Текст книги "Путь христианина"

Начальник милиции

Положение пяти тысяч братьев в Иркутской области принимало видимость теократической организации. Некоторые братья прибыли в область добровольно из тех мест, откуда были высланы их родители, другие приехали, освободившись из мест заключений. В собраниях произошла реорганизация. Стало больше братьев с организаторскими способностями. Некоторые из них получили определенные обязанности в собраниях. Я был служителем собрания в Ханжиново и служителем Обвода (так звали тогда служителя района). Обслуживал двенадцать собраний. Тогда это сильно отличалось от сегодняшнего районного служения. Все делалось нелегально и конспиративно, требовало многих жертв, с постоянным риском лишения свободы.

Посещение собраний и подпольные встречи со служителями собраний требовали значительного времени. Также приходилось обеспечивать семью с двумя детьми. Это было нелегко.

Но было и много радости: обширная территория, рост числа новых возвещателей. Это было благословение, которое обогащает и печали с собой не приносит.

Были и неприятные встречи. Как-то приехал начальник милиции из Тыретьского района, по фамилии Протасов. Вызвал меня в контору МТС, начал, вроде, по-дружески расспрашивать, как живу, как работа. Я отвечал, что все нормально. Затем он неожиданно спросил: «От кого получаешь задания?» – «От заведующего мастерской», – отвечаю. – «Не о тех заданиях спрашиваю, ты понимаешь, о чем я. Еще раз спрашиваю: от кого получаешь задания и перед кем отчитываешься?» – он повысил голос. – «Я вам ответил, от кого получаю и перед кем отчитываюсь – перед заведующим мастерской». Он неожиданно разогнался и ударил меня ногой в живот, потом ударил еще раз и злобно процедил: «Еще пожалеешь о своем молчании».

Когда я выучился на комбайнера, я работал два сезона на уборке урожая. Это была тяжелая и напряженная работа. На целинных землях пшеница и другие культуры вырастают очень обильными. Во время уборки может выпасть снег, который укладывает колосья на землю так, что их очень трудно поднять. Поэтому на урожай бросали все силы, чтобы успеть убрать зерно до зимы. Для этого из района присылали специальных уполномоченных, которые помогали быстро организовывать ремонт комбайнов в МТС. Мне в качестве такого уполномоченного назначили начальника милиции Протасова. Много дней и ночей мы вместе боролись за урожай и даже сдружились. В конце он попросил извинения за свое поведение: «Сергей Иванович, я теперь имею другое представление о Свидетелях Иеговы. Так что за то, что тогда произошло между нами, извини».

Вербовка

В тот же период времени, с 1954 по 1957 год, произошло со мной еще одно интересное событие. Старшему лейтенанту Зыкову, который в Иркутском управлении КГБ занимался Свидетелями Иеговы, было поручено завербовать агента среди Свидетелей, который бы согласился тайно сотрудничать с органами, сообщать сведения о братьях, выполняемых ими обязанностях, а также об их работе в организации. Причем этот агент должен был занимать в организации определенное положение, обладать достаточной информацией и связями. Завербованному надо было гарантировать свободу, даже в случае его раскрытия, а также квартиру в Иркутске и дальнейшую обеспеченную жизнь ему и его семье. Выбор Зыкова почему-то пал на меня.

Он вызвал меня на беседу в Тыреть, в комендатуру. Представился по форме, как сотрудник Комитета государственной безопасности. Сообщил, что после нашей беседы в моей жизни может многое измениться к лучшему. Расхвалил меня как порядочного человека и хорошего работника, по словам директора МТС. Упомянув слова директора о том, что я радею за МТС, спросил, как бы я поступил, узнав, что кто-то собирается, например, поджечь МТС. И другие вопросы подобного рода. Я понимал, к чему он клонит, и решил уходить от прямых ответов. Это было серьезной ошибкой, за которую я чуть не поплатился свободой. Он продолжал гнуть свою линию, уверяя, что беседа у нас дружеская. Затем спросил, не против ли я встретиться еще раз. Я из вежливости согласился. Это была вторая ошибка.

