Текст книги "Мертвый разлив"

Блюстителей поблизости не наблюдалось, потому Вадим позволил себе расшнуровать кафтан донизу, затем расстегнул и рубаху, подпуская к телу свежесть.

– Счастье, что ты такая чистюля, – сказал он, озираясь. – Иначе пошла бы по рукам.

– Это почему?

– А что еще тебя держит?

Подумав, Юля пожала голыми плечами:

– С кадрами напряженка. Хотя ты прав, наверно: я многих готова почитать, но – на дистанции. Как представишь, что придется их трогать, гладить, нюхать, целовать. – Ее передернуло. – Слушай, а хочешь окунуться?

– В “корыте”, что ль?

– Не-е, там скучно, да и далеко, – есть местечко занятней. Поскакали!

Теперь за руль снова уселась Юля, но покатила уже без прежней лихости, подставив лицо и плечи воздушному потоку, врывавшемуся в оконце.

– Ну, как тебе показались эти трепачи? – спросила она.

– А тебе?

– Люблю воображенцев, – объявила девочка, – они такие забавные!

– Это уж точно, – согласился Вадим. – Хоть читала, что они пишут?

– Зачем еще?

– Интересно же!

– Знал бы ты, – засмеялась Юля, – как ненавижу я вашу фантастику.

– Нашла, чем хвалиться, – проворчал Вадим. – И при этом считаешь себя умненькой? Нет, милая, как раз тут они правы: без развитой фантазии и ум немного стоит – это как дом без крыши.

Девушка смешливо фыркнула:

– Как раз “крыша” чаще едет у воображенцев!

– По крайней мере, она у них есть, – парировал он. – А вот в ваших домах гуляют ветры.

Улица сменяла улицу, и постепенно в голове складывался маршрут.

– Как удачно, – вдруг сказал Вадим. – И не чаял успеть!

– Ты о чем?

– Небось, слыхала про мясорубки?

– И?

– Сколько я знаю, до сих пор они случались даже не каждую ночь (хотя, может, не все всплывало). А вот сегодня обнаружили сразу два истерзанных трупа – растет поголовье! Один я наблюдал лично, второй нашли недалеко отсюда.

– Откуда узнал?

– “Сорока на хвосте…” По Крепости, к твоему сведению, слухи расходятся в момент – наверное, для компенсации официозной лжи.

– Или ложи? – вставила Юлька, хихикнув. – Или лажи?

– И вот я хочу сравнить. Место нелюдное, в стороне от проторенных троп – так что поглядеть будет на что, я надеюсь.

– Что, маленький, тянет на кровавые зрелища?

– С души воротит, – признался он. – Но – надо.

– Ну, раз надо… Куда править-то?

Приподнявшись в кресле, Вадим стал показывать, на всякий случай пошире разбросав мысле-облако . Но в его сети по-прежнему не попадал никто из опасных, а опасался Вадим сейчас блюстителей и прочих ревнителей заведенного порядка, потому что он опять выбивался из колеи.

Местечко действительно оказалось по соседству: узенький глухой переулок, с обоих концов отгороженный гранитными надолбами, чтоб машины не ездили. Лучше бы его перегородили забором, чтоб и не ходил никто. Может, тогда на одну смерть стало бы меньше. И не прервалась бы ниточка, как говаривал Федот Евграфыч – на тихих-то зорях.

Как на грех, переулочек устилала булыжная мостовая, слишком еще добротная, чтобы надеяться на приличные отпечатки. Зато и блюстители, собирая останки, постарались здесь хуже обычного, так что впечатлений все же хватало. И Вадим насмотрелся на такое достаточно, чтобы понять: не то. Совсем не то, нет. В прежних смертях, особенно в двух последних, ощущался удалой размах, ярость стихии, звериная страсть, чудовищная мощь. Тамошний разгул возмущал, ужасал, но и завораживал, точно пропасть. А тут что? Злобствования импотента, трусливая месть извращенца, – и вызывало это лишь омерзение, желание раздавить поганца, словно паука. Впрочем, не исключено, поганцев было несколько – если верить следам. Впечатление, будто три-четыре осатанелых придурка растащили жертву на части, чтобы потешиться всласть – каждый над своей. И прикрывались они тенью истинного мясоруба, вполне обходившегося голыми руками.

