Текст книги "Письма о любви"

После смерти Антона Павловича Ольга Леонардовна на несколько месяцев пропала из виду, жила затворницей, вся была, как она сама потом признавалась, «какая-то разбитая, некрепкая». Потом она еще долго писала исповеди-воспоминания, обращенные к Чехову, заново переосмысляя все пережитое. Но постепенно ее деятельная натура взяла свое – она вернулась в театр и прожила еще более пятидесяти лет. Единственным смыслом ее жизни стала сцена.

Александр Блок

Символист, писатель, публицист и переводчик Александр Блок, которого по праву называли «поэтом-транслятором, вечно прислушивающимся к музыке и голосам тех сфер, в которых и происходит все самое главное», женился на Любови Дмитриевне Менделеевой, дочери знаменитого химика Д. И. Менделеева и актрисе, выступавшей под сценическим псевдонимом Басаргина, по любви, но отношения у них были весьма непростыми. Дело в том, что Люба и Саша знали друг друга практически с детства (дед Блока, ректор Петербургского университета, ученый-ботаник А. Н. Бекетов, и отец Любы дружили, да и имения их были рядом: подмосковные Шахматово и Боблово), и Блок с первого взгляда ей не понравился. Лишь 7 ноября 1902 года между ними произошло «решительное объяснение», и вскоре молодые люди стали женихом и невестой. Но 22-летний Александр Блок считал, что любовь физическая не может сочетаться с близостью духовной, и он сразу же попытался это объяснить Любе.

Он называл ее своей Прекрасной Дамой, Вечной Женой, Таинственной Девой. Так выглядела его безумная теория об идеальной любви. Но поначалу юная Люба не придала большого значения словам влюбленного поэта.

10 ноября 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Ты – мое Солнце, мое Небо, мое Блаженство. Я не могу без Тебя жить ни здесь, ни там. Ты – Первая Моя Тайна и Последняя Моя Надежда. Моя жизнь вся без изъятий принадлежит Тебе с начала и до конца. Играй Ей, если это может быть Тебе забавой. Если мне когда-нибудь удастся что-нибудь совершить и над чем-нибудь запечатлеться, оставить мимолетный след кометы, все будет Твое, от Тебя и к Тебе. Твое Имя здешнее – великолепное, широкое, непостижимое. Но Тебе нет имени. Ты – Звенящая, Великая, Полная, Осанна моего сердца бедного, жалкого, ничтожного. Мне дано видеть Тебя Неизреченную. Не принимай это как отвлечение, как теорию, потому что моей любви нет границ, преград, пределов ни здесь, ни там. И Ты везде бесконечно Совершенная, Первая и Последняя.

Мои мысли все бессильны, все громадны, все блаженны, все о Тебе, как от века, как большие, белые цветы, как озарения тех лампад, какие я возжигал Тебе. Если Тебя посетит уныние, здешняя, земная, неразгаданная скорбь, тайна земная и темная, я возвеличу Тебя, возликую близ Тебя, окружу Тебя цветами великой пышности, обниму Тебя и буду шептать Тебе все очарования, и шепот мой, и голос мой будет, как шум водный, и я найду для Тебя слова и звуки священные, царственные, пророческие…

Но Люба Менделеева жаждала земной любви, и она стала писать своему «бесценному Сашуре» (всего в период с ноября 1902 года по июль 1903 года ею было отправлено поэту 77 писем, а общее их число за всю совместную жизнь составляет более 300).

12 ноября 1902 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Мой дорогой, отчего ты не написал мне сегодня? Ведь это же ужасно – не видеть тебя, знать, что ты болен, не получать от тебя ничего! Нет, милый, пиши мне каждый день, а то я измучаюсь, я места не могу найти сегодня от тоски, так трудно отгонять всякие ужасы, которые приходят в голову… Но ведь ничего ужасного нет? Тебе не хуже? Что с тобой? Долго мы еще не увидимся? Боже мой, как это тяжело, грустно! Я не в состоянии что-нибудь делать, все думаю, думаю без конца, о тебе, все перечитываю твое письмо, твои стихи, я вся окружена ими, они мне поют про твою любовь, про тебя – и мне так хорошо, я так счастлива, так верю в тебя… Только бы не эта неизвестность. Ради бога, пиши мне про себя, про свою любовь, не давай мне и возможности сомнения, опасения!

Выздоравливай скорей, мой дорогой! Когда-то мы увидимся?

Люблю тебя!

