Текст книги "Шатун"

Клыч на слова боготура только вздохнул. Кудесницу он проводит, конечно, с радостью, а вот ехать на выселки ему не хотелось. Обидно ему было. Некоторым везет явно не по заслугам, как этому Данбору из рода Молчунов. Сынок хват из хватов, а сестричад и вовсе шатуненок. Этак они его вдвоем по самую макушку серебром и золотом забросают.

Кудесница Всемила ехала в окружении стражниц на белом коне, хотя в городец, насколько помнил Клыч, она приехала на гнедом. Хорош был белый жеребец – не женщине бы на таком ездить.

– Подарок боярина Драгутина, – завистливо вздохнул Садко. – Белые кони более всех любы Даджбогу.

– А ты откуда знаешь? – удивился Клыч.

– Я выходец из Кривицких земель, – пояснил Садко, – а среди наших родов немало таких, что Даджбога ставят выше Перуна и Велеса. И средь нашей старшины есть ближники Солнечного бога.

– Далеко тебя, однако, занесло от родных земель, – покачал головой Клыч.

– Я легкий, – усмехнулся Садко, – оттого и носит меня по миру. Не нажил я богатства за эти годы. Не у каждого же оборотни в родне.

– Ты меня уверял, что шатуненок сгорел, – сказал Клыч, сразу же определивший, в чей огород бросил камешек мечник.

– Собственными глазами видел, как он вспыхнул факелом, но ведь недаром же говорят, что нечистые в огне не горят и в воде не тонут. На месте Велесовых волхвов я не слишком бы верил Осташу. И братан у него сын оборотня, и сам он родился у Поганых болот, которые давно облюбовала нечистая сила.

– На месте волхвов нам с тобой точно не бывать, – усмехнулся Клыч.

А в отношении Поганых болот Садко, скорее всего, прав. О медвежьем капище, которое стоит на болоте, давно идет дурная молва. Надо бы присмотреться и к Данбору, и к его односельчанам. Выбрали место для жизни, ничего не скажешь! То ли их отцы совсем без голов были, то ли садились в тех местах не без умысла.

Глава 28
ВЫСЕЛКИ

Для Данбора нынешний год складывался не шибко удачно. Нельзя сказать, что жито погорело, но хорошего урожая ждать не приходилось. Да если бы только у Данбора была проруха, а то ведь и у соседей дела не заладились. У Жироха корова пала, у Тучи злые люди коня увели. Туча аж почернел от горя. В лесу тоже нынче уродило негусто, грибов и ягод было много меньше, чем в прошлом году. А это означало, что охота осенью и зимой вряд ли будет удачной. Во всех бедах сельчане винили Шатуна, столь не ко времени нагрянувшего на выселки. Оно конечно, ущерб вышел много менее, чем, скажем, двадцать лет назад, но все равно прореха есть прореха. Вслух Данбора никто вроде бы не винил, но косились недовольно. Как ни крути, а он с тем Шатуном был в родстве. И хоть вершилось все не по Данборовой воле, но тем не менее выбор Шатуна тоже вряд ли был случаен. Вечно недовольный Кисляй, глава многочисленного семейства, бросил в сердцах, что без Молчунов на выселках было бы спокойнее. За Данбора заступился Серок:

– Неурожай ныне ждут по всей округе. У нас на выселках колос больший налился, чем в других местах. У Жироха одна корова пала, а в Маховке полегла чуть не треть стада. А в Уклюйке на свиней напал мор. Вот и думай, благо для нас Шатун или зло. Все-таки если против соседей брать, то мы с вами живем богатенько. Забыли уже, когда у нас голод был.

– Пожалуй, лет двадцать голода не было, – задумчиво почесал затылок подпирающий стену кузницы Туча.

– Пожаров у нас тоже не было, – сказал Жирох.

– Типун тебе на язык, – буркнул Брыль и трижды сплюнул через левое плечо. – Нашел о чем поминать.

– Я это к тому, что зря мы ругаем Шатуна. За последние годы он нам ничего худого не сделал. А если что и случалось, то не по его вине. Говорят, что даже боги не над всем властны, что же спрашивать тогда с Хозяина. Собрались ныне выселковые старшины у кузницы, чтобы решить нелегкое дело. Требовалось заплатить за каганову и княжью заботу. И Велесовым волхвам тоже следовало послать малую толику. А еще лучше пожертвовать не только Велесу, но и Перуну и Даджбогу. Они, может, и смотрят часто мимо выселок, но обижать их не стоит, дабы не навлечь на себя божьего гнева.

