Текст книги "Жорж иномирец 3"

Облако советовал говорить, что угодно, но убедительно. Народ это чувствовал. Сказанное с сомнением, зарождало сомнение в сердцах последователей, а это заканчивалось смертью посланника, если тот не успевал выскочить в отведенный ему спасительный мир.

– Корова приболела. – Донеслась до меня первая просьба.

– Молитесь, и будет вам помощь. Или изучайте болезни животных, от ветеринарии толку больше будет, чем от молитв.

Совсем рядом, прямо за забором в землю ударила молния, и раздался гром. Это был намек от моего похитителя, что я отошел от плана.

– Так как вы мои создания, а я ваш создатель, вложивший в вас силы свои и душу, прошу выражать мне достойное почтение, ибо непочтение будет караться… будет караться, – я потерял мысль, – короче, друзья, красноречие не мой конёк, потому буду выражать свою мысль, как умею. Я спустился к вам не просто так, из праздного любопытства. Пришло время дать пинка под зад вашей протухающей в деградации цивилизации. – Я пнул подсохшую коровью лепешку, лежащую рядом с троном. – Я называю этот период «уважение в обмен на прогресс». Передо мной не надо преклоняться больше нужного, всего в меру.

– А барашка прирезать? А кровушки его испить? – Спросил самый роскошный туземец, с ногами изогнутыми колесом, через которые была видна соседняя изба.

– Кровушки не надо. Отныне объявляю войну кровавым ритуалам и ненужным жертвам. Теперь я буду требовать от вас жареное мясо, тушеное, в виде домашних колбас, сосисок, молоко, сметану, кисломолочные штуки для баланса микроорганизмов в кишечнике, салатики на растительном масле, можно алкоголь в незначительных количествах.

– Помилуй нас всевидящий бог, ибо неведомы нам явства, которые ты называешь. – «Колесоногий» туземец бухнулся о земь. Следом и остальной народ пали ниц передо мной.

Я понял, что этот «кавалерист» тут за главного, поэтому обратился к нему, чтобы сразу заручиться поддержкой авторитета.

– Я буду вас учить. – Пообещал я ему. – И с сегодняшнего дня, – я посмотрел на небо. Всевидящего ока там уже не было. На нас сверху взирало обычное облачко, неподвижно висящее на одном месте. – С сегодняшнего дня почтение мне выражать кивком головы, у которого нет шляпы на ней, а у кого шляпа надета, приподнимать ее ненадолго. Женщины могут коротко приседать, этого достаточно. Дети как хотят, могут вообще до совершеннолетия не здороваться. У детей должно быть детство, счастливое босоногое, без всяких обязательств. Уяснили?

Народ что-то замычал. Тысяча лет иных порядков накрепко засели у них в головах.

– Вставайте, кто последний поднимется, тот лох. – Предупредил я.

– Помилуй вседержитель, мы не знаем кто это.

– Это человек, который будет в очереди за моей благодатью последним. А ну-ка, подъем! – Скомандовал я.

Народ поспешил подняться. Подсознательно я ждал удара молнии за такое самоуправство. Я нарушил все договоренности заключенные с облаком. Меня несло из-за внутренней злобы, проявлявшейся в беспечной смелости.

– Так, молодцы, одновременно встали. Сегодня никто не будет лохом. Идите по своим делам, а вы, дамочка, – Обратился я к молодой туземке, – принесите мне чего-нибудь поесть.

Она покраснела, засмущалась, прикрылась уголком платка и мелко семеня, убежала.

– Это как понимать? – Спросил я у главного. – Она выполнит мое поручение?

– Как смеет она ослушаться, непременно принесет. Это такая честь их семье. – Объяснил он мне их порядки.

– Ладно, это хорошо. Я там-то, – я многозначительно указал пальцем в небо, – почти не ем. Пребываю в иной физической форме, требующей только духовного питания, происходящего из ваших поступков, но спустившись к смертным, обретаю их свойства.

Мужчина, видимо, потерял нить моих рассуждений. Глупо смотрел на меня и не знал, что ответить.

– Как вас зовут? – Спросил я вежливо, но свысока.

– Ухом.

– Да? Никогда бы не подумал. – Я снова посмотрел на его идеальный круг из ног. – Имя Бублик вам бы подошло лучше.

