Текст книги "Игла в квадрате"
Автор книги: Сергей Трахименок
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Отдай мне его!
– Как это? – остолбенела я.
– Отдай мне его! У него будет все, что он пожелает!
– Как это – отдай? А я? – жалобно пролепетала я.
– У Кати никогда не будет детей. А я никогда ее не брошу. Ты еще будешь счастлива, я знаю. Ты умеешь быть счастливой. Ты выстоишь в любой схватке с жизнью. А я теперь не смогу без него жить, – и он вдруг заплакал.
В этот момент я испытала вселенское одиночество. Я не могла представить, что моего ребенка могут любить отдельно от меня, я не могла представить, что после всех наших жарких ночей окажется, что Катю бросить нельзя, а со мной можно сделать все что угодно, даже приехать и потребовать – отдай Ваньку.
Я не знаю, почему я не ударила его в тот момент, не закричала, не упала в обморок – не сделала ничего такого, от чего мне стало бы легче. Возможно, меня остановили его слезы. Я только бросила ему:
– Ты можешь переночевать в моей хате. Я с Ванькой уйду к сестре. Я подумаю – чуть позже, – можно ли будет тебе встречаться с ребенком, или я сочту более благоразумным и безопасным для него, да и для себя тоже, держаться от тебя на приличном расстоянии. А на сегодня наше свидание закончено, – холодно отрезала я.
У меня внутри все дрожало – от боли, обиды, негодования. Но я нашла в себе силы: с внешним, показным спокойствием (я научилась этому за прошедшие полгода, и это стало самой большой моей победой над собой) собрала вещи, посадила Ваньку в рюкзак, который под его тяжестью прилично оттопырился, и направилась к Тоне – огородами.
– Женя, подожди, – кричал вдогонку Андрей. – Ну давай все обсудим спокойно. Хочешь, мы зарегистрируем наши отношения на год.
– Спасибо, – сквозь зубы ответила я. – Это очень благородно с твоей стороны.
Утром, когда мы с Ванькой вернулись в хату, Андрея уже не было. На столе лежала стопка долларов, прижатая будильником. Я не стала ее пересчитывать. Письма рядом не оказалось.
В конце октября мы с Ванькой засобирались домой. Я поняла, что во мне не осталось былой боли. Я смогла отстраненно думать обо всей этой истории, словно она случилась не со мной. Я стала часто вспоминать родителей, мне захотелось, чтобы они увидели, каким большим и умным стал Ванька. Мы собрали богатый урожай с Тониной плантации. Приезжали Тонины дети – Костя и Танечка. Баба Аня больше при мне так и не появилась. Мы дружно копали картошку, делали заготовки из всего, что только можно было заготавливать. Мне почему-то очень нравилось плести длинные косы из тугих луковиц.
Ванька стал совсем большой. Он научился громко смеяться и делать «ладушки». Когда он приходил в восторг, то кричал громко: «Э-э-э!» Недовольство же выражал более длинной фразой: «А-ды-ды!». Его любимым занятием стало раскачиваться на четвереньках, потом делать рывок вперед и шлепаться на пол, потом он снова вставал на четвереньки и все начинал сначала.
Тоня с Виктором проводили нас на своем трофейном уазике до вокзала в Артемовск. Тоня почему-то плакала на перроне. Я тоже утирала слезу. По счастливой случайности мы с Ванькой снова оказались в вагоне усатого дядьки со свирепым лицом и доброй улыбкой. Он весело подмигнул нам и, глядя на розовощекого Ваньку, сказал:
– Я вижу, вы зря времени не тратили. Жизнь наладилась, не так ли?!
Анатолий Матвиенко
С ОПТИМИЗМОМ И НАДЕЖДОЙ
Анатолий Евгеньевич Матвиенко родился в 1961 г. в Минске. По образованию – юрист, кандидат юридических наук. Служил следователем, преподавал в учебных заведениях МВД СССР. После распада Советского Союза сменил несколько профессий. В настоящее время – директор Центра популяризации литературы Союза писателей Беларуси.