– Разве что взять в долг у боготура Вузлева и расплатиться с хазарами, – предложил Туча. – А с волостным князем рассчитаемся уже по зиме.

– Это можно, – согласился с Тучей Брыль. – Князь Рогволд твердо обещал, что серебро отныне в долг будут давать без роста.

– У самого Рогволда в мошне кот наплакал, – покачал головой Жирох, – а берестянские купцы будут ссылаться на разорение и втайне требовать тот же рост.

– С Рогволдом можно рассчитаться натурой, – подсказал Серок. – Серебра ныне и на городском торгу негусто, где же смердам его брать?

– С волостным князем договориться можно, – поддержал кузнеца Данбор, – а вот с кагановыми приказными – вряд ли. Этим серебро вынь да положь. А не положишь, так они скота со двора уведут втрое против того серебра.

С Данбором согласились все, да и как не согласиться, если было такое уже не один раз. Спор зашел о том, с какого двора сколько взять. С Данбора определили взять гривну, против чего он не стал протестовать, хотя доля его оказалась немалой. С Кисляев положили взять три, но тут ор поднялся до небес. Кисляй от имени своих родовичей платить три гривны отказался наотрез, предложив разделить взносы не по дворам, а по родам.

Жироха предложение Кисляя возмутило:

– У Кисляев на выселках пять жилищ, а у Молчунов одно. И числом вас впятеро больше, и земли вам выделили тоже впятеро против Данборовой, а платить вы, значит, будете поровну?

– Не вина Кисляев, что Данборовы отроки рыщут по свету, а не сидят на земле. Сельцо вскормило того же Осташа и того же Искара вскормило, а платы они теперь не вносят. А Кисляи теперь будут отдуваться перед хазарами и князьями!

Как ни крути, но и в словах Кисляя была своя правда. Раз отроки в отхожем промысле, то семья за них перед односельчанами в ответе.

– Две гривны за Осташа Данбор уже отдал, – напомнил Туча.

– Две гривны за Осташа мало, – возразил Кисляй, – а за Искара и вовсе ничего не дали Молчуны.

– А ты спроси те гривны с Шатуна, – ехидно посоветовал горлопану Туча.

Шатуна он, конечно, зря помянул, но ведь Кисляй пошел уже против всякого ряда.

– Сколько, по-твоему, я должен платить за отроков? – посмурнел лицом Данбор.

– Десять гривен за Осташа и десять за Искара, – отрезал Кисляй.

– Эк хватил! – возмутился Жирох. – Столько серебра за отходников сроду никто не платил.

– Так и хазары не брали прежде столько серебра, – напомнил Брыль. – Рогволд тоже, по слухам, увеличит сбор, и Великий князь Всеволод. Если мы все начнем своих отроков по чужим землям распускать, то разорят нас начисто поборами и землю уполовинят. Раз мы не способны платить в каганову и княжью казну, то на наше место найдут более тороватых и разворотливых.

От слов Брыля тоже не отмахнешься. За неуплату, случалось, отрезали и родовые земли, а уж о выселках и говорить нечего. А охотников прибрать к рукам окрестности найдется немало.

Спор о взносах длился бы и далее, но тут прибежал Брылев мальчонка и крикнул:

– Мечники у околицы.

Тут уж не до лая стало. Поначалу думали, что принесло кагановых сборщиков, но мальчонка утверждал, что это не хазары, а мечники. Жирох как староста выселок поднялся первым, остальные двинулись за ним. Мечники, судя по знакам на притороченных к седлам щитам, были боготурские. Ехали они без опаски, сбросив колонтари, не хотелось, видимо, париться в душную предвечернюю пору.

– Здравия вам, мужи, – громко произнес один из мечников. – Да хранят щуры и вас, и ваших домочадцев.

– Здравия и вам, добрые люди, – отозвался Жирох за всех односельцев. – Да хранит вас Стрибог на дальнем пути.

