Текст книги "Падение башен"

– Я думала, вы упомянете то, что, как я поняла, самое явное во всем этом, – сказала герцогиня. – Доктор Катам, вы помните инцидент, вызвавший объявление воины три года назад?

– Да. Младший брат короля, принц Лит был похищен. Это, вероятно, сделала какая-то ранняя группа недовольных. Неды вернулись на спокойный путь, но они никогда не были так сильны, как сейчас. Они и раздувают смуту. Кое-кто думает, что они связаны с врагом. И никто, как я слышал, не ходит через Адский Котел после наступления темноты.

– Котел никогда не был особо приятным городским районом, – ответила Петра. – Ну, профессор Катам; теперь я расскажу вам мою историю Она много короче вашей и куда более невероятная. Но она правдива. Торомон имел доступ к передаче материи по широкой шкале в течение трех лет. Но по крайней мере, две другие расы во вселенной имели доступ к ней миллионы лет. Они пользовались этим для межзвездных путешествий. Эти расы даже не состояли из индивидуумов, а являлись скорее коллективным разумом. Их метод межзвездных путешествий более психический, чем физический. Одна раса, похоже, является аморальным экспериментатором. Другая более старая, благожелательна и состоит из трех центров разума, которые, кажется, проверяют и уравновешивают друг друга. Мы зовем их Тройным Существом.

Вы говорили об уникальности Торомона, о комбинации его изолированности и развития. Экспериментатор, которого мы зовем Лордом Пламени, также знал об уникальности Торомона, и начал извне вмешиваться в порядок, чтобы сохранить Торомон изолированным как можно дольше. Вы хотели знать, откуда мятежники получают оборудование и умение подойти близко к радиационному барьеру? От Лорда Пламени.

Я, Джон и Эркор были в контакте с Тройным Существом три года назад. С их помощью мы уничтожили агента Лорда Пламени, но слишком поздно, чтобы остановить главный взрыв Но Лорд Пламени вернулся снова. Каков будет результат его присутствия на этот раз, мы не знаем. Похищение принца Лита, дело наших рук. В течение последних трех лет он был в безопасности на материке у лесных стражей Мы надеемся, что в конце концов эта истеричная война кончится, и тогда принц Лит вернется, и, может быть, исправит то, что останется от Торомона... если что-нибудь останется от него. Пока он жил во дворце с матерью и братом, его жизнь и рассудок были в опасности. Вот и все, что мы могли сделать.

– Так. И вы можете доказать все это? И вообще, зачем вы сказали мне об этом?

– Потому что нам нужен кто-то с исторической ориентацией, чтобы помогать нам советами. Тройное Существо будет помогать настолько, чтобы не повредить нашу культуру введением посторонних смущающих элементов. Первый совет, какой нам нужен – что делать с двумя юнцами, которые помогали нам в первом нашем деле, парнем и девушкой. Парень, Тил, бежал из маленькой рыбачьей деревушки на материке в Торон, где и включился в наши дела. Девушка – акробатка. Они очень помогли нам тогда, но теперь в них нет нужды, и вроде бы стыдно держать их так долго вне общества. Но у них громадная информация, которая может стать опасной, главным образом, для них самих. И есть еще одна проблема. – Она повернулась к Эркору. – Не приведешь ли ты их сюда?

Эркор вышел и вернулся с парнишкой лет семнадцати с темной кожей и глазами цвета моря. За ним шла девушка примерно на год старше и на дюйм выше. Ее кожа загорела так же, как у мальчика, но волосы по цвету и текстуре походили на отбеленный шелк. Оба, казалось, были удивлены таким явлением, как Катам, но промолчали.

– Особая проблема вот в чем, – сказала герцогиня и нажала кнопку на подлокотнике кресла. Освещение комнаты упало вдвое.

Рольф Катам дернулся в своем кресле, он сидел в комнате... с пятью пустыми креслами, но одушевленными костюмами. Женское платье сидело в кресле рядом с ним, а скудная одежда двух младших парила в дверях. Но хотя свет был тусклым, было все-таки хорошо видно, что тела, обитавшие ранее в этих одеждах, исчезли.

Голос герцогини продолжал:

– Начиная с того времени, как мы впервые включились в это дело, Тройное Существо сделало нас иммунными к некоторым частотам радиации, перестроив нашу кристаллизационную матрицу. Побочный эффект выразился в том, что индекс рефракции субстанции наших тел сделал нырок носом. Это означает, что при слабом освещении мы исчезаем... – свет стал ярче, и все пятеро снова оказались видимыми. – Теперь вы видите, в чем проблема. Кстати, демонстрация – наше единственное доказательство.