20 ноября 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

У меня нет холодных слов в сердце. Если они на бумаге, это ужаснее всего. У меня громадное, раздуваемое пламя в душе, я дышу и живу Тобой, Солнце моего Мира. Мне невозможно сказать всего, но Ты поймешь. Ты поняла и понимаешь, чем я живу, для чего я живу, откуда моя жизнь. Если бы теперь этого не было, – меня бы не было. Если этого не будет – меня не будет. Глаза мои ослеплены Тобой, сердце так наполнено и так смеется, что страшно, и больно, и таинственно, и недалеко до слез <…> Будет говорить страсть, не будет преград. Вели – и я выдумаю скалу, чтобы броситься с нее в пропасть. Вели – и я убью первого и второго и тысячного человека из толпы и не из толпы. Вся жизнь в одних твоих глазах, в одном движении <…>

Еще несколько дней я не могу, говорят, Тебя видеть, т. е. выходить. Это ужасно. Ты знаешь, что это так надо, но мне странно. И еще страннее, что я подчиняюсь этому нелепому благоразумию. К великому счастью, я только подчиняюсь ему, но оно вне. Во мне его нет. Пока я знаю, что дело идет о нескольких днях (сколько – несколько?) и что от этого зависит будущее, я терплю еще. Но если бы это были недели или месяцы и болезнь была бы непрерывна и мучительна, я бежал бы ночью, как вор, по первому Твоему слову, по первому намеку.

20 ноября 1902 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Твои письма кружат мне голову, все мои чувства спутались, выросли; рвут душу на части, я не могу писать, я только жду, жду, жду нашей встречи, мой дорогой, мое счастье, мой бесконечно любимый!

Но надо, надо быть благоразумным, надо довести благоразумие до нелепости, надо ждать, пока ты не будешь совсем здоров, хотя бы недели! Я не могу себе этого и представить, но я умоляю тебя «быть благоразумным»!

Пиши мне каждый раз о своем здоровье, чтобы я знала – приближается ли день нашей встречи.

В эти два праздника пиши мне домой, когда я дома – письма дают прямо мне. До свиданья, милый, дорогой!

6 декабря 1902 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Мой дорогой, любимый, единственный, я не могу оставаться одна со всеми этими сомнениями, помоги мне, объясни мне все, скажи, что делать!.. Если бы я могла холодно, спокойно рассуждать, поступать теоретично, я бы знала, что делать, на что решиться: я вижу, что мы с каждым днем все больше и больше губим нашу прежнюю, чистую, бесконечно прекрасную любовь. Я вижу это и знаю, что надо остановиться, чтобы сохранить ее навек, потому что лучше этой любви ничего нет на свете <…> Но нет у меня силы, нет воли, все эти рассуждения тают перед моей любовью, я знаю только, что люблю тебя, что ты для меня весь мир, что вся душа моя – одна любовь к тебе. Я могу только любить, я ничего не понимаю, я ничего не хочу, я люблю тебя… Понимать, рассуждать, хотеть – должен ты. Пойми же все силой твоего ума, взгляни в будущее всей силой твоего провидения (ты ведь знал, что придут и эти сомнения), реши беспристрастно, объективно, что должно победить: свет или тьма, христианство или язычество, трагедия или комедия. Ты сам указал мне, что мы стоим на этой границе между безднами, но я не знаю, какая бездна тянет тебя. Прежде я не сомневалась бы в этом, а теперь… нет, и теперь, несмотря ни на что, я верю в тебя и потому прошу твоей поддержки, отдаю любовь мою в твои руки без всякого страха и сомнения.

6 декабря 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Суть настоящего я еще не понял окончательно, будущего – тоже не окончательно. Этого еще нельзя понять. Я только твердо и непреложно знаю, что Ты теперь должна быть свободна от сомнений и МОЖЕШЬ твердо ВЕРИТЬ мне в том, о чем Ты думаешь. Все это я не могу довольно ясно выразить в эту минуту. Но знай, что теперь полновластны «свет, христианство и трагедия», по причинам, частью темным для Тебя, а частью для меня.

15 декабря 1902 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Нет, мой дорогой, я не буду больше ходить в нашу комнату[60]60
  Меблированные комнаты на Серпуховской улице, где Блок и Люба Менделеева неоднократно встречались с 8 декабря 1902 года по 31 января 1903 года.


[Закрыть] без тебя, верю, так лучше, если ты этого хочешь.

Пиши мне на Курсы[61]61
  Высшие (Бестужевские) женские курсы (Васильевский остров, 10-я линия), на которых училась Л. Д. Менделеева.