– Странное оно, не нашенское.

– Я шучу, зовись Ухом, как положено. А покажи-ка мне Ухо, как устроена жизнь в вашем селении. – Попросил я его. – Кузницу, мельницу, что там еще было во времена племенного строя.

– Ух. – Поправил меня главный. – Меня зовут Ух.

– Прости. Прекрасное имя, экспрессивное. Так что у вас тут с инфраструктурой?

– Кузнец на работе уже, идемте покажу.

Над селением раздавался стук молотков. Мы подошли к огороженной кривым заборчиком кузне, представлявшей из себя навес с печью. Кузнец был похож на комок мышц, как попало прикрепленных к кривому скелету. Он ковал какой-то примитивный предмет, похожий на кирку или мотыгу.

– Что он кует? – Спросил я у кривоногого главы.

– Кетмень для обработки земли.

– Кетмень. Вы сами что ли обрабатываете ее, без привлечения скота?

– Не понимаю я вас, вседержитель. – Испугался Ух. – Как скот будет обрабатывать землю, он же глупый, его ведь не заставишь?

– Ясно. У меня есть для вас хорошая новость. Позови человек пять самых толковых мужиков, а я проведу для вас мастер-класс по земледелию и скотоводству. Живее.

Пока он собирал людей, я пообщался с кузнецом. Оказалось, что ни колеса, ни шарниров разных, ни пружин, ни плуга они не знали. Весь ассортимент его изделий состоял их кетменей, которыми обрабатывали землю и даже копали ямы и железных скоб, для скрепления деревянных деталей.

Когда подошли мужики, я попросил давнишний уголек, которым послужил мне мелом для рисования.

– Сначала я вам расскажу про колесо, ось и ступицу…

Мне пришлось рассказать им про колесо, пару раз указав на ноги главы поселения для наглядности и описать все преимущества силы трения качения. Я даже рассказал им про мельницу и про то, как можно использовать силу воды для вращения огромных каменных жерновов. Затем я рассказал им про телеги, про оглобли, в которые можно запрягать домашний скот. И плавно перешел к плугу, объяснив его высокую производительность в сравнении с кетменем.

Затем я решил рассказать им про болты, гайки и резьбу, но понял, что народ еще не догоняет, для чего это нужно. Я решил, что разошелся с прогрессом и не стал их напрягать больше. Вместо этого мне в голову пришла одна интересная мысль.

– Послушайте, а грозы часто у вас бывают? – Спросил я.

– А то. – Ответил Ух. – На той седмице корову убило, на позапрошлой жену у Бухи и сарай сожгло. За прошлый месяц пять раз попадало в деревню. Чудом не сгорела она.

– Я же могу вам помочь. – Мне захотелось этого искренне. – Давайте только зайдем в дом, чтобы без лишних ушей.

Мы зашли в дом к главе поселения. Его дом был полон детворы, такой же колесоногой, как и он. Я рассказал мужикам про устройство громоотвода, надеясь, что мой похититель не слышит об этом. У них случился когнитивный диссонанс.

– Так ведь это же ты вседержитель управляешь погодой?

– Конечно, я, но за каждой молнией не наглядишься. Бац и она сама ударила, куда ей вздумается. А железо для нее, любимая вещь для притяжения. Когда-нибудь я расскажу, вам о природе магнетизма, о полярности и прочих вещах, полистаю на досуге учебник, а то подзабылось немного.

Не знаю, какими там суперспособностями обладало разумное облако, но я желал, чтобы громоотводы усложнили ему жизнь. Мы снова вышли на улицу. Первым делом я посмотрел на небо. Облако висело на своем месте, но уже ниже. Кажется, он нахмурилось.

Ух повел меня на поля, на которых росли тыква, размером с яблоки, какие-то корнеплоды, похожие на репу или брюкву, поле пшеницы, размером со стадион. На полях работали женщины. Сейчас они были заняты прополкой сорняков.

– Про селекцию слышали? – Спросил я делегацию, ходившую за мной по пятам.

– Нет, не слышали.

