Текст книги "Новый город. Сборник рассказов"

Глава 8

Я остался один, снова сел за наш столик, но теперь туда, где сидела Флория. Внутренний монолог не заставил себя долго ждать.

«Наверное, это и все, что она хотела рассказать о себе. Но почему именно это? Да, кстати, она была права. Скорее всего, я бы не позволил себе мечтать о сексе на стороне, дома меня ждут мои любимые жена и маленькая дочка. Возможно, она это почувствовала».

Вскоре я получил запрос на дружбу, в одной из известных соцсетей: это была Флория. На ее главной странице был большой информационный постер: «Психолог и бизнес-тренер. Помогу раскрыть ваш потенциал». Под ее фотографией красовался герб императрицы Марии Терезии, в точности напоминавший тату на ее груди.

Я открыл небольшое сопроводительное сообщение, где было написано: «Как я уже сказала, сама бы я не подошла к тебе, но сделала бы все, чтобы ты подошел ко мне».

К чистому грязь не липнет

Часть 1

Чен Джихон когда-то был мастером чайных церемоний. За многолетнюю практику он оставил много последователей своего дела. Его талант заключался не в том, чтобы залить высококачественный чай кипятком, а в том, что он имел безупречный вкус и знал, как из щепотки сухой травы извлечь самое лучшее. Кружка чая от мистера Чена и стоила дорого, и спросом пользовалась. Его чайный дом был известен на весь Шанхай, который посещали и гости города, и высокопоставленные лица, а также знакомые и родственники мастера. Последние же собирались по великим праздникам всем семейным кланом, чтобы как можно сильнее разбавить концентрацию в обществе многими нелюбимого родственника.

Учеников Чен Джихон выбирал себе тщательно, обязательно обладателей идеального вкуса. Что тут скажешь, имел возможность. На них, в общем-то, и держался весь его чайный дом. Чен не был в душе бизнесменом – скорее организатором, но за счет правильного подбора персонала его дело жило и процветало.

Часть 2

С юных лет Джихон рос тщеславным парнем, и с возрастом его характер становился только хуже. Он осквернял все и всех, кроме себя любимого и того, что созидал сам. Унижал и плевал в душу всем, кто только имел неосторожность установить с ним контакт. Официантам и ученикам зачастую от него доставалось почем зря. Когда все показатели рейтингов со свистом пробивали дно, он начинал лютовать, негодовать и увольнять. Виноваты все сотрудники, но только не он. А скажи ты ему хоть что-нибудь – живым сожрет ведь. Лишь стоит дать Чену совет, тут же заводится. Мол, тебе что, запахом элитного чая мозг разъело? Или: «У тебя, видно, вместо мозгов лапша недосоленная!» И не дай бог перечить, из Чена такое попрет, будто прогрессивная биохимическая реакция с участием всех возможных гормонов в его организме. Когда же все получали по заслугам, как говорил Чен, он уходил из чайной на рынок. Там можно было выпить китайской водки и поиграть в карты или маджонг с торговцами и похвастаться перед ними тем, как хорошо идут его дела, или найти очередную жертву для самоутверждения.

Дела его чайного дома и правда шли почти всегда хорошо: только потому, что все соглашались с Ченом, а делали все наоборот, руководствуясь современными стратегиями ведения бизнеса. Сам хозяин о стратегиях слышать не хотел и действовал в основном спонтанно.

Друзей у него практически не было, по крайней мере тех, кто бы встал на его сторону, случись с ним что-нибудь неприятное. Родственники, каких осталось немного, со временем от него отвернулись из-за его отношения к ним, да и вообще к людям. Даже просто пооткровенничать ему тоже было не с кем. Собственно, Чен на первый взгляд в откровенности и не нуждался.

Чен жил так, что казалось, что он не приспосабливается к своему окружению, а просто мутирует под воздействием собственной бесцеремонности. От этого всем становилось тревожно.

Старики поговаривали, что в следующей жизни Чена ждет трудная доля или ранняя смерть – как расплата за его длинный язык. Уж очень многих он несправедливо оскорбил, а некоторым даже жизнь сломал. Так говорили о его бывших учениках, у которых Чен напрочь отбил желание развиваться в искусстве чайного дела.

Страшный грех: увидеть себя слишком хорошим – нередко слышал он от людей. Да только их слова отлетали от Чена, как футбольный мяч от штанги.

«Ему бы Конфуция почитать», – твердили одни.

