Текст книги "Самозванец"

– Ничего, я недавно менял белье, постираю завтра, – сказал я. – Нужно будет купить сменную одежду...

– Ладно, давай ложиться, – предложила она. – Гаси свечу, я буду раздеваться.

Я задул свечку. То, как она сказала «раздеваться», прозвучало безо всякого второго смысла. Просто человек хочет раздеться, чтобы лечь спать. Спать и ничего более. Я уже подумал, правильно ли понял ее слова, подтверждающие сексуальный опыт. Слишком непосредственной и наивной казалась девушка.

– Ну, что же ты не ложишься? – спросила она, кончив шуршать сарафаном и скрипеть полатями.

– Ложусь, – придушено ответил я, быстро разделся и лег с самого края.

Наша камора была без окон, так что без свечи рассмотреть что-либо здесь было невозможно. Я и не пытался, был заведен так, что было не до разглядываний интерьеров.

– Тебе удобно? – заботливо спросила девушка, ворочаясь на своей половине постели.

– Да, а тебе?

– Мне холодно, можно, я о тебя погреюсь?

– Наташа, – сказал я, поворачиваясь к ней, – ты уже большая девочка и должна понимать, чем все это кончится!

– Чем? – невинно-лукаво спросила она.

– Тем! – сердито прошептал я.

– Ну, правда, чем?

– Спи!

– Мне холодно! – капризно повторила она и без спроса придвинулась ко мне. – Бедненький, да ты сам совсем холодный, да еще дрожишь! Давай я тебя погрею... Ой, что это у тебя?!

– Наташа! – только и смог сказать я, и притянул ее к себе.

– Не надо... Не так быстро, – шептала она, отвечая на мои поцелуи.

– Ты! – воскликнул я.

– Да, да!

Потом, остывая, мы лежали рядом и шептались.

– Бедненький, ты сегодня не спал всю ночь, – говорила она, нежно трогая мою грудь. – Я хотела тебе помочь, а ты испугался.

– Испугаешься тут, ты только и говорила о своем Афоне!

– Глупенький, неужели ты думаешь, я не поняла, что он от меня сбежал.

– Но ты же его везде высматривала, надеялась встретить, – ревниво ответил я. – Он же у тебя кудрявый и красивый...

– А когда я тебе понравилась? Как только ты меня увидел?

– Нет, ты же тогда дралась и была зареванная. Потом... А я тебе?

– Тоже не сразу, сначала я подумал, что ты как все, но ты так меня стыдился! Я в бане нарочно тебя дразнила.

– Молодец, не дала мне помыться!

– Я вернулась за тобой, а ты уже сбежал. Я даже подумала, что тебе не нравлюсь...

– Да уж!

– Ты хочешь еще?

– Еще спрашиваешь! Меня третий день дрожь бьет, не знал, как к тебе подойти.

– Ладно, давай еще один разик и будем спать. Я сегодня тоже всю ночь не спала, ждала, когда ты...

– Тише, Ваню разбудим!

– Он маленький, а маленькие спят крепко... Тебе хорошо со мной?

– Очень, а тебе?

– Тоже хорошо.

– Как с Афоней? – хотел спросить я, но не спросил, последнее дело попрекать любимых прежними привязанностями.

– Будем спать?

– Давай.

Мы несколько минут лежали, закрыв глаза, и не касались друг друга. Потом она не выдержала и спросила:

– Ты уже спишь?

– Нет, не сплю.

– Я подумала, если мы не спим, может быть, еще разик? Самый последний. Если ты не устал.

– Но ты же хотела спать!

– Уже расхотела. Завтра ведь целый день будет нельзя. Давай?

Глава 11

Утром нас разбудил громким стуком в дверь хозяин.

– Выходите, – как заполошный вопил он, – скоро государь в Москву въедет!

– Какой государь? – не поняла со сна Наташа. – Куда едет?

– Царевич Дмитрий из Коломенского едет в Москву, – объяснил я, просыпаясь.

– Выходите, – продолжал, не снижая запала, взывать к нашим гражданским чувствам домовладелец.

– И чего человеку неймется, – рассердился я и, как был без всего, выскочил в сени. – Мы знаем, сейчас позавтракаем и пойдем его встречать, – успокоил я его, высовываясь в дверную щель.