Анатолий Матвиенко – автор более 30 книг в жанрах фантастики, детектива и военно-исторического романа, вышедших в Беларуси и России: трилогия «Наше оружие», роман «Тайная Москва», цикл детективов «Алло, милиция?» и др. Серии «Будни самогонщика Гоши» и «Мастеровой» созданы в соавторстве с Анатолием Дроздовым. Произведения Анатолия Матвиенко публикуются в литературно-художественных журналах «Неман», «Новая Немига литературная», газете «Літаратура і мастацтва» и других периодических изданиях.
Рассказы «Подбросьте меня домой» и «Марсианское яблоко», вошедшие в сборник, – фантазии на тему освоения Солнечной системы в ближайшие десятилетия. Оба произведения проникнуты оптимизмом и надеждой на сотрудничество различных стран и народов Земли при изучении ближайших космических тел. Еще один рассказ – «Огневой дракон» – это, вероятно, первое в белорусской художественной литературе произведение, посвященное Казимиру Семено́вичу – величайшему изобретателю в области артиллерии и ракетной техники, родившемуся на белорусской земле.
Подбросьте меня домой
Огненное действо завораживает, особенно в ночи. Поэтому для казни на костре выбирают темное время суток.
В предутреннем сумраке на площадь Кампо-деи-Фьори проследовала процессия молчаливых мужчин в одинаковых рясах. Капюшоны скрыли лица, придавая фигурам зловещий вид.
Богохульника велено умертвить без пролития крови. Иными словами, человека сожгут заживо, чтоб страдания искупили грехи.
Костер горел вяло. Когда пламя охватило одежду, дым заполнил легкие, а чудовищная, нестерпимая боль увеличилась стократ, осужденный вскинул глаза к светлеющему небу с абрисом Луны. Если он о чем-то сожалел, покидая этот мир, так только о невозможности взглянуть на земной шар со стороны, увидеть гармонию небесных тел и тем самым убедиться в правильности своих суждений, за которые отправился на казнь…
…Четыреста тридцать лет спустя двое людей достигли Луны, но чувствовали себя немногим лучше умиравшего на костре. Корабль Чанчжэн-Ангара-12 падал на бугристую поверхность, беспорядочно кувыркаясь в пространстве.
В отличие от костра на римской площади, все произошло очень быстро. Российский космонавт с китайским тайконавтом едва успели перевести отвесное падение в пологое. Гигантский волчок вспахал борозду в лунном грунте и затих, лишенный тепла, энергии, воздуха. Главное – оставшийся без связи.
Через трещину просочилась лунная пыль. Ее кристаллики собрались внизу и задорно поблескивали на уплотнителе иллюминатора.
Командир судорожно сглотнул слюну. От перепадов давления – сначала разгерметизации, потом восстановления из баллонов скафандра – в ушах немилосердно трещало. Следующим звуком был голос напарника:
– Ты цел, кэп?
Руслан осторожно набрал полную грудь воздуха. Тело отчаянно жаловалось – правый бок как сплошной синяк.
– Местами цел. С приездом на Луну, напарник.
Перекошенный от удара люк они открыли, упираясь ногами изнутри. Сапоги скафандров на полпальца ушли в лунную пыль.
– Красиво, кэп.
Точно. Лунный пейзаж потрясает, пусть виденный тысячу раз на фотографиях с предыдущих экспедиций. Даже солнечный диск над лунным горизонтом и уютный шарик Земли в зените выглядят как-то иначе, чем из иллюминатора, обрамленные россыпью звезд, словно драгоценные камни на фоне мелких бриллиантов.
И в этой красоте придется умереть.
– У Робинзона были вода и воздух. Сколько хочешь, – в наушниках отчетливо слышалось, что голос китайца погрустнел. – Если обзовешь меня Пятницей, кэп, обзову тебя расистом.
– Ладно, Четверг, смотрим, что уцелело.
С целеустремленностью луддита тайконавт отодрал панель инструментального отсека.
– Емкости с виду в норме… Кэп! Взорвалось после расстыковки с «Хуанхэ»?
– Надеюсь, грузовик не поврежден. Так что есть два пути – достучаться до Земли или заарканить наше сокровище.
Сосредоточенная физиономия Ли едва проглядывала через стекло шлема. Мелкий китаец отличался почти европейскими чертами лица, кроме характерной для азиатов формы глаз.
