Текст книги "Игла в квадрате"

Поцелуй

Надя возвращалась с работы. Июльское полуденное солнце нещадно жгло и слепило глаза. «Хорошо, что на ферме жар сквозняком выдувает», – промелькнула мысль, но тут же исчезла в житейской нескончаемой материнско-супружеской думе женщины.

– Ты чего так поздно? – встретила тринадцатилетняя дочь Катя. – Меня уже полчаса на озере друзья ждут, а купальник не подшит. Фу! От тебя так воняет! Иди умойся!

– Так умыться или купальник подшить? – попыталась улыбнуться мать. – Я на ферме в душ сходила.

– Вот именно! На ферме! Оттуда без запаха не выйдешь, – фыркнула Катя и убежала в дом.

«Переходный возраст», – вздохнула Надежда, зашла в каморку, взяла халат и направилась в «летний» душ.

– Мама, мама! – услышала за спиной плачущий голос младшего сына. – Дима мне приставку не отдает!

– Не плачь, сынок, все решим, я скоро.

Через десять минут на пороге дома Надю встречали уже трое плачущих детей.

– И не надо мне никакое озеро! – всхлипывала Катя.

– Да-ник при-и-ставку раз-би-и-л… – кулаком смахивая слезы, тянул Дима.

– Это не я! Это не я! – перекрикивал всех младшенький.

И вдруг за спиной:

– Отставить бедлам! Отец на обед приехал. У меня двадцать минут. Ты давай, быстро, – поторопил жену Сергей.

…Спустя пять часов усталая Надя опять шла на работу. А еще через пять – домой.

Двадцатиминутная дорога от фермы до дома была практически единственным отдыхом трудолюбивой сельчанки. Извилистая тропка пробегала через старый, еще панский, парк, потом перепрыгивала деревянной кладкой небольшую речушку, устремлялась на Лысую гору и вдруг резко катилась вниз прямо к Надиному огороду. Женщина легко могла пройти этот путь с закрытыми глазами. Уже пробовала – весело получилось: врезалась в деда Федора, решившего порыбачить с утра на «панском» пруду.

– А я туда, а я сюда, а ты все на меня. Думал, сдурела девка: идет – поет – ничего не видит! – пародировал Надю мужчина. – А поешь ты хорошо! Ух, как хорошо! В телевизор бы тебе…

Надежда улыбалась:

– Прости, дед Федор. Я, видно, сон досматривала…

По утрам Надя подкармливала кошачью братию, живущую в заброшенном поместье. Молоко несла из дома: не умела брать чужое. Как-то муж проснулся раньше обычного.

– Ты кому это литр молока несешь?

– Котикам бездомным. Жалко.

– Дура! Где это видано, чтоб доярка на ферму с молоком шла. Все из дому тянешь. Одни убытки от тебя…

Заплакала – и побежала на работу.

Было у Нади и любимое место в привычной дороге – у старого развесистого дуба. Здесь они когда-то уютно располагались семьей во время деревенских праздников, с размахом проходивших в парке.

На сцене организовывалось торжество с награждением лучших колхозников. Деревянная танцевальная площадка ходила ходуном под выплясывающей молодежью. Доморощенный вокально-инструментальный ансамбль «Поворот» выдавал новые хиты эстрады. Грузовые автомобили превращались в богатые лавки. На кузовах, устеленных дорожками и заставленных полками с продуктами, носились разгоряченные продавцы, ругая время от времени неугомонных покупателей. Но никто не сердился: общее веселье делало людей счастливыми.

Надя помнила, как с таких празднеств ее, усталую и радостную, нес на руках папа.

«Легкая, как перышко, доченька моя ненаглядная!» – отвечал он маме, дающей мудрые советы: «Не приучай! Пусть сама идет. Жизнь на руках не понесет…»

Папа… Надя прижалась к покореженному стволу дуба (единственной своей опоре). Закрыла глаза. И вместе с таинственной серой листвой столетнего дерева зашептала-запела:

 
«Ноченька, ты, ноченька,
Прекрати волнение!
Стану я вычеркивать
Все свои сомнения!
Ноченька, ты, ноченька —
Покрывало звездное —
Тайну одиночества
Не разгадывай по мне…»
 

– Прости, друг мой молчаливый! – Надя погладила дуб по шершавой коре и уже на ходу попрощалась: – Завтра свидимся.