– Путь свой мы уже закончили, – улыбнулся мечник. – Дело у нас есть к Данбору из рода Молчунов.

Толпа вокруг мечников собралась изрядная, всем было любопытно, с чем пожаловали незваные гости, числом которых было пять. Нельзя сказать, чтобы чужие на выселках появлялись редко, но все-таки не настолько часто, чтобы не вызвать живой интерес.

Данбор выдвинулся из-за спин односельцев:

– Да пребудет с вами Велес-бог, мечники. Я тот, кого вы ищете.

– Мы дружинники боготура Торусы, – сказал Клыч, спешиваясь. – Посылка у нас к тебе, Данбор, от сестричада Искара.

При упоминании имени Искара по толпе пронесся удивленный гул. Многие полагали, что шатуненок пропал бесследно. А тут нате вам – посылки шлет своему дядьке, да еще через боготурских мечников.

Клыч передал Данбору вместительный кожаный мешочек. В мешочке что-то звякнуло, заставив насторожиться стоящего рядом Брыля.

– Никак серебро?

– Сто гривен, – охотно подтвердил мечник.

Все так и ахнули, а Кисляй от удивления даже уронил шапку. Данбор принял дар с достоинством и передал Жироху для счета. Староста серебро пересчитал и кивнул головой в подтверждение тому, что названная сумма дошла по назначению. После чего он отдал Клычу двадцатую часть в пять гривен в благодарность за труды, а остальное вручил Данбору.

– Коней ставьте ко мне под навесы, – сказал Данбор, – а стол женщины сейчас накроют.

Мечники, ведя коней в поводу, с охотой двинулись к Данборову подворью. Судя по всему, плата за труды, положенная Жирохом, их вполне устроила, и предстоящий отдых веселил сердца

– Вот вам и шатуненок! – выдохнул полной грудью Кисляй. – Засыплет теперь серебром Данбора. А вы мне еще твердили – десять гривен много!

Растерявшимся от чужой удачи мужам оставалось только чесать затылки да переглядываться. Сто гривен никто в селе не только в руках не держал, но прежде и в глаза не видел.

Вместе с мечниками Данбор пригласил в дом и старшин, которые чиниться не стали и дружно присели к столу. Жилище, надо сказать, у Данбора было немаленькое. Кроме самого Данбора жили, в нем три его младших брата с женами и детьми, которых гости пересчитывать не стали. И без того было видно, что под Данборовым кровом женщины плодят густо. Про Данборова отца старшины знали, что пал он в битве вместе с младшим братом, когда старшему его сыну не было еще семнадцати лет. А второго Данборова дядьку, Веско, заломал Шатун. Но Данбор не оплошал – сумел и младших братьев поднять, и изрядным жиром обрасти за эти годы. Молчуны и прежде не были самыми бедными на выселках, а ныне, после дара шатуненка, размахнутся пуще прежнего.

Расторопные женки уже накрыли на стол. Данбор разлил по чашам медовую брагу. Клыч, перед тем как осушить чарку, от лица всех гостей поклонился Данборовым щурам. Деды-прадеды Данбора хоть и не ходили в ганах и князьях, но все-таки не были последними ни на рати, ни в работе.

– А про Осташа вы ничего не слышали? – не утерпела Данборова жена. И хоть всунулась она в разговор не в ряд, судить ее никто не стал, все же болит по непутевому отроку материнское сердце. У Людмилы кроме Осташа еще четыре сына и две дочери, но Осташ первенец, а потому и смотрит она на Клыча с надеждой.

– Жив-здоров Осташ, – утешил женщину Клыч. – Ныне, по слову кудесника Сновида, он допущен к боготурским испытаниям, и если не дрогнет сердцем, то быть ему божьим ближником.

Женки, стоявшие вдоль стен, ахнули от удивления, а старшина едва не захлебнулась брагой. На что Данбор не человек, а кремень, но и тот застыл с открытым ртом.

– Может, ты про какого-то другого Осташа говоришь? – осторожно заметил младший Данборов брат Лытарь.

– Осташ сын Данборов, с выселок, что у Поганых болот, – пожал плечами Клыч. – Прежде он служил гану Горазду, а после перешел к боготуру Вузлеву. Князь Рогволд обещал отдать за него братову дочь Злату, если он станет боготуром. Я это слышал собственными ушами.

