Текст книги "Твой демон зла. Поединок"

Старшина поправил автомат, подошел к застекленному стенду с грозным транспарантом наверху: «В розыске», внимательно начал разглядывать фотографии, изредка бросая на меня преувеличено грозные взгляды. Продолжалось это все довольно долго, и все это время я сидел, сильно напрягшись – мало ли, вдруг я уже в розыске?

Но оказалось – нет. Добросовестно сличив мой фэйс с доброй сотней лиц на стенде, старшина отрицательно покачал головой:

– Не, товарищ майор, такого нет!

– Ладно, бес с ним! – пробурчал майор, вновь берясь за яблоко: – Но где же я его видел?…

Старшина ушел. Майор доел яблоко, сыто рыгнул и полез в коробок – за спичкой. Ковыряя в зубах, он достал из стола приложения к «Аргументам и Фактам» «Я – молодой!», и углубился в чтение.

– Товарищ майор! – подал я голос из-за решетки: – А со мной-то как? У меня дел полно, я же на работе!

Майор флегматично посмотрел на меня через плечо, потом с ленцой сказал:

– Через пять минут заканчивается мое дежурство. А с тобой мой сменщик разберется. Я-то все равно не успею. Пока запрос пошлют, пока ответ придет…

Майор зевнул, потом притянул к себе открытый пухлый служебный журнал, лежащий на столе, что-то записал туда, с хрустом потянулся и взялся за телефон.

Я сидел на краешке грязной скамейки – сесть нормально было противно, и с умилением наблюдал, как милиционер, вытирая платком потеющую лысину, врет жене про сверхурочную работу, а потом звонит какой-то Валюше и договаривается о встрече.

Смена пришла не через пять минут, а через полчаса. Худой, чернявый, нервный капитан, полная противоположность толстому майору, вошел в дежурку быстрым, порывистым шагом, на ходу глянул на меня, потом остановился у стола. Майор не спеша встал, сослуживцы пожали друг другу руки, о чем то недолго переговорили, и майор ушел.

Капитан перелистал журнал, потом долго звонил по телефону, потом разговаривал с зашедшими патрульными, потом снова звонил, и я вдруг понял, что если сейчас не привлеку к себе внимание, то просижу тут до вечера…

– Товарищ капитан, будьте добры, пожалуйста! – подчеркнуто вежливо, но настойчиво сказал я, вставая и подходя к самой решетке: – У меня работа, а ваш сменщик сказал, что не успевает, и что вы все вопросы решите…

– Документы надо С СОБОЙ носить! – сварливо ответил капитан, не глядя на меня: – Вы все думаете, нам делать больше нечего, как всех подряд с улицы тащить сюда, а потом время на вас тратить! Сиди пока, сейчас, разгребусь маленько с делами и займусь тобой.

Пришлось сидеть. Так прошло еще полчаса, и только тогда капитан «занялся» моей персоной. Он включил компьютер, что-то невообразимо архаичное, «486-ое», серое и пыльное, долго и кропотливо, одним пальцем набивал мои данные, потом входил в сеть, делал запрос в информаторий – мне хорошо было видно из-за худой капитановой спины весь этот процесс.

На пыльном экране монитора замигала зеленая надпись: «Ждите ответа!»

– А сколько ждать, товарищ капитан? – осведомился я.

– Иногда час, иногда – пять минут! Это – техника! – глубокомысленно изрек капитан, и снова занялся своими делами.

Ответ пришел минут через пятнадцать. Капитан закрыл монитор спиной так, чтобы мне не было видно, прочитал все, что выскочило на экране, потом выключил компьютер, и гремя ключами, двинулся к двери «обезьянника».

– Ну что, все в порядке? – улыбнулся ему я.

– В порядке, в порядке! – проворчал капитан, отпер решетку: – Выходите! И на будущее, чтобы не было больше подобных эксцессов – носите с собой паспорт. А то нехорошо – работаете в приличной фирме, я и начальника вашего немного знаю, и коллег, они тут, неподалеку, стоянку охраняют, хорошо охраняют! А вы – без документов – непорядок…

– Так уж получилось! – развел я руками. Капитан выпустил меня из дежурки, кивнул в ответ на мое: «До свидания!», и начал что-то вычеркивать из журнала.

