Текст книги "Звезда услады"

3. Пора на свободу

Зайка мигом, расторопно и живо, бросился выполнять указание.

Между тем, ожидаемые гости подтягивались. Незаметно, как шагнул из мрака, появился Евсееч – седовласый, высокий, с проницательными умными глазами и неторопливыми выверенными движениями.

Витамин встал, побратался, усадил гостя в кресло.

– Отличная работа! – неожиданным густым басом пророкотал Евсееч, поглаживая рукой резной подлокотник кресла. – Я бы сказал шедевр прикладного искусства.

– Возьми его себе, если хочешь.

Евсееч раскатисто расхохотался.

– Возьму коли так. И у меня есть кое-что интересное. В отряде у меня один мастак сделал точнейшую копию Кремля. На Спасской башне, блин, часы идут! Хочет подарить высшему из высших.

– Не оскудевает талантами земля русская, и много их, как людей неординарных, на зонах баланду хлебают.

– Послушай, что ещё есть в том деревянном Кремле… Там, в одном из окон, виден другой председатель, белый как лунь, большой и мясистый точно уральский пельмень, а через потайную дверь кучка жадных пришлых людишек с характерным профилем Авраама пересчитывают, упаковывают и отправляют эшелонами и подлодками на Запад зеленые баксы, золотые слитки. Одна из башен уже покосилась, потому что уже проваливается в те пустоты, откуда эти нувориши выкачивают нефть, металлы и другие богатства русской земли-матушки. В эти пустоты затягивается нищий и пьяный пролетарий, вместе со своими полуразрушенными и разоренными домами-хозяйствами.

– Жалко, что из дерева скульптуру сварганил. На века из бронзы отлить бы. Кстати, нас там нет, в этом шедевре? Нас, с пушкой и финкой, приставленных к виску и горлу склизких лиц с характерным профилем… Скажу я тебе, не только потомки Авраама таскают денежки по своим крысиным норам – полно и наших славянских физиономий, прочухавших и уразумевших, как богатство делается… А-а, вот и Круглый.

В каптерку ввалился плотный широкоплечий и низкорослый зык с приплюснутой как тыква головой. Хотя в колонии запрещалось свободное перемещение между отрядами (бараки с огороженной территорией), для некоторых категорий осужденных не существовало ограничений по вольному хождению в пределах жилой части зоны.

Круглый, шумно отдуваясь, побратался с Витамином и Евсеечем, сбросил телогрейку, уселся за стол. Неслышно появился Зайка с коньяком и закуской на подносе.

– Неплохо! – сказал Круглый, повертев бутылку коньяка и облизнувшись на закуску.

Витамин плеснул в прочифиренные кружки благородный напиток и дал время насладиться его утонченным вкусом, который был еще более приятен и сладостен здесь, в зоне, за семью замками под лаем бешеных овчарок, под неусыпным надзором караула, цепенеющего на ядреном сибирском морозе.

– Пока ты, Круглый, к нам шел мы с Евсеечем толкуя о том о сем, приблизились к тому из-за чего собрались. Это огромные деньги, которые уходят из моих, а значит также из наших рук. Короче, что я сумел сколотить в первую пятилетку мутного перестроечного времени порциями передавал на отмывку. Эти денежки благополучно легализовались и стали ударно работать. И, должно быть, закружилась голова у тех ребятишек, что пристраивали мои денежки, и закружилась от наполеоновских планов, в которых, увы, меня нет. Под конец второй пятилетки денежки стали безвозвратно уплывать. Новые держатели моего капитала сделают все, чтобы я тут сгнил. На них работают менты, причем как водится, главные ментовские начальники. Эта корпорация пустила щупальца повсюду, и теперь мощно идет во власть. Но, братаны, мне уже несколько лет как за полтинник перевалило, начались проблемы со здоровьем. Мне надо позарез ехать лечиться в хорошую западную клинику, иначе этот отряд пополнится еще одним убогим инвалидом. После лечения восстановительный период требуется на год, и, надеюсь, потом снова смогу взяться за наше нелегкое ремесло. За те годы, в которые меня не будет, я вношу в общак порядка миллиона зелени (Евсееч и Круглый переглянулись).

