Текст книги "Звезда услады"

***

Прощай друг, Саня. Пусть пухом тебе будет земля. Прими, Господи, душу усопшего раба Твоего Александра в руки Свои.

***

Удрученный безвременной кончиной друга, на поминках твёрдо вознамерился объявить бессрочный личный мораторий на алкоголь, а вечером дома на письменном столе, рядом с монитором, увидел вышитые на холсте слова и заключенные в позолоченную рамку:

ЧЕЛОВЕК, ПЕРЕСТАВШИЙ ПИТЬ И КУРИТЬ,

ПРИОБРЕТАЕТ ТУ УМСТВЕННУЮ ЯСНОСТЬ И СПОКОЙСТВИЕ ВЗГЛЯДА,

КОТОРЫЕ С НОВОЙ СТОРОНЫ ОСВЕЩАЮТ ДЛЯ НЕГО ВСЕ ЯВЛЕНИЯ ЖИЗНИ.

ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ТОЛСТОЙ

Свадебный подарок

Белоснежный лимузин плыл по старой части города. Восьмиметровый кузов на узкой улочке сбросил скорость до черепашьей. Казалось еще мгновение – и роскошный автомобиль навек застрянет посреди деревянных двухэтажных строений, на горе и радость признанных ветхим жильем.

Не столько тормозила бугристая дорога с асфальтом, превращенным в уплотненное крошево, как маячивший впереди крутой поворот. Радиус его таков, что только четырехметровым малолитражкам позволительно тут разъезжать.

Давным-давно тут и там взметнулись свечками высотные дома. Широкие магистрали шумели нескончаемым потоком разномастных автомобилей. И мало, кто предполагал, что в пятидесяти метрах от оживленных транспортных развязок остался квартальчик из десятка двухэтажных домов, выстроенных около восьмидесяти лет назад. Выстроенных из того корабельного бора, что веками шумел вокруг.

Архитекторы города пытались вписать островок деревянного зодчества в современный ландшафт индустриального мегаполиса. Уж очень добротно выстроены дома из бруса, которого не брала гниль суетного мира. Но современные противопожарные и другие правила, диктовали причесать окрест под тотальную унификацию, стандартизацию, усекновение устаревшего.

На месте десяти деревянных домов, где совокупно проживало сто двадцать семей, должны будут встать пять высотных домов на триста двадцать квартир. Земля выдержит; воздуху хватит; коммуникации перестроят.

Масштабная волна перестройки старой части города пройдет лет через пять. А пока… пока белоснежный лимузин упорно пробирался по тесной улочке с односторонним движением, где направление определяет первый въехавший.

В лимузине молодожены – Дина и Кирилл. Обоим по двадцать лет, студенты. Дина местная городская. Кирилл из небольшого поселка, расположенного в Ханты-Мансийском автономном округе. После средней школы подался в крупный индустриальный центр, чтобы получить хорошее техническое образование.

Оба учатся в одном институте, на одном курсе, на разных факультетах. Дина не простая девушка. Она красавица восточных кровей с точеными чертами лица и совершенными линиями тела. Она внучка номенклатурного работника. К большому её сожалению, бывшего. Когда-то его именем открывалась любая дверь в городской структуре власти. Теперь открывается с оглядкой, да и то далеко не каждая. Много новых лиц у власти, со своей тщательно подобранной командой. Прежних принято охаивать.

У Кирилла по родословному дереву преобладает русская кровь, но в профиль сильного смахивает на языческого идола древнего народа манси. Того идола, перед которым пасует сама Алтынай.

Если на юге славянской земли пугали православный народ косматым страшилищем Вием, то на Северах говорят, когда все беды исчерпаны, то приходит завершить начатое бедствие косматая идолица Алтынай. Побороть же страшного вогульского идола (вогулы – древнее название манси), имя которого скрыто за семью печатями, не может никто. Ни Алтынай, ни новая экспедиция на перевал Дятлова…

Страшный вогульский идол, сводящий с ума от страха, способный сделать избранного для великой цели хумляйтом. То есть назначить человеку цель и отводить смерть, стрелы врагов, пока избранник не исполнит её. По древнему поверью этот языческий идол собрал вокруг себя поруганных идолов со всей славянской земли.

