие командиры, но непременно ВЗРОСЛЫЕ. Детские поэтические опыты могли быть представлены для обозрения в малых газетах в так называемых «Детских уголках», одно-два стихотворения своего пера могли блокадные радиоредакторы дать прочитать в эфир (но явно – с антифашистским уклоном, а не воспевая времена года).

Время этого поколения тогда ещё не пришло: они начнут проявлять себя в начале – середине 50-х годов, и некоторые, наиболее способные ребята (почти исключительно – мальчики) вскоре добьются выдающихся результатов. Например, Евгений Евтушенко в стихотворении о свадебном празднике в военную пору в Сибири, на его родной станции Зима. Ближе к концу 50-х годов увидят свет первые книжные дебюты, уже говорящие понимающим читателям, что в русскую поэзию пришло поколение отважных и очень своеобразных юных поэтов, и наиболее чуткие читатели сразу же поняли, что сперва в маленьких библиотечных залах заговорит будущее поэзии, которая во всю ширь развернётся уже на стадионах, что как-то в одной частной беседе отметила слегка иронично, но всё же с чувством зависти такая камерная поэтесса, как Анна Ахматова.

И наконец, в самом начале 60-х годов на поэтической арене появятся и авторы нашего сборника: Игорь Волгин, Лариса Васильева, Игорь Таяновский… Следующий ряд возникнет уже в 70-80-е годы: Анатолий Молчанов, Анатолий Белов, Виктор Максимов, Олег Цакунов. Все они – постарше нас, представителей послевоенного поколения, которое именно в ту пору обозначилось в литературных кружках, поэтических студиях повышенного типа. У нас в Ленинграде таким переломным годом был 1963-й, когда литературный клуб «Дерзание» провёл вечер, посвященный Евгению Евтушенко, Роберту Рождественскому и Андрею Вознесенскому.

В нашем сборнике, хотя и объёмном, и достаточно полном, нет никакой возможности дать глубокую и широкую оценку идейно-художественным особенностям представителей нового поэтического слова, но всё-таки эта книга, первая в своём роде, поможет увлечённым читателям сориентироваться в делах поэтических.

Разучился я сочинять документы! Ну, никак не вернуться к этому специфическому канцелярскому жанру – всё тянет на чисто художественный… А ведь раньше, бывало, приходилось и вызволять из объятий ГАИ члена Союза писателей, который вляпался в дорожно-транспортное происшествие; Михаилу Дудину оформлять документы на присвоение звания Героя Социалистического Труда; готовить многочисленные материалы для Фёдора Абрамова в связи с выдвижением его «Пряслиных» на Государственную премию СССР; разбираться с милицией по поводу «подвигов» некоторых литераторов, преимущественно стихотворцев… И все эти материалы приходилось тщательно изучать. А тут – черты СВОЕЙ автобиографии!

Думал я, думал, с чего начать, и пришёл к выводу, что начинать надо с первого класса. В детский сад я как мальчик сугубо домашний не ходил, посему с понятием «коллектив» встретился только в школе.

Меня часто спрашивают, когда я впервые вышел «на аудиторию» с рассказами о Великой Отечественной войне. Я, хитро улыбаясь, отвечаю, что зимой 1953 года – в первом классе!

Тогда лютовала скарлатина, особенно часто она поражала учеников начальной школы. И вот одним горьким днём для меня, деда, бабушки и двух тётей, воспитывавших меня, сироту, оставшегося без матери на второй день моего рождения, врач-педиатр настояла на госпитализации. Бабушка и старшая тётя, зная как никто, что я «избаловыш», – в слёзы, а я их успокаивал: «Ничего! Прорвёмся! Как-никак, а уж в Новый год мы будем снова все вместе!»

В детской больнице имени Филатова мне не понравилось. Температура у меня вскоре спала, я стал ходить, и однажды мои дороги привели меня вечерами после отбоев в комнату для медсестёр. Дело в том, что я очень скучал по взрослым аудиториям. Детские, довольно глупые, слезоточивые и крикливые, меня как-то к себе не тянули.

…И вот я важно сижу в окружении медсестёр и нянечек и важно, со знанием дела, рассказываю им (разумеется, со слов моего отца, писателя и военного корреспондента, участника обороны Ленинграда и взятия Берлина) с такими подробностями, что на столе успевают остыть приготовленные для меня угощения! Разная вкуснятина – мои первые литературные и сценические гонорары.

