Текст книги "Самозванец"

– Ничего, буду в церкви, заодно покаюсь, – пообещал он.

– Как знаешь.

– А винца курного у тебя нет?

Винца у меня не было, так что удовлетворился он всего лишь едой. Однако удовлетворился сполна. После нашего нехитрого обеда в доме опять не осталось ни одной крошки съестного. Зато до ночи мы дружно спали на очень сытые желудки.

Глава 8

Воробьиные ночи еще не наступили, но темнело уже так поздно, что нам пришлось выйти из деревни в начале одиннадцатого. Павел вел себя вполне адекватно, не ныл и не засыпал на ходу. Чтобы не светиться перед деревней, мы сделали крюк и выкошенными лугами довольно быстро дошли до леса. Тут мой чичероне предложил сделать привал и дождаться полной темноты. Ему, как проводнику, было виднее, и мы засели в кустах, ожидая часа «Икс».

Вечер был не по-летнему холодный. С северо-востока пришел циклон, весь день, пока мы спали, моросил дождь. К вечеру он кончился, но стало реально холодно, что очень ощущалось, особенно после последних теплых дней. Я был одет в свой межсезонный камзол, а Павел отправился в лес в том, в чем ходил днем: льняной домотканой рубахе, коротких портках и босиком. Единственной теплой вещью у него оказалась бесформенная войлочная шляпа, когда-то щеголеватая, но давно потерявшая всякую форму.

– Тебе не холодно? – задал я риторический вопрос, когда мы уселись на мокрой траве в мокрых кустах.

– Ничего, сейчас же лето, – успокоил он меня.

Лето, оно конечно, лето, но меня пробирало даже сквозь толстое шерстяное сукно.

Он же вполне комфортно растянулся на земле и, как мне показалось, собрался соснуть.

– Павел, а тебе не скучно жить? – спросил я, чтобы хоть как-то отвлечь его от такого глубокого отдыха.

– Чего? – сонно переспросил он, протяжно зевая.

– Жить тебе не скучно?

– Когда скучать-то, – удивился Павел, – времени ни на что не хватает. Утром проснулся, а там, глядишь, уже и спать пора.

Такому насыщенному ритму жизни можно было только позавидовать.

– А ты когда-нибудь работал?

– Как же не работать, с малолетства в трудах, продохнуть некогда. Ты бы мне не мешал разговорами, сам отдохни часок-другой.

– А мне кажется, нам уже идти пора, погляди, совсем темно стало.

– Думаешь? – с сомнением протянул Павел. – А то давай, что ли, завтра сходим. Куда спешить?

– Нет, пойдем мы сегодня, так что вставай. Чем быстрее дело сделаем, тем раньше получишь красную шапку и сапоги.

– Тоже красные! – напомнил он.

– Это как обещано.

Павел тяжело вздохнул, встал, отряхнулся, как мокрая курица, и не спеша пошел вдоль кромки леса.

Я двинулся следом, стараясь идти как можно осторожнее. Трава тут была выше пояса, мокрая, так что скоро я промок насквозь и начал мерзнуть. Павел между тем шел легко, шлепая по встречающимся лужам босыми ногами.

– Скоро уже? – не выдержал я.

– Нет, нам нужно лес обойти, а то как мы в гнилую балку попадем!

– Ладно, тогда пошли быстрее.

Павел не ответил и шел все в том же темпе, легко, как на прогулке. Пришлось и мне настраиваться на долгую ходьбу и постараться отключиться от мелких неудобств вроде незаметных ям, полных холодных воды, колючего кустарника и хлещущих по лицу веток. Больше о конце пути я не спрашивал, шел себе и шел за светлой спиной проводника. Часа через полтора Павел, наконец, остановился. Задумчиво поднял лицо к темному, облачному небу. Я опять испугался, что он примется любоваться красотами природы, но все обошлось.

– Вон там гнилая балка, – показал он рукой в сторону леса. – По ней и дойдем. Тебе не боязно?

– Чего бы это! – сердито ответил я, хотя кое-какие сомнения по поводу своего напарника у меня уже были. – С тобой я пойду хоть на край света.

– Тогда пошли, – сказал он и так же легко, как раньше, пошел дальше.