Сломанным прутиком Вадим осторожно перевернул пару-другую неубранных ошметков, оглядывая с разных сторон. Да, тут не рвали плоть, а рубили – топором или тесаком. Или мачете, если товарищи с Кубы.

– Тебе не противно? – содрогаясь, спросила Юля. – Пошли отсюда!

– Говорю: надо, – со вздохом откликнулся Вадим. – Подожди возле машины, ладно?

– Вот еще! А если Он… бродит?

– Не бродит, не бродит – успокойся. И вообще, это не Он.

– А кто? – немедленно осведомилась девочка.

– Они.

– Еще лучше!

– Поверь на слово – лучше, – усмехнулся Вадим. – Во всяком случае для нас. Что я повидал вчера – так лучше б я этого не видел!..

– И вот так ты копошишься на каждом разделочном участке, смакуешь подробности? – с брезгливостью допытывалась она. – Ведь только вчера это жило!

– Я лишь хочу разобраться.

– Зачем? Опыт перенимаешь?

Вадим еще оглядел весь участок – от стены до стены, от одних надолб до других. Нет, здесь и впрямь нечисто: выбивается из ряда. Возник новый фактор?

– Всю картинку смазали, гниды, – сказал он с досадой. – Только что-то забрезжило…

– Ну, ты фрукт! – возмутилась подружка. – Хотя б для приличия пожалел несчастную девицу!

– Что ей до моей жалости – теперь? Прочих бы уберечь… Ладно, – вздохнул Вадим, – поехали.

Но и в машине Юлька не отвязалась.

– Не понимаю, – заявила она, – как можно смотреть на это с таким равнодушием?

– С выдержкой, – поправил Вадим. – Отстраненно. “Учитесь властвовать собой” – если больше некем.

– А по-моему, тебе это даже нравится!

– Хорошо, пойдем от противного, – терпеливо сказал Вадим. – По-твоему, я сволочь?

– Ммм… скорее нет, чем да, – ответила вредная малявка, словно бы колеблясь.

– Тогда, может, дурак?

– И тут имеются сомнения.

– Стало быть, кой-чего соображаю, а козней, сверх обычного, не замышляю, правильно? Так почему не допустить, что я преследую благие цели и при этом не слишком путаюсь в средствах?

– Но, может, ты больной? – предположила Юля.

– И много ты видела таких больных?

– Я ведь еще не старая, а жизнь бывает длинная…

* – Вообще, ежели по уму, меня следует изолировать, – признал он. – Не потому, что опасный, а что заразен. Вдруг и ты пойдешь окольными тропами?

– А, по-твоему, какими я хожу?

– По-моему, извилистыми. Это другое. И не столько ходишь, сколько тебя водят.

– От вадимого слышу! – обиделась девочка и тут же пожаловалась: – Думаешь, мне легко жить? Выть же хочется с тоски! Я охотно пошла б на курсы, набрала бы преподов… Только где все это: курсы, учителя? Если и обучают, такой ерунде! Не учеба – дрессура. Натаскивают, натаскивают… На гейшу, что ли, готовят?

– Ты как те малые народы, которые Большой Белый Брат брал на содержание, – заметил Вадим. – У нас или в Америке. Знаешь, что с ними делалось?

– Чего?

– Спивались или пускались в прочие тяжкие. Вот как ты сейчас.

– Чего не сделаешь со скуки!..

– Скучно тебе? – переспросил Вадим. – Ай-яй… Что будем делать? Конечно, я понимаю: если человек – размазня, принудить его к чему-то можно лишь дубиной. Но мне ведь и себя не просто гонять, а чтоб приняться еще за другого!.. Ну оглянись, Юленька: вокруг столько занятного! Надо только убрать шоры и немножко себя заставить, чтобы не болтаться… по течению.

– К дьяволу всех БББ мира, но почему у меня нет хотя бы старшего брата? Или сестры?

– По-моему, в Крепости их переизбыток.

– Мудрые предки, заботливые родичи – где это все? – горько вопрошала девочка. – Пошло на утиль, вместе с книгами? “Живу я, как поганка…”

– Видел, как ты живешь! – хмыкнул он. – Одних тивишных программ, наверно, с десяток и все такая мура! А прочего сколько? Хочешь что-нибудь сделать, запихни лишнее в шкаф, с глаз долой, и поупирайся лбом в проблемку – ну хоть какую!..