– Селекция – это отбор лучших представителей, для создания сорта, удовлетворяющего вашим потребностям. Вот в моем мире тыква размером, – я завертел головой, чтобы найти подходящий для сравнения предмет и наткнулся на прогал между ног Уха. – Вот в этот промежуток не влазит.

– В каком мире? – Смущенно спросил Ух и посмотрел себе между ног.

Облако потемнело. Я понял, что допустил серьезную оплошность.

– Ой, простите, понесло не в ту степь. Бывает. Так, о чем я говорил, ага, выбираете самые крупные тыквы, собираете семена из них, и на следующее лето, когда они зацветут, собираете пыльцу из растения с крупными плодами и наносите ее на рыльца всех цветков, оплодотворяя их наилучшим производителем. Понятно?

– Вроде бы? – Согласился Ух.

– Ничего сложного. Вы сами быстро во всем разберетесь. Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее – наша задача.

– А корову подлечить как? – Снова спросил тот самый мужик.

– Тут я вам не советчик. Медицина не мой профиль. Не держите заболевшую скотину вместе со здоровой, организовывайте для нее карантин, пока не выздоровеет или не сдохнет. Важно знать, что зараза переносится через контакты слизистой, с грязных предметов и даже через дыхание. Гигиена и карантин избавят вас от большинства проблем. Кстати, а где же та красавица, которую я попросил принести еды?

Среди людей, внимающих мне, началась легкая паника. Один из них покинул нас и меньше чем через минуту вернулся с девушкой, с двумя плетеными корзинками в руках. Глаза у нее были заплаканными.

– Не решалась, балда, подойти, боялась вас. – Мужчина, который ее привел, замахнулся на нее.

– Прекрати! – Осадил я его. – Обидеть слабого может только трус.

Я сам подошел к ней и положил ей руку на волосы.

– Ты умница, и красавица, я не злюсь на тебя и не накажу. Что у тебя в корзинках.

– М-м-молоко, – Произнесла она трясущимися губами, еле сдерживаясь, чтобы снова не зареветь. – И-и-и-и плюшки.

– Спасибо тебе, принцесса. Дай бог тебе жениха хорошего, такого, как я.

Она уставилась на меня удивленным взглядом.

– Что? А, не в этом смысле, – попытался я исправить ситуацию, – хотя, почему бы и нет. Поживу тут пару лет и как знать, может, и глянешься мне.

Я посмотрел на небо. Проступок мой казался серьезным. Как на него могло отреагировать разумное облако, устроившее себе самую реалистичную «Цивилизацию» в этом мире? Странно, но с ним происходило что-то непонятное. Оно клубилось, как ненормальное, будто попало в струю смерча. Я попытался прощупать мир за пределами и не наткнулся на искусственные границы, которые были прежде. Такой шанс я не мог упустить.

– Друзья. – Я взял корзинки из рук девушки и неожиданно для нее чмокнул ее в щечку. – Был рад нашей встрече, какой бы нелепой она не казалась мне с самого начала. Обещаю навестить вас еще раз, а пока должен откланяться. Всего хорошего.

Мое воображение вернуло меня в Транзабар без всяких помех. Я стоял перед домом. Смеркалось. На душе стало волнительно. Ляля, наверное, очень переживала мое отсутствие и теперь могла выплеснуть на меня накопившееся волнение, а то и начать строить из себя ревнивую «обиженку». Я тихо зашел в дом, и прошел на кухню, не зажигая свет.

– Ты где был? – Раздался в спину требовательный голос Ляли.

Зажегся свет. Щурясь на него, повернулся к кошке лицом и потряс корзинками.

– Я же тебе сказал, я за молочком пошел.

Глава 14 «Вий»

– Тебе ли переживать, Вий? – Усмехнулся Глеб. – Ты хоть с зубом, хоть без него не красавец. Будь, как Овечкин.

– Я не хочу быть еще и беззубым. Меня бесит свистящее произношение. Мне стыдно улыбаться и разговаривать с Эрлой. – Потеря зуба в драке с великаном сказалась на моем настроении очень серьезно.

Я уже привык к набору черт, которые меня не красили, но появление еще одной, казалось мне перебором.

– Осталось два испытания. – Напомнил Борис. – И ты будешь красавчик.

– Не уверен, что это так.