– Я поражен, – сказал Катам, – но я не могу поверить вам, поскольку это и может быть розыгрышем. Но я приму это как теоретическую проблему. Вы хотите знать, что делать с ребятами? Спрысните их пигментирующей жизненной пеной, которую Медицинский Центр разработал для меня, хотя я не настолько суетен, чтобы носить ее. Верните их миру, и пусть они занимаются своими делами. А остальные трое – сконцентрируйтесь на Лорде Пламени. – Катам встал. – Вы можете снова встретиться со мной в университете. Должен сказать, что все это очень интересно, но всерьез я не верю, что тут нечто большее, чем психологическая фантазия с вашей стороны. – Он улыбнулся своей трехчетвертной улыбкой. – А это стыдно, Ваша Светлость, потому что у вас ужасно живое воображение. Но я буду давать вам советы, насколько смогу. Обдумайте это, пока я не ушел. Вы сказали, что похищение принца Лита организовали вы. Правительство в конце концов решило, что это сделали неды. Скорее всего, они ответственны и за смерть Черджила... если он умер. Вы в вашем фантастическом мире, возможно, считаете себя виновными в этом? – Катам открыл дверь, кажется, удивился, что она не заперта, и вышел.

Эркор, герцогиня, Джон переглянулись.

– Итак, – сказал Эркор, – он согласен давать советы, но он нам не верит.

– Это лучше, чем ничего, – сказал Джон.

– Эркор, узнай, есть ли жизненная пена, и доставь немного как можно скорее, – сказала герцогиня.

Глава 2

Пятнадцать медяков по сотой части деньги были разложены квадратом минус один угол на перевернутом картонном ящике. Волосатый кулак шмякнул по поверхности, монеты подпрыгнули, и три человека стоявшие на коленях вокруг ящика, повалились назад.

– В чем дело? – спросил один, с курчавыми черными волосами.

– Эй, смотрите на меня! – ухмылка прорезала широкое лицо вмешавшегося, без шеи, с волосами и бровями цвета нечесаной пеньки, он откинул голову и захохотал, повторяя:

– Смотрите на меня!

– Ах, да брось ты! – жалобно сказал зеленоглазый веснушчатый парень, которого называли Креветкой. – Приставал бы к кому-нибудь твоего размера.

Приземистый торс Лога повернулся на тазовых костях и хлопнул себя по животу.

– Я пристаю... – он повернулся к третьему человеку, – к тебе!

Третий человек у ящика. Фургон, имел такое же физическое сложение, но волосы его напоминали черную проволоку, а лоб был еще ниже, чем у Лога.

– Оставь Фургона в покое, – сказал Креветка. – Вы хотели научить его этой игре.

– Он моего размера – проворчал Лог, хлопая Фургона по плечу.

– Оставь его в покое, Лог, – повторил Креветка. Лог снова ударил Фургона по плечу. Фургон неожиданно повернулся, мускулы на плечах и бедрах вздулись, он прыгнул на Лога и оба покатились по полу. Другие рекруты смотрели на них со своих коек, где они сидели и читали военные памфлеты. Семифутовый лесной страж отделился от стены и пошел к двум сцепившимся неандертальцам. Вой, еще вой – и вот Фургон и Лог качаются в воздухе, их воротники в кулаках лесного великана.

– Почему вы, обезьяны, не научились прилично подражать людям? – спросил страж.

Те только моргали и поджимали пальцы. Лесной страж выпустил их, и они шлепнулись на пол. Встряхнувшись, они разошлись и инцидент был забыт.

– Внимание! – сказал голос от двери.

Все вскочили, когда вошел офицер. За ним шли три новых рекрута: лесной страж с лысым черепом, темнокожий черноволосый паренек с зелеными глазами, как море, и необычно приземистый неандерталец, все время мигающий.

– Новички, – сказал офицер, – внимание! Торн 04?!

Лысый страж шагнул вперед.

– Тил 211!

Зеленоглазый шагнул вперед.

– Ког 019!

Вышел мигающий неандерталец.

– Вольно, парни! Не забудьте, ориентационное собрание через... – он взглянул на часы в потолке – одиннадцать минут. Как услышите гонг – бегом! – Офицер вышел.

Три новичка улыбнулись полудюжине людей, бегло оглядевших их.

– Привет.

Веснушчатый Креветка шагнул вперед.