По пустому, гулкому вестибюлю я дошел до входной двери, и едва не нос к носу столкнулся со спешащим майором, сдавшим дежурство час назад. Майор шарахнулся в сторону, освобождая проход, и тут же бросился к дежурке, вопя на ходу:

– Вспомнил! Я вспомнил! Он… Держи его!

– Что случилось, Антон Григорич? – всполошился капитан, вскакивая за своей перегородкой.

– Этот… этот… – майор никак не мог отдышаться, указывая толстым пальцем на дверь, которую я еще не успел закрыть: – Сегодня была оперативка, я забыл тебе сказать… Он был… во вводной, его лицо!

Капитан нажал кнопку на пульте, и на ходу расстегивая кобуру, бросился к двери. Одновременно с ним из коридорчика, грохоча сапогами, выбежали трое милиционеров из дежурной смены, с автоматами в руках и непониманием на лицах.

Капитан распахнул входную дверь, выскочил с «макаровым» в руке на улицу, здорово напугав случайного прохожего – пожилую бабульку с сумками, огляделся, но тщетно – я, Сергей Степанович Воронцов, бывший сотрудник охранной фирмы «Залп», исчез… Только меня и видели!

Я уходил от возможного преследования выхинской милиции по всем правилам экстренного отхода, теряясь в общественном транспорте, меняя маршруты, ловя такси и делая броски из одного района города в другой, а у самого в голове была полная каша. Одно я понял очень хорошо – меня теперь ищет не только Урусов, а значит – ФСБ, но и доблестная милиция, а это значило, что теперь я должен быть настолько острожным, чтобы исключить даже намек на провал – иначе Катя погибнет…

* * *

Катя Воронцова сидела на низкой, деревянной кровати и невидяще смотрела в экран телевизора. Пошли третьи сутки с тех пор, как ее, ничего не объясняя, захватили какие-то люди, назвавшиеся сперва друзьями Сергея, затолкнули в машину, привезли в некое здание в центре Москвы, а потом, после почти суточного заточения в настоящей тюремной камере, где-то в подвале, ночью, спешно вывезли за город и на вертолете перебросили сюда, в глухие леса…

Летели они ночью, и Катя, как ни пыталась, так и не смогла сориентироваться, в каком направлении движется вертолет, и поэтому сейчас понятия не имела, где она – на севере, западе, юге или востоке от Москвы. Вертолет летел два с половиной часа, а это значит, что сейчас Катя скорее всего была даже не в Московской области.

Место, куда ее привезли, что-то типа базы отдыха, расположенной посреди леса, не имела ни названия, ни вывесок, ни каких-либо указателей. Вертолет приземлился на заснеженную поляну, двое закутанных в полушубки людей вывели Катю из салона, и проводили до ближайшего дома, где и заперли в этой комнате, с кроватью, столом, двумя книжными полками, забитыми научно-технической литературой, и телевизором, настроенным на один-единственный канал – «Культуру».

Уже дважды ей приносили поесть – щи, макароны с курицей, компот – обыкновенный «столовский» набор блюд. Никто из персонала, даже женщины, не разговаривал с нею, никто не отвечал ни на какие вопросы, а все попытки сделать что-то, выходящее, по мнению ее тюремщиков, за рамки ими установленных, но неизвестных Кате правил, пресекались вежливо, но решительно.

Она уже знала, что территория этой «базы отдыха», огражденная высоким частоколом из целых, оструганных бревен и надежно охраняется целой стаей лохматых, рыжих собак, на вид – обычных дворняг, но очень крупных и свирепых.

Кроме дома, где содержали ее, на территории было еще несколько строений – небольшой одноэтажный корпус с антеннами на крыше, низкое, длинное сооружение, напоминающее казарму, пара деревянных домиков, похожих на обычные деревенские избы, и баня, большая, срубленная «в лапу» из огромных, в два обхвата, бревен.