– Не уверен в чем? – Полюбопытствовал Глеб. – Что осилишь оставшиеся два круга? Или в том, что Эрла сдержит слово?

– Не уверен, что после испытаний мне захочется себе другое лицо. Я же вроде, тот, кто я есть, с тем лицом, с которым родился. Всего, чего мне не хватало, это общественного мнения, убеждающего меня в том, что я не урод. А если мне станет наплевать на их мнение, то получается, я и не урод.

– Не, Вий, ты не прав. – Глеб потянулся, лежа на спальном мешке и задрал майку, чтобы загорал живот. – Например, все вдруг перестанут замечать, что я жирный. Перестанут и всё, но весы-то мне не соврут и одышка напомнит о том, что я не в норме. Если есть шанс измениться в лучшую сторону, не стоит его упускать. Я отношусь к этим испытаниям, которыми нас Эрла пообещала превратить в нормальных, как к шансу прекратить ныть и жалеть себя. Хотя, по окончании их надеюсь на какую-нибудь не хирургическую липосакцию.

Я задумался над словами Глеба. Каким я себе нравился больше, с той же внешностью, но закаленный испытаниями, или же закаленный, но с другой, более симпатичной. Определенная часть меня, привыкшая к трудностям, голосовала за первый вариант, нашептывая про аскетизм и разумные ограничения. Вторая, с той же настойчивостью шептала про новые неизведанные стороны жизни. Я понимал, что большую часть ограничений я выдумал себе сам, чтобы не травмировать психику напрасными надеждами.

– Я только сейчас стал понимать, что хотела мне сказать мать про то, что достаточно быть красивее обезьяны.

– И что же ты понял? – Борис, до этого вылавливающий мусор из пруда, с любопытством посмотрел на меня.

– Да херня это всё, как ты выглядишь. Не к тому нас готовит Эрла, чтобы операцию пластическую сделать или там какое-то магическое превращение в сказочного принца. Она хочет, чтобы я достиг определенного осознания, когда моя внешность для меня не играла бы такого значения. Я бы чувствовал себя одинаково хорошо с любой. Вот тогда и можно было бы ее поменять без последствий для внутреннего состояния.

– Ты хочешь сказать, это как с деньгами? – Борис вытряхнул мусор из садка и надел очки с дужками, сделанными из веточек кустарника. – Тех, кто не готов к ним, они ломают.

– Ну да, типа того. – Сравнение мне показалось корректным.

– Да, есть шанс пуститься во все тяжкие, если поверишь, что стал красавчиком. – Глеб собрал двумя руками жир на животе в кучу. – Жалко будет с тобой расставаться. Столько лет копил.

– У вас все просто, похудел, лицо поменял и готово, а мне как быть, я же тормоз? – Борис вздохнул.

– Ты не тормоз. Эрла сказала, что ты медленный редуктор, переводящий свои мысли в общепринятые. – Напомнил я ему.

– И как мне ускориться?

– Если допустить, что проблема действительно в том, что твой внутренний мир сильно отличается от внешнего, и это вызывает у тебя трудности с самовыражением, то наверное стоит просто принимать их оба в одинаковой мере. – Посоветовал я. – Но это тебе решать как, у меня такой проблемы нет.

– Да, Борис, дай людям шанс быть дураками, не усложняй их. – Предложил Глеб, лениво начесывая розовеющее под солнцем пузо.

– А я не понимаю, как не усложнять? – Признался Борис. – Для меня общество это бесконечный круг ада, одно непрекращающееся испытание.

– Это потому что ты противопоставляешь себя ему. Вот я, очкастый гений Борис, и вот вы, тупые ублюдки, которые меня не понимают. – Глеб перевернулся на бок и посмотрел на товарища.

– Все как раз наоборот. Я считаю себя не очень умным, в то время как остальные почти во всем лучше меня. Быстрее соображают, смелее, сильнее, коммуникабельнее. Пока я обдумываю ответ, тема разговора несколько раз сменится. – Борис вздохнул и поправил постоянно слезающие с носа очки.

– Но сейчас ты не запаздываешь с ответами. – Заметил я. – Почему?

– Мне с вами легко. Я считаю вас такими же, как и я, поэтому не напрягаюсь.