[Закрыть]. За меня не бойся совсем; нехорошо это, я знаю, но я теперь отношусь тупо и равнодушно ко всему чуждому, а тем более враждебному нашей любви; все как-то проходит мимо, совершенно не затрагивая меня, точно его и нет совсем. Чтобы разговаривать с кем-нибудь, мне нужно все время держать себя в руках, напрягать внимание, а то я начинаю не понимать слова, кот[орые] слышу, не знаю, что я должна говорить. В голове все время вертятся твои слова, стихи, фразы из твоих писем… Ну да я не могу все это рассказать, ты сам понимаешь, чем я живу теперь и что для меня все остальное. Твое письмо искренно и такое, кот[орое] я больше всего люблю, – ты пишешь, что пишется, что приходит в голову; только зачем ты говоришь: «опять отвлеченно»? Разве ты думаешь, что мне «отвлеченное» менее интересно? Да нет, ты не думай этого.

Пришли мне твои стихи, мой дорогой, на Курсы завтра. Лида[62]62
  Лидия Дмитриевна Менделеева – троюродная племянница Любы Менделеевой.


[Закрыть] уехала на несколько дней в Гатчину, сегодня, кажется, мне дадут побыть одной и опомниться; мне теперь хочется уже этого, п[отому] ч[то] развлечения, театр совсем не развлекают, не помогают проходить времени, а только досадно мешают думать о тебе.

14 декабря 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Прости меня, мне каждый день прибавляет знания о Твоем Совершенстве. Тут уж не о «небесном» даже я говорю. Это все – после, теория, не наше настоящее. Настоящее все вокруг Тебя, живой и прекрасной русской девушки. В Тебе то, что мне необходимо нужно, не дополнение, а вся полнота моя. Если Тебя не будет, я совершенно исчезну с лица земли, «исчерпаюсь» в творении и творчестве. Без Тебя я так немыслим, что, я думаю, некоторые просто видят наконец, что действую не я сам, а что-то внутреннее вдохновляет. И уж конечно эти не знают, кто это внутреннее, это Ты, и уж конечно я знаю, что это – Ты, что весь сложный механизм движется от Одного Двигателя – Тебя и Тобой. Тут вся моя цель и вся загадка и разгадка, «узел бытия», корни и цветы. Опять отвлеченно.

18 декабря 1902 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Опять вечер, кончился еще один скучный, бестолковый и утомительный день, и опять я совсем устала и отупела. Хоть теперь могу отдохнуть ото всех и свободно, без помехи думать о тебе, только о тебе; и это уже успокоение и счастье. Скорее бы увидеть тебя, знать только, что ты со мной, ни о чем не помнить, ни о чем не думать! Ты пишешь что-то, что я не совсем понимаю, но раз ты веришь всему этому, буду верить и я, пойму потом. Только где я возьму «гневную силу духа»? Не знаю, ведь теперь-то уж никакой ни воли, ни силы у меня нет; сила любви – что-то похожее на полное бессилие. Но я все-таки твердо верю, что, когда это будет нужно для тебя, я сумею и силу найти, сумею и понять все, пойму, где твое счастье и что я должна делать. А теперь я понимаю только, что мне нужно видеть тебя, что пока я тебя не увижу, я точно не живу, так пусто и ненужно все кругом…

18 декабря 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Одна женщина, принадлежавшая к Пифагорейской общине, в VI веке до Р[ождества] Хр[истова] (заметь, заметь!) написала между прочим вот что: «Когда женщина победит низшие побуждения и овладеет гневною силою духа, тогда родится в ней божественная гармония». И все эти Пифагоровы братья и сестры считали себя «равными блаженным богам». И еще много чего «странного» есть в истории. «Люди» не поверят всему этому. Хочешь верить Ты? Я верю.

25 декабря 1902 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Фу, какой ты противный! Я ждала, ждала, ждала до сумасшествия тебя с двух часов! Хоть бы предупредил. Теперь я не знаю, когда мы увидимся. 26-го, мне кажется, что-то опасно уходить, да, пожалуй, ты опять не будешь. Приходи лучше к нам, будет дома только Ваня[63]63
  Младший брат Любы Менделеевой.


[Закрыть] и я, хотя и то не наверно. Больше не хочу писать, ты не заслужил.

25 декабря 1902 года (Санкт-Петербург)

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Мой дорогой, милый, прости глупейшее письмо, кот[орое] я тебе написала сегодня из нашей комнаты! Ты, пожалуй, будешь думать, что я сержусь на тебя, конечно, нет, я ведь знаю, что если ты не пришел – значит, нельзя было или письмо не понял (я думаю, это вероятнее всего). Мне было только уж очень жалко, что я не видела тебя сегодня, раз была возможность, а видеть тебя сегодня мне хотелось ужасно, совсем без тебя стосковалась, хоть мы и недолго не виделись. Настроение теперь у меня всегда одинаковое, когда я одна без тебя; полная нечувствительность ко всему, что не касается тебя, не напоминает о тебе; читать я могу теперь только то, что говорит мне о тебе, что интересует тебя <…> Странно это! Ведь после 7 ноября, когда я увидала, поняла, почувствовала твою любовь, все для меня изменилось до самой глубины; весь мир умер для меня, и я умерла для мира; я всем существом почувствовала, что я могу, я должна и хочу жить только для тебя, что вне моей любви к тебе – нет ничего, что в ней мое единственное, возможное счастье и цель моего существования. Я повторяю, кажется, что писала прежде, но мне хочется говорить об этом, я так ясно сознаю, ощущаю это сегодня. Как бы ты ни любил меня, моя любовь к тебе всегда одна, потому что она вся глубина души моей, то, что в ней постоянно и вечно и не может измениться.