– Кто-нибудь из вас интересуется игрой в удачу? Пошли со мной и познакомитесь кое с кем из парней. Меня зовут Арчибальд Сквеш. Это по-настоящему. Подумать только, – мать назвала ребенка Арчибальдом! Но вы можете звать меня Креветкой. – Он, казалось, обращался в основном к неандертальцу, и, наконец, полностью повернулся к нему. – Тебя звать Ког, верно? Ну, пойдем, сыграем.

Тил и Торн переглянулись и последовали за Креветкой и Когом туда, где другой человек укладывал монеты на перевернутый ящик. – Привет, Кудряш, – сказал Креветка. – Это Ког. Хочешь сыграть с ним, Кудряш. Правильно, Ког?

Его восторженное дружелюбие показалось Тилу натянутым. Но неандерталец осклабился и кивнул.

– Садись сюда, – Креветка положил руку на плечо Кога и заставил присесть на корточки возле ящика. – Вот, значит, как мы играем: устанавливаешь монеты квадратом с одним пустым углом. Берешь монетку в десятую часть деньги и бросаешь ее через верх ящика, чтобы она попала в этот угол, понял? С дальнего конца квадрата вылетят две монетки. Мы нумеруем монетки в дальнем конце – 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7 и ты делаешь ставку на две любые. Сейчас покажу: я ставлю на 2 и 6. Значит, ты получаешь мои полденьги, потому что выпала только половина моей ставки. Ну, хочешь попробовать?

– Э... ну... – Ког кивнул. – Как вы зовете эту игру?

– Слумат, бродяга. Двойная кость. Семерка – выбирай любое.

– Бродяга?..

– Бродяга, – повторил Креветка. – Теперь клади свои деньги. На какое ставишь?

– Ну... на 2 и 6.

Ког бросил. Две монеты вылетели, но не 2 и 6. Кудряш поднял банкноту Кога.

– О, игра не кончилась, – сказал Креветка. – Это просто первая проба. Сейчас мы все сыграем снова.

Смятые банкноты легли на верх ящика. Монета бросалась снова и снова.

На лице Кога выразилась растерянность, когда над импровизированным столом вдруг наклонился лысый лесной страж Торн и сказал ровным голосом:

– Как насчет того, чтобы дать шанс и мне?

Креветка поднял глаза и неловко сказал:

– Я как раз хотел предложить прекратить игру. То есть...

– Продолжай, – настойчиво сказал Торн. Его длинная рука протянулась над плечом Тила, темные пальцы сложили квадрат. Креветка и Кудряш с тревогой переглянулись.

– Вот деньги, – сказал Торн, кладя банкноту.

– Я, пожалуй, возьму свою бумажку прямо сейчас, – сказал Кудряш, но Креветка лягнул его из-за угла ящика, и протянувшаяся было рука Кудряша молниеносно втянулась обратно, как спущенная пружина.

– 3 и 5, – сказал Торн. Из квадрата вылетели 3 и 5. Торн взял банкноту.

– 2 и 6, – сказал он, выбирая угол вторым броском. Вылетели 2 и 6.

Торн снова смял банкноту.

– 2 и 4.

Щелчок – 2 и 4.

Торн подождал, пока они положили последние банкноты на его широченную ладонь, а затем выложил деньги перед Когом.

– Это твои, обезьяна, – сказал оп и пошел прочь. Креветка прошипел сквозь зубы:

– Чертовски большие парни, – пробормотал он, глядя вслед стражу. – Как они ото делают? Это совершенно честная игра, а они каждый раз выигрывают. – Он вдруг взглянул на Тила и улыбнулся. – Спорю, ты из материковой рыбачьей деревни.

– Верно, – сказал Тил. – Откуда ты знаешь?

– По глазам, – сказал Креветка. – Зеленые, как мои. Слушай, мы рыбаки, должны держаться вместе. Чего ради ты связался с армией?

Тил пожал плечами.

– А что еще делать?

– Это верно, – согласился Креветка. – Да, вот Кудряш, он фермер.

Кудряш, все еще думающий о своем проигрыше, проворчал.

– Какой я фермер? Я почти год провел в Адском Котле в банде недов?

– Верно-верно, – сказал Креветка. – Знаешь, это абсолютно честная игра, клянусь желтыми локонами Его Величества, по каким образом...

Воздух пробил удар гонга, и металлический голос ударил им в уши.

– Все новые рекруты идут к Звездному стадиону...

– Это мы, – сказал Креветка, и все они бросились к дверям.