Обслуживающий персонал, или, скорее, охрана, составляла человек двадцать. Оружия Катя не заметила, но это было и не мудрено – все ходили в толстых овчинных полушубках, так что понять, кто перед тобой, мужчина или женщина, практически не было возможности, не говоря уж о том, чтобы разглядеть, есть ли у человека при себе оружие.

Как только рассвело, Катя первым делом прилипла к окну, осмотрелась, надеясь, что ей удаться бежать, но всякие мысли о побеге оставили ее после зрелища дикой собачьей драки, возникшей из-за брошенной стае кем-то из персонала кости. Собаки буквально изодрали друг друга в кровь, из чего Катя сделала вывод, что несчастных животных специально держат впроголодь, чтобы злее были…

Тысячу раз задавала она себе вопрос – почему ее заточили здесь, кто это все организовал, и из-за чего? Версий было множество, поначалу Катя даже думала, что это ФСБ, дабы на Сергея с его сложной работой никто не смог повлиять, отыгравшись на ней, спрятало ее. Но она довольно быстро поняла, что в ФСБ так, как с ней, обходятся только с врагами народа, а она вроде ничего такого не совершала.

Тогда Катя решила, что ее похитили, но опять же было непонятно – кто и зачем? Крупных денег, которые могли бы заинтересовать потенциальных похитителей, у них с Сергеем никогда не водилось, на чеченского террориста ее тоже вроде бы не собирались менять, по крайней мере, все «захватчики» были русскими.

В конце концов Катя склонилась к мысли, что все это – из-за работы мужа, и похитив ее, кто-то таким образом хочет повлиять на Сергея. Эта версия, самая правдоподобная, пугала Катю больше всего, именно – полной неизвестностью.

Катя не знала, что будет делать ее муж в сложившейся ситуации, единственное – она очень надеялась на своего Сережу, уверенная – он ее любит, а значит – спасет!

* * *

Руслан Кимович Хосы, президент охранной фирмы «Залп», сидел в своем рабочем кабинете, невидящем взглядом упершись в полированную крышку стола, и уже почти час ломал маленькими, сильными руками кусок бамбуковой палки, служившей для задергивания штор на окнах.

Руслан Кимович был в ужасном гневе. Сегодня, с утра по раньше его очень вежливо попросили приехать в НИИЭАП для «кое-каких объяснений». Там, в кабинете полковника Урусова, в течении сорока минут на него, боевого офицера-десантника, тоже, между прочим, полковника, и тоже в отставке, орали, как на солдата-первогодка, обвиняя во всех смертных грехах, от неразборчивости в работе с кадрами, и до преступного сговора и государственной измены!

Сейчас, когда прошло время, обида от незаслуженной выволочки наконец улеглась, и Хосы, отшвырнув измочаленный бамбук, сделал несколько глубоких вдохов, наполняя все тело энергией Цы, привел чувства и разум в состояние покоя и начал размышлять.

«Не может быть, что бы я ошибся с Воронцовым! Что-то напутал этот толстый полковник с красными от бессонницы глазами! Не такой человек Сергей, что бы воровать чужой, дорогой и важный Прибор, да еще если при этом погиб его клиент!

Трупы, обнаруженные во дворе – это те, кто охотился за Прибором. Воронцов спасал его и своего клиента, но сумел только вынести Прибор. Так, а дальше? Почему он не пошел к Урусову, в милицию, ко мне, наконец, почему скрылся, да еще и вместе с женой? Что-то тут не так!»

Хосы встал, прошелся по кабинету, вдруг резко сорвал со стены ту самую шашку, про которую недавно рассказывал Сергею, сделал несколько стремительных выпадов, прыгнул, окружив себя в полете сферой сверкающей стали, и с пронзительным криком, вложив в удар всю свою отрицательную энергию, развалил две половины тяжелый дубовый стул…

«Ох, и разозлил же меня это полковник!», – подумал Руслан Кимович, вложил блестящий клинок назад, в висящие на стене ножны, отнес половинки стула к двери, снова сел за стол, положил перед собой чистый лист из папки и начал рисовать…

На дорогой голубоватой финской бумаге один за другим появлялись человечки, домики стрелки и буквы:

«Вот Воронцов и его клиент. Вот Прибор, а это те, кто Прибором интересуется. Они отправляют группу, а скорее всего, две группы, я бы сделал именно так, на захват Прибора. Как Прибор оказался вынесенным из стен режимного НИИ, этого я не знаю, и пусть это будет на совести погибшего клиента Воронцова…

Ладно, две группы берут клиента с Прибором, Воронцов пытается спасти и клиента, и Прибор, но спасает только аппарат. Клиента гибнет, вместе с ним гибнет соседка, и те, остальные – из группы захвата. Все-таки Воронцов молодец – в одиночку продержался против стольких… А они, наверняка, тоже не дилетанты!