Раньше я не знала, не понимала, что у меня в этой глубине души, я все старалась найти себя (это ты мне сказал, и это правда), теперь я нашла себя. В душе, в глубине – светло и ясно. Ну, теперь о житейском. Я опять так глупо написала первое письмо, что ты, пожалуй, не поймешь. Приходи к нам 26-го, я буду дома, а мама и тетя, кажется, уедут.

26 декабря 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Я придумал следующее: не писать ли письма к Тебе пока так: Загородный, 14; 2-е почтовое отделение. До востребования. Литеры, например, АМД. Можно ли так? Следующее письмо я напишу так, потому что еще не получу ответа. Для того чтобы получить, нужно прийти и спросить письмо с литерами АМД (Alma Mater Dei)[64]64
  «Ave, Mater Dei» (у Блока ошибочно «Alma») – «Радуйся, Матерь Божия».


[Закрыть]. Если хочешь другие буквы – напиши, только не Л.Д.М., во избежание каких-нибудь подозрений.

27 декабря 1902 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Ты, вероятно, знаешь это чувство: уверенность, что ты не можешь прийти, и в то же время безумная надежда и ожидание, и чем больше невозможность, тем сильней и настойчивей ожидание. Так и сегодня, к вечеру, я вдруг стала тебя ждать; знала, что у тебя жар, что ты лежишь, и все-таки ждала до девяти часов; а потом стало грустно без тебя и захотелось говорить о тебе. И мы долго с Мусей[65]65
  Мария Дмитриевна Менделеева – младшая дочь Д. И. Менделеева от второго брака, сестра Любы Менделеевой.


[Закрыть] разговаривали и о тебе, и о всем, что ты мне говорил; я все вспоминала и рассказывала Мусе; конечно, немного в другом виде, чтобы она понимала; да она и так много понимает, и ей много можно говорить, хоть она и молчит в таких разговорах; а если и не понимает, все-таки любит слушать. О тебе я говорю, конечно, только как о «поэте», о твоих стихах, твоих взглядах, да и то немногое можно сказать, но и это успокаивает, сменяет тревогу светлыми, радостными думами о тебе.

Теперь поздно, все разошлись, пишу тебе, перечитываю твое письмо… Так мне ну прямо весело становится чувствовать в тебе эту силу духа, и тебе хорошо, и мне с тобой не страшно – уж не будет этих прежних сомнений, и весело, что эта сила, хоть немного, и от меня. Удивляюсь, отчего я с мамой[66]66
  Анна Ивановна Менделеева (урожденная Попова) – вторая жена Д. И. Менделеева.


[Закрыть] все еще не помирилась, в теперешнем настроении, мне было бы, пожалуй, и легко это, только если бы повод был другой. Тебе, должно быть, не нравится, что я так долго в ссоре с мамой, так ты скажи, если хочешь, я постараюсь помириться. Все забываю в каждом письме написать тебе о том, как я получаю твои письма: не беспокойся, это очень хорошо и просто устраивается; я сама беру их утром на кухне, а если приходят после, то их несут прямо ко мне. Да и вся прислуга меня любит, и «измены» какой-нибудь с их стороны совсем не боюсь.

27 декабря 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Зачем Ты пишешь, что сила «немного» от Тебя. Она – вся Твоя, все остальное призрак, бегающие двойники, смесь непонятных исчезновений <…> Зачем Ты думаешь, что мне «не нравится», что Ты не миришься с мамой? Этого не может быть. Я понимаю это только как способ выражения. Мне все нравится – без исключений. Если хочешь, если можешь – помирись, это, я думаю, для Тебя лучше. Лучше, чтоб не было натянутых отношений, маленького диссонанса в доме, особенно когда этого не нужно и можно обойтись без него.

14 декабря Люба Менделеева поссорилась с матерью. Началось все, как обычно, с пустяков и общих вопросов, но затем они перешли на отношения с Блоком. Как потом написала Люба Менделеева, «мне было слишком невыносимо и оскорбительно за нас слушать такие вещи, так что мы с мамой поссорились окончательно».

