Текст книги "Путь христианина"

За два года моего отсутствия дети были полностью на попечении моих родителей. Отцу было 62 года, мама тоже была немолода. Все легло на их плечи: удовлетворение физических, эмоциональных, материальных и духовных потребностей. Но родители полностью жертвовали собой и никогда не жаловались. За что я им безмерно благодарна.

Дети

Дети, как уже было упомянуто, оказались на руках дедушки с бабушкой. Заслышав шум автомобиля за окном, они прятались или в чулан, или под кровать, думая, что приехали за ними. Как-то раз детей направили на медицинский осмотр и прививки. Дедушка с бабушкой понимали, что после этого за детьми могут вскоре приехать, в любой момент. Тогда родители Анны отправили детей к моим родителям, жившим за четыреста километров. Когда органы опеки приехали за детьми, их не оказалось дома. Тесть писал несколько жалоб в Иркутск, в областной суд. Ответ был один: Анна осуждена правильно.

Но однажды заседатель суда, где судили Анну, сказал тестю:

– Сафрон Иванович, не волнуйтесь, детей не заберут.

– Как не заберут, ведь на жалобы приходил дважды ответ, что решение суда по делу Анны признано правильным.

– Это вам пришел такой ответ. А в суд пришла рекомендация, чтобы дети оставались при вас.

По-видимому, это была правда, поскольку детей пытались забрать лишь поначалу, после заседания суда. Однако родители Анны опасались, думая, что заседатель суда сказал это, чтобы детей перестали прятать от органов опеки.

Освобождение

Я имел возможность переписываться и с детьми, и с женой. Жена освободилась в 1965 году и вернулась к семье (см. Справку об освобождении № 2 на вклейке).

В 1962 году со спецпоселенцев[10]10
  Спецпоселенец (спецпереселенец) – лицо, выселенное из места проживания, преимущественно в отдаленные районы страны без судебной процедуры. Особая категория репрессированного населения СССР (прим. ред.).


[Закрыть] в Сибири сняли срок «навечно». Стало возможно уезжать из Сибири, можно было выезжать в любые области СССР, за исключением мест, откуда были выселены. Наши родственники (мужья двух родных сестер моей жены, приходящиеся друг другу родными братьями) выехали на Северный Кавказ в город Невинномысск. Анна с тремя детьми и со своими родителями поехали следом. В 1967 году освободился и я и приехал к ним (см. Справку об освобождении № 3 на вклейке).

Хочу немного рассказать о дне моего освобождения. Это случилось 22 мая 1967 года. Прошли десять лет заключения. Отбыл, как говорится, «от звонка до звонка» – с 22 мая 1957 года по 22 мая 1967 года. За это время можно было привыкнуть к лагерной жизни. Как говорится, «собака к цепи тоже привыкает». Для этого пришлось в какой-то мере подавить в себе многое из того, что Создатель заложил в человека. В частности, способность радоваться и наслаждаться жизнью. Выходя из лагеря, я размышлял: какова она, эта свобода? Как она встретит меня? Нас, братьев, в это время в одном лагере было несколько сотен. Думаю, что не ошибусь, если скажу – человек триста. С некоторыми прожил бок о бок годы, а то и все десятилетие. Лагерь на пяти гектарах земли был нашим общим домом. Мы свыклись, притерлись друг к другу, как единая семья. Как было странно оставлять их, расставаться! И сейчас, когда пишу, не могу сдержать слез. Когда я вышел, вернее, меня вывели за зону, я поднялся на пригорок. Братья за лагерным забором забрались на крыши построек и деревья, махали мне вслед. Я плакал навзрыд. Не помню, было ли еще когда-то такое со мной. Я подал им знак: «Слазьте со своих мест, а то не смогу уйти». Они поняли меня, махнули последний раз на прощание. Велико чувство любви к братству, но есть и другое, превышающее.

Я выбрал удобное место, чтобы собраться с мыслями. Я размышлял о том, что с помощью Бога перенес испытание веры, пережил эти долгие десять лет, что прошел часть узкого пути, остался жив и невредим. Я обратился к Богу в молитве с просьбой благословить меня в путь к моей любимой жене и дорогим деткам. Затем переоделся в хороший костюм, который перед освобождением мне прислала Аннушка, и направил свои шаги на Северный Кавказ, в город Невинномысск, где меня ждала моя семья, мои родители и родители моей жены.