Вот удивил всех Торусов мечник так удивил! Данбор наконец обрел дар речи и предложил выпить за князя Всеволода, Верховного судью в Радимичских землях. Выпили, конечно, отчего же не выпить. Медовая брага не кость, в горле не застрянет. Кисляй, однако, закашлялся, ему медовая брага впрок не пошла. Зависть, видимо, перехватила горло. Судить Кисляя за эту зависть никто из старшин не стал, поскольку – ну как тут остаться равнодушным?

– А с Искаром что? – спросил Данбор.

– Даже и не скажу, – покачал головой Клыч. – Серебро он передал через Осташа, а сам бродит по лесам.

Данбор после этих слов мечника посмурнел лицом. Все знали, что к шатуненку он относился как к родному сыну. Да и прочие из старшин худого слова про Искара не сказали бы, кабы не Шатунова кровь в его жилах. А так не знаешь, что и думать. Вроде всем взял отрок – и разумен, и удал, а все равно не было в сельце к нему полной веры. Опасались и ждали, когда в нем взыграет дурная отцовская кровь. Впрочем, дурная ли? Многие из сидевших за Данборовым столом начали в этом сомневаться. Пока что от шатуненка выселкам только польза. Данбор без спора отдал из полученного от Искара дара двадцать гривен обществу, в качестве отступных за сына и сестричада. Этими деньгами можно теперь рассчитаться и с каганом, и с Великим князем Всеволодом, и с волостным князем Рогволдом, не растрясая при этом своей небогатой мошны.

– Хочу от всех выселок пожертвовать богу Велесу, – сказал Данбор Клычу. – Передай от меня пять гривен своему боготуру, пусть он за нас сочтется с волхвами.

– Благое дело, – кивнул головой мечник. – Ныне славянские боги повернулись к своим печальникам лицом. Осташева доля тому пример. А богиню Макошь мы на днях видели в Торусовом городце собственными глазами.

– Быть того не может?! – ахнул Туча.

– Вот тебе и не может, – хмыкнул Клыч. – Кого хочешь спроси. Видели ее и мечники, и смерды, и простые женки. Спустилась она на ложе к боярину Драгутину. А потом случилось чудо и вовсе неслыханное: вместо одного ложа стало целых пять, и на каждом по богине и боярину Драгутину.

– Стены то появлялись, то исчезали, – дополнил товарища Садко, – сквозь крышу звезды было видно.

– А как богиня выглядела? – спросил Лытарь.

– Женщиной выглядела. Только свет от нее исходил такой, что глазам было больно.

– Больше она обычной женщины, – покачал головой Садко, – много больше. А ложе под ними то сдвигалось в сторону, а то и вовсе по воздуху летало.

Мечники заспорили меж собой, но по всему выходило, что зрелище было из ряда вон выходящим. Старшины от рассказов и споров гостей хмелели даже больше, чем от Данборовой браги. Ты посмотри, что на белом свете делается! Когда это было, чтобы богини спускались на землю?

– Ложе, которое стоит в Торусовом городце, непростое, – пояснил Клыч. – Оно было вывезено Листяной Колдуном из дальних мест, где стояло в главном капище богини. Не для пустых утех сходит богиня на землю, а для того, чтобы поддержать ведунов в их борьбе против пришлого бога, которого каган Битюс хочет навязать всем нам.

– На что нам тот бог! – махнул рукой Брыль. – Наши боги, наши пращуры и наши щуры защитят нас на этом свете и помогут на том.

Брыля дружно поддержали все – и мечники, и старшины. Чудит каган Битюс, кланяясь чужому богу, а того не понимает, что своим постыдным поведением наносит обиду славянским богам и рушит заведенный ими ряд.

– Положено платить хазарам по божьему ряду за защиту рубежей, так мы и платим, – высказал общее мнение Серок, – а в дела городов и весей ганы не должны вмешиваться, это не их печаль. Как завещано дедами и прадедами, так и будем жить. А иначе вспыхнет в наших краях кровавая смута, и мы в той крови захлебнемся.