А в письме от 28 декабря Блок сообщил Любе Менделеевой подробности разговора со своей матерью – Александрой Андреевной.

28 декабря 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Теперь она знает почти все <…> Но, останавливаясь на этом пункте, я прежде всего ужасно жалею, что Ты не знаешь мою маму. Во всяком случае, если можешь, поверь мне пока на слово, что большего сочувствия всему до подробностей и более положительного отношения встретить нам никогда не придется. Кроме того, все, что возможно, она понимает, зная и любя меня больше всех на свете (без исключений) <…> При этом имей в виду, что мама относится к Тебе более чем хорошо, что ее образ мыслей направлен вполне в мистическую сторону, что она совершенно верит в предопределение по отн[ошению] ко мне.

29 декабря 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Если Ты не можешь помириться с мамой теперь, это ничего. Если даже что-нибудь теряется от этого теперь, то наверстается потом. Но мне кажется, что даже и теперь от этого мало теряется, потому что причина ссоры лежит не очень глубоко, а основана главным образом на том, что мама совершенно не понимает Тебя и едва ли вникает в сложность Твоей развивающейся души, забывая, как это часто бывает, свое собственное прошлое. Едва ли ее можно винить за это, тем более что она и не могла бы понять, при всем желании даже, Твоих исключительно громадных сил, частью еще покоящихся, частью начинающих приходить в брожение.

30 декабря 1902 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Мой дорогой, я рада, что мама знает все, я давно этого хотела в глубине души, п[отому] ч[то] хотела, чтобы она знала, что тебе хорошо теперь, что ты счастлив и что если я и сделала тебе что-нибудь злое в прошлом году, то теперь и ты, и мама можете мне все простить за мою любовь. Кроме того, я твою маму люблю теперь больше всех на свете, после тебя, и мне хотелось всегда, чтобы и она хоть немного знала меня и любила.

Напиши, ради бога, подробнее, это все так странно, и я еще не совсем понимаю. Прости, что письмо придет так поздно, я твое вчера не получила, опоздала на почту. Мама ничего не знает, и теперь ей и подозревать нечего. Помни, что кроме моей любви и тебя, у меня ничего нет на свете, я верю только тебе, делай что хочешь, говори все кому хочешь, а маму твою я люблю и верю ей.

13 января 1903 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Сегодня мне стало грустно от сознания, что «ты – для славы, а я – для тебя»; вчера было просто, ясно и весело, а раньше, помнишь, я испугалась этого. Но надо привыкнуть к этой мысли, понять, что иначе и не может быть, тогда и будет легко помириться с ней, да и мириться-то даже не придется – будет видно, что так надо, так хорошо. Ты понимаешь, – не то страшно и непонятно, что «я – для тебя», – в этом ведь счастье, все счастье для меня; жутко и непонятно, что «ты – для славы», что для тебя есть наравне со мной (если теперь может быть иногда и не наравне, то будет потом) этот чуждый, сокрытый для меня мир творчества, искусства; я не могу идти туда за тобой, я не могу даже хоть иногда заменить тебе всех этих, опять-таки, чуждых мне, но понимающих тебя, необходимых тебе, близких по искусству, людей; они тебе нужны так же, как я. Ты, может быть, не захочешь согласиться с этим, но ведь и я-то, и твоя любовь, как и вся твоя жизнь, для искусства, чтобы творить, сказать свое «да»; я для тебя – средство, средство для достижения высшего смысла твоей жизни. Для меня же цель, смысл жизни, всё – ты. Вот разница. И она то пугает, то нагоняет грусть, потому что я еще не освоилась с ней, не почувствовала ее необходимость; потому что во мне слишком много женского эгоизма; хотелось бы заменить тебе не только всех других женщин, но все, весь мир, всех, все…

Я думаю, ты видишь, что я не жалуюсь, не ропщу; я понимаю умом, что иначе не только не может, но и не должно быть; и знаю, что будет время, когда я и почувствую все, и тогда начнется бесконечное счастье, которое уже не будут в состоянии смутить никакие сомнения. А пока ты должен мне прощать все эти «настроения»; верно, нужно пройти через них. В общем, я, кажется, опять пересказываю твои же слова; но это ничего, я пишу то, что чувствую.

Сейчас мне ни страшно, ни грустно, я слишком все старалась разобрать, вышло что-то вроде «теории», а ее бояться нельзя же; мне только беспокойно, что ты? Совсем ли я тебя расстроила сегодня своими глупыми выходками? А ведь у меня правда сначала «нервы расстроились», а потом уж и совсем поглупела; удивляюсь, если ты на меня не сердишься.