Женщины и юные девушки с заплаканными глазами благодарят меня за откровенные и по-своему уникальные военные устные рассказы, но просят теперь что-нибудь «смешное». И я начинаю им в лицах и в звериных физиономиях вести короткие и забавные рассказы о династии Дуровых, о самом младшем из Дуровых – Юрии Владимировиче, о его дочке Наташе, уже имеющей трудовую книжку: дети цирковых артистов очень рано начинают работать и даже получать пусть минимальные, но весьма отрадные зарплаты.

Итак, начало зимы 1953 года, а сейчас – лето 2023 года. И все это время я не расставался с военно-героической тематикой сперва как прозаик, затем как публицист, наконец как поэт, как автор цикла литературных передач «Память сердца» (таких почти всегда 40-минутных передач прошло 167!). Любимая тема меня вывела на первую самостоятельную сценарную работу: в творческом объединении «Лентелефильм» я дебютировал как кинодраматург-кинодокументалист тридцатиминутным фильмом (для документалистики это солидный метраж!) «Сорок первый – наш год призывной…» о прорыве блокады, о трёх непосредственных участниках этого легендарного прорыва – поэтах Александре Межирове, Леониде Хаустове и Анатолии Чепурове. Хаустова и Чепурова я лично знал ещё с дошкольных лет, с Межировым познакомился, готовя сценарий для «Лентелефильма», плюс к этому – у поэтических книг.

Вообще-то я всегда с ранних лет мечтал о кинорежиссуре. Не скрою – кое-какие возможности у меня были, но какое счастье, что я ими не воспользовался! Даже в случае удачи я бы психологически не смог учиться у активно работающих в ту пору мастеров кинопедагогики. К тому же я словно знал, что придёт пора «перестройки», и на экраны хлынут такие низкопробные ленты, что участвовать в их производстве я бы не смог.

И я вернулся к родной своей поэзии, которой верен всю жизнь. А проблему с высшим образованием я решил так: стал студентом факультета журналистики нашего Ленинградского университета. Факультет находился тогда в исканиях, щедро экспериментировал, и мне посчастливилось углубиться в проблемы очерка, фельетона, кинорецензии и рецензии (преимущественно на поэтические книги).

Подкрепили мои действия и производственные практики: первая – в многотиражной газете производственного объединения «Фарфоровый завод имени М. В. Ломоносова»; в отделе промышленности «Дагестанской правды»; в отделе комсомольской жизни хабаровской газеты «Молодой дальневосточник». Затем – почти двухгодичная стажировка в редакции киножурнала «Ленинградская кинохроника» и наконец – в отделе литературы и искусства газеты «Известия», которая отличается от нынешних «Известий», как день от ночи.

Понемножку я втягивался в радиожурналистику – сперва на заводских радиостудиях, затем в студиях на базе районных газет. Начиная с 1971 года стал по возможности регулярно выходить к микрофону с литературно-художественными передачами на нашем Ленинградском городском радио и успел ещё застать легендарных радиожурналистов героической блокадной поры.

Так-то это так, но я до сих пор не могу определить, как во мне проснулись педагогические склонности, хотя в нашей семье педагогические интересы мне ведомы с ранних детских лет: бабушка моя, Елена Андреевна, начинала свой трудовой путь ещё до революции в качестве учительницы начальной школы, о чём она поведала в своём очерке «Провал на экзамене»; дед, Александр Константинович, преподавал древнегреческий и латинский языки в одной из гимназий старого Харькова, а моя тётя, Анна Ильинична, старшая сестра моей покойной мамы, окончила сперва художественное училище, а затем в числе первых студентов – Высшее художественно-промышленное училище имени Мухиной по новой специальности «роспись стен и потолков». А в довоенные и военные годы (в эвакуации) работала учителем черчения и рисования в старших классах одной из татарских школ.

Все эти устные рассказы были по-своему интересны, даже волнующи, они окрылялись неожиданными, как правило, встречами в послевоенные годы, но призвание есть призвание.

В 2021 году в канун своего 75-летия я подписал в печать составленный мною альбом большого формата, который без колебаний назвал «Я не мог не стать писателем». Объём – почти 150 страниц!

