Текст книги "Падение башен"

Грубые шаги по лестнице. Резкий голос хозяйки меблированных комнат:

– Вы не имеете права вламываться сюда! Я хозяйка, у меня лицензия! Убирайтесь отсюда, хулиганье!

Голос замолк, что-то тяжелое ударило в дверь, и она распахнулась.

– Доброе утро.

– Какого дьявола вам надо? – спросил Вал. Ответа не было, и в тишине он увидел кривоногого неандертальца с изрезанным вдоль и поперек лицом. Он вперевалку вошел в комнату. Трое других остановились позади.

– Мне надо сделать тебя несчастным, – сказал Джеф. – Я вижу, ты получил письмо Кино. Мы отобрали его у него, когда он сделал вечером свою первую попытку. А потом я решил, не бросить ли мне письмо самому, только утром, перед тем, как прийти поздороваться с тобой.

Джеф сделал еще шаг и увидел, что Ренна села в постели, увидел ее глаза, руки, плечи, дрожащие от ужаса.

– Ну, приве-е-т!

Вал бросился вперед, но сильный удар в живот бросил его на пол. Когда через секунду он открыл глаза, в комнате было еще шестеро. Трое подняли его, и Джеф снова ударил его в живот.

Годы, проведенные на улицах Адского Котла, сделали Вала хорошим уличным бойцом, и научили его, что если положение безнадежное, надо беречь силы на случай чуда, если оно произойдет, сбереженная сила пригодится. Поэтому, когда Джеф шагнул к Ренне и она закричала, Вал только стоял. Но когда крик сменился долгим визгом, Вал тоже закричал и стал сражаться. Он почти убил одного из тех, кто держал его, но остальные окружили его, сломали ему четыре ребра, вывихнули плечо и свернули набок челюсть.

– Нет, – сказал Джеф, делая успокаивающий жест, – не убивайте его. Пусть посмотрит, что мы сделаем с ней. Эй, кто-нибудь, помогите мне.

Рука Джефа была в крови, а Ренна больше не кричала, потому что у нее были раздроблены горловые хрящи.

Они действовали руками, потом ногами, а затем из потайных ножен появился энергонож.

Через минуту Вал потерял сознание. Они не стали добивать его, а просто ушли.

Через полчаса Рэра, хозяйка, наберясь храбрости, заглянула в комнату. Увидев голого человека, скорчившегося на полу, она сказала: «О, господи!» и вошла. Взглянув на то, что осталось на постели, она уже больше ничего не могла сказать, только отшатнулась, зажав руками рот.

Рука мужчины шевельнулась.

– О, боже милостивый, он жив! Она подошла к нему и наклонилась.

– О, боже милостивый!... – она подошла ближе. Надо унести его отсюда, пока он не пришел в себя, подумала она и попыталась поднять его. Боль в сломанных ребрах привела его в сознание. Он открыл глаза и тупо взглянул в лицо женщины.

– Рэра? – спросил он невнятно, поскольку челюсть посинела и опухла.

– Мистер Ноник, пойдемте со мной.

Он оглянулся, и когда глаза увидели постель, застыл.

– Не надо, мистер Ноник, пойдемте со мной.

Он позволил ей поднять его и вышел с нею в коридор, несмотря на страшную боль в плече и правой стороне груди. Рэра видела, под каким немыслимым углом повисла его рука.

– Ну, – сказала она, – нам надо как можно скорее попасть в Медицинский Центр.

И он закричал. Это был долгий вой, поднявшийся почти до визга. Затем Вал опустился на пол. Он тряс головой, слезы бежали по его лицу, но он замолчал.

– Мистер Ноник, вставайте.

Он встал. Она поддержала его и повела дальше.