7 апреля 1903 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Милый, дорогой, не знаю, как и начать рассказывать. Папа, папа согласен на свадьбу летом! Он откладывал только, чтобы убедиться, прочно ли «все это», «не поссоримся ли мы». И хоть он еще не успел в этом убедиться, но раз мы свадьбы хотим так определенно, он позволяет! Началось это очень плохо: мы с мамой стали ссориться из-за этого же, конечно. Вдруг входит папа. Мама (очень зло, по правде сказать) предлагает мне сказать все сначала папе, а потом уже строить планы. Я и рассказала. А папа, совсем по-прежнему, спокойно и просто все выслушал, спросил, на что ты думаешь жить; я сказала, и папа нашел, что этого вполне довольно, п[отому] ч[то] он может мне давать в год 600 р[ублей]. Теперь он хочет только поговорить с твоей мамой о подробностях, узнать, что она думает. Я прямо и поверить не могу еще, до чего это неожиданно! Мы-то думали ведь, что папу будет труднее всех уговорить, а он смотрит так просто и видит меньше всех препятствий. У него вышло все так хорошо, что и мама сдалась, хотя и пробовала сначала возражать, приводить свои доводы. Жаль ужасно, что мы с ней опять поссорились. После разговора с папой я пошла просить у нее прощения за первую ссору, а вышло еще хуже. Но я непременно помирюсь с ней завтра. Теперь все зависит от нас, т. е. от тебя. Бедный, мне тебя жаль – столько придется обдумывать, устраивать, хлопотать, ужасно много надо будет энергии и воли. Я-то помочь ведь почти не могу, знаешь ведь, какая у меня энергия. Хорошо хоть, что не очень долго все будет продолжаться, потом «мы отдохнем, мы отдохнем!» А все-таки, бедный ты! Не привык ты к таким скучным, практическим делам. А тут еще экзамены твои![67]67
  С 1901 года Блок учился на филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, который он окончил в 1906 году по славяно-русскому отделению. Весной 1903 года он готовился к государственным экзаменам. Ему предстояло сдавать: латинский язык, историю древней философии, русскую историю, новейшую историю, греческий язык и историю русской словесности.


[Закрыть] Ты думай все время обо мне, а у меня нет минуты, кот[орая] не была бы твоя.

7 апреля 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Моя Милая, моя Дорогая, сейчас я получил письмо. Счастлив без конца. Весь день были ужасные разговоры. Все измучились. Я уж написал Тебе растерянное письмо. В эту минуту получил Твое. Думаю, что будем венчаться осенью, потому что за границу ехать надо. Что Ты думаешь об этом? Потом останемся в Шахматове. Обо всем нужно говорить. Завтра приедет мама. Нужно скорее написать отцу. Твой папа, как всегда, решил совершенно необыкновенно, по-своему, своеобычно и гениально. О пятнице думаю, как об обетованном дне. Моим думам о Тебе нет и не будет конца.

Твой

8 апреля 1903 г. Петербург

Любовь Дмитриевна Менделеева – Александру Александровичу Блоку

Дорогой мой, как хорошо все выходит! Они все сговорились и все согласны. Поговорить бы и нам скорей! Ну, до пятницы, приду к вам. Ты не будь в плохом настроении, как говорит мама! Ведь теперь же все так дивно хорошо выходит!

Ну, до свиданья, мама ждет.

Твоя

8 апреля 1902 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Вот, когда я любил Тебя отдаленно, я знал, что вся природа мне служит Символом Твоим. Я часто был верен и дерзок, как верна дерзкая рука, пишущая Тебе эти строки. Я знал тогда, что Ты не сойдешь, – и ошибался. Так же и только обратно ошибался черный невольник, которого отталкивала Царица. И он умирал тогда – его жизнь сгорала. Но я ошибся не так, Ты пришла и повеяла. И значит, я не должен умереть. Или правда, что я не умру, но изменюсь скоро, во мгновение ока <…> Прости, прости и прости меня – я вечно буду требовать Твоего прощения. За что Ты (или Ты не одна, и Тебя ведут в сумерках по белым ступеням Невидимые Руки Той, с кем у Тебя завет?) – за что Ты воскрешаешь меня? Отчего Ты избираешь меня из толпы, которая до сих пор нестройно и безразлично для Тебя колыхалась перед Твоими голубыми окнами?

Великий «грех» и великая ересь молиться женщине. Но Бог видит, какова моя молитва, и, может быть, простит мне не только это, но и все, что было и что будет, даже смерть от счастья быть с Тобой и угадывать Тебя. Сердце как будто хочет раздаться в своей напряженности <…> Да простит мне Бог! Но в каждой церкви я вижу Твои образа. Он знает, что это значит, – и простит. И ты прости.