– Идите скорее! Уже вся Москва возле Кремля собралась, все пропустите?

То, что в Москве происходит что-то необычное, можно было понять и без домохозяина, на всех церквях звонили колокола и, если использовать литературный штамп, можно было бы сказать, что «малиновый благовест плыл над древней столицей».

– Спасибо, мы успеем! – поблагодарил я доброхота.

Успокоенный домовладелец побежал будить остальных жильцов, а я вернулся в сени, где столкнулся с Ваней. Тот остолбенело уставился на мою обнаженную «натуру», что-то понял, смутился, юркнул в свою камору и уже оттуда спросил:

– Это Самозванец идет?

Как знакомый прежнего царя, к воцарению Лжедмитрия он относился отрицательно.

– Правда вся Москва собралась? – заинтересовалась и Наташа, грациозно соскакивая с полатей. Я залюбовался прекрасным женским телом и только после заминки, проглотив комок в горле, ответил:

– Да, если вам интересно, можно сходить посмотреть.

– Правда, пойдемте, посмотрим! – обрадовалась девушка, надевая через голову нижнюю рубаху.

Отказать им в законном любопытстве я не мог, все-таки исторический момент, и согласился:

– Хорошо, собирайтесь.

Началась беготня, поднялся визг, приготовления и скоро мы уже шагали в сторону будущий Якиманки по которой, как я думал, Самозванец войдет в город. Народа на улицах почти не было, весь жители стекались к Кремлю, где предполагались главные действия. Мы или запоздали, или Лжедмитрии прошел через другие ворота, но большак, ведущий в центр, был пуст. Пришлось спешно идти в Кремль.

Чем ближе к центру, тем больше народа кучковалось вдоль дороги, обсуждая недавнее шествие. Пришлось, чтобы не пропустить самое интересное, прибавить шаг. Наконец впереди темной стеной, заполняющей всю улицу, показался хвост толпы. Было понятно, что пробиться вперед сквозь такую массу народа не удастся, и я предложил обогнать шествие по параллельной улице. Мы свернули в проулок, перебрались на новое направление и быстро пошли вперед, рассчитывая увидеть возле входа на Красную площадь начало колоны. Оказалось, что не только мы такие умные. Народа и здесь было очень много, но так как все спешили в одну сторону, заторов и пробок не образовывалось.

Наконец мы приблизились к цели. Я взял Наташу под руку, Ване велел держаться сзади за камзол, и мы начали пробиваться в первые ряды любопытных. Получилось это не очень успешно. Люди уже стояли стеной и, хотя настроение у всех было праздничное, на толчки и удары локтями отвечали тем же самым. Кругом шумели, перекликались взволнованными голосами, и смеялись счастливые жители. Самые удачливые и предприимчивые залезли на крыши изб, стоявших вдоль дороги, и оттуда могли в комфортных условиях любоваться невиданным зрелищем.

– Все, дальше не пойдем, затопчут, – сказал я, выбрав относительно удобную позицию, с которой просматривалась некоторая часть улицы, по которой новый царь направлялся в свою будущую цитадель.

– Идут, идут! – раздались крики с крыш домов. Народ засуетился, началась толкучка, и меня едва не лишили «наложницы», Наташа вскрикнула, ее начало втягивать в толпу, но я притянул ее и что было сил прижал к себе.

– Хозяин, я здесь! – раздался откуда-то со стороны Ванин взволнованный голос.

– Выбирайся! – крикнул я, но ответа не услышал, теперь кричали все, приветствуя появление колонны.

Нас с Наташей закрутило в людском потоке, но благодаря высокому росту, я мельком видел фрагменты происходящего торжества. В начале улицы показались конные рыцари, украшенные перьями и яркими лентами и тряпками. Было их не очень много, не больше полусотни. Однако на узкой улице их стальной сияющий поток смотрелся весьма внушительно.

В общий шум и колокольный перезвон вплелись новые звуки, то звенели литавры. Литаврщиков еще видно не было, а вслед за рыцарями показалась польская пехота. Ляхи шли неровной колонной, не в ногу, но ряды кое-как соблюдали.

