Текст книги "Пращуры русичей"

Теперь они сидели не в тесной и тёмной лачуге, а в освещённой десятком восковых свечей просторной горнице, протопленной и просторной. Помимо Вадима и Даньши, которому, как сподвижнику изборского воеводы позволили присутствовать на тайном сходе, в комнате находились ещё пятеро. Гости Ходоты сидели за столом, но ни еды ни напитков хозяин подавать не велел. Не для пира и гулянья собрались, потому, как разговор предстоял тайный и требующий трезвой головы. Даньша в отличие от сидевших за столом гостей, стоял в дверях и с волнением поглядывал на заговорщиков. Вадим хоть и окрепший после ранения выглядел бледным и измотанным, он первое время помалкивал, и не вступал в общий разговор. Вёл беседу сам Ходота, плотный крепыш лет пятидесяти.

– Беседа наша тайная, потому, чужих мы в неё не посвящаем, надеюсь всем то ведомо? – купец покосился на Даньшу, и продолжил. – Давно мы собирались от захватчиков варягов избавиться, думаю время настало.

– Мы про то знаем, и языки за зубами держать умеем, а вот гости твои, Ходота, верные ли люди? Не придут ли к нам домой после этой беседы гридни князя Рюрика за нашими головушками? – со злорадством процедил Рубец, угрюмый седоволосый старикашка с проплешинами.

Этот сварливый и грубый купчина, не зря считался одним из самых знатных городских богатеев. Каждый год он ходил торговым гостем в земли Царьграда, вёл дела с арабами и иудейскими торгошами из Хазарского Каганата, возил на юг мёд, воск да меха.

– Знаем мы Вадима, верный он человек, верный да надёжный, так что негоже его пустыми подозрениями обижать, – прервав речь Рубца, встрял в разговор здоровяк Гостята, он сидел рядом со своим младшим братом Бавой, как таким же полноватым и краснолицым детиной с обвислым животом и конопатым носом. – Коль прибыл он сюда с варягами поквитаться, так значит так оно и есть.

– Ну и что, что знаем, да только многие из тех, кого мы и раньше знавали, к Рюрику нынче переметнулись, верой и правдой ему нынче служат, князю на радость, а нам на беду, – не унимался Рубец, бросая недобрые взгляды то на изборского гостя, то на его спутника Даньшу.

Вадим при этих словах стал покрываться румянцем. Кровь прихлынула к щекам, было видно, что мышцы его напряглись.

– Довольно, тебе Рубец, коль всех будем подозревать, да винить в бедах наших, тем мы делу общему не поможем, не для того собрались. Теперь, когда Вадим Храбрый, славный воин и воевода на нашей стороне, глядишь и удастся нам скинуть ненавистного варяга и род его, – произнёс Ходота, заметив, что его знатный гость сейчас придёт в ярость.

Ещё один участник беседы – сухощавый смуглолицый бородач по имени Сумник, согласно закивал. Все остальные его поддержали, Рубец, недовольно буркнув, отвернулся, но возражать более не стал.

– Так вот, что я хочу сказать вам, други мои, – продолжил речь Ходота, глядя прямо в лицо Вадиму. – До того как варяги на землю нашу пришли, мы с вами торговлю вели, так, как нам удобно и выгодно, сами в городскую казну сколько надо средств давали, Гостомысл, старый князь, тому помехой не был. Новгород, издавна вечем управлялся. А что такое вече, не мужичьё горластое, а мы, лучшие люди града, за нами и монета звонкая, и богатства, а стало быть и сила да власть. А теперь, что? – говоривший обвёл всех взглядом. – Теперь князь все вопросы решает, сколько платы в казну нести, сам суд судит, а нас ни о чём и не спрашивает, где такое видано, что бы знать да купечество, своего слова не имели. Убытки несём, да разорение, и слово своё поперёк княжьего сказать не смеем. Так вот и говорю я, пришло время пресечь такую несправедливость, и тебе, воевода, в деле этом роль немалую отвести желаем.

Лицо Вадима по-прежнему оставалось напряжённым.

– Ты воин умелый, у тебя сноровка и опыт, а у нас денежки да люди верные есть, – продолжил Ходота, пряча довольную ухмылку, почуяв, что собеседник проявляет интерес. – Время сейчас как раз самое, что ни на есть подходящее. Рюрик дружину из города увёл, а покуда он в Старой Руссе Аскальда усмиряет, нам по силам в городе власть взять.

Ходота говорил вполголоса, все участники заговора, пригнувшись, внимательно слушали.

– Сколько людей князя в Новгороде? – наконец произнёс Вадим.