Вечерняя прохлада парка, счастливые воспоминания как бы подпитали женщину, придали сил на предстоящие домашние хлопоты.

Осмотрев с Лысой горы очертания по-вечернему облачно-серой родной деревни, Надя вспомнила бабушкину сказку о тучках и солнышке и, как в детстве, уверенно произнесла:

«Солнце есть даже ночью!» – и с высоты горки улыбнулась фонарю возле своего дома: «Спасибо за свет!»

Вскоре, закрывая под этим фонарем калитку, Надя оказалась в плену божественного аромата обнимавшей ее женщины.

– Олька! Ты как здесь?! Почему не позвонила? Да не обнимай меня, а то фермой пропахнешь.

– Не переживай, Надюха, – успокаивала нежданная гостья. – Что естественно, то не безобразно! А запах этот… Ох, как маму мою напоминает…

– Да… Тетя Зина, царствие небесное, всю жизнь на ферме проработала, – перекрестилась Надя. – А хата ваша досмотрена. Хорошим людям ты ее продала… – и, опомнившись, торопливо предложила подруге детства пройти в дом.

За столом на кухне шла жаркая полемика: столкнулись два мира (городской и деревенский) в образах подвыпивших мужей. В комнатах дети громко радовались подаркам от тети Оли.

– Хорошо у вас! Простор! Свежий воздух! А как маттиолой пахнет! – восхищалась у открытого окна гостья. – Как будто машина времени перенесла меня на пятнадцать лет назад! – Повернулась к Надежде, вздохнула сердцем: – Знаешь, а мы останавливались у дома родительского. Тяжело… Что поделать. Всему уход нужен. Погиб бы он со мной… Триста километров – это расстояние. Не наездишься…

– Оленька! – Надя сочувственно посмотрела на подругу, – ты отдохни с дороги. Вот – на диване. Можешь телевизор включить. Я по хозяйству быстро управлюсь и приготовлю что-нибудь. Эх, если б хоть с утра позвонила!

– Все хорошо! Не хлопочи! Продукты мы привезли. С Катей уже и бутерброды, и канапе сделали. Да у тебя столько всего наготовлено! Полный холодильник! Съесть бы за сутки! А ты одна что ли по хозяйству-то, Наденька?

Женщину передернуло. Она уже давно отвыкла от когда-то любимого родительского к ней обращения, да и от имени своего почти отвыкла: на работе зовут «Сергеева», от детей слышит – мама, от мужа – мать или, вообще, – ничего.

– Какое там хозяйство, – засмущалась Надя. – Я быстро! За полчаса управлюсь.

– Да уж… – тяжело вздохнула Ольга. И через час, когда и дети, и мужчины сладко спали, горячо воспитывала подругу:

– Надя, так нельзя! Посмотри на себя! Красавица! Умница! Талантище! А всех на шее своей лебединой тащишь. Сергей – во какой бугай! Да и дети могли бы по хозяйству помочь. Любить себя надо! Больше-то некому… Родители наши радоваться за нас с неба должны, а не горевать, понимаешь, радоваться!

Надя молчала. Было очень больно. Умом осознавала, что Ольга права, но как все изменить, не знала. Душой не знала! Винила только себя: слабохарактерная…

Жгучая боль за пятнадцать лет неудачной семейной жизни, нелюбовь мужа, тяжелый труд доярки, бесконечные сельские хлопоты, потеря родителей – все потекло горячими слезами по загоревшим щекам красавицы Надежды, на мгновенье собираясь в ямочках, и снова – струйками вниз, разливаясь на груди озерцом по тонкому хлопку белого в цветочки платья.

– Прости, подруженька, прости, милая, за слезы мои… Прости за такие «гости»…

– Да что ты! – Ольга взорвалась от негодования. – Завтра я твоим покажу, как мамку любить надо! – И вдруг приказала: – Одевайся!

Надя, перестав плакать, вопросительно посмотрела на подругу, а та продолжала:

– В ресторан едем! В район! Полчаса на сборы, пока такси прибудет.