– Что там? Ты что-нибудь видишь? – спрашивала Наташа, и когда появлялась возможность, пыталась подпрыгнуть на месте, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть.

– Пока идут солдаты, – отвечал я, совмещая полезное с приятным, оберегал ее от толчков и заодно обнимал, постоянно отвлекаясь от политики на более приятные ощущения.

Конные рыцари, между тем, приблизились к нам, и теперь желающие могли их рассмотреть, благо сидели они на рослых лошадях.

Наконец рыцари проехали мимо. Подошли поляки. За спинами стоящих впереди зевак у пехотинцев видны были только головы в одинаковых шапках. Народ ликовал, тем более что литавры звенели все ближе, создавая торжественную обстановку праздника.

Следующими за польской пехотой появились всадники с пиками, то ли казаки, то ли просто разномастные волонтеры. Мне уже прискучило смотреть на плохо организованное шествие. В наше время парады устраиваются значительно качественнее. Этот же больше походил на праздник в уездном городе.

– Ура! – межу тем кричали зрители, приветствуя появление боевых колесниц, запряженных каждая шестью лошадями.

– Царь, где царь? – взволнованно спрашивала Наташа, впрочем, не забывая отвечать на мои тайные ласки.

Я встал на цыпочки и вытянул шею.

– Там только лошади, он где-то позади, – наклонившись, ответил я, заодно целуя ее взволнованное лицо.

Наташа отвлеклась от парада и на поцелуй ответила, после чего вновь подпрыгнула на месте, пытаясь увидеть хотя бы лошадей. Не знаю, что это должно было означать, но почему-то пешие конюхи вели за поводья богато украшенных лошадей без всадников. Народ ликовал и по этому странному поводу. Когда провели лошадей, следом, треща барабанами пошли барабанщики, дополняя варварскими звуками необыкновенное зрелище. Барабанщиков было довольно много, но били они не в лад, так что создавали только дополнительный шум.

– Видишь? Уже видишь? – продолжала домогаться нетерпеливая зрительница.

– Там пока только солдаты, не волнуйся, уже скоро появится царь! – пообещал я, прикидывая, как ее поднять повыше, чтобы дать насладиться великим зрелищем.

После небольшого разрыва в колонне, под пересвист пищалок приблизились «русские полки». Стрельцов в Москве было два полка, красный и синий.Всего порядка четырех-пяти тысяч человек. На мое счастье в параде участвовало всего несколько сотен непонятно кого, под именем русских полков, иначе шествие так бы никогда не кончилось. Наконец начиналось самое интересное. За солдатами показалось духовенство, в расшитых одеяниях. Было их не меньше чем солдат, но смотрелись священники значительно красочней и организованнее. После священников опять большой образовался разрыв, толпа зашумела совсем по-другому, чем раньше, и я понял, что приближается торжественная минута.

– Уже скоро! – предупредил я девушку.

И действительно, в начале улицы показался Самозванец. Его окружали, чуть отставая, конники в дорогом русском платье, вероятно, переметнувшаяся на его сторону знать.

– Подъезжает. Скоро увидишь, – пообещал я, опять не в силах обуздать собственные руки.

– Не мешай! – попросила Наташа, вытягивая до отказа шею.

– Батюшка! Государь! – начал приближаться общий крик, и все вокруг начали опускаться на колени.

Пришлось и нам с Наташей бухаться на пыльную мостовую. Зато теперь стало хорошо видно человека в роскошной одежде на красивом белом коне. Рассмотреть его за блеском и обилием одеяний было мудрено, тем более, что он поворачивал голову в разные стороны и «ласково» кивал зрителям.

– Спасенный! Дмитрий Иоаннович! Здравствуй государь и великий князь! – кричали со все сторон. – Сияй, наше солнышко!

Новый царь продолжал ласково кивать и приветливо помахивать ручкой, а у окружающего нас народа начиналась массовая истерия. Все плакали и смеялись одновременно, вздевая руки к молодому человеку, нашей надежде и опоре в предстоящих испытаниях. Наталья, поддавшись общему психозу, тоже рыдала, размазывая слезы по запыленным щекам.