Не могу не подчеркнуть, что темой дипломной работы моя тётя, Анна Ильинична, избрала такую, которую очень одобрили многие преподаватели: это была настенная роспись для клубов и домов культуры «Ночное блокадное небо». Эскизы к этой работе бережно хранились в нашей семье и, конечно же, очень повлияли на круг моих будущих творческих увлечений.

А лично я попал на педагогическую стезю случайно: временно работал лаборантом в той вечерней школе, куда вынужден был перейти (заели технические предметы в дневных школах), принимал участие в общественной жизни сперва школы, а затем Василеостровского района, и тут-то на меня в первый мой летний отпуск обратило внимание руководство роно. Так я был рекомендован на должность старшего пионервожатого в 21-ю школу Василеостровского района (угол 5-й линии и Большого проспекта). А через Тучков мост – уже моя любимая Петроградская Сторона, где я жил! Это тоже был весомый аргумент.

В школе я многому научился, по настоятельной рекомендации нашей директрисы изучал «Школоведение» – помнится, весьма объёмный труд. Увлёкся. Пригодилось!

А там – переход на дневное отделение университета, сдача дополнительных экзаменов. Солидные нагрузки для отнюдь не богатыря!

Через три года после окончания факультета журналистики, встретив меня на улице, наш декан профессор А. Ф. Бережной предложил мне подумать о переходе на родной факультет, но – преподавателем теории и практики журналистики на младших курсах. А это – информационные жанры! «Мы все прошли многотиражку, как взвод проходит лейтенант», – писал я в одном из юношеских стихотворений. Я сердечно поблагодарил Бережного, но отказался.

В 1978 году он вновь обратился ко мне с весьма заманчивым предложением: подготовить (с нуля!) обязательный курс, первый на факультете и вообще в университете, «Теория и практика современной многонациональной литературно-художественной критики».

Это был акт большого и драгоценного доверия, но реквием с точки зрения зарплаты: кандидатом наук я не был, сразу назначить меня старшим преподавателем не могли, и в результате я сел на очень малую месячную зарплату. Но – с очень весомой «надбавкой»: за исключением лекций и экзаменационных сессий, я был предоставлен сам себе. Правда, вскоре меня ввели в члены методического совета III курса, на котором изучались мои любимые жанры – очерк (в трёх разновидностях: проблемный, путевой и портретный), фельетон и рецензии… А тут уже рукой подать до моего нового курса, где рецензия была во главе угла!

Я очень гордился тем, что мне, некандидату и тем более не доценту, доверили читать новый экспериментальный курс. Я, что называется, «засучив рукава» принялся собирать и обобщать материал. Сперва – в пределах нашего города, а затем с выходом на Киев и Минск. Вскоре была готова «методичка» для пятых курсов дневного отделения и шестых курсов заочного отделения, которую фактически мне пришлось готовить одному, так мой куратор – старший преподаватель, знаток критики и публицистики А. Я. Гребенщиков надолго заболел. А тут – 130 заочников и почти 100 дневников! И каждый писал отчётную работу страниц на пять на пишущей машинке. Это же всё надо изучить, проверить, растолковать студентам… А студенты-то – самые разные: и целевики из автономных республик, и иностранные студенты из тех стран, в художественной жизни которых я поначалу был совсем не силён.

Что помогло? Увлечённость! Даже азарт! Я познакомился с постановкой преподавания критики музыкальной, театральной, художественной, советовался с преподавателями соответствующих вузов. И учился!

Учусь я до сих пор, переступив порог 76-летия. Штатно я давно уже не работаю, после выхода на пенсию был педагогом дополнительного образования в трёх школах, вёл литературножурналистские кружки, помогал налаживать выпуски школьных ПЕЧАТНЫХ газет. Принимал участие в общегородских конкурсах и даже завоевал призовое место. В итоге меня пригласили вести журналистские кружки в родном для меня Дворце пионеров, что я и делал с большим удовольствием, постоянно вспоминая учёбу в кружках дворца времён моей юности. А ведь призовое общегородское место я получил за трудную для выпускника школы тему «Педагогическая публицистика на страницах толстых журналов». Вот видите, круги постоянно замыкались!