Зыков подумал, что мои уклончивые ответы и тактичное отношение к работнику КГБ – проявление некой слабости, дающее ему надежду на положительный результат. Он надеялся, что нашел того, кого искал. Вероятно, уже представлял себя в капитанских погонах. Итак, Зыков посетил директора МТС и дал указание секретно отправить Мокрицкого Сергея Ивановича в командировку в Иркутск, якобы по заданию от МТС. И чтобы никто об этом не знал. Зыков потребовал организовать все так, чтобы даже я сам не догадался об истинной цели поездки. Но когда он выходил из конторы, я как раз стоял возле чайной, которая было в тридцати метрах от выхода. Я заметил и узнал его. Он также узнал меня, резко развернулся и быстрым шагом вернулся в контору. Мне этот бег показался забавным. Я прошелся неподалеку от окон конторы и увидел, что он выглядывает из-за занавески. Однако я не подал виду, будто заметил его. Он полагал, что я его не увидел и ничего не знаю о его посещении конторы.

Через несколько дней меня вызвал директор и начал дружелюбный разговор. «Сергей, ты уже закончил ремонт своего комбайна?» – «Закончил», – отвечаю. – «С работой в столярке справится твой отец. Поедешь в Иркутск в Сельхозснаб и Сельхозуправление с важным заданием. Только ты с ним справишься. Знаешь, уборка не за горами, а нам не хватает приводных ремней к комбайнам и кос к жаткам. Заказали мы давно, а там не чешутся. Можем во время уборки остаться ни с чем». – «Федор Иванович, у нас механиков, хоть отбавляй. Зачем посылать комбайнера?» – «Понимаешь, Сергей, ты у нас не просто комбайнер, ты за МТС усердствуешь, и человек ты пробивной. Наверное, научился среди своих братьев, как я понимаю? Если приедет туда механик, там подумают: не велика беда. А как приедет комбайнер, такой как ты, тогда действительно беда, если комбайнера прислали. Ты там выбьешь что нужно». Чем больше я отказывался, тем сильнее он нажимал. Пришлось согласиться. «Так-то лучше. Завтра выпишут тебе командировку и выплатят командировочные на две недели. Думаю, тебе хватит. Документацию для Сельхозснаба и Сельхозуправления получишь заранее. Моя машина довезет тебя до Тырети, к станции. Зайдешь в комендатуру за разрешением, там уже знают о твоей поездке. Покупай билет и счастливой тебе дороги».

Тут я начал догадываться. Настойчивость директора, секретное посещение конторы сотрудником КГБ, скорее, указывали на командировку иного рода. Не в Сельхозснаб и Сельхозуправление, а в Управление КГБ, на улицу Литвинова, 17. Я поделился своими соображениями с отцом и еще с одним братом. Однако они посчитали, будто я чересчур фантазирую. На следующий день приехала машина директора, и к вечеру я был в Тырети. Сразу зашел в комендатуру. Там уже никого не было, только дежурный. Он спросил: «Мокрицкий?» – «Да», – ответил я. – «Вот тебе разрешение на выезд в Иркутск». Он спросил, каким поездом думаю ехать. Я ответил, что поездом 74, Москва – Хабаровск. Он удивился: почему не другим? Я ответил, что 74-й приходит рано, почти ночью, и до утра я смогу узнать, как добираться дальше.

Оттуда я не спеша пошел на вокзал, до поезда еще оставалось много времени. На вокзале встретил знакомых девушек, тоже спецпоселенцев. У нас начался разговор о том, кто куда едет, как они живут. В зал неожиданно зашел милиционер (тот самый дежурный из комендатуры). Он прошелся по залу, всматриваясь в сидящих, словно искал кого-то. Увидев меня, успокоился и вышел. Я подумал, что все это неспроста. Неожиданно я вспомнил, что сестры заказали мне разные мелочи, что им купить в Иркутске. Решил заскочить к близкому знакомому Макару Добраньскому, который освободился и жил в Тырети, попросить у него чемоданчик. Когда ушел, милиционер снова приходил и, не найдя меня, подошел к тем девушкам спросить, где я. Они ответили, что пошел к знакомому за чемоданчиком. Позднее они мне сообщили, что милиционер был обеспокоен, выспрашивал, откуда они меня знают и зачем мне чемоданчик. За час до прибытия поезда я вернулся и встал в очередь за билетом. Я заметил, что милиционер зашел в кассу через служебный вход. Моим знакомым продали билеты в одиннадцатый вагон, а мне – во второй. Я стал просить в одиннадцатый. Кассир сказала, что второй лучше одиннадцатого. Когда я продолжил упорствовать, она раздраженно ответила: «В какой дают, тот и бери!» Я снова убедился, что это неспроста.