– Вот тебе и лечение от твоей проблемы! – Обрадовано воскликнул Глеб. – Считай всех такими же, как и ты. Потому что это так и есть. У каждого найдется свой геморрой, который принижает самооценку. Только дурак всегда доволен собой.

– Хочу быть таким дураком. – Признался Борис.

– А знаете, как я настоящих дураков от нормальных людей отличаю? – Интригующе спросил Глеб.

– Ну? – Мне стало интересно узнать.

– Замечали на мужиках кроссовки ярко-красные и ярко-синие? Они всегда в глаза бросаются на фоне прочей одежды. Это вообще безошибочный маркер, потому что надеть их и выглядеть, как попугай, может только идиот. Идут в этих кроссовках, сама самоуверенность, будто в них весь смысл жизни, а сними их с него, несчастнее человека не встретишь. Вот уж кто дурак так дурак. Потому природа и придумала яркие кроссовки, чтобы остальные четко видели от кого следует держаться подальше.

– Согласен. – Я и сам замечал эту зависимость, но так точно, как Глеб не осознавал.

– А я мечтал о таких. – Борис ухмыльнулся, снял очки, повертел их, чтобы закрепить самодельные дужки надежнее, но они вместо этого отвалились совсем. Борис вздохнул. Я хотел попросить дать их мне, чтобы посмотреть, как наладить, но в этот момент прямо из воздуха материализовалась Эрла. В руках у нее находился пакет.

– Чего замолчали? Обо мне болтали? – Спросила она с доброй усмешкой.

– Как обычно, когда тебя нет рядом. – Пошутил я. – Что в пакете?

Эрла вынула из пакета коробку. Раскрыла ее и показала нам аппарат неясного предназначения.

– Это штука соберет информацию о вашей ДНК. – Пояснила она.

– Это еще зачем? – Удивился я.

– Затем, чтобы ваши гены соответствовали вашим внешним изменениям. То есть те пожелания, которые вы хотите реализовать в себе, закрепятся генетически и будут передаваться по наследству. Суете пальчик в эту дырочку, – она показала на отверстие в приборе, – там вас комарик ужалит и готово.

– А если у меня только психологического плана пожелания? – Спросил Борис. – В моей внешности меня все устраивает.

– Если тестирование не покажет, что причиной твоей замедленной реакции является физиологическое отклонение, то значит тебе будет достаточно семи испытаний.

– Надеюсь. – Дрожащим голосом произнес Борис.

– И я надеюсь. Хотя бояться внедрение в ДНК не стоит. В этом мире оно поставлено на такой высокий уровень, что любой нежелательный побочный эффект исключен.

– Эрла, скажи честно, ты пользовалась их услугами? – Я посмотрел ей прямо в центр зрачка ее невероятно красивых глаз.

Она не ответила. Улыбнулась мне и промолчала. Думай, что хочешь. Я никогда не был знатоком женской психологии, поэтому не мог с уверенностью сказать, что она ответила мне своим многозначительным молчанием. Вроде бы подтвердила мое предположение, но в то же время будто сказала, что это не мое дело.

– А в каких габаритах можно меняться? – Поинтересовался Глеб. – Можно плечи побольше и талию поуже?

– В разумных. Вам еще перед родственниками заново придется представляться. Чем больше вы будете похожи на себя прежнего, тем скорее они вам поверят. – Пояснила Эрла.

– Я понял, ты через это прошла. – Обрадовался своей догадке Борис.

– Да, я прошла через это, чтобы угодить другому человеку. Есть еще вопросы? – Эрла спросила таким тоном, что задавать их отпало всякое желание.

– У матросов нет вопросов. – Я козырнул рукой.

– Отлично! – Эрла протянула аппарат для взятия ДНК ко мне. – Суй первым.

Глеб за моей спиной неприлично заржал. Эрла закатила глаза под лоб. Я засунул указательный палец внутрь отверстия. Ободок на входе в него поменял цвет с желтого на оранжевый. Палец у основания сдавило, и я почувствовал, как из аппарата выкачался воздух. Забегали тонкими покалываниями мураши, на фоне которых укол иглой остался почти незамеченным. Ободок загорелся синим, палец отпустило. Аппарат со свистом «вдохнул» порцию воздуха.