– Вот это и есть гнилая балка, – сообщил он, когда мы вошли в какой-то узкий овраг. Под ногами сразу захлюпало, и мои мокрые сапоги начала засасывать грязь. Прогулка окончательно переставала быть интересной. Вокруг не было видно ни зги. Было такое чувство, что мы продвигаемся по какой-то канализационной трубе, да и запах был соответственный.

Я перестал реагировать на окружающее, старательно исследовал ногами место, на которое собирался ступить, чтобы не попасть в какую-нибудь западню. Наконец Павел остановился.

– Ну, и где же твой леший? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать и не выглядеть испуганным.

– Что он, дурной по ночам тут шастать, – удивился он.

Получалось, что дурень – это я.

– А где же разбойники? – задал я новый вопрос.

– Наверху, где им еще быть. У тебя деньги с собой есть?

– Деньги? – удивился я. – Зачем мне в лесу деньги?

– А шапку и сапоги покупать!

– Их не в лесу продают, а на ярмарке. Вот как найдем разбойников, выручим моего товарища, сразу же и поедем на ярмарку.

– А девок выручать будем?

– Ну, и девок соответственно. Теперь давай, выводи меня отсюда.

– Ишь, какой хитрый, – засмеялся мужик, – так я тебе и поверил. Ты сначала со мной разочтись, а потом дело будем делать.

К сожалению, мои самые неприятные предположения начал подтверждаться. Парень оказывался не тем, кем все это время хотел казаться. Однако и он меня не совсем правильно оценил, навсегда оставаться по милости деревенского придурка в этом гиблом месте я никак не собирался.

– Сначала дело, потом плата, – решительно сказал я.

– Нет, по-твоему никак не будет, теперь я здесь хозяин, – насмешливо сказал он.

– С чего ты решил? – удивился я, неприметно подступая к нему. Павел был в светло-серой холщовой одежде, и видно его было лучше, чем меня в темном платье.

– С того! – нахально ответил и он и, охнув, осел на землю.

Пока он не очухался, я связал его по рукам и ногам, припасенным на этот случай лошадиным поводом.

– Это что было? – спросил минут через пять мой коварный проводник, приходя в себя.

– Ничего, с неба звездочка упала и прямо тебе на голову, – объяснил я.

– А почему я связанный? – продолжил любопытствовать он.

– Сам догадайся с трех раз.

– Это ты меня, что ли? – наконец понял он.

– Видишь какой ты умный, с первого раза понял.

– Развяжи, а то хуже будет!

– Тебе, может быть, и будет, а никак не мне.

– Развяжи, говорю, а то как закричу!

– Не успеешь, я тебе голову с плеч снесу, – серьезно сказал я.

Павел замолчал, не находя веского контраргумента. Потому решил вернуться к старому амплуа сельского дурачка:

– Ну и что тебе за нужда меня связывать, ты и дороги назад не найдешь...

– Чего ее искать, пойду назад по балке и выйду из леса. Здесь никак не заблудишься.

– А со мной что будешь делать?

– Засуну кляп в рот и оставлю тут отдыхать. Ты же спать любишь, вот и спи тут до скончания века.

– А если меня разбойники найдут?

– Тогда твое счастье, только боюсь, сюда сто лет никто не заглянет.

– Ничего, меня леший освободит! Вот тогда тебе достанется!

– Вот и хорошо, – поддержал я идиотский разговор, – ты оставайся ждать лешего, а я пошел!

– А как тебя в деревне спросят, куда делся Пашка? – нашел он последний, самый никчемный довод.

– В деревне? О тебе? Да ваши крестьяне в церкви свечку поставят, что одним нахлебником меньше стало! Ладно, что-то я с тобой заболтался, пора и честь знать. Сейчас найду, чем тебе рот заткнуть, и пойду восвояси.

– А как же твой друг, так и бросишь его у разбойников? – торопливо сказал он, не зная, чем меня еще задержать.

– Что делать, значит, у него такая судьба!

Я наклонился над ним, будто собираясь засунуть кляп в рот, он отдернул голову и заспешил:

– А если я тебе помогу?

– Нет, теперь у меня тебе веры нет, обманешь! Оставайся лучше здесь, мучениями искупишь все свои прошлые грехи.