На вогульского идола походил в профиль Кирилл. Первой это узрела Дина. И узрела очень просто. Как только Кирилл стал за ней ухаживать, дела сразу рванули в гору. Беды и напасти стали обходить стороной.

Она даже явно шла ва-банк. Она могла прийти на экзамен неподготовленной, и почему-то находились нужные слова для экзаменатора. Удочка (уд) в зачетке обеспечена одним её приходом. Она могла перейти перекресток на красный свет, и сконфуженные водители не пытались протестовать воплями клаксонов. Она смелее взялась за старые мечты, и будущие дни предстали готовыми для их воплощения.

Кирилл не понимал всей скрытой в нем силы. Внешне до брутального красавца ему также далеко как грациозной кошке до атлетически сложенной боевой собаки. Он скорее был благородным металлом для инкрустации великолепного бриллианта. Женской сути бриллианта.

В долгую полярную ночь, когда полноценного рассвета ждать полгода, любимым занятием Кирилла стала самодеятельная практика в IT-технологиях. Он превзошел одноклассников во владении офисными программами: влёт набирал и форматировал тексты, вычислительные таблицы являли бездну возможностей, о которых рядовой пользователь компьютера и не подозревал. Владел «Фотошопом», мог из командной строки почистить реестр от вирусов, мог и сам создать программу вплоть до нового опустошительного вируса…

Такой друг, грандиозно продвинутый в компьютерных технологиях, для любой студентки, как щедрый родительский кошелек. Дина красивыми ноготками крепко уцепилась за Кирилла. Практическая игра в любовь пришлась обоим по нраву. А быть может, это и не игра?.. Ранний брак в пору студенчества, помимо удобства жить вместе, ответит и на этот вопрос.

Белоснежный лимузин замер у подъезда двухэтажного деревянного дома, выставляя себя на обозрение жителям всех шести квартир. Водитель шикарного автомобиля, напоминающего вагон суперсовременного электропоезда, неспешно вышел из салона.

Белый костюм и белые перчатки автомобильного пилота подчеркивали торжественность минуты. За отдельную плату в момент открытия пассажирской двери мог бы грянуть свадебный марш. Но молодые вынуждены экономить. Потратив миллион родительских денег на свадьбу, своих денег в обрез. К тому же, на памятном фото с лимузином музыку не услышишь.

Импозантный белоснежный водитель раскрыл широкую дверь. Молодой муж в синем костюме в отполированных до блеска черных ботинках скользнул на давно неметеный тротуар. Не выпрямляясь, плавным движением рук Кирилл вытянул из салона очаровательную девушку, ставшую женой. Резко качнулся торс, и бесценный вес успешно взят.

В квартиру Кирилл занес молодую жену на руках. Дина, чей вес сопоставим с весом молодцеватого мужа, одной рукой цепко держалась за его шею, вторая приготовилась стать крылом в случае падения. Однако с каждой преодолеваемой ступенькой росла уверенность, что помимо физических сил у Кирилла есть способность трансформировать душевный подъём в реальную силу движения. Ведь не зря он в профиль здорово смахивал на древнего вогульского идола.

***

Когда к первому подъезду пробрался лимузин, из окон второго подъезда выглянули два сморщенных старостью лица. Круглое лицо древней-предревней бабули окаймляли белоснежные волосы. Голый череп старика похож на тушку цыпленка-бройлера, такого безобразного после снятия упаковки, что нужны немалые усилия повара.

– В эту громадную машину всех жильцов нашего дома можно усадить, – прошамкала бабуля.

– На таком катафалке я бы прокатился. – Крякнул дед.

– Какой же это катафалк?! Это специальная свадебная машина, дурень.

– Теперь понимаю, почему мы с тобой никак помереть не можем. – Дед, выдержав паузу, объявил: – Когда на тот свет будут увозить такие дорогие машины, тогда и придет к нам смертушка.

– Дык вчера приходила. Здесь по комнате прохаживалась, чуть было тебя не приголубила.

– А не тебя ли хотела прибрать? Тебя-тебя, да меня пожалела.

– С чего ей тебя, окаянного, жалеть?

– Я первым должен помереть, а ты за мной вслед. Как я без тебя? Я толком таблетки разобрать не смогу.