– Какая тебе нужна помощь? – спросил Евсееч.

– Мне нужно содействие. Я должен сам выкарабкаться из зоны и сам разобраться с гнидами, что сюда меня упекли. Поддержка нужна, все наверняка надо сделать: здесь, чтобы выйти без проволочек, как по писанному, там, на воле, – пару надёжных пацанов, чтобы со своими не светиться. Я не хочу использовать своих, их осталось мало, и оставили их в качестве наживки для меня, это точно. Двое смотрящих, которых я провел в совет корпорации, купились и продались, обожравшись черной икры. Они же и помогли ментам угробить моих ребят: кого перестреляли, кого отослали в лагеря.

– Я понял тебя. Рассчитывай на мою подмогу, – произнес Круглый и посмотрел на Евсееча, тот кивнул. – На нашу подмогу.

– Сначала обскажу, как я хочу отсюда выбраться. Мне надо, оставаясь якобы в зоне, выйти на волю. Потому что, если будет официально озвучен побег мой или по какой-то халявской амнистии меня освободят, в городке нашем уж точно поднимут по тревоге половину Собра, а вторая половина будет стеречь тех, к кому иду. Я уже говорил, что благодаря моим деньгам эти гниды обрели большой вес и влияние. Я вор, а не трусливый и злобный воришка и даже не озлобленный волк-одиночка. Я должен в любой ситуации выходить первым. И я придумал, как их всех проучить.

В моем отряде инвалидов никто никогда не строит людей. Для прапоров это одна безногая гноящаяся масса полутел-полуобрубков, полуживых-полумертвых. Знаете же, что здесь даже шмон в полном объеме никогда не делают: сами прапора брезгают рыться в рубище гнойного инвалида, справедливо полагая, что скорее найдут туберкулезную палочку, чем запрещенные предметы. Обычно запустят солдат в отряд. И те ежатся от омерзения! Для них и здоровые зыки на одно лицо: в безликой черной робе, в одинаковых кепках, одинаково лысые и бледные. То есть чуете, куда клоню – реальна подмена. У себя в отряде я однажды обнаружил братка, похожего на меня на три четверти. Мы с ним одного роста, одинаковый разрез глаз, скуластое лицо, тонкие губы. Я лишь тертее его, взрослее, опытнее. По словесному портрету его запросто повяжут вместо меня.

– Как же ты такого раскопал? У тебя все убогие калеки: хромые, косые, чахоточные! – Заржал Круглый.

– Заприметил и вырастил, – ответил Витамин. – Как мать дитя взращивал. Сейчас сами увидите. Зайка позови Антона… Все президенты имеют двойников. А мы чем хуже? У нас власти хватает, и врагов не в пример больше.

Вошедший в комнату Антон своим появлением прервал Витамина. Круглый и Евсееч жадно уперлись глазами в новоявленного двойника, отыскивая маломальский изъян. Витамин с улыбкой подошел к протеже, встал рядом и сказал, торжествуя:

– Чем мы не братья-близнецы!

– Вполне похоже, – резюмировал Евсееч.

– Ноги у тебя какие, господин Антон? – поддел Круглый.

– Покажи, – приказал Витамин.

Антон приподнял штанину правой ноги. До самого коленного сустава нога ампутирована и вместо нее встал искусно сделанный протез.

– И не хромает даже, – подивился Круглый.

– Протез ненашенский. Я выбрал самый лучший из того, что есть. Прежде у Антона была деревянная култышка, что незатейливо приспособили в тюремной больнице, где и оттяпали ногу. С таким-то горе-протезом и с костылями ходить было трудно. А этот импортный – как живая нога!