Ревизия показала: воздуха хватит дней на пятнадцать. Если повезет (а после неудачи на посадке их должно просто распирать от удачливости), получится добыть с глубины кристаллический лед. Тогда воды и кислорода достаточно.
Помереть предстоит от голода.
Устраиваясь в кресле для отдыха, Руслан поправил кабель от запасных аккумуляторов, что питали обогрев скафандра. Напомнили о себе ушибы при посадке.
– Ли… Пока работали, я не обращал внимания…
– На что, Рус?
– Не знаю. Выкручивал решетку антенны, чувствую – ты рядом. Поворачиваюсь – нет тебя, ты с другой стороны.
– Словно кто-то третий за нами подглядывает, – резюмировал китаец. – То ли еще будет, когда в мозгах помутится от голода.
Они позволили себе четыре часа сна.
Если надеяться на помощь Земли, нужно спать как можно больше – во сне потребности снижены. Но до Земли около четырехсот тысяч километров, а прямо над головой летает спасение – грузовик «Хуанхэ». По плану, экипаж должен был пробурить скважины и определить место с максимальным количеством подлунного льда. Потом полагалось посадить «Хуанхэ» в беспилотном режиме.
В этой части Луны наступила долгая ночь, она длится две земных недели. Эта ночь гораздо светлее земной: родная планета ярче лунного диска, да и звезды сияют ярче, их лучи не увязают в атмосфере. Но уцелевшие солнечные батареи бесполезны, половина аккумуляторов вышла из строя…
Отработанная на Земле и крайне неприятная ситуация – выживание на безлюдном космическом теле около разбитого корабля – стала для них реальностью.
Руслан вытащил из корпуса покореженный кар. Его радиостанция рассчитана на связь с дистанции полутораста километров. Столько же до «Хуанхэ», когда его звездочка будет чертить линию в вышине. Нужно успеть задать полетную программу, чтобы грузовик еще раз обогнул Луну, и автоматика вовремя включила тормозные двигатели.
– Как успехи, Рус?
– Передатчик живой. Как ты думаешь, нас далеко унесло на запад?
– Километров полтораста. Плюс-минус пятьдесят, – слышно было сопение Ли, он усердно орудовал буром в поисках воды. – Мы точно не выскочили за Море Спокойствия, там дальше сплошь скалы и цирки.
И где-то лежат посадочные модули «Аполлонов». Толку с них… Нет герметичного отсека, где можно открыть забрало, перекусить. Да хотя бы спину почесать!
Наконец, на внутренней поверхности остекления шлема побежали символы об установлении коннекта с грузовиком. Руслан едва сдержал волнение…
– Что там, кэп? – бросил работу Ли. – Вижу его! Идет с востока, красавчик!
– Есть… Вижу интерфейс «Хуанхэ»!
Обеспокоенный паузой, китаец спросил через пару минут:
– Не томи, кэп. Удалось?
Вместо ответа Руслан подошел к товарищу и положил ладони в перчатках ему на плечи.
– Беда… Комп «Хуанхэ» отвечает – нет приоритета доступа.
Узкие глаза азиата тревожно расширились.
– То есть… Командир, это получается – отдана команда из ЦУПа… Мы в ловушке!
– Хуже, – проскрипел командир. – Нас списали.
– Не может быть! – взвился китаец.
– Вспомни «Челленджер». Когда он рванул, с его экипажем пробовали связаться? Искали обломки, не торопясь. Мы не знаем, что передали камеры «Хуанхэ». Взрыв. Радиосигнала нет. Нас считают покойниками.
Руслан и Ли теперь практически все время проводили в креслах. Каждое движение, каждый вздох, каждый удар сердца транжирили невозобновимые запасы.
Голод, буквально разрывавший изнутри, скоро поутих. Тела смирились с отсутствием еды.
Потом Ли сделал отличную штуку, позволявшую смешать питательный концентрат с жидкостью и подать через клапан в скафандр. Руслан, не желая отставать от подчиненного, сумел добыть из грунта грамм триста воды. Ее можно выпить. Или разложить на кислород и водород, если хватит заряда в аккумуляторах.
Понимая, что уже ничего не изменить, Руслан без особой причины вылез на поверхность. Шли шестые земные сутки после аварии.