«Лучше в буддийский храм пусть ходит», – говорили другие.

Часть 3

Чен с рождения воспитывался стариками и был научен, что подавление физиологических и эмоциональных потребностей рано или поздно приводит к чувству бессилия, отсутствию радости жизни, а может и до невроза дойти, и поэтому меняться он не собирался. Таковы были его правила и принципы, которыми Джихон руководствовался по жизни.

Еще он знал: главное – не подбирать волшебную лампу с джинном, иначе непременно станешь рабом этой лампы!

Хоть до конца смысла этой фразы Чен в юности еще не понимал, он запомнил ее только потому, что в ней, по его мнению, хранилась мудрость. Которую он нередко использовал в качестве молитвы. Повзрослев, он понял, о чем эта фраза, и старался искоренить всякое чувство привязанности, возникавшее в его сознании.

Одна из его бабушек зарабатывала тем, что делала массаж. Чен помнил ее совсем старенькой и практически высохшей. Кроме как массировать руки, другое ей было уже не по силам. Метафоры о стройности женских ладоней часто звучали из уст старушки. Когда она говорила о красоте тонких пальцев, то упоминала сережки цветущей ивы.

«Тонкость руки создает плавность и ловкость, а ловкость руки создает бесчисленную трогательную красоту. Прелесть красивых рук в том, что они могут улучшить красоту других частей тела», – так говорила бабушка.

Чен в детстве наблюдал за ее работой. Хотя сам он не стал массажистом, зато как губка впитал, что такое ухоженные руки, и сам себе дал слово, что его руки не должны мараться на трудном производстве, а должны быть чистыми и красивыми. В его профессии в качестве ресторатора это был залог успеха. Учеников своих он в первую очередь учил уходу за руками. «Чай приготовить проще простого, когда руки красивые и вкус безупречный», – говорил он.

Часть 4

Была у Чена Джихона одна фобия. Он боялся собак до тихой истерики. Чен тщательно скрывал от всех свою проблему. Всячески избегал контакта с любыми животными, мотивируя тем, что имеет жуткую аллергию на них.

Приобрел свою фобию он еще в детстве. Когда-то со своими друзьями он ходил дразнить бездомных дворняг. Разозлит кто-нибудь из них пса и бежит в переулок, а остальные с палками стерегут. Загонят жертву в угол и бьют до смерти.

Одним весенним вечером, когда Чен Джихон шел со школы домой, свора бездомных и голодных дворняг напала на него. Они разорвали на нем одежду и потрепали его плоть. Если бы не падение метеорита, его, возможно, с нами бы теперь не было. Джихону чудом удалось остаться в живых. Тогда небо озарила яркая вспышка, и земля задрожала. Дикий и оглушающий визг метеорита, что упал где-то в горах, распугал обезумевших от запаха крови животных. Чен остался один, лежа на земле лицом в цветах. Он узнал их по запаху – это были пионы. Их тонкий медовый аромат напомнил запах бабушкиного массажного масла. Большие и нежные цветы, он подтянул их руками к лицу и уткнулся в них носом. Чену удалось успокоиться. Чуть живой, с голым и изрядно ободранным задом он вернулся домой.

С тех пор прошло много времени. Хоть бездомных собак в Шанхае больше нет, Чен до сих пор помнил тот случай, ненавидел и остерегался даже щенков, даже тех, что на поводке. Если избежать встречи с собакой ему не удавалось, он впадал в ступор, как обморочная коза. У него наступал мускульный паралич, и на какое-то время он терял способность двигаться. Будто бы кто-то отключал его нажатием кнопки, как включают и выключают свет. Чен пребывал в полном сознании, но поскольку держать равновесие в состоянии паралича он не мог, ему приходилось симулировать небольшой приступ недомогания. Он садился, а иногда и валился на бок или на спину. При этом сильно потел и становился бледным. Когда же спазмы в мышцах ног проходили, Чен вскакивал и начинал свое ворчание.

Только алкоголь спасал его от незапланированных приступов, это была его панацея. Видимо, после определенной кондиции его мозг отправлял мышцам команды, минуя участки сознания, в которых прятались его страхи.

Часть 5

Шли годы. Однажды Чен Джихон понял, что он, сам того не подозревая, нашел волшебную лампу и стал ее рабом, сильно пристрастившись к выпивке. Борясь с одной из своих проблем, Чен невольно приобрел ряд других.