– Да, умеют делать хорошие вещи гады-капиталисты, – похвалил Круглый. – Наши капиталисты только воровать умеют, сукины дети!

– Но все равно, Антону пришлось хорошенько потрудиться, чтобы протез встал влитую с ногой, чтобы и намека на хромоту не было. Пока он успешно косит под хромого, с костылями не расстается. Зачем тебе костыли, Антон?

– Прокурору с судьей, что засудили, воткнуть в одно место. Сначала придумали дурацкие законы, которые защищают не нас, простой люд, потом лишили свободы, потому что хотел жить по своим понятиям, а тут, в зоне, намерены были лишить и здоровья.

– Антон, по первой ходке, здорово побил двух гаишников, которые хотели развести его на крупный штраф или в лапу им сунуть, – пояснил Витамин. – Вечерами у одного поста они пускали самосвал груженный металлоломом выше бортов по участку дороги с запрещающим знаком на обгон. Мало у кого найдется терпения тащиться за самосвалом, с которого того и гляди выпадет какой-нибудь увесистый обрезок трубы. Идут на обгон – а там гаишники тормозят и разводят на хорошие деньги. Антон, различив в этой ситуации подставу, вместо штрафа врезал по ехидным ментовским мордам да так, что скулы своротил.

– Мужик стоящий! – одобрительно пробасил Евсееч. – Неужели совсем не хромает? А ну станцуй!

Антон отбил ногами чечетку, ирландскую джигу ни разу не споткнувшись.

– Молодца! Прямо как Александр Матросов! – похвалил Круглый.

– Маресьев, – поправил Евсееч. – Тот на амбразуру лег.

– Все равно герой!

– Ладно, иди, Антон, – велел Витамин и продолжил:

– Я его сразу приглядел, как в отряд он пришел. Проверил по оперчасти, приговор вдоль и поперек прочитал. Вторая ходка к нам. Статья нормальная – убийство по неосторожности. Спор у него возник на работе с начальничком. Тот был гнида. Антон сгоряча саданул кулаком в бровь. Начальничек гнилой во всем был: упал, да и скопытился, помер от кровоизлияния в мозг.

– Я смотрю, он мужик по масти. До тебя, Витамин, ему не дотянуться никогда. Сможет ли он в натуре по базару хотя бы быть похожим, – усомнился Круглый.

– Слухай дальше. Я ему не только протез за крутые бабки пристегнул. Я тут переоборудовал одно помещение в тренажерный зал, оборудование установил самое современное, лучших фирм. Хозяин меня хвалит, дескать, забочусь о несчастных калеках, якобы создал условия в первоклассном тренажерном зале делать зэкам какую-то там реабилитационную гимнастику. В газете даже пропечатали, назвали вор-гуманист. Вор-гуманист! Ха-ха-ха!… Мне надо было, чтобы Антон избавился от хромоты… Он упорный. Мы составили расписание, так чтобы ни минуты не пропало даром. Я ему сразу сказал, для чего он изнуряет себя тренировками. Понятно, что прежде снова ощутить себя полноценным, но основное: подменять меня на некоторое время, пока я на воле кой-какие делишки подправляю. Чтобы он достойно выглядел, я его откармливал, как на воле не кушал. Видите какой он сейчас: лоснится от удовольствия.