21 апреля 1903 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Ты изгоняешь бесов, вот что! Я сегодня тиха и кротка так, что даже жаль, что ты не увидишь. Но я твердо решила изо всей силы держаться за такие настроения, вот увидишь в четверг, какая я могу быть смирная, смирная…

Я рада, что мне удалось так скоро тебя послушаться и понять. Теперь не нужно будет рассаживаться по разным углам, все будет хорошо так, само по себе.

Я не раскаиваюсь и не прошу прощенья за то, что было, – ты не можешь на меня сердиться. Ведь в этом безумии вся моя душа, она тобой, тобой, тобой распалена, и только ты же своим приказаньем можешь укротить ее, п[отому] ч[то] я вся в твоей власти, приказывай, делай со мной что хочешь <…> Так хочется быть около тебя, быть кроткой, кроткой и послушной, окружить тебя самой нежной любовью, тихой, незаметной, чтобы ты был невозмутимо счастлив всю жизнь, чтобы любить тебя и «баловать» больше, чем мама.

Тяжело не видеть тебя так долго, я уж стараюсь не думать, что еще целых три дня <…>

Напиши мне, пожалуйста, доволен ли ты мной, что ты думаешь, в каком ты настроении.

Мне хочется тихо и покорно целовать твои руки.

Твоя

15 мая 1903 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Моя Дорогая, моя Милая, моя Несказанная, до чего я опять хочу сегодня быть с Тобой вдвоем только и больше ни с кем никогда. Отделиться от всего стенами, не слышать ни одного звука других голосов, не видеть ни одного лица. И, точно так же, не знать и не верить ни одному событию, ни великому, ни малому из посторонних нашему Счастью. Знаешь, что это такое? То, что я давно почти ничему не удивляюсь, очень глубоко все знаю и потому не осуждаю уже никого и никогда просто. Давно известно то, что еще удивляет и пугает многих, многое из этого уже скучно и ненужно. Ты знаешь, что это не апатия, и ничего подобного. Но устаю от обычного и не всегда хочу совсем необычного. Теперь вот это так. И потому, вот в эту минуту, чувствую, что мне нужно особенно того, что Ты, кроме совсем необычного и Одной Тебе свойственного, можешь дать мне – одна во всем мире: женской любви – женской. Это и есть то наше отдельное и наше будущее, о чем я сейчас думаю: одни стены, одна комната, одна обстановка, одни мысли, одно и то же чувство, одна душа, полное «сочувствие» – то, что дается только одним условием – брака; не страсти, не маскарад, не маски, не цыганские песни, не искры в глазах среди пестрой толпы. Все это будет еще, как было, никуда не ушло, и Тебе и мне дорого и необходимо. Брак НЕ исключает этого, я знаю. Но то, о чем я говорю в эту минуту, возможно только тогда, когда мы будем связаны неразлучно. Чувствуешь ли Ты, как я вот сейчас, что беззаконность и мятежность совсем не исчезают в браке, они вечно доступны, потому что мы, как птицы, свободны и можем, как птицы, замирать и биться высоко в воздухе, с тем же криком, с тем же клекотом и призывностью молодой свободы. И знаешь ли Ты еще, что законность и безмятежность так же необходимы в другие минуты, доступны только знающим о неразрывности своих связей, проникшим глубоко в тайну своего, отделенного от всех других, круга, имеющим право не впустить в него никого, ибо «что Бог соединил, человек не разлучает». И Ты думаешь еще, что я «жалею» чего-то. Ты не жалей, а я-то уж никогда не буду. Что же для меня все остальное (если хочешь, даже все остальные женщины, ибо это единственное, о чем мне, Ты думаешь, можно жалеть?), когда я так твердо и так неоспоримо знаю, что мне, кроме Тебя, никого не нужно? И может ли быть иначе, когда я все время чувствую, день ото дня сильнее, всевозможную связь с Тобой? Если бы Ты теперь вдруг, почему-нибудь, отошла от меня, я совсем не мог бы остаться. Что уж говорить о грехе, когда самоубийство стало бы глубоко законным для меня и ни одна струна не шевельнулась бы во мне против него. И ты думаешь, что я жалею!

16 мая 1903 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Завтра уезжает мама сначала в Боблово, а потом к тете в Ростов, и вернется с ней по Волге; это очень хорошо, она и отдохнет и развлечется. А мне приходится оканчивать массу дел, так что я опять буду очень занята. Прости, но я, право, что-то совершенно не в состоянии писать сейчас. Перечитала опять твое письмо, не хочется после него писать о «делах», а хорошего не могу. Уж не сердись, ведь ты знаешь, что я не мастерица на слова, и знаешь все, все, что я могу сказать тебе после твоего письма, что я чувствую…

30 мая 1903 г. Петербург

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Верно, завтра получу от тебя письмо, мой родной; жду его ужасно. И ты, верно, или сегодня, или завтра получишь мое; бедный, так долго без вести обо мне, уж верно ты и беспокоишься, и скучаешь; я-то хоть одно получила уже.