– Да гриди лишь десятка три, четыре, да городской стражи с полсотни. Но те не русы, так вои обычные из местных. На Аскальда то князь, не просто так пошёл, у того силы немалые, коль сеча меж ними выйдет, неизвестно, кого нам ждать, глядишь, и сам Аскальда пожалует.

– Не осилить Аскальду Рюрика, – вступился в разговор Рубец, больно силён князь.

– А вы, сколько людей собрать хотите, пусть мало Рюрик оставил, но у вас ведь мужики одни?

– Почему ж мужики, мы гостями в страны разные хаживаем, у нас свои вои, опытные, средь них и балты, и даже варяги есть, все кто золото любит, к нам идут. У каждого из сидящих пред тобой, по полсотни наберётся, а коль постараемся, так и мужиков да ремесленников подымем, так глядишь сотни три, на нашу сторону встанет, – вступил в разговор, до сих пор молчавший Сумник.

– Да, с такой силой, если с умом, то можно город взять. Да вот побьём мы людей княжьих, а потом то что? – с сомнением заявил Вадим. – Придёт Рюрик с Русью своей и порежет всех как ягнят.

Все сидевшие за столом оживились ещё больше, взгляды присутствующих обратились к Ходоте, они то знали, что главное хитрый купец приберёг напоследок.

– Верно мыслишь, воевода, рад я, что ты в омут с головой не бросаешься, умён, храбр, но осторожен. Думаю не зря мы на тебе свой выбор остановили, верно, я говорю? – все гости сидевшие за столом закивали, даже, скептически настроенный Рубец, одобрительно хмыкнул. – Город для нас захватить лишь половина дела. В хоромах княжьих Рюрик наследника – Игоря оставил, вот он то наша вторая цель. Коль сумеем Игоря взять, то и князь строптивость свою растратит, не станет он сыном рисковать.

– Не нравится мне это, не привык я с детишками сражаться, а что коли Рюрик заартачиться, резать княжича станем? – нахмурившись, заявил Вадим. – Не гоже это, не по мне.

– Гоже не гоже, а другого пути нет! – Лицо Ходоты стало жёстким. – Захватим княжича, пригрозим Рюрику, да велим ему убраться из земель наших. Не станет князь сына под нож пускать, – выкрикнул купец, и более мягким голосом, продолжил. – Ты, воевода, не спеши с ответом то. А подумай, покумекай, роду ты знатного, не станет Рюрика, не станет потомков его, кого вече в князья выберет. До прихода варягов многие тебя в правители новгородские пророчили. Коль сумеешь город взять, да княжича в полон захватить, так мы глядишь, Рюрика тобой и заменим, кого надо подговорим, кому надо приплатим.

Вадим замер, бледность на его лице снова сменилась румянцем. Такое предложение пришлось ему по сердцу. Он оглядел присутствующих, те ожидали ответа.

– Ну, коль так, согласен я, – заявил Вадим. – Собирайте людей, вооружайте, мне с неделю надобно, что бы от ран оправиться, да обдумать, как стражу городскую побить.

Улыбка озарила квадратное лицо Ходоты, вздох облегчения вырвался из груди остальных заговорщиков, расходились гости по одному, и каждый при этом думал и грезил о своём.

Туман тянулся с реки, укрывая от взоров смутные очертания кораблей, стоящих на пристани. Десятки лодочек, стругов, и прочих торговых судов да судёнышек стояли у берега, мирно покачиваясь. С высокой городской стены, они были почти не видны, в отличие от высоких боевых ладей, составлявших княжий флот, точнее ту его часть, которую Рюрик не пожелал брать в поход на Старую Руссу. Ладьи Рюрика стояли отдельно от прочих кораблей и корабликов, красивые и величавые.

– Зябко то, как под утро, – кутаясь в плащи, жаловались стоящие на вышках городские стражи, ёжась от холода и сырости.

Под утро, веки опускаются сами, сон морит, и бдительность ослабевает с каждым мгновением, поэтому никто не увидел ничего подозрительного, когда смутные тени, показались на берегу и двинулись в сторону княжьего флота. Никто их стражей не побеспокоился, когда раздались непонятные звуки, которые лёгкиё ветерок отнёс куда-то в сторону. И лишь, когда красное пятно, появилось на фоне военных судов, словно стальным клинком, прорезав густые пласты тумана, когда над палубами взвились чёрные клубы дыма, стража опомнилась и забила тревогу.