Под эти слова Серка пустили прощальную братину по кругу. Пора было уже и честь знать, поскольку засиделись старшины за бражным столом далеко за полночь. А время сейчас не то, чтобы без ума пировать, поутру предстоит переделать много дел. Под звезды выходили изрядно захмелевшими и довольными прожитым днем. А ведь поначалу все шло к тому, что старшины рассорятся между собой и втравят в распрю свои семьи. Шатуненков дар махом снял все вопросы и сбросил с плеч почтенных мужей ношу забот. А сбереженное ныне серебро можно будет пустить на латание дыр в небогатых хозяйствах.

– Молчунам самое время ставить новое жилище, – заметил Жирох, вдыхая полной грудью пряный воздух. – Тесновато у них сейчас.

Скажи об этом староста чуть раньше, непременно нарвался бы на отпор со стороны Кисляев и Брылей, ибо новое жилище дает и новые права, и новую долю в общинных угодьях. Но ныне все понимали, что Молчунов теперь не удержишь и лучше все вопросы с ними решать миром да ладом.

– Моя младшая дочь заглядывалась на шатуненка, – вздохнул Брыль, – а я на нее прицыкнул, чтобы поджала хвост.

– Может, зря цыкнул? – усмехнулся Туча. – Шатунова кровь в семье, похоже, к большой удаче.

– Дорогой ценой обошлась Молчунам эта удача, – напомнил Жирох. – И Милица пропала, и Веско погиб. Такая вот она, любовь Шатуна.

– Надо бы принести Хозяину жертву от всех выселок, – понизив голос почти до шепота, сказал Туча.

– А если волхвы узнают про эту жертву?

– А зачем волхвам про нее знать? Она касается только нас да Хозяина. Подбросим подсвинка в медвежье капище да подольем медовой браги. Не обеднеем мы от этого.

– Туча прав, – поддержал соседа Кисляй. – От лишнего поклона спина не переломится. А духам, наверное, обидно, что мы, живя на их земле, ничем им не жертвуем. Может, для того и ходят по свету Шатуны, чтобы мы помнили о тех, кто жил здесь до нас.

– Это верно, – согласился Серок. – Не следует обижать щуров, ни своих, ни урсских.

На том и порешили. Сговорились, что завтра поутру, не поднимая шума, наведаются в медвежье капище и поклонятся Хозяину подсвинком и медом все старшины выселковых семей. А после разошлись под свои кровли, чтобы донести до ушей домочадцев услышанные за Данборовым столом новости. Новости были из того ряда, что сулили в будущем массу перемен. А будут те перемены в лучшую или худшую сторону – покажет время.

Клыч с мечниками задержался в сельце на целый день. И принимали их в Данборовом доме хлебосольно, и коням, проделавшим неблизкий путь, нужен был отдых. Да и любопытно было понаблюдать, как живут смерды вдали от княжьего ока в местах глухих, но непустынных. Ибо, по словам того же Данбора, дичины в округе хватало, был бы только меткий глаз да сильные ноги. Торусовы мечники и сами могли убедиться, что живут здесь люди если не богато, то в достатке.

– Чем от князей дальше, тем жизнь лучше, – хмыкнул все примечающий Садко.

– А чем тебе князь Всеволод не угодил? – удивился Клыч.

– Я в сельцах Великого князя не был, а про Твердиславовы ничего хорошего сказать не могу. Даром что там живут родовичи князя. А есть ведь и другие роды, чьи старейшины не выбились в князья, те живут еще хуже.

– Родовой земли не хватает, вот и достатка нет, – сказал Клыч. – Семьи-то множатся, а наделы прежние.

– И это верно, – согласился Садко. – Только старейшины и на родовых землях жируют, а простолюдины почему-то чахнут.

– Это ты к чему разговор завел? – нахмурился Клыч.

– А к тому, что среди людей надо жить по-человечески. Данбор вот без споров отсыпал общине пятину, и нам отдал двадцатину, и волхвам.

– Щедр уж больно твой Данбор, так он скоро без портков останется.

– Данбор умен, – возразил Садко. – Нельзя жить среди людей и делить с ними только беды. Надо и удачей поделиться. Местные лесовики, между прочим, не только волхвам платят, но и о медвежьем капище не забывают.

– Врешь, – не поверил Клыч.

– Шепнули мне тут, что семейные старшины принесли сегодня жертву Хозяину.