Среди центральных зданий Тилфара, которыми быта ограничены действия рекрутов, было одно, погруженное в город, как опрокинутый пузырь. Оно могло вместить под своим куполом десять тысяч человек, но беспокойные солдаты заполнили только одну секцию.

На сияющем возвышении офицеры выглядели игрушечными. Один подошел к микрофону, кашлянул и, когда эхо прокатилось по арене, начал:

– За барьером у нас есть враг, враждебный всем принципам, которые человеческий род...

Тил сидел среди шестисот новобранцев и слушал. Затем у рекрутов было свободное время до следующего дня. Тил все еще держался с Креветкой и Кудряшом. Когда они возвращались в барак, он спросил:

– Как вообще работает эта игра?

Креветка пожал плечами.

– Точно не знаю. Но почему-то обезьяны как раз не имеют шанса. Нет, игра честная, но вот они выигрывают не больше, чем один раз из десяти. Обычные люди, вроде нас с тобой, делают как надо, а с практикой выигрывают чаще. А вот эти большие парни... просто забудь об игре, когда они поблизости. Ты разве не идешь с нами в барак? – они остановились у двери.

– Не-а, – сказал Тил, – я, пожалуй, пройдусь и посмотрю вокруг.

– Могу сказать тебе, что здесь не много увидишь, – сказал Креветка, – но дело твое. Увидимся позже.

Когда Тил ушел, Креветка пошел в барак, но Кудряш смотрел вслед Тилу, исчезавшему в полутьме.

– Чего ты ждешь? – спросил Креветка.

– Слушай, какого цвета глаза у этого парня?

– Зеленого. Чуть темнее моих.

– Я тоже так думал, а сейчас посмотрел, когда мы возвращались сюда, и они вовсе не зеленые.

– А какие же?

– В том-то и дело, что никакие. Просто дыры в голове.

– Ну, черт возьми, сейчас почти темно, ты просто не разглядел.

– Видел, и клянусь, за его веками ничего не было. Просто дыры.

– Вечерний воздух вреден тебе, парень, – сказал Креветка, покачивая головой. – Входи давай, и поиграем в честную игру «бродяга».

Тил шел по темнеющей дороге, он пошел по крутому переходу с одной спиральной дороги к другой и прошел над большинством окружающих здании. Только центральный дворец был заметно выше дороги. Когда дорога завилась вокруг темной башни, он смотрел на крыши меньших зданий Тилфара.

Внизу город вытянулся к равнинам, а равнины к горам, которые все еще слабо мерцали от радиационного барьера, идущего вдоль зубчатого края. Все это было знакомо Тилу. Ртутный свет вдруг замерцал и выбелил тени на перилах. Подняв глаза, Тил увидел ярдов в двадцати другого рекрута из разведки и узнал в нем лесного стража, который прибыл вместе с ним сегодня днем. Торн увидел его и помахал рукой.

– Как дела?

– Хорошо, – сказал Тил. – Ты тоже решил прогуляться?

Торн кивнул и посмотрел через ограду. Тил остановился рядом с ним и тоже наклонился над перилами. Ветер задирал верх их рукавов и дергал открытые воротники.

– Слушай, – сказал Тил, – как ты делаешь этот фокус с игрой?

– Ты не поймешь.

– Ну да! Думаю, что пойму! Попробуй.

Торн повернулся боком к перилам.

– Если ты действительно хочешь знать, то старайся думать: представь, что ты в Тороне и стоишь на тротуаре. Один из больших грузовиков Гидропоники Кошера идет вниз по улице, и мотор выключается примерно в четверти мили от конца квартала. Что произойдет?

– Покатится по инерции.

– Далеко?

Тил пожал плечами.

– Наверное, это зависит только от того, насколько он тяжел и насколько быстро ехал.

– Правильно. Но если бы ты переходил улицу, ты мог бы судить вполне точно, успеешь ли ты перейти, и даже определить место, где грузовик должен остановиться – как только увидишь, что он замедляет ход.

– Думаю, да.

– Ну, вот, и когда ты это делаешь то подсознательно решаешь задачу, для решения которой математик должен взять бумагу и карандаш, знать точно вес грузовика, скорость, коэффициент уменьшения скорости, трение, и тогда минуты через две он решит. А ты сделал это за полсекунды и с весьма неточной информацией, которую твои чувства успели собрать за долю секунды.

Тил улыбнулся.

– Да, поразительно. Но какое отношение это имеет к игре?