Надо бы отдать им должное, шум подняли тут же, и через несколько минут, гулкие звуки колокола, стоящего на главной площади, возвестили о пожаре. Корабли руссов вспыхнули, вспыхнули разом, и вместе с вестью о пожаре, слухи о поджоге стали разлетаться со скоростью ветра. Народ валил на пристань, с вёдрами и баграми, все спешили к месту пожара, но первыми на берегу оказалась оставленная в городе княжья гридь. В одних рубахах, многие босые и безоружные, они примчались на пристань, стремясь спасти боевых товарищей, долгие годы носивших их по бурным водам холодных морей.

Ладья для руса, и дом и кров. Поэтому не только страх перед княжьим гневом гнал варягов на пристань, нет. Видя как погибают в пламени их морские кони, русы бросались в самое пекло, борясь с огнём, и готовы были рыдать от отчаяния, когда стали понимать, что корабли уже не спасти. Но самое страшное было ещё впереди. Из-за непроглядной стены дыма и тумана, буквально со всех сторон полетели стрелы, прибрежный песок и воды реки окрасились алой кровью тех, кто мгновение назад боролся с огнём. Грозные и бесстрашные русы, от одного имени которых трепетали целые народы, вдруг оказались беспомощны, перед неведомым врагом. Стрелки высыпали с трёх сторон, и били точно, и часто, расстреливая безоружных и беззащитных гридней князя почти в упор. В этот самый момент со стороны города тоже раздались крики и ругань, мятежники возглавляемые Вадимом и его сподвижниками обрушились на стражу, охранявшую городские ворота. Сотни вооруженных людей, из личных ватажек и дружин купцов-заговорщиков беспощадно били всех, кто имел при себе оружие, и был верен, покинувшему город князю.

Вадим, прикрываясь щитом, во главе нескольких десятков воев рубил тех, кто ещё оказывал сопротивление, некоторые люди Рюрика поняв, что обречены, побросали оружие, понадеявшись на милость победителей. Но те в пылу боя, порубили и их. Вся пристань была усеяна телами, и, осмотревшись, лишь только сейчас Вадим заметил, что не одни лишь гридни Рюрика лежат на берегу, истекая кровью. Простые новгородцы, бросившиеся тушить пожар, истыканные стрелами, и пробитые копьями и рогатинами, лежали вперемешку с дружинниками князя.

– Сколько ж мы своих то побили, не варяги то, наши, – подойдя к Вадиму, вымолвил Даньша, тяжело дыша. – Правое ли дело делаем, воевода? Что то не по себе как то, то же не русы, то мужичьё из местных.

– Лес рубят, щепу не жалеют, – зло огрызнулся Вадим, глядя на то, как у его ног, истекает кровью молодой светловолосый парень. – Мы Рюрика покарать пришли, стало быть и людей его жалеть нечего, ну а этим, считай не повезло.

Вадим со злобой сплюнул. Ему похоже так же было не по себе от содеянного. Управляемое им воинство, оказалось не только не обученным, но и почти не управляемым. Бывший воевода болгарского царя, не привык к таким ратникам.

Тем временем, возглавляемые мятежниками-купцами, воины громили дома княжьих приказчиков, верных ему бояр, которые со своими дружинами, пошли усмирять Старую Руссу. Запыхавшийся от длительного бега гонец, примчался на берег и кликал воеводу Вадима, не замечая, что тот, кого он ищет, стоит прямо у него за спиной.

– Ну, чего, дурень, разорался, тут я, – окликнул парня Вадим, снимая с головы шлем.

– Так велено звать тебя, воевода. Сам Ходота велел тебе в город идти.

– Ишь ты, посмотри какой прыткий, «велено», – зло усмехнулся Вадим. – Не слишком ли купец твой много загребает, не указ он мне покамест.

Парень в ответ на это пожал плечами, и, выпятив вперёд нижнюю губу, пробормотал.

– А чё, я такого сказал то? Не пойму я. То же Ходота.

– Ладно, не когда мне тебе сейчас растолковывать. – Вадим натянул на голову шлем, и, обращаясь к Даньше, крикнул. – Пойдём ка поглядим, что прочие вояки за дел наворотили! Эй, ты, а ну, показывай, куда там меня звали.

Парень, поняв, что последние слова относятся именно к нему, потрусил в сторону городских ворот. За ним двинулись Вадим с Даньшей и с полсотни их людей.

Шум внутри города по-прежнему не прекращался.

Вадим и Даньша застали Ходоту возле княжьего двора, купец орал на всех, включая Баву и Гостяту, которые виновато переминались с ноги на ногу. Неподалёку прикрывшись шитом, стоял Рубец, с перевязанной грязной холстиной головой. Из-под повязки сочилась кровь, но старый ворчун не обращал на неё внимания, а лишь пристально разглядывал княжьи хоромы, в которых укрылась последняя горстка сторонников Рюрика.