Я вынул палец и рассмотрел его. Он слегка покраснел, а на месте укола след едва был заметен.

– Больно? – Поинтересовался Борис.

– Ни капли.

– Давай, твоя очередь. – Эрла подошла к Глебу.

Толстяк осторожно просунул пухлый палец в отверстие. Он вскрикнул, когда его палец сдавило и тихонько подвывал, пока выкачивался воздух. Зато, когда аппарат отпустил его палец, он был удивлен.

– Ничего не почувствовал. Он точно исправен? – Спросил Глеб.

– Точно. Чего выл-то тогда? – Эрла направилась к Борису.

– Я не трус, просто эмоциональный. – Оправдался Глеб.

Борис почти никак не отреагировал на процесс взятия ДНК. Вынул палец по окончании процесса и рассмотрел его через сломанные очки.

– Борису надо будет зрение подкорректировать. – Посоветовал я.

– А чего Борис сам об этом не говорит? – Поинтересовалась Эрла.

– Я просто так привык к этому, что не замечаю недостатка. – Признался он.

– А еще ему надо исправить выговор, что он «р» нормально выговаривал. – Предложил Глеб и прорычал букву «р» как это делал друг.

– Спасибо добрым друзьям, которые всегда напомнят тебе о твоих недостатках. – Усмехнулась Эрла. – Если Борис считает свои, так называемые, недостатки частью своего образа, то это никакие не недостатки.

– Не, я не против. – Скромно признался Борис. – Хорошее зрение не помешает, да и разговаривать с правильной дикцией было бы здорово.

– Точно, – поддержал его Глеб, – ведущим бы устроился на телевидение, прогноз погоды вести… на вчера.

– А ты кулинарные шоу. – Огрызнулся Борис.

– Я не против. В чем-чем, а в еде я смыслю. А кем станешь ты, Вий?

Все уставились на меня. До сего момента я так далеко не загадывал.

– Тоже буду вести шоу, «Не родись красивым». – Ответил я первое, что пришло на ум, и широко улыбнулся, обнажив пустое пространство между зубами.

– Не ребята, я вам гарантирую, что после того, как все закончится, вам не захочется заниматься теми делами, которыми занимаются ваши соотечественники. – Пообещала Эрла. – Ваш кругозор будет намного шире, а сознание свободнее.

– И какие варианты могут быть для людей с таким кругозором?

– Бесконечное множество. – Ответила Эрла эмоционально и обрисовала руками круг.

– И один из них, устраивать испытания неудачникам? – Предположил Борис.

– Копировать опыт других – это глупый способ достичь успеха. Сами себе придумывайте занятие. – Эрла схватила коробку с аппаратом. – Мне пора по своим делам, а вам по своим. Не расслабляйтесь, ребята, последние испытания всегда кажутся тяжелее психологически.

– Да уж куда тяжелее? – Глеб лениво потянулся. – Давай чего-нибудь на сообразительность.

– Все испытания на сообразительность. – Эрла кивнула головой нам за спину.

Мы одновременно повернули головы. Воздух позади нас поплыл, намекая на необходимость отправляться на шестое испытание. Я решил спросить у Эрлы напоследок о том, когда она собирается вернуть мне потерянный зуб, но ее уже не было.

Зыбкий воздух окутал нас и перенес в темное место. Мы встали плотнее друг к другу спинами, чтобы быть готовыми к отражению опасности с любой стороны.

– Что-то у Эрлы с воображением не очень. Тьма уже была. – Произнес Глеб.

– Тише. – Попросил я его замолчать, потому что услышал посторонние звуки.

Мы здесь были явно не одни. До слуха доносился шорох, похожий на шарканье ног, шелест одежды, покашливания и прочие звуки, производимые людьми.

– Расстрел. – Печально произнес Борис. – Людям надевают мешки на голову, чтобы не видеть своих убийц, а нас просто убьют в темноте.

Глеб лягнул товарища ногой.

– Ты, блин, оптимист хренов, что это за испытание такое – расстрел. Мы же не супермены, от которых пули отлетают.

– Да тихо вы, мужики. Раз не видите ничего, хоть слушайте. – Я рассердился на них, опасаясь, что в склоке они пропустят что-нибудь важное.