– Оля, ты что?! Какой ресторан? Мне на работу к пяти!

– Ничего! Утреннюю дойку мы вдвоем быстро осилим. И никаких отговорок! Вот тебе красивое серебристое платье к твоим бездонным серо-голубым глазам. И не забудь распустить шикарные русые волосы!

* * *

– Ресторан работает до трех, – пояснила яркая официантка.

– Великолепно! – воскликнула Оля. – У нас еще целый час впереди! Принесите-ка нам сразу по сто пятьдесят красного французского вина «Шато де Параншер». Остальное – потом. – Когда официантка исчезла, с улыбкой обратилась к сжавшейся, растерянной Наде: – И что вы предпочитаете в это время суток, мадам?

– В это время суток я предпочитаю спать, – попыталась отшутиться Надежда, скопировав у подруги позу небрежной надменности, а потом, вновь съежившись, прошептала: – Ой, Олечка, домой хочу. Страшно как-то мне здесь…

Официантка грациозно поставила на стол бокалы, приняла заказ и снова исчезла. Потихоньку стал исчезать и Надин страх. Рядом с веселой, красивой, надежной подругой она чувствовала себя уверенней. Надя как будто снова превратилась в молодую беспечную девушку. Вино раскрепостило ее, добавив в танцевальные движения легкость и изящество. Надя красиво танцевала. Еще в университете строгие преподаватели отмечали ее пластику и хара́ктерность в танце, ставя в пример другим студентам. Женщина, как когда-то в юности, принимала многочисленные комплименты от мужчин, ведущих ее под медленную музыку в страну романтики и волшебства, и лучезарно улыбалась.

– Ресторан закрывается! – предупредил усталый администратор.

Две счастливые подруги в окружении разговорчивых поклонников, как легкокрылые зарянки, выпорхнули в серую июльскую ночь.

– Я сейчас такси вызову, – Ольга достала из сумочки мобильный телефон.

Пятеро статных мужчин стояли рядом. Вдруг один из них:

– Не волнуйтесь! Вы под надежной охраной! Лучшие тренеры страны в вашем распоряжении! – и галантно разложил на скамейке пиджак. – Присаживайтесь!

– В такси насидимся: сорок минут езды, – отпарировала Ольга, поправив своевольный локон стильного каре.

– Девчонки, а может, еще по городу погуляем? Красота-то какая! У нас соревнования закончились. Завтра, вернее, сегодня вечером уезжаем в Питер, – с улыбкой предложил самый высокий из провожающих.

– Вам в Питер вечером, а нам через час на ферму, – обрезала Ольга.

– Да уж, «доярки»! – шутили, не веря, мужчины. – И на каких это фермах такие красавицы работают?

– На обычных, деревенских, – снова обрезала Оля.

Надя молчала, стараясь скрыть внутреннюю дрожь: тревогу, страх опоздать на работу, угрызение супружеской совести, волнение за детей…

– Вам не холодно?

Кто-то прикоснулся к плечу.

– Нет, – ответила Надя и оглянулась.

Вдруг какая-то неведомая колдовская сила поймала перекрестные взгляды, создала яркую энергетическую вспышку, сотрясла все естество зачарованных мужчины и женщины и с непреодолимым магнетизмом бросила то ли в объятия друг друга, то ли в другое измерение…

– Ах, какой это был поцелуй! – глядя на Надю, восклицала в такси потрясенная Ольга. – Просто французский поцелуй! Как в кино!

– Я… Я десять лет не целовалась, – оправдывалась Надя. – Не знаю, как так вышло. С первым встречным… Даже лица его не помню. Имени не знаю… Стыдно-то!!! – обхватила руками голову. – И что обо мне подумают! Я же никогда и в мыслях мужу не изменяла.

– А ты и не изменила! Вот еще! Да тебе, подруженька моя, в фильмах сниматься надо. Даже спортсмены-провожатые стояли как вкопанные, боясь хоть дыханием потревожить ваш божественный поцелуй, а я так вообще остолбенела! И зря ты тогда университет культуры на четвертом курсе бросила. Сережа, видите ли, и без образования ее любит. Свекрови, видите ли, помогать по хозяйству надо. И где же ответные любовь и благодарность? Где?! Зачахла ты совсем, Наденька. А тебе-то всего тридцать пять! Посмотри на себя! Высокая, стройная, красивая! Модель! Артистка!