Потом его натаскиваю по нашей фене, и полагаю, что он уже почти готов выступить моим двойником. В нашем арсенале еще несколько штрихов, которые он выкажет в последний момент преображения. В свою очередь, на замену Антону в здешнем поселке наметил одноногого бомжишку с костылями, грязного обросшего. Пока ходит, побирается по помойкам. Завезем его в зону. Здесь ему придется по нраву: кормежка исправная, в тепле; среди таких же бедолаг-инвалидов будет как свой. Я с ним базарил, хочешь в теплое местечко, где поить и кормить будут на халяву, вдобавок и охранять, чтобы никто кусок хлеба не отнял, братаном у нас будешь. «Хочу! Сильно хочу!» – говорит. Ха-ха-ха! Теперь дальше. У тебя, Круглый, есть прапор, надежно купленный, почти свой в доску. Под утро, когда половина караула спит, а вторая половина щурится ото сна, как слепые котята, он меня проведет через КПП. Я переоденусь солдатом-контроллером. Зайка меня загримирует – я пройду. Днем раньше завезем бродягу. Сделаем так. Я скажу хозяину, что хочу установить мощные кондиционеры в отряде. У меня в отряде лежачие, и такая вонь бывает от жары: дышать нечем. Для караула одновременно в подарок от нас, людей имущих, будет большой холодильник. Хозяин согласится. И ему перепадёт. Например, цветной фотопринтер… В кузове будут три ящика. В первом будет кондиционер, во втором – холодильник, в третьем – бродяга. На ящиках лейблы типа: мэйд ин не наше, проверено таможней. Ящик с холодильником вскроем заранее и забьем до отказа вкусной снедью: твердокопченая колбаса, сало с дымком, цыплята-гриль, ветчина в больших квадратных жестяных банках, бананы, ананасы, кокосы, коньяк, водка, шоколад, конфеты россыпью. На досмотре дверцу холодильника откроют, и оттуда посыплется, как манна небесная, охране вкусная жратва. Вечно голодные солдаты набросятся на хавалку. Может быть, ужрутся и упьются на месте, пока другие не набегут. Наш прапор будет на досмотре въезжающей машины. Собак он отвлечет и бродягу впустит в зону. С другой стороны ворот и его, и машину мы (точнее вы) будем поджидать.

– Задумано красиво. Как бы в натуре срослось так же.

– Я с прошлой весны готовлюсь к этому. Получится! Потом, когда я выйду на волю, а здесь заместо меня останется Витамин-2, вы также захаживайте сюда, чтобы покалякать с Витамином-2, в чем-то его наставить, в чем-то помочь.

– Шнырь твой при деле?

– Он в курсе. Он универсальный шнырь… Все, что хошь, сделает. Он у меня заместо секретарши. И натура у него как у красной девицы. Робкий, стыдливый и беззащитный. К нему надо бережно относиться как к какой-то ненашенской ценности, а уж он тогда отплатит верой и правдой, душой и телом… Короче, Круглый, если что-то не срастется, делайте в обратном порядке: бомжишку вышвырнуть, Антона назад вернуть. Зайку бери себе.

– Без защиты не оставим в любом случае. Я разных там тонкостей не понимаю. По мне так: коли мужик – иди работай, ежели петух – знай свое место. Но будь по-твоему.

– Ну и договорились! Давайте коньячку примем за нас, за настоящих людей. Чтобы крепло наше братство! Чтобы наш закон всегда был правильнее и выше других законов…

4. Из клетки в небо

В зале ожидания аэропорта малолюдно и выморочно-тихо. Элегантный господин с чрезвычайно бледным лицом, оттеняющим раннюю седину коротко стриженных волос, неторопливо прошествовал в бар и заказал шотландское виски. В руках у него свежая пресса, но читать было трудно и не рекомендовалось: за последние месяцы зрение катастрофически быстро ухудшалось. Тюремный врач определил, что это отнюдь не возрастная дальнозоркость, а следствие быстропрогрессирующей катаракты. В лучших клиниках микрохирургии глаза такая операция поставлена на конвейер. На роговице глаза делают крошечный разрез в два-три миллиметра, через который производят замену хрусталика.

Проблема со зрением омрачала радость освобождения. Однако правый глаз видел превосходно. Пусть временно зона обзора сузилась, и вроде как не мешало бы черную повязку на глаз соорудить, именно черную пиратскую повязку, а не искать клюку с металлическим наконечником. Он твёрдо верил в удачу: забрать свои деньги, сделать операцию на левом глазе и вернуться в зону, чтобы дождаться пересмотра своего дела в суде, хорошенько взбодрив в этот раз кого надо, и получить постановление об освобождении из мест заключения как билет в новую жизнь.