А раз не дилетанты, должны же были они подстраховаться. Допустим, их шеф рассуждал так: мои люди не смогут отбить Прибор – телохранитель помешает, и Прибор остается у него! Как повлиять на телохранителя? Так, так, так!»

Хосы застыл, словно статуя буддистского божка, размышляя, потом достал телефон и набрал номер майора Павлова, начальника одного из отделов московского ГУВД, и своего старого приятеля.

– Алло, Костя? Хосы беспокоит, привет! Как дела? Как идет борьба с преступностью? Организованно?

– Привет, Руслан! Борьба с преступностью идет, мать ее! Я имею в виду преступность! – отозвался в трубке усталый голос.

– Слушай, Костя, я имею к тебе вопрос: не проходит ли у вас по какому-нибудь делу один мой сотрудник, некто Воронцов Сергей Степанович? Узнай, пожалуйста, очень мне нужна эта информация…

– Лады, погоди на трубке! – ответил Павлов, и Хосы услышал в телефоне, как защелкали клавиши компьютера. Прошло несколько минут, прежде чем Павлов снова заговорил:

– Слушай, Руслан, есть твой Воронцов! У нас на него «заява», я хочу сказать – заявление, из какого-то Фонда, что-то по поддержке науки там и еще… Не суть! Его обвиняют в похищении научного оборудования с целью продажи. Наши ищут, но пока – безрезультатно… Дома он не появлялся уже два дня, на работе – тоже. Извини, но и у вас, в «Залпе», его тоже не было – мы проверяли!

«Веселенькое дело!», – подумал Хосы: «Оказывается, у меня работает агент угро, а я и не знаю! Надо будет заняться…», а вслух сказал:

– Костя, если вдруг что-то будет по Воронцову, дай мне знать, будь ласков!

– Даю! – с готовностью отозвался Павлов: – Во-первых, вместе с ним исчезла его жена, с которой он в разводе, но живет совместно, а во-вторых – сегодня утром твой Воронцов был задержан в Выхино патрулем – у него не было с собой документов. Он попал очень «удачно» – в пересменку дежурных, поэтому его проверили, установили личность, и отпустили, представляешь? Дармоеды, мать их! Спохватились уже слишком поздно – он ушел. Слушай, а как он вообще, этот Воронцов? Ты за него собираешься хлопотать? Имей в виду – «заява» на него серьезная, не отмажешься…

– Да как тебе сказать… – уклончиво ответил Хосы: – Он такой, второстепенный сотрудник, я его знаю мало… Просто он, как ты уже сказал, два дня не появлялся на работе и дома, вот я решил проверить, а оказалось – он преступник. Но все же, когда вы его возьмете – дашь мне с ним переговорить, хочу в глаза посмотреть этому стервецу!

– Руслан, кому ты лапшу вешаешь? – проникновенно поинтересовался Павлов: – Мы же с тобой двадцать лет знакомы! Скажи уж лучше – не можешь мне всего рассказать. Ладно, как ты любишь говорить – «Пусть все твое будет в ладах с твоей совестью!» Если что узнаю, я тебе позвоню. Ну, давай, жму руку, привет Динке и ребятам!