– Всю-то жизнь о себе и думаешь?! Обо мне кто подумает?

– Вы бабы живучие. От многих напастей умеете увернуться. У вас как у кошек семь жизней.

– Это точно. Не на одну жизнь ты у меня кровушки выпил. Смотри, как тепереча молодые женятся. На руках молодушку несет. Из последних сил пыжится, но несет.

– Дурак, по пендалю оба заслужили… Куда тащит? Уж не в шестую ли квартиру? Три месяца пустовала квартирка, после того как Томка померла.

– В шестую, старый пень. Угадал. Тебе какое дело?

– Соседями станем с общими стенами.

– От таких соседей, как мы, подальше следует держаться. Они как свежая аппетитная курочка, мы – кусок блевотины. Да и не мы – ты один!

– Ух, старая карга! – Старик замахнулся; кулак повис над головой в слепой злобе. Сил хватало лишь на ругань. Пока на ругань.

Старика с головой бройлера лет десять назад уважительно звали Евграф Кузьмич, а круглолицую и полнотелую его жену величали Дарьей Филипповной. Обоим далеко за восемьдесят и ближе к ста годам. Ровесников, с кем строились и пировали, с кем жили-тужили – почти всех прибрала смертушка. Среди тех, кто остался, ни одной супружеской пары. У всех ту или иную половинку утянула могила, матушка сыра-земля.

О супружеской паре старожилов напрочь забыли. Забыли бывшие сослуживцы, что были помоложе. Забыли дети: сын и дочь, успевшие состариться. Забыла смерть. Солнце на два часа заглядывало в комнаты Евграфа и Дарьи. Это была вспышка света сквозь резную листву огромной раскидистой березы, что напротив дома. Рассеянный солнечный свет встряхивал оцепенение старика и бабки, вносил священный проблеск. И потом снова боль, стенания, отдушина в виде телевизора, да почерневшая икона над кроватью бабки.

Дарья взглядом перехватила кулак Евграфа. Пока престарелая бабка бодрствует старик не в состоянии учинить физическую расправу. Учинить из-за временного помутнения сознания. Ночью дед может подобраться к спящей бабке… но всякий раз что-то останавливало старика, обезумевшего от боли. Что это что-то? Святой лик на иконе оберегал старых супругов? Искорка здравого смысла блокировала нанести превентивный удар возмездия? В дрожание рук таял и злой порыв, и всплеск физической силы?

– Что, старый осёл, копытами размахался? – прикрикнула Дарья. Она вдвое шире старика, задавит как муху одной массой.

– Что-что… лекарство пора принимать. Вот что! – пришел в себя Евграф.

– Ты сперва померь давление. Потом уж будем соображать, какие таблетки принимать.

– Голову рвет на части – значит, высокое давление. Не успею померить, как окочурюсь. Вызываю сразу «скорую помощь».

– Ты глянь в окно, пень трухлявый. Там свадебная машина до сих пор стоит. Никакая скорая не подъедет к дому. Надоел ты «скорой помощи»… так и будет «скорая» по всякой мелочи к тебе ездить.

– Моя жизнь не мелочь! Я с тринадцати лет на государство пахал-ишачил… честно работал, понимаешь ли. Пусть хоть на старости за мной поухаживают по-человечески. В больницу пусть везут на длительное пролечивание.

– Это где же такая больница, чтобы от всех твоих болячек излечила? У тебя же всё больное: голова, сердце, печень, желудок, дыхалка, суставы – не перечислить! И в каждом твоем органе не по одной болезни. Вся пенсия может уйти на таблетки.

– Вот в этом и причина, что экономим на таблетках.

– Да уж! – Покачала головой старуха. – Когда был ты молодой, на водке не экономил.

– Не экономил. – Дед хотел расправить плечи, но закашлялся.

– Целый поезд из железнодорожных цистерн выпил, – укорила старуха.

– Теперь должен съесть целый товарный поезд таблеток и пилюль.

– И всем вымотать нервы.

– Кому всем?! Только тебе. Да и врачам в придачу. Потому что ничего не соображают в лечебном своем деле. Давай скорее положенные утром таблетки, нето приступ начнется.