На станции Залари в вагоне неожиданно появился мой старый знакомый старший лейтенант Зыков. Тут я укрепился в своих подозрениях, что никакого Сельхозснаба и Сельхозуправления мне не видать. Я прикрыл лицо руками, привалился к окну и стал наблюдать за Зыковым сквозь пальцы. Он дважды прошел по вагону, не заметив меня. Когда, наконец, заметил, то пробормотал: «Так, все места заняты», – и уселся в начале вагона.

Приехали в Иркутск довольно рано, движения в городе было еще мало. С вагона на вокзал можно было пройти через широкие ворота. Выходя из вагона, я заметил, что Зыков стоял в углу ворот, ожидая меня. Я вышел и направился к воротам, прямо на него. Но дойдя до ворот, смешался с толпой и перешел к другой стороне. Он ненадолго потерял меня из виду и так занервничал, что побежал за мной и скомандовал: «Сергей Иванович, следуйте за мной!» Мелькнула мысль не подчиниться: «Не знаю, кто вы такой, я еду в Сельхозуправление», но понял, что тогда задержат как преступника. Я последовал за ним. Он привел меня в военную комендатуру, показал дежурному свое удостоверение, тот кивнул в ответ. Меня Зыков вежливо спросил: «Сергей Иванович, куда едете?» Я ответил:

– Приехал уже.

– Куда?

– В Иркутск.

– Иркутск большой, куда конкретно?

– Литвинова 17.

– К кому?

– Вам лучше знать, вы же будете меня представлять.

Наш разговор был слышен и дежурному. Зыкову не понравился наш диалог, особенно то, что его слышал дежурный.

– Ваши документы.

Я подал командировочное удостоверение. Он посмотрел и говорит:

– Почему вы врете? Вы едете в Сельхозснаб и Сельхозуправление, – последние слова он произнес очень громко, чтобы слышал дежурный.

– Я сказал вам, что на Литвинова 17, в управление КГБ. Лучше скажите, на чем будем добираться. Оно далеко, я пешком не пойду.

– Вы хорошо знаете Иркутск? Откуда?

– Приходилось бывать раньше.

– Если вы так хорошо знаете город, пойдемте, как-нибудь доберемся.

Он мог вызвать машину, но предпочел добираться другим транспортом. И это было неспроста. Его заинтересовала и встревожила моя осведомленность, и он решил по дороге об этом поговорить. Подошел первый трамвай, в вагоне почти никого, было очень рано.

В трамвае он спросил:

– Сергей Иванович, откуда у вас такая осведомленность о командировке?

Я начал с нашей первой встречи и его вопросах о том, как бы я поступил, к чему он клонил, и о моей ошибке, которая дала ему повод думать обо мне иначе, чем есть на самом деле.

– Если бы я решительно вам ответил, что предателем не стану и сотрудничать не буду, возможно, этой командировки и не было бы. Но прошлого не вернешь. Тогдашняя наша беседа, настойчивость директора и то, что я видел, как вы от меня дважды прятались, в конторе МТС и в вагоне в Заларях, а также ваше поведение в воротах вокзала окончательно убедили меня в истинной цели этого путешествия.

– Даже так? – сказал он, слегка опешив. – Ну и какова цель?

– Скажу прямо. Может, Вы сами, а скорее, Вам дали задание, поскольку Вы занимаетесь разрушением организации Свидетелей Иеговы в Иркутской области, найти осведомленного брата, которого можно было бы склонить к сотрудничеству с органами КГБ. Вы сперва ознакомились с моей биографией, и беседа в Тырети дала Вам повод думать, что моя кандидатура подходит. Но Вы ошиблись, как в беседе с Вами ошибся и я. Вы думаете, что, пообщавшись со мной в другой обстановке, сможете меня уговорить и что я вернусь домой не уличенным в предательстве. Но, как видите, эта тайна была раскрыта с самого начала. Уезжая в Иркутск, я рассказал отцу и еще одному брату, что моя командировка – в КГБ.