Первые мои публикации были посвящены военной и блокадной темам. Дипломные работы, которыми мне доверили руководить на III курсе журфака, я старался отбирать тоже на эти темы. Постепенно накапливался обширный и по-своему уникальный материал о блокадной поэзии. В результате я рискнул и подал заявку на документальный фильм о прорыве блокады, названный строкой поэта Анатолии Чепурова «Сорок первый – наш год призывной…» Он был показан один раз по бывшему Второму каналу Центрального телевидения и ПЯТЬ раз – по Ленинградскому (не считая показов в школах, вузах, дворцах и домах культуры), что, несомненно, своеобразный рекорд, ибо обычно телефильмы, тем более документальные, были одноразовыми. Сегодня этот фильм можно найти и посмотреть на видеохостинге YouTube.

Так сбылась моя юношеская мечта. Подавал я и другие заявки, но по разным причинам безуспешно. И всё же связь с кинопублицистикой, любимым жанром моего отца, Николая Афанасьевича Сотникова, который ещё в 1925 (!) году работал организатором производственных практик в кинотехникуме – предшественнике ВГИКа, я не терял, помогая делать рекламно-информационные фильмы. Участвовал я и в телепрограммах ОРТ и ТВЦ и был очень удивлён неожиданной своей популярностью: сколько всего написал за полвека, а такой быстрой и внимательной реакции не было!

И наконец, не могу не сказать о том, что стал лауреатом конкурса «Победа» Союза писателей и Ленинградского обкома ВЛКСМ за цикл статей о военной поэзии. Горжусь редкостной медалью «ВСЁ – ДЛЯ ФРОНТА, ВСЁ – ДЛЯ ПОБЕДЫ!», которую мне вручили в театре «Родом из блокады», где я помогал готовить творческие вечера прежде всего на военную и блокадную темы.

…О многом, очень о многом хотелось бы рассказать! Но мне верится, что точка в конце текста ещё не поставлена.

* * *

Двойственное чувство охватывает меня в дни завершения нашего большого поэтического сборника – своеобразной антологии поэзии поколения детей войны и двух представителях уже послевоенного поколения: прозаика Вячеслава Всеволодова (он начинал как поэт) и Николая Ударова. Первый – 1947 года рождения, второй родился на год раньше. Есть ли уже у них поэтические ровесники? Есть. Но в наш разговор их стихи не вписываются: о военной године они почти не писали, разве что упоминали её кратко и бегло. Являясь долгие годы внештатным лит-консультантом ряда журналов и газет, могу со всей ответственностью сказать, что, говоря словами Олега Цакунова, «за нами нет никого». Хотя, скажем прямо, интерес у нынешних ребят есть. Особенно остро я это почувствовал, когда меня пригласили стать членом жюри конкурса «Моё любимое стихотворение» (формально – Красногвардейского района, а фактически всего города и даже [частично] пригородов и Ленинградской области). Конкурс дал за время своего существования невероятные результаты: почти СОРОК бывших школьников и школьниц стали студентами театральных вузов России и даже особо строгого ВГИКа! Поступили они благодаря очень серьёзной и обстоятельной подготовке педагогов-энтузиастов на актёрский и даже режиссёрский факультеты. Но не будем уклоняться в сторону профориентации, хотя я очень её ценю и люблю.

К нашему военно-героическому разговору имеет прямое отношение итоговый вывод за несколько последних лет: военно-героическая тема интересует, а главное – волнует и ребят из старших классов, и даже их младших братьев и сестёр, кроме питомцев начальной школы, которые по уставу в конкурсе ещё не участвуют.

Встречались ли среди отобранных и освоенных стихотворений слабые в идейно-художественном отношении? За всё время в нашей отборочной группе я насчитал три примера. Это очень мало, учитывая добровольность для чтецких выступлений, в отборе поэтических текстов. А военно-героическая лирика лидирует среди иных стихов, что вселяет и веру в творческий потенциал, и надежду на то, что состоится выход на литературную арену нового поэтического поколения.

Вспоминая строчки Евгения Евтушенко, завершим нашу большую беседу: мы не забыли своих юных сограждан – и тех, кто сложили свои головы за нашу Родину, и тех, кто все эти послевоенные годы шли с нами плечо к плечу, кто только дебютируют в различных поэтических жанрах буквально у нас на глазах.