Дарья, что и побаивалась, так приступов и болезни, и безумия. Евграф подал на пол, извивался и вопил. Редкие прохожие останавливались, всматриваясь в окна. Бывало, что вызывали либо скорую медицинскую помощь, либо полицию.

На широком подоконнике, где когда-то стояли горшки с любимыми цветами, ныне рядами и в беспорядке расставлены скляночки и баночки из аптеки, мензурки и стопочки. Набор стопочек на двенадцать персон служил для фасовки таблеток.

На первую половину дня Дарья Филипповна заполняла не менее пяти стопок порций таблеток. Первую порцию следовало принять до еды, вторую – через двадцать минут после еды, третью – перед ингаляцией, четвертую – если давление свыше 150, пятую – если давление – ниже 100, шестую – в случае спазмов в области сердца, седьмую – в случае резких болей в области живота. Был баллончик для вспрыскивания под язык при резком повышении давления крови до 200 и выше.

Евграф, шаркая стоптанными тапками, доковылял до подоконника. Мутный взгляд старика скользнул по ряду стопок. Хриплый голос гавкнул нецензурной бранью. Выплеснув на бабку злость и досаду, немощный супруг раскрыл-таки рот для внятной человеческой речи:

– Ну и какую стопку брать? Такую барменшу, как ты карга, в одно место отхожее надо бы послать.

– Бери стопку под номером один. – Дарья копила гнёв, придет её время отстегать словами. – Там лекарство от головы.

– Надо очки одеть, я не вижу мелких закорючек. Почему цветную полоску не наклеишь? Красная от головы, голубая от сердца, оранжевая от дыхалки.

– Столько цветов не наберется, сколько у тебя болезней. Принимай таблетки из той стопки, что ближе. И потом переворачивай!

– Ты путаешь с таблетками, потому что никакого облегчения не приходит! – рявкнул старик и треснул кулаком по стене. Настолько велико негодование восьмидесятипятилетнего супруга, что у Дарьи Филипповны затряслись руки. На стене фотография шестидесятилетней давности, где Евграф и Дарья в ярких свадебных одеяниях, перекосилась в очередной раз.

***

Не успел Кирилл сделать шаг в их первую квартиру, как стены содрогнулись, точно жильцы за стеной хлобыстнули кувалдой в знак приветствия. Дина тотчас выскользнула из рук молодого мужа. Её растерянный вид взывал к ответу: они не ошиблись с выбором места, где намечено провести медовый месяц?

– Подобным ударом в главный барабан шаман приступает к камланию, – ответил Кирилл, ничуть не смутившись.

– Надеюсь, ты пошутил, – проронила Дина. Эта квартира была свадебным подарком родителей Кирилла.

С царственной осанкой Дина вошла в отсек жилищно-коммунальной обители. Край длинного платья скользил по полу. Кирилл, словно паж, подхватил кисейный шлейф. Зацепится за плинтус, разорвет на полосы свадебный наряд – не к добру будет.

Дина оценивала недвижимость с разных сторон. Коммунальные удобства, реальная стоимость, общее впечатление. Две смежные комнаты. Одна будет гостиной, во вторую впритык встанет широкая супружеская кровать. Кухонка маленькая, двоим не разойтись. Сунузел совмещенный. Вместо ванны (даже не джакузи!) душевая кабина.

Не попади в опалу её номенклатурные предки, она бы побрезговала здесь жить. Всё крайне примитивно: клетушки, а не комнаты; дом барачного типа.

– Отец при покупке нам этой квартиры выведал, что дом вскоре пойдет под снос и жильцам предоставят возможность купить квартиры в новом доме. И купить на очень и очень льготных условиях, – тараторил Кирилл. – Главное, что у нас собственная квартира. И, представляешь, дом абсолютно и натурально деревянный. Здесь особый воздух. Экология на высоте.

– Такие дома горят как свечки.

– Ничего подобного! Снаружи дом пропитан специальным огнезащитным составом. Захочешь – не подожжешь незамеченным.

– А внутри?

– Внутри мы со ста процентами безопасности.

– А за стеной?

– За стеной древние-предревние дед да бабка.

– Почему никакой мебели нет в квартирке?