– Пока… – сказал Хосы, убрал телефон, и усмехнулся – дурацкий получился разговор. Ай да Воронцов! «Ищут пожарники, ищет милиция…» Да, пожалуй, только пожарники его еще и не ищут…

Хосы вскочил, в возбуждении заходил по кабинету, потом снова уселся за стол, и продолжил рисовать и думать: «Значит, жену Воронцова захватили те, кто интересовался Прибором! И наверняка они поставили условие: никаких контактов с силовыми структурами, отдаешь нам прибор, получаешь назад жену! Иначе она пострадает…»

Руслан Кимович некоторое время посидел, закрыв глаза, потом медленно поднялся, скомкал изрисованный дорогим паркером листок, поджег его, держа двумя пальцами на весу, а когда в руке остался лишь маленький клочок бумаги, а все остальное превратилось в пепел, резким и быстрым ударом левой руки развеял этот пепел в невидимую пыль.

Потом он вышел в приемную, наклонился к молчаливой секретарше, что-то быстро сказал ей на ухо, получил в ответ утвердительный кивок, и вышел, аккуратно закрыв за собой дубовую дверь…

* * *

Я сидел в подъезде старого, поставленного на капремонт, а потому пустого, и находящегося в полной разрухе, дома на Садовом, и сквозь мутное стекло в половинку театрального бинокля, добытого полчаса назад за бутылку водки возле станции метро Сухаревская у какого-то ханыги, рассматривал поблескивающее, стеклянное, устремленное ввысь здание Центра.

Конечно, разглядеть что-либо через зеркальные, тонированные стекла было невозможно, но я все же подметил немало важного – например, то, что охрана у входа вооружена, видеокамеры просматривают не только площадку перед главным входом, но и участки тротуара и проезжей части по сторонам от здания, а также и то, что наблюдение с использованием видеоглазков, поворачивающихся на кронштейнах, ведется и с той стороны здания, которая выходит в переулок.

Никакого мало-мальски обоснованного и обдуманного плана – как действовать в Центре, – у меня не было. Все, на что хватало моего воображения – это войти внутрь, где меня уже ждут, сказать: «Вот ваш Прибор, где моя жена?», и все… Дальше, в идеале, мне должны были вывести Катю, и мы бы, взявшись за руки, пошли домой и жили бы счастливо, и умерили в один день… Тьфу, мать-перемать, херня всякая в голову лезет. Впрочем, может, и не херня. Последний пункт – про умерли в один день – это как раз вполне реально…

Соваться в Центр с таким настроем было безумием, но мне казалось, что я сойду с ума гораздо раньше, если не освобожу Катю. Иногда меня охватывало просто черное отчаяние – еще бы, я был один против всех, даже Борис, верный друг, выбыл из игры, раз за ним слежка, значит, ФСБ или «урусовцы» «пасут» его дом, и теперь там нельзя укрыться, передохнуть и спокойно подумать…

После того, как мне удалось бежать из выхинского отделения милиции, я впервые в жизни почувствовал себя так, как чувствует человек, объявленный «вне закона».

Ощущение постоянной опасности, слежки, боязнь совершить что-то, что привлечет к мне внимание милиции просто на улице или в метро, постоянно преследовало меня, и я стал замечать, что со стороны и впрямь уже вызываю косые взгляды людей – хмурый, небритый человек в не очень чистой одежде, с затравленным взглядом и суетливыми движениями заставлял прохожих сторониться, стараться не соприкасаться в транспорте, обходит на улице…

Я понимал, что в конечном итоге такое поведение может выдать меня, и тогда не избежать конфликта с милицией, но ничего с собой поделать не мог – нервы были на пределе, по-умному надо было бы «лечь на дно», затаиться, спрятаться, отсидеться где-то в укромном месте, но я не мог позволить себе этого – надо было спасть жену, и на сегодняшний момент я вступил в противостояние сразу с несколькими правоохранительными организациями, не считая Отдела Охраны Урусова и самого главного противника – «центровиков». Все ли противники мои были демонами зла? Наверняка нет, но к кому из них, не-врагов, обратиться за помощью, я не знал…

«А если опять попробовать связаться с Наставником?», – мелькнула шальная мысль: «Может, он чем-нибудь сможет помочь?». Это было, что называется, хватание за соломинку, но я все же пошел на это, – а вдруг повезет!

По захламленному двору я, поминутно озираясь, вышел в какой-то узкий, тихий переулочек, нашел телефон-автомат, и скрючившись под квадратным, застекленным колпаком так, чтобы мне было видно все вокруг, взялся за аппарат.