Надежда с каждой минутой перерастала в уверенность, что именно так все и будет. Пока адвокаты бессильны против беспрецедентного давления на судебные органы со стороны корпорации, возглавляемого Симой, мерзавцем Симой, присвоившим его деньги.

Объявили посадку на рейс до Ё-бурга. Витамин неторопливо прошел в секцию досмотра, тихо радуясь каждому мгновению вольной жизни. «Авиакомпания приветствует вас на борту нашего авиалайнера» – лаская слух, неслось из динамика. Возвращалось давно забытое ощущение комфорта свободной гражданской жизни. Витамин уселся в меру тесное кресло и стал прислушиваться к приятному женскому голосу, истекающему чарующей волной из невидимого репродуктора. Оказывается, в течение полета будут неустанно заботиться о пассажирах. В подтверждение симпатичные стройные стюардессы выплывали в салон как дивные феи – прилежные ученицы какой-то высшей школы мастерства – и с чрезвычайной любезностью и предупредительностью обращались к пассажирам: «Не хотите ли это, не надо ли того…»

Столичный лоск и необычная мягкость сквозили в каждом движении чудесных стюардесс, что в сочетании с природным шармом правильных черт улыбчивых лиц и угадывающихся совершенных линий тела, безоговорочно подтверждали: полет в небесной круче будет приятен и не утомителен. Витамин, внешне невозмутимый, жадно пожирал глазами эти живые картины сладкой вольной жизни и признавал, что за семь лет, что его удерживали в черной хмурой массе зэков, произошли разительные перемены.

Прямо перед собой он увидел улыбающееся лицо стюардессы.

– Желаете газету или журнал? – спросила она.

– Нет, спасибо. Простите, вы русская?

– Да, – без удивления ответила девушка.

– Я семь лет не был в России. И вижу: другая страна. К примеру, здесь: подержанный старый Ту-154, а выглядит добротно. Создан европейский сервис, а вы не иначе как парижанка!

Стюардесса просияла чудесной улыбкой, сказала:

– Спасибо. Наша компания многократно выходила номинантом в конкурсах на качество услуги и прошла международный аудит по безопасности авиаперевозок.

– Ни минуты не сомневался, что компания ваша титулованная. Простите еще раз, что отвлекаю вас, – быстро, словно спохватившись, проговорил Витамин, и тут же мысленно обругал себя: «Зачем высвечиваешься, привлекаешь внимание, у тебя конкретная цель и ситуация на острие ножа».

Оставалось прикрыть глаза и погрузиться в приятные раздумья.

То, с какой легкостью он выбрался из зоны, было не случайной удачей – год перебирал в голове детали побега, отлаживал и отшлифовывал, собирал из отдельных кусочков апофеоз исхода, триумф несгибаемой воли. Продолжением этого будет реализован план, как выпотрошить Симу. Однако уже готовый план оставлял странные ощущения.

Вновь и вновь пробуя, в чем состоит закавыка, Витамин дивился настойчивому наваждению: вдруг, словно из мрака выплывали две или три фигуры, скрытые непроницаемыми масками и поведение их казалось непредсказуемым. Окажутся ли эти пока невнятные призраки умнее, хитрее, изворотливее, какой могучий козырь в их руках?

Пока что он наслаждался счастьем дышать свободно и легко на высоте 10000 километров! Выше птиц, за полётом которых с замиранием сердца он любил наблюдать в зоне! Сейчас миловидные стюардессы принесут горячий завтрак, к которому он заказал двухсотграммовую бутылочку коньяку. Как он любил дальние поездки на самолете, поезде, корабле! Возвращалось ощущение молодости. Самой заветной мечтой было комфортно плыть на грандиозном белоснежном лайнере и лечить отягощенную своевольством душу бескрайними просторами океана.