В какой-то момент он утратил свой безупречный вкус и отрастил огромный живот. Порядочные люди в его чайную заходить перестали, а бывшие ученики избегали встреч с ним. Что ж, если ты не уважаешь людей, будь готов к тому, что вскоре перестанут уважать тебя.

Семьей Джихон не обзавелся. Он оправдывался, что влюбиться в наше время – это глупость.

– Жадность, завистливость и тараканы сидят в мозгах у современных женщин. Это у них инстинкты – гнезда обустраивать. Меня это не касается.

Имея такого рода убеждения, Джихон не стремился к семейной идиллии. Конечно, женщины в его жизни присутствовали. Он считал себя завидным женихом, в меру симпатичным и перспективным. Но даже для самых меркантильных дам его характер был уж очень тяжелым. Лишь на начальном этапе отношений и ухаживаний некоторые особы принимали его отвратительный характер за своеобразное чувство юмора.

В молодости он позволил себе влюбиться в приятную девушку, и все шло к свадьбе. Только характер его подвел. Почувствовав зависимость от отношений, он вспомнил про волшебную лампу. Чен закатил скандал и тем самым оскорбил возлюбленную, как обычно, незаслуженно. Будто бы она своей заботой требует от него большей любви к себе, тем самым манипулирует им. В девушке взыграла гордость, и больше они не встречались. Чен сильно переживал. Сначала был уверен, что она вернется, но этого не произошло. Позже он узнал, что его любовь в положении и, кажется, кто-то ухаживает за ней. А затем она и вовсе исчезла из города, да так, что никто о ней больше не слышал.

О детях Чен задумался однажды, будучи в зрелом возрасте. Было бы неплохо иметь наследника, но от кого? Да и воспитание детей – это не совсем то, что вести бизнес, которому он посвящал немало времени. Он понимал: излишнее обременение совсем ни к чему. Таким образом дилемма о наследнике решилась сама собой.

Чем старше становился Чен, тем посредственнее занимался он своим чайным домом. Нередко заявлялся в нетрезвом виде и раздавал нелепые указания сотрудникам и сомнительные комплементы посетителям. В силу характера он считал свое мнение единственно верным. Недоброжелательность в свой адрес воспринимал с обидой, но к своим поступкам, как всегда, оставался некритичен. И если гости принимали его слова за шутку, то все обходилось, если же обижались, то Чен просто предлагал им убираться прочь. Так поступить было проще, чем выслушивать критику в свой адрес.

Часть 6

Чтобы проучить Джихона, его коллеги перестали платить налог на недвижимость за его чайный дом, который был в долгосрочной аренде. Через какое-то время бюро управления жилищным фондом оформило передачу аренды на другое лицо. Чен Джихон получил уведомление в письменной форме о том, что лишился недвижимости и рабочего места одновременно.

Раньше он никогда не был рассеянным. Он всегда видел слабые места других, куда можно уколоть побольнее острыми словечками. А теперь он не смог найти в запасах своей памяти выражений, чтобы описать свое негодование. Эта новость застала его врасплох, да так сильно оскорбила, что от потрясения не нашлось сил, чтобы выразить свои эмоции. Чен молча затаил злость и ушел прочь. В глубине души он уже чувствовал усталость от дела, которому посвятил практически всю жизнь. Чен даже думал, что, по-хорошему, будь у него на примете хоть кто-то, кто мог бы продолжить его бизнес, он мог бы уйти в отставку. Но таких, по его мнению, не было.

«Да завянет все на корню без меня! Ни ума, ни опыта, а туда же!» Так думал Чен.

Правда, смена правительства на репутации и работе заведения никак не отразилась. И это сильно злило мистера Чена. Оставлять его в нищете коллеги не планировали и создали фонд, который ежедневно пополнялся за счет посетителей чайной. Все-таки это он дал им шанс стать профессионалами, хоть и совсем не простым способом. Осмыслив ситуацию, насколько было возможно, Чен решил манипулировать бывшими коллегами. «Каждый раз, когда вы опускаете руки, – торжествует жалость». Именно таков был его план.

День за днем Чен Джихон ждал, но жалости к нему никто не проявлял. Даже не звонили справиться о его самочувствии. Только еженедельные поступления денег на его счет немного сдерживали его копившуюся злость.