На Кавказе

Кавказ встретил меня весенним теплом. Но еще большую теплоту проявили те, кто меня ждал. Жена чуть постарела, но ее прежняя прелесть осталась при ней. Дети выросли больше, чем я ожидал. Хотя полной свободой назвать это еще было нельзя. Каждую неделю я должен был ездить за тридцать километров в административный центр Кочубеевское чтобы отмечаться в районном управлении милиции. Кроме того, без разрешения я не имел права никуда выезжать, а после 20:00 должен был находиться дома. Так продолжалось в течение года.

Когда с меня сняли эти ограничения, я уже работал модельщиком на Невинномысском химическом комбинате. Заработок был небольшой, жена тоже получала небольшую зарплату. Нашей семье из семи человек, где росли трое детей и было двое пенсионеров, приходилось туговато. Нужно было что-то делать, чтобы поправить материальное положение.

На заработки в Эстонию

Мы с восемью братьями, пятеро из которых отбывали со мной срок в Мордовии, решили поехать на заработки в Эстонию, на строительство коровника на 408 голов коров, телятника и молочного блока. Там нас приняли гостеприимно. Когда часть работы была выполнена, встал вопрос о прописке. Пятеро из нас попадали под «положение о паспортах»[11]11
  Положение о паспортах – наличие двух судимостей по одной и той же статье. Это означало – рецидивист, с ограничением по месту жительства (прим. авт.).


[Закрыть], так как у нас было по две судимости, и въезд в Эстонию как в приграничную зону нам воспрещался.

Комиссия проверила нашу работу и похвалила, потому что кирпичную кладку мы делали лучше местных эстонских строителей. Нам предложили продолжить работу не в приграничной зоне. Мы не согласились, ведь часть работы уже выполнена. Мы заявили: либо доводим эту работу до конца, либо уезжаем.

Тут началась борьба между местными отделами КГБ и КПСС. Отдел партии был за то, чтобы договориться и продолжать работу, а КГБ – чтобы выдворить. Победила партия. Мы закончили работу, а нас прописали задним числом и тут же выписали. Нам хорошо заплатили, да еще премировали. При этом удивлялись нашей слаженности и организованности. Коровник и по сей день стоит как живой свидетель (см. фото 10 и 11 на вклейке). Надо сказать, что за время этой работы мы познакомились почти со всеми братьями и сестрами в Эстонии. Мы разыскали их, расспрашивая местных жителей. Эта поездка помогла нам поправить финансовое положение.

Новые гонения

Итак, живя в Невинномысске, я включился в жизнь моей семьи и духовную деятельность местного собрания. Мы были благодарны Богу за новую территорию после Сибири, на которой только частично была провозглашена весть о Царстве Бога. Многие братья после освобождения из лагерей остались в Сибири и по сей день трудятся на Божьей ниве.

По мере расширения деятельности Свидетелей Иеговы на Кавказе увеличивались и гонения. Они выражались в том, что нам не давали встречаться для изучения Библии, активно следили за нами, разгоняли наши встречи, штрафовали, публично обвиняли, обыскивали, конфисковывали литературу и Библии. Нередко вызывали в местное управление КГБ, угрожали, преследовали на работе, компрометировали деятельность братьев. Однако деятельность Свидетелей на Северном Кавказе в Краснодарском крае продолжала быстро распространяться, особенно по приезду братьев из Сибири. Развернулась организованная проповедь, созывались собрания. Трудновато было с библейской литературой и со связью с Руководящим советом Общества.

Мы старались использовать различные возможности получать новые номера журналов «Сторожевая Башня»

и «Пробудитесь!». Но самая большая потребность была в размножении и распространении журналов. Использовали ручное переписывание, фотокопирование, ротаторное изготовление. Были трудности в приобретении восковок, краски и бумаги. Мешали также постоянная слежка со стороны органов КГБ, частые обыски, конфискация всего, что имело хоть какое-то отношение к печатанию. Приходилось придумывать тайные места, где можно было изготовлять литературу и снабжать ею собрания.