Не повезло…

Я набрал номер Наставника, трубку взяла женщина с тихим, усталым голосом. Я попросил Олега Александровича, и едва не выронил из рук дипломат, услышав: «Его больше нет! Он… Он покончил с собой!»

События разворачивались стремительно, и совсем не так, как бы мне хотелось!..

Где-то в центре Москвы…

– Дмитрий Дмитриевич! Какие новости из милиции? Они отреагировали на наше заявление?

– Да, господин Учитель! Воронцов включен, как подозреваемый, в вводную на сегодняшний день, его фотография разослана во все отделения и посты. Опергруппа с Петровки уже побывала у него дома. И что самое интересное – он один раз попался!

– Вот как? И где же он сейчас?

– Бежал! Из-за халатности работников милиции он ушел прямо из-под их носа! Где он теперь, милиции неизвестно, ищут…

– Очень хорошо! Пусть ищут. Главное – не пропустить момент, когда найдут. Нам важен Прибор, вы головой отвечаете за него, Дмитрий Дмитриевич! А что слышно от службы наружного наблюдения?

– Все тихо, господин Учитель! Но интуиция мне подсказывает, что мы встретимся с Воронцовым раньше, чем органы правопорядка. Он где-то здесь. Я чувствую. Он уже пришел… И выбирает тактику!

– Хорошо! Люди все на местах? Ну, глядите в оба! И самое главное – при захвате не повредите Прибор!

Задней частью здание Центра примыкало к облезлым двухэтажным развалюхам, бывшим особнячкам каких-нибудь дореволюционных купчишек. В них располагались различные коммунальные конторы и мелкие городские службы, чудом выжившие под натиском нового русского капитализма.

Я со стороны переулка подошел к крайней двухэтажке, с узкими, откровенно грязными окнами, единственной дверью, и забеленными толстым слоем известки львиными мордами на фасаде. Этот дом вплотную граничил с «зубилом» Центра, и разумнее всего было попытаться что-то предпринять именно отсюда.

Войдя в низкий подъезд, я огляделся – влево вел прокуренный коридорчик, стояли какие-то ободранные кресла, висели замызганные плакаты. Слышался стрекот, подумать только! пишущих машинок, людские голоса, пахло чаем, пылью и духами…

– Мужчина! Вы к кому? – раздался у меня за спиной женский голос. Я обернулся – передо мной стояла довольно молодая, но уже весьма объемная дама с заварочным чайником в руках.

– Я… В общем, это… – начал было я, лихорадочно соображая, что мне говорить, но дама сама пришла на помощь моему косноязычию:

– Вы, наверное, к Михаилу Николаевичу? Так это на втором этаже, вот по этой лесенке наверх, третья дверь на право!

Я пробормотал: «Спасибо!», и двинулся по оплывшим ступеням вверх. Что делать там, на втором этаже, я не знал, и шел чисто по наитию, словно меня вел кто-то. Вычищенная и смазанная беретта привычно оттягивала кобуру, а Прибор я переложил в черный дерматиновый рюкзак, купленный на последние деньги в магазине «Школьные товары», и теперь обе руки у меня были свободны.

Второй этаж ни чем не отличался от первого – тот же табачный смрад, те же стулья, пожарный щит на стене, серый потолок в подтеках и разводах… Я быстро прошел по коридорчику, и обнаружил в самом его конце небольшую, крашенную синей краской дверь, явно ведущую на чердак.

С замком пришлось повозиться – его давным-давно закрасили, и я едва не сломал кончик ножа, пытаясь отколупнуть насмерть засохшую краску. Наконец замок поддался, дверь с противным скрежетом распахнулась, и на меня повеяло сухим, затхлым воздухом.

Быстро закрыв за собою дверь, я очутился на узкой железной винтовой лестнице, штопором уходящей вверх, в темноту. Пахло мышами, пылью и еще какой-то дрянью. По идее, лестница должна была вести на крышу, подходившую вплотную к стеклянному «зубилу» Центра. Конечно, и с этой стороны наверняка тоже стояла аппаратура слежения, но я очень надеялся, что проникнуть в Центр «с тыла» будет проще.