– Послушайте, мистер Ноник, я понимаю, что для вас не имеет значения, но послушайте. Вы молоды и вы потеряли кое-что... – он слышал ее сквозь туман боли. – Но мы все, в той или иной степени, что-то теряем. Я бы не стала этого говорить, если бы не было того, что случилось, когда мы все внезапно узнали друг друга. Тогда я догадалась, что куча людей говорила то, чего не должна была говорить в нормальном состоянии. Но вы молоды. Многие теряют тех, о ком думают... Все, кто видел вас обоих, знали, что вы о ней думаете. Но вы будете жить... У меня была племянница, которую я любила, как дочь. Ее мать умерла. Они обе были акробатками. Четыре года назад племянница моя исчезла, и я не видела ее с тех пор. Я потеряла ее, а она жила у меня с девяти лет. Но я живу.

– Нет, – сказал он, качая головой. – Нет.

– Да. И вы будете жить. В том случае, если мы отправим вас в Медицинский Центр. – И вдруг отчаяние, которое она старалась вытравить из своего голоса, не показать Валу, вырвалось наружу. – Зачем они сделали такое? Зачем? Как они могли сделать это сейчас, после того момента, когда мы все узнали?

– По той же причине, по какой они делали это и раньше, – сказал он. – Как и вы, они попались в ловушку, в тот яркий миг, когда узнали свою судьбу. Но они не возьмут меня, не возьмут!

– О чем вы говорите?

– Они никогда не найдут меня. Никогда!

Он бросился вперед и скатился по нескольким ступеням лестницы, но потом ухватился за перила и пошел. Она побежала за ним.

– Мистер Ноник, вам нужен врач!

Он остановился в дверях, голый, отрицательно качая головой.

– Они никогда не найдут меня, – прошептал он еще раз и исчез за дверью.

Она вышла, но не увидела его. Улица была пуста. Тогда она нашла полицейского, привела его в дом, и рассказала, что случилось.

Двойное солнце сияло на белом песке города.

– Когда прибудут агенты с Земли? – спросил кто-то.

– Как только найдут те три документа, – ответил тройной голос, – и... если они еще живы.

Пахнущий озоном ветер погнал белую пыль по склону дюны, так что легкая форма пустыни снова изменилась, и единственной стабильной и изолированной вещью был город.

Недалеко от центра Торона старый торговец сидел у себя на балконе, глядя на дворцовые башни и на дощатые дома в районе Адского Котла.

– Кли!

– Да, папа?

– Ты уверена, что хочешь этого? Ты пользовалась всем почетом, какой Торон мог предложить тебе как ученому из-за твоей работы с передачей энергии и твоих теоретических исследований. Я никогда не говорил тебе, но я очень горжусь тобой.

– Спасибо, папа, но я как раз этого и хочу. Ни Рольф, ни я не намерены прекращать работу. Мне нужно закончить свою объединенную теорию поля, а он будет работать над новым историческим проектом.

– Ну, ладно. Зови его сюда.

Она ушла в дом и тут же вернулась, держа за руку высокого мужчину. Они остановились у мраморного стола, за которым сидел Кошер.

– Рольф Катам, вы хотите жениться на моей дочери, Кли Кошер?

– Да! – твердо ответил Катам.

– Почему?

Катам слегка повернул голову, и свет заиграл на прозрачном пластике его щеки. Та часть его лица, что была подвижной плотью, улыбнулась, и от этого прямой взгляд Кошера заколебался.

– Это нечестный вопрос, – сказал Кошер. – Не знаю... после той секунды, когда все мы... ну, вы знаете. Потом я догадался, что многие слышали, спрашивали и даже отвечали не так, как обычно.

Смущение, подумала Кли. Зачем говорить со смущением о том миге контакта, охватившего империю в конце войны? Она надеялась, что отец будет другим. Это смущение не от того, что он увидел, а от новизны опыта.

– Почему же? Это вполне честный вопрос, – ответил Катам. – Он частично из-за того, что мы видели в тот момент.

Катам говорил без страха. Это была одна из причин, по которой она любила его.