Если нам удавалось достать книгу Общества на английском, а лучше на польском, мы переводили ее на русский и снабжали этими книгами не только собрания в Ставрополье и Краснодарском крае, но и в Грузии, Армении и Кабардино-Балкарии, где уже начала организовываться проповедническая деятельность. В частности, это были книги «„Узнают народы, что Я – Иегова“. Как?», «Да будет воля Твоя на земле», «Святой дух – сила за приближающимся новым порядком», «Извлекай наилучшее из твоей молодости».

Меня часто вызывали в местное управление КГБ и предлагали сотрудничать. Заверяли, что сотрудничество будет тайным и незамеченным.

Показательный суд

Когда я работал на Невинномысском химкомбинате, со мной работал и мой сын Владимир, 1955 года рождения. Он проходил практику после окончания училища по специальности сантехник. Окончил школу с оценкой «отлично» по всем предметам. Ему полагалась золотая медаль. Но потому что он Свидетель Иеговы, медали ему не досталось. Подошел год его призыва в армию. Когда Володя получил повестку в военкомат, он пошел и заявил, что по религиозным убеждениям в армию служить не пойдет, так как, согласно Библии, христиане не берут в руки оружие и не учатся воевать (Исаия 2:4б).

Его отпустили домой, сказав, что, когда потребуется, его вызовут повесткой. Через месяц пришла повестка, но уже к следователю. В то время я был в Железноводске, лечил радикулит. К следователю с Володей пошла мать. Прежде они заехали ко мне в санаторий, чтобы сын простился со мной, полагая, что его сразу арестуют. Так и вышло, его уже не отпустили домой, а посадили в КПЗ. А жену следователь записал как свидетеля, который будет давать показания. По окончании следствия Володю должны были судить. Суд организовали не обычный, а показательный. Его решили провести на швейной фабрике, где работала Анна. На той фабрике работали сотни рабочих. А с химкомбината, где работали мы с Володей, был организован выезд рабочих специальным автобусом. От цеха, в котором работал Володя, был даже назначен общественный обвинитель[12]12
  Общественный обвинитель – самостоятельный участник уголовного судопроизводства, представляющий общественную организацию или трудовой коллектив (прим. ред.).


[Закрыть]. Мне сказали, что на суд я поеду в этом же автобусе, вместе с другими рабочими. Мне было неприятно ехать с ними, но пришлось согласиться, чтобы не создавать впечатления враждебного отношения к ним.

По дороге в автобусе завязалась беседа. Они начали говорить о Володе как о культурном человеке, как о высоконравственном парне и хорошем работнике. А обо мне – как о плохом отце, воспитавшем сына неправильно. Они испытывали сожаление, что такого хорошего молодого парня будут судить. Спрашивали, что испытываю при этом я, отец. О чем я думаю? Я ответил:

– Я думаю вот о чем. Все вы, сидящие здесь, коммунисты-ленинцы. А как бы себя чувствовал Владимир Ильич Ленин, если бы он ехал сейчас с вами на суд и слушал ваши разговоры?

Их это удивило: причем тут коммунисты, Ленин?

– Я вам объясню. Причем вам будет стыдно, что вы не знаете ответа на мой вопрос. В то время, когда молодую Советскую республику со всех сторон окружали враги-белогвардейцы, Деникин, Врангель, Махно, Петлюра и страны Антанты, в 1919 году Ленин посчитал нужным издать декрет о том, что если кто отказывается от службы в Красной Армии по причине своих религиозных убеждений и воспитанной совести, он освобождается от воинской повинности. Декреты не отменяются. И сегодня в силе декрет «О земле», который был издан вместе с декретом «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям». А сегодня, когда Советский Союз могуществен и оснащен современным оружием, моего сына будут судить за то, что он отказывается служить в Советской Армии по религиозным убеждениям и тем самым ослабит эту армию? Скажите, что вы думаете по этому поводу?