Обогнуть весь шар земной в неспешном плавании. Он, убеленный сединой джентльмен, не нуждавшийся уже более ни в чем как в сладостно-сонном покое и созерцании совершенной природы. С джентльменом может быть чудесная молодая спутница… В зоне Витамин много читал, вследствие избытка свободного времени, порой делал пометы на страницах. Когда в глазах стала появляться мутная рябь, он велел Зайке читать вслух, причем, проникая голосом в интонацию автора.

Зайке вскоре пришлось по вкусу такое выразительное чтение. С превеликим удовольствием они оба проглатывали одну книгу за другой. Однажды Зайка по своему почину взял для чтения книгу из серии как стать тем-то, как научиться управлять собой, другими… Витамин недолюбливал книги такого рода и слушая в пол-уха. Запомнилась парадоксальная идея: отказаться от любимого, чтобы получить еще более любимое, чтобы что-то найти, следует сначала что-то потерять. Значит тайная задумка его, Витамина, вполне может служить практическим толкованием столь изощренной мудрости.

Он-то считал, что есть устоявшееся твердыни, основа основ, чем поступаться нельзя. Воровская вера была поколеблена даже не этой мудреной книжкой – устрашающим валом событий, что подобно голодной осатаневшей стае крыс, замерших на мгновение и приготовившихся сломать последнюю преграду.

Не иначе как пришла пора перемен и в его жизни. Благоразумнее отринуть прошлое и заняться тщательно здоровьем. Последние ниточки, что осталось в прошлой воровской жизни, обрубить – это деньги, его деньги, добытые в мутной воде золотой лихорадки приватизации, деньги перепорученные молодым и грамотным бизнесмену и бизнесвумен, следуя устоявшейся истине: деньги это капитал, который должен пухнуть, словно арбузы на бахче.

Видимо, чем больше денег, тем труднее делиться. С тех пор, когда он выбрал из толчеи предпринимателей самых-самых: пронырливого Симу и шикарную красавицу и умницу Алису, вручил им поэтапно сумасшедшую сумму денег под устный договор, с тех пор что-то в порядке вещей случилось, что поменяла все понятия. Прежде считалось у всех, теперь, похоже, только у нас у воров, что нет ничего тверже и значимей данного в поруки слова. И эти оставшиеся все, граждане былой великой страны, облапошивают друг друга, кто как горазд.

«Вернуться бы снова в те годы, в тот короткий период схожий с языческим празднеством Ивана Купала в строгой православной Руси. Кто знал суть событий, действовал наверняка. Демонстрации, изобличения в прессе сильных мира сего, почивших и здравствующих, ветер демократии, свободного слова – это для одурачивания основной массы граждан. Наш некогда слаженный тройственный союз, Сима, Алиса и я, понимал: надо успеть, пока народ опьянен свободой словоизлияния, успеть прибрать к рукам побольше его достояния по наспех сварганенным законам.