– Потому, что мы знаем работу друг друга. И потому, что в тот момент мы познакомили друг друга с мозгом друг друга. И потому, что это знание послужит нам обоим, как сердцу, так и духу.

– Ладно, женитесь, – сказал Кошер, – но...

Кли и Рольф переглянулись и улыбнулись друг другу.

– Но почему вы хотите уехать?

Их лица сразу стали серьезными, они снова посмотрели на старика.

– Кли, – сказал Кошер, – ты так долго была вдали от меня. Пока ты была девочкой, ты была со мной. А потом надолго уехала жить одна, и я разрешил тебе. А теперь вы оба снова хотите уехать, и на этот раз ты даже не хочешь сказать мне, куда вы едете. – Он помолчал. – Конечно, вы можете это сделать, тебе двадцать восемь лет, ты взрослая женщина, как я могу удержать тебя? Только, Кли... не знаю, как сказать... я уже потерял сына... и не хочу потерять еще и дочь.

– Папа, – начала она.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, Кли. Но даже вали бы твой брат Джон был жив, а все говорит за то, что он умер – если бы он был жив и прямо сейчас пришел сюда, для меня он все равно умер. После того, что он сделал, он должен был умереть.

– Папа, я хотела бы, чтобы ты так не думал. Джон сделал глупость, сделал неумело, по-детски. Он был неуклюжим мальчишкой в те годы... и заплатил за сделанное.

– Но мой собственный сын на каторге, обычный преступник, убийца! Мои друзья добры ко мне и не упоминают о нем до сих пор. Если бы кто-нибудь из них напомнил мне, я не мог бы держать высоко голову, Кли.

– Папа, – умоляюще сказала Кли, – ему было восемнадцать лет, он был избалован, он возмущал тебя и меня... Но если он жив, прошедшие восемь лет сделали из мальчика мужчину. Нельзя же держать зло на собственного сына восемь лет. А если ты не можешь сейчас держать высоко голову, то это, вероятно, твоя проблема, и она не связана с Джоном.

Рольф положил ей руку на плечо, ласково предупреждая, что ее тон, если не слова, переходит в опасное поле оскорбления, как частицы, движущиеся в случайном поле, действуют непредсказуемо.

– Я не прощу его, – сказал старик, сжав руки. – Я не могу простить. Не могу. Я был так опозорен...

– Папа! – она отступила от оскорбительного тона и говорила теперь с любовью, которую чувствовала к нему. – Папа! – И протянула к нему руки.

Он выпрямился, разжал пальцы, но не принял ее руки.

– Кли, ты сказала, что уедешь и не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, где ты. Я люблю тебя и хочу, чтобы у тебя было все, что ты желаешь. Но хотя бы... письма или что-нибудь в этом роде. Я хоть буду знать, что с тобой все в порядке...

– Писать не будем, – сказала она, и быстро добавила:

– Но ты будешь знать.

– Нам пора, Кли, – сказал Катам.

– До свиданья, папа. Я очень люблю тебя.

– И я люблю тебя, – сказал Кошер, но она уже вошла в дом.

– Я хотела бы иметь возможность сказать ему, что Джон жив, и почему мы уезжаем тайно, – сказала Кли, когда они подошли к парадной двери.

– Он узнает достаточно скоро, – ответил Катам. – Все узнает.

Она вздохнула.

– Да. Этот огромный чудовищный компьютер в Тилфаре даст им знать. Они могли бы все узнать и сейчас, если бы захотели, но все слишком растеряны, Рольф. Три тысячи лет люди пытались найти слово, отделяющее человека от других животных. Одни ученые называли человека смеющимся животным, другие – моральным животным. Ну а я думаю, может он – смущающееся животное.

Ее будущий муж засмеялся, но не слишком весело, затем сказал:

– Кли, я уже тысячу раз спрашивал тебя, но все не могу поверить: ты уверена в тех рапортах?

Она кивнула.