– Ну, чего у вас?

Вадим подошёл к Ходоте.

– Чего, чего, аль сам не видишь, заперлись они, из окон стрелы мечут, да так ловко, что уж троих ранили.

– Кто они то? Говорил бы ты толком, русы что ли, сколько их осталось? – Вадим тоже уставился на последний оплот княжьих союзников, прикидывая что к чему.

Ворота во двор были вынесены толстенным бревном, которое осаждающие бросили тут же неподалёку. Но сам дом был заперт, а сквозь приоткрытые ставни, из окон, время от времени летели стрелы. Несмотря на лёгкую победу на пристани, княжий дом сходу взять не удалось.

– Русы там, гридь Рюрикова, да видать не из простых, на охрану сына уж князь поставил так поставил. Не вои, звери, – нервно выкрикнул Ходота. Только сунулись мы, ворота вышибли, да попытались в дом ворваться, они как высыпали, щит к щиту встали, копьями ощетинились, и давай бить. Многих вон посекли, вон Сумнику стальной наконечник горло пробил, тут же преставился.

Вадим увидел тело одного из недавних сообщников среди прочих мертвецов, сваленных в общую кучу.

– Что же их как дрова то покидали? – вставил слово Даньша. – Прибрать бы их не мешало.

– Потом приберём, не до того сейчас, – вставил слово подошедший Рубец. – Что делать то будем, может и вправду дом поджечь, а то они нам пол рати положат.

В этот момент, вылетевшая из теремного окошка стрела, просвистела едва ли не возле уха Ходоты.

– Кого поджечь то, – отшатнувшись, рявкнул купец. – А коль княжич в дыму сгинет, чем тогда Рюрика стращать станем?

– Я сюда а за побратима отомстить пришёл, – сказал Вадим. – Я бы поджёг, и весь тут сказ.

– Он бы поджёг, – с ехидством вставил слово Ходота. – Ты уж реши для себя, воевода, что тебе надобно боле, за побратима отомстить, иль за стол княжий сесть? Была у нас задумка, так давай её и исполним, а не то ни города ни голов не сбережём. Думай, Вадим-воевода, как нам княжича из дому вытащить, да руссов, что его стерегут побить, на то мы тебя и звали.

Вадим недовольно покосился на купца, но возражать не стал.

– Орудие бы какое, стенобитное, как у ромеев, только где ж его взять то? – промолвил Вадим. – Щиты надо бы сколотить, да на колёса поставить, а там за ними укроемся от стрел, да как двери вышибем, в дом ворвёмся. Лучших воинов собрать надобно, да в брони надеть, теперь то её много, на убитых руссах, немало кольчуг добрых.

На взятие княжьего дворца потратили остаток дня. Вадим и Даньша, а так же самые лучшие воины бунтовщиков, штурмом взяли хоромы, но прикончив последних защитников, укрывшихся в доме, атакующие испытали горькое разочарование. Несмотря на огромные потери, главной своей цели они не добились.

Княжич Игорь исчез.

На вечевой площади было неспокойно. Вадим в окружении охраны, озирался по сторонам, ловил на себе недобрые взгляды. Его союзники, Ходота, Рубец и братья Бава с Гостятой, так же стояли, озираясь на толпу. Новгородцы, средь которых многие потеряли близких в сече на берегу, глядели на бунтовщиков недобрыми глазами, хмурились, но молчали. Наконец Ходота вышел на помост и заговорил.

– Други мои, жители Великого града Новгорода, сегодня избавили мы вас от захватчиков руссов, теперь город наш, так давайте же решим, как быть нам далее!

– Чего ты нас то спрашиваешь как нам жить, коли ты за нас уж порешил всё, за нас, да за родичей наших, что в утренней битвы головы сложили, – выкрикнул кто-то из толпы.

Ходота проигнорировал эти слова, и продолжил речь.

– Все мы, испокон веку жили умом своим, вечевым правлением, так и сегодня не варягам нами править.

– Те варяги, по призыву к нам пришли, по велению князя нашего Гостомысла, – снова послышался тот же самый голос, – Теперь князя ждать остаётся, придёт Рюрик, вам смутьянам головы порубит, да и нам под это дело достанется.

На этот раз Ходота не решился игнорировать сказанное.

– Гостомысл стар уж был, вот разум его и помутился. На что нам пришлые князья, когда у нас своих вдоволь, вот гляньте, – купец легохонько подтолкнул вперёд Вадима, который стоял всё время от него по правую руку. – Вот Вадим Храбрый, наш союзник, победитель русов. Он ли не из рода древнего и знатного, не ему ли мы песни и сказания посвящали, ну чем он нам не князь.