Семье, наверно, уже сказали. Чиновник Роскосмоса с постной физиономией промычал: «Мы сохраняем надежду, пытаемся восстановить связь…»
Руслан вытащил фотографию дочки. В каждый полет он брал с собой этот бумажный снимок, где Галочка совсем маленькая, лет шесть. Она стоит, бесконечно гордая, на фоне двух слонов в цирке на Цветном бульваре.
Она уже никогда не спросит, встретит ли ее папка из школы. Потому что не встретит никогда.
Однажды Мария, когда дочка будет в школе, снимет со стены мужской велосипед. Потому что Галочка больше не поедет с папой по Звездному.
Он был уверен, что Галочка не забудет его, сколько бы ни прошло лет. Они невероятно близки, связаны невидимо, но чрезвычайно крепко. Это бывает, когда дочь похожа на отца: такая же невысокая, крепкая, чернявая, с упрямо вздернутым маленьким носом.
Глядя на детское лицо между двух хоботов, Руслан остро чувствовал – ему не так страшно умирать самому, сколько оставить навсегда своего ребенка.
Неожиданно прозвучал незнакомый голос.
– Ваши живописцы достигли изумительного мастерства, синьор.
Вот так сходят с ума. От отчаянья, от безысходности, от близости неминуемой гибели.
Возле корпуса разбитого корабля стоял немолодой мужчина в чрезвычайно странной, старомодной одежде. Без скафандра. При температуре минус полтораста по Цельсию.
Приглядевшись, Руслан заметил, что сквозь силуэт аборигена пробивается свет ярких звезд. Это успокоило. Значит – голографический, всего-навсего дурацкий розыгрыш китайца.
– Ли! Ко мне. Срочно!
Пока напарник выбирался из спускаемого аппарата, мужчина стоял недвижимо. Он был одет в кожаный жилет поверх темной сорочки с высоким воротом, на плечи накинут плащ.
– Да, кэп… А это кто?!
– Да вот, гуляет. Вдруг – твой знакомый.
Непонятный субъект снова заговорил.
– Прошу прощенья, синьоры. Надеюсь, не оторвал от трудов? Не будете ли вы так любезны позволить мне составить вам компанию?
Его выспренняя и несколько старомодная речь, хоть и прозвучавшая на современном английском, ввела в замешательство обоих.
– Рус… ущипни меня… Или ударь… Кто это? Что это?!!
Шутка зашла слишком далеко и перестала быть шуткой.
– Позвольте развеять недоразумение, синьоры. Меня зовут Филиппо. Искренне рад, что вы спокойно приняли мое появление. Раньше… Сюда прилетали другие. Я пытался с ними говорить – тщетно. Они испугались и покинули Луну.
– Ли! Вот тебе причина, почему американцы свернули программу «Аполло», – космонавт обернулся к призраку. – И как вам на Луне, синьор Филиппо?
– Одиноко. Скучно. Располагает к рассуждениям и размышлениям. За четыреста лет привыкаешь ко всему.
– Значит, вы родились здесь, четыреста земных лет назад?
– Отнюдь! Родился я на Земле. Увы, синьоры, в тысяча шестисотом году меня сожгли на костре.
– Четыреста тридцать… – машинально уточнил Ли. – Сейчас две тысячи тридцатый. Как говорят в Европе – от Рождества Христова.
– А вы не верите в Христа? – живо отреагировал загадочный субъект. – Точно как те, что оставили странные знаки с полосами и звездами. Они постоянно молились какому-то своему богу, вместо «спаси Господи» говорили «Хьюстон, у нас проблема». А вы – веруете?
«Я – нет, – подумал Руслан. – А мой товарищ верит в Святой Юань».
– Ю-ань, – по слогам вымолвил Филиппо. – Никогда не слышал про такое божество. Много, наверно, изменилось на Земле.
– Я же не говорил… – Ли обернулся к командиру.
Оба поняли – покойник читает их мысли. Думать надо потише!
Филиппо разразился пространной тирадой о ложном культе Христа, о великом едином Боге, о котором знали еще египтяне, прочих материях, видимо, весьма актуальных в шестнадцатом веке. Командир земного экипажа прервал монолог.
– Так вы еретик, синьор. Не удивительно, что вас сожгли, как Джордано Бруно.