– Их видели очень немногие, те, кто был близко причастен к конструкции компьютера. Мне позволили заглянуть лишь одним глазом, и то больше из-за этой последней заварухи во дворце, а не из-за чего-либо другого. Но это сделало меня больной, Рольф, потому что я ничего не могла сделать с этим чудовищем. Но ведь я и так уже поработала для этого преступного дела, верно? Рольф, они четыре раза пытались разобрать его, но ничего не вышло. Каким-то образом он защищает себя. К нему едва могли подойти близко.

– Это понятно, – сказал Рольф. – Он получил самое необычное оборудование, вооружение и т. д. для контроля над полновесной всеобъемлющей войной. Но зачем, Кли? Ты математик, ты знаешь компьютеры.

– А ты историк, и войны – твой департамент, – она еще раз оглянулась на фигуру на балконе, махавшую им. – Хотела бы я знать, скоро ли компьютер заставит его... их понять?

– Не знаю, – сказал он. – Не знаю.

Транзитная лента наверху тянулась по нему тонкой черной линией.

Когда они исчезли из виду, старый Кошер на балконе вздохнул и сделал нечто, чего не делал уже давно. Он вошел в дом, переоделся в неприметную одежду, вызвал такси и поехал по радиальным улицам города к району порта. Он спокойно переждал, пока баркас нагрузил вечерниц поток рабочих Аквариумов Кошера. Потом он ждал на углу, пропуская транспорт с надписью «Гидропоника Кошера» на борту. Он остановился неподалеку от самого высокого и самого чистого здания в районе, это были офисы «Синтетика Кошера».

Позднее, идя по узким грязным переулкам грязного Котла, он остановился перед комбинацией таверны и меблированных комнат. День был жарким. Кошеру хотелось пить, и он вошел. Видимо, эта идея пришла в голову многим, и у стойки шли беседы. Кто-то сказал ему дружественно:

– Привет, старик. Что-то раньше тебя здесь не видели.

Это сказала женщина лет пятидесяти с большим пятном на щеке, сидевшая за столиком.

– Я не бывал здесь раньше, – ответил Кошер.

– Похоже на то, – сказала Рэра. – Садись.

Но он уже шел к бару. Взяв выпивку, он повернулся, думая, куда отойти, увидел женщину и сел за ее столик.

– Знаешь, много лет назад я проводил кучу времени в этих краях, но этого заведения не помню.

– Я завела его всего месяц назад, – объяснила Рэра, – как только получила лицензию. Пытаюсь устроить какое-то постоянное дело. В бизнесе, понимаешь, очень важно быть дружелюбной. Надеюсь видеть тебя здесь часто.

– Гм, – сказал Кошер и отпил из кружки.

– Я пыталась начать дело еще несколько лет назад. Переняла его у своего умершего друга. Но как раз в то время начали действовать неды, и однажды ночью разгромили помещение. А здесь не прошло и двух недель, как я начала, у меня уже были неприятности. Одна из этих враждующих друг с другом банд вломилась сюда утром. Убили девушку, а полицейских конечно, никогда не бывает, когда они нужны.

У стойки начался спор. Рэра повернулась, нахмурилась и спросила:

– Что вы там говорите насчет всего этого?

Жилистый мужчина с обветренным лицом громко говорил, а зеленоглазая женщина рядом смотрела на него. А сам он глядел на другого мужчину.

– Нет, здесь все прогнило. Все.

– Кто тебе сказал, что прогнило? – засмеялся кто-то.

– Это я сказал, Сайтон-рыбак. А это моя жена, Грелла, ткачиха. И мы говорим, что весь ваш остров прогнил!

Женщина положила руку на плечо, ее глаза молили о молчании.

– И позвольте мне сказать еще кое-что. Я всегда жил на материке, и у меня был сын. Он стал бы таким же хорошим рыбаком, как и я. Но ваше испорченность заманила его на ваш остров. Вы морили его голодом на материке и соблазняли здешней рыбой, выросшей в аквариуме. Ну, мы последовали за ним. И где он теперь? Может, он заработался до смерти в ваших аквариумах? Или ходит с вашими бандами недов? Или, может, потерял добрую морскую соль из тела в ваших гидропонных садах? Что вы с ним сделали? Что вы сделали с моим сыном?