– Тебе помогает? – не поверила девочка.

– Представь, да. Хотя в моем шкафу тебе станет тошно.

– Стошнит? – подхватила она, развеселясь. – Наверно, складываешь туда шматочки, собранные по таким вот боенкам, – вроде коллекции, да? Как раскроешь, так в нос и шибает!

– И кто из нас больной? – Вадим содрогнулся, невольно вообразив такую картинку во всех красках и запахах. – Шутки шутками, но ты ведь вправду пытаешься раскопать во мне мерзость – зачем, чтобы уравнять с собой? Тогда чего за меня держаться?

– Глаза у тебя красивые, – решила подольститься Юлька.

– Это потому, что глаза – зеркало души, – пояснил Вадим. – А что можно разглядеть в твоих? Скуку, пустоту, зависть? Ни цели, ни смысла.

– Суду все ясно, – объявила девочка, снова обидевшись. – Ты меня ненавидишь!

– Ага, – подтвердил он. – За высокий уровень жизни – как русские Америку.

Против охоты Юля хихикнула и на время оставила Вадима в покое – может, потому что ни на чем не умела задерживаться подолгу.

Резвый “бегунок” вскоре доставил их на окраину, почти к самой границе города. Места были заброшены и посещались редко, хотя какие-то Крепостные интересы здесь еще сохранялись. Не то, чтобы посещения возбранялись, но, как и в Центре, придирки блюстителей достигали тут апогея, а кому охота нарываться? Впрочем, на личный транспорт опасность не распространялась, да и не встретился им ни один страж порядка. Может, и эти уже перестали навещать здешние пустыри?

3. Жить становится веселей

Подрулив к приземистому круглому зданию, зияющему темными провалами, Юля оживленно покрутила головой, засмеялась.

– Знаешь, что это? – спросила она, распахивая дверцу.

– Догадываюсь.

– Вот умник – все знает! – Юля устремилась вон из колесника, бросив через плечо: – Фонарь не забудь.

– Эй, погоди минутку! – воззвал Вадим, загоняя машину в ближайший проходной дворик: почему-то не хотелось оставлять ее на виду.

– Ну долго ты? – торопила девочка, в нетерпении постукивая каблучком. – Капуша!

Порывшись в бардачке, Вадим достал фонарик и поспешил за ней. Нагнал Юлю в сумеречном зале, перед входом в сводчатый тоннель, круто уводивший вниз. Так и есть: станция подземки. Давненько он их не навещал.

– А если подъемник сыпанется? – поинтересовался Вадим, острым лучом кромсая густую тьму. – Ты бывала здесь?

– В последний раз все казалось прочным, – сообщила Юля, с опаской вглядываясь в тоннель. – Знаешь что, иди-ка ты вперед!

– Доверяешь? – Вадим шагнул на ступени, свободной рукой придерживаясь за перила. Сейчас же Юля пристроилась сзади, укрепив цепкие лапки у него на плечах. – Что, котенок, боязно? Мне рассказывали, как проныры вроде тебя проваливались в таких местах и разбивались вдрызг на шестернях.

– Слушай, заткнись, а? – приглушенно попросила девушка, почти влезая ему на спину. – В случае чего хотя бы сможешь повиснуть на перилах?

– Если они выдержат.

Двое погружались в подземелье все глубже, и скоро только фонарный луч напоминал им о дневном свете. А уж жарко теперь не было, как будто именно здесь, на глубине, и дожидалась своего часа ночная прохлада, чтобы снова завладеть городом. Притихшая Юлька вскоре перебралась на Вадима целиком, хотя вряд ли это добавило им безопасности.

Они почти достигли основания лестницы, когда внизу вдруг зашлепали частые шаги, в торопливо нацеленном луче мелькнули быстрые тени. Потом что-то с шумом бултыхнулось в воду и поплескало прочь. Вадим застыл, высвечивая фонарем закоулки. Да, прежде строили с размахом: мрамор, мозаика, барельефы.

Наклонившись, Юля прошептала ему в ухо:

– Что это – крысы? Или обезьяны?