Широкую улыбку на лице Филиппо-покойника заметили оба путешественника.
– Воистину лестно, что это имя помнят столько веков спустя. Мне не нравится прозвище «Джордано». Крещен я был как Филиппо Бруно. К вашим услугам, синьоры.
– Но как вы попали на Луну?! – простонал Руслан.
– В сущности, так же, как и вы. У вас имелась ракета, поэтому сумели добраться сюда живыми. Перед тем как испустить дух, я обратился к Единому Богу и умолял его… Он мог спасти меня от костра, загасив его ливнем. Но Всевышний узрел более сильное желание: увидеть Землю с высоты Луны. Молитва или ракета – не столь значимо, синьоры. Гораздо важнее захотеть.
У последней черты, в компании давно усопшей знаменитости, уместно было обсуждать только возвышенные материи.
Пару раз Филиппо показывал настоящие фокусы. Он вдруг растворился в сумерках, в таком полупрозрачном виде проник в спускаемый аппарат и вернулся наружу при затворенном люке, впитываясь в стенку, как вода в губку.
– Если так, вы же, наверно, способны вернуться на Землю, – заметил Ли.
– Не исключено. Но не буду.
– Земля изменилась, – уверил его Руслан. – На месте вашей казни стоит ваш же памятник, а католическим властям крайне неловко, что погорячились.
– Рим по-прежнему под папским игом?
– Нет! – улыбнулся космонавт. – Италия едина. Флоренция, Рим, Милан, Сицилия – теперь это одно государство. А на площади Святого Петра происходят митинги мусульман.
– Что же требуют мусульмане? – удивился Филиппо.
– Как что? Пристроить к собору Святого Петра минареты.
– Немыслимо… На это, пожалуй, и я бы не против посмотреть.
Периодически призрак исчезал. В головах пропадало ощущение, что кто-то постоянно заглядывает через плечо.
– Мне трудно поверить, кэп, но этот чудак здорово отвлекает от мыслей о неизбежном, – сказал Ли во время такой отлучки. – Вы рассказываете ему про Землю, чтоб отправить в ЦУП с посланием?
– Представь его силуэт на фоне дисплеев и голос в головах: синьоры, простите великодушно, что потревожил, но двое других синьоров ждут вас на Луне.
– Всю смену отвезут в психушку.
– А теперь ему и здесь не одиноко. Кончится пища – будем летать над лунными цирками втроем.
– Чепуха, – отмахнулся Ли. – Застрявший – большая редкость. Душе полагается идти на перерождение.
– От кого я слышу! Ты же коммунист.
– Да… Но в первую очередь – китаец. Я верю в реинкарнацию. И в лунного зайца Юйту, что дарует бессмертие. Надеялся – вдруг увижу, как Юйту толчет в ступке волшебное зелье…
Во сне Руслан увидел Галочку, ей лунный заяц совал в рот какое-то снадобье, а он, отец, бежал со всех ног и орал: «Не глотай, оно не одобрено Минздравом…» Проснувшись, космонавт устыдился этих бредней и полез наружу, где терпеливо ждал покойный итальянский монах.
– Филиппо! Видите яркую звездочку, что ползет прямо над головами?
– О да… Ваш экипаж, что крутится вокруг Луны.
– И в нем спасение. Если нажать на любую клавишу на специальной доске, как у клавикордов, экипаж начнет мне подчиняться.
– На расстоянии? – Джордано Бруно примолк на минуту, потом до него дошло, куда клонит Руслан. – Вы желаете, синьор, чтоб я пробрался в небесный экипаж?
– Вряд ли это осуществимо. Грузовик летит с огромной скоростью.
Он изучил упрямый характер итальянца. Изысканно вежливый, тот обожал противоречить по любому поводу. Поэтому Руслан сделал «ход от противного».
– Скорость – не препятствие, – мягко возразил призрак. – Я никогда не поднимался над Луной высоко. Увы, это иллюзорное существование – все, что у меня осталось. Четыреста лет я разговаривал только с собой. Проникся мудростью вечности… Но мудрость в отрыве от единомышленников ущербна. Как же продвинулась научная мысль на Земле!
– На «Хуанхэ» большая библиотека. Главные же собрания на Земле.