Стараясь не греметь ржавыми листами железа, отставшими от ступеней, я поднялся на маленькую площадку, увенчивающую лестницу. Узкий, вытянутый лючок в потолке, несколько ржавых скоб в стене – это и был выход на крышу.

Должно быть, пользовались им последний раз очень давно – как я ни старался, но мне не удалось приподнять крышку ни на сантиметр. Разозлившись, я даже попытался выбить ее ногами, упершись руками в пыльный, грязный пол площадки и ударив в гулкое железо подошвами ботинок, но люк держался мертво.

Я зажег фонарик и принялся внимательно осматривать помещение. Вскоре мои усилия увенчались успехом, правда, весьма сомнительным – под самым потолком, слева от выхода на крышу я обнаружил свежопросверленные, загерметизированные отверстия с пропущенными через них проводами в бронированной оплетке, явно современного производства. Качество работ не оставляло сомнений – работали «центровики», чахлой конторке, обосновавшейся в здании, явно не по средствам оплатить такой уровень выполнения.

«Эти провода здорово похожи на оптические световоды, ведущие к видеоглазкам. Если я и выбью люк и поднимусь на крышу, меня все равно обнаружат. Значит, тут тоже все перекрыто!», – подумал я. Надежда, что у меня есть хоть один шанс освободить Катю в одиночку, так и осталась надеждой…

* * *

Руслан Кимович отсутствовал на работе почти весь день, и вернулся только под вечер. Секретарша передала ему список звонивших, сводку по объектам охраны «Залпа» за день, и Хосы скрылся в своем кабинете, где и просидел до восьми вечера, никуда не выходя.

В девятом часу он покинул кабинет, спустился вниз, попрощался с охраной и, пройдя мимо офисной стоянки, свернул за угол, где в этот раз оставил свою машину, скромную, но изящную «Хонду», против обыкновения ставить ее на стоянке.

Хосы сел за руль, завел двигатель, прогрел его, выехал на проезжую часть, и только свернув с Садового на Новый Арбат, негромко сказал, ни к кому не обращаясь:

– Лежи, головы не поднимай! Я не уверен, нет ли за мной хвоста… Сейчас я помотаюсь, погляжу, а потом поедем… на дачу! Жену освободил?

– Нет! – глухо донеслось с заднего сидения: – Но я знаю, где она. Одному не справиться…

– Разберемся! – хищно оскалился Хосы, прибавляя газу.

В течении следующего часа он крутился по узким улочкам внутри Бульварного кольца, пару раз проскакивал перекрестки на красный свет, наконец, удостоверившись, что «хвост», даже если он и был, оторвался бесследно, выбрался на Беговую и погнал машину в сторону Рублевского шоссе…

* * *

– Это не моя дача, к себе я не рискнул тебя везти, вдруг там все под наблюдением! – Хосы прохаживался по просторной, отделанной деревом кухне, изредка с улыбкой посматривая на меня, уплетающего плов прямо из чугунной утятницы: – Сейчас ты поешь, а потом будем говорить. Если я смогу тебе помочь, то сделаю все возможное. Если ты нарушил закон, особенно корысти ради, как думают и этот твой Урусов, и на Петровке, я выдам тебя властям.

– Стоило для этого отрываться от хвоста, спасать меня!. – прошамкал я с набитым ртом.

– Ты сам залез ко мне в машину! – усмехнулся Руслан Кимович: – Так что…

– Ага! – перебил его я: – Как будто вы ее случайно оставили за углом, чтобы наши ребята, из охраны офиса, не видели…

– Ладно, ладно! – поднял руку Хосы: – Доедай, пей чай, я жду тебя в комнате.

Впервые за почти двое суток плотно поев, я ощутил приступ сытого блаженства и удивился, как мало надо, в сущности, человеку для того, чтобы испытать удовлетворение от жизни. Воистину, все познается в сравнении, и многое в этой жизни начинаешь ценить только тогда, когда оказываешься этого лишен…

Хосы ждал меня, сидя в кресле перед выключенным телевизором. В руках Руслан Кимович держал газету, но, войдя в комнату, я сразу заметил, что шеф не читает, а скорее пытается отвлечься, хотя это ему плохо удается.