Я читаю твои стихи, когда дома <…>

Как время идет долго, ведь мы вот не виделись всего четыре дня, а представить себе этого нельзя, кажется, что уже бесконечность целая прошла. Ведь тебе так же? Вообще мне хочется поскорей, поподробней узнать, как, что ты!

8 июня 1903 г. Боблово

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Милый, дорогой мой, ведь вот какая я несправедливая; сегодня не получила от тебя письма и уж готова и обижаться, и беспокоиться, когда сама так лениво тебе пишу.

Только ты мне все-таки скажи, что будешь иногда пропускать день, чтобы я не беспокоилась, не думала, что что-нибудь случилось. Я уже написала тебе сегодня письмо, но ты его, вероятно, получишь после этого <…> Пишу вечером, пишется лучше, а днем совсем трудно. Хотелось бы мне сказать про твои письма, только ты и сам знаешь, какие они хорошие, как захватывают, как много, много говорят; быть может, из-за них мне так спокойно, знаю, что получу письмо, всегда такое новое, такое ласковое, милое, милое <…>

Я весь день ничего не делаю определенного, очень это мне нравится всегда; устраиваю свою комнату, разбираю вещи; ах, да! представь себе: я нашла кофточку, в которой я была, когда мы познакомились <…> Я ее все берегла, а теперь не помнила: не выбросила ли я ее в прошлом году со зла[68]68
  Речь идет о временном разрыве отношений с Блоком в конце января 1902 года.


[Закрыть], отлично помню, что собиралась; оказывается, что нет. Это для меня ужасно важно, для психологии прошлого года, и так приятно ее сохранить <…>

Ну, вот видишь, из каких мелочей и неинтересных вещей состоит здесь моя жизнь, но мне очень хорошо, п[отому] ч[то] привычно и п[отому] ч[то] в последний раз; только это совсем, совсем без горечи и сожаления, моя радость, а спокойно и благодарно за все. Теперь, одна, у себя я сосредоточилась, и сердце начинает переполняться любовью, родной, голубчик, почувствуй это, хоть и не пишу!

Твоя

12 июня 1903 г. Петербург

Александр Блок – Любови Менделеевой

Что же Ты все оправдываешься? Я рад Твоей лени. Любуюсь на нее. Дорожу ей. Она и в письмах. Разве мне нужно от тебя что-то чуждое Тебе? И разве Твои письма не прекрасны сами по себе, не только для меня?

17 июня 1903 г. Боблово

Любовь Менделеева – Александру Блоку

Мне иногда интересно очень, как мы встретимся; ведь мы успеем совершенно отвыкнуть друг от друга. Уж и весной, когда мы не виделись дня четыре, и то было очень заметно, нужно было привыкать опять, мне по крайней мере. А теперь-то, после шести недель! Да я уж и по письмам чувствую, что ты меняешься, будешь другой, а вот какой? Да и я буду не такая, как была, это я тоже знаю; только тебе, я думаю, это еще незаметно по письмам, п[отому] ч[то] мне всегда трудно их писать, мало они передают. Пожалуй, я скоро воспользуюсь твоим позволением написать одно слово вместо письма, а то, право, досадно даже, до чего пишется не так и то, что хочется. Когда-то все это кончится! Дни стали идти так медленно, не дождаться вечера, когда можно вычеркнуть еще день в календаре (я, как ты, тоже вычеркиваю дни). Теперь, пожалуй, прошло только около половины всего времени? Ужасно ты любишь клеветать на себя: и груб-то ты, и бог знает еще что! А мне смешно даже защищать тебя перед тобой самим; ты только и можешь говорить такие глупости про себя и не знать, что мягче, нежней, тоньше моего ненаглядного никого нет на свете. Да и все это знают; вот я покажу потом тебе, что написала M-me Ленц маме про тебя, по поводу нашей свадьбы, я ее очень полюбила за это.

А ты все-таки, милый, не брани себя в письмах, ведь ты же мой милый: мой ненаглядный, мое солнышко ясное!

Твоя

Александр Блок обвенчался с Любовью Менделеевой 17 августа 1903 года. Венчание прошло в церкви в селе Тараканово, что по соседству с Шахматовом. Со стороны невесты были радостные родители, со стороны жениха – только мать, Александра Андреевна. А вот отца, Александра Львовича, подарившего молодым 1000 рублей, не пригласили и тем сильно обидели.