Клыч смердов осуждать не стал. Им тут виднее, кому кланяться, а кому нет. А на медвежье капище любопытно было бы взглянуть. Как-никак, а именно оттуда вышел в люди шатуненок, наделавший много переполоха среди Велесовых ближников.

– Посмотреть, конечно, можно, – покачал головой Садко, – да как бы не набраться в том капище чего-нибудь нехорошего.

– Если боишься – не ходи.

– Может, и боюсь, но пойду, – усмехнулся Садко – Я тоже любопытный, вроде тебя. А духи после принесенной старшинами жертвы сейчас, наверное, добрые и к людям расположенные.

Капище было обнесено солидным тыном, но ворота его стояли распахнутыми настежь. Клыч с интересом глянул на прирезанного подсвинка. Подсвинок еще хранил тепло живого тела, а его кровью были измазаны основания шестов, на которых висели тронутые временем оскаленные черепа. Зрелище даже при солнечном свете было жутковатое, и Клыч невольно поежился. Гнилые зубы ушедших в Страну Забвения Шатунов были густо измазаны медом. Потчевали здешних духов выселковые смерды от души.

Клыч первым нырнул внутрь приземистого жилища и остановился у порога, не рискнув сразу углубиться в пугающую темноту. Садко прерывисто дышал у него за спиной, напуганный, надо полагать, царившей здесь тишиной. Продвинувшись вперед, Клыч обнаружил очаг и, недолго думая, запалил тщательно уложенные там дрова. Вспыхнувший огонь осветил старое жилище, но спокойнее от этого у него на душе не стало. Со всех сторон на пришельцев надвинулись страшные лики, а то, что эти лики были деревянные, не делало их менее свирепыми.

Клыч начал уже потихоньку осваиваться в таинственном и новом для него мире. Страшен был этот мир, но, похоже, не столь опасен, как это чудилось поначалу. Во всяком случае, никто не помешал мечнику осмотреть жилище и заглянуть в самые потаенные его уголки. По некоторым признакам Клыч определил, что еще совсем недавно здесь кто-то жил. Стоявшие в углу глиняные горшки хранили запах варившейся в них похлебки. Что-то блеснуло в свете очага в самом углу, у лежанки, и Клыч, не задумываясь, шагнул туда, пошарил рукой по полусгнившему настилу и вытащил из щели потерянную кем-то вещицу. Вещица более всего напоминала золотую пластину, которыми любят украшать пояса богатые мужи в славянских землях.

– Даджбогов знак, – тихо сказал Садко над самым ухом Клыча.

– Откуда знаешь? – резко обернулся к товарищу мечник.

– Видел случайно у мечника князя Изяслава. Шебутной был человечишка и, кажется, вороватый. Вздумал он этой пластиной хвастаться. А через день его нашли мертвым. Пошел слух, что прогневил он Солнечного бога и был за это наказан. Даже тризну по нему справлять не стали, отвезли в лес и закопали как падаль.

– Из-за пластины?

– Знак это тайный, и носить его вправе только самые близкие к Даджбогу ведуны. Брось ты ее, может, она специально здесь спрятана.

– Кем спрятана?

– Откуда мне знать, – пожал плечами Садко.

Клыч словам Садко поверил, но от своей находки отказываться не собирался. Может, этого Изяславова мечника казнили за то, что он украл эту пластину или убил кого-то. А к Клычу тайный знак попал случайно, и никакой его вины здесь нет. Бросать же священный, по словам Садко, предмет в медвежьем капище – значит, гневить Даджбога. Не исключено, что эту пластину шалопуги сняли с убитого боярина или волхва и спрятали здесь в медвежьем капище.

– Я тебя предупредил, – махнул рукой Садко. – Наживешь беду на свою голову.

Из капища они выбрались без помех и обратный путь проделали удачно, но Садко все равно остался недоволен.

– Отдам пластину боготуру Торусе, – успокоил его Клыч. – Пусть разбирается.

Чем дальше Клыч отходил от капища, тем менее страшным и таинственным оно ему казалось. Ну кланялись там своим богам и щурам какие-то люди, скорее всего урсы, и что с того? Никакого хода в Страну Забвения мечник в капище не обнаружил. Шатуненок, скорее всего, не с нечистыми связан, а с урсами. И об этом следует предупредить боготура Торусу.