– Прямое. Ты и я рассчитаем и перейдем улицу, а обезьяна будет стоять на углу до тех пор, пока грузовик не остановится намертво, и только тогда перейдет улицу. Конечно, если ты научишь его математике, дашь ему бумагу, он высчитает это за то примерно время, что и всякий другой математик. Но он может просто глянуть на замедляющий ход грузовик и представить себе, где машина остановится.

– И все-таки, не вполне понимаю...

– Вот: смотри – путь, который вы, люди, точно представляете себе, только глянув на вещи, обезьяны постичь не могут, мы представляем себе вещи с одного взгляда, например, под каким углом и с какой силой бросить монету, чтобы выбить именно те монеты с дальнего конца квадрата слумата, какие мы хотим. Если ты можешь судить о направлении и скорости брошенной монеты, ты представишь себе эластичность игры и игру сил в матрице, и каким образом это сработает в конце.

– Я, кажется, понял, – сказал Тил.

– Я не могу объяснить тебе это математически, но и ты не можешь объяснить математически замедление своего грузовика.

– Пожалуй, нет, – Тил вдруг нахмурился. – Послушай, когда ты сказал «вы, люди» – это прозвучало так, будто это... не ты.

Торн засмеялся.

– Что ты хочешь сказать? Обезьяны часть вас, так же, как и вы, люди, часть нас.

– Вот-вот! Разве ты не слышишь, как ты это говоришь?

– Да, – сказал Торн, помолчав, – я слышу.

– Так вот, насчет игры. Может ли кто-нибудь из... нас, людей, сделать это, на что ты только что намекал?

Торн пожал плечами.

– Полагаю, какой-нибудь исключительный мозг может. По ведь, в сущности, это неважно.

– По-моему, важно. Мы, люди... – повторил Тил. – Как же вы себя называете, если не думаете о себе, как о людях?

Торн пожал плечами.

– Мы думаем о себе, как о стражах, лесных стражах. Только «лес» – это не главное. – Это верно. Иногда вы называете себя лесным народом.

– Как стражи мы охраняем ваши каторжные рудники на краю леса и возвращаем бежавших заключенных.

– Ах, да. Я и забыл. Я знал одного бежавшего заключенного, до того, как вступил в армию, – он задумался.

– О чем думаешь? – спросил Торн.

– По правде сказать, об ожерелье. Это ожерелье было однажды сломано, на него наступили. Но потом я его укрепил. Красивое было ожерелье. Я сам полировал раковины. Как ты думаешь, что там за свет на краю города?

– Не знаю. Может, собираются что-то делать в учебном лагере. Хотя, похоже, что свет из очень ограниченной части города.

– Ну. Но зачем им свет, если там никого нет?

– Кто знает... – Торн внезапно выпрямился. – Смотри-ка, видишь, некоторые бегут прямо вскачь.

– Угу, я тоже увидел одного. Интересно, куда это они.

– Не знаю. Те, кто бегут, обратно не возвращаются. Хотел бы я знать, связано ли это с базовыми учениями. Говорят, эти шесть недель будут здорово трудными.

– Знаешь, я не видел среди рекрутов ни одного из... стражей, которые читают мысли, стражей с тройными рубцами.

– В самом деле? А что ты знаешь о телепатах?

– Ничего, – сказал Тил. – Знаю только... да, я знал, когда-то одного мужика, я хочу сказать, стража, который мог читать мысли. И у него были шрамы...

– Ты знаешь кучу интересных людей. Знаешь ли ты, что очень немногие из них, ваших людей, знают о стражах-телепатах? Очень, очень немногие. Я бы сказал, знают человек сорок вне леса, и большинство из членов Совета.

– А ты не телепат? – спросил Тил.

– Нет. А ты прав, в армии их нет. Их не призывают.

– Обычно я ничего не говорю о них.

– Думаю, это хорошо, – он вдруг положил руку на плечо Тила. – Пойдем со мной обратно в барак, малыш. Я хочу рассказать тебе одну историю.

– О чем?

– О заключенном. Я имею в виду бежавшего заключенного.

– Да?

Они пошли к дороге, ведущей к баракам.

– Я жил неподалеку от каменных рудников, Тил. Не все лесные стражи патрулируют рудники, но если уж родился возле них, шансы будут. Мы были организованы в отряды, в мини-армию. Отдаленные племена стражей гораздо более неофициальны, но те, кто близок к рудникам и работает на них, должны быть в известной степени точными. Нашим отрядом командовал спокойный страж с тремя рубцами на лице. Мы сидели у костра и болтали, а Рок – так его звали, – стоял у дерева. Был вечер, в воздухе чувствовалось приближение дождя. Вдруг хрустнула ветка, и на поляне появилась Ларта, лейтенант отряда Фрола, который патрулировал лес в миле от нас. Она и Рок молча разговаривали несколько секунд, а потом заговорили вслух, чтобы мы поняли.