Ох, как круто пошел вверх бизнес у ребяток! Сима быстро наладил хорошие связи с местными чиновниками. Наш альянс стал многоглавым, многоруким и непобедимым как страшное чудище, и стал поглощать один за другим заводы, фабрики, строения и месторождения. Очень скоро мы поняли, что сырьевые предприятия будут иметь хорошую перспективу… В короткий срок была создана огромная корпорация. Скорее, как только подпитка моими деньгами стала не нужна, вот тогда и начали потихоньку оттирать. Стервятники! А что, если бы я не различил бы среди тьмы ларечников каких-то Симу и Алису. Я же им стал все равно, что папа: нашел, сберег, защитил, обеспечил зеленью, помог в лихой скупке недвижимости как убойная силовая поддержка. А как ножка у них стала барская – турнули, гниды, барской уже ножкой на берега Енисея, чтобы скукожился в один из лютых сибирских морозов. Это ли не черная неблагодарность? Алиса одно время млела от меня (или как там – таяла!). Студентка-отличница! У неё в крови быть первой и в учёбе, и в жизни. Когда я с шиком подъезжал на роскошном мерсе к дверям института, который она заканчивала. Она выпархивала на крыльцо яркой нездешней пташкой, небрежно удостаивая чести подвезти ее. И я катал с ветерком, да так, что стыла и вскипала в жилах кровь. Будто это было вчера. Сколько же лет прошло? Каких-то лет пятнадцать или десять, или около того. Она была чистюля и не выносила вида крови. Вот уж налицо лицемерное советское воспитание: вдалбливать в голову с пеленок одни ценности, а реально учиться у нас как делать все с точностью наоборот. Я делал то, что ей претило, но без чего ее благополучие рухнуло бы в мгновение. Я говорил, что с сожалением прибегаю к насилию, удовольствия не испытываю. Хотел бы дождаться времени, когда не будет нужды ни грабить, ни убивать, а жить с такой распрекрасной красавицей Алисой. Она лишь смеялась. Она манила – и ускользала. Разве вор может любить? Матерый вор втюрился по уши в смазливую девчонку! Непонятная тяга была и остается к ней. Она не верила, что в каждом сердце есть зачаток любви. Об этом мы с Зайкой как-то читали… якобы однажды приходит внезапно время, когда жадно хочется любить.

Алиса держалась на дистанции, всегда находила уважительный предлог ускользнуть, не порывая совсем. Я всегда оставался в недоумении. Почему? Катаемся не слишком быстро, цветы не те дарю, кабаки не такие шикарные. Хотя из мотора выжимал всю мощь, цветами завалил так, что у неё началась аллергия, более лучших кабаков в нашем городе не было… она боялась: на моих руках слишком много крови.

По прошествии десятка лет понимаю: моя привязанность осталось, и в сердце живет надежда на серьезные чувства и отношения. В памяти её вид как живой!… Я иду против своих правил. С ней я выйду из воровского закона. Обладая таким даром как Алиса, уже больше ничего не надо. Я ли это говорю? Тяпун мне на язык. Но почему бы и нет? У меня было все кроме любви: баснословные деньги, огромная власть, по мановению моего пальца решались судьбы. Я мог казнить и миловать. И красоток повидал и перепробовал немало. Они любили фальшиво: кто из-за денег, кто из-за страха, кто из любопытства. Я как будто должен быть пресыщен жизнью. Отчего же, мать такую-растакую, тянет к Алисе? Как и из чего рождается эта самая любовь? Что это за диковинка такая, что не купить за деньги и не выиграть в карты? Не фуфло ли это, пустые россказни. Я верну все свои деньги. Я поставлю Симу на колени. Она сама приползет – нет! – придет ко мне. Потому что идти больше ей некуда, только снова в ларек. Ха-ха! Подожди, она еще мне детишек нарожает. Впрочем, не очень-то я люблю этих оголтелых сорванцов. И зачем они мне? Я, Витамин, – единственный как редкая дьявольская улыбка, мне суждено умереть, не оставив клонов…

Так, в сторону лирику и сопли. Из Симы вытряхну деньги, потом сделаю урода, безногого калеку, загримирую его многодневным избиением, чтобы потерял барский норов; Минееч пробьет ему очко дубинкой ментовской. И отправлю Симку досиживать вместо того бомжишки, что завез за Антона. Антон же будет моей правой рукой здесь. Я вернусь в зону, чтобы лично контролировать обратное превращение бабочки в червяка-личинку, то бишь миллиардера Симы в петуха, потом – в червя гнойного. А потом в окончательное ничто. Всей зоной его поимеем и утопим в параше. Пацанам привезу хорошую развлекаловку. И всем этим взращенным нами нуворишам будет сделан хороший урок! Я так сделаю! Я расставлю снова всех и всё по местам – или я не вор!»