– Или крокодилы, – усмехнулся Вадим. – А что, в прошлый раз подобного не было?

– Тогда мы нагрянули большим веселым кагалом – где было разглядеть!

– Говорят, здесь поселились изгои – те, кто забрался в подполье совсем глубоко и пропитался тьмой насквозь. Выползают они лишь по ночам и бродят в поисках парного мяса и непослушных, загулявших девочек…

– Фу на тебя!.. Лишь бы поиздеваться.

В нетерпении Юля подпихнула Вадима животом, понукая идти дальше, и в следующую минуту они благополучно завершили спуск. Прямо от ступеней начиналась вода, неподвижная как зеркало. Вадим направил фонарь вниз и сквозь тонкий слой разглядел мраморный пол – по крайней мере, вода не была грязной.

Опершись о его руку, Юля скинула босоножки, затем отработанным махом сдернула платье, и конечно, под ним у паршивки не оказалось ни лоскутка. Блюстителей на нее нет! – со смешком подумал Вадим. Вообще, наши моралисты заглядывают под юбки вовсе не к тем, к кому следует, – конечно, если допустить, что сие занятие имеет смысл.

Сложив одежку на перилах, девушка бесстрашно ступила в воду.

– А вон еще один, – флегматично сообщил Вадим и взмахнул фонариком – тени качнулись. С коротким визгом Юля шарахнулась за его спину. Хмыкнув, Вадим сказал: “Показалось, извини”, – и стал раздеваться сам, ухмыляясь на ее возмущенную ругань. Не сходя с места, он скрупулезно обследовал помещение, куда только смог достать фонарь, и лишь затем шагнул с лестницы. Вода оказалась неожиданно теплой, словно ее специально подогрели для купания. Взявшись за руки, голыши-переростки добрели до поездных путей, где дно резко обрывалось в глубину, – отсюда, видимо, и донеслись всплески. И куда же поплыла загадочная живность? Неужто в глубь затопленного тоннеля? А если вода поднимется?

Неожиданно Юля выдернула ладошку и стала погружаться в воду, спускаясь по мраморным ступеням. Улыбнувшись, Вадим выключил фонарь, и на них обрушилась тьма – абсолютная, непроницаемая. С минуту от Юльки не доносилось ни шороха, ни вздоха, затем она слабо пискнула:

– Ну Вадька!..

Сжалясь, он снова зажег свет и наставительно произнес:

– Куда ты лезешь все? А если там сильное течение?

Со вздохом Юля опустилась голой попкой на ступеньки и протянула к нему руку:

– Давай фонарь и плыви сам, если тебе от этого полегчает.

– Тогда свети передо мной.

Первым делом Вадим сплавал ко входу в тоннель и убедился, что путешествовать по нему можно, особенно если плыть по течению – кстати, оно действительно оказалось не слабым. Когда он греб обратно, Юлька мстительно потушила фонарь, но Вадим уже накрепко запечатлел в памяти здешнюю планировку и даже не стал останавливаться. Так что девушка не выдержала первой: видно, недаром ее приветили воображенцы – фантазия у Юльки буйствовала вовсю. Сдавшись, она включила фонарь, невинно поинтересовалась:

– Ну, как там крокодильчики?

Но в следующий миг растерянно ойкнула, потому что Вадима на поверхности не увидала – только круги по воде расходились. А когда он стал всплывать к ней из глубины – неясной, темной массой, – с воплем подскочила и шарахнулась от ступенек.

– Шуму от тебя, – вынырнув, посетовал Вадим. – Какие уж тут “крокодильчики”!

– Ну ладно, – дрожащим голоском откликнулась девочка, только что не всхлипывая, – больше никаких шуток, договорились?

– А слушаться будешь?

– Постараюсь, – ответила она честно.

Выбравшись на прохладный воздух, Вадим забрал у нее фонарь и огляделся снова. Во второй руке был зажат увесистый лом, приятно натягивавший мускулы, – собственно, за ним Вадим и нырял, посчитав уместным вооружиться. Хватит с них и абсолютной наготы – в этой “абсолютной темноте” (как певал в его детстве мультяшный светлячок).

– Насколько помню, это узловая станция, – сообщил Вадим. – А вон там переход на соседний перрон, – он указал лучом в конец зала, на широкую лестницу, заворачивающую над путями во тьму. – Прошвырнемся?