– Чтобы ты видела: квартира чистая, только что отремонтированная. Даже таракан здесь не ползал и муха не сидела!

– Конечно, сидеть ей не на чем. – Дина шумно выдохнула, точно вместе с воздухом отринула сомнения и страхи. Её тонкие аристократические пальцы переплелись с горячими пальцами Кирилла. Губы дрогнули для поцелуя.

– Я принимаю твой подарок. На наши первые годы квартирка подойдёт. Мой отец подарил мне машину моей мамы.

– О, это тот компактный минивэн, белый как твое свадебное платье. Вот как мы сразу стали богачами!

– Так уж богачами!? Впрочем, меня это не интересует. Моя мечта – стать звездой модельного бизнеса. Стать дизайнером модной одежды мирового уровня.

– Это задача непростая, но вместе мы сможем.

– Ты уверен?! А сейчас… – Кирилл подхватил на руки Дину, темноволосую восточную красавицу персидских кровей. Стройную, гибкую, шелковую, персиковую, диво-дивное в свадебном одеянии.

– Что же сейчас? – поторопила с ответом разомлевшая несравненная Дина, его девушка. Его ЖЕНА!

– Сейчас будет наша первая брачная ночь в экологически правильном доме на настоящем персидском ковре! – Кирилл, крепко прижав к себе Дину, закружил в безумно радостном восторге.

Обладать, проникать, обволакивать, и становиться одним целым на долгие годы в лавине счастья и радости…

***

Евграф лежал на старой железной кровати с никелированными набалдашниками. Панцирная сетка давно заменена крепкими сосновыми досками. Для тщедушного тела не нужна перина. Плоть усыхала на старике. Особенно в последнее время, когда физическая активность скатилась к нулю. На улицу почти не выходил. Ходил по комнате, от окна к окну, читал книги о войне и про героев-стахановцев, героев трудового фронта.

Когда в руки попадалась хорошая книга, стихала брань, исчезали придирки. В очках с толстыми мутными стеклами дед прилеплялся к затрепанному томику, сосредоточенно читая, размышляя, вздыхая о прожитой жизни. О той жизни, которая его почему-то держит на поверхности голубой планеты Земля. Уже не на радость держит.

Ночами, в кромешной тьме за окном и при тусклом свете настольной лампы, чтение становилось интимным актом. Редкие ночные звуки города за окном, неожиданные порывы ветра, порой странный крик пролетной птицы, шорох на широких ветвях раскидистой берёзы – все это было благостным фоном для вдумчивого чтения. И зарядкой для слабеющего ума.

Однако в привычную ночную симфонию звуков ныне вплетаются странные охи-ахи, постанывание и вскрикивание. Старик отложил книгу. Зычным голосом подозвал бабку, успевшую уснуть в соседней комнате. Кряхтя, бабуля приковыляла к вредному супругу.

– Чот там за стеной? – вопросил дед, наперед зная ответ и не веря ушам.

– Чот-чот?! Трахаются, по-нонешному говоря. Забавляются телесно. Молодожены, поди-ка. Кого сегодня в наш дом привезли на корабле-машине? Голубка и голубку в пору сладкой любови.

– У нас с тобой не так было! – Дед свел брови к переносице. – Ты пыхтела как барсучиха. Эта, что за стеной, орет как курица, которая села в гнездо, чтобы снести яйцо.

– Это ты, дурень, сопел как суслик.

– Вот и напыхтелись и насопелись! Одни одинешеньки, смерть и та морду воротит.

– По-твоему кричать надо было также?

– Наутро тебя и меня пропесочили бы на собрании трудового коллектива. И норму времени для тебя увеличили бы вдвое!

– Что несешь, старый пень?!

– Наша беда в том, что родились и жили в одной стране, а умирать придется в другой стране. В стране, где рождаются и живут по-иному. Значится, чтобы умереть в этой новой стране, надоть хоть немного, но пожить полноценно в новой стране по-новому.

– Давай ложись, заткни уши и спи. Мне спать не даёшь, сам проспишь завтра до обеда. Я днем спать не могу.

Старик, напротив, оживился. Мысль, высказанная случайно вышедшим откровением, в мгновение стала зацепкой.