– Погоди, хочешь, побожусь, что не обману?!

– Божись!

Павел забормотал церковные клятвы. Говорил торопливо, боясь, что я и правда уйду, и оставлю его одного в лесу. Я слушал, пока он, иссякнув, не замолчал, потом решил:

– Ладно, на первый раз поверю тебе на слове, но смотри, шаг влево, шаг вправо, считаю за побег.

– Какой побег, ты что, я же побожился!

– Теперь говори, знаешь место, где прячутся разбойники, или все наврал?

– Конечно, знаю, атаман мой кум.

– Тогда, может быть, с ним можно просто договориться? Я дам отступного за своего человека, и не нужно будет зря кровь проливать?

– А как же моя доля? Ты помнишь, что обещал?

– Я-то помню, а вот ты быстро забыл, – упрекнул я.

– Кто старое помянет, тому глаз вон. Развяжи, будь человеком!

– Лежи, не дергайся, – сказал я, снимая с Павла путы.

Он встал. Почесал в затылке.

– А здорово ты мне врезал, я даже ничего не понял. Научишь?

– Там видно будет. Ну что, пошли к разбойникам?

– Так они отсюда далеко, прямиком не дойдем, к тому же впереди болото. Мы к ним лучше с утра сходим, а пока в деревню вернемся. Из деревни ближе и дорожка есть, можно будет на лошади доехать.

Спорить было не о чем.

– Назад так же гнилой балкой пойдем?

– Зачем, отсюда в деревню тропа есть хорошая, его нам зря грязь месить.

Я подумал, что местные грабители сумели устроиться с комфортом, даже тропинки протоптали по своим воровским интересам, но вслух ничего говорить не стал. Мы выбрались из топкого оврага в сухой лес и, действительно, меньше чем за час дошли до деревни. Павел всю дорогу молчал, но не со зла, а на самом деле устал и переволновался. Я тоже был не в лучшей форме, чавкал раскисшими сапогами и ругал себя за легковерие. Ведь едва не купился на раскрутку сельского темнилы. Только несколько его мелких проколов и обмолвок помогли не потерять бдительность. Вернулись мы в знакомую избу, когда уже светало. Павел тотчас завалился спать, а мне еще пришлось долго очищать свою одежду и обувь. Зато встал он первым и разбудил меня приятным предложением: – Вставай, садись завтракать!

– У тебя же нет никакой еды, – подколол я. Он только усмехнулся.

Солнце уже светило вовсю, когда мы вдвоем на моем донце въехали в лес, в стороне от того места, где на нас напали разбойники. Действительно, в их стан вела вполне приличная по здешним меркам дорога. Павел с утра был весел и не поминал вчерашнее. Мы разговаривали, сколько позволяло движение.

– Много их там, в лесу, прячется? – спросил я, когда мы значительно углубились в чащу.

– Довольно, у Чувака народишка хватает, он разбойник везучий.

– У кого ? – не понял я имени атамана.

– У Чувака, – повторил он.

– Откуда у него такое странное имя? – удивился я.

– Не знаю, так видать прозвали.

– Никогда такого не слышал, – сказал я, вспомнив слова гадалки Сапрунихи о наших современниках, болтающихся по историческим эпохам.

– Теперь нужно пешком, – неожиданно сказал Павел, трогая меня за плечо.

Я остановил лошадь, мы спешились и дальше пошли по еле заметной тропинке вглубь леса. Мой донец недовольно фыркал, когда ветки касались его морды, но оставить его одного я, понятное дело, не рискнул. Вдруг невдалеке раздался свист, Павел тотчас вложил два пальца в рот и ответил свистками трех разных тональностей.

– Караульный, – сообщил он мне, – увидел чужого человека.

– Ты, я вижу, здесь свой.

– Шутишь! Мы с Чуваком кумовья, я его сына крестил!

– Так он, что, в лесу живет с семьей ? – удивился я.

– Зачем ему здесь семья, она в Москве, на Таганке, у него там дом, будь здоров! Здесь он как бы службу несет.

«Хороша служба!» – подумал я, но вслух свое мнение о разбойничьем промысле не озвучил.

– Вот и пришли, – сказал Павел, останавливаясь на неприметной поляне.