– Поел? – спросил Хосы, указывая мне на кресло по другую сторону журнального столика: – Сыт?

– Да, спасибо большое! – кивнул я: – Еще бы поспать…

– На том свете отоспимся! – жестко сказал Руслан Кимович, сразу напомнив мне незабвенные армейские времена, когда это выражение было самым ходовым.

– Ну, давай рассказывай, медленно и по порядку, со всеми деталями и мелочами! – Хосы оторвал от края газеты длинную, узкую полоску и начал скручивать, складывать ее – в «Залпе» все знали, что их шеф любит вертеть оригами в минуты серьезных раздумий.

Говорил я долго, почти час, и даже охрип, а во рту пересохло – правда, не столько от разговоров, сколько от нервов. Я рассказал и про Пашутина, и про «КИ-клубы», и про Наставника, про нападение на Чистых Прудах, про Бориса, про слежку «урусовцев», про Ирину, а тут еще пришлось возвращаться к временам учебы в Питере…

Особенно Руслана Кимовича заинтересовали подробности, связанные со Связным, превентарием и камерой экстренной связи. Наконец, я рассказал про свои безрезультатные метания вокруг здания Центра, про то, как решил поговорить с Хосы, и поэтому забрался к нему в машину, и замолчал, выдохшись.

– Интересно, интересно… – покачал головой Руслан Кимович, встал, заложил руки за спину, и в своей излюбленной манере начал прохаживаться по ковру, покрывавшему весь пол в комнате, взад и вперед.

– Скажи, Сергей Степанович, а ты уверен, что твоя жена именно в этом Центре?

– Так сказал Горобко…

– Да, но тот парень, из группы оперативного реагирования, наоборот, сказал, что ее там нет!

– Он мог и не знать…

– Горобко тоже мог не знать! Хорошо! – Руслан Кимович резко повернулся на пятках, уставившись на меня своими узкими, рысьими глазами:

– Ты знаешь, что бы сделал я на месте руководства этого Центра? Я бы первым делом убрал твою жену из Москвы! Вывез бы ее, подальше! Они – не мелкие вымогатели, они – серьезная организация, и я думаю, у них есть возможности и средства для тайного перемещения людей по стране. Так что твой неподготовленный визит в Центр мог положить конец всему, в том числе и твой жизни, а может быть, и жизни твоей жены…

Я при упоминании о жене только скрипнул зубами, сжав кулаки, но промолчал – Хосы говорил правду, действительно, какой смысл им рисковать, держа заложницу в Москве, где полно возможностей для ее освобождения, да и малейший всплеск активности будет замечен органами правопорядка?

– Но где ее теперь искать? – глухим голосом спросил я.

– Этого я не знаю! – Руслан Кимович в задумчивости постоял у полки с книгами, словно бы выбирая, что взять почитать, потом повернулся ко мне: – Сергей Степанович, есть у меня одна мыслишка, но тут надо очень тщательно обмозговать все детали… Ты как, поспать вроде хотел? Давай так – ты сейчас отдохни часика два, а потом мы с тобой приступим, на свежую голову. А пока я переговорю кое с кем!..

Кивнув, я направился к дивану, и на ходу спросил у удаляющегося в другую комнату Хосы:

– Руслан Кимович, а почему вы мне помогаете?

Тот на секунду замер, потом повернулся, как всегда, улыбаясь, и сказал:

– Сталин, человек далеко не глупый, как ты знаешь, в свое время любил повторять: «Кадры решают все!» К слову – как управленец, говоря современным языком, менеджер, Иосиф Виссарионович до сих пор не имеет в мировой истории равных. Черчилль, которого трудно заподозрить в симпатиях к советскому строю, как-то сказал: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой!» Так вот: ты – один из лучших моих «кадров»! Должен же я бороться за своих работников! Понял?

Я кивнул, а про себя подумал: «Хитрая лиса, никогда не скажет всего, что думает! Вот уж точно: Восток – дело тонкое!»