Однажды он, агрессивно настроенный, в пьяном виде, хотел пройти в некогда свой чайный дом, в котором сейчас были иностранные гости. Охрана его не впустила и строго пригрозила не приближаться. С тех пор он только издали любовался золотыми драконами на черепичной крыше и шестью красными фонарями, свисающими над крыльцом своего бывшего чайного дома.

Часть 7

Как-то майским вечером Чен зашел в маленькую столовую, которая открылась пару недель назад и, судя по количеству посетителей, успела стать довольно популярной среди множества других в этом районе.

Хозяин уже было готовился закрываться, как вошел Джихон.

– Острой лапши мне сделай, – почти приказал Чен. – Большую порцию.

Сам сел за стол и развернул веер. Затем небрежно взял со стола несколько салфеток, вытер ими свой лоб и изрядно полысевшую макушку и бросил под стол.

Вскоре шеф принес большую порцию лапши.

– Один работаешь? – спросил Чен.

– С семьей, – ответил хозяин. – Жена помогает.

– Ай, – скептически произнес Чен, взял палочки из вазы и приступил к трапезе. – Что, деньги считать помогает?!

Хозяин столовой уловил сарказм и решил ничего не отвечать посетителю.

Покончив с лапшой, Джихон вытер рот, за ним свою вспотевшую лысую голову и бросил салфетку к тем первым. Затем он смачно отрыгнул и, пыхтя как паровоз, вылез из-за стола. На своей серой майке он обнаружил свежие рыжие пятна от острого соуса. Джихон выругался и с недовольным выражением лица сказал:

– Домой пойду.

Он закатал майку под самую грудь, вывалив свое пузо наружу и сунув руку в карман серых классического дизайна брюк. Достал 20 юаней и положил их на стол.

Лапша ему безусловно понравилась. Чен оценил глубину вкуса с нотками не местных, а скорее сычуаньских специй, но по своему обычаю восторгаться не стал. Он вышел на крыльцо и, обратив свой взгляд на изящную кисть проходящей мимо девушки, запнулся о поводок ее мизерной, больше похожей на замученного котенка собаки. Что-то вспыхнуло яркой вспышкой в ночном небе. Чен свалился на газон.

– Похоже, метеорит! – сказала девушка и подхватила щенка на руки.

Джихон сел на газоне и посмотрел на небо. Тысячи ярких звездных огоньков, словно звериные глаз, смотрели на него сверху. Но больше они его не пугали. Чен засмеялся, девушка тоже.

– Вам помочь? – спросила она.

– Сам разберусь, – ответил Чен.

Повар из лапшичной включил уличный свет и закрыл двери. «Столовая Чена Юфэя» – читалось на вывеске. Чен встал с земли и направился к дому. Он пытался понять, что же произошло с ним и с пространством в ту секунду, когда над ним пролетел метеорит, обломки которого, скорее всего, упали где-то в горах или в море. Он чувствовал изменения, но дать четкого анализа происшедшему у него не получалось.

«Какой изысканный вкус у того повара, вкуснее его лапши я ничего в своей жизни не пробовал», – смог признаться себе Чен.

На другой день, ощутив нечеловеческое любопытство, после завтрака он снова пришел к лапшичной. К той самой, где ужинал накануне.

Чен сидел на скамейке неподалеку и наблюдал за шефом. С ним была его жена и маленькая дочь лет трех.

Он боялся войти в этот новый мир. Девочка, заметив старичка на скамейке, принесла ему булочку. Чен взял ее и обнял малышку, зарывшись носом в ее пушистые черные волосы. Они пахли пионами. Так сильно – словно сто лепестков в одном цветке. Каждый трогательный момент его наблюдения переполняли разрывающие сердце эмоции. Слезы сами собой стекали по щекам, на мгновение затуманивая продолжение сюжета. Ощущение целостности и глубокой осмысленности жизни пробуждалось внутри него. Оглядываясь на прожитое, Чен почему-то не испытывал удовлетворения. Прожитая жизнь представлялась ему веткой упущенных возможностей и досадных промахов на дереве жизни. Он понимал, что начинать все сначала уже поздно. Упущенного не вернуть. Чена охватывало отчаяние при мысли о том, как могла бы сложиться, но не сложилась его жизнь.

«Наверное, это и есть мудрость, – подумал он. Мудрость, быть может, не в способности начать все сначала, а в способности обрести гармонию с тем, что было, – подумал он, в первый раз в жизни ощущая горько-сладкое чувство самокритичности.

– Да, пора бы, я уже достаточно стар. Но в этой старости зарождались цветки нового начала.