– Проклятые иммигранты, – пробормотала Рэра. – Подожди минутку, ладно? – и она пошла к стойке. Жена того человека уже пыталась вывести его, и Рэра помогла ей. Он уже становился опасным.

Рэра вернулась, вытирая руки о юбку.

– Иммигранты, – повторила она и села. – Вообще-то я ничего не имею против них. Среди них есть разные люди, есть хорошие, есть не очень. Но попадаются и вот такие фрукты. Странное дело, женщина показалась мне знакомой. Вроде бы я ее уже где-то видела. Правда, все эти зеленоглазые с материка похожи друг на друга. О, ты уходишь? Ну, приходи, приходи сюда еще. Здесь по-настоящему дружелюбное место.

Выйдя, Кошер остановился перед дощатым забором, покрытом остатками наклеенных когда-то плакатов. Прямо по ним кто-то написал красным мелом:

«Ты попался в ловушку в тот яркий миг, когда узнал свою судьбу.»

Неправильная форма букв, может быть, сами слога произвели на него странное впечатление. Старый Кошер пошел дальше. Сердце его разрывалось.

В далекой вселенной с дюн сыпался белый песок.

Что есть город?

Это место, где время проходит не как время. Место, где механические движения родника, лодки и механизма замедлялись бы до полной остановки. То же справедливо для тока крови, для кости, мускула, нерва. Однако, психические сверкания фотона о фотон работают нормально, если не увеличивать скорость.

– Но почему эта изолированная империя Земли так важна?

– Разве у них такая передовая технология, что эта работа о случайных полях даст нам оружие для полной победы над Лордом Пламени?

– Может ли историческая работа предсказать нам результат нашей великой войны?

– Разве среди наших культур нет искусства, способного научить состраданию, фиксирующему место жизни по вселенной, так же блестяще, как эти стихи?

Множество разумов разными способами и словами сформулировали барьер недоумения. В ответ пришел тройной смех.

– Земляне важны, потому что Лорд Пламени сейчас среди них, а «сейчас» – это неточное толкование отражающей концепции пересекающегося межгалактического времени, включающего в себя смоделированное прошлое и будущее. Но если эти земляне прибудут, само их появление возвестит нашу победу над Лордом Пламени, и не будет нужно изучать их документы, разве что только назидания нам. Если они не прибудут, то мы пропали.

Недоумение сменило концентрацию.

– Вы увидите, почему, – сказал тройной голос. Двойное солнце спустилось к горизонту, и в городе настала тишина.

Глава 2

– Откинь голову назад.

Он откинул.

– Теперь подними колени и откинься назад.

Он откинулся, чувствуя вращение перемещающегося веса от запястий к плечам. Его ноги медленно опустились на мат.

– Прекрасно, – сказала она. Он выпустил кольца.

– На сегодня достаточно?

– Более, чем достаточно. Перерабатывать не надо, Джон. В этом нет ничего хорошего. Входи в это легко. Ты уже великолепно делаешь. Откуда у тебя такая координация?

Он пожал плечами, сходя с мата.

– Мышцы я нарастил в тюрьме, копая тетроновую руду. А насчет остального – право, не знаю.

– Ты меня удивил, – сказала Алтер. – Метод, каким ты занялся акробатикой, впечатляет.

– Это как раз то, чему я хотел научиться. Не хочу быть неуклюжим. Давай в душ, а потом поедим чего-нибудь.

– Прекрасно.

Они вышли из гимнастического зала и отправились к душам, когда группа молодежи в купальных костюмах вышла из смежного холла. Толстая, с низким лбом девушка выхватила полотенце у исключительно высокого юноши с лошадиным лицом. Другие засмеялись и продолжали путь.