Друзья замолчали, но их дыхание было громче остальных звуков.

– Слушайте, я сейчас громко спрошу, кто здесь, и мы тут же перебежим на другое место. – Предложил я им, не зная, как еще можно начать знакомство с новым испытанием.

– А куда бежать? – Спросил Борис.

– Беремся за руки и бежим туда, куда я потяну.

Мы взялись за руки цепью.

– Кто здесь! – Выкрикнул я и потянул друзей за собой.

Мы успели пробежать шагов пять, как вместо ответа в нас выстрелил прожектор, поймав ярким пятном света и следуя за нами. Мы остановились. Тьма за пределами света стала еще гуще. Мне стало очень неуютно от мысли, что я сейчас нахожусь на обозрении, беспомощный, не готовый к возможной агрессии.

– Как мухи в паутине. – Заметил сходство Борис.

– Что будет, если мы разбежимся в разные стороны? – Глеб сделал несколько шагов в сторону.

Пятно света разделилось на два. Одно освещало нас, а второе последовало за толстяком. Я отошел в сторону от Бориса и тоже получил свою долю света.

– Что вам надо? – Спросил я громко.

– Конечно, сейчас тебе ответят. – Ехидно усмехнулся Глеб.

– Это нам надо, а не им. – Борис тоже решил, что я сморозил глупость.

– Я не ждал, что они скажут нам, что делать, просто хотел узнать, что они ждут от нас. Зачем этот свет? Явно за нами наблюдают с какой-то целью.

– Ты уверен? – Борис замер в ступоре.

Его глаза сразу же сделались невыразительными и пустыми. Кажется, ему стало не по себе от того, что за ним сейчас наблюдают. Глеб подошел к нему и провел рукой перед глазами. Борис медленно повел глазами за рукой.

– Оголтелый социофоб. Испугался, что на виду. – Решил Глеб.

Я был согласен с ним. Мне тоже тяжело давались ситуации, когда на меня были обращены взгляды людей, а уж боязнь публичных выступлений была одной из моих любимых фобий.

– У меня есть ощущение, что мы на сцене зрительного зала. – Поделился я с Глебом своим предположением.

– А мы кто, артисты?

В этот миг зажглись еще несколько прожекторов и осветили сотни, если не тысячи лиц, обращенных в нашу сторону.

– Кто-нибудь из вас любит стендап? – С надеждой в голосе спросил Глеб. – Я только пару стихов знаю и те не полностью.

– А я и стихи не помню. – Признался я, чувствуя, что зная их, все равно бы забыл от волнения.

Прожектора бегали круглыми пятнами по лицам людей, ждущих от нас какого-то представления. Бориса «контузило» очень серьезно. Он находился в прострации, не реагируя на наши попытки приобщить его к размышлениям насчет идей для выполнения задания.

– Уж… уж небо осенью дышало, – неуверенно начал декламировать Глеб в сторону зала, – уж реже солнышко блистало, – он прибавил громкости, – короче становился день, лесов таинственная сень…

Его нарастающий порыв остановило протяжное недовольное «уууууу», раздавшееся из тысячи глоток. Глеб испуганно замолчал.

– Не то. – Догадался я. – Петь умеет кто?

В зрительском зале началось волнение. Народ в едином порыве задвигался, будто ему отдали невидимую для нас команду. Я был уверен, что лица людей ненастоящие, какая-нибудь сложная проекция, внедренная нам через зрительный нерв прямо в мозг. Правда, это ничего не меняло, испытание надо было завершить, и желательно, с благоприятным исходом.

Зрители приближались к сцене. Выглядело это так, словно мы блюдо, которое придвигают к потенциальным едокам. Чем ближе становились лица зрителей, тем отчетливее можно было разглядеть неприятный хищный блеск в их глазах. Мне они напомнили потусторонних существ в теле человека, переживших смерть и наполненных адским разумом, от которого веяло ледяным страхом и неуемным желанием сеять зло.