– Так где же их стан? – не понял я.

– Под нами.

Он топнул ногой по земле и опять по-новому свистнул. В нескольких шагах неожиданно поднялся квадратный пласт дерна, из образовавшейся ямы высунулась всклоченная огненно-рыжая голова. На нас с любопытством уставилось два веселых голубых глаза.

– Ты, что ли, Пашка? – спросил владелец красной шевелюры. – Чего приперся, да еще с чужаком?

– Не твоего ума дело, зови Чувака, у нас к нему дело.

– Спит и не велел будить, так что на воле подождите, а то полезайте сюда в яму.

– Ты как? – поинтересовался Павел.

– Я лучше здесь посижу, – отказался я от любопытной экскурсии в лесные схороны. Мне было уверенней чувствовать себя, имея вокруг оперативный простор. То, как был замаскирован разбойничий лагерь, напоминало тайные убежища литовских лесных братьев, после окончания Второй мировой войны много лет воевавших с Советской властью. Похоже, что у таинственного Чувака был богатый опыт партизанской войны.

– Долго он будет спать? – спросил я Павла.

– А Чувак не спит, он придуривается и наблюдает за тобой со стороны, – откровенно ответил он. После вчерашнего небольшого недоразумения у нас установились вполне доверительные отношения. Это было уже понятно по тому, что Павел привел меня в такое тайное, замаскированное место. Впрочем, нельзя было исключать и того, что меня не собираются отсюда выпускать.

– Ладно, пусть себе наблюдает, – сказал я, незаметно косясь по сторонам.

– Сейчас пожалует, – предупредил спутник.

И, правда, невдалеке раздвинулись кусты, и в нашу строну направилось два человека. Они были одеты в городское платье и вооружены, как говорится, до зубов. Если бы я встретил таких людей в обычных условиях, никогда бы не подумал, что они лесные разбойники. Они спокойно подошли к нам и поздоровались. Я ответил точно таким же вежливым, без подобострастия поклоном.

– Какими к нам судьбами? – спросил среднего роста человек в дорогой собольей шапке.

За обоих ответил Павел:

– Да вот, Чувак, привел к тебе своего друга, у него к тебе дело.

– Мы, кажется, не знакомы, – вполне светски сказал атаман, впрочем, рассматривая меня настороженными глазами.

Я назвался, не очень акцентируя свой социальный статус.

– Ну, а мое прозвище ты знаешь, – сказал он.

– Имя у тебя необычное, никогда такого не слышал. Откуда оно?

– А тебе, чувачок, этого знать и не надо!

– Ясно, – сказал я, рассматривая такого же, как и я, временного бродягу. – И давно, братан, ты сюда откинулся? – спросил я на современном, приблатненном русском языке.

В этот момент надо было видеть лицо атамана: глаза у него стали круглыми, а рот открылся так, что стали видны нижние зубы и язык.

– Ты кто такой? – спросил он, с трудом подбирая новорусские слова.

– Путешественник, – коротко ответил я.

– Из какого века?

– Двадцать первого, а ты?

– Чувак, ты знаешь, бляха-муха, вот не думал, не гадал! – бессвязно повторял он. – Я думал один такой, вот радость-то!

Атаман, к удивлению Павла и своего спутника, бросился ко мне и прижал к груди.

– Давно ты здесь? – спросил он, отстраняясь, чтобы посмотреть мне в лицо.

У меня наша встреча не вызвала такой радости, как у него, но надо учесть, что я был морально готов к подобной встрече.

– Три месяца, – ответил я.

– Три месяца! – воскликнул он. – А я здесь уже без малого двадцать лет! Уже и не чаял встретить земляка!

Когда речь зашла о землячестве, лица свидетелей нашей встречи прояснились, им стала понятна радость атамана и объяснило непонятность нашего разговора.

– Захар, – обратился Чувак к своему спутнику, – иди, скажи бабам, чтобы готовили праздник. У меня сегодня дорогой гость!

Его спутник кивнул головой и быстро ушел.

– А разве вы не здесь живете? – удивился я, указывая на открытый лаз в подземное убежище.

– Нет, – засмеялся он, – это ловушка для дураков. Там один человек еле помещается. У нас и без того места для жизни хватает.