Царский конь между тем миновал нас и удалялся под незатихающий рев толпы, звон литавров и колоколов. После него проехали русские дворяне, и на авансцену вступило роскошное, самобытное казачество. Эти были в своем репертуаре, разодеты в яркие восточные тряпки и сидели на конях украшенных дорогими попонами.

Народ, увидев то, что хотел, начал подниматься с колен, и толпа по обочине дороги стала перемещаться вслед за государем. Опять началась невообразимая давка. Я прижал к себе девушку и стал брать в сторону, чтобы нас не увлекли за собой восторженные фанаты самодержца.

– Мы куда? – спросила задыхающаяся, красная, с подтеками от недавних слез девушка.

– Домой, – ответил я, вытягивая ее из очередного «людоворота».

– Но я хочу еще посмотреть! – сопротивлялась она. – Пойдем, ну пойдем же! Там Красная площадь!

– Нельзя, скоро начнется ураган! – сказал я, протискиваясь вместе с ней через открытую калитку в чей-то двор. Здесь было полно чужих людей, с высокой избы спускались недавние зрители, и все спешили к пролому в заборе, выходившему на параллельную улицу. Мы вместе со всеми вышли на дорогу, но пошли назад, навстречу движению. Зеваки намеревались догнать шествие и, перекликаясь, торопились к Кремлю.

– Какой ураган? Посмотри, какая хорошая погода! – воскликнула Наташа, стараясь затормозить наше движение назад.

– Говорю, будет ураган, значит будет! Пойдем скорее, тем более, что я по тебе уже соскучился.

– Уже? – игриво спросила она. – Что нам, ночи не хватит? Ну, давай еще немного погуляем!

– Тебе хочется вымокнуть, или чтобы на голову свалилось дерево? – спросил я, не давая вернуться назад.

– Нет, правда, ничего не будет, сам смотри, на небе нет ни тучки!

– Тогда давай поспорим, если я окажусь прав, ты будешь всегда меня слушаться!

– А если я выиграю?

– Тогда я тебя. Договорились?

Условия пари показались девушки такими соблазнительными, что она без раздумий кивнула головой.

– А когда он будет?

– Скоро. Как только царь войдет на Красную площадь.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда. Сорока на хвосте принесла.

– А как же Ваня?

– Ничего, он мужчина, не пропадет.

Чем дальше от центра, тем меньше оставалось народа на улицах. Действительно, историки не ошиблись, почти весь город собрался к Кремлю приветствовать нового царя.

Единственно, кого мы встречали, это конные разъезды казаков и реже пеших стрельцов, присматривающих за порядком. На нас никто не обращал внимания, и мы без помех вернулись домой. Здесь тоже не оказалось ни одной живой души.

– Пойдем, помоемся, может быть, в бане осталась горячая вода, – предложил я. Выглядели мы после похода не самым лучшим образом, как будто вернулись из дальнего путешествия: одежда грязная, сами пыльные, с лицами в потеках от пота и слез.

Вода в бане действительно была, да и сама она не успела простыть за ночь и утро. Теперь можно было не стесняться, и мы, быстро раздевшись, пошли смывать с себя городскую пыль. Заниматься «глупостями» в неприспособленном помещении не имело смысла, нас ждали более комфортабельные условия, поэтому, кроме мытья, мы почти ничем не занимались.

– Давай я постираю белье и платье, – предложила Наташа, когда мы завершили водные процедуры.

– А во что оденемся?

– Так до избы добежим, все равно ведь никого нет!

Довод был резонный, а одежда грязная.

– Ладно, давай стирать вместе, я тебе помогу, – предложил я.

Наташа удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Мы в четыре руки быстро простирнули наши скудные одеяния и, забрав мокрые вещи, вышли из бани. За тот неполный час, что мы мылись, в природе все переменилось. По небу несло низкие черные тучи, свистел ветер, прижимая к земле траву.

– Скорей! – крикнул я и, схватив девушку за руку, бегом потащил к избе. Едва мы оказались внутри, как оглушительно ударил гром. Наташа испугано вскрикнула и прижалась ко мне не успевшим остыть телом. Я подхватил ее на руки и отнес на полати. Наше выстиранное белье оказалось на полу, но в течение получаса мы о нем не вспоминали.