– Неужели ты так и сказал?

– Да. Сказал. Правда, они не поверили. Считали, что директор на самом деле посылает с заданием.

Зыков на время задумался и сказал:

– Смотри, Мокрицкий, ты будешь общаться с большим начальством. Так что никому не проболтайся о своих догадках. Пусть все это останется между нами.

– Для Вас это начальство большое. А для меня они просто люди, как и все другие.

– Но если ты им все расскажешь о своих догадках, знаешь, что это будет значить для нас обоих?

– Для меня точно не знаю, а для Вас – знаю.

– Что же?

– Вы работник Комитета государственной безопасности, вам доверили завербовать Свидетеля Иеговы, чтобы никто не заподозрил, что он предатель. А Вы провалили все дело. Можно ли Вам после этого доверить что-то более серьезное? Может, Вы надеялись получить еще одну звездочку и стать капитаном. Но из-за провала Вас могут лишить и тех погон, которые имеете сейчас. А мне грозит, максимум, небольшое дело и небольшой срок.

– Ты правильно понимаешь, поэтому не должен никому говорить. Согласен?

– Знаете, буду я говорить или не буду, зависит от того, в каком положении окажусь. Если мне не будет угрожать опасность, я не намерен никому говорить об этом. Но если, наоборот, я увижу угрозу, то почему я должен молчать? Вы меня сюда привезли, Вы взялись за меня, чтобы сделать предателем дела Божьего, за которое я уже отбыл пять лет в местах лишения свободы. И за это дело Божие я готов умереть. Вы взялись меня перевоспитать, чтобы получить новый чин, теперь уговариваете меня молчать. Ради чего? Да, я согласен молчать, только если мне из-за этого не будет угрожать лишение свободы.

Он выслушал все это и сказал:

– Сергей Иванович, я сделаю, что смогу, только будь умницей и извини, что я о тебе плохо думал.

Так, за откровенным разговором, мы доехали до Управления КГБ. В здании никого, кроме дежурного, не было. Зыков предложил мне принять душ, приготовил свой халат и полотенце. После предложил завтрак и все напоминал: «Помнишь, о чем мы договорились?» – «Помню. Если мне не будет угрозы, буду молчать».

Меня познакомили с начальником Управления КГБ, его заместителем и с другими начальниками отделов. Меня спрашивали, где я предпочитаю жить, в какой гостинице ночевать. Сообщили, что в рабочие дни должен приходить в Управление КГБ, где со мной будут заниматься сотрудники отдела, отвечающего за работу со Свидетелями Иеговы по Иркутской области. Этот отдел состоял из пяти сотрудников. Они сразу предложили сотрудничать и ознакомиться с планом работы, если соглашусь. Моя обработка продолжалась около десяти дней. Начальником Следственного управления был некто Хомяков. Он сообщил мне, что Свидетели Иеговы в России сами по себе не так уж опасны. Но проблема в том, что мы можем стать слепым орудием в руках иностранной разведки. Допустим, окажется иностранный разведчик в нашей стране, а вдруг он подготовлен заранее и знает, как войти в нашу организацию. Проявит напускное смирение, начнет библейское изучение, примет крещение и по внешнему виду станет братом. А по сути будет волком в овечьей шкуре. И начнет выполнять свою секретную миссию. Слишком уж мы, Свидетели, доверчивые, всех принимаем. И вообще, наша организация американского происхождения и направлена на подрыв социалистического строя и строительства мирового коммунизма.

Вскоре они убедились, что сделать из меня сотрудника и осведомителя не получится. Разговоров было много и с другими начальниками. Так, прокурор меня убеждал, что я, как Свидетель Иеговы, должен говорить всю правду, если меня спрашивают о делах организации или отдельных ее членах. В своей Библии он мне показал Притчи Соломона 19:5 «Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорит ложь, не спасется». Тогда я ответил: «Перелистните главу назад, Притчи Соломона 18:5. Там сказано: «Не хорошо быть лицеприятным к нечестивому, чтобы ниспровергнуть праведного на суде». Он разозлился, отбросил Библию с презрением и заявил моему «куратору» Зыкову:

– Решайте сами, он нам не подходит.