– Чувак, – заговорил до этого момента молчавший Павел, – а мне что делать?

– Пойдешь с нами, у меня сегодня праздник! Как тебе наш Пашка, не обижал? – спросил он меня.

– Обидишь такого, – ответил за меня Павел, – ночью мне чуть голову не срубил, а потом хотел в гнилой балке связанного оставить!

– Все нормально, – подтвердил я, – мы уже почти подружились. Здорово ваш Пашка под Иванушку-дурачка косит, едва меня не провел.

– Это он умеет, – подтвердил атаман, продолжая любовно меня рассматривать. – Как там наш Советский Союз?

– Приказал долго жить.

– Ты что, серьезно? – он даже остановился от неожиданности, так поразила его моя запоздалая новость.

– Давно уже развалился, теперь все республики стали независимыми государствам.

– Ну, надо же, и у нас тут невесть что делается. Слышал про нового царя? Будто бы сын Ивана Грозного воскрес? Говорят, царя Бориса детей в Москве поубивали! Он хоть и был гадом, но детей мне лично жалко!

Постепенно нормальная, современная речь у Чувака налаживалась, хотя он продолжал говорить со старорусским акцентом и через слово употреблял архаичные выражения.

– Вы вчера захватили моего парнишку, – перешел я на интересующую меня в данным момент тему, – как он?

– Так это ты вчера от нас ускакал? – чему-то обрадовался Чувак. – А твои товарищи у нас, с ними все в порядке, живые-здоровые.

– Второй не мой, он сам по себе, – сразу отказался я от Тараса Макаровича, – можете его себе оставить.

– А не жалко знакомца?

– Мы его только позавчера встретили, – сказал я, потом обратил внимание на смысл фразы и уточнил, – а что вы с пленными делаете?

Чувак немного смутился и ответил не сразу и уклончиво:

– Когда как, иногда выкуп берем...

То, что за нахального Тараса никто никакого выкупа платить не будет, было очевидно, потому я попросил конкретизировать, как поступают разбойники с теми, за кого не платят.

– По-разному, – опять попробовал уйти от ответа Чувак, – кого в холопы продаем... Времена такие, одним разбоем не проживешь. Богатые с охраной ездят, а у бедных брать нечего, вот и приходится крутиться.

– Короче, занимаетесь работорговлей! – помог я ему подобрать точное выражение.

– А что делать, у каждого своя судьба. Татары за наших хорошо платят. Особенно молодые, красивые девки в цене. На днях такую клевую чувиху заарканили, меньше чем за десять ефимок не отдам.

Меня «клевая чувиха» заинтересовала, но прежде нужно было освободить Ваню.

– Ты прикажи моего парня отпустить.

Атаман смутился и после паузы заговорил виноватым голосом:

– Ты, извини, если бы от меня одного зависело, то без вопросов, но не я один решаю, а ватага. Если хочешь, я сам за него заплачу из своей доли...

– И сколько он может стоить?

– Для тебя, за парня ефимка и две за лошадь. А если второго возьмешь, то половина от твоего. За все про все, три с полтиной. Только, давай, чувачок, без обиды. Я от своих слов не откажусь, могу и сам их выкупить.

– Ладно, такую трату я как-нибудь потяну, – сказал я, – только деньги смогу отдать в деревне Павлу, у меня с собой нет.

– О чем ты говоришь, отдашь, когда сможешь!

Было заметно, что брать выкуп со «своего» атаману стыдно, потому он постарался быстрее переменить тему разговора.

– У нас тут свои заморочки, – продолжил он, – в ватаге много желающих сесть на мое место, сам понимаешь, естественный отбор. Потому нельзя слабину показывать...

– А как тебя угораздило разбойником стать? – задал я напрашивающийся вопрос.

– Так что было еще делать? Я как сюда попал, сначала чуть с голода не умер. Тут же все не как у нас, а по-другому, а у меня ни родни, ни знакомых, вот и прошлось крутиться.

– Как же тебя вообще сюда занесло?