За стенами грохотала гроза, в щелях свистел ветер, а мы предавались бурному празднику плоти.

– Ну, что, был ураган? – спросил я, наконец, отрываясь от этого нежного, страстного великолепия. – Кто выиграл?

– Ты мне скажешь, откуда это узнал? – совершенно трезво, так как будто только что не было страстных стонов и бессмысленных выкриков, спросила она.

– Может быть, когда-нибудь, и скажу, – тем же серьезным тоном пообещал я.

Потом мы опять занимались любовью. До вечера с празднества так никто и не вернулся, так что времени У нас оказалось достаточно, чтобы уморить друг друга ласками. Я, кажется, начал серьезно влюбляться. Не знаю, что чувствовала ко мне Наташа, но внешне у нас складывались самые нежные отношения. Мне было приятно на нее смотреть, обнимать, целовать, ну и все прочее, что бывает между людьми в период первой страсти. Разница в культурах пока никак не сказывалась. Мне было легко и приятно с ней, и ее недавнее прошлое никак не напрягало и не сказывалось на наших отношениях.

– Тебе хорошо со мной? – спросил я, когда ни на что другое, кроме разговоров, не осталось сил.

– Ты сам не видишь? – вопросом на вопрос ответила она. – Я даже не думала, что может быть так замечательно!

Я хотел сказать, что жаль только, что так будет не всегда, но не сказал. Зачем было омрачать первый день нашего нежданного медового месяца.

– Дай я тебя поцелую, – попросил я, уже не в силах переползти на ее сторону полатей.

– Опять? – удивилась она.

– Нет, на сегодня все. Скоро должен вернуться Ваня.

– Он давно с тобой?

– Несколько месяцев. Мальчик сирота, у него никого нет.

– У меня, получается, тоже.

– Расскажи мне о себе, – попросил я. Девушка задумалась. Потом повернулась светлым в полумраке избы лицом, легла на бок.

– Не знаю, что и говорить. Раньше мы жили в Москве в большом доме, но я тогда была совсем маленькой и почти ничего не помню. Батюшка был у царя боярином или кем-то еще, я точно не знаю. Помню только, что мы были очень богатыми, и у нас было много холопов. Потом за что-то попал в опалу...

– Не знаешь, при каком царе?

– Нет, я в царях не разбираюсь. Наверное, при Иване Грозном, это давно было.

Я прикинул, сколько это могло быть лет назад, скорее всего лет пятнадцать. Тогда был самый конец царствования Ивана или начало правления Федора.

– Не знаешь, за что его прогнали?

– Откуда? С девочками о таких вещах не говорят. Мы переехали в деревню. Потом была чума, матушка и все братья и сестры заболели и умерли. Остались в живых только мы с отцом.

Наташа надолго замолчала, вспоминая и переживая то страшное время. Потом продолжила:

– Батюшка после смерти матушки совсем изменился, начал пить хмельное, набрал целый дом холопок, и с ними... Ну, то же, что мы с тобой сейчас делали. Я была уже большая и все понимала.

Наташа опять замолчала, игриво толкнула меня в плечо. Мы поцеловались.

– Про меня батюшка почти не вспоминал. Я жила с кормилицей. В людских знаешь, что делается? Поневоле все узнаешь. Потом встретила соседского сына Афанасия. Мы с ним и слюбились. Он стал говорить, что мы убежим от родителей в Литву и там станем богато жить. Он сделается рыцарем, и у нас будет свой замок. Я, дура, и поверила. Нужно было сначала пойти к попу окрутиться, а потом уже давать. Знал бы ты, какой он был ласковый, как меня уговаривал! Да мне и самой было любопытно попробовать. Вот и допробовалась! Если бы ты не встретился, то осталась одна дорога, в омут головой.

– Может быть, все-таки стоило вернуться к отцу?

– Нет, он меня и раньше не замечал, а после побега и на порог не пустит. А что ты так говоришь, неужто я уже тебе прискучила?

– Глупенькая, – ответил я, притягивая Наташу к себе. – Я, напротив, тебе очень рад, Только жизнь у меня непростая, вдруг тебе со мной не понравится!