Все эти дни я жил у знакомых – родственников жены моего брата. За мной велась слежка. Настолько явная, что даже хозяева квартиры заметили это. Как-то Зыков спросил: «Что, Мокрицкий, делаешь вечером?» Я ответил: «Хотелось бы в цирк сходить, интересная программа». – «Так в чем же дело?» – «В том, что командировочные деньги так малы, что в столовой не поесть толком, не то что в цирк пойти». – «А сколько тебе надо? На какие места ты хочешь получить билеты?» – «Конечно, на первый ряд». – «Они же дорогие!» – «А что, КГБ обеднело? Вы же меня вызвали. Так и обеспечьте». Он выдал деньги: «Разбогатеешь – отдашь». Все эти дни Зыков все время старался заглядывать ко мне, чтобы убедиться, не выдал ли я его. Я всякий раз его успокаивал.

Как-то Зыков вызвал меня к себе в кабинет. Встретил меня весело, сообщил, что начальство распорядилось оставить меня за ним. Он меня привез и сам должен решить: либо завести дело и посадить, либо отпустить. Я спросил о решении. Он ответил: «Ты же не выдал меня. Да и как дело завести, если у меня нет ничего противозаконного о тебе. Но ты здесь многое узнал из того, чего не должен знать. Дай подписку, что ты не будешь никому об этом говорить». Я ответил, что не просил открывать мне секретное, никакой подписки давать не буду и даже на словах не обещаю, что буду молчать.

Итак, вернулся из командировки без ремней и кос. Директор попросил никому ничего не рассказывать: «Знаешь, это такая организация, что следит и за тобой, и за мной». Он все-таки не знал подробно о цели моей командировки и попросил рассказать, зачем меня вызывали в Иркутск. Я все рассказал. Он рассмеялся, сказал: «Нужно было им спросить меня. Я бы сразу предупредил: не трудитесь, все равно ничего не выйдет».

Хрущевская оттепель

В 1955 и начале 1956 года в нашей семье особых изменений не случилось. Как уже упоминал, у нас родились двое детей – Светлана и Володя. Во время правления Маленкова (Председателя Совета Министров СССР) произошли серьезные изменения в нашем положении. Была создана специальная правительственная комиссия, и многих наших братьев освободили из лагерей. Они вернулись к своим семьям и родственникам в ту же Иркутскую область.

Назначенные братья провели в собраниях реорганизацию проповеднической деятельности, и наш комитет стрефы был заменен другими братьями. Я остался в своем назначении в качестве служителя района.

Итак, к концу 1956 года в Иркутской области все собрания были реорганизованы. Изменения были нацелены на то, чтобы воспользоваться всеми возможностями для улучшения методов проповедования Благой Вести.

В отношении проповеди власти не говорили: «Вы можете проповедовать», – но никто и не говорил: «Вы не имеете права проповедовать». Сибирский народ был удивительно отзывчивым на радостную весть. По выходным мы выезжали всем собранием в служение. Лишь к вечеру в воскресенье возвращались и проводили курс Теократической школы. Преследование со стороны КГБ тоже ослабло.

1957 год, когда к руководству страной пришел Никита Сергеевич Хрущев, считается временем потепления, так называемая хрущевская оттепель. Но для Свидетелей Иеговы пришли холода, если не морозы. Начались новые аресты. КГБ отчасти достиг успехов, ибо нашлись некоторые из братьев, согласившихся сотрудничать – стать осведомителями, чтобы избежать ареста и суда. Их жертвой стал и я. В Черемховском районе Иркутской области было целое собрание из восьмидесяти человек, которое не было воссоединено с другими собраниями района. Мне поручили посетить их с одним из братьев, который знал некоторых из членов того собрания. Встречу назначили на воскресение. Но благодаря доносчикам КГБ опередил меня. За три дня до запланированной даты у меня и еще у двоих братьев были проведены обыски. При обыске нашли литературу – достаточно, чтобы нас арестовать.