– А я знаю? Жил себе не тужил. Техникум строительный кончил, женился на училке, работа была клевая, сам при понтах, зам начальника строительства, зарплата хорошая плюс что сам украдешь. Квартиру уже получил... Все вроде путем, а тут такой облом, проснулся в семнадцатом веке! Теперь-то я понимаю, что это жена постаралась, снюхалась, сучка, с одним кентом, он был какой-то ученый, по физике. Мне тогда не до их шур-мур было, прокуратура нас, понимаешь, трясла. Ну, пока я клювом щелкал, пошла у них, видно, любовь. Я его тоже знал, мужик-то так себе, какой-то зачуханный. Заманила она меня как-то к нему на дачу. Ну, понятно, нажрались под завязку. Я отрубился, а как очухался, крутом чистая природа, ни дачи, ни жены, ни этого ее хахаля.

Короче, смотрю, крутом чистое поле, а на нем мужик в лаптях косой машет. Я, понятно, подумал, что это мне с похмелюги мерещится. Подваливаю к нему и спрашиваю, где, мол, здесь город. А он как увидал меня, заорал и рвать. Кричит: «Черт, черт». Все, думаю, полный абзац, нужно с пьянками заканчивать, от такого темпа не то, что печень, башка не выдерживает. Решил, что это у меня белая горячка начинается.

Атаман задумался, погружаясь в далекие воспоминания. Он хмурился и смешно шевелил губами.

– Ладно, тусуюсь я в чистом поле, голова раскалывается, не то что опохмелиться, даже воды нет. Пошел магазин искать. Набрел на деревню. Сначала подумал, дачи, самострой, а там полно чудаков, ребятня, короче, обычная деревня. Но я-то еще не врубаюсь, что к чему. Куда не тыркнусь, от меня как от чумного бегут. Доходился, что мужики с вилами выскочили и на меня. Еле ноги унес. Тогда и стало в голове свинчиваться, что что-то здесь не так. Вроде как в первобытное общество попал.

Свалил я от мужиков в лес, сижу и никак окончательно не врублюсь, что происходит, и что мне делать дальше. Уже похмелюга прошла, и в голове прояснилось, а ничего хорошего на ум не идет.

Посидел в лесу весь день до вечера, потом подобрал себе дубину и пошел искать, что бы пожрать. Набрел на речку. Только помылся, глядь какой-то душман на коне едет. Одет прикольно, лапка лисья, лук со стрелами, сабля, как Чингисхан в кино. Ну, думаю, заметит меня, мало мне не покажется. Залег в траве, а он почти к самому месту подъехал и на привал встал. Коня пустил пастись, а с сам разделся и в реку мыться полез.

Ну, я и воспользовался ситуацией. Правда сдуру его не зарубил, просто вещи и оружие забрал, сел на коня и уехал. Он сзади что-то по своему верещит, а мне дела мало. Пожрал, что у его припасах было, мясо вяленое, лепешки; полез во вьюк, а там бабок немеряно, золотые червонцы, серебро. Я тогда знать не знал, что такие деньги бывают.

Понимаю, что никаких здесь ментов нет, а все равно очко играет, вроде как ограбил человека. Ну, еду себе во всем душманском, а как встречные меня увидят, в лес бегут. Понял я, что одного моего вида боятся. Ну, так и пошло...

Подробности своего перехода из строителей в разбойники атаман решил опустить.

– Павел говорит, что у тебя в Москве семья есть? – спросил я, когда его молчание затянулось.

– Да, это уже потом, когда я при деле стал. Встретил хорошую женщину, не то, что та моя училка. Живем который год душа в душу. Троих детей настрогали. Я летом здесь, вроде как на шабашке, а зимой в Москве на теплой квартире. Так что все у меня путем.

– Покажешь мне свое хозяйство? – спросил я.

– О чем базар. А ты-то сам как сюда попал? Ну, я имею в виду в это время. Тоже какая-нибудь сволочь отправила?

– Нет, у меня все по-другому. Искал пропавшую жену, мне и предложили сюда переместиться, сказали, что она здесь, Тоже вроде как ученые, эксперимент делали, – упростив до быстрого понимания ситуацию, объяснили.

– Ну и как тебе здесь?

– Пока ничего, но я тут совсем недавно. А тебя назад в наше время не тянет?

– Сначала сильно тосковал, врать не буду. Все-таки в квартире горячая вода, телевизор. Я еще за «Спартак» болел. А потом привык, оказалось, что и тут жить можно.