Они начали наперебой спрашивать, что это за декрет такой. Мол, Ленин такого не издавал. Беседа наша прервалась, когда мы приехали на швейную фабрику, где должен был проходить суд. Собрали всех рабочих, даже тех, кто должен был работать в вечернюю смену. Во время судебного заседания все шумели и кричали – и впопад, и невпопад. Очевидно, была дана установка как можно громче возмущаться. Это было настолько ужасным зрелищем, что можно было подумать, будто судят страшного преступника, который хотел совершить государственный переворот.

Жена проходила свидетелем, и ей пришлось выступать. Она ссылалась на Хельсинкскую встречу, где матери всего мира приняли такую резолюцию: не прекратятся войны до тех пор, покуда мы, матери, не перестанем посылать наших сыновей в ряды вооруженных армий. «А я мать-христианка, воспитала сына мирным человеком. В Библии сказано, что истинные христиане не только не будут воевать и убивать, но даже не будут учиться воевать». Как ее только ни обзывали и как ей только ни угрожали в ответ! Уже на следующий день ей отомстили тем, что сорвали ее фотографию с доски почета ударников труда.

А я на следующий день убедил сотрудников в том, что Лениным был действительно издан такой декрет, что глубоко верующие люди освобождаются от службы в армии. Им, конечно, стало неловко, когда я принес официальное издание этого документа. Они с удивлением говорили, что ничего не знали о декрете и не знают, кто и когда его отменил.

Жене пришлось тяжелее меня. Ее вынудили уволиться с фабрики. Пришлось искать другую работу. Сыну дали три года лишения свободы в лагерях общего режима. А по истечении половины срока его выпустили на вольное поселение[13]13
  Вольное поселение – мягкий режим лишения свободы, когда осужденные содержатся без охраны, но под надзором администрации колонии-поселения (прим. ред.).


[Закрыть], которое отбывал на Ставрополье. Так пятеро членов нашей семьи на практике испытали «свободы», гарантированные декретом Ленина и Конституцией СССР. Отец Анны (был поначалу приговорен к смертной казни), мой отец, я, Анна и наш сын Володя. В общей сумме 25,5 года.

Серьезное предупреждение

Я вкратце описал нашу историю с 1967 по 1978 год. Дальше – новые изменения. В очередной раз меня вызвали в Ставрополь. Сотрудник КГБ, который занимался делами Свидетелей Иеговы, сказал:

– Мокрицкий, а ты неплохой человек. Приехал сюда с большой семьей, устроился работать за невысокую зарплату. Работаешь уже десять лет. А многие не хотят работать на одном месте, ищут лучшей работы по всему Кавказу, – пояснил он и добавил: – Мокрицкий, я знаю твою биографию лучше тебя самого. Ты должен ненавидеть советскую власть до мозга костей, а я в тебе этого не вижу. Как это тебе удается, скажи мне?

Я ответил:

– Это просто. Я христианин, то есть ученик Христа. И я хочу ему подражать. Иисус висел на столбе, испытывал великие мучения, но молился Богу: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают».

– Но ты же не Христос, – сказал сотрудник КГБ.

– Да, это правда, Христос был совершенным. Но я приведу пример несовершенного человека. Когда побивали камнями христианина Стефана, он возвел глаза к небу и воскликнул: «Боже, прости им, ибо не знают, чего делают».

– Мокрицкий, ты уже был дважды осужден. Пятнадцать лет провел в лагерях. У тебя жена и трое детей. Судить тебя третий раз как-то совестно. Хотя есть за что, и ты это знаешь. Уезжай в другое место, мы даем тебе такую возможность. Не уедешь – придется тебя судить.

Я задумался над его словами: «есть за что судить». Два года мы занимались изучением Библии с одной студенткой ставропольского института. Она серьезно относилась к изучению и скрывала это от родителей. Она была жительницей Невинномысска, училась в Ставрополе на медицинском факультете. В институте также никто не знал об этом. Под конец учебы открылось то, что она хочет стать Свидетелем Иеговы и изучала Библию вместе со мной. В институте ей угрожали, что, если она не оставит изучения, не получит диплом, а лишь справку о прослушивании лекций. Также у нее изъяли аудиокассету с записями песен, которые мы пели после изучения Библии. У студентки спросили, кто это пел таким приятным тенором. Она призналась, что Сергей Иванович занимается с еще одним студентом, который учится в Москве на солиста. Допросили и того студента, он тоже признался, что изучал Библию со мной. Так что материалов против меня было достаточно.