– На Земле… Там когда-то был мой дом, – в голосе призрака, обычно довольно бесцветном, колыхнулась тоска. – А Луна так им и не стала. Я попытаюсь помочь вам, синьор Руслан.
– Вы уверены?
– Нет… Но именно сомнения и ошибки делают меня немного живым. Объясните, что я должен нажать на клавикордах?
…Через сорок часов «Хуанхэ» вдруг сообщил на Землю: «Начинаю торможение и посадку в Море Спокойствия в ручном режиме». Еще через полчаса открылся люк. Джордано Бруно, небрежно развалившись, восседал в кресле оператора грузового модуля, будто сам управлял кораблем на посадке.
– Теперь – на Землю, синьоры?
– Вы не поняли, Филиппо! – Руслан был готов облобызать покойника. – Мы развернем лунную базу. Через три месяца ожидается смена, на их корабле и вернемся. «Хуанхэ» не способен взлететь.
– Ну, три месяца – не четыреста лет. Вы же подкинете меня домой?
Огневой дракон
В кабачке Симона Шнвута, что на окраине Амстердама, было необычно людно. Корабельный мастер Фредрик Хальс, круглобородый, с неизменной трубкой, привел команду капитана Шхонебека в место солидное, основанное в испанские времена. Хозяин загодя выпроводил лишних, полы подмел и столы протер. Один человек лишь остался в темном углу. Никому не мешал он и глаз не мозолил, поэтому капитан Шхонебек поинтересовался из чистого любопытства – что за старик?
Возраста изрядного, сидел он в потертой суконной куртке, бесформенная шляпа валялась на столе. Половина лица опалена, под правой бровью – дыра, но вид смирный, уцелевший глаз мутно и грустно слезился.
– О, это наша знаменитость, Йохан ван Рейн! Присаживайся, – позвал его Шнвут. – Угощу свежим пивом. Но и ты уважь, поведай – где глаз оставил.
Старик, не чинясь, поднялся со скамьи. Деревянные ботинки звучно стукнули по каменным плитам. Он пристроился среди команды, медленно обводя людей кривым взором.
– Скажите, моряки, в Индии ли, в Африке ли слышали вы про полет на огневом драконе?
Гости налегли на пиво и мясо в ожидании легенды о змее, сжигающем города и пленяющем дев. Но одноглазый завел историю о вещах, поверить в которые еще труднее.
– Давно это было. Молодой и сильный, пришел я в войско его светлости Фредерика-Генриха Оранского воевать испанскую нечисть.
Лица удивленно вытянулись. Полвека утекло с изгнания проклятых! Сколько же тогда лет ван Рейну?
– Однажды уперлись мы в город Кюйст, близ Антверпена. Не слышали? После штурма и слышать там не о чем. А взять не могли его долго, да-а. Скалы там. Подкоп не сделать, мину не завести. Стены высокие. Конечно, дрянь-городок, но в тылу оставлять не гоже. А как подойти? В каждой бойнице мушкетчик, на башнях пушки приготовлены. В общем, ближе сотни шагов ждет чистая смерть. С лестницами добегали к подножию стен, если Бог дал, то может быть половина. А как назад откатывались – один с десятка живой.
Моряки, парни не из робких, видевшие и шторма, и рифы, и пиратские абордажи, вздрогнули невольно, представив стену, плюющуюся огнем.
– Однажды прибыл сам Фредерик Оранский, полный, важный такой, в атласном камзоле, с плюмажем на шляпе. С ним приехал господин пожиже, худой до болезности, шляпа простая черная да красный кафтан, что у студиозуса. Назвался паном Казимиром Семеновичем из Литовского княжества. Наш эскадрон рейтар, полсотни всего осталось, к этому худому господину и определили.
– Какого княжества? – переспросил Шхонебек. – Лях?
– Не, еще на восток. Там какая-то Русь. Есть Западная Русь, она же Белая, есть Тартария…
– Знаю! – понял капитан. – Ходил я в Архангельск, столицу их. Или не столица… Так что тот пан?
– Странный он был. Католик, ляшского короля подданный, а за нас, за истинную веру. Как стены Кюйста увидел – сразу сказал: есть способ внутрь попасть. Но смелые люди нужны. А в рейтарах других не бывает.