Но женщина не слышала подругу. Она смотрела в сине-зеленый июльский рассвет и горячо шептала: «Боже, прости меня! Прости!»

* * *

Прошел месяц. В жизни Нади ничего не изменилось, только хлопот прибавилось: сбор урожая и заготовки на зиму… Изменилось что-то в душе. «Наверно, совесть мучает?» – думала женщина и каждый вечер молила Господа о прощении за тот «грешный поцелуй». Но предатели-сны вновь и вновь будоражили в ее бессознательном затаенное чувство восторга и сладости, полета и невесомости, то поднимая в облака, то качая на лодке-месяце, то расстилая притягательные яркие ковры из ароматных лугов. И везде был он, таинственный незнакомец, мужчина в золотом плаще…

Заканчивая очередную утреннюю дойку, женщина ощутила необъяснимое нежное тепло в груди. И почувствовала за спиной взгляд… Наде хотелось убежать, спрятаться, но куда? Мысли бились в лихорадке. Ноги стали ватными. Казалось, вся кровь прилила к лицу. В висках – барабан. Дрожащие пальцы стали то застегивать, то расстегивать рабочий халат, потом зачем-то стянули с головы косынку и повязали на шее. Шаги… Все ближе. Ближе… Голос:

– А вы и вправду на ферме работаете.

Надя резко оглянулась. Незнакомый, но такой родной мужчина ласково смотрел на нее и улыбался. Женщину пошатнуло! Непроизвольно, как маленькая волнующаяся девочка, она стала кусать губы, безнадежно стараясь спрятать косвенную, но такую очевидную улику на лице.

– Я приехал представиться, милая леди! – протянул руку. – Константин.

– На-дежда, – выдохнула женщина и почему-то вручила протянутой руке ключ от фуражной. Ключ тут же оказался в кармане джинсов мужчины, потом – в другой его руке, из которой выпали и стали медленно отдаляться по звенящей ленте навозного транспортера нежные белые розы…

Неподвижные фигуры людей возбудили интерес живущих под крышей фермы ласточек, которые разом решили изменить место дислокации.

– Ласточки низко – к дождю, – почему-то прокомментировала она.

– К дождю, – повторил он.

Вдруг как по команде мужчина и женщина опустили головы: черные резиновые сапоги и… белые кроссовки.

– Ой! Вы же кроссовки испачкаете! Вам здесь нельзя! Нельзя! Нельзя! – закричала то ли ему, то ли себе Надя…

Лебединое озеро

Елена Ивановна сидела на скамейке под старой яблонькой у заброшенного колодца – единственного напоминания о некогда бывшем здесь хуторе Машкевичей, которых в деревне в шутку называли «панами». Скамейку эту десять лет назад в таком же теплом мае соорудил для нее заботливый муж. Возвращается женщина как-то с работы, а на пороге с хитрой улыбкой супруг встречает: «Леночка, не переодевайся! Надо срочно сходить к озеру». Она даже разволновалась немного, но, прочитав на лице мужа счастливое спокойствие, выдохнула, упорядочивая мысли: «Все хорошо. Это моя повышенная тревожность или просто нервы… Вредно на пенсии работать».

Издали семейную чету встречала ароматом буйного цветения нарядная яблоня, а под ней красовалась новенькая резная скамейка. «Вот, будешь теперь с удобной скамейки на своих лебедей любоваться. Доработаешь этот год – и хватит. Сорок лет у доски – значительный срок. И, хотя ты у меня еще молодуха, поберечь себя надо. Присядь, посмотри, какой живописный вид, просто картина Рылова!» – Константин с любовью приобнял жену.

Вид и вправду был завораживающий: прямо перед глазами – огромное искусственное озеро, которое сразу же после создания, в шестидесятые, облюбовали красавцы-лебеди, причем в таком количестве, что сельчане так и назвали его – Лебединое озеро. Это название не раз становилось предметом для деревенских анекдотов и легенд.