– Ты видела, как плавает эта девушка? – спросил Джон. – Скорость ее прямо фантастична.

– Я видела ее утром. Ты прав. Эти сто ярдов просто поразительны.

Они проходили мимо двух парней, подпиравших стену. Те смотрели вслед пловцам.

– Проклятые чужаки, – пробормотал один.

– Посмотрим, как они пойдут ночью по Адскому Котлу, – ответил другой, оскалил зубы и стукнул кулаком по стене.

Джон и Алтер хмуро переглянулись и расстались у душевых.

Через десять минут Джон с распаренной кожей и мокрыми волосами вышел во двор. Брызги воды из алюминиевого фонтана блестели на солнце. Алтер уже стояла там, слегка двигая загорелыми плечами и длинными ногами в сандалиях. Он подошел к ней и вдруг нахмурился.

– Что это?

– Где? – она повернулась и удивленно раскрыла глаза. – Я раньше не видела этого.

На металлической поверхности бассейна кто-то написал:

«Ты пойман в ловушку в тот яркий миг, когда ты узнал свою судьбу».

– Что это должно означать? – спросила Алтер.

– Не знаю. Но это вызывает у меня странное ощущение.

Где-то что-то зажужжало. Один человек во дворе поднял голову, потом другой, и, наконец, все глаза обратились к поющему небу.

Над транзитной лентой сквозь облака возникли две, затем три, затем четыре серебряные точки.

– Они летят страшно низко, – сказал Джон.

– Может, самолет-разведчик? – предположила Алтер.

Маленький шарик света упал с одного самолета. Вокруг городских башен появилась беззвучная вспышка, через несколько секунд пришел звук, а затем начались вопли.

– Что за... – начала Алтер.

Еще через пять секунд раздался грохот.

– Это Военное министерство! – ахнула Алтер.

– Это было Военное министерство, – поправил Джон. – Что, черт побери, случилось?

Обломки обгорелого камня, остатки башни взлетели над зданиями. Во дворе начался хаос.

– Пойдем отсюда! – сказал Джон.

– Куда? – спросила Алтер.

– Туда, где можно поесть, посидеть и поговорить.

Они пошли в боковую улицу. Когда они завернули за угол, зажужжал громкоговоритель:

– Граждане, оставайтесь спокойными. В Военном министерстве произошел трагический случай. Самолеты из Тилфара, несущие взрывчатые вещества, по недосмотру были автоматически отключены с пути из-за поломки в механизме направляющей программы.

Они вошли в ресторан и сели у окна.

– Как ты думаешь, что случилось? – спросила Алтер. Джон пожал плечами.

– Случайная бомбежка.

– Странно, что такое произошло случайно.

Джон кивнул.

У входной двери начались какие-то беспорядки, и оба посмотрели туда. Только что вошла женщина с пышными рыжими волосами и с ней мужчина выше семи футов ростом. Хозяин ресторана, как видно, не желал обслуживать гиганта – такое становилось более и более обычным по отношению как к лесным гигантам, так и к неандертальцам, с тех пор, как множество солдат вернулось с войны. Хозяин извинился, делая оправдательные жесты.

– У нас уже полно... Может, где-нибудь в другом месте поменьше народу, и вас примут...

Женщине надоело. Она отогнула отворот жакета и показала эмблему. Хозяин остановился на полуслове, прижал руки ко рту и зашептал сквозь толстые пальцы:

– О, ваша Светлость, я не знал... Я очень сожалению... Я не подозревал, что вы член королевской семьи...

– Мы сядем вон с той парой, – сказала герцогиня и двинулась вместе с лесным стражем к столику, где сидели Джон и Алтер. Хозяин медленно катился перед ними, как автомобиль на дизельном топливе.

– Ее Светлость герцогиня Петра желает знать, не будете ли вы так добры позволить ей и ее спутнику...

Джон и Алтер были уже на ногах.