– Назад хотел бы?

– Куда там, здесь семья, дети, а там кто меня ждет! Мать была уже в годах, давно, поди, померла. Только что своей прежней за подлость кишки выпустить. Мне теперь такое запросто. А ты назад собираешься?

– Пока нет.

– Бабу-то свою нашел или новая появилась?

– По-всякому было, – ответил я, не желая обсуждать свои сексуальные проблемы, которые уже начали беззастенчиво появляться тоскою по прекрасным дамам. Почему-то без нежных привязанностей жизнь у меня получается не совсем полноценная.

 
Каждому хочется звон свой.
Спрятать во что-нибудь мягкое, женское...
 

Как очень верно когда-то отметил Владимир Маяковский.

– Если хочешь, могу сосватать классную девку, – правильно поняв мое состояние, предложил Чувак. – Правда она пока сама не своя, ревет белугой, но попривыкнет, лучше не найдешь.

– Это ты о той, что хочешь продать за десять ефимок?

– С тебя возьмем меньше. Бери, не пожалеешь.

– Ладно, пойдем за моим Иваном, а о девке я подумаю, – пообещал я.

Атаман кивнул и повел меня в ту сторону, откуда недавно пришел с помощником.

Лес разбойники содержали в порядке. Никаких следов пребывания здесь большого количества людей заметно не было. Лес казался глухим без тропинок и помятой травы.

– Хорошо вы маскируетесь, – похвалил я.

– Без этого никак, иначе давно бы спалились. До Москвы-то, сам знаешь, всего ничего.

Вскоре мы вышли к небольшой лесной речке с тихой, прозрачной водой.

– Вот здесь у нас база, – сказал Чувак, показывая на какой-то вал, густо заросший травой. – Наша крепость. У меня даже две легкие пушки имеются. А если не удержим удара, то есть отход через непроходимое болото. По нему ни один чужак не пройдет. Так что сам понимай, фирма веников не вяжет.

– Круто, – согласился я, рассматривая хорошо замаскированные фортификационные сооружения. – Лагерь, как я понимаю за валом?

– Точно, – не без гордости подтвердил он. – Нас отсюда стрелецкий полк не выкурит. Будет нужно, так жахну картечью, мало не покажется!

Мы поднялись на вал и оказались над циркульной формы крепостью. Единственным незащищенным местом был сход к болоту, поросшему ряской и осокой. За валом, внутри крепости, паслись лошади, и было десятка полтора-два шалашей.

– Это и есть наше городище, – со скрытой гордостью сказал Чувак.

Насыпь с внутренней стороны была крутая, так что спускаться пришлось по приставной лестнице.

– Как же вы завели сюда лошадей? – удивленно спросил я, увидев среди табуна нашу кобылу Зорьку.

– По болоту, – ответил Чувак.

На наше появление никто не отреагировал, разбойники, если они здесь и были, сидели по шалашам, так же, как и пленники. Похоже, атаман смог навести в ватаге образцовый порядок. Ни следов от костров, ничего, что бы могло выдать их местоположение, я не увидел.

– Приведи вчерашних, – негромко сказал Чувак на старорусском языке появившемуся из-за шалаша человеку в самом обычном крестьянском платье. Тот кивнул и исчез.

– Зайдем ко мне, – пригласил он одного меня.

Мы вошли в обычный шалаш, внутри которого оказался натуральный шатер. Пол был покрыт коврами, большую его часть занимало широкое ложе, слишком широкое для одного человека, видимо, намек на то, что атаман здесь не ведет жизнь праведника.

– Садись, – пригласил Чувак, указывая на низкую атаманку возле также низкого круглого стола, – сейчас их сюда доставят.

Теперь, когда он говорил о деле, а не о себе, это был совсем другой человек, собранный и лаконичный.

За входом несколько раз вежливо кашлянули, и в матерчатый полог просунулась голова давешнего крестьянина, он поймал взгляд начальника и приказал кому-то за своей спиной:

– Входите.

В шатер вошли Ваня и Тарас Макарович. Мой рында выглядел смущенным, нахальчик, напротив, вел себя совершенно естественно.