Рассказывали, как-то поехала баба Ядвига к сыну в Москву. А сын у нее – известный ученый. Пришли к сыну гости, такие же ученые, интеллигенты. Стали обсуждать культурные новости столицы. Баба Ядвига молча слушала, боясь ляпнуть что-то не в тему, чтоб сына не опозорить. Но вдруг один из гостей завел разговор о балете «Лебединое озеро» в новой постановке. Все внимательно слушали, потом обсуждали смелые решения молодого балетмейстера… А заботливая невестка, обратившись к молчавшей свекрови, воскликнула: «Ядвига Александровна, надо непременно сходить на “Лебединое озеро”, завтра же куплю билеты!» И тут баба Ядвига не выдержала: «А мы в деревне и безо всяких билетов каждый день на Лебединое озеро ходим. Приезжайте, милости просим!»

С тех пор деревенские мужики, собираясь ранним утром на рыбалку, отвечали с напыщенным видом на ворчание жен, перечисляющих «горящие» дела по хозяйству: «Надо непременно сходить на Лебединое озеро…» И жены с подковыркой: «Ишь ты, “ителегент”», – прекращали свое ворчание.

Елена Ивановна, закрыв глаза, наслаждалась сладкими воспоминаниями и гладила худенькой дрожащей ладонью скамейку, как будто рядом был муж, ее любимый и единственный Костенька… Звук приближающегося трактора вернул женщину в реальность. Елена Ивановна подошла к яблоньке и, вдыхая нежно-сладкий цветочный аромат, прошептала: «Жизнь, жизнь… Что ты есть? Яркие мгновения или серые будни, высокопарные фразы или скромное молчание… Что ты есть, жизнь? Рождение-цветение-угасание…»

– Доброго утречка, Елена Ивановна! – поздоровался с женщиной спускающийся с горки лучший тракторист СПК, ее бывший ученик, Сергей Дроздович и, погладив шершавый, с глубокими бороздами на коре, ствол дерева, добавил: – Даже старая яблонька становится цветущей невестой в счастливую пору…

– В счастливую пору… – эхом отозвалась женщина и, спохватившись, поздоровалась: – Доброе утро, Сережа!

Посмотрела внимательно на коренастого мужчину и отметила про себя: «Совсем взрослым стал. Богатырь! Как и не бывало того ученика-сорванца с яркими веснушками на носу… Жизнь, жизнь… Побег из детства». Произнесла вслух, сочувствуя:

– Рано ты на ногах, сынок!

– Да мы привычные, Елена Ивановна! Кто рано встает – тому Бог подает… Поле ждать не будет. Упустил минуту – потерял урожай… У меня в воскресенье первый за три месяца выходной выпадает. Так мы с женой в район поедем. Если вам надо чего в городе, можете с нами съездить. Детишек с собой не берем, к матери отправим: пусть порадуют бабушку в воскресенье. Так что места в машине много.

– Благодарю, Сереженька! Вроде ничего в районе и не нужно…

– Еще два дня до воскресенья-то. Звоните, как надумаете.

– Позвоню в субботу. Спасибо, что не забываешь старуху, – женщина пошатнулась и присела на родную скамейку.

– Да вы еще о-го-го, Елена Ивановна! Гляжу на вас и вижу, как стоите у доски перед портретом Пушкина и стихи читаете. А мы, ученики, сидим открыв рот за партами, очарованные вашим красивым голосом… Потому и Пушкина полюбили… Из-за любви к вам! А помните, как ваш Андрей рэп на письмо Онегина написал? Мне неделю ладони горели! Хлопал от души! Андрей ваш – огонь!.. Давно не приезжал. Как он там, в Германии-то?

Болящий холод пробежал по телу женщины: сын месяц не звонил и не писал… «Да все хорошо у Андрюши. Вчера общались по скайпу, – избегая лишних вопросов, отведя глаза соврала Елена Ивановна. – Привет тебе передает. Обещает приехать в июле».

– Ох и закачу я ему встречу! Друг детства все-таки, хоть и немцем заделался… – попытался пошутить Сергей, но, почувствовав неловкость любимой учительницы, пробасил: – Работа ждет. Поеду я. А вы, Елена Ивановна, не грустите. Андрей слово держит: сказал, что приедет в июле, значит приедет.