– Петра! Эркор! – закричал Джон. – Ну, как вы? Что вы здесь делаете? – И Алтер эхом повторила его вопросы.

– Следуем за вами, – коротко ответила герцогиня. – Мы упустили вас в гимнастическом здании, а затем увидели, как вы нырнули за угол при всей этой сумятице.

– Могу я... принять заказ? – пролепетал хозяин. Они заказали, хозяин ушел, и небольшой интерес других посетителей, вызванный инцидентом у двери, теперь испарился.

– Что вы хотите от нас, Петра? – спросил Джон. – Приглядевшись, он увидел, какое у нее усталое лицо.

– Война, – сказала она. – По-прежнему война.

– Но ведь война кончена, – сказала Алтер.

– Так ли? – сказала Петра. – Может быть, уже слишком поздно.

– Что вы имеете в виду? – спросил Джон.

– Вы видели «случайную» бомбежку несколько минут назад?

Джон и Алтер кивнули.

– Во-первых, она вовсе не случайна. Во-вторых, будет множество других «несчастных случаев», если мы сделаем что-нибудь.

– Но... – начала Алтер, – там нет врага.

– Компьютер, – сказала герцогиня. – Рапорты идут именно к нему. Я только видела их в качестве советника короля Лита. Его самоисправляющиеся цепи использовали радиокоординаторы для захвата любого оборудования под автоматический контроль. До сих пор он только защищал себя от демонтирующего агрегата, но сегодня он начал свою первую атаку на Торомон.

– Как? – спросил Джон.

– Рапорт сопровождает очень неточное объяснение. Не забудьте, что тысячи и тысячи мозгов контролировались машиной и записывались во всех деталях. Хотя она и убила тысячи людей, она все еще имеет в своем банке данных эти ментальные записи. Каким-то образом вся схема смерти и войны была взята из мозга жертв и передана цепям активности. Результатом этого явилась бомбежка Военного министерства. Похоже, что сейчас будет долгий бездеятельный период переваривания информации. Но активность компьютера растет, и какой конец... – она замолчала.

– Итак, мы все еще против нас самих, – сказал Джон. – Только на этот раз в зеркальном отражении запасенного в банках памяти и передающих звеньях.

– А как насчет нашего прыгающего по галактикам друга, Тройного Существа? – спросила Алтер и оглянулась вокруг. Она всегда чувствовала себя как-то странно, когда упоминала о чужой славе, известной только им четверым. – Оно обещало помочь, если мы поможем ему, а ведь мы определенно помогли.

– Но мы ничего не слышим о нем, – сказал Эркор. – Я думаю, что когда был объявлен мир и Лорд Пламени ушел с Земли, интерес Тройного Существа к нам иссяк. Чтобы мы теперь ни делали, мы все должны сами.

– Но нам понадобится помощь, – сказала герцогиня. – Я чувствую, что если мы найдем вашу...

Оно коснулось их, но слабо, регистрируя не на уровне восприятия, а на другом, так что зеленый свет от окна отразился на столовом серебре и задержался на миг слабым мерцанием пчелиных крыльев, на медной решетке – краснотой полированного карбункула, а в глазах замерцала серебряная паутина... коснулось четверых, трое ощутили присутствие Тройного Существа, а четвертый...

– Нашли вашу сестру, доктора Кошер, она могла бы оказать большую помощь. Она работала на компьютере и кое-что знает о нем, и у нее такой мозг, который сумеет пробиться в суть проблем.

– Другая особа, с которой следовало бы посоветоваться, – произнес гигант-телепат, – это Рольф Катам. Война – это историческая необходимость. Я цитирую его, и он понимает экономические и исторические влияния на Торомон лучше, чем кто-либо другой.

Другие, советовавшиеся с Катамом раньше, кивнули, и с полминуты все молчали.

– Знаешь, Алтер, кого я хотел бы найти? – спросил Джон.

– Кого?

– Того, кто написал ту вещь на стоянке у фонтана.