Он сможет враз решить накопленные проблемы

Решить которые пытается пилюлями и таблетками от бездны хворей, несущие избавление от одной хвори, притягивающие с десяток больше.

Евграф с молодцеватой улыбкой, скрипя суставами, встал с постели. Дарья шагнула назад, охнув от испуга. С таким бледным лицом и блуждающей улыбкой вершат страшные дела.

– Куда настропалился? – В голосе бабки звучал металл.

– На работу. В ночную смену Мастер определил. Схожу в подвал за инструментом. Из обычного инструмента приспособу сделал, чтобы на передовые позиции вывести Бригаду.

– Очумел, пень трухлявый?

– У самой рассудок помутился, колода стоеросовая!

– Глянь на подоконник. Там последняя мензурка с таблетками. Сонными таблетками. Фенанзипама не хочешь сразу две таблетки? Принести? Спать пора, время четвертый час ночи. Давай-ка, граф Евграф, ложись. Во сне переговоришь с Мастером. Поди-ка, инструктаж надо пройти, обучение заново пройти на допуск к работе. Сам же знаешь, как после долгого перерыва допускают к ответственной работе, где полно вредности и опасности.

Дед дико глянул на бабку. С яростью шибанул кулаком по стене.

***

Обнаженное стройное тело новобрачной трепыхалось от шквала удовольствия. Глаза прикрыты. Внутренний взор обращен в себя – так продолжительней будет плескаться волна сладости. Кирилл в эти дивные минуты отодвигался, не смея нарушить чувственный экстаз. Пусть, пусть как можно больше радости войдет в молодую жену.

Глухой надтреснутый голос за стеной насторожил Кирилла. Он не успел, да и не смог бы, заслонить любимую от резкого гулкого отзвука в стене. Дина вздрогнула, открыла глаза.

– Ты что-то хотел сказать, милый мой муж. – Она с радостью произносила «мой муж!»

– Нет, дорогая жена, это соседи аплодируют нам.

– Мне таких аплодисментов не надо. Мы разве попали в шоу? Ты не попутал с адресом?

– Всё идёт строго по плану.

Между тем, обостренный слух новобрачных за стеной различил стоны и вскрики.

– Ого! – шепнул Кирилл. – Неужели, старичье любится, как и мы.

– Ты их видел? Сколько им лет? – скороговоркой спросила Дина.

– Они жили во времена динозавров.

– Мне как-то не до шуток. У меня ощущение, что мы попали в ужасно древний век. Деревянный дом, выстроенный неизвестно кем и неизвестно когда, собрал вампиров и вурдулаков, чтобы держать округу в страхе. Столетние тополя и березы держат ветхое строение во мраке. Нам не вырваться отсюда живыми!

– Мы и не будем вырываться. Мы будем спокойно входить и выходить, когда нам вздумается.

– Отыграть свадьбу за миллион рублей и поселиться в деревянной хибаре?!

– Кто знает, что мы здесь? Никто, кроме родичей. Мы для всех улетели в шикарное свадебное путешествие. Мы сейчас на лазурном берегу южной Европы.

Кирилл соскочил с брачного ложа. Включил проектор. Шикарный вид атлантического побережья словно уронил стены комнаты. Полутораметровая волна нависла над брачным ложем. Кричали чайки над головами. Волна солнечного света бросила пригоршню золота и бездну жемчугов во вздыбленный вал прозрачной воды.

Дина не могла удержаться от искушения войти в круговерть чрезвычайно натуралистического изображения благодатной стихии. Легкими шагами бросилась в объятия волн. Кирилл схватил брендовый фотоаппарат с крутым широкоугольным объективом.

– Э, подожди! – погрозила пальцем Дина. Снимать её обнаженной запрещено. Будущей звезде модельного бизнеса претит попасть в порно-ресурсы.

Дина быстро украсила стройное тело фривольным купальником, подчеркнувшим узкую талию и высокую грудь. Со счастливой улыбкой встала на фоне морской глади. Кирилл, меняя ракурс съёмки, сделал серию снимков.