Юля молча кивнула. Тихонько они прошлепали к ступенькам, поднялись ко входу в просторный тоннель. Раньше, когда тут толпились люди и светило множество ламп, Вадим не так впечатлялся этими помещениями – сейчас они казались творениями циклопов. Сразу от входа тоннель плавно уводил под уклон, а плиты под их голыми подошвами ощущались свежевымытыми, даже влажными, как будто совсем недавно их тоже покрывала вода, – выходит, здесь существовали приливы? И каково тогда приходится местным обитателям?

Впрочем Вадим по-прежнему не чувствовал никого, хотя в такой темени его сознание с легкостью расплывалось вокруг, зондируя пространство на десятки метров. А вот запахи витали здесь странные, совсем не похожие на нежные Юлькины ароматы, вообще не принадлежавшие ни людям, ни знакомому зверью, включая крыс. Тогда кому?

Они уходили во тьму все дальше, непрерывно шаря перед собой тонким лучом фонаря, словно из опасения перед таившимися в углах призраками. Но темноты от этого не становилось меньше, она сгущалась вокруг чужаков, угрожающе сдавливала, будто в водной глубине, мешала дышать. Теперь Юлька совсем притихла и не отставала от Вадима ни на шаг, для надежности придерживаясь за его руку – к счастью, не за ту, которая сжимала лом.

Затем тоннель кончился, разделившись на три мостка, переброшенных через здешние поездные пути. А дальше, на затопленный под самые арки перрон, спускались узкие лестницы, выступая над зеркальной гладью верхними ступенями, густо забрызганными влагой и очень скользкими.

Однако вода и тут изумляла уютной теплотой. Без долгих колебаний Вадим начал спускаться в нее, почти неся на отставленной руке Юлю, чтобы та не оступилась на своих маленьких ножках, – когда из глубины затопленного зала донесся короткий мощный скрежет, морозом резанувший по коже. На крысиный писк это походило не больше, чем львиный рык на кошачье мяуканье. Какой же должна быть такая крыска?

– Там! – сдавленно выкрикнула Юля, ткнув пальцем в сторону, где из воды поднималась очередная мраморная лестница, приглашая к следующему тоннелю. Вадим и сам уже смотрел туда, пытаясь разобраться, не почудилось ли ему шлепанье быстрых лап и не собственную ли тень он принял за промельк массивной туши, всполошенной фонарным лучом. Если нет, то для таких габаритов зверь производил на удивление мало шума.

– Постереги-ка, – сказал Вадим, прикрепляя фонарь к колонне и нацеливая луч на далекий тоннель, уводивший, должно быть, еще глубже под землю, к третьей станции. (“Однако сложные тут развязки!”) – Раз мы забрались в такую даль, надо с этим разобраться, верно?

Впрочем то, что он испытывал сейчас, больше походило на низменный азарт охотника, чем на благородный – исследователя. Такая добыча, а? Тьфу!

Не выпуская спасительного лома, Вадим оттолкнулся от ступеней и на боку поплыл вдоль арок, подгребая свободной рукой. Над самой головой сменялись цветистые мозаики на простодушные до кретинизма сюжеты, и по-прежнему не было слышно ничего, кроме опасливого Юлиного дыхания до собственных аккуратных всплесков. Зато Вадим, кажется, уже различал в глубине тоннеля затаившееся чужое сознание, свирепое и голодное. Кто же здесь за кем охотится?

– Меня обожди! – раздался сзади возбужденный шепоток Юльки, и сразу она бросилась в воду – протестовать было поздно. Фонарик так и остался висеть, подцепленный за присоску, и продолжал гореть, пока девушка плыла к Вадиму – в хорошем, надо заметить, стиле. (Многие ли так умеют сейчас?) Затем, лишь только она приблизилась, погас. И снова Вадим не понял: почудилось ли ему мелькание теней за колонной или там действительно кто-то был? Осторожно он нащупал плечико Юли, подтянул к себе, прошептал на ухо:

– Только тихо! Ничего не случилось, ясно? Держись за меня.