Новый арест

Арестовывать меня приехали офицеры КГБ из Иркутска – Козлов (имени не помню) и Шиверский Анатолий. Они узнали, что я переезжаю из одной квартиры в другую, и решили подождать, пока перееду, чтобы еще раз провести обыск – вдруг еще дополнится что-то к тому, что уже нашли. Повторный обыск провели к вечеру, в день переезда, но ничего нового не обнаружили. Мне предъявили ордер на арест и приказали собраться, сообщили, что повезут в Иркутск. Во время обыска весть о моем аресте разнеслась по всему поселку. Большое количество жителей собралось во дворе, ожидая, когда меня выведут. Я вышел уже под охраной, с детьми на руках (Светлане было три годика, Володе – полтора). Стал прощаться с соседями. Женщины начали плакать и причитать, говоря, что я не преступник, а благодетель для поселка. Мужчины стали заступаться, говоря, что не дадут меня увезти и будут жаловаться: преступники ходят на свободе, а хороших людей сажают в тюрьму! Плотным кольцом жители обступили сотрудников КГБ и забаррикадировали выезд. Козлов забрал у меня детей, передав их жене и бабушке.

Офицеры затолкали меня в машину и сели сами. Козлов дал команду шоферу: «Включай первую скорость, давай сигнал и двигайся вперед, расталкивая толпу бампером». Мужчины старались сдержать машину, но это оказалось нелегко. Мы выехали на дорогу и подъехали к дому брата Иакима Белецкого, у которого тоже нашли кое-какую литературу и документы. Самое главное – ящик с моими записями. Там были отчеты о служебной деятельности и программа служебных собраний. Я хранил записи у него, полагая, что там обыска не будет: он и его жена не были активными служителями. Но я ошибся. Нас было всего трое братьев в собрании и у всех троих сделали обыск: у меня, у Иакима Белецкого и у Тихона Плийчука. У Тихона ничего не нашли. Белецкий, как узнал, что у меня производят повторный обыск и арест, вскочил на мотоцикл и уехал в неизвестном направлении. Когда мы подъехали к ним, дома его не оказалось. Жена сказала, что не знает, куда он уехал, но к вечеру, вероятно, вернется. Офицеры приняли решение: Шиверский остается ночевать в их доме, чтобы арестовать Иакима ночью или завтра и привезти его в Тыреть. Козлов поедет со мной в Тыреть, а назавтра меня с Иакимом отвезут в Иркутск. Меня же сегодня Козлов сдаст в КПЗ в Тырети, а сам где-то там переночует.

Вечером в КПЗ ко мне заглянул мой старый знакомый начальник милиции Протасов. Зайдя в мою в камеру, он сказал дежурному: «Дай ключ, я сам закрою. Оставь нас». Протасов начал сочувственно спрашивать: «КГБ арестовало тебя?» – «Да». – «Везут в Иркутск?» – «В Иркурск». – «Будут судить?» – «Да». – «У тебя двое детей?» – «Двое». – «Обыск делали?» – «Делали». – «Нашли чего?» – «Нашли». – «Знаешь, я тебе от чистого сердца хотел бы помочь, но сам понимаешь – не в силах. Это такая контора (имея в виду КГБ), которая смотрит за всеми: и за тобой, и за мной. Если бы нам в милиции поручили твое дело, я бы мог посодействовать. А так – сам понимаешь. Одно тебе скажу: стой, на чем стоишь. Давай, держись», – и протянул руку. Я протянул ему свою, он крепко ее пожал: «Может еще встретимся? Спокойной ночи», – закрывая дверь, он по-дружески взглянул на меня на прощание. Я принял как поддержку от Иеговы. «Стой, в чем стоишь!» – сказал мне начальник районной милиции!

Назавтра Шиверский приехал из Ханжиново без Иакима. Ни вечером, ни ночью, ни утром тот домой не вернулся. Сбежал. К вечеру следующего дня меня привезли в Иркутск как арестованного. Арест мой исчислялся с 22 мая 1957 года. С того времени впоследствии и отсчитывали срок в десять лет.