Не мешкая загрузил в проектор только что отснятый материал. Чудесным видением вспыхнул импровизированный экран. Дина захлопала в ладоши, с бурной радостью обняла Кирилла. Шквал поцелуев свалил новобрачных с ног. Фотокартинка на стене комнаты получилась крутая, точно на самом деле фотоснимок сделан на лазурном побережье Франции. И не как будто на самом деле, но лучше. Такие снимки будут загружать в социальные сети, получая сотни и тысячи лайков.

Сказка-быль продолжается. Отыграли реальную свадьбу за миллион рублей. Отправились в медовое путешествие на второй миллион. Путешествие реальное для поклонников и друзей. И виртуальное для новобрачных, как изысканная мистификация, как наработка умения выгодно преподнести себя. Войти в имидж и реально занять выгодное место под солнцем.

– Представляешь, любимая, мы таким образом создадим серию снимков и покорим самые популярные мессенджеры. Наш рейтинг в инете взлетит на первые позиции. Миллионы подписчиков. Затем создадим собственный Дом Моды. Ты придумываешь одежду, рисуешь силуэты. Я обеспечиваю техническую поддержку. Клиенты наполнят кошелек. И мы года через два реально совершим вояж по местам, где наслаждается отдыхом мировой бомонд.

– Складно у тебя лепится! – Дина улыбнулась.

– И складно и ладно! – Кирилл хлопнул в ладоши. – От любого путешествия надо получать по максимуму. С нашим небрежным английским и плохим знанием истории тех мест, куда отправляемся, польза будет минимальная. Так поглазеть на заморские причуды, окунуться в пляжный отдых. Но через два-три года перед нами будут открыты все двери мира!

***

Дед спал до полудня. Молодожены за стеной изменили ритм неугасимой жизни старика и бабки. До четырех часов ночи за стеной звучала зажигательная музыка вперемежку со вскриками и стонами. Не так чтобы многомерный шум оглушал пожилую супружескую пару, но привлекал как песнь дивной птицы в ночной мгле.

Будь этой птицей соловей, старик возрадовался бы, как в далекие незабвенные годы. Песнь, творимая за стеной, из ночи в ночь, по замысловатости напоминала виртуозные верлибры кенаря. Звучит красиво, подобно современной шарманке. А где душа? где скрытая сила? где завораживающее прикосновение из глубины веков к моменту сотворения миров?

У соловья это получается, у кенаря – нет. У пары молодоженов за стеной, чуял дед, любовный запой пройдет по хрупким зачаткам души опустошительным ураганом. Дед, и сердясь, и кручинясь, и досадуя, бил кулаком в стену. Лишь на минуту стихала какофония сладкозвучья. Приходила бабка, с порога швыряла в деда колкие слова:

– Что буянишь? Чего долбишь в стену как дятел? Сонные таблетки дурость твою не могут утихомирить?

– Ты никак не можешь понять, прошмандовка старая, что живем мы ради высокой цели.

– Ты мне эту цель не можешь толком изъяснить, неужто молодым хочешь растолковать? Стучишь для чего? Чтобы пришли они к нам? И ты перед ним как мудрый дед из Берендеева царства будешь умности баять?

– Почему бы и нет?

– Да уж больно видок у тебя страшен!

– Болезни да боли «видок» исковеркали, но душа как булатная сталь крепнет от ударов кузнеца-судьбы. Неужели, старая перечница, не понимаешь, что жить мы будем вечно!

– Когда ты это стал понимать? Когда восемьдесят годков стукнуло?

– Вот в этом и беда, и твоя и моя! Поздно поняли, что живем для вечности. Оттого и хвори терзают нас? Не хочу, чтобы у молодых такая же старость была.

– Ты детям своим не смог объяснить. К чужим-то зачем лезешь?!

– Да не смог. Уехали дочка и сынок в дальние страны за лучшей долей. Пропали где-то, за такой, быть может, стеной кувыркаются сначала от радости, потом от боли. Кругом эти стены, двери! До бронированных дверей додумались… решетки на окна крепят… домофоны на подъездах… мой дом – моя крепость… от кого прячемся по углам и норам?!

Дед распалил себя не на шутку. Бабка примолкла, встревать – дороже встанет. Евграф соскочил с кровати. Прыть молодецкая появилась у старика. Походка бодрая, глаза блестят, плечи расправлены. Такого всплеска жизненной силы лет двадцать не видела бабка.