Наверно, предостережение было излишным: девочка страшилась шелохнуться, не то что подать голос. И оторвать ее от Вадима теперь будет непросто. Избегая всплесков, он без спешки поплыл назад, буксируя Юлю, пока не коснулся руками ступеней. Долго лежал неподвижно, слушая темноту, затем втянул девушку себе на спину, и постепенно, сантиметр за сантиметром, стал выдвигаться из воды – так, чтобы капли стекали по ним без лишнего шума. Столь же осторожно двинулся по ступенькам, после каждого шага застывая и вслушиваясь. Но, как и прежде, не слышал ничего постороннего. Тишина, как и темнота, казалась полной. Ну, с темнотой еще понятно, но обмануть его слух!.. Кем же это надо быть?

В искомую колонну Вадим ткнулся с первого захода – хотя бы внутренний компас его не подвел. Но, сколько ни шарил, фонарика не обнаружил – ни на самой колонне, ни вокруг нее. Славненькая шутка! Только сейчас Вадим оценил, насколько зависели они от хлипкого прибора и каким безрассудством было соваться сюда без подстраховки. И кто виноват – Юлька? Самое время это выяснить!..

Сосредоточась, он вызвал из памяти планировку подземных залов, причем представил ее столь явственно, что почти увидел вокруг стены – во всяком случае, теперь Вадим в точности знал, где что находится. Свободной ладонью он подцепил девочку под маленькую попку, чтобы не потерять в случае чего, и неслышно двинулся вдоль левой стены, время от времени касаясь ее оттопыренным локтем. Лом держал наготове, а голову вместе с торсом развернул, сколько сумел, направо, чтобы обезопасить Юльку и спину. На слух Вадим теперь не полагался, как и на обоняние, зато изо всех сил пытался добавить чувствительности мысле-облаку , до сего дня реагировавшему только на людей. Не пригрезился ж ему тот сгусток свирепости, больше подобавший не крысе, а раззадоренному вепрю или оголодавшей рыси!..

Мысленно Вадим двинулся навстречу преследователю, концентрируясь на своем следе: метр за метром, все дальше, дальше – пока не вернулся к знакомым ступеням, уводившим под воду. И вот тут они встретились: его загустевшее, подтянутое к далекой точке сознание и эта загадочная тварь, как раз выбиравшаяся на сушу. Напрягшись, Вадим даже смог ее услышать, хотя двигалась тварь с беззвучием тени, как будто ни единая капля не увлеклась следом за ней из воды, и сам воздух обтекал ее без завихрений. А каждую лапу она не бросала на камень, но ставила, мягко расплющивая подушечки. Подземельная тьма совершенно не стесняла зверя, словно была ему родной, однако ориентировался он не с помощью ультразвука. Тогда как – тоже по памяти? Или по запаху? Или по теплу?

Вадим застыл, направив взгляд к давешней троице мостиков, где на фоне стен уже чудились темнеющие входы, и едва не вскрикнул, вдруг явственно узрев белесое пятно, наплывавшее из глубины коридора точно светящееся облачко пара. А внутри него Вадим ощутил то голодное неистовство, наводившее трепет.

Однако внешне Вадим был спокоен как робот – именно был, не казался. Драться по-прежнему не хотелось, зато сомнений ему не оставили. Сейчас Вадим хотя бы видел врага – причем, по мере приближения, в том все отчетливей проступали детали. Контуром зверь и вправду напоминал крысу – только исполинскую, чудовищную, столько раз пугавшую людей с экранов. Однако крысой не являлся, даже к грызунам не относился, судя по строению кошмарной пасти, – скорее к акулам. А вздыбившаяся шерсть, почти скрывавшая короткие лапы, больше напоминала колючки. Вдобавок и светится, что совсем глупо!

Не обращая внимания на следы, зверь набегал на застывшую парочку по прямой: наверно, уже видел ее, а может, обходился слухом, – и с каждой секундой его скорость нарастала, хотя бежать приходилось в гору.

– Кого-то ждем? – прошелестела над ухом Юля. – Ну пошли же, быстрей! На сегодня мне хватит страха.

И только тут Вадим сообразил, что тварь вовсе не светится. Это сам он сумел разглядеть ее тепло, нежданно обогатившись новым качеством. А в следующий миг зверь прыгнул с ошеломляющей стремительностью.