Итак, со мной хотят поступить гуманно – дают возможность уехать. Но куда?

Новый паспорт

Я решил ехать в Эстонию. Почему? С одной стороны, я уже был знаком со многими возвещателями в этой республике. С другой – я знал, что в Эстонии есть потребность в русскоговорящих возвещателях. В Эстонии живут белорусы, украинцы, русские, армяне, татары, азербайджанцы и другие русскоязычные народности. Эстонские братья почти все говорили по-русски, но их было не так много, чтобы донести благую весть всем русскоговорящим в Эстонии.

Однако встал серьезный вопрос: как ехать в Эстонию? В паспорте две судимости по одной статье – значит, рецидивист. Попадаю под «Положение о паспортах». С таким паспортом про Эстонию и думать нечего. С другой стороны, серьезное предупреждение: «Не уедешь – будем судить». Я молился Иегове с просьбой указать мне путь.

Решение созрело, когда стало известно, что в России начали выдавать паспорта нового образца, в которых уже не ставили пометки о судимости. Однако при переезде в другое место, в другую республику, эта информация фиксировалась в так называемых листках убытия. Замена паспортов проходила по районам и до Невинномысска должна была дойти не раньше, чем через два года. Срочно меняли лишь те паспорта, у которых вышел срок или по каким-то причинам была потеряна пригодность. Срок годности моего паспорта был долгим. Но непригодным он стал, будучи постиран вместе с брюками. Пользоваться им было невозможно, но записи в нем четко сохранились.

Когда я обратился в паспортный стол, начальник паспортного стола, женщина в звании капитана, кричала на меня и угрожала тюремным сроком. Она была очень зла на Свидетелей Иеговы в Невинномысске и вместе с другим начальством всячески старалась выжить нас из города. Она обвиняла меня в том, что я хотел скрыть записи в паспорте. Я ответил, что в этом меня нельзя обвинить, ибо записи сохранились. Тогда она сказала, что этот вопрос надо решать по-другому. Как? «Вот выйди на десять-пятнадцать минут и подумай. А потом зайдешь, если надумаешь». Я вышел, но, что она хочет, я так и не понял. Когда я зашел обратно и сказал, что ничего не надумал, она ответила: «Значит, мало думал, иди и подумай еще». Я начал понимать, чего она хочет. Она провоцировала, чтобы я предложил ей взятку. Чтобы потом поднять шумиху, призвать других очевидцев и обвинить меня во взяточничестве. За это и статья есть, два года лишения свободы. «Нет, – подумал я, – не выйдет». Захожу в третий раз и говорю: «Скажите мне прямо, чего Вы от меня хотите?» Она злобно зыркнула на меня и молча протянула повестку на комиссию в горисполком для решения вопроса о новом паспорте.

В назначенный день я явился в горисполком. Председателем комиссии был секретарь горисполкома по фамилии Лазаренко, который очень не любил Свидетелей Иеговы. Когда я зашел, Лазаренко, обращаясь к комиссии и указывая на меня, сказал: «Прошу любить и жаловать одного из лидеров Свидетелей Иеговы Невинномысска, – и продолжил: – Он не признает меня за власть. Я ему запрещаю проповедовать, а он проповедует». После этого он обратился ко мне: «Садись!» Я сел за стол рядом с членами комиссии. Лазаренко дал мне Библию и сказал: «Найди мне место в Библии, где говорится, что ты должен подчиняться мне как власти». А сам пока вызывает следующего стоящего в очереди на комиссию. После того, как следующего за мной отпустили, я зачитал из Библии Римлянам 13:1 «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены». «Хватит, – остановил меня Лазаренко. – Теперь найди для себя то место, где говорится, что ты можешь мне не подчиняться». Вызывает следующего на комиссию и еще следующего. Затем говорит мне: «Ну что, нашел?» Читаю стих из Исаии 33:22 «Ибо Господь – судия наш, Господь – законодатель наш, Господь – царь наш: Он спасет нас».