Евграф со сноровкой оделся в костюм и белую рубашку, повязал галстук. Надел чистые носки и новые туфли.

– Куда? – вякнула бабка.

– На кудыкину гору. Схожу в подвал за гармонью. Ты приоденься. Вместе пойдем.

– Куда пойдем? Таким франтом ты на встречи ветеранов ходишь. Время посмотри сколько. Четыре часа утра. Куда в такую рань?

– В гости пойдем к молодым.

Дарья покачала головой. Опять у старика заскок. В подобных ситуациях нельзя гневить. Зацепку в логике суждений нужно отыскать, чем и вернуть к здравомыслию.

– Знаю, о чем думаешь?! Рехнулся, думаешь, старик. Ничего подобного. Жди меня здесь одетой. Приду ровно через десять минут. И пойдем в гости.

Дарья скрестила руки на груди. Евграф взял связку ключей, аккуратно прикрыл дверь за собой. Неторопливые размеренные шаги как будто не предполагали грядущей беды. Как будто…

Настенные часы отсчитывали секунды и минуты, как тот кузнец, что кует булатное тело души. Дарья оделась, чтобы идти на поиски мужа, если не придет через пятнадцать минут. Но супруг вернулся минута в минуту. Вернулся с гармонью, что кружила девчатам головы. Во всё лицо улыбка рубахи-парня, любимчика вечерних посиделок, веселого гармониста, шутника и балагура.

Певучая гармонь на груди Евграфа, а вот в руках – Дарья обомлела! – в руках оранжевая бензопила «Дружба». Ею дед также владел в совершенстве. Был он мастер на все руки. И с металлом умел работать, и с деревом, в механизмах толк знал.

– Какого ляду бензопилу притащил? – Дарью начал душить испуг.

– Почему мы должны ходить козьими тропами, открыть семь дверей на пути к желанному. Пойдем напрямки!

– Это как?!

– Забыла, что был мастером тютелька в тютельку прорезать дверной проем в срубе из тридцатисантиметровых бревен. А в стене из бруса сделать проем, как чихнуть два раза.

Дарье сделалось дурно, рассудок у неё погрузился во мрак.

***

Кирилл двигал телом сверху вниз. Дина извивалась в неистовстве плотской любви. Побиты все рекорды глубины удовольствия, оргазм шел за оргазмом. Сердце разрывалось от счастья. Из горла вот-вот исторгнется вопль победившего сладострастья… но что это?

Над ухом взвыл мотоциклетный движок. Дина раскрыла глаза. Перед ней шикарный вид пляжа на Сейшельских островах. Они только что провели отличную фотосессию. В инетовских сетях штормит от просмотра и лайков… Что за странный и неуместный рев двухтактного движка?

– Милая, это же Карлсон прилетел в свои апартаменты на крыше! – Кирилл был беспечен.

– Какой Карлсон?! Не жуки ли скарабеи из фильма ужаса?!

– Это круто, жуки на мотоцик…

Кирилл не смог закончить фразу. Из стены сыпанули опилки. Бешено вращающаяся цепь швырнула в лицо распростертой Дины целую пригоршню древесного крошева. С визгом девушка соскочила с брачного ложа. Шибанула, ослепленная, лбом о подбородок Кирилл, так что лязгнули зубы. Алая струйка крови потекла из уголков рта молодого супруга.

Стиснув зубы от боли, Кирилл сел на корточки; спиной прижалась Дина. Её колотило, из глаз хлынули слезы, горло захлебывалось от всхлипываний. Оба в упор смотрели на творимое безумие… или напротив, возвращение каждого и каждой на круги своя.

Парализованные страхом молодожены смотрели, как с оглушающим визгом цепная пила делает строго вертикальный разрез стены. Завораживало мастерство выполнения пропила брусчатого массива. Видно, что работает профессионал.

Когда первый рез с успехом сделан, шина с цепью встала в паз между брусьями. Горизонтальный пропил пошел по стене с невероятной скоростью, словно стена треснула. И цепь режущими зубцами, невероятно острыми и крепкими, эффектно расширяет трещину. Вот она зияет шириной в палец и длиной в метр. Вдруг шина с цепью вновь повернула на прямой угол и ринулась вертикально вниз.