– Когда они пытаются бежать из рудника? – спросила Ларта.

– Перед самым рассветом, – ответил Рок. Мы все слушали.

– Сколько их? – спросил Рок.

– Трое, – ответила Ларта. – Один – хромой старик. Он пробыл в рудниках четырнадцать лет. Пять лет назад при обвале ему раздробило ногу. Ненависть в его мозгу пылает, как полированный рубин, сверкает в глазах. Он скорчился у ступенек сторожки, ждет и крутит в пальцах прутик, стараясь не думать о боли в ноге. Он чувствует себя очень старым.

Рядом с ним сильный человек. Текстура его мозга похожа на железо и ртуть. Он очень заботится о своем теле и сейчас думает о жировой складке на животе, куда прижаты его колени, и о веснушках на лице. У него на животе шрам после удаления аппендикса, и он думает о нем, мельком вспоминая стены Медицинского Центра. Он всегда старался выглядеть в тюремном лагере легко адаптирующейся личностью, спокойно и точно действующей в некоторых новых ситуациях. Но решимость, с которой он готовится к побегу – он вспоминает, как он чуть не застрял в тоннеле, который они рыли ложками, башмаками и руками, чтобы добраться до сторожки – решимость, твердая и холодная.

Третий, самый молодой, черноволосый сжался позади тех двоих. Думает о гладкой поверхности пруда, о чем-то ярком, что бросает снизу вверх, об энергоноже и искрах на его поверхности. Вот так выглядит в его мозгу идея свободы.

Пока Лерта говорила, пошел дождь.

– Они прижались ближе, – сказал Рок. – Против двери через ступеньки сторожки натянут шнурок. Сменщик всегда входит в эту дверь за секунду до того, как первый страж выйдет в заднюю дверь. Сменщик зацепится за веревку и упадет и заорет, первый вернется посмотреть, что случилось, и тогда беглецы проскочат освещенное место и скроются в джунглях. Так спланировал Ртуть и Железо. Пылающий Рубин привязал один конец шнура, а Лезвие – другой. Они ждут под моросящим дождем.

Мы тоже сидели и ждали. Ларта ушла к своему отряду.

Такова первоначальная история. Затем сам побег: крик стражника, быстрые шаги второго, беглецы перебежали освещенную полосу и скрылись в темноте среди мокрых деревьев. Я пошел по следу Рубина, услышал, как он ковыляет по мокрой траве, как он остановился и прошептал: «Харт, Джон, где вы? Ради бога...» Я тронул рукоятку энергоножа, и мокрые листья засияли зеленым светом. Старик отшатнулся и вскрикнул, рубиновая ненависть сверкала в его глазах. Он снова закричал и упал ничком на мягкую траву. Я снова коснулся рукоятки, а его тело вытянулось. А веснушчатый кричал и кричал, вцепившись в мокрый ствол дерева. И Ртуть испарилась, железо вытекло с горячей жидкостью страха. В последний раз он закричал: «Кто вы? Покажитесь! Это нечестно!» И мы взяли его в кольцо.

На заре под дождем, мы отнесли два тела обратно и оставили в грязи перед хижинами. Это давняя история, история побега.

Они уже почти дошли до бараков.

– Зачем... – начал Тил, – зачем ты рассказал мне это?

Торн улыбнулся.

– Мы же унесли только два тела. Третий самый молодой, свернул к радиоактивному барьеру, куда мы не могли следовать за ним. Он должен был умереть. Но не умер. Он спасся. Ты сказал, что знал бежавшего заключенного, а он был единственным за последние шестнадцать лет. И ты также знаешь о телепатах. И кроме того, у тебя странные глаза. Ты знаешь это?

Тил сощурился.

– Я не телепат, – снова сказал Торн, – но любой лесной страж рассказал бы тебе эту историю, если бы ты сказал ему то, что сказал мне. Мы... чувствуем вещи чуть более ясно.

– Но я все-таки не понимаю..

– Завтра мы идем на базисное облучение. Через шесть недель мы встанем перед врагом. А до тех пор, друг, держись подальше от игр удачи. Они вовсе не так случайны, как ты думаешь. И держи язык за зубами.

И они вошли в барак.