Дымок трактора растворился в воздухе. «А может, жизнь – это всего лишь дым», – вздохнула женщина и направилась домой.

Родная двухэтажка тонула в цветущих деревьях. Когда-то четыре семьи колхозных специалистов и сельской интеллигенции отмечали здесь новоселье и вскоре стали одной большой дружной семьей. Теперь в доме тихо коротали свой век четыре одиноких вдовы. Только по праздникам и в летнюю пору оживала двухэтажка: к соседкам приезжали внуки, которых добрая бабушка Лена считала родными: маленьким рассказывала сказки, выслушивала подростковые страдания о первой любви, пекла для всех вкусные пирожки… Но, к сожалению, празднично-летнее счастье очень быстро растворялось в обыденности, согревая одиночество женщин только на вечерних посиделках и в ночных воспоминаниях. «Лишь дым…» – повторила Елена Ивановна и вошла в пустую квартиру. Дрожащими руками взяла ноутбук, подаренный сыном три года назад, открыла скайп и нажала вызов. Но ответа не было. «Где же ты, Андрюшенька?» – вопрошала женщина, глотая слезы. После пяти неотвеченных вызовов Елена Ивановна подошла к иконке и стала молиться, взывая всем сердцем к Николаю Чудотворцу: «Святой Николай, спаси и сохрани сыночка моего Андрея! Помоги ему в минуту трудную! Направь на путь истинный! Избави от искушений… Спаси и сохрани!» Зазвонил домашний телефон. Женщина вздрогнула. Сердце забилось еще быстрее. Она стала бояться телефонных звонков три года назад, после смерти мужа… Восьмого мая в девять часов двадцать две минуты позвонили из районной больницы. Молодой женский голос с прискорбием сообщил: «Сделали все, что могли…» Больше она ничего не слышала. Рванулась в больницу. К нему, к любимому! Подкосились ноги… Упала… Тогда, на похороны отца, и приезжал Андрей. Три года назад…

Телефон все звонил и звонил… А Елена Ивановна не могла ни пошевелиться, ни вдохнуть…

– Лена! – крик вбежавшей соседки Светы громом окатил всю трехкомнатную квартиру. – Живая! Слава богу! – Пристально посмотрела на подругу: – Сильно прихватило? Я сейчас, родная, помогу!

Дав обессилевшей женщине нитроглицерин, Светлана охала и причитала:

– А я звоню, звоню! А ты не отвечаешь! Ох и передумала всякое… Пусть оно там и останется, – сплюнула через левое плечо. – Хорошо, что договорились не закрывать входные двери! И хорошо, что ключами обменялись. Мало ли что… Дети по далеким городам разъехались, а твой и того дальше… Я чего звонила-то. Завтра же у тебя, Леночка, день рождения! Может, на Лебедином озере отметим? Наготовим вкусностей, возьмем скатерть-самобранку… Так что откладывай болеть. Готовиться к празднику надо!

– Спасибо, Света, – тихо поблагодарила подругу Елена Ивановна, – но как же я на озеро пойду… Сынок позвонит, а мама не ответит… На озере ведь вайфая нету… Давайте лучше у меня соберемся. Поспокойней мне будет. А на озере Лебедином я и так каждое утро бываю.

– Да кто ж не знает, что кормишь ты, сердечная, по утрам лебедушек! Так чего я и предлагаю дневное празднество на Лебедином. А сын по вечерам тебе звонит, – Светлана посмотрела на портрет Андрея и глубоко вздохнула: – Да всегда ли помнят дети дни рождения наши… Жизнь у них стремительная слишком. На календари и не смотрят. Все бегом, бегом… Да и календарей у них теперь нету… По интернету живут.

– Мой Андрюша помнит! – уверенно произнесла Елена Ивановна и почему-то второй раз за день соврала (чего не сделаешь, чтобы показать своего ребенка в лучшем свете): – Вчера по скайпу созванивались, сказал, что песню мне по радио заказал. Так что слушайте завтра в 19:00.

– И как это он из Германии песню здесь заказал? – засомневалась соседка.