Такого зрителя я бы не пожелал никому, даже Киркорову. Меня заклинило на этом исполнителе. Я даже не заметил, как мои уста произнесли:

– А я и не знааал, что любовь может быть жестокоооой, а сердце таким одиноким…

Не поверите, но и это не заставило зрителей придти в восторг. Неодобрительный возглас раздался из всех глоток одновременно, как по команде, что еще больше убедило меня в режиссерском замысле испытания. Только я не знал, какие концовки были задуманы в этом спектакле. Возможно, смерть героев тоже была предусмотрена. Зрители, похожие на адские копии людей, принуждали меня и моих друзей серьезно отнестись к выполнению задания.

– Что им надо? – Глеб начинал впадать в истерику. – Что? Чехова? Вий, ты знаешь что-нибудь из классиков? Во, ты наверное Гоголя знаешь, расскажи им что-нибудь про Вия.

– Не знаю я ничего из классиков, и про Вия не знаю.

– Ну как же не знаешь? Там этот, семинарист или кто там он был, панночку отпевал в церкви. Смотри, как ситуация похожа. Мы в кругу находимся, а они лезут к нам, как черти. Потом придет настоящий Вий и скажет, поднимите мне веки. Помнишь? – Вдруг лицо Глеба исказил ужас страшного озарения.

– Что? – Спросил я у него.

– Ты и есть тот Вий. Эрла – мертвая панночка. Вы нас заманили сюда. – Его глаза сделались в два раза больше обычного. – Поэтому ты такой страшный.

– Иди в жопу, Глеб. – Зло ответил я ему. – Она у тебя безразмерная.

Вместо того, чтобы оскорбиться, он успокоился. Видимо, понял, что ошибся.

– Я больше по кино. Что там из классики? – Я настойчиво потер неровности черепка, чтобы стимулировать мысль. – Меня все время спрашивают, знаю ли я Тайлера Дердена! Три минуты, вот он момент истины, не хочешь сказать пару слов?

Это были первые фразы из фильма «Бойцовский клуб», которые каленым железом отпечатались у меня в мозгу. Но на зрителей они не произвели того впечатления, которого я ждал. Ни моя экспрессия, ни чувства, с которыми они были у меня связаны, на них не подействовали. Протяжное могильное «ууууу» становилось все ближе. – Чего вам надо! – Чуть ли ни фальцетом выкрикнул в сторону зрителей Глеб. – Быть или не быть! Вот в чем вопрос! – Прокричал он известные строки из нетленного Шекспира. – Что благородней духом, покоряться пращам и стрелам яростной судьбы, иль ополчась на море смут, сразить их противоборством? Умереть, уснуть.

Глеб картинно пал на колени, приложив в скорбном жесте кулак ко лбу. Я не смог остаться равнодушным к такой сильно сыгранной цитате классика и несколько раз благодарно ударил в ладоши. Зал замер, прекратив свое недовольное мычание. Даже Борис вышел из анабиоза и вяло хлопнул в ладоши.

– Это работает! – Довольный Глеб вскочил на ноги и стал суетиться, вспоминая еще что-нибудь в этом духе. – Ничего не могу вспомнить, ничего. Вий, давай же, вспоминай!

– Это вообще не моя тема. Я не знаю ничего такого. – Теперь мне пришлось горько сожалеть о том, что я зря протирал штаны на уроках литературы. – У Лукоморья дуб зеленый! – Выкрикнул я громко, и как мне показалось, с правильной интонацией.

Зал мое выступление не впечатлило. Прожектора выхватили лица в десятке метров от нас. Это были не люди, а какие-то мерзкие копии, от взгляда которых начинали шевелиться волосы на затылке. Они подозрительно синхронно двигались, чем вызывали дополнительный гипнотический эффект, вводящий в ступор.

– Бориска, блин! – Глеб засадил ему пинка под зад, желая привлечь «застывшего» друга к испытанию.

Плохо отремонтированные очки слетели с носа Бориса. Он как будто не заметил этого. Медленно-медленно повращал головой по сторонам и снова застыл.

– Вий, кажется, мы его потеряли. Надо отступать вглубь сцены. – Решил Глеб.

– Либо вместе отступаем, либо вместе остаемся. – Ответил я ему.

– А толку-то? Ты все равно ничерта не знаешь! – Вспылил Глеб. – Оставайся, а я отступлю.

– Трус! – Крикнул я ему.

– А ты… ты бестолочь! – Глеб уже был близок к состоянию аффекта и не выбирал выражения.