Ропот прошёлся по рядам новгородцев, Ходота, незаметно подал сигнал своим людям, и они плотнее сомкнули ряды вокруг заговорщиков.

– Вадим воин конечно знатный, но коль он Гостомыслов наказ нарушил, то недостоин он князем быть, – раздался голос с другого конца площади.

Только сейчас все смогли разглядеть говорившего. Стоящая толпа подняв на руки новоявленного оратора, одобрительно зашумела.

– Богумил это, жрец! – пролетело над площадью.

– Гостомысл нашим князем по праву был, он по воле божьей и преемников себе назначил – внуков своих, сынов Умилиных. Такова была воля его. Мы новгородцы, потому Рюрику роту на верность и принесли, что он, а никто другой, Гостомыслом назван был, – голос жреца был тонок и слаб, но его слова разносились вокруг, словно старик не говорил, а кричал. – А эти, – Богумил ткнул пальцем в Вадима и его окружение. – Завет князя умершего нарушили, так пусть же покарают их боги, скоро, скоро придёт расплата.

Ходота со злостью махнул рукой, и его люди, расталкивая толпу, бросились в сторону, откуда вещал жрец.

Но толпа сомкнула ряды, и пока воины Ходоты, протиснулись к тому месту, откуда говорил Богумил, того там уже не было. Толпа продолжала роптать, и опасаясь народной расправы, Вадим, Ходота, и их приспешники покинули вечевую площадь.

Оставалось лишь ждать, когда придёт Рюрик.

– Велю по всем дорогам и тропам людям своим пройтись, коль не найдём княжича беглого, не сносить нам голов, – обращаясь к Вадиму, прошептал на ходу Ходота. – А ты воевода, думай, как град от русов оборонять станем.

В ответ на это Вадим лишь молча кивнул, он понял, что сделал неверный выбор, и решил готовился к худшему.

Глава третья. Похищение

Рюрик часто вспоминал отца. Пусть эти воспоминания были смутными и расплывчатыми, но образ, который врезался в память маленькому княжичу, дополненный рассказами матери казался светлым и прекрасным. Каждое слово, сказанное Умилой о павшем муже, казалось было наполнено каким-то глубоким чувством уважения, восхищения и гордости. Была ли это любовь, в то время Рюрик этого не знал, но сейчас, когда он вырос, познал горечь расставаний и потерь он знал, знал твёрдо – Умила любила, любила мужа той чистой и преданной любовью, которой может любить женщина-мать, родившая троих детей.

В юном возрасте люди влюбляются и страдают от пылких чувств, которые в большинстве своём основаны на привязанности и страсти, рассуждал Рюрик, настоящая же любовь, это самоотверженность, основанная на благодарности. Если любишь, то сделаешь всё для того, что бы предмет твоей любви обрёл истинное счастье. Именно поэтому он – старший сын погибшего руянского князя должен был позаботится о том, кто после смерти любимой жены остался единственным, по настоящему дорогим, ему человеком. Игорь, его сын, его наследник, первый рюрикович должен в будущем занять его место, что бы род сокола правил, правил долгие века. И именно отец Рюрика подсказал князю, как нужно позаботится о сыне. Так же как Годлав позаботился о жене и трёх своих сыновьях, Рюрик позаботился о безопасности Игоря.

Хоромы, в которых содержался юный княжич, были построены неподалёку от городской стены, поэтому тайный ход, который вырыли под землёй, был не таким уж и длинным. Лаз не был заметен глазу и был тщательно укрыт даже от случайного людского любопытства. Рюрик позаботился о том, что бы пленники-рабы, рывшие подкоп, выходящий за пределы городских стен, не смогли о нём никому рассказать. Для того, что бы править, порой нужно быть жестоким. Люди Лучезара, которому в своё время князь поручил сделать тайный лаз, убили рабов-землекопов и ночью тайно, утопили их тела в глубоких водах Ильмень-озера. Те самые наёмники из балтов – Витаут и Гинта, лишь они знали о тайне новгородского князя помимо Лучезара и самого Рюрика. Уезжая в Старую Русу, о проходе было сообщено ещё и Страбе, новоиспечённому боярину князя, которому было поручено обеспечивать заботу о юном княжиче.

Тогда, уезжая с войском в Старую Русу, Рюрик ещё и не знал, что именно благодаря своей предусмотрительности и идее, которую он перенял от отца, он спасёт сына, да и, пожалуй, самого себя от страшных бед и несчастий.

Не сделай он этого, всё ведь могло обернуться по-другому.