Неизвестно, чего ждал он от оцепеневших жертв, но ход был не самый умный. Страшась потревожить Юлю, Вадим даже не пробовал увернуться – только коротко махнул ломом, со всей силой хрястнув зверя поперек оскаленной морды. И без проблем сбил его на пол: тот оказался много легче, чем следовало из габаритов. На секунду хищник распластался, потрясенный неласковым приемом, и Вадим испытал мгновенное искушение пригвоздить его к полу. Однако удержался: добивать лежачего – какая низость!.. Снова изготовив лом, он отступил на шаг, ожидая повторного наскока. Но зверь легко вскинулся и с той же скоростью заструился обратно, за время схватки не издав ни звука: тоже, наверно, не хотел пугать Юлю – только загрызть.

Надо признать, на поверку зверь оказался не столь и грозен: возможно, лишь темнота придала ему дерзости. А что ошибку он уяснил с первой попытки, делает честь его смышленности. Но вот куда он так заспешил – за помощью? И тот впечатляющий скрежет до отвращения походил на призыв. Пожалуй, разумнее было б его добить. Не хватало здесь стаи!..

– Ты чего? – жалобно спросила девочка. – Куда вмазал-то, а? Тут же не было мебели!

Конечно, хруст сокрушаемой морды она расслышала, но остальное осталось за кадром. Все-таки ужасно быть слепым – в особенности, когда некого оседлать.

– Значит, мне показалось, – откликнулся Вадим и зашагал по тоннелю дальше, уже не только помня, но ясно видя – стены, пол, ступени. Тем более, выход из тоннеля все-таки подсвечивали лучи, проникающие сюда с поверхности. И что ж это за зверюга? – прикидывал он по пути. Пресловутый мутант? Сколько я знаю, радиация в городе не выходит из нормы. Разве только под землей она может возрастать (данные отсутствуют). Либо ближе к Бугру – ведь что-то же границу подкрепляет? Спросить бы у контрабандистов. Кстати, слухи о подбугорных чудищах муссируются в Крепости постоянно, но попробуй, отыщи в них здравое зерно – при такой-то шумовой завесе! И если чудища существуют, почему не заходят в город? Может, их и выдумали специально: чтоб отпугнуть губернцев от границы?

В мелководье знакомого зала Вадим вступил, точно в прихожую своего дома, – так потеплело на душе. После недавней тьмы тут действительно показалось светло, и даже Юля немедленно закрутила головой, будто что-то углядела в окрестном сумраке. А сам Вадим с интересом наблюдал, как в нем, за ненадобностью, сужается диапазон воспринимаемого света, словно сдвигаются шторки. Кстати, чтобы включить тепловидение, ему потребовалось полчаса – впрочем обычное зрение настраивается на темноту не быстрее, так что грех жаловаться.

Не теряя времени, Вадим двинулся к подъемнику. Против опасений, их одежду не умыкнули, как фонарик: видимо, не очень в ней нуждались. А может, убоялись испытывать терпение пришельцев – те ведь могли оказаться злопамятными. Сграбастав барахло, Вадим стащил со спины упирающуюся девушку и погнал перед собой вверх, к тусклому и далекому пятнышку света (“прекрасное высоко”). Однако на середине лестницы устроил привал, чтобы нарядиться по всей форме, – и Юлю тоже вынудил одеться, ибо впереди ощутил неладное. Или просто учуял – едкий дух пота, становившийся явственней с каждой ступенькой. Запах был многослоен, от застарелого до свежего, к тому же исходил от мужчины, к тому же – не от одного. Но и не от многих, насколько Вадим в этом разбирался. Иначе он просто бы повернул назад – в надежде, что бесплотные обитатели тоннелей не нападут и при втором визите, а крысы не подходят к поверхности близко.

Плохо, что ему надо так же долго настраиваться на драку, как на темноту, – что за инерция, в самом деле? Пока приходит злость, пока вздуваются мускулы и наливаются тяжестью кулаки, уже все заканчивается. А Вадим так и остается с разбитой физиономией, в лучшем случае. И ладно бы он боялся – еще понятно. Так нет, просто такой телок смирный!

“Предчувствия его не обманули”: опершись кожаными задами о сиденья стареньких двуколесников, выход перегораживала пара скучающих патрульных, после наружной жары обсыхавшая в прохладной тени вестибюля. Маленькая, а все же свора.