– Для меня это наивысшая власть.

– Но здесь ничего не говорится о том, что ты не должен мне подчиняться.

Пока вызывают следующего на комиссию, открываю Деяния 5:26–29, объясняю, что во дни апостолов Синедрион был высшей властью – политической, религиозной и административной. Читаю дальше: «Тогда начальник стражи пошел со служителями и привел их без принуждения, потому что боялись народа, чтобы не побили их камнями; Приведши же их, поставили в синедрионе; и спросил их первосвященник, говоря: Не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем? и вот, вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас кровь Того Человека. Петр же и апостолы в ответ сказали: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам».

– Итак, наивысшая власть – Иегова Бог и Иисус Христос – повелевают мне (читаю Матфея 24:14): «И проповедано будет Сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец». Марка 13:10: «И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие». Матфея 28:19, 20: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века». Дальше продолжать?

– Хватит, – говорит Лазаренко.

– Как видите, служить Богу мне повелевает наивысшая власть. А человеческая власть – Лазаренко – запрещает. Так кого мне теперь слушаться?

– И кого ты решил слушаться? – спросил Лазаренко.

– Конечно, Бога.

Лазаренко обратился к членам комиссии: «Вот видите, Библия такая книга, что каждый в ней находит то, что ему выгодно». Я отдал ему Библию и сказал: «Разве? Тогда найдите здесь то, что выгодно Вам. Впрочем, товарищ Лазаренко, я пришел на комиссию, чтобы решить вопрос о моем паспорте». – «Ах, да! Товарищи, только что вышел человек, который потерял паспорт, и мы ему назначили десять рублей штрафа. Мокрицкий только постирал паспорт, и все записи сохранились. Я думаю, что для него хватит пяти рублей штрафа. Согласны?» В ответ прозвучало: «Согласны». Расстались мы весело, чуть ли не по-дружески. Я уплатил штраф в пять рублей и квитанцию принес начальнику паспортного стола. Нужно было видеть ее злобный взгляд!

Через некоторое время я получил новый паспорт без каких-либо пометок о судимости. Самое трудное было впереди: получить без пометок «листок убытия», чтобы на новом месте спокойно получить прописку и устроиться на работу. Я обращался к Иегове в молитве и просил о помощи, хотя и не представлял, как мне возможно получить чистым этот документ.

Когда я пришел в паспортный стол, народу было очень много. Вышел начальник и объявил: «Все, кто на прописку, – ко мне в кабинет. Кто на выписку, ко мне заходить не нужно. В других кабинетах будут работать два инспектора. Они выдадут «листки убытия».

Я сперва присмотрелся к тем инспекторам. В одном кабинете была женщина лет сорока-пятидесяти, в погонах лейтенанта или старшего лейтенанта. Во втором кабинете – молодая девушка, тоже в милицейских погонах. Я решил идти к девушке. Когда я зашел в кабинет и подал ей паспорт, она спросила:

– Куда уезжаете?

– В Эстонию.

– Зачем?

– На постоянное место жительства.

Она взяла бланки документов и спросила, кто еще со мной едет. Я ответил, что вся семья: жена и трое детей, и протянул документы на них.

Она начала заполнять бланки. Тут зашел молодой парень, милиционер, и начал с ней шутить и вести разговоры. Она протянула ему ящик с карточками и говорит: «Поищи, если есть, карточку на Мокрицкого Сергея за 1976-й год», – а сама продолжала писать. Я внутренне похолодел, ведь в этой карточке были занесены две мои судимости и информация о том, что я Свидетель Иеговы. Милиционер пролистал карточки и неожиданно для меня сказал, что моей там нет. «Тем проще, – ответила она и отдала мне листки: – Можете идти».

Я уже был по ту сторону двери, когда услышал, что девушка спросила у милиционера, за какой год он искал карточку. Он ответил, что за 1977-й. А ведь она его просила за 1976-й! Наверное, она в дальнейшем просто уничтожила мою карточку. Ведь так легче уйти от ответственности за халатность, в которой ее могли обвинить. Так я думаю. А как было на самом деле, не знаю.