– Я хотела бы знать, кто именно придумал это. – Она повернулась к Петре. – Это почти строчка, из стихотворения, ее кто-то написал па фонтане перед гимнастическим валом.

– «Ты попал в ловушку в тот яркий миг, когда узнал свою судьбу», – сказала герцогиня.

– Да, – сказал Джон. – Значит, вы видели это, когда искали нас.

– Нет, она выглядела озадаченной – сегодня утром кто-то написал это на дворцовой стене. У ворот. Меня это поразило.

– Видимо, писали двое, – сказала Алтер.

– Я хотела бы найти того, кто написал это первым, – сказал Джон.

– Но сначала надо найти Катама и вашу сестру, – сказала Петра.

– Ну, это не проблема, – сказала Алтер, откидывая назад свои серебряные волосы. – Мы найдем их в Островном университете, верно?

Заговорил Эркор:

– Вчера утром Рольф Катам отказался от своей должности председателя исторического департамента университета Торомона, вечером уехал в Торомон, не оставив сведений о своих планах.

– А моя сестра?

– Она оставила свое положение в правительственном научном объединении – тоже вчера утром. После этого никто ее не видел.

– Может быть, мой отец знает, где она.

– Возможно, – сказала герцогиня. – Мы не хотели спрашивать его, пока не поговорим с вами.

Джон откинулся на стуле и опустил глаза.

– Прошло восемь лет с тех пор, как я видел отца. На этот раз я пойду к нему.

– Если вы не... – начала Петра.

Джон быстро взглянул на нее.

– Нет, я хочу пойти... Я узнаю от него, куда она делась... если он знает. – Он резко встал. – Вы извините меня? – он вышел из ресторана.

Трое оставшихся посмотрели ему вслед, затем друг на друга. Герцогиня сказала:

– Джон изменился за последнее время. Алтер кивнула.

– Когда это началось? – спросила Петра.

– Минуточку... на следующий день после того, как он попросил меня научить его акробатике. Я думаю, он ждал предлога, чтобы повидать отца, потому что часто упоминал о нем. – Она повернулась к Эркору. – Что именно Джо узнал, когда мы все увидели друг друга? Он всегда был таким молчаливым, погруженным в себя... до последнего времени. Его и сейчас не назовешь разговорчивым, но... так вот, он очень старался над кувырками. Я сначала говорила, что он уже староват, чтобы делать это хорошо, и удивилась, какой у него прогресс.

– Так что же именно он узнал? – теперь уже спросила герцогиня.

– Возможно, – сказал телепат, – кто он был.

– Ты говоришь, «возможно», – сказала герцогиня. Эркор улыбнулся.

– Возможно, – повторил он. – Больше ничего не могу сказать.

– Сейчас он пошел к отцу? – спросила Алтер. Гигант кивнул.

– Надеюсь, что это пройдет нормально, – сказала Алтер. – Восемь лет – слишком большой срок для злопамятства. Знаешь, когда учишь человека чему-то физическому из движений его тела, то изучаешь его ощущения, по глубокому дыханию, когда он рад, или по движению плеч, когда он боится, и я наблюдала его последние два месяца. Да, надеюсь, что все пройдет нормально.

– Ты и доктор Кошер были очень близки, – сказала Петра. – Ты имеешь какое-нибудь представление, куда она могла исчезнуть?

– Да, до момента, когда мы были все время вместе, разговаривали, смеялись. А потом она ушла. Сначала я подумала, что она скрылась в каком-нибудь убежище, в каком была, когда мы с ней впервые встретились. Но нет. Я получила несколько писем. Она не отказалась от работы, она счастлива со своей новой теорией поля, и я подумала, что она наконец обрела мир в себе. Из последнего письма явствует, что вроде бы что-то случилось, и это, кажется, останавливает ее работу. Это выглядит странным.

– Почти так же странно, – сказала герцогиня, – как страна в войне с ее зеркальным отражением попадает в стальной блок памяти.