– Наконец-то! – воскликнул он, едва увидев меня. – Я уже подумал, что ты о нас совсем забыл!

– Здравствуй, хозяин, – поздоровался Ваня. – Прости, но так уж получилось.

– Ничего, у тебя все в порядке?

– Кормили хуже некуда, – вместо Вани ответил Тарас, – в турецком плену и то кормят лучше.

– Помолчи, – прервал я трепача, – а то оставлю тебя здесь на воспитание.

– Принимай, оба живые-здоровые, – сказал атаман. – Деньги передашь Пашке. – А пока пусть они посидят с остальными пленными, – сказал он провожатому.

Я не возразил, и Ваня с Тарасом вышли из шалаша.

– Давай отметим встречу, – предложил Чувак, – расскажешь, что там у нас случилось с Советским Союзом.

Спешить мне было некуда, потому я не стал сопротивляться халявному банкету. К тому же Чувак меня заинтересовал своими организаторскими способностями. С таким талантом военноначальника грех было прозябать в простых разбойниках.

Пока мы усаживались и устраивались, появились какие-то женщины, споро и умело накрыли стол низкий, татарский. Жил Чувак, надо сказать, на широкую ногу. Видимо, на потребностях сказывалась советская нехватка продуктов первой необходимости. Поэтому лишь только он разбогател, начал оттягиваться по полной программе.

Как такие деликатесы, как зернистая икра, свежая осетрина, копченые угри попадали сюда, в лес, я спрашивать не стал. Не знаю, по какой причине, может быть, после последнего перепоя в двадцатом веке, но напитки были представлены значительно скромнее, чем еда. Однако и того, что оказалось на столе, вполне хватило для поддержания хорошей застольной беседы и хорошего расслабона.

Описывать наши пьяные разговоры и откровения, мне кажется, нет никакой нужды. Как всегда, информативности в них почти нет, а присутствует одна эмоциональная составляющая. Я после последних трудных дней с удовольствием снимал напряжение крепкими, выше сорока градусов, отечественными курными винами, настоянными на всевозможных ягодах и ароматических травках. Когда состояние наших организмов приблизилось к идеальному, Чувак вспомнил об обещанной красавице, которую собирался продать мне со значительной скидкой и распорядился привести девушку в шатер.

Мне было любопытно посмотреть на это рекламированное чудо. Один из разбойников, бывший у атамана на подхвате, ввел девушку в шатер. Я этого не заметил и посмотрел на нее только после того, как к ней обратился Чувак. Вот тут, надо сказать, меня прохватило так, что я почти протрезвел. В дверях шатра стояла ни много, ни мало, царевна Ксения Годунова. Каким-то внутренним усилием я сдержал невольный возглас, но так уставился на девушку, что атаман, самодовольно воскликнул:

– Хороша? А что я тебе говорил!

Ксения посмотрела на меня и, как от испуга или ужаса, отпрянула назад.

Первой моей мыслью было, как сделать так, чтобы разбойник не понял, что мы знакомы. Однако Ксения успела взять себя в руки и застыла на месте, никак не реагируя на нашу встречу.

– Кто ты, барышня? – спросил я, надеясь, что царевна поймет, как себя вести.

Ксения не ответила, упрямо повернула голову в сторону. Я удивился, но не понял, какая муха ее укусила.

– Беру, – ответил я Чуваку. – Можно с ней поговорить с глазу на глаз?

Тот удивился, но спорить не стал, встал и вышел из шатра, оставив нас вдвоем.

– Здравствуй, Ксюша! – поздоровался я.

После тесных, любовных отношений, которые до моего ранения связывали нас некоторое время назад, такая холодная встреча показалась мне более чем странной.

Я подошел к девушке и насильно повернул ее к себе:

– Что с тобой, ты можешь объяснить, что произошло?

Ксения стряхнула мои руки с плеч и гневно взглянула прямо в глаза:

– И у тебя еще хватает совести спрашивать? Ты бросил нас в самую трудную минуту!

Только теперь я понял, что она в принципе права. Я погнался за маниакальным убийцей и оставил их с матерью и братом всего за несколько дней до государственного переворота, о котором знал сам и, кстати, предупреждал царскую семью.

Однако у меня было смягчающее обстоятельство, я сам едва не погиб.