Одноглазый прервался, хлебнув пива и щедро ухватив кусок мяса остатками зубов.
– Выбрал меня и говорит: снимай кирасу. Как же так? Рейтары в бою только в латах. Делать нечего, да… Потом к телеге меня подвел. Обычная, только четыре пары лошадей впряжены. Пан литвин велел лезть на задок, обвязал меня сбруей, как жеребца, сел напротив и крикнул мальчишке на козлах: «Трогай!» Тот и стеганул.
– И что же? – капитан не услышал пока ничего необычного. Тем более опасного, где можно глаз потерять.
– А как лошади погнали, меня сзади рвануло. И потащило… Оборачиваюсь – за спиной парус надулся, вверх тянет, аж ноги над телегой повисли. Пан смеется и веревку с барабана стравливает. А веревка к моей сбруе привязана. Все больше отпускает, а я выше поднимаюсь. И страшно, и срамота. Где это видано, чтоб добрый лютеранин болтался за телегой на привязи?
Матросы загомонили. Им раз плюнуть взлететь на мачту по вантам. Но на суше? За лошадью?
– Так катал меня литвин, а рейтары об заклад бились – сломаю шею или нет. Десять стюверов ставили, что убьюсь, потом и серебряный гульден. Да-а… Только лошади на шаг перешли, я и сверзился с высоты в три своих роста. Казалось, сапоги вбил туда, откуда ноги торчат.
Матросы радостно загомонили. В кружки плеснулось свежее пиво. Капитан в молодости видел на Формозе китайскую забаву – воздушных змеев, но, конечно же, без привязанного человека.
Старик отер пену с усов и продолжил.
– У меня все внутри перевернулось, а пан свое гнул: и через крепостную стену перепрыгнешь, только выше надо подняться. Особую снасть показал. Я глазам не поверил. Как потешная ракета-шутиха, только огромная – страх. В поперечине дюймов десять, не меньше. В длину – пять или шесть локтей. Наверно, на полбочонка пороху.
Моряки недоверчиво покачали головами. Фунт пороху в пушке изрядно грохочет, а половина бочонка…
– Пан спрашивает: не желаешь еще полетать? Нет уж, и так все нутро отбито. Не оробел я, но одно дело на врага идти, а тут верную гибель принять. Известно ведь, самому на себя руки наложить – грех смертный.
– Это да! – раздались голоса, посетители кабачка осенили себя крестным знамением: не приведи Господь и подумать об этом.
– Пан Семенович пуще смеется, говорит: коли рейтар такой опасливый, я сам покажу. Сцепил он две ракеты буквой V, как в имени Святого Валентина. Сзади жердь локтей в двадцать; сказал – чтоб летела ровнее. Велел мне: иди на дальний конец поля, против ветра. И жди.
Рассказчик выдержал паузу. Моряки правильно поняли, в его кружку золотым потоком хлынуло пиво.
– Не томи. Что потом?
– А потом слышу щелчки кнута, лошади в галоп. Вдруг взревело дьявольски… Что-то темное, огненное промелькнуло над лошадьми, они испугались, понесли… Дым, огонь, да-а. А сзади летит тот парус на веревке, под ним человеческая фигурка!
– Не привираешь, Йохан? – сурово спросил капитан. – Где это видано…
– О чем и толкую! Немало чудес на белом свете, но то было – просто чудо из чудес. Далеко не улетел он, огненные жеребцы догорели, на землю упали, кувыркаясь. И пан тоже опустился. Говорит, мол – сложного ничего. Всем отдыхать, завтра Кюйст возьмем…
Ван Рейн тяжело вздохнул, заново переживая то потрясение.
– Одна надежда была – не успеет литвин столько снастей сготовить. Ан нет. Когда именем самого Фредерика Оранского дело решается, задержкам не место. Через день, чуть стемнело, под ночным небом расставил нас пан рядками по десять. Каждый как ворона на ветке – на задке у подводы. Сижу, да-а. На поясе два рейтарских пистоля и палаш. Напротив юнец из пехоты, ему надлежит линь стравить, за сотню шагов фитиль поджечь и с повозки спрыгнуть. И кучеру тоже.
Слушатели перестали жевать. Даже дыхание затаили.