– Ага, – удовлетворенно проговорил один, – вот и дождались! Ну-ка, ну-ка, кого мы поимеем сегодня?

Мясистой складчатой физиономией он походил на мопса – как и широкой слюнявой ухмылкой. Оба блюстителя были ражими детинами, как на подбор (собственно, почему “как”), – однако рыхлыми. В отличие от репрессоров, блюстителям не полагались огнестрелы. И слава богу, иначе, в избытке рвения, они попытались бы укоротить крутарей, и тогда в городе такое бы началось!.. Зато у каждого, в дополнение к пластиковым латам, имелись железорезиновые дубинки либо нунчаки, коими блюстители, если подворачивался случай, охотно крушили ребра и сминали черепа злосчастным неслухам. Другое дело, что владеть этим оружием они не очень умели. Как и с крутарями, задираться с ними было опасно: всего и разница, что их стая крупнее любой из городских банд, а проку от каждого – меньше. В безлюдных местах с ними и вовсе не стоило встречаться: кому потом чего докажешь? Вадим подозревал, что в патрульные специально набирали паталогических агрессоров с предельно узким кругом подобия – проще говоря, психопатов. Но при этом крупных и крепких, с навыками уличных мордобоев и – “не из нашего района”. То есть, судя по всему, почти все они были пришлыми, навербованными по стране перед самым Отделением, – не из уголовников ли?

До сих пор Вадиму удавалось избегать стычек с этими овчарками Крепости, часто балансируя на самом краю, – но всякое везение когда-то кончается. Тем более, сегодня инициатива явно принадлежала не ему. Сколько раз говорено: не ходи на поводу у женщин! Особенно – у таких нахальных. Ну, кто начнет?

– В чем дело? – осведомилась Юля. – Мы никого не вызывали!

Для тренированного уха это прозвучало бы убедительно, однако сия окраинная парочка вряд ли привыкла вникать в тонкости. К тому же хозяевами здесь были блюстители, и кто мог предсказать, как обошлись бы они с самим Первым, окажись с ним наедине.

– Гля, а она юморная! – восхитился первый. – Люблю заводных!

– Освободите проход, – распорядилась Юля уже с легкой досадой. – Не нашли другого места для стоянки?

Блюстители переглянулись, расплылись в свирепых ухмылках.

– Девочка, псов лучше не дразнить, – пробормотал Вадим еле слышно, хотя уже не верил в благополучный исход. Наверняка эти ухари из тех, кто открытые девицами плечи и коленки понимает, как приглашение. А уж если всплывет отсутствие трусиков!.. Одного Вадима еще могли отпустить, предварительно отдубасив, – но не с таким лакомым кусочком.

– Чего их слушать? – огрызнулась Юля. – Тоже, начальство! Мой папенька их в порошок сотрет.

– Если узнает.

– Что? – удивилась она. – Ты о чем?

– О том, что запугать блюстов пытается каждая третья, и к таким у них особый счет. Эти ребята слишком глупы, чтобы учитывать малые вероятности, но потом готовы на все, лишь бы оплошность не всплыла!

Вплоть до убийства, добавил Вадим мысленно. Чтобы потом самим же его и “раскрыть”, навесив на какого-нибудь бедолагу. Например, на меня.

– Чего шепчетесь, козлики? – поинтересовался старший патрульный. – Мне что, повторять? Ну-ка, двигай сюда!

– Мы трогали вас? – с вызовом спросила Юля. – Или кого-то еще? Чего бы вам не отправиться ловить мясорубов, а не вязаться к порядочным гражданам!..

Блюститель ухмыльнулся с таким неподдельным весельем, что у Вадима мороз пробежал по коже. Плохой признак: он даже не оскорбился – словно заранее уверен в расчете. Не спеша патрульный извлек из-за пояса нунчаки и рассеянно покрутил ими вперед-назад, со свистом рассекая воздух.

– Ко мне! – негромко скомандовал он. – Бегом – арш! – Похоже, еще не забыл армейскую выучку. Не то вполне мог бы потребовать: “К ноге!” – затем прибавить: “Ползком, с-смерды!” И многие осмелились бы возразить?