– Уже понравилось. Если не прогонишь, с тобой навсегда останусь.

Объяснение в любви, хоть и не совсем обычное, состоялось. После этого мы крепко прижались друг к другу и спали до тех пор, пока нас не разбудил вернувшийся Иван.

Он был так полон впечатлений, что захлебывался от восторга, рассказывая обо всем, что ему удалось увидеть. По Ваниным словам, когда новый царь въехал на Красную площадь поднялся такой вихрь, что всадники падали с лошадей. Потом он видел, как царь в окружении иноземцев входит в Успенский собор.

– Понравился тебе новый царь? – спросил я, выслушав переполняющие юного московита впечатления.

– Понравился! – восторженно ответил Ваня, уже забыв, что совсем недавно был таким же горячим сторонником смещенного Федора Годунова.

– Ладно, иди спать, – сказал я, – надеюсь, завтра празднеств не будет, пойдем покупать себе новую одежду.

Ваня ушел в свою половину, а мы с Наташей, уже отдохнувшие, с новыми силами продолжили свой праздник любви. И занимались этим, пока Наташа неожиданно не уснула.

У меня со сном получилось хуже, я лежал, не в силах унять переполняющие эмоции.

– Ты уже проснулся? – спросила меня девушка на рассвете, едва лишь я на самом деле уснул.

– Что случилось? – подскочил я на полатях, не понимая, что и кто от меня хочет.

– Все в порядке. Я просто подумала, что ты уже выспался, мы же собирались пойти на ярмарку.

– Какую еще ярмарку? – спросил я, безуспешно пытаясь понять, что она имеет в виду. – Ложись, спи, еще очень рано.

– Ладно, – послушно согласилась Наташа, – только кто рано встает, тому Бог подает.

– Что подает? – невнятно поинтересовался я, начиная догадываться, откуда у нее такой интерес к божьим благодеяниям.

– Все, и главное – новую одежду! – смешливо фыркнув, сказала она. – Мы с Ваней уже устали ждать, когда ты, наконец, проснешься!

Пришлось вставать, умываться и идти за обещанными обновками. Мы долго бродили по лавкам, где Наташа взяла на себя все хлопоты по торгу и выбору одежды, я с удовольствием тратил деньги на наряды любимой женщины и наслаждался простыми, скромными земными радостями.

– Пожить бы какое-то время так, бездумно и просто? – размышлял я, слушая уговоры и увещевания купцов и яростный торг из-за каждой копейки раззадоренной спортивным интересом покупательницы. Уже Ваня, получив свою долю обнов, давно вернулся домой, а мы все ходили по лавкам, мерили, подбирали и перебирали, торговались и нагружались все новыми покупками.

Весь остаток дня, после того, как мы вернулись домой, Наташа мерила обновки. У нее тут же нашлись зрительницы в лицах хозяйских дочерей. Так что жизнь у нас кипела, и все вокруг было полно счастливым девичьим смехом. Я ходил, сдерживая, а то и не сдерживая зевки, и поражался, как после таких бурных страстей и бессонных ночей у моей подруги хватает сил интересоваться тряпками!

Меня в тот момент не интересовало ничего! Конечно, не считая самой счастливой обладательницы новых сарафанов, летников, сапожек, понев, платков и прочей ярмарочной дребедени.

Увы, на немецких портных и сапожников, у которых одевались и обувались боярыни московского света, у нас не доставало денег.

– Ты счастлива? – спросил я красавицу, когда она, наконец, угомонилась и лежала рядом, не в силах даже отвечать на мои скромные, семейные ласки.

– Ага, – ответила Наташа, через силу чмокнула меня в щеку и так крепко уснула, что не чувствовала ни то, как я ее укрываю, ни как поворачиваю на правый бок, ни поправляю подушку. Короче говоря, укатали Сивку крутые горки.

– Надо бы завтра сходить в Кремль, – лениво думал я, – посмотреть, как там и что, потом навестить Опухтиных – были у меня такие знакомые в Замоскворечье. А впрочем, сделать все это будет не поздно и послезавтра, и через неделю. И сколько лучше беготни и суеты проводить время в тесном «семейном кругу». Я лежал и думал, что завтра еще нужно будет пойти на лошадиную ярмарку и подобрать Наташе спокойную лошадку, а потом еще научить ее нормально сидеть в седле.