– Пан литвинский… Заорал он: «Пли-и!» Пушки грохнули. Надо сказать, он их особыми зарядами снабдил. За стеной занялись пожары. Считай, весь город пылал. И погнала первая десятка подвод с рейтарами. Потом наша.
Ван Рейн обвел глазом гостей. Его единственное око уже не слезилось, точно высушенное внутренним огнем.
– Содом и Гоморра… Пехотный не зажег фитиль у Корнелиса, лошади так и унесли его под стены, под пули. Скачем, значит, будто за нами гонится тысяча чертей. Мой юнец в фитильную связку факел сунул – побежали огни к ракетам. С криком вбок прыгнул, как в воду. И прям под копыта другой четверки, упокой Господь его душу.
А мои гнедые несутся, парус вверх потянул… И тут как взвоют ракеты! Меня чуть из штанов не выдернуло. Не видно ни зги на земле, дым кругом, через него пламя хлещет, ревет! Несусь в вышине, ветер в лицо, под ногами пусто, хочется вопить от ужаса и восторга… Только знаю молиться: спаси меня, святой Мартин, не дай погибнуть зазря…
Йохан развел руками.
– Не знаю, сколько я летел… Врезался, аж дух выбило. Помню – жуткая боль на морде, горит все…
Он схватился за щеку и пустую глазницу.
– Как же не разбился с такой-то высоты, – удивился Шхонебек.
– На сбруе застрял. Прямо на бревенчатой колокольне. Она пылает, и мой камзол тоже. Потом что-то перегорело, упал на булыжную мостовую. Там отдышался, обрезал ножом веревки и давай кататься, камзол тушить. А пушки не смолкают… Вот же, думаю, поганец, нас на верную гибель забросил, так и добить решил? Ан нет. Заряды над крепостью рвутся точно шутихи, испанцев пугают. Я поднялся и кинулся к воротам.
– Один? – ввернул кто-то из моряков.
– Один… У ворот трое стражей было, не ждали удара сзади. Пистоли в них разрядил, заколол третьего. Жилы трещали, но решетку поднял. Как створки распахнул, целый эскадрон к стенам помчался. Конечно, кто-то получил свое на последней сотне шагов, – старик хлопнул кулаком по доскам стола, досадуя на смерть товарищей, пусть с нее минуло полвека. – Ворвались, значит, в город, мужчин – под нож, война есть война, баб и детишек щадили. Да-а… Меня в монастыре выходили, ожоги заживили. Только глаз уж не вырос.
Ван Рейн умолк надолго. Посыпались вопросы.
– А тот, из Тартарии, он как? И остальные рейтары, что летали?
Вмешался корабельный мастер.
– Не Тартария. Вспомнил я. Давеча прибыло четверо, на соседнем стапеле топорами машут. Один высокий, чуть не вдвое выше рядом со мной, ругается богохульно. А страна их зовется диковинно – Московия.
– Мос-ко-ви-я, – по слогам повторил кабатчик. – Выдумают же название, не выговорить. Не то что наши: Конингсграхт или Конингинюлианабрюг.
– Погибли, – снова заговорил Йохан. – У кого ракета взорвалась, или о крепостную стену разбился. И Семенович Богу душу отдал. Сожгли его заживо.
– У католиков это быстро, – согласился Шхонебек.
– Нет. Не инквизиторы – соперники. Литвин тот книгу написал, «Великое искусство артиллерии». Это его и сгубило, – склонил голову ван Рейн. – Сочли, будто разгласил он цеховые тайны. А там не только орудия, но и ракеты.
– В Московии ночи длинные, – задумчиво произнес капитан. – Не дивно, что они додумываются до странных вещей. Но скажи мне, Йохан, зачем ты спрашиваешь про огневого дракона в других краях? Неужто тебе мало горелой щеки и вытекшего глаза?
Ван Рейн допил пиво.
– Да, страшно. Ветер, пламя, рев ракет и пустота под ногами… Но кто хоть раз испытал это, никогда не забудет. Непременно захочет снова. Чтобы лететь над миром, как ведьма на огненной метле, мне снова восемнадцать лет, впереди кровавая битва, подвиг и слава… а не старческие россказни в маленьком кабаке.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.