– А я почем знаю. Нынешнее поколение не мы: все может. Информационные технологии!

– Ну, раз технологии, тогда с радостью песню послушаем! – искренне улыбнулась Светлана. – Вместе за праздничным столом и послушаем! Пойду я. А ты не болей больше, подруга! Все же хорошо! Если что – звони.

Елена Ивановна, проводив сердобольную соседку, вновь подошла к ноутбуку. Набрала. Сын не ответил. «Ох, сынок-сынок… – с горечью произнесла женщина. – Где же ты, родной? Хоть бы все хорошо у тебя было! А за меня не волнуйся! Справляюсь, слава богу… А песня?.. Будет песня! Только будет ли звонок?..

Женщина нашла в записной книжке номер областного радио (остался со времен председательствования в школьном профсоюзе) и позвонила. Заканчивая разговор, со смущением напомнила менеджеру: «Не забудьте, пожалуйста, сказать, что песня – подарок от сына Леонова Андрея!» – «Не забудем, не волнуйтесь, Елена Ивановна!» – ответили на том конце провода и повесили трубку. «Что наша жизнь?.. – вздохнула женщина, глядя на телефон. – Игра… Что ж, буду готовиться к приему гостей. А замешу-ка я пироги!»

Рано утром Елена Ивановна быстро сбегала к озеру, покормила лебедушек. После обеда накрыла пышный стол в гостиной. В 19:00 подруги, затаив дыхание, слушали радио. Песня прозвучала.

– Вот это сын! – восхищались соседки за праздничным столом. – Это ж надо! С далекой Германии для мамы такой подарок приготовил! Небось вся область слышала! А наши-то сыновья, – сокрушались женщины, – в лучшем случае розы протянут и «С днем рождения, мама» добавят. Счастливая ты, Ленка! – Елена Ивановна улыбалась, искренне расхваливая сыновей подруг.

Вечером, оставшись одна, именинница рассматривала семейный альбом. Каждая фотография вызывала живые воспоминания. Женщина то улыбалась, то смахивала слезу. Снова набрала номер сына по скайпу. Ответа не было. Елена Ивановна прижала к сердцу фотографию Андрея, стараясь отдать все тепло из сакральных глубин вселенской божественной связи: мать и дитя.

Женщина не спала всю ночь. Ждала звонка. Она корила себя, что, видно, чего-то недодала своему милому чаду. А как он ревновал ее, маму-учителя, к другим детям! «Прости меня, Андрюша, – шептала в отчаянии мать, – прости, сыночек мой единственный…»

Елена Ивановна ярко вспомнила июльский день 1988. В их деревне умерла роженица. Пьяница-муж, рыдая над покойницей, причитал: «И что же мне теперь с дитем делать, женушка?! Пропадет ведь со мной… Отдать в приют придется кровинушку нашу…»

На третий день после похорон приехали из районо. Крохотный Андрейка валялся в каком-то тряпье, пьяный отец валялся рядом, на полу. Горе-отца привели в чувства. Ребенка забрали. Через два дня отец написал отказную. А через неделю сам «сгорел» от боли и водки…

Вся деревня горевала над судьбой бедного малыша. Елена Ивановна, потрясенная страшной трагедией семьи односельчан, светлым июльским вечером обратилась к мужу:

– Костенька, не дает нам Бог детей. Видно, после проруби проклятой… Может, возьмем ребенка себе?

Костя сжал кулаки. Тот страшный декабрьский день, когда его Ленка спасла на Лебедином озере двух сельских мальчишек, решившись прокатиться по первому ледку, стал для мужчины многолетней болью. Помнил Константин, как его молодая жена после проявленного на проруби героизма месяц лежала в больнице…

– Ты у меня святая, Ленка… – только и прошептал мужчина.

Через две недели в их семье появился малыш, милый Андрюша…

* * *

– Сынок, сыночек мой… – нашептывала женщина на экран ноутбука, с которого смотрел на нее красавец-сын.

* * *

…На следующий день деревню облетела новая легенда: лебеди у озера отпевали почившую Елену. Стали вокруг скамейки, развели крылья в стороны и головы склонили перед своей верной добродетельницей, оставившей навечно свой последний взгляд на Лебедином озере.