Я вполне осознавал, что буйные любовные радости скоро мне наскучат, и натура возьмет своё, и мне снова приспичит искать приключения на одно общеизвестное мягкое место, но, пока было возможно, стоило урвать у бурной жизни несколько беззаботных отпускных дней. Тем более что жить тихой, растительной жизнью вдвоем с любимой женщиной оказалось так приятно, что я решил продлить это удовольствие, сколько хватит сил.

Как и планировалось, наш следующий день прошел безо всяких неожиданностей. Москва спокойно жила своей обыденной жизнью, мы своей: отправились на конский базар и купили у барышника симпатичную, недорогую лошадку. Наташе она понравилась мохнатой мордой и тем, что сразу положила голову ей на плечо. Тут же мы присмотрели красивую сбрую и отправились на недалекую окраину, где девушка ее успешно объездила. Наталья оказалась ловкой не только в постели, но и в седле. Кое-какие навыки верховой езды у нее уже были, так что начальные правила джигитовки она усвоила безо всякого труда. Хотя примерять наряды ей нравилось несравненно больше, чем сидеть в седле, но и в верховой езде она смогла найти приятные стороны, Единственное, что вызвало ее недоумение, зачем ей все это нужно:

– Зачем мне учиться ездить? – прямо спросила она, когда я очередной раз погнал ее по кругу. – Это не женское дело.

– Мне нужна помощница, которая умеет скакать верхом и хорошо владеет оружием, – объяснил я. – У меня сложная жизнь, может случиться всякое, и ты должна уметь за себя постоять. Быть ко всему готовой лучше, чем становиться жертвой разбойников или прыгать в омут.

Наташа меня выслушала и молча кивнула. Когда мы вернулись домой, я был вознагражден за внимание и заботу такими феерическими ласками, что и эта ночь оказалась украдена у Морфея. Не знаю, что думал о наших ночных бдениях Ваня живший за тонкой дощатой стеной, мне даже стало казаться, что он совсем извелся и спал с лица. Кажется, помани его сейчас прекрасная поповна, он бы вернулся к ней и не посмотрел на ее строгую, экономную матушку.

Не знаю, как без меня складывались их отношения с Наташей, при мне он старался держаться от нее подальше. Я замечал только долгие грустные взгляды, которыми он провожал молодую женщину. Я боялся, что у него опять назревает любовь, теперь уже к ней, но в этом случае мне что-либо сделать для него было просто невозможно.

Свое решение устроить отпуск я претворил в жизнь. Ничем рискованным не занимался, политических разговоров избегал и быстро привык спать до полудня. Впрочем, иначе было и нельзя. Мы так много времени проводили в постели, что без отдыха уже оба протянули бы ноги. То, что такая молодая женщина (Наталья своего возраста точно не знала, я же предполагал, что ей порядка девятнадцати лет) может быть так по-взрослому страстной, было приятной неожиданностью.

К тому же у Наташи при близком знакомстве оказалось масса разных достоинств. Она была умна, решительна, умела постоять за себя, даже в спорах со мной. После разговора о необходимости уметь защититься, она всерьез взялась за джигитовку и попросила научить пользоваться саблей. Короче говоря, оказалась настоящей русской женщиной из тех, которые, по словам Некрасова, и коня на скаку остановят, и войдут, куда только захотят, вплоть до горящей избы.

Шли последние дни июня. Лето выпало ни шатким, ни валким. Погожие дни бывали значительно реже, чем хотелось, но погоду не заказывают, и приходилось обходиться тем, что дарила природа. В городе по-прежнему было спокойно, хотя кое-какие разговоры о засилье иностранцев уже велись. Однако искать виновных среди инородцев всегда было нашей национальной традицией, так что можно было не обращать на это внимания.

Я совсем освоился в новом районе, завел шапочные знакомства с соседями, но основное время уделял «семье». Впрочем, это слово уже можно было употреблять и без кавычек. Заниматься чем-то серьезным не тянуло, и я почти привык к беззаботной праздности, когда вдруг все изменилось.